ГЛАВА 18

Марийка недолго пряталась от отцовского гнева, прикатила домой уже через день, прямо из Песков. Что-что, а рассчитывать время и появляться с просьбами или неожиданными известиями именно тогда, когда с наибольшей вероятностью просьба будет исполнена, а известие принято благосклонно, она еще в детстве умела. Сегодня, слушая, как она разговаривает с отцом и как тот от гнева и скрежета зубовного переходит к поиску аргументов за то, почему Марийке нужно оставаться с Артуром, Наэйр не в первый раз задумался, а кто в Семье настоящий тиран, самодур и деспот? Традиционно считалось, что Моартул с его характером, чувством юмора и легендарными подвигами на ниве установления всеобщего счастья, благополучия и идеального порядка.

На территорию Поместья традиции, похоже, не распространялись.

Впрочем, до тирана и деспота Марийка все-таки не дотягивала. Те действуют силой и хитростью, а она — умильностью и упрямством.

Ничего хорошего не было в том, что она стала женой Артура. Ни сейчас, ни потом не выйдет из этого ничего доброго. Плохое? Да, возможно. И уже скоро. По-настоящему плохо то, что Марийка все равно будет думать, что это хорошо.

— Еще я заберу «Гламону», нам столько придется ездить, а ее можно на крыше «Скадата» возить. — Марийка была преисполнена надежд и аж фонтанировала планами, креститься пока не собралась, правда. И для отца это, наверное, было хорошо.

— Не надо тебе ее забирать, — сказал Наэйр, — не увлекайся мотоциклами пока, хватит с тебя машины. И езди лучше на заднем сиденье.

— С чего это? — если с отцом Марийка старалась во всем соглашаться и делала это до тех пор, пока ситуация не выворачивалась так, что соглашался уже отец, то с ним она спорила всегда, во всем, по самым ничтожным поводам. — Буду ездить, где хочу. Я вообще лучше Артура машину вожу. И на чем хочу. Что мне сделается, я вампир.

— Ты да, а она нет. По крайней мере, мы не знаем этого наверняка.

Он, наверное, не так хотел бы об этом сказать, такие новости преподносятся как-то менее обыденно, к ним готовить надо. Но его же никто не подготовил к тому, что сестренка явится домой, нося под сердцем дитя. Марийка — вампир, как было верно замечено. Она мертвая. У мертвых с детьми… сложно. И дело не только в том, что мертвые детей отвратительно воспитывают.

Но все равно, надо было как-то подготовить. Если не Марийку, то хоть отца.

Тема «запереть дома» снова стала лейтмотивом. О монастыре или ссылке в тварный мир речи уже не шло, потому что монастырь и ссылка — это наказание, а наказывать Марийку не за что. Наоборот. Но вот беречь надо.

Марийка, естественно, упиралась и давила на то, что лучше мужа ее никто не побережет, что ее бережет Бог, что это вообще не дело, когда муж и жена порознь, тем более если тут такое. Наэйр не стал их слушать, ушел к себе. Но и этого оказалось недостаточно: дом вибрировал от эмоций, от радости, волнения, изумления, недоверия. Все вместе это называлось счастьем, и счастья было слишком много для того, кто знал, чем все закончится. Хорошо не знать. Артур этой радости тоже лишен, но, с его точки зрения, финал как раз и будет счастливым. Он опять не поймет, что это жертва, будет уверен, что не отдает, а как раз получает. Был бы он сумасшедшим, обычным психом, пусть гением, пусть магом, было бы легче. К сожалению, он был святым. И он был прав, считая благом все, что приходит от Бога, даже боль, потери и смерть.

Найэр расправил крылья и взлетел, направляясь к черной дыре в центре неба. Пора было заглянуть в тварный мир. Вот уж где почти нет счастливых, а боли, потерь и смерти с избытком хватает на всех.

Храм в Талае, на острове Орау княжества Мару, был построен самым первым. Что там строить-то на Мару, во владениях Даалнаму, в климате, который можно было бы назвать благословенным, не будь он дьявольским? Больше всего времени ушло на резьбу на поддерживающих крышу столбах. Ну и вообще на оформление. Маруанцы-христиане подошли к делу ответственно: вручную ткали яркие полотнища для стен; вручную же, как собирают чай, собирали самые лучшие пальмовые листья для кровли; вручную вытесывали и шлифовали каменные плиты, которыми замостили пол.

Крест был деревянным; прорезанный насквозь тонкими узорами резьбы, он парил в небе, невесомый, прозрачный; словно парус летучего корабля, тянул весь храм вверх, поднимал над жаркой, никогда не остывающей землей. А внутри здания всегда царила прохлада. Сквозь цветные стены, как сквозь витражи, лился свет снийва, ветер колыхал плотную ткань, и фигуры на стенах оживали. Святые улыбались, — а попробуй сохранять суровость, когда вокруг натурально райские кущи! — младенец-Христос тянулся руками к погремушкам, Богородица, любующаяся Сыном, иногда поднимала голову, чтобы взглянуть на будущих прихожан.

