«День выдался до ужаса скучный. Суббота…»

Она решила, что нужно начать именно с того январского дня на Земле, когда они впервые встретились. А потом, страница за страницей, до самой свадьбы. Дальше писать не стала. Сказка должна заканчиваться свадьбой.

Но небольшое послесловие можно добавить. Только свечу зажечь, в феврале все еще рано темнеет.

Она нашла спички… Раньше стоило только щелкнуть пальцами, а теперь сил едва хватало на поддержание иллюзии. Но сейчас, пока мужа не было дома, она позволила себе отдохнуть и от морока – никто не увидит впалых щек и темных кругов под глазами, никто не заметит, что на коже даже от легкого нажатия остаются синяки, а вчерашний порез на пальце до сих пор кровоточит…

«Иногда Судьба дает нам шанс все исправить. Сказать то, о чем не решались говорить раньше, объясниться… Проститься уже не с горечью и с обидой, а с нежностью и благодарностью за каждое мгновение счастья…»

Она перечитала написанное и закрыла тетрадь. Задумалась, вновь открыла на последней странице и обмакнула перо в чернильницу.

«Прости меня, пожалуйста. И не бросай его. Ты сильный, я знаю…»

Слеза сорвалась с ресниц и упала на свежую строчку, растворяясь в последнем слове.

«Люблю…»

В школе наконец-то определились, кому доверить должность старшего наставника. Магистр Триар пользовался всеобщим уважением, а у Галлы были с ним неплохие отношения еще со времен ученичества, и просьбу перенести зачеты и закончить обучение по ее предмету чуть раньше он удовлетворил без лишних вопросов. Иоллара это порадовало: теперь жена высыпалась по утрам и больше времени проводила с ним.

– На мое место взяли Райвен. До этого она два года работала с Марой как младшая наставница. Я оставила ей свои планы. Знаешь, даже обидно: я столько с ними мучилась, а теперь она будет пользоваться моими выкладками и учить моих учеников.

Сумрак с любопытством взглянул на занятую нарезкой грибов женщину.

– Ты серьезно? Переживаешь из-за учеников?

– Да. Сама не ожидала, но мне понравилась работа наставницы. Я же не настоящая травница. Та же Райвен занималась этим с детства, потом пять лет училась в школе, ездила по деревням, собирала рецепты. А у меня просто хорошая память: читала книги, копалась в архивах, затем составляла сборы, опираясь на отдельные свойства растений…

– Ну здесь на одну память не сошлешься. Ты у меня настоящий ученый!

– Не совсем, но я старалась, – вздохнула Галла, принимаясь за луковицу. – Сначала мне нужно было куда-нибудь приткнуться, чтобы герцог отстал со своими предложениями, а потом, когда составляла программу, как-то вдруг втянулась. Это интересно и… приятно. Делиться знаниями, опытом, помогать кому-то. Делать что-то не для себя, а для других. Работа учителя или врача именно это предполагает. А мне за эти полгода довелось побыть и наставницей, и целительницей. И мне нравилось.

– Правда? – задумался Лар. – Прости, я никогда не воспринимал твою работу всерьез, но если для тебя это важно… Хочешь, останемся здесь? Потом, когда малыш родится. Отдохнешь до осени и, если не передумаешь, в октябре вернешься к ученикам: будешь убегать на пару часиков, а я сидеть в это время с сыном. Думаю, справлюсь.

Он понимал, что это глупо – остаться в мире, где их буквально преследуют беды и ко всему прочему назревает война, но можно же помечтать, представить, как это было бы. Раньше его Дьери любила строить подобные планы.

– Справишься, конечно. – Она смахнула рукавом выступившие от лука слезы. – Но… Не хочу загадывать.

На сковородке уже шипело масло, и Галла отошла к плите, подхватив дощечку с нарезанными овощами.

Похоже, она не желала продолжать этот разговор. В последнее время Лар стал замечать, что все их беседы приобрели такой характер: начинались из ничего и обрывались на полуслове, будто она забывала, о чем только что говорила, и задумывалась о другом. Скорее всего, о предстоящих родах и об уходе с Тара. Вот и о школе сегодня заговорила, приоткрыв еще одну маленькую тайну своего большого сердца: теперь будет скучать и по ученикам, по этим великовозрастным оболтусам, которые наверняка поначалу трепали ей нервы и выводили из себя глупостью и непослушанием. Так что уж о друзьях говорить? Всю последнюю длань она готовила для них подарки. На память. Как будто ее можно забыть. Книги, ножи, амулеты, статуэтки – небольшие, но приятные и нужные вещи. Так увлеклась, что купила подарки и ему, и всему семейству Эн-Ферро, и даже не родившемуся пока сыну – маленький серебряный медальончик, куда можно вставить миниатюру или фото. Зачем это мальчишке? Сказала, взяла, потому что на крышке изображен дракон – символично. Сумрак хотел съязвить на эту тему: мол, мало ли на чем еще дракона намалюют, так что ж теперь, все скупать, но вовремя опомнился – не стоило обижать любимую женщину из-за такой ерунды…

Иоллар бросил в кастрюлю последнюю очищенную картофелину, отложил нож и подошел к жене. Одной рукой обнял за плечи, второй – ласково погладил накрытый передником живот.

– У нас все будет хорошо, Дьери.

– Конечно. – Теплая ладошка коснулась его руки, крепче прижимая ее к тому месту, где ощущались несильные толчки. – Только пообещай мне одну вещь.

– Какую?

– Пообещай, что никогда его не бросишь и не обидишь.

– Милая…

Галла осторожно высвободилась из его объятий и повернулась, посмотрела в глаза.

– Пообещай.

– Обещаю. Но к чему…

Ответом стал поцелуй.

– Я закончила, – заглянула в кухню Гелана.

Лафия еще не совсем отошла от ранения, но легкая хрипотца лишь добавила ее голосу чувственности.

