Глава 6
ТЕРЕМА И ПОДВАЛЫ СЕВЕРНОГО ГРИФА
Фарнор шел по ночной столице, сияющей праздничным серебром хрустящего снега. Пять дней назад, когда умер маэстро, а малыш Орлис ушел из столицы со своими спутниками искать леди Аэри, холода перемахнули через Срединный канал одним гибким движением змеи-поземки. Холодный и влажный ветер загудел в скалах, ограждающих столичную бухту. Словно серая неопрятность теплой зимы расстроила его, припозднившегося гостя. Люди вздыхали: уже Ролл кажет ночами свой алый коготь на кромке горизонта, уже розовым сиянием беспокоит и дразнит, намекая на скорый приход весны, а настоящих холодов не было и нет.
В считанные часы все переменилось. Булыжники мостовой заполировала ледяная глазурь. Стены домов, черепицу крыш, ветки деревьев — все отяжелила сырость, быстро стынущая, обретающая праздничную красоту и прочность бесценного хрусталя. Заиграли в прозрачной глубине льдинок синие и золотые искры Адалора, безраздельно властвующего в зимнем великолепии дня.
Ночью глянец порыжел от света факелов. Красиво. Даже Аэри признала: в такие дни столица людей достойна восхищения. Нет тяжелого летнего запаха переполненных сточных канав. Нет мух и плесневой сырости.
Леди Аэри въехала в город позавчера у гром. Карету у ворот встретили смущенные и настороженные служители, сопровождаемые сотней городских светцов. Когда они смешались со стражами отряда Фарнора, толпа накопилась столь изрядная, что привлекла внимание всего города. Люди шептались и, кланяясь красивой женщине, изредка выглядывающей из-за шторки кареты, сходились во мнении, что едет она к самому эргрифу. И, если повезет, настанет мир у служителей и правителя. Сколько можно враждовать? Пользы от усобицы нет. Зато вред… Север того и гляди отвернется, поборы растут что ни осень. А вдобавок ко всему гласени предлагают жертвовать на храмы уже не по доброй воле и от щедрости, а в обязательном порядке и узаконенной долей дохода, да немалой!
Старики помнят, что служители в прежние дни говорили: как сгинут проклятые упыри, так и начнется настоящая жизнь. Сытная, мирная и благостная. Нынешняя молодежь и внешнего вида, и боевых возможностей вампира не понимает, нет ведь ни одного, и давно нет! А где же облегчение? Неурожай куда строже эргрифа и маэстро — вторую осень собирает дань, несмотря на все молитвы гласеней. Север заливают дожди, губя зерно на корню. Юг сжигает гневом багрового ока неукротимый Ролл. Болезни донимают скот, дети рождаются слабенькие, переживают первую зиму немногие, да и тех иногда кормить нечем.
Фарнор ехал возле оконца кареты и слышал говор в толпе. Даже крики, слезные мольбы. И усмехался в усы. Странно сложилась дорога. Ничего не понимая, горожане умоляют о помощи вампиршу.
Врата храма распахнулись, пропуская карету, и снова сошлись, едва их миновали последние светцы. Горожане остались гудеть на площади, ожидая новостей и потому не торопясь расходиться. Куда спешить? Все понимают: маэстро то ли умер недавно, то ли сейчас прощается с белым светом, готовый встретить Белого бога… Грядут перемены. А вдруг — к лучшему? Хуже-то вроде некуда. Может, раз в высшей октаве храма имеется женщина, она смягчит противоречие властителей? Не зря рядом с ней сидит в карете сам зрец!
Во внутреннем дворе сотня городских светцов ощетинилась клинками и пиками, со стен выцелили карету лучники. Служители, вся высшая октава, выбрались на парадное крыльцо.
Дверца распахнулась, и на глянец ледяного двора, сияющий в лучах Адалора, выбрался старый зрец. Прищурился, с трудом разбирая силуэты наиболее могущественных и значимых гласеней.
— Что, доигрались, неверьем меченные? — рявкнул Ёрра. — Сколько кип всю страну гневом Белого пугаете, а сами лишь теперь уверовали? Тлен, всюду тлен и чернота! Душно у вас. Смертью пахнет.
На крыльце замерли, не смея шевельнуться и испуганно вслушиваясь в зычные раскаты голоса: многократно усиленные колодцем замкнутого двора, они, возможно, и на площади слышны…
— Сколь отрадно видеть, что лучедар и вы, прорицающий свет, вернулись с охоты не с пустыми руками, — попытался усмирить поток обвинений рослый гласень, щедро используя звучание. — Отродье с вами. Сейчас мы распорядимся…
— Чадо сие, — прервал его зрец, указав на сидящую в карете Аэри, — зла и тьмы не вмещает. Кто осмелится чинить вред, того, как видится мне, не минует разговор с Белым… а может, и багровый Ролл в беседе примет участие. Вы ведь созерцали ясный лик. И рычание Ролла еще стоит над этим храмом, подобное черному туману. Зрю я: все вы тенью накрыты. Слышали слова богов, не вняли, скрыли их и не смеете признаться в том, страхом объятые.
Служители беспокойно осмотрели двор и сочли, что свидетелей столь опасных откровений зреца слишком много. Самый расторопный сделал знак, отсылая прочь лучников. Второй позаботился о том, чтобы сотня светцов удалилась в свои казармы. Задумался ненадолго и чуть кивнул карете, по-прежнему скрывающей от взоров пленницу.
— Предлагаю вам разделить нашу полуденную трапезу.
— Всем? — ехидно уточнил Ёрра. — Ох, мало чтят Адалора в семивратном храме! Не трапезничать следует в полдень, утробу свою теша, но молиться Белому. Идем, чадо. Я выберу тебе келью для уединения. Наш Патрос тем временем помолится с сими убогими. И Фарнор помолится, как без него? Когда война грядет, место светцов — особое. Шутка ли, на демонов выступать готовимся.
Ёрра поймал руку Аэри и повлек ампари за собой, шагая быстро и решительно. Высшая октава затравленно взирала на удаляющегося зреца, не найдя новых возражений и ужасаясь его предсказаниям.
Фарнор усмехался в усы. Он прекрасно знал подробности недавнего визита «богов» и сполна смог оценить сокрушительные последствия того представления. Печать утомления лежала на лице каждого гласеня. За минувшие после посещения дни они, надо думать, молились много, рьяно и искренне. Но Адалор молчал. И страшным грузом давило его безмолвие. Потому что в тишине уши наполняло звучание иных слов: произнесенных отродьем, доставленным с Черного острова. Предрекавшим войну и смерть.