Мару — сто восемнадцать островов, почти никаких общих законов и единой внутренней политики. Столица считается таковой только потому, что в ней живет больше всего народу, а еще она расположена на самом большом из островов. Князю Даалнаму не было дела до людей, так же как всем другим князьям. Но на Мару и наместника не было. Правители островов раз в год собирались в Талае, чтоб решить накопившиеся проблемы, требовавшие совместного обсуждения. Тогда же в столицу съезжались все жители княжества, кто не ленился, или не был слишком занят, или не был в морском походе, или не забыл, что пора ехать в Талай. И начинались праздники. Неделю, полторы, в зависимости от времени, которое требовалось Объединенному Правительству на то, чтоб обсудить все внесенные в регламент вопросы и, конечно, тоже погулять и повеселиться.

Других официальных торжеств на Мару не было. Да и эти считались официальными лишь постольку, поскольку как-то так сложилось.

Храм достроили в конце месяца даалнаму: символичность, без которой Артур предпочел бы обойтись. И в этом же месяце, в последнюю его неделю, Объединенное Правительство собиралось на ежегодный съезд. Съезд всегда проходил в конце даалнаму, — маруанцы, в отличие от Артура, находили символичность правильной, — к этому времени в Мару старались приехать туристы из всех остальных княжеств, и они тоже, естественно, стремились в Талай. На других островах в праздники Съезда делать было нечего, если только ты не любитель уединенного отдыха с минимумом комфорта в окружении неработающих баров, закрытых магазинов и пляжей, где, чтоб получить полотенце на лежак, нужно полчаса ждать кого-нибудь из служащих. Выходные брали даже музеи, почти все, кроме открытых для посетителей биостанций. Закрытые, разумеется, тоже продолжали работать, но там туристов хотели видеть разве что в виде корма для акул.

Про Мару, с его островной вольницей, ходили разные слухи, и шутка насчет корма для акул где-то запросто могла оказаться правдой. Туристы? Да кто их считает? На Мару каждый год исчезало больше людей, чем в остальных княжествах за пять лет. Многие оказывались в Песках, но не все. О судьбе остальных можно было только догадываться.

И все же маруанские острова, пригоршня драгоценных камней, брошенных в волны двух морей, влекли к себе людей. Ни одно княжество в Ифэренн не походило на другое, но Мару отличалось от всех. Наверное, в бесконечном море, в море, которое здесь было повсюду, таилось волшебство, чары, перед которыми невозможно устоять, как перед дайнами вампиров. А в этом году, кроме местных жителей, приехавших на праздники, кроме туристов, приехавших на праздники, в Талае собрались еще и христиане. Приехавшие на свой праздник, которым они готовы были делиться со всеми. И Артур, поразмыслив, решил, что это совсем неплохо.

Маруанцы заинтересовались строительством с самого начала: когда Артур приезжал в Талай, чтобы помолиться об установке креста, он видел среди собравшихся зевак тех же людей, что приходили посмотреть на молитву после заложения фундамента. Любопытство отнюдь не порок, оно одно из самых полезных душевных свойств. Так же как в Кареште, люди здесь сначала смотрели со стороны, интересуясь, но не настолько, чтобы задавать вопросы. А потом, по мере строительства, понимая, что происходит что-то невиданное, не выдерживали и начинали спрашивать. После постановления креста, необыкновенно красивого, полного собственным светом, Артуру пришлось задержаться в Талае, отвечать на вопросы, объяснять, рассказывать.

У всех строителей, разъехавшихся из Тагара в двенадцать столиц, были с собой Библии, и в каждой группе были один-два ученика Ласки, умеющие толковать Писание, так что семена веры легли в подготовленную землю, но это заняло время. А времени, как всегда, не хватало. Артур с Марийкой пропустили тогда два судна до Уэлана, не дождались третьего, захваченного пиратами, и в итоге отправились на материк на суденышке размером с семечко подсолнуха. Рассчитывали встретиться по пути с лайнером с Иниса, к прибытию которого в Уэлане подавали специальный поезд, и встретились бы, но опять-таки наскочили на пиратов. Или это пираты наскочили на них? Пираты не аждахи, они вразумлению поддались, пусть и неохотно, так что до Уэлана добрались куда быстрее, чем ожидалось. Пиратский корабль, он любому лайнеру фору даст. Недоразумение с береговой охраной уладили, отдав им этот самый корабль за сравнительно малую компенсацию, а количество христиан в Мару увеличилось настолько же, насколько стало меньше пиратов.

Все делается к лучшему, потому что делается по Божьему промыслу.

Сегодня Артур вспоминал тогдашние приключения и улыбался. А Демон, поклявшийся с тех пор не отпускать их с Марийкой на Мару в одиночку, раздумывал о том, не пора ли ему определиться с полом.

— Здешняя мода — это что-то. Мне столько же лет, сколько Ифэренн, но я никогда не обращал внимания, что на Мару так одеваются. Вся жизнь впустую!