– Закончила что? – с интересом переспросил Лар.

– Это сюрприз, – подмигнула супруга, вытирая руки о полотенце. – Пойдем посмотрим.

На столе в комнате майлы были разложены колокольчики, украшенные разноцветными лентами, покрытые позолотой еловые шишки, маленькие тряпичные куколки, леденцы в серебристой обертке и еще что-то непонятное, но все – яркое и блестящее.

– Великолепно! – похвалила Галла. – Это то, что нужно!

– Нужно для чего? – продолжал недоумевать Сумрак.

– Для елки. Я хочу, чтобы на Новый год у нас была елка, как на Земле. Лайс обещал срубить в лесу небольшую сосенку…

– Опять не понял. Елка или сосна?

– Будет сосна – она пушистее. Но это все равно называется «елка», новогоднее дерево. Поставим ее в гостиной в ведро с песком, повесим игрушки, зажжем свечи – будет красиво!

Лар плохо представлял себе стоящее в их гостиной ведро и торчащую из него сосенку, украшенную разноцветной дребеденью, но согласился бы даже на ритуальный костер и пляску воинов – так приятно было видеть веселые огоньки в любимых глазах и по-детски счастливую улыбку.

– А еще нужно шампанское! Игристое вино, только обязательно в бутылках, и чтобы пробка в потолок!

С ужином возились не зря – ждали особенного гостя. По мнению Иоллара, этот гость удовлетворился бы и бокалом вина в хорошей компании, но в Галле, видимо, проснулся материнский инстинкт – ей обязательно нужно было всех накормить.

Сэл вернулся из лечебницы длань назад, но до сегодняшнего вечера они не виделись, только обменивались записками через посыльного. И если Лар удивился тем переменам, что произошли с парнем за время его вынужденного отсутствия, то сегодня, когда Буревестник позвонил в их дверь, просто не узнал его. Стоявший на пороге человек ничем не напоминал ни того робкого мальчишку, который провожал когда-то из школы свою подругу и терялся в разговорах с острым на язык эльфом, ни идущего, встретившегося Сумраку после возвращения, уверенного в себе и бесшабашного, как вся их братия. Казалось, за последний неполный месяц он повзрослел еще больше. Отросшие до плеч волосы, щетина на утративших детскую пухлость щеках и черная повязка, скрывающая пустую глазницу, превратили недавнего юнца в мужчину, еще молодого, но уже многое повидавшего. Даже сам Иоллар, прошедший через пламя смерти и болезненное возвращение к жизни, меньше изменился внешне – с людьми подобные метаморфозы происходят быстрее.

Но улыбка у гостя была все та же мальчишеская, а единственный глаз светился искренней радостью.

– Ты прямо пират, – улыбнулась в ответ Галла.

– Почему пират?

– Не знаю. Это с Земли: там всех пиратов представляют с повязкой на глазу.

После елки Лар уже не удивлялся одноглазым пиратам, а Сэл воспринял сказанное как удачную шутку.

– Значит, к пиратам и подамся. Всегда хотел быть корабельным магом. А еще какие-нибудь требования есть, кроме повязки?

– Ну, – она наморщила носик, делая вид, что вспоминает, – крюк вместо руки, деревяшка вместо ноги и попугай на плече – большой и желательно говорящий.

– Не пойдет! – возмутился водник. – Терпеть не могу попугаев!

Дракон смотрел сквозь зеркало на уставшую молодую женщину.

Женщина тоже смотрела в зеркало, но, так как ее зеркало висело в ванной комнате над медной чашей-раковиной, никаких драконов в нем она не видела – только бледное, осунувшееся лицо в мелких пятнышках сосудистых звездочек и слезящиеся глаза.

Она пригладила щеткой волосы и поправила на шее серебряное ожерелье. Несколько раз глубоко вздохнула, но на последнем вдохе закашлялась, согнувшись настолько, насколько позволял большой живот. Скривилась от боли, но уже через секунду решительно выпрямилась, отерла салфеткой рот, оставив на белоснежной ткани розовую кляксу, и улыбнулась своему отражению.

– Все будет хорошо, – прочел по губам Хранитель.

Марево иллюзии на миг размыло изображение, и вот уже юная красавица заправляет за ухо упавшую на лоб прядь: на щеках румянец, а в глазах безмятежность. Можно возвращаться к столу.

– Зачем она обманывает их?

– Это называется любовью, Гвейн, – вздохнула Видящая Суть. – Тебе не понять.

– Как бы это ни называлось, нам это на руку.

– На руку?

– Прости, я не так высказался.

– Да нет уж, ты верно высказался, сказочник. Я все поняла.

Ему не понравился ее тон.

– Надеюсь, ты не сделаешь какой-нибудь глупости, Джайла?

– Нет. Поверь мне, глупости я не сделаю.

Что-то еще было в этом обещании, но старик не обратил внимания, занятый мыслью о том, что нужно раздобыть брошенную в корзину с мусором салфетку, на которой осталась капелька крови, чтобы анализами подтвердить свои предположения.

За столом болтали о ерунде вроде тех же пиратов и елки, на которую Сэллер был приглашен полюбоваться в новогоднюю ночь.

– Пока не знаю, – замялся он. – Я уже Наю обещал, что пойду с ним и с остальными. Думали на площади встретиться, как в прошлом году. Помнишь?

Вопрос был абсолютно невинным, но Сумрак сжал кулаки, вспомнив их прошлый год. Они ведь целовались тогда на площади! А будь Сэл в то время таким, как теперь, поцелуями не ограничилось бы. Лар перевел подозрительный взгляд с молодого человека на жену, и она хитро подмигнула:

– Забудешь такое! На следующее утро один чокнутый эльф вылил на меня ведро воды.