Недавно обретший новое имя гласень Патрос уверенно поднялся по широкой лестнице, едва наметил поклон высшим и вошел в храм. Первый раз в жизни ему предстояло проповедовать — своим же, служителям. И, по мнению Фарнора, Патрос справился. К ночи у леди имелась надежная охрана. Ее уже не рисковали именовать пленницей, чаще используя смущающее умы слово «советник». Гонцы умчались к эргрифу с удивительными и будоражащими рассудок новостями. Маэстро мертв. И нового выберут не сразу, поскольку Серебряный предал Гармониум и его больше не ждут в семивратном храме. Разве что в качестве пленника.
Второй день в столице оказался заполнен суетой и бесконечными встречами. Фарнор помнил их плохо. Его задача сводилась к тому, чтобы стоять за спиной Патроса. Возвышаться эдаким символом крепости власти служителя. И, само собой, гарантировать безопасность гласеня.
Третий день позволил сбыться давней мечте. Фарнор посетил дворец, столь желанный и недосягаемый для него, безродного. И был представлен там. Да не абы как! Сам зрец расстарался.
— Он достоин именоваться воином света, ибо под дланью его соберется войско для одоления демонов, — не слушая никого, изрек Ёрра. И добавил в хрупкой тишине всеобщего изумления: — Скоро соберется. На всю ругань и сомнения у храма и дворца — одна связка дней, уже початая.
После этого заявления Ёрра встал и удалился. А Патрос остался — толковать слова зреца и проповедовать, используя свой удивительный полнозвучный голос. По мнению Фарнора, сила убеждения гласеня росла буквально с каждым днем. Да какое там, с каждым словом. Еще сотник полагал, что быстрее этой силы растет угроза Патросу. Тот, кто накануне избрания маэстро столь ярко возжег дар, опасен. Значит, его следует беречь всеми силами! Сегодня обошлось. Пара ничтожных попыток нападения. Светцы разобрались с подсылами без особых проблем. А что будет завтра… Есть ли смысл загадывать?
Фарнор шел по ночному городу и улыбался в усы. Хорошая получилась у них команда, спасибо уму и стараниям леди! Надежная. Глядишь, и сподобятся все вместе одолеть первый вал беды. А там, позже, вступятся за людей и иные силы, помогут разобраться с демонами. Сейчас важно доказать, что люди достойны помощи и нуждаются именно в поддержке, а никак не в милости или заботе, предлагаемых слабым.
— Куда спешишь, чадо? Постой. Выслушай доброе слово.
Голос обтек тело легкой поземкой, покалывающей кожу, едва ощутимой. И заморозил до неподвижности быстро и резко, на втором шаге. Спокойный, негромкий, полный силы голос. Его обладатель вышел из густой тени бокового переулочка. Приблизился, с насмешливым превосходством рассматривая воина, не способного уже к сопротивлению. «Гласень», — обреченно признал Фарнор. Сознание отчаянно оборонялось, не желая погружаться в омут теплого расположения и доверия к случайному и явно опасному человеку.
— Я не враг тебе, сотник, — прошелестел гласень вкрадчиво, подходя вплотную и не отпуская взгляда Фарнора. — Скорее мы союзники. Кто ты для этого ничтожества Нагиала, в гордыне своей сменившего имя? Ты лишь щит, подставляемый под все удары. Тобою он намерен заслониться от демонов. И погубить в неравном бою.
Фарнор ощутил, как в душе просыпается упрямая злоба отторжения. Не станет он слушать чужие пакостные слова про Патроса. Тем более не позволит этим словам проникнуть в сознание и отравить его недоверием. Здесь, на улице, в свете близких факелов, уже нет сомнения: сам Серебряный заинтересованно заглядывает в лицо и жадно ждет новостей, которые могут сделать его снова полезным. Наделят пониманием, вернут в большую игру. Сила убеждения есть, связи еще целы. Нет сведений о происходящем. За ними и пришел, накопив в голосе ледяного яда.
— Доверься мне, чадо, — почти нежно шепнул гласень. — И я отплачу. Гриф севера не имеет детей. Он примет тебя как наследника. Я же, новый маэстро свободного севера, охотно воспою славу молодому господину. Тебе — земли, мне — души. Никакого обмана. Это они, иные, лгут.
Гласень чуть помолчал. Холод пронизывал непослушное тело все глубже. Фарнор с тоской подумал, что стопы уже едва ощущаются. Он, светец храма, знал лучше других: когда боль угаснет полностью, уйдет и подвижность ног. Безвозвратно…
Серебряный улыбнулся, затем задумчиво свел брови:
— Но может, я ошибаюсь? Вдруг правда на стороне твоих нынешних друзей? Изложи мне доводы, и я познаю свет истины, приму ее и стану помогать вершить общее дело на благо Гармониума. — Гласень сделал новую паузу и резко, хищно оскалился, в третий раз не получив столь желанного ответа. — Ты же знаешь силу мою, упрямец! Изуродую. Безногим, слюнявым и блаженным оставлю здесь. Никому не нужным. Говори, сотник. Спеши, ибо на исходе время твое. И боль растет.
Боль действительно послушалась ледяного голоса, обняла ноги и стала подниматься выше. Фарнору, впрочем, казалось, что он тонет, погружается в ледяную прорубь отчаяния. Черного, мучительного и беспросветного. Никто не придет. Не спасет и не вступится. Придется погибнуть здесь, бессмысленно и жалко, задолго до битвы с демонами… Потому что предать тех, кому поверил однажды и с кем делил многое — хлеб и кров, сомнения и надежды, — он не способен. Даже когда отчаяние умоляет и пугает, ледяным комом забивая горло, лишая дыхания…
— Это он, — обличающе сообщил где-то невероятно далеко, в иной яви, полной тепла и радости знакомый голосок. — Вот этот дядя пожалел монетку для сироты добровольного, стрелами угрожал убить, словами презрения жег и колол.
— Ах ты упырье отродье, — прошипел гласень, оборачиваясь на голос. — Умри!
Фарнор ощутил, как собственное обмякшее тело сползает на мостовую. И порадовался, с трудом уговаривая себя не проваливаться в забытье: так славно, так невыносимо и мучительно наполняет его боль! До самых пальцев ног. Значит, он еще цел.
Краем глаза сотник видел, как гласень вскидывает руку и отпускает на волю звучание. Металлическое, опасное и неодолимое. И одновременно бессильное, опадающее хриплым кашлем.
— Простудился? — ехидно посочувствовал Орлис. — Еще бы! Так визжать на ледяном-то ветру! Кстати, дядечка, ты все время твердишь про упырей. Я решил тебя с одним познакомить. Он голодный — страсть. Кровушки свежей хочет испить. Фоэр, иди сюда. Этого можно и до смерти. Он ничего полезного не знает. И никому не нужен.
