Глава 7
ВОИН СВЕТА
Патрос шагал по улицам ночного города и сердито хмурился. Да, он мечтал о сане Златоголосого… Давно, когда отзывался на иное, скользкое и чуждое имя и, кажется, еще вовсе не умел пользоваться ни голосом, ни разумом. Иначе задался бы вопросом: а к чему тут стремиться?
К полной невозможности незаметно выйти из храма? Ведь разве можно не обратить внимания на скромное сопровождение в полсотни светцов!
К необходимости навещать дворец и по полдня гнуть спину, угодливо шелестеть и доводить до ноющих судорог мышцы лица, не способные так долго сохранять фальшивую улыбку? А ведь придется сохранять и гораздо дольше, потому что добиться хотя бы малейшего толку от стряпчих его великолепия — дело многих связок дней.
Надо запретить себе вкушать пищу, не сверившись с мнением вифа, — благо он есть и всегда настороже! Потому что поредевшая вдвое высшая октава служителей возненавидела нового маэстро со всей страстью, на какую способны их угасшие мертвые души. То травить пробуют, то стрелков нанимают, то эргрифу жалуются и ждут кары… Вот уж глупо! Его великолепие с осени забился в дальние покои и не выбирается оттуда. Величайшая тайна столицы, как же! Эргриф, по сути, не в уме, до того дошел со своей подозрительностью. Впрочем, его можно понять. Девятнадцать грифств под рукой, а силы в той руке уже нет. Многие грифы догадываются, некоторые знают точно. Сковырнули бы правителя еще зимой, если бы не Варза. Пока он и его люди в столице, великолепие может не дрожать за свою жизнь. Хозяину Загорья худой мир нравится гораздо больше доброй ссоры. А вот в возможностях и силе Сарыча как раз никто не сомневается.
Патрос тяжело вздохнул и ускорил шаг. Сейчас хотя бы ночь — время относительной свободы. Можно пройтись и подумать. Само собой, весна уже распугала настоящий мрак, пепельно-розовый горизонт намекает на скорый восход Ролла. И все же город спит, утратив бдительность. Поэтому он и позволяет себе переодеваться в казарме сотни Дифра в форму светца и, часто срываясь на бег, миновать пустые улицы всего-то с пятеркой доверенных стражей. Куда бежит? От храма до замка грифа, куда же еще… Все наемные убийцы города уже выучили маршрут. Если остался хоть один в здравом уме, на свободе и здесь, в столице… Большая часть давно пишет признания в грифских подвалах. Меньшая — изнемогает и завидует им. На изловленных собственноручно наемниках, презрительно именуемых мышами, Кошка Ли тренирует воинов.
Вот и дубовые ворота. Дюжина северных воинов, не задавая вопросов, расступилась, двое уже отомкнули калитку. Не иначе по шагам узнают. После занятий со странными родичами Орлиса это неудивительно. Видят стражи теперь иначе, слышат иначе, двигаются иначе. И приветствуют — тоже. Самый молодой непочтительно подмигнул и ломающимся баском доверительно рыкнул «мяу», чем полностью определил свою принадлежность к ученикам бесподобной Кошки Ли…
— Его милость гостит у леди Эрр Эллог, — тихо сообщил страж у внутренних врат, когда Патрос миновал мост.
— Как обычно, — улыбнулся гласень.
— Да, ваше сиятельство, — отозвался страж. — В сумерках прибыли кони, приобретенные для лорда Шарима.
— Ах, кони, — рассмеялся Патрос, ощущая, как напряжение дня уходит. — Это серьезно.
Отослав в казармы светцов и отказавшись от местного сопровождения, Патрос неторопливо двинулся через главную площадь замка к терему. Уже два десятка дней он маэстро. И два десятка дней лишь здесь находит покой и отдых.
А как все вдохновенно начиналось, как он ждал дня проповеди!
Ёрра уехал, перепугав напоследок всю октаву до икоты, смешно вспомнить. И было отчего утратить покой. Зрец утром с мрачным сосредоточенным видом сообщил, что в первую ночь, когда Ролл проступит на горизонте, видимый отчетливо, в городе появятся демоны. Описал их, указал, что пострадают храм и дворец. Что для одного из властителей Дарлы ночь станет последней на этом свете. Слова впечатывались в сознание так, словно их выжигали каленым железом. Потому что зрец не преувеличивал и не стращал — он именно прозревал грядущее. Кто сомневался, из последних сил надеясь на лучшее, те заспешили коридорами, поднялись по витой лестнице в среднюю башню. Туда, где живет уже многие кипы дней единственный внемлец Дарлы. Глухой, почти одичавший безумец, умеющий порой разбирать далекое и скрытое от иных звучание струн грядущего.
В то утро внемлец метался и визжал, с пеной на серых губах хрипел: конец всему, рухнет храм, и опустеют стены его, сгинет все привычное и знакомое, падет вера, иссякнет род эргрифа…
Ёрра уехал, не дождавшись распространения в узком кругу доверенных лиц краткой записи пророчеств безумца. Ему-то это к чему? Хитро усмехнулся, поймал сильными сухими пальцами руку Патроса, подошел вплотную и молвил едва слышно:
— За что люблю тебя, сам ведаешь. Не спросил ты, будешь ли избран, и верно сделал. Бредни пророческие, мои да внемлеца, трясущимися ручками записывать, а позже перебирать и потеть — дело для слабаков, у коих нет своего разумения. Я людские решения не зрю. Ты — гласень, твой удел — души греть, ковать и отделывать. Нет у меня для тебя советов. Сейчас твое время стать тем, кем назвался, вот и весь сказ. Не голос сделал леди Аэри той, кто нас в одну связку дней изменил, из детства неразумного вывел. И не голос решит выбор.
— А сказал — не дашь совета, — улыбнулся Патрос. — Спасибо. Ты возвращайся поскорее, старый упрямец. На душе у меня неспокойно.
— Вернусь, — кивнул Ёрра. — А только без меня вам и правда покоя не стоит ждать. Скажи леди, коли она сама еще не зрит: сюда они могут прийти, каким путем — не ведаю… Так и передай.
— Береги себя, — смущенно пожелал Патрос.
— Не иначе уже мозги чем поважнее проводов старика Ёрры загрузил, — капризно возмутился зрец. — Чушь мелешь! Меня получше эргрифа хранят. Горных егерей выделил мне Варза. Умеет он для своих мест благо видеть. Ну, пойду. Некогда с тобой время терять да пустое расстройство будить в душе. Меня ученик где-то там у дороги ждет.
Зрец развернулся и зашагал прочь, широко и уверенно. Рядом вприпрыжку бежал Орлис и шептал Ёрре что-то важное про возможность общаться через виф и свою готовность ехать с ним, даже вопреки маминым запретам… У порога храма Ёрра остановился и рявкнул, не заботясь о том, сколь многие уши разберут его слова:
— Вы, гласени, дурнее тягловых быков! В ярмо по доброй воле впрягаетесь с превеликим радением, да еще дракой решаете, кому везти воз. А тащить его, хоть и позолоченный, так и знай, все одно — пот и кровь, сбитые ноги и попорченная шкура. Нет, коли нет ума рожденного, так и силком не всучить его.
С тем и отбыл, верный себе, непостижимый. То ли блажит, то ли зрит, то ли просто забавляется.
К полудню на площади перед семивратным храмом уже зачитывали волю октавы, скрепленную печатями всех входящих в ее состав служителей, пребывающих в столице. Состояла воля в том, что маэстро будет определен на следующий день выбором общего гласа города, как и желал Ёрра. Указывались имена трех гласеней, коим предстояло проповедовать. Патрос усмехнулся: как он и предполагал, его имя назвали последним. Октаве хотелось тем самым под корень извести возможность избрания неугодного.