На Мару «так» одевались, это Демон хорошо сформулировал, лучше не скажешь. И мужчины и женщины здесь носили длинные юбки, большое количество украшений и впечатляющие по сложности прически. Мода других княжеств внесла свои коррективы, кроме юбок в обиходе имелись разнообразные шорты, брюки, стилизованные хакама, шальвары и юбки же, но такой длины, что их могло и вовсе не быть. Маруанцы в силу жизни у моря и рыбно-растительной диеты были в основном стройными и спортивными, одежда смотрелось на них прекрасно, и на женщинах и на мужчинах, — последние не носили мини-юбки, что лишний раз свидетельствовало о Господнем милосердии. Но поскольку, кроме юбок, а также шорт, брюк, шальвар и тому подобного, они надевали только украшения, да и то в основном в косы, женщины Мару производили с непривычки ну очень сильное впечатление.

— У тебя вся жизнь впереди, — сказал Артур, — вперед, здесь прекрасный климат для самоопределения. Тебе тело для чего дали?

Демон повел плечами, как будто одежда давила ему на крылья. «Боксерская» майка давить на крылья не могла, даже если б они были материальными, так что это просто нервы.

— Вот так кое-кто и пал, между прочим. Самоопределился, увидел женщину, и все.

— У тебя-то наоборот. Сначала было все, потом увидел женщин, пора самоопределяться.

Марийка двинула его локтем в бок, и Артур, лязгнув зубами, заткнулся.

И правда, сложную тему задели. Демон куда строже относится к заповедям и наверняка был прав. Только вот Артур так и не смог поверить, что Бог дал мужчинам и женщинам радость плотской любви только для того, чтоб запретить радоваться. Пусть его, Демона, бесполый он все равно только условно. Во всем остальном нормальный мужик, и сам о себе думает, как о мужчине. Иначе заглядывался бы не только на девушек, но и на парней.

— Скоро синий снийв, — Марийка смотрела в небо, — будут фейерверки. Себеста тоже привез целую кучу. Волшебных. Я даже не знаю, где он такое добывает. Вы видели, сколько людей приехало специально на освящение? Я даже не знала, что нас уже так много.

— В Оссис приедет меньше, — предрек невесть откуда взявшийся Себеста, не иначе явился, как фейри, стоило помянуть его имя, — в Оссисе климат не тот, дожди все время и мошка с комарами.

Демон пожал плечами и огляделся.

— Там тоже море есть. Себеста, а ты откуда знаешь, что Ашукьяхар как раз и пал из-за женщин?

Себеста хмыкнул:

— А я и не знаю. Но гаже Оссиса княжеств нет. И храм мы там достроим в ашукьяхаре, так же как здесь достроили в даалнаму.

— Значит, комаров не будет, — утешил Артур.

Названия месяцев по именам князей, это было удобно, кто же спорит. Но совпадения настораживали. Храм, достроенный в месяц даалнаму во владениях Даалнаму. Храм, достроенный в месяц ашукьяхар во владениях Ашукьяхара.

Артур не удивился бы, окажись, что по плану все храмы во всех десяти княжествах будут достроены в месяцы, носящие имена правящих там князей. Самому факту совпадений не удивился бы. Но хотелось знать причины.

Демон прав насчет моря. Оно есть и здесь, и в Инамии в Оссисе, и скалы, на которых выстроена Вирра, стоят по колено в морских волнах. Море наполняет пещеры в подземном Файху, столице Рэваха; Делицци, главный город Кеффы, вообще построена на острове, а Киусату, уникальный город, площадью двенадцать миллионов километров, омывается океаном с трех сторон, и место для храма в нем выбрано на самом конце длинного мыса. Есть ли княжества, где столица не была бы на морском берегу? Да. Иду и иногда Хуол, когда небесная часть его столицы, Келос, не парит над океаном, а курсирует над материковой частью княжества. Но часто ли такое бывает?

Даалнаму еще один князь, который всегда с людьми. Так же, как Луна, правительница Уэлана, так же, как Аташ, правитель Иду, и Геркем, владыка Рэваха. Луна — светило, единственное в Ифэренн, Аташ — огонь, Геркем — земная твердь, а Даалнаму — великий океан. Нет ни неба, ни звезд, ни солнца. Бог создал их, и они остались верны Ему. В отличие от этих, падших.

Теперь на самом большом из островов Мару на земле, воплощении Геркема, окруженный морем, воплощением Даалнаму, под невидимой днем луной стоял дом Господень, и ни земля, ни море, ни луна, ни даже бешеный огонь Аташ не могли причинить ему вред. Если только их силой не воспользуются люди.

Люди… они могли быть светлы как ангелы, они были страшнее демонов. Бог защищал их от демонов, защищал от вампиров, но не защищал друг от друга. Они знали правила и, в отличие от демонов и вампиров, могли их соблюдать. Просто не хотели. И Господь принял их выбор.

В десяти княжествах строились христианские храмы, в одиннадцати княжествах христианство было вне закона. Так же, как людей, ушедших в Стада вампиров, христиан лишили человеческих прав, они больше не были подданными князей, они сами выбрали другого господина. И князья приняли их выбор.