Оттого что она вспомнила именно об этом, а не о том же, о чем и он, от сердца отлегло. Глупо было ревновать, тем более к прошлому, но Иоллар ничего не мог с собой поделать.

– Никому тебя не отдам, – прошептал, провожая ее в спальню.

– Сама не уйду, – пообещала Галла. – А вы долго?

– Нет. Выпьем еще немного, в картишки перебросимся. Но ты не жди, ложись.

Гелана ушла к себе еще раньше. Лафия, словно ребенок, возилась с елочными украшениями и наверняка сбежала, чтобы поиграть. Остался только Сэл, с которым Сумрак хотел пообщаться наедине.

– Как ты вообще? – спросил первым делом, вернувшись в гостиную. За столом эту тему усиленно обходили.

– Нормально. Хорошо, что правый.

– Левша? – понял Лар. – Значит, прицел держишь.

– Да, с этим порядок, – кивнул парень, задумавшись о чем-то.

– А что Най?

– Най – это Най. Герой, принявший неравный бой с силами зла. Рассказывает об этом каждой встречной девице.

– Какой бой? Как я понял, его сразу же сняли из арбалетов.

– Я тебе этого не говорил, – предупредил Сэллер.

– А то я сам не догадался. Он был им не нужен. Кстати, там осталось три трупа. Молодец.

– Повезло, – скривился маг. – Сначала.

– Их было больше.

– И это тоже. Но мечник из меня никакой, стреляю я лучше… Стрелял.

Он умолк, но, отпив вина, решился продолжить:

– Когда очнулся в лечебнице, первая мысль была, что это, – коснулся повязки, – расплата. За наставника. Я тоже тогда целил в глаз…

– Чушь. Но истории связаны.

– Я знаю. Нужно было заодно пристрелить и ту старуху в Каэре. Уверен, это она нас сдала.

– Запомни на будущее – не оставлять свидетелей, – жестко усмехнулся Сумрак. – А по настоящему мысли имеются?

– Нет. А у тебя?

– Есть идейка. Как насчет того, чтобы ликвидировать заказчика?

– Императора? – недоверчиво прищурил глаз Буревестник. – И как ты планируешь это сделать?

– С твоей помощью, естественно.

Сэллер долил себе вина и поудобней устроился в кресле:

– Рассказывай.

– Если коротко, план следующий: ты, как проводник, ведешь меня в первый попавшийся мир, но мы тут же возвращаемся на Тар уже через врата рядом с Каэром. Едем в столицу, там я Сумраком пробираюсь во дворец и убиваю урода. Потом – тем же путем обратно. На все уйдет не больше двух дней. Ты можешь даже в Каэре не появляться. Выведешь меня и будешь ждать на станции.

– Значит, я тебе нужен только как проводник? – хмыкнул парень.

– Да.

– А почему Лайса не попросишь?

– Лайс ничего об этом не знает. Не хочу его втягивать.

– А-а, понятно, – протянул маг. – Я уж было решил, что удостоился высшего доверия. А тут все просто – выбрали того, кого не жалко.

– Сэл!

– Да нет, все правильно. Я бы тоже предпочел взять на рискованное дело тебя, а не Ная, к примеру. Но мы никуда не пойдем совсем по другой причине. Мы никуда не пойдем, потому что твой план – это самоубийство. А я не собираюсь ни умирать, ни брать на себя обязанность сообщать о твоей смерти Галле.

– Что не так с моим планом?

– Все. Начиная с перехода. Допустим, ты придумаешь для своей жены достоверную историю, и она выпустит нас погулять через врата в Паленке. Но не обольщайся, что мы тут же вернемся на Тар из врат у Каэра. Открывающих уровня Галлы немного, и вероятность, что в мире, куда мы придем, нам сразу же встретится тот, кто с первого раза откроет нужную станцию, невелика. Может пройти несколько дней. Это первое. Второе: все въезды в столицу империи охраняются. Мы были там в день казни, пускали всех, как на представление. В военное время меры предосторожности возросли. Со мной или без меня ты не пройдешь.

– Почему?

– У зеркала спроси, сидэ эльф.

– Бездна! Я и забыл.

– Забыл, что ты эльф?

– Я орк, – угрюмо возразил Лар. – Пройду Сумраком.

– Из тебя орк, как из меня гном. Но Сумраком пройдешь. Только не во дворец. Там усиленная защита и индивидуальные щиты вокруг императора, я думаю.

– Считаешь, эта защита меня почувствует?

– В лучшем случае. В худшем – сразу убьет.

– Даже Сумраком?

– Ил, ловушки рассчитаны на живое существо. Сумрак живой? Я полагаю, да. Но можем проверить. Дотронься до меня.

Лар протянул руку и наткнулся на невидимую стену.

– Попробуй по-другому.

Серая тень окутала мага, но не смогла просочиться под закрывавший его купол.

– Видишь? А это простейший из щитов.

– Шэк! – ругнулся мужчина, материализуясь рядом со своей одеждой. – Их можно обойти или отключить?

– Да. Нужно около двухсот магов моего уровня и выше. А также редкие артефакты достаточной мощности. С ними мы окружим Каэр и целиком накроем столицу блокадой.

– Демоны!

– Демоны тоже могли бы помочь, – спокойно согласился Буревестник. – Но у нас есть только один тэвк. Поэтому предлагаю пока отложить твой план.

А ведь мальчик действительно повзрослел, подумалось Сумраку. Ни на миг не позволил себе увлечься и трезво оценил ситуацию. Решение казалось Лару идеальным, но Сэл был прав – план никуда не годился.

– И что делать?

– Держать оборону. Вам осталось несколько месяцев до ухода. Это будет несложно. Если бы Галла знала…

– Не хочу ее тревожить.

– Я это понял. Но защита вокруг вашего дома ослабла, она давно ее не обновляла. Собственных щитов на ней тоже нет. Она расслабилась с тобой, на нее это не похоже.

– Расслабилась – значит, доверяет.