Давно известно: звучание, полностью поглощающее собственные мысли и чувства людей, действует слабее при повторном использовании, а уж примененное третий раз подряд у многих вызывает лишь головную боль и тяжелое, подобное похмелью, раздражение. Вдобавок создать истинное звучание, не имея хотя бы два-три дня на подготовку, нельзя. Если, само собой, не учиться владению голосом у леди Аэри, не развивать дар, впитывая опыт куда более древней и мудрой расы…
Первым — в полдень, в лучшее для воззвания время, — пел нынешний глава октавы. Он выбрал для проповеди мантию, весьма похожую на одеяние маэстро. В голосе его звучали тонкие тона обольщения людских умов. И наиболее надежные струны душ отзывались на звучание. Не самые высокие, обозначаемые ампари светлыми цветами вдохновения, доброты и надежды, а куда более простые и грубые, но близкие толпе. Был там и слепой исступленный восторг, и сладость безнаказанности, и обещание осуществления мести врагам…
Вторым пел ничем не примечательный, по мнению Патроса, служитель. Его единственным сильным качеством была способность на краткое время довести толпу до безумия. И поставили имя в список, как полагал гласень, просто для его удлинения. И еще потому, что после опустошающего душу звучания бессмысленно проповедовать. Как, собственно, и предсказал Ёрра.
Патрос неспешно взобрался по ступеням на возвышение. Отчетливо до головокружения он увидел людей, собравшихся на площади, всех сразу. Взгляды их с нетрезво расширенными зрачками еще притягивал помост, но слух уже не воспринимал и тени звучания. Завершившие проповеди два претендента сидели в креслах на ступень ниже основного помоста, довольно усмехаясь и маскируя торжество под благосклонные улыбки ободрения.
Пришлось поклониться, благодаря за столь теплое отношение. И, наплевав на все каноны окончательно, — на месте-то, принародно, не казнят — делать то, что он считал правильным.
Сколько раз в прежней жизни Нагиал видел себя на помосте, в фокусе внимания толпы, предвкушал полноту владения ее темной и могучей силой отрешенной бессознательности! Сколько раз он оттачивал каждый звук, каждый переход, каждую паузу. Зря… Тот самовлюбленный гласень не стоил мантии маэстро. И не получил бы ее. Потому что искал лишь славы для себя, власти — для себя. И золота, как же без него! Мечтал прийти одетым в драгоценное шитье, уже заранее в наряде победителя.
А вышел в дорожном камзоле, с трудом отличимый от любого из стоящих на площади ремесленников. И не по умыслу — просто не успел переодеться, октава расстаралась, завалив его нудными и утомительными делами.
— Пение старших служителей было безупречно, — негромко молвил Патрос. — Не так ли?
«Старшие» дружно позеленели и замерли в своих креслах. Они, само собой, читали в древних летописях, что некоторые служители могли сочетать полное звучание не с пением, а с обычной речью. Но полагали подобные высказывания глупыми и безосновательными. Более того, не соответствующими принятому канону.
Слова упали в толпу и прокатились от первых рядов к самым дальним волной вздохов и движения. Люди очнулись, стряхнули влияние голосов, стали озираться и обмениваться мнениями. Толпа, столь умело созданная, распалась на множество отдельных сознаний. Утомленных, пресыщенных зрелищем, но свободных. Вопрос постепенно заинтересовал горожан, и по рядам зашелестело его обсуждение. Сходились на том, что первый гласень посолиднее, а второй слишком уж кричал. Третий же — вовсе чудной, даже одет не по чину.
— Забористо пели!
Патрос, как и многие на площади, перевел взгляд на решительного и шумного заявителя общего мнения. Сказал ведь и правда громко. И звучно, поскольку не ощущал себя зажатым тисками чужих локтей.
Не постеснялся поделиться мнением один из купцов, сидящий на покатой крыше парадного крыльца торговой гильдии. Забрался он туда, на лучшее место, еще затемно, прикинул гласень. И устроился в компании своих приятелей, на теплых меховых зипунах, при корзине с припасами. Сытый, снаружи согретый светом Адалора, а изнутри — крепкой смородиновой настойкой.
— И я, полагаю, даже не стану соперничать с их голосами, — еще мягче и доверительнее продолжил Патрос, пока толпа не переключилась на обсуждение купца.
Люди от удивления замолчали и теперь все смотрели на странного гласеня.
Он оказался по-настоящему в фокусе их внимания, хотя больше не использовал звучание.
— Очень давно храм был создан, чтобы вы могли прийти в него со своими вопросами, — сказал Патрос, — и получить у зрецов настоящие ответы, если готовы были их услышать. Гласени тоже разговаривали с вами, донося волю богов. Выясняли меру вашей веры. Глубину ваших бед. Стараясь смягчить их, обращаясь к высшим силам. Прежде мы пели для богов. А перед людьми проповедовали простыми словами. Сегодня вы получили право решить, как будет все происходить впредь. И чего же от храма хотите вы? Если пения, дарующего краткое наслаждение, то выбор ясен и уже сделан. Но если общения и помощи, то, возможно, вам еще есть над чем подумать. А я пока расскажу вам, о чем задумался сам, путешествуя на юг.
— Там разводят коней, я торговал одного… — Купец хлебнул еще смородиновки и размяк.
Приятели ловко уняли его говорливость, проснувшуюся не ко времени, покаянно смяли шапки и закивали, ожидая продолжения необычной проповеди.
— Я подумал о том, сколь многое во взглядах и нравах людей зависит от края, где они живут. Для уроженцев грифств Даннар и Эренойм чернота и коварство Ролла неоспоримы. Ибо жар лета палит урожай, сушит реки и озера, превращает плодородные поля в сыпучий мертвый песок…
В толпе зашевелились, вспоминая рассказы приезжих с юга: так и есть, злоба Ролла донимает их земли превыше прочих. Нет ему, коварному, укорота и узды на юге.
— Северяне же из Брогрима почитают Ролла подателем жизни, что бы ни пели мы, гласени, о его черном гневе. Ибо белый Адалор холоден в краю снегов и не желает растопить там льда даже в середине лета. Загорье не меньше благоволит Багровому. Зовет красным солнышком и огнем любви.
Толпа заворочалась сонно и медленно, удивленная столь странным противоречием, о котором все в общем-то знали, но старались гнать от себя мысли, неугодные богам и их служителям.
Патрос снова чуть помолчал, давая размышлениям отстояться, и заговорил о братьях, о разуме и рачительности Белого, темном яростном характере Багрового. О спорах их, порождающих зимние стужи и летние пожары. О той хрупкой гармонии, которую и следует поддерживать в своей душе и в жизни всего людского рода. Слушали его все более сосредоточенно. Пение двух гласеней отрешило людей от повседневных забот и настроило на готовность внимать чему-то новому. И третий, удивительное и небывалое дело, дал это новое! Не силком впихнул в голову, не пробубнил заунывно и тягостно, а именно рассказал. Интересно, понятно, с душевным жаром, искренне.
Когда гласень смолк, люди на площади стояли не шевелясь. Патрос перевел дыхание и чуть улыбнулся. Даже если он не обретет власть маэстро, мечту свою он уже исполнил. Хоть раз в жизни прочел настоящую проповедь, без звучания, лишающего возможности получить отклик и понять помыслы людей.
— Вот я и прочитал вам проповедь, как полагалось по старинному укладу, — отметил гласень. — А теперь, следуя ему же, воспою короткую хвалу, призывая внимание Адалора к вашему выбору. Ибо пришло время сделать его.