То, что Бога нельзя выбрать, можно лишь вернуться к Нему, было оставлено без внимания. Князья вернуться не могли и не собирались позволять это людям. Зависть не худший из пороков, но все же очень неприятный. У князей, впрочем, и весь остальной набор присутствовал. Первые среди падших, они сами пороки и создали.

Артур не мог их ненавидеть. Должен был, наверное, но не получалось. Впрочем, он и насчет того, что должен, сомневался. Какая уж там ненависть, их жалеть надо, закосневших в упорстве, в осмысленной безнадежной злобе, осознающих ужас и необратимость своего выбора, неспособных раскаяться.

Они не могли сожалеть, потому что знали, что поступили правильно. Безвыходная ситуация. Люди никогда не окажутся в такой. Неудивительно, что князья завидовали.

Удивительно было то, что делали люди. Не христиане. Те люди, что были добрыми соседями принявших христианство, те, что работали вместе с ними, чьи дети ходили в те же школы, обычные люди. Они могли быть светлы как ангелы… Могли. Но для них это было слишком сложно.

Сообщения приходили из всех княжеств, со всех концов Ифэренн. Каждую неделю. Десятками. Последнее было из Киусату.

Настя и Хамира Гладышевы, ученицы четвертого и шестого классов. Настю во время урока физкультуры старшеклассники повесили на веревке для лазанья, повесили высоко, и веревка была толстая, Настя умерла не сразу. Старшеклассники устроили соревнование для малышей: кто допрыгнет, чтоб дернуть девочку за ноги так, чтоб сломать ей шею. Ее сестру Хамиру в этот же день сбросили с крыши школы. Целились попасть на ограду, хотели знать, можно ли таким образом сломать позвоночник. Хамира упала в кусты по ту сторону, кое-как добралась домой. Родители, еще не осознавшие, что они больше не люди, пытались звать врачей, пытались добиться защиты у арханов. Им повезло, их просто убили. Хамиру забрали соседи, семья Даунингов. Муж, жена, трое своих детей… они могли позаботиться о девочке. К тому времени, как об этом узнали другие христиане Киусату, к тому времени, как известия дошли до Карешты, парализованная Хамира стала игрушкой для всего квартала. Стоило это недорого, но из-за количества желающих деньги получались приличные.

В Киусату можно было отправить рыцарей, их хватило бы, чтоб дать бой хоть всей киусатской архе: рыцарями стали почти все арханы Эсимены, а кто не стал, те лишь ждали, когда придет их очередь принять крещение. Они рвались туда. Первые христиане Ифэренн, они понимали, что нельзя мстить, нельзя держать злобу, что нужно прощать. Сменятся поколения, прежде чем заповеди станут формальностью, а пока их соблюдали со всей честностью и изо всех сил. Но они были арханами, защитниками, знали свой долг, и долг требовал наказать преступников. Артур сам когда-то не знал шестой заповеди, понятия не имел, что она есть. Не было заповеди «не убей», была: «защищай», так что эсименских арханов, первых рыцарей Храма, он понимал, как понимал себя тогдашнего.

И в Киусату поехал сам.

Взял с собой Демона; тот, во-первых, не отстал бы, во-вторых, мог попробовать помешать Альберту, вздумай тот не вовремя выйти на связь. Создавать помехи Демон умел прекрасно, будто это единственное, что осталось ему от зловредной сущности, зато уж осталось в такой концентрации, что разведи каплю на ведро, вылей на землю, и оттуда еще десять лет никуда не дозвонишься. В том, что Альберт, узнай он о судьбе Гладышевых, не оставит от квартала камня на камне, и будет большой удачей, если не возьмется за весь город, Артур не сомневался. В том, что Демон не сделает ничего, кроме того, что ему скажут, тоже был уверен. Не умел Демон сочувствовать, не понимал, о чем жалеть. Для него все было даже проще, чем для Артура. Одна из девочек на Небесах вместе с родителями, вторую нужно забрать. И все. Он тысячелетиями наблюдал за людьми, и не ужасался человеческой жестокости, и не удивлялся человеческому милосердию.

Артур видел многое, хоть и прожил гораздо меньше, и Артуру казалось, что люди не перестанут удивлять и ужасать. Но не порочностью или праведностью, нет, и то и другое было по-человечески, и то и другое часто сочеталось в одной душе, за которую шла вечная схватка между ангелами и демонами. По-настоящему удивительным и ужасным было равнодушие — вот где ни Бога, ни Дьявола, вообще ничего, одно лишь серое, пустое зло, с которым даже сражаться нельзя. В него просто проваливаешься, как в зловонную яму.

О судьбе Хамиры Гладышевой знали в школе, знали в районной больнице, знала вся улица, в конце концов. В первые дни крики девочки были слышны во всех окрестных домах, так что соседи попросили Даунингов улучшить звукоизоляцию. Это все, что они сделали. Это все, что их заинтересовало. Тех из них, кто не стал в доме Даунингов завсегдатаем.