Выйдя за ограду, Сэллер внимательно оглядел особняк. Охранные чары истончились, в последний раз их подпитывали больше месяца назад или еще раньше. Но тем не менее подключиться к чужому плетению магу не удалось. Это не заставило его отказаться от намерений, и, вместо того чтобы усилить уже имеющуюся защиту, Буревестник выстроил собственную. Иоллар излишне самоуверен: его способностей не хватит, если в следующий раз дом будут штурмовать маги, а не наемники. А Сэл не исключал такой возможности и не полагался на работу охранных столбов, окружавших город, – сам недавно продумал несколько схем, позволяющих обойти сигнальную сеть.

Парень вывел защитный контур и повесил паутину на окна. Галла заметит и наверняка узнает его стиль, но можно будет обратить все в шутку: дескать, пришлось вмешаться, раз уж хозяйка не следит за безопасностью жилища.

– Сними это, – сказала ночь за его спиной.

Посланное на голос парализующее заклятие разбилось, не причинив вреда длиннобородому старику.

– Хоть не смертельное, – проворчал тот. – Но лучше смотреть, в кого бьешь.

– У меня было бы время посмотреть и извиниться, – без раскаяния произнес Сэллер.

– Наглые вы все, – усмехнулся Хранитель. – И нервные. Убери, что ты тут наплел. Не нужно лишний раз пугать беременную женщину. Она не такая дура, как вы с Сумраком решили, но Иоллар хотя бы не ходит по дому с мечами наголо. Убери. Это отступление от правил, но то, что до мая неожиданностей не будет, я гарантирую.

– Честно?

– Тебе как новичку я это недоверие прощу, – недобро сощурился Гвейн. – Но только один раз. Честно. У Истмана сейчас и без вас забот хватает. После – уже ничего не обещаю.

– Летом их тут уже не будет.

– Но ты будешь.

– Не факт.

– Будешь. Объясню позже, но не советую уезжать из города или уходить с Тара. Ты нужен мне здесь.

– Нужен вам? Но…

Дракон покачал головой, давая понять, что сейчас говорить об этом не намерен.

– Сними защиту и уходи. Расскажешь о нашей встрече друзьям – дашь им новый повод для волнений. Ослушаешься меня сейчас – пожалеешь после. Решай, что делать, ты же умный.

– Значит, он забрал у тебя зеркало?

Рошана Джайла нашла на Вилиле – там снова начались проблемы с вратами, лишенный магии мир требовал усиленного внимания к порталам.

– Да. Сказал, что оно ему нужно. А что?

– Когда ты видел ее в последний раз?

– В день свадьбы, наверное. Не пойму, к чему эти вопросы? Иоллар вернулся, девочка счастлива…

– Она умирает, Рошан.

– Что?! – Дракон вскочил из-за стола, и лежавшие перед ним бумаги разлетелись по комнате.

– Умирает, – повторила Видящая Суть. – Драконья кровь замедлила процесс разрушения клеток, но не остановила его. Думаю, Гвейн знал с самого начала.

– Не может быть! Последние тесты делали не так давно, все было нормально.

– Все ли? И на какие нормы вы опирались? Я не специалист в данной области, но могу предположить, что то, что у ее матери началось уже в первые месяцы, у Галлы проявилось позже, но развивается намного быстрей. Она практически лишилась дара, а остаток сил уходит на зрительные иллюзии. Без морока она выглядит, мягко говоря, плохо…

– Иллюзии, – пробормотал мужчина. – Зачем иллюзии?

– Она дракон, Рошан. А драконы всегда чувствуют приближение смерти. Но она еще и человек и не хочет огорчать тех, кого любит. И я думаю, она боится за своего ребенка. Тот же Эн-Ферро, если бы знал, мог бы попытаться что-то предпринять, чтобы сохранить ей жизнь. Ликвидировать причину заболевания. У него получилось бы, ее защита теперь не выдержит.

Хранитель подошел к окну, за которыми жил своей жизнью ничего не подозревающий город, уперся ладонями в подоконник и прижался лбом к холодному стеклу. Ликвидировать причину заболевания? Лайс смог бы. Она не простит, но он именно так и поступил бы. Или нет. Ведь ничего еще не известно наверняка.

– Гвейн сказал бы мне, – произнес он, не глядя на гостью. – Он сам много раз повторял, что Галла важна, что у нее есть какое-то предназначение…

– Есть. Она исполнит его и умрет.

Третья в совете достала из сумочки в несколько раз сложенный тетрадный лист и протянула его дракону.

– Это полный текст. Не думаю, что сказочник показывал тебе его.

Перед глазами заплясали буквы знакомого пророчества. Почти знакомого.

– И суждено так быть, пока не придет дитя крови дракона, но и человека… и эльфа, и орка – первых ступивших в миры народов… Будет велик его дар, а воля неисповедима: низшего сделает равным, назвавши братом, с вечным врагом примирится и станет сам ему домом…

– Теперь ты понимаешь? Гвейну безразлично, что с ней будет, важен лишь этот ребенок.

Рошан успел дочитать до конца. И если все написанное – правда, этот ребенок более чем важен. И Гвейн, наверное, прав, что не пытается вмешаться, но… Это ведь не Гвейн пробирался ночами в квартиру на третьем этаже обветшалой сталинки, чтобы посидеть у детской кроватки, не Гвейн стоял у ограды садика, страхуя от нечаянного падения забравшуюся на самый верх лесенки малышку, не он прогонял хулиганов с вечерних улиц, когда она возвращалась из школы, и не на плече Хранящего Слово она плакала, когда очередной смазливый негодяй разбивал ее наивные мечты…

– Это еще не все, – продолжила Видящая Суть. – Галла связана и с Иолларом, и с Лайсом. Гвейн уже вычеркнул обоих и сделал ставку на мальчишку-проводника.