И выбор сделали… Прошло два десятка дней, и он, вымотанный до предела, снова спрашивает себя — чему он тогда, на площади, радовался? Посрамлению октавы или своему успеху? Куда умнее и правильнее описал Ёрра: после избрания весь Гармониум: и ярмо титула маэстро, и непосильный воз проблем храма — в его полном распоряжении…
Патрос пересек площадь и поднялся на крыльцо терема, нащупал в темноте цепочку и потянул пару раз. Колокольчик едва слышно звякнул за стеной, в комнатушке слуги, и тот немедленно возник в дверях. Обрадовался, пропустил в прихожую, суетливо помог снять сапоги и подал мягкие валеночки. Получил неизменное благословение и удалился, сияя ярче свечи. Сам маэстро с ним разговаривал, великая честь!
В каминном зале гостя встретили без почтения, и на том спасибо. Уже восемь дней Берна, загостившаяся у родичей Орлиса, хлопотала в своем замке, наводя порядок. Смотреть на грифа и его жену Патросу очень нравилось. Более яркого отражения идеи гармонии он не мог себе представить. Не схожи ни в чем — и отлично дополняют друг друга. Берна на голову с лишним ниже мужа, тоненькая, светлокожая и светловолосая. О политике в целом и конкретно об интересах Загорья знает лишь одно: ее гриф очень умный и во всем разберется, если его часто и вкусно кормить. И не допускать до мелких домашних дел. А мелкие дела — это все снабжение замка, наем слуг, общение с торговым людом Загорья, поддержание хороших отношений с семьями соседей-грифов и иной знати — и так далее.
Рослый Варза, как обычно, сидел у камина, рядом с Шаримом, и время от времени с гордостью поглядывал на жену. Как она ловко управляется по хозяйству, как умеет со всеми найти общий язык и сколь щедро сеет тепло неугасающей улыбки.
— А если бы я умерла? — ужасалась грифья, не забывая наполнять взваром чашку для маэстро. — Да дворец к лету зарос бы грязью! Можно сказать, у меня не было выхода!
— Впредь не уделю и мига своего времени домашним делам, — пообещал гриф. — Раз мое небрежение столь целительно, я буду в нем тверд. Птаха, да не суетись ты, сядь ко мне. Никак не привыкну, что у них лето. Ты загорела за эти дни! Похорошела.
— Только в тереме порядок, — сдалась Берна, улыбаясь похвале и послушно подсаживаясь поближе к мужу. — Аэри прекрасно ведет хозяйство, повезло нам с таким знакомством. Я не осталась в гостях и лишнего дня, боялась, ты совсем оголодаешь. Ты ведь не умеешь заботиться о себе! Вон, глянь на нашего маэстро: скоро щеки изнутри прокусит, так ввалились. Пойду распоряжусь принести ему похлебки.
Гриф согласно кивнул и проводил жену счастливым взглядом. Посерьезнел, обернулся к Патросу:
— Сколько раз тебе было сказано: не ходи по городу без охраны!
— Знал бы, во что ввязываюсь, — горестно отозвался гласень, — нипочем не полез бы в маэстро! А ведь я еще пока и не начинал воплощать задуманное. Как в песок вода, так и усилия мои бесследно истекают, унося время и разрушая надежды. Эргриф не принимает никого. И поддержки нам не будет. Я даже не смог убедить его гвардию отказаться от краснокожих, опасных и ненадежных при обороне от демонов.
— Поначалу все хотят быстрых перемен, — усмехнулся гриф. — Ты бы глянул на меня, когда я получил браслеты и цепь грифа из рук отца! Я твердил, что объединю земли и изведу всех злодеев. Прошло десять зим, пока хоть немного образумился. Если добро насаждать столь рьяно, как беремся с самого начала, почуяв власть, оно пострашнее зла становится. Не спеши.
— Да есть ли время, чтобы не торопить себя? — вздохнул Патрос и обернулся к Аэри: — Ты сегодня молчишь, а я привык к твоим советам.
— Я теперь хозяйственная и домовитая, — тихо рассмеялась леди. — Прости, у каждого свои мечты и свои беды. Этот терем — моя мечта. Сбывшаяся. Вот я и радуюсь, вопреки всему.
— Отвлекли нас без повода, — возмутилась Кошка Ли, сосредоточенно перебирая на столе разноцветные, ярко играющие бликами камни. — Мы практиковались в магии поиска, между прочим. Но относительно времени… Ты прав, его нет. Лоэль, мой Раа и остальные, вы их не знаете, изыскали способ определять точно и на расстоянии то, что вы именуете благодатью Адалора.
Лэйли стала окончательно серьезной, и это выражение сосредоточенности на ее лице выглядело угрожающе незнакомым, предвещающим дурное. Гриф чуть подался вперед, по своему обыкновению: так он отмечал готовность слушать с полным вниманием. Кошка виновато дернула плечом и вздохнула:
— Числа вам ничего не скажут, но если просто и коротко — здоровое состояние баланса сил мира соответствует серединке. Неопасны отклонения в две-три условных единицы. Более пяти — угроза прорыва, но нескорого. Десять было, когда Арха взялся заделывать дыру на острове.
— А сейчас? — сократил пояснения гриф.
— На Черном острове — шесть, — отозвалась Лэйли. — Давно уже и без перемен. Вэйль, вы ее не знаете, и Тиэса, наша королева, первыми додумались запустить процесс сбора данных по всему вашему миру. Мы потеряли слишком много времени, глупо исследуя один лишь остров…
— Где? — очень тихо спросил Патрос, подозревая ответ.
— Здесь, в столице, — подтвердила его худшие опасения Лэйли, — сегодня на закате было одиннадцать единиц. Рост идет быстро, но прорыва пока нет. Когда он сформируется, мы не знаем. Может, через три дня. Или через десять. Утром мы посадим в парке грузовой модуль и начнем собирать системы защиты. Магии у них не будет, это я вам обещаю. Доспех и оружие моих учеников уже обработаны чем следует.
— Мне нужно вернуться в храм, — решительно сообщил Патрос, поднимаясь из кресла и делая первые шаги к выходу из зала.
— Утром, — строго приказала Кошка.
Возразить гласень не успел. Он даже едва смог ощутить прикосновение тонких пальцев к шее. И рухнул в сон, которому невозможно сопротивляться. Лэйли помогла расслабленному телу опуститься на ковер мягко. Позвала слуг и велела уложить маэстро отдыхать в гостевой комнате. Мрачно и сосредоточенно обернулась к грифу. Берна уже стояла рядом с мужем, испуганно прижимая к груди принесенную для маэстро ложку…
— Фарнора я предупредила, он сейчас выводит из храма всех, кто послушается его слов. И пинками выгоняет непокорных. Патросу там появляться нельзя, мы не имеем права так глупо потерять его.
— То есть не через три дня, — сухо уточнил гриф.
— У нас от трех до десяти часов, но это самое большее, — кивнула Кошка. — Модуль уже в парке, защита готова. Мы опасаемся, что они полезут в храм или во дворец, если могут точно рассчитать зону высадки. Пока мы бессильны сказать что-либо наверняка, нет опыта и нет данных. Мы сознательно не используем магию и активное наблюдение, чтобы не привлекать излишнего внимания. Что бы вы о нас ни думали, мы не намерены воевать вместо вас. Это ваш мир. И вам его спасать. С нашей помощью.
— Именно наш, я был бы в бешенстве, отстрани вы от дела моих людей. Воины готовы?
— Отдыхают. Как только что-то прояснится, я подниму своих. Варза, я вас умоляю: не пытайтесь лично вмешиваться в это. Первую волну, я уверена, мы одолеем. Придут не демоны, а их слуги. Придут обустраивать здесь базу. Их вышвырнут через прорыв и забудут о вашем мире до середины лета, так мы полагаем.