Артур старался не думать об этом, пока «Найзагай», выскочивший из анги на юге города, в резиденции Ойхе, летел на северо-запад по широким улицам. Огромный город, гигантский, превосходящий размерами большинство государств Земли, Киусату был полон нарядных людей и дорогих машин. В Киусату не было ни одного одинакового здания, и каждое было архитектурным шедевром. В Киусату все время был праздник.

Гладышевы лишь чудом стали единственными христианами, погибшими от рук веселых и незлобивых обитателей дивного города.

Когда Хамира уже была у Даунингов, в другом районе Киусату напали на целую христианскую общину. Так сложилось, что люди приехали в Тагар всей улицей, шесть домов, тридцать человек, все вместе работали на стройке, все вместе были крещены. Вместе и вернулись. Из тридцати человек мужчин было десятеро, они попытались дать отпор. Но христианам нельзя убивать. А убивать христиан можно.

Детей взяли в заложники, женщин и мужчин выпустили на улицы, дали два часа форы и устроили охоту. За каждую пару ушей полагался приз: бутылка дорогого ликера из Кеффы производства завода «Нааман».

Одна из женщин, убегая от преследователей, выскочила на проезжую часть, где ее сбила машина упырицы Винканы, вожака одной из стай, которым покровительствовала Роса. Это Винкана продала христианам землю под храм в Киусату. Но ей не было бы дела до судьбы сбитой женщины, если бы та не испачкала кровью ее ослепительно-белую и нереально дорогую «Амику». По мнению Винканы, «Амика» стоила дороже жизней всех христиан, вместе взятых, и уж точно дороже жизней тех, кто преследовал эту несчастную христианку.

Охота немедленно была прекращена, охотников искали до сих пор, хоть все и понимали, что, вероятнее всего, они уже в Песках.

Христиане покинули город сразу, как только забрали детей, перебрались через границу в Эсимену. Все десятеро мужчин пожелали стать рыцарями. Все дети мужского пола тоже. Пора было строить монастыри, казармы архи не годились для того, чтобы селить там гражданских. И хорошо, что пока хватало инструкторов.

Хорошо, да. За эту мысль Артур и зацепился, когда «Найзагай» въехал на улицу, где жили Даунинги. Нужно было думать о хорошем. Потому что иначе… кто знает, что он сделает? Смирение и милосердие сейчас казались качествами нужными, но совсем не обязательными.

Демон, всю дорогу просидевший за спиной так, словно ему вообще не нужно было держаться, сейчас вцепился Артуру в пояс и, забыв про шлемофон, заорал в ухо:

— Только не наделай глупостей!

Ох, вот уж точно, вредительство его никуда не делось, просто из осознанного превратилось в импульсивное. У Артура чуть голова не лопнула. Он остановил «Найзагай» у дома Даунингов, все еще слыша звон в ушах, сошел с седла. Забрал топор и направился к дверям.

Стучать не стал. Двери были не те, в которые надо стучать, район-то безопасный. Так что хватило одного удара, чтобы вынести и дверь и косяк. Следующим ударом Артур сбил с ног случившегося в прихожей человека. Дальше в ход пошел Миротворец, потому что по пути попалась какая-то мебель. Была ли это гостиная или столовая, бог весть, разобраться Артур не успел — вокруг появилось довольно много людей. Даунинга-старшего он узнал, видел фотографии. От остальных отмахнулся, пару раз двинув обухом топора в одну сторону, рукоятью — в другую, а главу семьи взял за кадык, притиснул к стене, предварительно снеся Миротворцем закрепленный на ней огромный телевизор.

Выше надо телевизоры вешать. Так, чтобы под ними человек помещался.

— Где Хамира?

Кто-то уже звонил в арху: Артур слышал задыхающийся от крика голос, диктующий адрес. Пусть приезжают. Убивать, конечно, нельзя, но защищаться-то можно. Он бы сейчас с удовольствием позащищался. В этом доме оказалось слишком мало желающих напасть. Вообще ни одного.

Девочку держали в подвале. Она действительно была парализована, но не полностью, поэтому ее предусмотрительно приковали к стене. Двенадцатилетнюю малышку. Артур был родом из мест, где в тринадцать выходили замуж, но… замужество — это совсем другое. Совсем. На Хамире живого места не было. И нужды в звукоизоляции тоже давно не было, Хамира уже не могла громко кричать.

Цепь звонко лязгнула под ударом Миротворца, распалась пополам. Ошейник можно будет снять в резиденции Ойхе.

— Забери ее, — велел Артур Демону. — И вот что, тут еще есть дети…

Демон вопросительно выгнул бровь:

— Нет, больше нет. Только трое наверху, но с ними все в порядке.

— С ними не все в порядке, — Артур прислушивался, не воют ли сирены арханов, но пока было тихо. — Где именно наверху?

— В комнате окнами во двор, — ответил Демон, подняв Хамиру на руки. — Я возьму хозяйскую машину?

— Не на байке же ее везти!