– То есть если она умрет, утянет и их за собой?

– Сомневаюсь. Старик ее недооценивает. Все же Галла – дракон и успеет разорвать нити, которые завязала сама. По крайней мере, Эн-Ферро она с собой не заберет. А Сумрак сильнее, чем думает Гвейн, и незавершенное дело продержит его достаточно долго. Если он сам не сорвется. Иоллар чужой на Таре, к нему допустимо применить меры как к угрозе извне. Один неверный шаг, и сказочник сам его уничтожит.

Рошан прикрыл глаза и попытался представить, будет ли ему жаль Иоллара. Оказалось, что не очень.

– Значит, останется только Лайс, – прошептал он.

Женщина удивленно округлила глаза:

– Ты принимаешь условия Гвейна?!

– А чего ты ждала от меня? Чего? Какой вообще у тебя интерес в этом деле?

– Интерес? – Она утомленно потерла виски. – У меня нет никакого интереса, Рошан. Я просто устала. Устала быть драконом, как бы странно это ни прозвучало. Устала наблюдать за происходящим в мирах и делать вид, что мне это безразлично. Возможно, Гвейн неверно толкует пророчество. В нем говорится о переменах. Так, может, не стоит ждать их, сложа руки? Может, пора самим что-то изменить?

– Подбиваешь меня на нарушение законов? – нахмурился дракон.

– Нет. Всего лишь делюсь с тобой мыслями, о том, как мне жаль, что я ничем не смогу помочь. Мне ведь не пройти на Тар. После прорыва Дивера Алан помогал Гвейну выставлять ограничения. Понимаешь, о чем я, Разрушитель Границ?

Может, пора самим что-то изменить, как сказала одна мудрая женщина, которой надоело быть драконом?

Но что он потеряет, став на путь перемен? Статус, власть, уважение других членов совета. А что приобретет? Лишь надежду на то, что однажды она простит его…

– Не нужно ставить вопрос таким образом.

Лайс молчал, говорила Мариза – еще одна неглупая женщина, к которой стоило прислушаться.

– Я не знаю, как это у драконов, но человеческий ребенок, рожденный на два месяца раньше срока, вполне жизнеспособен. Даже без специального оборудования есть шансы.

– У драконов не бывает преждевременных родов, поэтому…

– Поэтому попробуем спасти обоих.

Доктор Гиалло была настроена решительно, и ее уверенность заражала. Но сомнения еще оставались.

– В определенный момент может встать вопрос выбора, и нужно определиться уже сейчас…

– В Бездну, Рошан! – взорвался, не выдержав напряжения, Эн-Ферро. – Выбор сделан, раз уж ты здесь, а мы согласились на все это!

– Я напишу список инструментов и препаратов, которые могут мне понадобиться, – не поддаваясь панике, продолжила карди. – Как только достанете их, я буду готова.

Чтобы вернуться к вратам, пройти на Вилиль и собрать все необходимое в центральной клинике Вергена, потребовалось не больше пяти минут – его персональный рекорд. Но медлить было нельзя: Джайла не сможет долго прикрывать его, и Гвейн все равно почувствует в своем мире гостя.

– Пора.

– Нет, постойте, – снова Мариза. – Мы не можем решать это сами. Не имеем права.

– Хочешь узнать, что Галла обо всем этом думает? – На нервах Лайс то и дело повышал голос.

– Нет, не Галла.

В чем-то Рошан был подобен Гвейну – он тоже раньше времени списал со счетов Иоллара. Но в отличие от действий Первого в совете, в поступках и суждениях Хранителя Земли было что-то почти человеческое: этот мальчишка никогда ему не нравился, ни до своей смерти, ни после – он заставил его девочку страдать, он виноват в том, что происходит с ней сейчас, и он… Он значит для нее больше, чем все остальные. С последним было особенно тяжело смириться.

– Хорошо, я поговорю с ним, – согласился дракон. – Но если он надумает все испортить, я за себя не отвечаю.

Все объяснилось в один миг: и грусть в ее глазах, и путаные фразы, и то внезапное молчание, что пугало его в последние дни. Правда обожгла больнее, чем пламя пожара.

– Вы не можете быть уверены в этом.

Собственный голос показался ему чужим.

– Она уверена. Драконы никогда не ошибаются в таких вещах.

– Но почему сейчас? Почему мне нельзя поговорить с ней? Я смогу ее убедить!

– Не сможешь. – Каждое слово Лайса звучало как приговор. – Она уже сделала выбор. Теперь то же самое должен сделать ты.

Она взяла с него слово, что он никогда не обидит их сына…

– Мы попытаемся сделать все возможное, но если что-то пойдет не так, придется выбирать. Это твой ребенок, и…

– Почему сейчас?! – Сумрак схватил друга за грудки, и ткань затрещала под пальцами. – Дайте мне день… Хотя бы час!

– Если Гвейн узнает, у нас уже ничего не получится. Либо сейчас, либо…

Она сейчас в спальне. Послезавтра Новый год, а ей еще нужно придумать, куда поставить елку и сделать какие-то фонарики из бумаги. Тут нет цветной бумаги, и она клеит их из белой, а потом раскрашивает в разные цвета…

– Ил?

Нужно решать. Нет, нужно всего лишь произнести вслух то, что они и так знают. Если их план сорвется, если сил не хватит на то, чтобы спасти обоих, и придется выбирать, то пусть это будет…

– Дьери, – выдохнул он.

Да, он обещал. Но и она обещала, что никогда его не оставит. Выходит, они оба солгали. Он простил ей ее ложь – значит, и она когда-нибудь сможет простить его.

– Тебе лучше побыть здесь.

– Нет, я должен быть рядом с ней. Всегда.

Дверь неслышно отворилась, и Сумрак из-за спины Хранителя взглянул на жену. Присутствие дракона разрушило иллюзию, и Иоллар до боли в скулах стиснул зубы:

– Здравствуй, Галчонок.