— Целиком, — жадно облизнулся вампир, скалясь и демонстрируя во всей красе клыки, выведенные в рабочее положение. — Не старый, в голосе. Вкусно.
Гласень закашлялся, давясь хрипотой и не находя возможности использовать голос, свое главное оружие, для обороны. Вид вампирьих клыков подействовал на Серебряного лучше чем любое внушение. Вынудил забыть знакомое: знание о том, как опасна вампиру кровь людей. Сотник осторожно пошевелился, стараясь для начала перекатиться на бок, чтобы затем попробовать сесть, опираясь на стену. Серебряный зашелся хрипом и споткнулся, сел на мостовую, пополз назад, энергично отталкиваясь ногами и руками. Фоэр еще раз облизнулся и мягко ступил на два шага вперед.
— Я вхож во дворец высокого грифа севера, — сквозь кашель сообщил гласень. — Я убедил его начать раскол, знаю все нити заговора. Много знаю, о чадо Адалора! Меня нельзя убивать. Ради жалкой капли крови — нельзя, я еще многое могу!
— Не слушай его, — резко потребовал у мальчика Фоэр. — Он мой. Помнишь, гласень, как ты предлагал мне свою кровь там, на острове? Силой в горло вливал. Мне понравилось. Хочу еще! Какая капля? Да из тебя полный котел нацедить можно, если умеючи.
— Цел? — Орлис устроился рядом с сотником, обнимая того за плечи и делясь теплом.
Фарнор глубоко вздохнул, неспешно и с наслаждением впитывая тепло. Слабость еще сохранялась и гнала по телу дрожь. Страх — он только безумцам неведом. Фарнор себя не считал ни безумцем, ни сказочным героем, что практически одно и то же. И полагал совершенно справедливо, что несколько минут назад кое-как, со скрипом, впритирку, разминулся с ужасной судьбой. Теперь, стараясь отвлечься от неприятных мыслей, отметил, что наверняка к нему сейчас применена странная штука «магия». От ледяного яда голоса больше ничем не спасти столь быстро и полно.
Синие глаза мальчика уже расцвели бирюзой улыбки — опознал успех своего лечения! Подмигнул, предлагая включаться в игру.
— Неумный ты, дядька Фар, хоть и здоровенный, — капризно всхлипнул несносный ребенок. — Ну чего не согласился поболтать с ним? А вдруг бы мы припозднились? И вообще, ты что, не хочешь познакомиться с грифом? Я вот за всю жизнь ни одного не встречал и очень заинтересован в знакомстве.
— Могу устроить, — взвизгнул гласень, уворачиваясь от голодного, но почему-то не особенно расторопного вампира. — Все скажу, не губите. Проведу в личные покои.
— Наверняка врет. — Фоэр изловил добычу за ворот мантии и приподнял над мостовой на вытянутой руке, рассматривая с явным подозрением и шумно принюхиваясь. — Хотя пить его… Он чеснок жрал и пиво прихлебывал.
— Не любите чеснок? — хрипло понадеялся гласень. — Я много съел!
— Так и возникают суеверия, — глубокомысленно сообщил Орлис. — Идем, жадный дядя. Знакомь моего друга с грифом. И мы, так и быть, оставим тебя северянам. Ненадкушенного.
Сотник кое-как выпрямился. Потянулся, разминаясь и одолевая ноющую боль. Неловко и медленно заковылял по скользкой мостовой. Каждый камень норовил вывернуться из-под сапога, приплясывал под дрожащими от слабости ногами. Орлис помогал, насколько это посильно ребенку, ловил и направлял. Впереди шагал Фоэр, рослый, крепкий и спокойный. Под его сапогами мостовая, наверное, была иной. Ни разу не поскользнулся! Хотя временами гласень взвизгивал и пытался вывернуться из захвата. То ли наделся сбежать, то ли от ужаса шалел.
Неизменно ампари встряхивал его и направлял вперед, в очередную улочку, заботливо уточнив правильность выбранного пути. Пока, впрочем, специальные указания не требовались: само собой, предстояло подняться от нижнего торгового города к верхнему. Знать издавна селилась отдельно, в каменных особняках, окруженных парками, постройками для слуг, складами для запасов и имущества, конюшнями и кольцом высоких стен. Еще бы! В любом столичном особняке и казна немалая, и документы, которые посторонним видеть не следует. Да и безопасность самого грифа не может подвергаться сомнению.
Север Дарлы, это ведомо каждому человеку, составляют семь грифств. Самое ближнее, южными рубежами выходящее к Срединному каналу, — Рессер. Оно не особенно велико и примечательно. Живет торговлей, мостит дороги, строит ладьи для движения по каналу и прибрежных плаваний. Севернее вдоль закатного берега тянется до самых льдов грифство Лосморр, славное своими рыбными промыслами. К нему примыкает Брогрим, суровый край, поставляющий наилучшую пушнину. К восходу от Брогрима, у гор, раскинулись земли Моррна с его каменоломнями и приисками. А за горами, наособицу от всех иных грифств, устроились три, относимые к исконным землям людей. И хотя в реестре пишутся они отдельными названиями и разделяются границами, куда чаще именуются просто Загорьем. Сколько ни борется эргриф с самоуправством местных властителей, а толку от той борьбы? Один шум. Указы принимают в столице. Оглашают во всю силу легких, для усиления эффекта сопровождая речь протяжным стонущим звуком медных литавр.
За горы не долетает ни эхо столь великого усердия, ни его смысл. Более трети земель Дарлы — там. На перевалах уже давно и основательно обустроены заставы, и даже гласени из столицы, приезжающие проповедовать в Загорье, спешат первым делом на поклон к управляющим грифа, желая подтвердить свое наилучшее расположение и убедиться в ответной доброжелательности. Само собой, сразу забывают про указ в отношении аориумов, про равенство и полноту власти маэстро и эргрифа… Далеко от перевала до столицы, слишком далеко.
Даже в столице три грифа Загорья отстроились единым замком. Не подворьем или особняком, а именно замком. Он стоит на скале, соединенный с городом хитрым подвесным мостом. Огромный, белокаменный, ничуть не похож на другие дома. Окна на северный манер узкие и высокие. Крыши острые, с большим уклоном скатов: словно и здесь однажды может выпасть столь привычный в Загорье снег выше роста конника, привставшего в седле.