Вообще-то за ними ехали врач и водитель из резиденции, но они отстали от «Найзагая», пролетевшего по улицам против всех правил дорожного движения, вообще против всех правил. Успеют, хорошо, нет, значит, пусть возвращаются.

— Забирай машину и подожди нас, — приказал Артур.

— Нас?

— Да.

Он вышел из подвала, Демон за ним. Детей уже не было в комнате наверху, они спешили вниз по лестнице в сопровождении невысокой красивой дамы. Та, увидев Артура, вышла вперед, загораживая от него детей. Госпожа Даунинг, мать, жертвующая собой, это было трогательно. Эти белые дрожащие губы, взгляд, полный непреклонной решимости, стиснутые на груди руки.

А дети… двое мальчиков и девочка. Самому старшему не было и десяти. Годится.

— Я их забираю, — сказал Артур.

Демон, уже на полпути к гаражу, только хмыкнул. Входная дверь, лежавшая на полу, поднялась и захлопнулась с громким стуком прямо перед носом прошмыгнувших к ней детишек. Разлетелись остатки косяка.

— Вы не смеете… — Голос изменил госпоже Даунинг, сдавленный от слез, сорвался на визг.

Но конечно же Артур смел это сделать. Дети не кинулись к матери, они кинулись убегать. Если бы хоть один из них был рядом с ней, если бы хоть один вцепился в подол ее красивого платья… Артур все равно забрал бы их, но забрал бы, жалея Даунингов. А так, увы.

— Идите за ним, — приказал он детям, кивнув на Демона, — деваться вам все равно некуда.

Дети еще помедлили, потом младшие взяли за руки старшего и вот так, держась друг за друга, отправились в гараж.

Они бы, может, не пошли, но их дом больше не выглядел безопасным местом. Только не сейчас, с выбитыми окнами, разломанной мебелью, стреляющим искрами телевизором, от которого уже занялся край поддуваемых сквозняком штор. А Демон выглядел… как ангел. Артур даже сам удивился. Столько в неугомонном крылатом засранце было заботливости, и тепла, и обещания, что все будет хорошо.

Артур сам никогда и не сомневался, что именно так все и будет: хорошо, а дальше все лучше и лучше. Но сейчас, здесь, с учетом обстоятельств… в общем, он и сам был признателен Демону за то, что тот именно такой. Все будет хорошо. Обязательно.

Арханы приехать не успели. Машина из резиденции Ойхе добралась вовремя. На ней увезли Хамиру. Артур и Демон не задержались в Киусату, они увезли детей в Тагар, передали там на попечение Барчанам.

Пора было строить монастыри.

У наместника Киусату хватило здравого смысла не выступить против Карешты. Ему удалось погасить поднявшуюся по городу волну возмущения, требования немедленно отправить в Карешту арханов, вернуть детей. Эсимена с ее арханами-рыцарями была слишком близко, чтобы Киусату мог позволить себе отправить свою арху в Карешту. К тому же в Ифэренн никогда не было войн, не было оружия для ведения войн, и результат противостояния арханов и вампиров Трассы был непредсказуем. Здесь решало не число, а умение плюс количество магов. У вампиров был опыт войн друг с другом и с людьми. У вампиров были дайны, сравнимые по мощи, а то и превосходящие многие заклинания. Вампиров в Кареште как-то очень быстро стало больше сорока — в течение пары дней их число перевалило за две сотни. Словом, по всему выходило, что раз в Ифэренн никогда не было войн, то не стоит и начинать.

Но в своих выступлениях по радио и телевидению, и на пресс-конференциях, и на многочисленных встречах с представителями городских районов наместник рефреном повторял одну и ту же мысль: кто проявил бессмысленную жестокость, должен безропотно принять в ответ жестокость осмысленную, оправданную.

Он действительно так думал? Оправдывал чужаков, вторгшихся в его город и забравших детей у подданных князя? Хотелось верить, что так и есть. Что наместник понимает: христиане лишь воздали злом за зло. Это не по правилам, не по-христиански, но это наказание по заслугам.

Себеста считал, что по заслугам было бы убить. Вампиры думали так же, но они, как Демон, не жалели ни семью Хамиры, ни саму Хамиру. Слишком много прожили, чтобы жалеть. Вампиры просто хотели драки, большой, затяжной войны, способа скрасить досуг чем-то серьезным и увлекательным. Артур запретил мстить, Марийка донесла запрет до своей стаи, а заодно до остальных вампиров, приехавших в Карешту в эти беспокойные дни. Очень быстро об этом узнали в Песках: вампирская сеть всегда работала быстрее и лучше юора, и стаи, назначившие место сбора на границе Эсимены и Киусату, вернулись обратно, кто в Пески, кто в «родные» княжества.

Мести не будет. Достаточно того, что Даунинги лишились детей.

— У тебя что, сердца нет? — спросил Себеста.