– Шеф? – Она вздрогнула и выронила кисточку. Медленно поднялась навстречу. – Что вы здесь делаете?

– А что ты делаешь? Зачем?

– Так нужно.

Галла не смотрела на гостя, только на него, и Лар едва сдерживался, чтобы не оттолкнуть стоявшего между ними дракона и броситься к ней.

– Нет, малышка, – голос Рошана звучал ласково, словно он говорил с родной дочерью, – не нужно. Все можно сделать совсем не так…

– Нет.

– Дьери, послушай его, пожалуйста.

– Нет.

– У нас мало времени, Галчонок. Поверь мне. И прости…

Иоллар не понял, что сделал Рошан, но она вскрикнула, схватившись за живот.

– Все хорошо, не бойся. Я лишь немного ускорил события.

И все равно она смотрела лишь на него, и от этого взгляда сжималось сердце.

– Ты же мне обещал, Ил. Ты мне обещал.

А потом все смешалось. Кто-то суетился вокруг, говорил что-то… Он не слышал. И не видел ничего и никого – только эти глаза, глядевшие на него неотрывно. А еще чувствовал в своей ладони ее руку. Иногда он прижимал к губам холодные пальцы, целуя и грея их своим дыханием. Иногда шептал какой-то бред, кажется вновь давая обещания, выполнение которых было не в его власти…

– Пока все нормально, – голос Маризы, единственный спокойный и внятный из всех окружавших его голосов, прорывался сквозь гул путаных мыслей. – Галла, ты слышишь? Все нормально. Это схватки. Интервалы еще достаточно большие – значит, время есть. Только не молчи, пожалуйста, я должна знать…

А она молчала. Тот первый сорвавшийся крик был единственным. Теперь, когда ей было больно, она лишь закусывала губу и сжимала сильней его руку.

– Не молчи. Лайс, можешь дать мне картинку?

Какую картинку? О чем они?

– Ребенок лежит неправильно. Мы… – шепот, еле слышный, почти неуловимый, но тревожный.

– Рошан, ты можешь что-нибудь сделать? Рошан!

– Он был здесь только что, я видела…

А Иоллар видел только ее глаза. И в этих глазах было столько всего, целый мир, огромный и прекрасный. Его мир.

– Это Гвейн. Теперь рассчитываем только на себя. Я пошлю кого-нибудь за Сэлом, может понадобиться помощь еще одного мага…

Над его миром нависли тучи.

– Сама она не родит, нужно оперировать.

– Нет, – вдруг четко произнесла Галла. – Не нужно. Ил, скажи им, что не нужно. Нельзя.

– Галчонок!

– Ил, скажи им!

Сумрак вызвал меч и направил его на своего лучшего друга:

– Слушай ее.

– Придурок! И что ты сделаешь? Снова порежешь мне одежду?

– Мне не понадобится оружие, – глухо предупредил Лар. – Будет так, как она говорит.

Дракон ударил лапой наотмашь, и человеческое тело, ставшее тюрьмой для ослушника, пролетев половину зала, ударилось о стену.

– Гвейн, остановись!

– А, Джайла. Я должен был догадаться.

– Не смей к нему прикасаться! – Растопырив крылья, драконица загородила сплевывающего кровь мужчину. – Кем ты себя возомнил, старик?

– А кем вы двое возомнили себя, решив встать на пути у Судьбы?

– Судьба порой идет окольными путями.

– И это ваш окольный путь? – Гвейн указал на большое зеркало в центре. – Разрушить все?

– Не разрушить, а сохранить. Алан, – Видящая Суть повернулась к безмолвно сидящему на своем месте Палачу, – отпусти его, пожалуйста. Позволь принять нормальный вид.

Второй в совете с сопением выдохнул облачко дыма, но не внял просьбе.

– Гвейн, Рошан нужен там, он должен вернуться.

– Он уже сделал больше, чем нужно.

– Что здесь происходит? О Небо, Рошан! – Только что вошедшая в зал Селаста в мановение ока перекинулась из величественной драконицы в худенькую девушку и подбежала к опирающемуся на стену мужчине. – Что вы творите? Гвейн? Отец?

– Отцом я тебе буду, когда мы вернемся домой, – недовольно выговорил Палач.

– Но…

– Тихо! – рявкнул Хранитель Тара. – Заткнитесь все.

Старейшина устроился перед зеркалом и долго всматривался в изображение.

– Молодец, девочка, – прошептал он довольно спустя некоторое время, – молодец. Все равно Судьбу не обманешь.

– Что она делает? – отважилась на вопрос присевшая рядом Джайла.

– А ты не видишь? Делится жизнью со своим ребенком.

– Делится?! – вгляделась драконица. – Да она же отдает ему свою жизнь!

Услышав это, Рошан рванулся к зеркалу, но лапа Хранящего Слово, сбив на ходу, прижала его к полу.

– Видишь? Судьбу не обманешь.

– Она же не знает, не понимает, что делает, – пролепетала подошедшая неслышно Селаста. – Просто хочет помочь своему малышу. Нужно остановить это, пока не поздно.

– И ты туда же? – оскалился Гвейн. – Похоже, в совете возникли разногласия.

– Верно, – прорычала Джайла. – А раз так, предлагаю вынести вопрос на голосование. Нас больше, старик.

– Нет, не больше, – вмешался Алан. – Рошан нарушил наши законы и теперь не имеет права голоса. Двое против двоих, Джайла.

– Папа!

– Все решит случай, – подвел итог голосования Гвейн, отпуская Рошана.

Тот отполз подальше, поднялся, взявшись за руку подоспевшей на помощь Селасты, и поцедил сквозь зубы, едва шевеля окровавленными губами:

– Какие же вы оба… драконы!

Ожидание растянулось на часы.