Опять же хотя грифов три, все знают и терпят тот факт, что правит на самом деле один, сажая на севере и возле утреннего берега Дарлы своих наместников. Иногда родичей, а порой, по слухам, всего лишь управляющих, отмеченных доверием. Живут в Загорье не то чтобы богато, но крепко и достаточно вольно. В памяти отца Фарнора сохранились сведения о походе полувековой давности. Тогда эргриф, воодушевленный победой над вампирами, решил усмирить заодно и собственных подданных из исконных земель. На перевалах он положил больше половины краснокожих тварей, которых в прежние дни водилось немало. И обнаружил, что значительная часть войска дальше пойдет лишь затем, чтобы присоединиться к силам грифа, поскольку происходит из этих земель.
Отец нынешнего грифа Загорья со свойственным жителям этого края своеобразным чувством юмора прислал грамоту эргрифу, бесславно вернувшемуся с перевала в столицу. В ней желал здоровья и подтверждал верность земель единому правителю. И даже предлагал принять своеобразную дань «победителю» — целый воз пустых, аккуратно сложенных, новеньких мешков. Впрочем, эргриф и сам знал, что вернулся ни с чем, и оскорбление стерпел. На том поход и завершился.
Когда бывший Серебряный, всхлипывая и жалуясь на судьбу, свернул на ровную мостовую, прямиком ведущую к подвесному мосту, никто не удивился. Разве что Фарнор возмущенно буркнул, дескать, не верит он, что гриф мог в чем-то сойтись с мерзким гласенем. Не таковы правители в исконных землях!
У подвесного моста необычную по виду группу гостей изучили со спокойным интересом. Гласеню кивнули, чуть брезгливо согласились признать право прохода, изучив перстень в его дрожащих руках. Выделили пять воинов в сопровождение и открыли ворота резного дуба, допуская на мост.
Орлис оживился, подбежал, погладил створки:
— Ух, как ловко сработано. А лак — чудо! Слоев двадцать, и как положен… Ни единого темного пятнышка!
— Ты что, в работе смыслишь? — заинтересовался воин, откатывая створку, упирающуюся двумя металлическими шипами в пару точно прорезанных скользких желобов.
— Ррын учил, — малопонятно пояснил Орлис. — Я вообще-то больше по наличникам. На окнах которые. Прочее пока не освоил.
— Тоже дело, — похвалил воин. — Иди, малец. По правую руку от главного двора стоит терем жены грифа. Там наилучшие по эту сторону гор наличники. Найдешь время — глянь, коль у нас в Загорье не бывал. А пока спеши: прочие-то гости уже далече отошли.
Орлис поблагодарил и побежал догонять изрядно удалившихся «гостей». Подвесной мост ему понравился не меньше чем ворота. По нему могла свободно проехать карета, разминувшись с верховым, а под ногами десяти пеших мост даже не шевелился. Похвалив и это остроумное и прогрессивное сооружение, маленький эфрит с нехорошим прищуром обернулся к гласеню:
— Эй, злой дядька! А чего ты людям с луками не стал кричать, что упыри вокруг? Хоть вякнул бы, что ты в плену.
— Перестреляли бы всех, — сипло отозвался Серебряный. — Ума не приложу, как твои выходки еще терпят, роллово отродье.
— Ты как-то чудно про ум говоришь, дяденька, — не унялся пацан. — Он у тебя, выходит, что-то вроде примочки на лоб. Или на чирей. Приложил — и сработало. А не приложил или, там, уксусом смочить запамятовал, так нет пользы.
— Белый, да за что мне это наказание? — искренне взмолился гласень, понурился и продолжил путь молча.
Повторно Серебряный показал перстень страже у ступеней главного дворца и замер, ожидая, пока слуга сообщит о прибывших и получит ответ, как с ними поступить. Фарнор присел на удобную деревянную скамью. Фоэр замер неподвижно, не убирая руку с плеча гласеня. А вот Орлис ждал высочайшего решения шумно. Успел познакомиться со всеми провожатыми и выяснить, что означает узор, вырезанный в камне парадной арки, как и когда работает фонтан на площади, какой породы кони у грифа — и так далее.
— Вас примут, — звонким голосом возвестил слуга, вернувшийся из дворца. — Оружие оставьте здесь. Повторяю наши правила: гласень напрямую к его милости обращаться не должен. Только через провожатого. Следуйте за мной.
— Ух ты! Интересные свечи, — обрадовался Орлис, юркнувший в двери первым. — Воск, да? Вообще, по-моему, следовало бы придать им витую форму. К узору стен больше пойдет. И подкрасить.
— По праздникам витые ставим, — отозвался пожилой слуга, провожающий гостей, не думая сердиться на шумного эфрита. — А красить… Так, почитай, всякий запах утомляет, если целый день его нюхать.
— Можно и без запаха сделать, — обнадежил Орлис. — Эх, Ррына бы сюда! Ему бы понравилось у вас. О, паркет! Воском натираете?
— Лисенок, мама учила тебя хорошим манерам? — вслух задумался Фоэр.
— Да, — односложно отозвался мальчик, тяжело вздыхая.
— Попробуй хоть что-то вспомнить из ее уроков. Если затруднительно, я уточню: грифа следует звать «ваша милость». Кланяться обязательно, и самое малое — в пояс. Смотреть…
— Его милость любит детей, — облегчил страдания Орлиса пожилой слуга. — Сюда пожалуйте. Далее по коридору, в открытые двери. Собственно, вас принимают только из-за мальчика. Негоже ночью детям по городу бродить.
— Только не проси у него монетку, — шепотом предупредил Фарнор.
Зала, избранная грифом для приема неожиданных гостей, оказалась невелика. Толстые ковры глушили звук шагов. Огромный камин шуршал прогоревшими углями, малиновыми с золотом. На низком столике источали ароматный медовый пар чашечки с взваром. Подле каждой был установлен небольшой табурет. Хозяин замка разместился в необъятном кресле, едва различимый в полумраке помещения. Выглядел он массивным и темным. Ни возраста, ни черт лица не разобрать. Свет исходил лишь из камина да от пары тусклых свечей, расположенных у самой входной двери. Стены терялись в тенях. За окнами рыжие факелы подсвечивали заснеженный парк. Орлис, забыв о приличиях и обещаниях, восторженно охнул, едва миновав порог:
— Стекло! Настоящее стекло, я думал, у вас нет такого… То есть, извините, ваша милость, доброй ночи. Имя мое Орлис.
— Верно мне сообщили, необычный ребенок. — Низкий голос грифа чуть дрогнул от едва сдерживаемой улыбки. — Садись. Когда бессонница донимает, полезно слушать внезапных гостей. Ты, гласень, верни перстень и больше не пытайся сюда пройти. С управляющим я побеседовал. Не любо нам твое дело и сам ты нам не по душе. Встань в уголке да помолчи. А вы кто будете, гости неурочные?