— Вот тогда… — начал гриф.
— Да. Тогда станет очень плохо.
— Я поверил вам сразу, — задумчиво кивнул гриф, обнимая жену и усаживая себе на колени. — Не вижу причин для сомнений и ныне. Распоряжайтесь людьми. На сей раз я не дам Берне повода беспокоиться за меня. И пригляжу за Шаримом.
— Спасибо, — улыбнулась Кошка. — Я возмущена тем, что мой Лис из упрямства сбежал с Ёррой. Вопреки запрету! Но Шарим-то здесь, он взрослый и ответственный, и мы с Аэри велели ему вас защищать.
Шарим гордо кивнул. Да, по лицу видно: он прекрасно понимает, что получил не самое опасное задание. Но все же почетное… И вполне взрослое. Лэйли вернулась к столику и села на ковер, снова всматриваясь в камни. Повела над ними рукой, недовольно морща нос. Аэри зашептала на певучем наречии ампари. Несколькими минутами позже Кошка зашипела и резким движением смешала камни.
— Как я отвыкла от примитивной магии! — пожаловалась она. — Самый ненадежный и старый поиск — гадание на камнях… Единственное, что на сегодня не попало под запрет. Надежного результата не дает, но я рассмотрела достаточно, чтобы распорядиться будить людей. У нас час, Ёрра был прав. Без магии и приборов он указал время исключительно точно… Аэри, как ты его обучила?
— Никак, — задумчиво отозвалась ампари. — Это тайна рода людей. Мы всегда уважали их, помня о существовании подобных Ёрре. Удивительно ярких и талантливых, самозабвенно преданных делу. Мы умеем лишь видеть дар и будить, дальнейшее не в нашей власти. Я отдала ему все, что могла. Но прежде я учила многих. Они оставались глухи и к словам, и к силе крови. Я могу настраивать души, но не создавать их полноту из ничего. Ёрра был полон до встречи со мной.
Кошка Ли кивнула. Было заметно, что мысли ее уже принадлежат предстоящему бою. Зеленые глаза щурились, губы то и дело шептали имена учеников, составляя из воинов наиболее удачные группы. Само собой, все много раз проверено и отработано… но ждать еще час, да с характером Лэйли — невыносимо.
— Доспех пойди надень, — посоветовал гриф.
— Уже, — огорченно вздохнула Кошка Ли. Скинула с плеч объемный платок и покрутилась, демонстрируя защиту. — С вечера надела. Не могу я ждать. Засады — это ужасно, это не для меня. Хуже заготовки варенья, честное слово!
— Ненадежный доспех, — усомнился гриф. — На пергамент больно похож. И мал.
— Папина ковка, — возмутилась Лэйли. — Лучше не бывает. А заклинали его самым надежным старинным способом. Потом еще современными полезными всякостями дополнили. Ладно, пойду я. Присмотрю за своими людьми.
Аэри неохотно кивнула, подсела к камину и стала греть руки, восстанавливая душевный покой. Ей не позволили участвовать в боях и даже думать о чем-то подобном. Ее работа начнется позже, когда демонов оттеснят от мест прорывов и лорды станут восстанавливать баланс. Ампари сердито подтянула к себе брошенный на пол платок Кошки. Ей — запретили! И кто? Арха и Шарим. Сыновья, которым следовало бы не шуметь и не пытаться так бессовестно распоряжаться жизнью матери. Да ладно они, но Фоэр… его-то кто тянул за язык? Да, друг и хранитель Архи. А прежде — хранитель ее мужа. Да, знакомы уже зим сто… Но запрещать? Ей? И гриф туда же. Пришел, выслушал общий шум — и низким решительным голосом сообщил: она вообще-то пленница его замка! Следовательно, не способна восстать против воли Варзы. Он же позволения покидать терем не давал, вот и весь сказ.
— Мам, ты не расстраивайся, — утешил Шарим. — Подумай, как станет ругаться Патрос, когда проснется! Ему еще хуже досталось от Кошки Ли. В сон — и все дела.
— Слабый довод, — отмахнулась Аэри. — Ваша милость, хоть у оконца пленнице посидеть можно?
— Пошли, на парадном крыльце дворца нам приготовили места, — отозвался Варза. — Самому неуютно. Опять же я жду гостей. Скоро грифы зашевелятся, узрят непорядок в городе, станут засылать гонцов, а то и сами прибудут.
Аэри кивнула и поспешила одеваться. Слуги уже приготовили теплые шубы, меховые сапожки, рукавицы. На улице не особенно холодно — весна. Снег, что ни день, плавится на камнях мостовой, И даже если ночами снова выпадает, мокрый и тяжелый, надолго не ложится. Сползает с крыш крупными охапками, истекает влагой, к полуночи застывающей скользкими ледяными дорожками.
Сегодня небо светлое, ни единого облачка нет. Но и прозрачности воздуха тоже нет. Висит неспокойная хмарь. Люди затворяют ставни и жалуются друг другу на промозглый сырой туман, пробирающий сквозь любую шубу злее зимней стужи. Леди Аэри видит и чувствует больше. Даже почти слышит, как хрустит туго натянутая ткань мира. Как одно за другим рвутся волокна, не способные больше удерживать целостность бытия. Как оно слоится и стонет.
Тяжело. Страшно. Неисправимо уже. И оттого — вдвойне горько.
— Мяу! — бодро прервала поток темных сомнений Кошка, гарцующей походкой выдвигаясь к середине площади и щурясь на своих бравых воинов, замерших в ровном строю. — Кто у нас герой?
— Запрещено геройствовать, — ехидно сообщили из задних рядов. — Все мы хладнокровные трусы, о неуловимая! Мы помним.
— Хорошо, — похвалила Лэйли. Еще раз осмотрела строй. — Сегодня у вас не бой. У вас тренировка. Да, мыши будут крупнее и опытнее привычных вам, но и вы уже не младенцы! От групп не отрываться. На провокации не отвечать. Преследования без поддержки не затевать. И учтите: кто не увернется и позволит себя убить, пусть мне на глаза больше не показывается! Выгоню к Ррыну.
— Нужны мне твои мелкие котята, — усмехнулся в бороду рыжий эльф, выводя своих учеников. — Комарики, и всего-то. Так, все готовы? И запомните: кто не совладает с собой, отдам Кошке. Она вас в одну связку дней до такой вот сушеной немочи заморит, недостижимой скорости требуя. Ваше дело — все ж сила. Они пусть прыгают и отвлекают, заманивают и смягчают опасные удары. А вы — рубите.
Лэйли встала на цыпочки и поцеловала своего огромного племянника в ухо, вынудив нагнуться. О родстве учителей люди знали. Но поверить в него даже не пытались. Как может эта взбалмошная девочка быть старше Ррына, столь обстоятельного и взрослого? Между тем, ходят слухи, намного старше! Не зря первой выбирала себе бойцов.
От дальних ворот по мосту застучали колеса кареты. Экипаж вкатился на площадь, сопровождавший его верхом Фарнор спешился и вежливо распахнул дверцу. Страдальчески скривился в ответ на прищур Лэйли. Еще бы! Привез гласеней.
Гриф все понял и включился в дело, зычным голосом приветствуя гостей и предлагая им почетные места подле своей милости. Одного взгляда на заполнивших площадь воинов служителям хватило, чтобы счесть любезность приказом. И не выражать резко и непочтительно своих впечатлений от вида двух мерзких вампиров, занимающих еще более почетные места.
От парка уже шли новые, аж пятеро, и гласени поспешили пристроиться на крыльце, подальше от столь многочисленных и опасных отродий Ролла — да еще при полном вооружении. И, страшно сказать, в сопровождении существ, до оторопи похожих на Ролла и Адалора.