Лар все так же держал любимую за руку. Точнее, теперь уже она сжимала до хруста его ладонь. С другой стороны кровати сидел Сэл, но сейчас Сумрак и не подумал бы ревновать. Буревестник давал Галле силу, которой ей так недоставало. Лайс… Он не знал, что делает Лайс, но видел, что тот тоже тут не напрасно. Временами кард бросал на него сердитые взгляды, злость в его глазах граничила с ненавистью, и Иоллар понимал, что эта ненависть вырвется наружу, если что-то пойдет не так, но ему было все равно: если с его Дьери что-нибудь случится, он сам себя возненавидит, и какое ему дело будет тогда до других?

А она, как и прежде, молчала. Даже тогда, когда выгибалась от боли, запрокинув голову и стиснув до скрежета зубы. Ее молчание наполнило комнату, и все присутствующие тут как будто боялись его нарушить.

Мариза и та перешла на шепот:

– Еще совсем немного.…

Лар пытался поймать ее взгляд, но Галла все чаще жмурилась, и из-под прикрытых век пробивались слезы.

– Еще чуть-чуть…

И снова руку зажало в тиски тонких пальцев. Но на этот раз с растрескавшихся губ сорвался вздох, один-единственный вздох, в котором помимо боли послышалось облегчение.

А спустя секунду тишину разорвал детский плач.

– Ты слышишь, родная? Слышишь? Это наш сын… Он… С ним все в порядке. С ним же все в порядке?

– Конечно. – Мариза поднесла к ним ребенка. – Чудный, здоровенький мальчик.

– Дэви. – Галла отпустила ладонь мужа и осторожно коснулась крохотной ножки.

– Вот видишь, Дьери? Все хорошо.

– Да, – она посмотрела на него, – хорошо. Люблю… вас обоих…

И улыбнулась.

Он никогда этого не забудет – ее застывшую улыбку и свое отражение в остекленевших глазах, в которых только что умер его мир.

– Вот и все, чего ты добился, Рошан. Украл у них эти два месяца.

Разрушитель Границ сидел на полу, закрыв лицо руками. Если бы он не был драконом, можно было бы подумать, что он плачет.

– Не злорадствуй, Гвейн, – тихо сказала Джайла. – Лучше пусти его туда.

– Зачем? Он уже ничем не поможет.

Дракона не вернуть в мир живых тем же способом, которым Галла возвратила Эн-Ферро. Если дракон уходит, то навсегда.

– Пусти его, – повторила драконица. – Ему это нужно. Алан?

Палач отвел взгляд.

– Да позвольте ему хотя бы проститься с ней!

Гвейн кивнул, одновременно активируя портал, и Рошан, шатаясь как пьяный, побрел к светящемуся кругу.

Запредельная тьма и холод. И знакомая черная воронка, разверзшаяся теперь уже для меня…

Но я не боюсь. Не хочу уходить, но не боюсь. На самом краю пропасти мне вдруг открылось, что по ту сторону не только пустота – там другая жизнь, другие миры, в одном из которых мы все когда-нибудь встретимся. Я, Иоллар, Лайс…

Лайс стал первым, кого я отпустила. Мы встретимся, но еще не скоро, братишка. Ниточка, не так давно завязанная мною, долго не хотела поддаваться, но все же порвалась. Вслед за нею оборвалась и сотня тоненьких, неведомо к кому ведущих паутинок…

Потом – Дэви. Эта связь была крепкой, но распалась сама собой. Мой маленький, но уже такой умный сыночек прощался со мною. Удачи тебе, малыш! Как жаль, что я даже не увидела твоего лица. Но я знаю, что ты похож на своего отца. Береги его, сейчас ему будет трудно. Но потом, со временем, все образуется… Если я только разорву эту нить. Разорву и не утяну его за собой. Но…

Не рвется! Она не рвется, солнце мое.

Но я знаю, что нужно делать. Если ее не разорвать посредине, то нужно вырвать у самого корня – из своего сердца. Мне не будет больно, любимый, ведь мое сердце уже не бьется…

Помни меня. И прости…

Крепкая серебряная ниточка натянулась до предела, и я рванула что было сил… А-ах… Больно… Все равно больно, будто тело пронзает электрический ток…

Больно? Тело?

– Ил, руки!

Он отпрянул назад, и от ладоней Лайса, лежащих на ее груди, прошел короткий разряд. Галлу подбросило на постели.

– Давай!

Зажав ей нос, Иоллар набрал воздуха и прижался губами к ее рту, пытаясь вдохнуть в нее жизнь. Если бы было можно, то даже свою.

– Еще раз. Руки!

И снова разряд. Уже третий. Неужели…

– Есть пульс!

Сумрак ладонью размазал по лицу слезы. Я же говорил, что все будет хорошо, родная?

– Лайс, у нас еще одна проблема, – окликнула мужа Мариза. – Сильное кровотечение, даже если я его остановлю…

– Большая кровопотеря?

– Да. Нужно делать переливание, но у нас нет оборудования, чтобы проверить, чья кровь подойдет.

Злой Рок не хотел сдаваться.

– Кровь дракона, я думаю, – хрипло произнес появившийся из ниоткуда Хранитель. – Абсолютная совместимость.

Иоллар не сдержал улыбки. Видишь, Дьери, сколько нас? И мы тебя не отпустим.

– Тебе нужно отдохнуть. – Рошан отечески похлопал его по плечу. – Ну и… Поздравляю с рождением сына. Двадцать девятое февраля… Хорошо, что на Таре, – усмехнулся он. – На Земле были бы проблемы с празднованием.

Дракон обошел постель с другой стороны и взглянул куда-то под потолок.

– Ты прав, Гвейн. Судьбу не обмануть.

– Я думал, что потерял ее, – признался Рошан Лайсу, спустившись с ним в гостиную.

– Мы все так думали. Только Мариза не растерялась, в ее практике было несколько случаев остановки сердца при родах.