— Давай…те я сам расскажу, — оживился Орлис, устраиваясь на табурете и принюхиваясь к взвару.
— Эдакое чудовище белоголовое! — восхитился гриф. — Молви.
— Вот он — сотник светцов, Фарнором зовется. Самый наилучший человек из всех, что я встретил здесь. Душа у него добрая и умом не обижен… Хотя и попался на уловку гласеня. Тот пожелал поймать Фарнора на улице ночью и выведать у него силой, что происходит в столице. Потому что сам Серебряный в бегах, ни в храм ему дороги нет, ни куда-либо еще.
— Знаю, — усмехнулся гриф. — Фарнор… Занятного человека ко мне забросил случай. Хотел повидать тебя. Не думал, что это произойдет сегодня. Садись, сотник. Ты ведь родом из Загорья?
— Точно так, ваша милость. — Фарнор поклонился в пол. — Из Берзени.
— Хорошие места, — тихо отозвался гриф. — Исконные… А вот спутника твоего не могу ни к какой земле определить. По всему — северянин вроде, но держится чуждо, не наш он. И не с побережья.
— Так он вампир, только вы никому не говорите, — громким шепотом сообщил Орлис. — Имя его Фоэр.
— Доброй ночи, ваша милость, — приветствовал грифа ампари.
— Что же получается? — задумался гриф, заинтересованно выныривая из тени глубокого кресла. — Я обещал гласеню поддержку, коли заполучу вампира. И теперь — задолжал?
— Вряд ли. Я привел гласеня, а не он меня, — усмехнулся Фоэр. — Зато он обещал поддержку сотнику. Твердил, что определит Фарнора вам в сыновья.
Гриф полуобернулся к камину, и Орлис, чье зрение и прежде различало куда больше деталей, чем глаза иных, рассмотрел повелителя. Совсем не старого, вряд ли перешагнувшего пятый десяток зим. Действительно рослого и тяжелого, но не рыхлого. С жестким и неожиданно сухим лицом. С цепким и властным взглядом светло-серых глаз. Портила внешность грифа, пожалуй, лишь усталость, накопившаяся морщинками в уголках покрасневших глаз, отметившая кожу бледностью, заложившая излишне резкие складки у губ.
Из полумрака за креслом беззвучно вынырнул страж. Склонился к повелителю, реагируя на незначительный поворот головы. Выслушал тихие слова и кивнул.
Гласень хрипло закашлялся и попытался что-то сказать, но не смог. Фарнор догадался: снова пробовал воспользоваться звучанием и ощутил свое бессилие. Не иначе помешала магия, задействованная Орлисом. Страж прошел через зал и крепкой рукой развернул гласения к дверям, не произнося ни слова.
— Поосторожнее с ним, — молвил гриф, явно переживая за своих людей.
— Горло у бедняжки болит, — мстительно посочувствовал Орлис. — Пожизненно. Как попробует гадости говорить, так и подавится.
— Полезный недуг, — одобрил гриф, чуть шевельнув рукой.
Из тени (как подозревали теперь все — густозаселенной) выбрался слуга и поставил здоровенную серебряную кружку на широкий подлокотник кресла, в специальную выемку. Повелитель откинулся на спинку кресла, прихватив теплое питье. Повозился, устраиваясь и отхлебывая. Щелкнул пальцами.
— Которую кипу дней ищу вампира, — довольно отметил он. — На общение с мразью этой пошел, когда про охоту Гармониума вызнал. И вот — не моими усилиями, а сбылось. Дело у меня имеется к вашему роду. Большое дело. Важное. Можно ли тебе его изложить?
Поддерживаемый двумя слугами, из коридора беззвучно и мягко вплыл, словно невесомый, витой подсвечник на дюжину толстых свечей. За ним последовал второй. Зал осветился, делая заметными стражей у стен. Воины поклонились своему господину и вышли. Фарнор удивленно сообразил: а ведь они все это время стерегли исключительно гласеня! Словно вампир, живой и без оков, вполне даже безопасен.
— Совсем серьезное дело? — сморщил нос Орлис.
— Окончательно, — кивнул гриф.
— Тогда лучше бы говорить сразу с лордом, — сказал Фоэр, задумчиво поглаживая свою подвеску с жемчужиной. — Лис, можно связаться с кем-то через твою магию?
— Ты уже этим занят, — заверил эфрит. — Жди ответа, раз потревожил виф.
— Кого?
— Виф, эту подвесочку, — пояснил мальчик. — Ты отослал сообщение. Его рассматривают. Если дежурит сейчас Нора, как и часом раньше, нам повезло. Она очень решительная. Растолкает капитана, вдвоем найдут Арху, он, полагаю, все там же. И…
— Никогда не видел столь взрослого разума в столь юном теле, — вмешался в разговор гриф. — Ты кто, странное чадо?
— Гость, — пожал плечами Орлис. — Вы не удивляйтесь, сейчас еще один вампир появится. Вот туточки. Они сами так не умеют, это магия.
— Ну да, — весело отозвался гриф. — Что в городе творится, мне ведомо. После явления в храме самого пресветлого Адалора, на диво речистого и чуть ли не во плоти, я уже ничему не удивляюсь. Зато мне интересно. Полагаю, перемены пойдут нам на пользу. Хотя, если соединятся твоя магия и звучание гласеня, да в плохих руках… Впрочем, с чего это я заранее расстроился?
В точке на ковре, указанной пальцем невежливого Орлиса, появилась небольшая область нерезкости. Эдакое странное неудобство для глаз, требующее сморгнуть, исправляя себя. Когда глаза исполнили каприз сознания, Арха уже был в зале. Он торопливо одергивал совершенно не подходящую к случаю легкую летнюю рубашку. Бросил бесполезное занятие, огляделся, поклонился грифу и кивнул Фоэру.
— Если тайная служба эргрифа узнает, как теперь умеют перемещаться вампиры, она не выдержит столь страшного известия, — рассмеялся гриф. — Это вас, полагаю, увел в лучший мир Белый? Если так, то ваше имя действительно Арха. Как мне помнится, оно родовое для семьи Данга. Весьма интересно. Рад, что вы не задержались у Адалора излишне долго.
— Не думал, что кто-то еще хранит знания о нас здесь, в мире людей, — поклонился лорд. — Вы правы, ваша милость Варза Гридим, свет рода Сарычей, имя мое Арха Эрр Данга.