Он видел Хамиру, он с ней разговаривал. Артур с девочкой и словом не перемолвился, за прошедшие дни ни разу не побывал в Киусату. И не собирался туда. Есть Демон, есть Ласка, есть Анна, они гораздо лучше знают, как нужно разговаривать с Хамирой, лучше знают, что с ней делать. Ну а кроме того, у Ойхе есть врачи и маги. Чего больше? Сколько во всем Ифэренн девчонок ее возраста, оказавшихся в еще более страшных обстоятельствах? Сколько их в Песках? У кого из них есть для поддержки лучшие доктора, у кого в психотерапевтах монахиня с четырехсотлетним стажем вправления мозгов?

Сердца нет? Возможно. Это еще ничего, если так. По крайней мере, в Ифэренн его пока ни разу не назвали чудовищем и не начали бояться только потому, что он таков, какой есть.

— Если хотите принести пользу, — сказал Артур вампирам, — найдите способ, убедите Росу в том, что ее миньонам нужно поработать над общественным мнением в Киусату. То, что несколько десятков человек стали жертвой демонов, еще не означает, что все княжество должно поддаться соблазну и счесть их несправедливо обиженными.

Обойтись без стай Росы было нельзя, Киусату принадлежало им.

Карештийцам и вообще вампирам с Трассы не стоило там появляться. Вампиры из Песков тоже не могли себе позволить злоупотреблять дайнами на чужой земле.

Артуру не трудно было представить, как его слова — каждое его слово — летят по сети, недоступные людям, только вампирам. Они дойдут и до Росы, никто не посмеет подступиться к ней с просьбой, но она все равно услышит его пожелание. И что скажет? Какова будет ее воля? Пока Роса не пришла ни к какому решению; от Киусату, как от брошенного в воду камня, по всему Ифэренн расходились круги слухов, обсуждений, переживаний, недоумения и злобы. Наместник успел вовремя. Он воззвал к человеческому в людях и добился отклика. Пусть не все, но многие в Киусату ужаснулись не тому, что у их земляков отобрали детей, а тому, что их земляки оказались способны сделать с ребенком. И с другими людьми, такими же людьми, как все. Ведь не перестали же христиане относиться к роду человеческому только от того, что нашли Бога и утратили подданство.

Многие. Но не все.

— Почему ты не используешь вампиров? — снова и снова спрашивал Себеста. — Тебе нельзя убивать, нам всем нельзя, хорошо, это я понимаю, но им-то можно!

Артур не знал, как объяснять то, что для него было очевидно. Заповедь «не убей», она же включает в себя не только запрет на убийство, это запрет на все, что может погубить душу. Любую душу. Странное дело, говорить он никогда не любил, но обычно все-таки умел выражать словами то, что было на уме или сердце. Ничего сложного там не было, чего ж не выразить? Даже без ругательств получалось. Но в этот раз как отрезало. Это ведь Себеста, он вроде всегда все понимал, задавал больше всех вопросов и сам находил на них ответы. Всегда умел думать. Что же изменилось?

Взорвался в конце концов Демон. Демон, который большую часть времени после возвращения из Киусату проводил, объясняя недопустимость мести журналистам, прихожанам, христианам, просто людям, забрасывающим форум Тагара вопросами.

— Почему-почему? Себеста, ты же умный мужик. Почему ты сам ждешь, что Артур погубит души вампиров ради того, чтоб погубить несколько жизней?!

— Они же все равно убивают, — заметил Себеста резонно.

— Они когда-нибудь перестанут. Так же, как ты когда-нибудь окрестишься. И Артур не отдаст твою душу демонам только потому, что ты пока не носишь креста. И не отдаст вампиров только потому, что пока они дальше от христианства, чем Каин.

Вот Демон объяснять умел. Не зря именно он вел службы в Тагаре, пока Артур мотался по княжествам, присматривая за строительством других храмов, возил в Пески из Эсимены защитные амулеты для аждахов и ходил в рейды в Пограничье. Не зря именно он наставлял будущих священников. Артур знал, что Демон станет главой церкви Ифэренн, давно решил это и знал, что по какой-то причине в церкви не будет его самого.

Наверное, это к лучшему. Его дело воевать. И Артуру не хотелось думать, что же случится, почему ему не будет места среди христиан. Он, наверное, мог бы выяснить — Демон научил его правильно пользоваться ясновидением, научил, как превратить проклятие в дар. Посоветовал каждый день анализировать ситуацию, определять текущее место церкви в Ифэренн, перспективы развития, вероятность конфликтов и писать отчеты. Дело привычное, Артур занимался этим еще в Единой Земле, и тогда, надо признать, пророчества его действительно не донимали. Здесь сработало даже лучше: в своих записях он предсказывал будущее, но делал это осознанно, не переставал воспринимать окружающую действительность и не маялся потом головной болью. Словом, Артур, наверное, мог бы заглянуть и в свое будущее, увидеть, где же его место, если не во главе церкви или не в должности командира ордена Храма, но не хотел. Пусть все идет своим чередом. Пророческий дар дан ему не для того, чтобы любопытствовать относительно собственной судьбы.