– Умница она у тебя.

– Знаю. Кстати, она сказала, что переливание дало побочный эффект, организм Галлы слишком быстро восстанавливается, и произошел какой-то гормональный сбой…

– Короче! – взволнованно перебил Хранитель.

– Короче, Галла не сможет кормить ребенка сама, нужно искать кормилицу, и срочно.

– Вряд ли Галчонку понравится, что какая-то тетка будет кормить ее сына.

– Не понравится. И что предлагаешь?

– Пошли мальчика на Вилиль, – кивнул он на задремавшего в кресле Сэллера. – Я запишу название смеси, врата пропустят – продукт натуральный.

– Сэл, сгоняешь?

Услыхав, куда его посылают, Буревестник возмущенно засопел:

– Ничего себе «сгоняешь»! Я думал, в трактир за чем-нибудь – отметить…

– И туда на обратном пути, – усмехнулся Рошан. – Я тебя лично проведу, за час управишься.

Когда молодой человек, для проформы бурча что-то неразборчивое, пошел за своим пальто, Хранитель подмигнул приятелю и достал из воздуха бутылку и два стакана.

– Пока он там обернется! А нам с тобой есть что отпраздновать. Ты вот дядей стал. А я… дедом, наверное.

Он наполнил стаканы.

– Рошан, я все хотел спросить, – стушевался Эн-Ферро. – У тебя дети есть? Свои, я имею в виду.

– Нет. Потому что сначала нужно жениться – у драконов обычно так, а не как у некоторых кардов.

– Так женись.

– На ком? – Хранитель залпом выпил и поморщился.

– Неужели никого на примете нет?

– Вообще-то есть одна девушка. Но мы с ней…

– Просто друзья?

– Хуже. Коллеги. Пару раз хотел пригласить ее к себе на Пантэ: море, пляж, тропические фрукты… Но сам понимаешь.

– Понимаю, – усмехнулся Эн-Ферро. – А ты не думаешь, что твоя коллега нас сейчас слышит?

– Угу, – помрачнел, осознав свою ошибку, Рошан. – И папа ее.

Он снова налил, на этот раз доверху.

– Чувствую, пора мне искать другую работу.

Прошла ночь, наступило утро, а Галла еще спала. Иоллар забеспокоился, но Лайс уверил его, что все в порядке.

– Ей нужно отдохнуть.

Действительно, не было никаких признаков того, что ей плохо. Иногда хотелось разбудить ее, а иногда он крался к постели на цыпочках, чтобы случайно не потревожить.

– Ил, у тебя что, дел других нет?

Конечно, нет! Дэви тоже все время спит. Для него купили маленькую кроватку и поставили пока в соседней комнате, чтобы не тревожил мать. Вот Сумрак и бродил из одной спальни в другую, любуясь то женой, то сыном.

Хотя одно дело все-таки было.

– Лайс, а ты ничего не забыл?

– Глупости! – отмахнулся от напоминания Эн-Ферро.

– Вовсе нет.

Она проснулась поздним вечером. Сначала заворочалась на постели, а после испуганно распахнула глаза и села:

– Ил!

– Я здесь, родная. Я рядом.

И так будет всегда.

– А?.. – Она встревоженно огляделась.

– Малыш в другой комнате, – успокоил ее Лар.

Он принес Дэви и положил его на подушки рядом с женой.

– Похож на тебя, – улыбнулась она, закончив рассматривать спящего сына. – Как я и хотела.

– У него твои глаза, – сказал Иоллар то, чего она не могла сейчас заметить. – Как я хотел… Ты не сердишься на меня?

– А ты на меня?

Сумрак осторожно погладил ребенка по нежной щечке:

– Я обещал, что не обижу его, и…

– И не обидишь, – не дала ему закончить Галла. – Пусть Дэви останется здесь.

– Хорошо. Пусть он останется, а мы с тобой кое-куда сходим.

– Куда?

– Это сюрприз.

Лар поднял жену на руки и вынес из спальни.

– Закрой глаза, – попросил он, спускаясь по лестнице.

Галла послушно зажмурилась.

– Теперь можешь открывать.

В центре гостиной в ведре с песком, которого не было видно под складками темно-красного сукна, озаренная сотней расставленных по комнате свечей, стояла молодая сосенка. На пушистых ветках расселись малышки-куколки, тянувшие тряпичные ручонки кто к конфетам в блестящей обертке, кто к звонким колокольчикам. Между ними струились разноцветные ручейки лент, отливали золотом шишки и сверкали, отражая огоньки свечей, крупные перламутровые бусины.

– А еще я купил эту шипучку с пробкой…

– Шипучка, – передразнил дракон, глядя в зеркало. – Шампанское. Неужели трудно было запомнить?

Ему определенно не нравился этот парень. И Киру наверняка не понравился бы. И что она в нем нашла?

Но он все же получше некоторых… Многих. Не самый лучший, конечно, но…

– Красивая пара, – сказала Селаста.

Она всегда подкрадывалась незаметно. Не имеющая Тени, дракон-невидимка.

– А что это у них за сосна?

– Это елка.

– Рошан, я еще могу отличить сосну от елки. И кстати, ребята уверены, что они там одни.

– Да, ты права.

Он погасил картинку и теперь смотрел на свое отражение. Большой. Темно-зеленый. Чешуйчатый.

– Похоже, пялиться в зеркало, не важно на что, уже вошло у тебя в привычку, – вздохнула девушка.

Он посмотрел на ее отражение. Маленькая. Худенькая. Красивая. Впрочем, когда она большая, зеленая и чешуйчатая – тоже ничего.

– Собираешься весь день тут просидеть?

– Не знаю, – ответил дракон. – А что?

– Да то, что я, как дура, второй день таскаю с собой купальник и жду, пока ты пригласишь меня на эту свою Пантэ.