Кем, кроме Багряного, может еще оказаться низкорослый, непомерно широкий боец с огромной секирой неизвестного тусклого металла? А лик Белого они еще не успели забыть со дня смерти прежнего маэстро!
Рахта чуть поклонился грифу, указал гному на его группу бойцов и повернулся к Кошке Ли:
— Я переживаю. Ты по плану отправляешься к храму, а мое место — во дворце… Как я согласился на подобную глупость?
— Это я согласилась. — Лэйли с победным видом сморщила нос. — Ты со мной не стал спорить по пустякам. Жбрыха приволок?
— Без него тут будто бы мало суеверий, — нахмурился эфрит. — Но я исполнил и этот каприз своей милой Ли. С ним ты будешь в полной безопасности. Барн, хватит прятаться, можно выходить.
Крупный мазв стек откуда-то сверху, со стены замка, беззвучным пятном мрака скользнул по площади, замер рядом с обожаемой Лэйли в позе, наиболее удобной для посадки на его загривок. Кошка Ли погладила густой мягкий мех, что-то прошептала в ухо жбрыха, чуть нагнувшись. Мех стал меняться, все больше напоминая темную шершавую броню. Хвост удлинился, оброс внушительными шипами, клыки тоже достигли устрашающих размеров. Лэйли погладила морду мазва, довольно поцокала ногтями по его новой, предназначенной для условий боя, шкуре. Помахала рукой, подзывая Фарнора:
— Садись. До утра он отвечает за твою жизнь. Ты управляешь всеми людьми, не спорь.
— Я не умею ездить на эдаком здоровенном форхе… или как его именовать? — смутился сотник.
— Барн его имя, он разумен и сам умеет не ронять седока. Не спорь с Кошкой Ли! Сказала бери — так поблагодари да исполняй. Без него тебе туго придется. По городу надо передвигаться быстро. Может, сперва ты понадобишься во дворце, а позже — в иных местах. Он очень резвый. Он вообще мой любимец. — Голос Лэйли смягчился за счет непривычных интонаций гордости и ласки. — Барн, малыш.
— Малыш? — поразился Фарнор.
— Ну, не особенно, — признала Кошка. — Да садись уже!
Рахта с явным огорчением — зря он рассчитывал повысить безопасность Кошки Ли — усмехнулся и кивнул, подтверждая решение жены. Положил руку на плечо пожилого ампари, уже вставшего рядом:
— Шагра, хоть ты пригляди за моей Лэйли. Или, в крайнем случае, позволь ей присматривать за тобой.
— Исполню, — поклонился ампари. — Леди Ли, вы беретесь оберегать последнего представителя рода Эрр? Это важно, я ведь еще не передал свои знания Шариму.
— Берусь, — благосклонно пообещала Кошка, выкручиваясь самым немыслимым образом, то есть выполняя разминку и грея мышцы. — А вот и Нора. Она всегда приходит точно вовремя. Значит, пора строить группы.
— Именно так, — подтвердил Шагра, глядя вдаль, на город. — Они уже близко. Я видел и ощущал их приход дважды. Остались считанные мгновения.
Ампари поднял руку и уверенно указал сперва на узкий штрих ничтожного темного облачка над шпилем храма, а затем на второй, похожий, — над дворцом.
Замок грифа стоял на скале, занимая главенствующую высоту, и с площади через открытые ворота город был виден очень хорошо. Дворец эргрифа белел вдали, на втором высоком холме. Храм серебрился чуть ниже, на самой границе торгового города. Предместья спускались вниз и терялись в дымке тумана, поглотившей почти всю городскую стену.
Выслушав предсказание зреца о сроке и месте прорыва, переданное Патросом, ни капитан Лоэль, ни иные эльфы не усомнились в важности и точности слов Ёрры. И потому, что доверяли странному дару зреца, и оттого, что видели в выборе места немало выгод для демонов. Если речь идет о захвате всей Дарлы, вполне логично начать его с уничтожения правителей людей. А может быть, и с целью получения власти, обретения сторонников и последователей.
Темные штрихи в розовато-сером небе расширились, налились чернотой. Земля под ногами дрогнула. От облаков через город покатилась кольцевая волна, подобная взрывной. В несколько мгновений достигла замка, колыхнула волосы воинов, дернула флаг на шпиле и ушла вдаль. Низкий ревущий грохот остался. Он повис в мутном воздухе, наполненном подобными саже крупицами тьмы. Поле зрения сократилось до нескольких локтей. Воины в рядах едва различали соседей, невольно плотнее двигаясь друг к другу, смыкая плечи. Вместе проще пережить подобное.
Темный воздух казался негодным для дыхания, вязким и наполненным ледяным ужасом, черным отчаянием и тяжестью предрешенного поражения. Постепенно звук угас, задавленный страшной и окончательной тишиной… нарушенной ворчливым голосом Кошки. Само собой, на нее темные чудеса не произвели нужного впечатления. Зато первые же слова Лэйли вернули уверенность людям. Особенно воинам, знающим и уважающим свою наставницу.
— Ну, теперь я могу использовать магию, Раа?
— Подожди решения Лоэля, — попросил эфрит. — Ты ведь знаешь, он сейчас пытается отследить канал и оценить их возможности. Как только станет можно, я…
Виф на шее Кошки чуть дрогнул, передавая подтверждение, и та восторженно взвизгнула. В следующее мгновение все на площади уже могли видеть ее серебряные волосы, мягко и отчетливо сияющие в серости тоскливого колдовского тумана. Рядом вспыхнул белым силуэтом Рахта, поднял руки, развел их, ладонями отстраняя тьму, и в замок вернулась обычная ночь. Эфрит еще раз тревожно взглянул на жену. Обитатели мира Ами могли бы прекратить атаку демонов куда быстрее и безопаснее… Но это не их мир, и они не имеют права решать за других. Допустимо лишь оказать запрошенную и понятную жителям Дарлы помощь, древний закон Рртыха Третьего «О невмешательстве» не оспаривается. Он давно доказал свою разумность. Люди и ампари должны сами отстаивать свою Дарлу. Мир, получивший имя по названию материка, который был заселен первым.
Рахта нахмурился, смахнул остатки тьмы чужой магии. Люди косились на эфрита и невольно улыбались, изгоняя остатки страха и сомнений из души: беловолосый воин слегка светится от накопленной магии. Мир Дарлы воистину слишком плотно ею напоен, трудно дозировать силу. И теперь, во мраке насланного демонами страха, еще труднее отказаться от родства с богами, столь зримого, воодушевляющего людей… Придушенно охнул один из гласеней, шепотом поминая Адалора и едва смея сидеть в присутствии самого Белого или его представителя. Но тут, разрушая все величие момента, со стороны терема донеслось куда более энергичное выражение по поводу Ролла: проснулся маэстро.
— Группы готовы, — негромко напомнила Нора, поправляя доспех. — Первые три на площади. Освобождайте место для следующей отправки.
— Береги мех, Кошка, — посоветовал жене Рахта.
Лэйли дернула плечом и развернулась к отряду.
Подмигнула воинам, предлагая подготовить оружие. И произнесла свое коронное «мяу», заменяющее без труда любые слова. В данном случае — весьма сложную энергомагическую формулу переноса группы в заданную точку. Отзвуки голоса Лэйли разнеслись уже по иной площади, куда большей, расположенной перед центральными вратами главного храма столицы. Кошка позволила себе истратить краткий миг на наблюдение за людьми. Все же в первый раз перемещаются, да и демонов видят впервые. Обещали не терять хладнокровия, но дать слово и сдержать его, как известно, — не одно и то же. И отряд невелик, всего-то полусотня. Три десятка воинов в тяжелой броне, дюжина ее «котят» и восемь стрелков в середине. Все сосредоточены и готовы, хорошо.