— Садитесь и слушайте, лорд, — кивнул гриф. — Дело важное. Но смысл его умещается в немногих словах. Мы хотели бы вернуть вас. Хотя бы в Загорье. Я не желаю полного раскола страны, но я готов пойти на многое, чтобы обрести утраченное. Мальчик удивил меня, опознав стекло. Он понимает, что это за материал. А мы уже начинаем забывать… И секрет стекла, и тайну лечения травами, и про иные наши общие дела.
— Не ожидал, — честно признался Арха. — Но готов признать — с Загорьем у нас и прежде не было особых… проблем. Вернуться хотят многие, мы ведь помним этот берег. Но уходить во второй раз будет еще труднее и больнее. Насколько серьезно и долгосрочно ваше намерение?
— Настолько, насколько такое возможно для людей, — вздохнул гриф. — Мой отец желал того же. Дед, как вы, возможно, знаете, отказался предоставить дружину для давней войны. Я желаю вас вернуть еще сильнее. Мне пришлось понять, как больно оказаться беспомощным. Есть старые записи, но нет более вас, создавших знание. И слова мертвы, их смысл ускользает от нас. Взимает плату за глупую гордыню и алчность. Мой сын погиб. Во время охоты конь сломал ногу, юноша упал. Ваши лекари вернули бы его к жизни… Теперь умирает моя жена, так и не разродившись вторым ребенком. Я не вижу смысла ловить вампиров, объявлять их кровопийцами и держать для личной пользы в башнях, как делали раньше. Мы губим вас, а затем гибнем сами. Да еще эти демоны! Насколько я знаю, дело плохо. Как вы…
— Ваша жена здесь? — Орлис, морщась от собственной вопиющей невежливости, перебил грифа.
— Да. Но, полагаю, ей уже ни один ампари не поможет, — сухо замет ил гриф. — Собственно, я сижу и жду. Возле нее сейчас лекари, меня прогнали.
— Нора, прыгай сюда! — решительно потребовал у потолка Орлис. — Срочно! Я не шучу.
Гриф заинтересованно рассмотрел потолок. Не заметил в нем никаких перемен и перевел взгляд на гостя. Тот виновато дернул плечом:
— Сейчас она разыщет дядю Лоэля — и сразу к нам.
— Не думал, что в мой замок так просто проникнуть, — вздохнул гриф и обернулся на осторожный одиночный стук в створку двери: — Что, еще гости?
— У ворот, ваша милость. — Уже знакомый Орлису пожилой слуга слегка наклонил голову, вместо того чтобы согнуться в предписанном правилами поясном поклоне, и возмущенно развел руками: — Вы уж простите старика, но не замок у нас, а прямо придорожный трактир. Стучат, шумят. Теперь вот зрец пожаловал, да еще и гласень с ним. Требуют показать им ребенка этого вот. Переживают крепко, по всему видать.
— Зови, — разрешил гриф. — И устрой нам стол в большом каминном зале. А то еще кто заявится, локтями начнем пихаться. Ага, вот пожалуйста — явилась!
— Доброй ночи, ваша… милость? — осторожно испробовала обращение Нора, торопливо отодвигаясь от каминной решетки, возле которой возникла.
— Храни нас Белый, — охнул слуга и торопливо удалился, бормоча невнятно, но сердито: — Шастают, дел им иных нет… Сон нейдет к господину, беда в доме, а они и рады… Небось все как есть нелюди, роллово отродье… Мало того что беззаконное, дак еще и невежливое.
— …никакого запаса сил не хватит, если так расходовать. — Лоэль закончил начатую в ином месте фразу, кое-как удержавшись от падения в камин. — Ваша милость, рад знакомству, мое имя Лоэль-а-Тэи. Очень далеко от ваших земель моя мама считается королевой — это звание равно грифскому. Полагаю, такое обстоятельство частично извиняет мое безобразное по форме и внезапности вторжение. Кого лечим?
— Благодарю за попытку помочь, — склонил голову гриф. — Но мою жену уже готовят к встрече с Белым. Впрочем, вас проводят, хоть я и не верю в лучшее. Сам бы сидел там, но Берна без сознания уже два дня, и дыхание мы определяем лишь по потеющему зеркалу.
— Жбрых на улице, дядя Элло, — сообщил Орлис.
— Будет весьма кстати, — довольно отметила Нора. — Мы пошли. Арха, если что, я тебя выдерну.
Гриф проводил задумчивым взглядом странных посетителей и обернулся к Архе. Уделил пару минут молчаливому созерцанию ампари в его истинном облике, столь странном и знакомом лишь по смутным и неточным описаниям в старинных свитках. Нахмурился, собираясь с мыслями.
— Мы и прежде обдумывали и рассматривали гарантии, но тогда помешала исполнить все по уму начавшаяся война и нелепая верность вассальному долгу. Войны больше нет. А долг… Мы пересмотрели условия соглашения о разделе власти с эргрифом. Сейчас они не столь жесткие. Итак, вот что я предлагаю. Первое время вы могли бы жить отдельно от нас, земли будут предоставлены. Охрану мы обеспечим. Со своей стороны мы нуждаемся в обучении и лечении. Это — самое малое. Полагаю, очень удобным был бы пост советника и наставника при грифе, предоставленный одному из ваших лордов. Это не будет предусматривать прямого вассалитета. Скорее союзничество. Нарушение подобного соглашения со стороны рода Сарычей крайне маловероятно, это вопрос чести. Вы обдумаете мои слова?
— Безусловно. Сперва я донесу их до остальных лордов, мы вместе оценим предложение. Думаю, много времени не потребуется. Пока мы располагаем возможностями гостей, родичей Орлиса, мы перемещаемся очень быстро.
— Гостей… — заинтересованно повторил гриф, глядя на мальчика. — Занятно.
В коридоре зазвучали шаги, под сводами высокого потолка галереи заметалось эхо голосов. Ёрра на ходу сетовал, что погода безобразная, он стар и слеп, а в городе возмутительно скользко! Да еще и темно — вот ведь некстати случаются ночи!
— Упырь на упыре, — возмутился Ёрра, возникая в дверях и с явным облегчением обводя залу подслеповатым взором. — Двое! Ох, зрю я, скоро станет больше, и намного! Что это за хмурость? Ваша милость пребывает в напрасной печали, уж поверьте старику. Все, что возможно, уладится, не травите сердце попусту.
— Ёрра, я тебе уста сомкну звучанием, если сам не уймешься, — возмутился Патрос. — Простите его, ваша милость. Он постоянно предрекает. Я всерьез опасаюсь, что дело кончится не изгнанием, а парой метких стрел в спину.
— Присаживайтесь. Как ни странно, еще есть места. Могу взять на себя полную защиту достойного зреца, — быстро среагировал гриф. — Вы на север не собираетесь, о Ёрра, прорицающий свет?