— А вот ты мне скажи, Артур, — вкрадчиво поинтересовался Демон однажды, после очередного дня, доверху заполненного хлопотами о строительстве странноприимных домов на Трассе рядом с каждым из княжеств, — почему ты все время говоришь, что Даунинги и их соседи стали жертвами демонов? Ты давно перестал объяснять, что мстить нельзя, теперь твердишь, что они не виноваты. По-твоему, это лучше работает?

— По-моему, это понятнее, — признался Артур. — Ты лучше меня толкуешь заповеди.

— Я не могу обращаться с ними так же вольно, как ты. Но насчет демонов, парень, ты действительно думаешь, что это их работа?

— Люди сами по себе до такого не додумались бы.

Демон долго молчал. Артур успел за это время набить трубку, раскурить ее и известись под взглядом Демона настолько, чтоб сделать еще одно признание:

— Ладно, люди додумывались и не до такого. Но за этим всегда стоят демоны, за всем, что называется бесчеловечностью. В этих поступках нет людей, отсюда и название.

— Демонизмом оно не называется, — возразил Демон. — Артур, ты зачем ездил в Киусату?

— Забрать Хамиру.

— Нет. За этим туда поехал я — охранять тебя и забрать девочку. Так и вышло, если помнишь, это я ее забрал, а ты забрал младших Даунингов, которые тебе, кстати, куда интереснее Хамиры. Это правильно, но речь не о них. Так зачем ты ездил в Киусату, Артур? Ты хотел задать вопрос, так ведь? Хотел спросить — почему?

— И вместо этого сломал дом.

— Ну, — Демон улыбнулся, — после того, как я стал сулэмом, и до того, как стал человеком, я многое успел о тебе услышать и знаю, что ломать дома — это нормальный для тебя способ диалога. Если бы ты спросил, знаешь, что они ответили бы тебе? И сами Даунинги, и все их соседи, все, кто приходил, чтобы развлечься с Хамирой?

— Сказали бы, что не знают… что бес попутал, наваждение нашло. Люди так говорят обычно.

— Когда к ним приходят и ломают сначала челюсть, потом ребра, а потом дом? Не сомневаюсь. Артур, — сочувствие в голосе Демона стало таким явственным, что даже слегка напугало, — если бы они не знали, что тебя нужно бояться, они сказали бы: «При чем тут девочка? Вы ущемляете наши права!»

— Какие… права? — Артур поперхнулся дымом. — Право пытать ребенка до смерти?!

— Ох, да нет же! Первые слова «при чем тут девочка» вообще выводят Хамиру из сферы их восприятия. Право не отвечать на вопросы, тупой ты рыцарь! Право на личную жизнь. Неужели не понимаешь? Хамира не имеет значения, значение имеет то, что сейчас на их улице идет ремонт, восстанавливается дом Даунингов, и это нарушает покой остальных. Значение имеет то, что их начали донимать журналисты. Значение, конечно, имеет то, что у Даунингов забрали детей. Это все вызывает их возмущение, это стало причиной едва не начавшихся в Киусату волнений. Их нарушенные права, а вовсе не искалеченная девочка. А три года назад в семье, жившей на той же улице, один из детей потерял зрение в результате травмы. И добрые соседи выжили эту семью и с улицы, и вообще из квартала. Знаешь почему, Артур? Потому что школьный автобус должен был изменить маршрут и ездить мимо их домов до того времени, пока парню не восстановят глаза. Они не хотели автобус под своими окнами. Он помешал бы им. Ущемил бы их права. Тогда по этому поводу было много шума, тоже говорили про черствость, бесчеловечность, поразительное равнодушие. Но на все вопросы ответ был один: «Почему вы говорите об этом мальчике, почему вы не хотите говорить о наших правах?» Это по-человечески, Артур. Демоны тут ни при чем. И мне так же жаль, что они ни при чем, как и тебе.

Еще одна поразительная черта человеческого характера. В одном ряду с равнодушием. И ведь он столько раз сталкивался с ней! Похоже, что слишком часто. Привык, перестал обращать внимание, а в итоге попросту забыл. Есть люди, которые не способны понять, что как ты поступаешь с другими, так и другие могут поступить с тобой. У них словно нет ни в разуме, ни в сердце важного механизма, обеспечивающего это понимание. Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Казалось бы, что проще? Но почему это было самым сложным.

— Я поехал в Киусату, чтобы защищать тебя, — повторил Демон. — На нас и правда могли напасть, на вас с Марийкой во время ваших поездок по княжествам часто нападают, верно ведь? Но защищать тебя нужно было не от этого.

— Понимаю. Мне нельзя было спрашивать. — Артур выбил трубку совершенно бездумно, лишь бы занять руки, начал чистить ее, хоть в чистке она пока и не нуждалась.

— Скорее, тебе нельзя было слышать их правдивый ответ. Надо было дать тебе возможность изменить его на вранье про попутавшего беса и про наваждение. Если б Даунинг сказал: «При чем тут девочка?», когда мы были в их доме… — Демон покачал головой.

— Спасаешь мою душу?

— Защищаю. Ты же мою защитил.