Кошка крутнулась на месте, не ограничивая себя в скорости движений и извлекая легкие клинки из ножен. Довольно отметила: она готова. Полностью, как и подобает воину. Папа Орильр был бы ею доволен сегодня. Демоны — самые гадкие враги из всех мыслимых. Они чуть не погубили маму! Они уничтожили в незапамятные времена Рртыха Первого, принца гномов. Конечно, нет прямых доказательств, что на Дарле из прорех мира появляются те самые демоны. Но подозрения имеются. Сегодня они будут подтверждены или опровергнуты.
Первый же взгляд на неведомых врагов избавил Лэйли от любых сомнений в их намерениях. Эти пришли не по ошибке и не с целью переговоров, платить не платить за старые долги или искать славы. В пустых темных зрачках — ни тени мысли. Только приказ пока отсутствующих здесь хозяев: убивать и сеять панику. Нет сомнений, и то и другое тварям по силам. Ростом каждый демон существенно более двух метров. Одет в плотную чешуйчатую броню сизо-стального цвета. Когти, спинные гребни и хвостовые шипы — мрачного зеленого оттенка. Задние лапы, неловко их называть ногами, длинные, с развернутыми назад коленями, наверняка позволяющими совершать внушительные прыжки. Короткие нижние лапки-руки растут из корпуса чуть выше пояса, они держат стрелковое оружие, похожее на арбалет. Длинные и мощные верхние руки вооружены для ближнего боя.
Лэйли не стала тратить время на изучение состояния храма. Лишь отметила: пострадал, и, кажется, изрядно. Пересчитала демонов, выбравшихся на площадь через провал обрушенных врат. Два десятка. Больше, нежели предполагалось. Шагающий во втором ряду, чуть менее рослый, чем прочие, зато окрашенный куда ярче и разнообразнее, зарычал и поднял лапу, целя в людей. Звук стал высоким, тон — требовательным. На морде проступило недоумение, первая отчетливо читаемая эмоция. Еще бы! Магия, которую попытался зачерпнуть демон, утекла из его сложенных щепотью когтей. А Кошка уже кралась, мягко шла вперед, настороженно щуря свои зеленые глаза и высматривая удобную щель в рядах передовой группы. Ей хотелось сразу убрать того, кого она мысленно назвала шаманом.
За спиной почти без звука рассыпались широким полукольцом воины в легком доспехе, создавая наилучшие условия для стрелков и не подпуская к ним врага. Пара серебристых зайчиков вспыхнула на броне демонов, отмечая успешную пристрелку. Нора учила не только использовать оружие, но и подбирать режим огня. Сначала обычная магия широкого спектра действия в сочетании с взрывным зарядом, потом, по указанию датчиков или совету спрятанного в ухо вифа, — иная комбинация.
Кошка скользнула, прижимаясь к мостовой, уходя от довольно быстрого движения клинка самого рослого демона. Срезала коленные сухожилия второму и метнулась вперед, отмечая сомнение в темных зрачках избранной жертвы. Ее движения этот враг уже не мог различить. Прекрасно, значит, есть предел и их скорости. Лэйли прыгнула, уходя от выстрела зажатого в коротких лапках оружия, перекатилась, оттолкнулась от коленного сгиба очередного верзилы — и взлетела вверх, на его широкие удобные плечи. Выбрала новую жертву, удовлетворенно отмечая, что обработанная и отточенная Рахтой сталь клинков безупречна. Да и метательные ножи вполне хороши, пусть даже несовременные, раскритикованные Норой. Сама заклинала, и шаман не смог проглотить эту порцию магии, угодившей ему в горло.
Мертвый демон стал оседать, и Кошка метнулась вниз, под ноги его еще живому соседу. Позволила себе короткий взгляд на воинов. Отлично работают, все пока живы и почти все целы. Трое серьезно пострадавших не лезут в герои, честно убрались за заслон и там помогают друг другу, останавливают кровь и перетягивают раны. А еще Кошке очень понравилось, как работает Шагра. Она даже пообещала себе изучить странноватое оружие ампари, созданное специально для борьбы с низшими демонами. Эдакая помесь багра с алебардой Удобно валить рослых, подсекая в движении. Удобно рубить и парировать. Правда, едва ли оружие годится для людей: им не хватит скорости.
Под клинком взвизгнула усиленная стальным панцирем броня. Подалась и распалась, пропуская косой удар, рвущий спину демона. Снова пришлось падать на мостовую и даже разочарованно шипеть. Говорил ей Раа: береги мех. Прядь серебряных волос осталась на камнях, снесенная почти под корень. Впрочем, почти…
Кошка выпрямилась и встряхнулась, изучая трех живых демонов, ее стараниями лишенных верхних лап, но вполне способных обеспечить ответы на очень и очень многие вопросы. Кто они, откуда пришли, на что горазды, когда подойдет подкрепление — и так далее.
Люди выстроились в полный боевой порядок двумя группами, подтянулись поближе. Шагра уже занимался ранами демонов, вязал им ноги и малые верхние лапы. В ухе проснулся виф, зашелестел далеким голосом мужа.
— Мяу, — предсказуемо отозвалась Кошка и оборвала контакт.
Вряд ли у него есть время слушать длинные пояснения. Главное — сам цел и уверен в том же относительно нее. Сверху спланировал и замер над самой землей мальт. Трое эльфов приняли пленных, помогли подняться в корпус раненым — и снова взлетели.
Кошка оглядела своих людей:
— Теперь в храм. Четверо демонов скрылись с площади, насколько я успела заметить. Как вам известно, у храма семь врат. С нашей стороны сюда отправлено всего три группы — мы и еще две, по числу крупных улиц. Будем обследовать закоулки. Они еще здесь, я ощущаю. Их довольно много. Вперед и без героизма. Расслабляться нельзя, иначе верная гибель.
Примерно то же самое и в то же время говорил своим людям Рахта. Правда, во дворце поводов для самоуспокоения было куда меньше. Из храма усилиями маэстро еще пять дней назад был выведен приют для детей и стариков. Светцы тоже были размещены во внешних казармах, а гласени и иные служители ловко разосланы по делам, настоящим и выдуманным. Оставшихся немногих силой и волей Златоголосого перевез в замок Варзы сотник Фарнор.
Когда демоны вошли в храм, они не застали там практически никого.
Дворец исходно был заселен плотнее, имел большие размеры. Его стража и распорядители не услышали предупреждений и не вняли советам. Жизнь здесь текла беззаботно и привычно до самого последнего мгновения. Ночь — время, предназначенное распорядком знати не для сна… Два праздника шумели в малых дворцах родичей эргрифа. Темный парк наполняли шорохи шагов и томные вздохи «внезапных» встреч. Стряпчие разбирали накопившиеся за день прошения и иные бумаги, сжигая бессмысленные и откладывая в сторонку перспективные. Рассматривали подарки, присланные отчаявшимися просителями. Кухня работала вовсю, проклиная и благословляя непомерный аппетит знати, дающий выгодную работу, но не позволяющий ни мгновения отдохнуть…
Когда тьма, страх и грохот накрыли столицу, дворец был наполнен жизнью. Несколько десятков демонов появились на его главной площади. Некому оказалось сопротивляться отчаянию, страху и паническому безумию, насланным магией. Люди метались в липкой темноте, задыхаясь от собственного крика, не видя ничего и не находя выхода из ставшего явью кошмара. Стража стояла на постах, не понимая ровным счетом ничего и не имея внятных приказов. Кто догадался выпустить краснокожих? Вряд ли это когда-нибудь станет известно. Зато не вызывает сомнений: жутковатые существа немедленно освободились от власти укротителей-людей и признали над собой иных хозяев.