— Собираюсь, — оживился зрец. — А как же! Знаю я, ученик там меня ждет, сие неизбежно. Утром еще разок напутствую октаву криводушную — и уйду, обожженный их гневливой немилостью.
— С этой минуты вы под защитой рода Сарычей, — с самым довольным видом заверил гриф. — Если пожелаете совершить свой путь пешком, препятствий чинить не стану. Но карета последует за вами.
— Стар я уже, от удобства не откажусь, — со вздохом признался Ёрра.
Вездесущие слуги грифа подтащили к камину удобное кресло от стены, и зрец расположился в нем, улыбаясь сонно и благосклонно. Орлис сорвался с места, отнес Ёрре чашку с взваром и нахально устроился на подлокотнике. Патрос занял табурет Орлиса и с немалым удивлением изучил пестрое собрание гостей. Брови дрогнули особенно отчетливо, когда он увидел Арху.
— И вы здесь? Невероятная ночь. Леди сказала, что беспокоится за Фарнора и нашего малыша Лиса. Ёрра вскочил и помчался через город, как стосковавшаяся по охоте гончая. Но, увы, нас опередили решительно все.
— Зато ко мне на прием ты бы не попал еще дней пять, — сказал гриф. — Не до вас мне ныне. Семья моя гибнет, а тут склоки с выбором маэстро. Ты вроде к мантии примеряешься? Когда октава будет решать…
— Никогда, — хохотнул Ёрра, допив взвар. — В страхе они великом, нового явления Ролла боятся, коли решат не по правде. Я им растолковал, сколь опасен гнев богов. Завтра еще чуток пугану. И объявят они выбор по общей воле. Помните ли, что сие значит?
— Еще бы, — оживился гриф. — Давно такого не было, занятно. Для тебя поясню, малыш, — улыбнулся он Орлису. — Горожане станут на площади слушать проповеди троих обозначенных октавой гласеней. И чью примут, тот и возглавит Гармониум.
Гриф задумчиво глянул на Патроса, затем на Фарнора. Наклонился вперед и звучно поместил кружку на стол, давая знак слугам: емкость пуста. В коридоре засуетились, внесли блюда с угощением и новое питье.
— Не боишься шею свернуть? — прищурился гриф, глядя прямо на гласеня. — Я понял Ёрру. Он раскатывает златотканый коврик для тебя, печется о благе веры. Прочие же помнят о демонах и о войне. И не спешат принять власть, когда она слишком опасна.
— Если не справимся, не будет уже ни власти, ни самого Гармониума, — серьезно ответил Патрос. — Я искал с вами встречи не ради поддержки моих интересов. Хотел просить о помощи. Фарнор пока единственный, не считая сотника Дифра, кто понимает, что такое демоны и как все серьезно. Он воин, но сотней тут дела не решить. Гармониум — старая и дряхлая карета, не способная двигаться достаточно быстро. В одну связку дней не соберут дружину. Никто не сделает подобного. Про эргрифа я лучше помолчу.
— Да, там решают не связками дней, а многими кипами. Искал ты меня с правильной мыслью. Лорд Арха, ваши люди — то есть ампари, я верно говорю? — они предполагают отражать демонов?
— Конечно.
— Хорошо, — довольно кивнул гриф. — Замок у меня большой, посторонних тут нет… обычно. Заселяйтесь. И ваши воины, и сотник. Дружину я ему выделю. Сколь тяжкой будет война?
— Весной они не пойдут большими силами, — уверенно сообщил Арха. — К тому же у нас с вами, как ни странно звучат эти слова, объединяющие людей и ампари, теперь имеется союзник. Родичи Орлиса.
Гриф согласно кивнул, наблюдая, как мальчик собирает на узорную серебряную тарелку угощение со стола — для Ёрры. Снова устроился на подлокотнике кресла и принялся шептать в самое ухо зреца, заботливо поясняя, что принес. Кивает, режет, на вилку сам накалывает… И зрец, вопреки своему сложному характеру, охотно принимает опеку. Жмурится и капризничает, выбирая еду повкуснее.
Внимание к себе, быстро ставшее общим, Орлис заметил. И воспользовался им — как обычно, с самой непочтительной практичностью:
— А на севере Ролла тоже считают злом?
— Нет, — отозвался гриф. — С нашими зимами разве можно почитать врагом подателя урожая? Без его багряного света не вызреет хлеб. Опять же, — властитель хитро прищурился, — все смотрины, сговоры и сами свадьбы затеваются в роллово время. Летом любая девка вдвое краше выглядит. Мне ли не знать! Серебряный-то, недоумок, на то и рассчитывал. Одним из ранних детей думал тебя объявить, Фарнор. Все знают: женился гриф Варза поздно, уж третий десяток кип разворошил, а все девок высматривал, самую красивую избирал. Летом милуемся, а как пройдет роллово время да разум поостынет, так и берусь строить очередной терем. У нас ведь как? Или женись, или обеспечь всем. Теремов я возвел, почитай, целый поселок, если их в одно место свезти. Коров покупал что ни осень, лошадок.
— Интересная жизнь, — прогудел Ёрра. — Зрю я внятно: нет на тебя обиды у тех девиц.
— И не должно быть! Что ни вечер, под окнами собирались, проказницы, и хихикали, туда-сюда по двору бегали. До того доходило — в оконце шишки бросали, чтоб выглянул. Всяко случалось, — вздохнул гриф, грустно усмехнувшись, — пока Берну не заприметил. Она вдвое младше меня в ту зиму была, мать ее ни за что не соглашалась на сватовство…
— А разве можно грифу отказать? — сделал большие глаза Орлис.
— В грифа, как я помню, — усмехнулся Варза, оживляясь, — можно даже поленцем кинуть, и не раз. Но переупрямить вряд ли получится, коли я что решил. У нас говорят: ежели любовь в зиму не замерзла — она крепкая… Только я полагал, жена меня к Адалору проводит, а не я, старый, по ней убиваться стану.
Гриф снова нырнул в глубину кресла и смолк, вернувшись мыслями к своему горю. Как выяснилось — очень вовремя. По паркету галереи прошуршали торопливые шаги, в дверях появилась Нора, сосредоточенно кивнула присутствующим. Чуть дернула головой, отметив движение Архи, — помощь ампари не требуется. Прошла и села на последний свободный табурет:
— Когда ей в первый раз стало плохо? Два месяца назад… то есть почти что две охапки дней, или как их там?
— Я понял, — сухо кивнул гриф. — Точно так.
— Причину знаете?
— Сама она подозревала, что отравили, — тихо и нехотя вымолвил гриф, темнея лицом. — Почти сразу появился гласень, так все ловко одно к одному… выбора уже не осталось. Роду Сарычей еще больше оказался надобен вампир.