Несколько мгновений с момента нападения тьмы и до перемещения отрядов из замка грифа Загорья стали последними для очень и очень многих. Род эргрифа, как и предсказал безумный внемлец, иссяк. Четырем сотням воинов, разделенным на шесть отрядов, пришлось пробираться через развалины, шагать в буквальном смысле слова по трупам. И принимать бой с куда большим, чем в храме, числом демонов.
Фарнор много раз мысленно поблагодарил Лэйли за своего невероятного «коня». Он знал больше остальных, он успевал почти везде. Любые слова, сказанные седоком Барна, воспринимались с исключительным вниманием. Они ведь сопровождались улыбкой жбрыха…
Сотник, названный Ёррой «воином света», впервые использовал свое имя этой ночью, когда света стало действительно мало. Именем света, не принадлежащего единолично ни эргрифу, ни Гармониуму, он приказывал многим. Сперва страже дворца. К чести этих людей следует указать: постов они не покинули и, справившись с первым страхом, попытались организовать сопротивление. Но разве могут неподготовленные люди, не имеющие должного оружия и защиты, противостоять демонам? Увы, нет…
Многие выжили лишь потому, что демонов в первую очередь интересовала знать. Праздно проводящие время за столами, танцующие и отдыхающие в обществе хорошеньких женщин почти не имели шанса выжить. От стражи демоны лишь отмахивались, занимаясь основным делом.
Фарнор собрал уцелевших, приказал позаботиться о раненых и начать выводить в город еще живых обитателей дворца. Куда именно? Сотник указал на особняки трех грифов, расположенные ближе прочих к дворцу и хорошо охраняемые. И сам немедленно помчался туда, удивляясь скорости передвижения Барна. Вставший на его пути демон увернулся от стали клинка сотника, но не смог уклониться от короткого движения хвоста жбрыха, превратившего морду твари в сплошное месиво. Раненый демон зашелся визгом, а когти Барна уже цеплялись за стену дворца, отвесную и неприступную. Одолев ее в несколько длинных скачков, жбрых прыгнул вперед, в темный провал пустоты, изрядно впечатлив седока. Раскрыл тонкие перепонки крыльев и спланировал прямо на ворота нужного особняка, охрана которого не рискнула спорить с приказом, полученным от имени света Адалора столь впечатляющим способом…
Фарнор не слышал полного ответа, удовлетворившись торопливым кивком начальника караула. Жбрых уже спрыгнул во двор, заполз по дальней стене на крышу особняка, метнулся через ее конек и снова взлетел, изворачиваясь в прыжке, открывая перепонки крыльев и выбирая направление на второй особняк, у стены которого ревели два демона. Твари лезли по камням вверх, не стараясь даже уворачиваться от стрел, бессильных повредить их шкуры, покрытые толстой надежной броней, усиленные неведомой людям Дарлы магией.
Барн упал сверху на загривок более крупного, когти его передних лап с коротким хрустом промяли чешую у основания шеи демона. Фарнор на сей раз куда увереннее уклонился от удара второго врага и даже достал его, кончиком клинка срубая гибкий длинный хвост. Остальное довершили два выстрела из оружия, выданного эльфами. По виду — плотный браслет с острым выступом-прицелом, не более того. А по действию — получше любого арбалета, если вообще есть смысл сравнивать.
В этом особняке выслушали приказ и вовсе без возражений. Заторопились отпирать ворота и отдать распоряжения слугам готовить комнаты для пострадавших. А Барн уже бежал по улице, недовольно принюхиваясь и щелкая: опознал след демона, ушедшего творить беды в городе.
Фарнор распорядился с вечера, его светцы и люди из сотни Дифра обошли каждый дом. Предупредили хозяев: ночь будет сложная, необходимо запереть и заложить двери и ставни, укрыться как можно надежнее. Если дом не крепок и мал — уйти к соседям. И об этом тоже договаривались, показывая пергамент с печатью самого маэстро. В результате демонов, попавших в город, ждала неожиданная для них полнейшая тишина. Многие факелы угасли, оставленные без внимания столичной стражи. Ни одного человека на улочках, собаки и кошки — и те забились в свои убежища. Лошади переведены в крытые стойла. Сквозь плотно сомкнутые ставни не сочится даже слабый свет, привлекающий внимание к жителям домов. Чтобы посеять панику в таком городе, надо очень постараться. Для начала, как того и опасались весьма рассудительные эльфы, затеять пожар. Но центральная часть города выстроена из камня!
Видимо, демон, высланный вперед своими родичами, пришел к такому же выводу. Сотник заметил на нескольких добротных дверях следы его когтей, прорвавшие, как пергамент, цельные древесные плиты, усиленные медной оковкой. Демон бесился от ярости и не находил для нее применения, двигался все дальше, уходя в сторону нижних ремесленных окраин.
Сотник нахмурился: велика ли польза от него, даже в паре с Барном? И почему он решил, что демон впереди — одиночка? Как нелепо преследовать и сомневаться, когда есть чудо эльфов: возможность на расстоянии разговаривать с другими воинами! Фарнор погладил виф возле уха.
— Где ты находишься — определила, отслеживаю, — немедленно отозвался спокойный голос Риолы, знакомый сотнику. — Помощь требуется?
— Я полагаю, впереди демоны и они идут в нижний город.
— Принято. Следуй за ними. По твоему сигналу отправлю отряд в указанное место. Сейчас уточню, кто может к тебе переместиться.
Барн мягко стлался по мостовой, беззвучный, неразличимый в тенях домов. Когда у слияния двух улочек навстречу ему вырвался из тесноты городского лабиринта верховой гонец, спешился он мгновенно и не по своей воле: просто лошадь ни разу еще не встречала жбрыха! Воин не выпустил повод и вообще воспринял зрелище куда более хладнокровно. Кивнул, с облегчением опознавая знакомое лицо светца:
— Сотник? Я от лосморского грифа во дворец добираюсь. Что происходит?
— Во дворце бой, скакать туда бессмысленно, — быстро отозвался Фарнор. — Поезжай к Сарычу. Там и маэстро, и многие иные. Они знают, что происходит.
Барн понятливо метнулся к более широкой улице, ведущей вниз. И потому, что туда вел след, и из-за того, что дорога, пройденная одиноким конником, явно свободна от демонов. Впереди стал нарастать шум. Фарнор сообразил: именно там базарная площадь. Барн взбежал по стене на крыши и прыгнул, взлетая: он устал следовать кривизне сутулых скользких улочек.
Сверху сотник сразу углядел демонов. Они действительно выбрались на торговую площадь и, не найдя там людей, разрушили несколько скотных загонов. Мясо молодых быков в эту зиму пользовалось спросом у капризной знати. Держали крупных длиннорогих животных для продажи немалым стадом: как-никак столица, товар для знати всегда есть, и наилучший.
Сейчас взбесившиеся от ран и ужаса быки плотным потоком устремились в грязные узкие улочки ремесленной слободы. Под напором стада стонали и хрустели дощатые заборы. Демоны рычали, рвали поотставший скот. Фарнор сосчитал — пять тварей!
Барн стремительно скользил вниз, вытянувшись всем телом. У самой мостовой он ловко сложил и убрал перепонки, приземлился и замер неподвижно. Сотник погладил виф, оживляя связь:
— Их пять. Не самые крупные, пока все здесь, в одном месте.
— Иду, — прогудел в ухе незнакомый бас.
И сотник увидел гнома — во второй раз за эту ночь. Орлис, еще до своего самовольного отъезда на север, много раз рассказывал о бесподобном Рртыхе. Говорил взахлеб, явно повторяя мамины слова. Сам он гнома не знал — родился позже, когда Рртых и его народ уже остались в каком-то ином мире. Но маминым отношением к невысокому и обстоятельному существу, безмерно трудолюбивому и спокойному, проникся. А еще утверждал, что в бою гном преображается, обретая удивительную скорость и порывистость, странно сочетающиеся с силой. Сейчас Рртых был именно таков. Он с бычьим упорством пер вперед, поигрывая тяжелой секирой, как иные играют малым кинжалом. С обеих сторон от гнома двигались ампари со своими странными алебардами. Позади замерли двое стрелков. Небольшой отряд. Демоны сперва не восприняли его всерьез.
От гнома попробовали отмахнуться с небрежностью, пропорциональной разнице в росте — более чем двукратной! Фарнор отметил, что он едва видит след движения секиры. И совершенно не может понять, как удается гному менять направление ее движения мгновенно, на полузамахе. Так, что одним ударом рубится и когтистая лапа, протянувшаяся сверху, и сухие мощные колени твари. Мгновением позже, когда сосед атаковавшего первым демона лишился руки, безногий рухнул на мостовую. И разница в росте больше не могла защитить его шею.
Барн мчался по площади, описывая широкую дугу и стараясь отрезать демонам путь к отступлению в слободу. Увидев жбрыха в жерле поглотившей стадо улицы, последний непострадавший демон изменил направление и попытался в несколько прыжков одолеть площадь, но стрелки уже освоились с его манерой движения и не оплошали.
— Еще понадобимся — зови, — коротко подвел итог боя Рртых ровным басом. — Пока же возвращаемся во дворец.
— Спасибо, — кивнул Фарнор.
И обернулся к слободе, с растущим беспокойством прикидывая, как же быть со стадом? Вот еще напасть.
У крепкого высокого забора его внимания дожидались десятка два работников мясного ряда. Поклонились с неподдельным уважением. Старший подошел поближе. Было видно: вперед его толкает любопытство, а удерживает — здравый смысл в виде темных, вымазанных в крови, длинных когтей Барна.
— Вы, что ли, сотником будете? — вопросил и сам себе ответил торговец. — Как эти рычать начали, мы и собрались. Хотели было погнать их, да вовремя опамятовались. Шутка ли, одним движением быку рог срубают… Плохи наши дела? Семьи у нас, светец.
— Не плохи, — обнадежил Фарнор. — В нижний город они не прошли и не пройдут. Семьи пусть по домам сидят, как велено, а вы бы скот собрали, а то натворит он бед похуже демонов.
— Это можно, — охотно кивнул скотник, довольный тем, что в бой не зовут и больших несчастий не предвещают. — Сделаем, не извольте беспокоиться. Животины у нас смирные, до дальних загонов пробегутся — и охолонут.
Фарнор кивнул и погладил тусклую броню на загривке Барна. Усмехнулся: ему бой куда понятнее, чем ловля быков. Каждый силен в своем деле, знакомом и привычном. Жбрых развернулся, в последний раз принюхался, убеждаясь, что врагов поблизости нет, и неспешно двинулся прочь, через площадь, ожидая приказа седока. Может, к дворцу бежать. А вдруг нет? Сотник вспомнил о третьем особняке грифов, указанном стражей дворца, но не получившем предупреждения. Поспешил туда, застал людей на улице, их вполне предсказуемо не желали впускать. Убедил и приказал. Потом заторопился к храму. И снова в торговый город и к дворцу…
Когда белый Адалор рассек лезвием своих лучей тело багрового ночного сумрака, осилил его, загнал в самые глубокие недра пещер и начал извечное восхождение к небесному трону, сотник поверил, что люди справились. Живых и свободно разгуливающих по городу демонов больше нет. Барн пришел к такому же выводу и стал меняться, возвращая шкуре мирный мягкий мех и пряча клыки.
Горожане, уверовав в победу дня и завершение ночных страхов, оттаскивали от окон и дверей сундуки и колоды, выглядывали на улицу. Здоровались друг с другом, опасливо озирались. Охали, рассмотрев на привычном месте храмового шпиля пустоту. Бледнели, глядя на разрушенные неведомой силой стены дворца. Кланялись светцам, вышедшим в город вместо привычной стражи. Спешили на крупные улицы. Потому что мгновенно разнесся слух — как раз сейчас на телегах вывозят туши демонов, напавших на город и поверженных.
Сотнику кланялись до земли, испуганно расступаясь и пропуская его немыслимого коня. Шептались, рассмотрев следы темной крови на одежде. Припоминали: его-то зрец и назвал воином света. Фарнор не слушал и не слышал. Усталость навалилась и гнула к холке Барна. А ведь рано еще отдыхать! Надо собрать людей и обеспечить охрану маэстро и ампари. Еще следует по всей форме доложить грифу, как прошла ночь, затем…
Рртых встретил сотника на углу улицы, ведущей к площади перед храмом. Встревоженные, суетливо снующие горожане огибали его невысокую кряжистую фигуру по дальней дуге, прижимаясь спинами к камням стен. А то и разворачивались, не рискуя пройти мимо. Еще бы: так и следует выглядеть Роллу. Ликом чужд, имеет красный волос и такой зычный бас — оторопь берет. Что порой начинает напевать, вовсе не понять, язык чужой, рычащий, дикий.
Довольно усмехнувшись в усы, Рртых погладил Барна по меху.
— Знаешь, как зовутся те, кто с гномами спорит? — обратился он к сотнику.
— Нет.
— Дураками они зовутся. Не полезное дело, потому как мы рассудительные и завсегда принимаем верные решения. Сейчас мое решение таково: поехали к Сарычу.
— Мне следует…
— Ты что, с гномом споришь? — поразился Рртых.
— Пробую, — рассмеялся сотник. — Наверное, зря. Потому именно тебя и послали разыскать нас с Барном?
— Послать меня не проще, чем переспорить, — лукаво сощурился гном. — Сам додумался. Ну, в путь. После боя следует мыться и отдыхать, а не спать в седле, доводя доспех до глубокой ржавчины, а себя — до смертельной усталости. Маэстро выйдет к людям в полдень. Не убегут от тебя дела. Дай-ка я заберусь на Барна.
Теперь, когда на жбрыхе ехали двое, улица перед ним пустела шагов за сорок. Только дозорные светцы не стремились прятаться. Опознавали знакомого сотника и уважительно приветствовали.
В очередной раз пришлось миновать рыночную площадь, раскланяться со скотниками, как раз изловившими последнего быка и завершившими ремонт загонов. Верхний город встретил настороженной тишиной и плотно прикрытыми ставнями. Только изредка вдали или поблизости нарушали тишину, высекали искры из камня подковы коней гонцов. И снова повисало полное отчаяния и страха молчание непонимания… Еще бы! Это простолюдинам можно радоваться — выжили. А благополучие и судьба знати не определились с наступлением рассвета. Для них пока тьма царит безраздельно. Нет даже малого намека: кто правит и чем это грозит, каков теперь закон. Цела ли страна, единая Дарла, оплот шаткого, но все же — мира…
У ворот замка Сарыча творилось невесть что. Гонцы, выстроившись в очередь, доказывали свое право первыми сообщить или получить вести, уверения в полном уважении и просто послания своих господ. Все они с боязливой завистью посторонились, пропуская жбрыха с седоками. Их-то никто не задержал. Наоборот, распахнули ворота и приветствовали с искренней радостью.
Сотник спешился на знакомой площади, поклонился маэстро, торопливо выбравшемуся на крыльцо поприветствовать его, и пошел туда, куда повели набежавшие слуги грифа, расторопные и настойчивые. Скоро отмытый и сытый Фарнор спал, твердо зная: в ближайшие часы он имеет на это полное право.