— Значит, в основном понимаете, — вздохнула Нора. — Служанка сыпала в питье отраву. Не ее вина, обманули женщину и заморочили голову. Голосом, у вас это умеют. Арха, займись, надо бы ее в трезвый ум вернуть.
— Лучше я, — мягко предложил Патрос. — Мне куда понятнее, что мог натворить гласень.
— Ребенка никак нельзя было спасти, — очень тихо и виновато выговорила Нора. — Собственно, его гибель и привела к нынешнему состоянию женщины. Обещать что-либо я не рискну. Мы мало знаем о вас, у нас нет опыта лечения здешних людей. Вы согласны отправить жену на некоторое время к нам? Хотя бы до утра.
— Моя Берна жива? — выразил слабую надежду гриф.
— Да, но сейчас она выглядит странно, — замялась Нора. — У вас так не лечат, и я в смятении, обычно мы сперва все проясняем, а позже начинаем действовать. Возможно, ваша вера или иные правила нами нарушены.
Гриф энергично отмахнулся от непонятных сомнений, поднялся из глубокого кресла, вынудив всех тоже встать, и оказался действительно очень рослым. Чуть кивнул, извиняясь перед присутствующими, и быстро покинул зал. По коридору гриф уже не шел, а бежал.
Вернулся он не скоро. Нора успела покушать и выпить две чашки взвара, заинтересованно рассмотреть вместе с Орлисом оконное стекло, а также обсудить с Архой непонятные остальным проблемы соединения и взаимного усиления акустических и магических воздействий.
Наконец его милость прошагал по коридору, уверенно и неспешно, как и подобает хозяину замка. Едва он появился в дверях, стало понятно: это совершенно другой человек. Того, кто сидел, прячась в тени кресла, страдал бессонницей и через силу выслушивал гостей, больше не существует.
— Мы с грифом Лоэлем обо всем договорились, — сообщил Варза. — Берна будет гостить в его тереме десять дней. Вы, ваша милость Нора, устраивайтесь-ка здесь, у меня. Гриф сказал, вы искусны в воинском деле. Еще он обещал прислать второго наставника, имя коего уже упоминал Орлис. А то и третьего… Время есть, люди у меня обученные, им только разъяснить новое, они переймут. Вы вместе подготовите дружину. Я покуда займусь своими делами. — Светлые глаза грифа полыхнули чистым холодом. — Не столь дикие мы на севере, чтобы не ведать, кто в столице ядами балуется. Эк обнаглели! Ежели храм за спиной, так я им и не опасен? Посмотрим.
— Занятное дело затеваешь, — нахмурился Ёрра. — Как чую, к пользе оно. Только не горячись.
— Добрым прослыть не стараюсь, — прищурился гриф. — Но как терема строить бросил, так и освоил главное правило жизни. Роллово безумие — оно лишь для девок годится. А большие дела требуют рассудительного покоя сознания. Эй, сотник! Отнеси-ка мое письмецо одному гласеню. Полагаю, жизнь он ценит и меру моему скудному терпению ведает. Передай на словах: или она будет здесь до полудня, или его голова украсит ворота замка. Коли исполнит, что требую, три дня дам ему, чтоб мог убраться с глаз моих.
— Сделаю, — поклонился Фарнор, принимая свернутый в трубку пергамент. Глянул на имя, указанное на его обороте, усмехнулся и заспешил к выходу.
Ёрра тоже поднялся, погладил Орлиса по пушистым светлым волосам. Смущенно признал: он согласен, чтобы мальчик проводил его и до храма, и, позже, до самых городских ворот. А летом с севера, как вернется, обязательно доставит наилучшего меда в сотах в подарок Лисенку. Патрос улыбнулся вслед странной паре, для которой безразлично, своды грифского дворца отражают эхо их голосов или стены самого бедного домика, и заспешил в покои слуг — разбираться с несчастной женщиной, невольно отравившей хозяйку. Заодно пообещал грифу создать звучание, снимающее посторонние воздействия в пределах замка.
В полдень на широком дружинном дворе переминались воины, с недоумением взирая на своих новых наставников. Сразу признать право так именоваться они могли лишь за одним — огромным мужчиной, густо заросшим рыжим волосом. Ррына сочли удивительно похожим на изображения Ролла и не менее опасным.
Но две женщины? Одна, по имени Нора, хотя бы не слишком мала ростом и выглядит крепкой, серьезной и решительной. Но вторая…
— Я рада, что мне разрешили как в старые добрые времена повышать боеготовность, — восхищенно вещала Кошка Ли, прохаживаясь по верхушкам кольев ограды. — Так, я выбираю себе людей первая, не спорьте! Мои будут в передовой группе, отвлекать и заманивать этих демонов. Ты, ты и ты. Мяу… ну не знаю, все неплохи. Ты.
— Слезай, — велел Ррын. — Хватит стращать народ своей дикостью.
— Не мешай, отсюда лучше видно, — отмахнулась Кошка, разворачиваясь и начиная обратный путь по забору. — Еще ты и ты. Вот вы, — Лэйли обвела пальчиком нескольких воинов, — я подумаю, но возможно, да. И вы — тоже. Все.
— Я занимаюсь с лучниками, — коротко сообщила Нора. — Точнее, с теми, кто будет в защите, про оружие мы еще поговорим.
— Остальные мои, — безропотно согласился Ррын.
Отобранные Лэйли воины смущенно сбились в группу, бросая завистливые взгляды на более удачливых собратьев по оружию. Тех станет наставлять боец, а им каково? По-ученически кланяться малявке, которой едва ли больше семнадцати кип… Не иначе тайная грифская дочка, вот и повезло выбиться в люди.
Когда Кошка Ли соскользнула с ограды и мягко подкралась к своим жертвам, несчастных ждал новый, заставивший побледнеть и затаить дыхание ужас. Тонкие линии вертикальных зрачков странного существа не позволяли считать его, а точнее, ее человеком!
— Меня зовут Кошка Ли, еще можно называть Лэйли. Демонов я сама не видела, — с сожалением вздохнула Кошка, — но знаю тех, кто воевал с ними. Для вас будет важнее всего скорость. Увернетесь — уцелеете и нанесете удар. Этому и стану учить. Сегодня перед вами сложная задача: попытаться увидеть меня. Стройтесь там, лицом к дальней стеночке, в сорока шагах от нее. Берите луки и стреляйте в Кошку Ли.
— Зачем? — нерешительно уточнил молоденький воин.
— Чтобы я смогла понять, кто самый нерасторопный и мне больше не нужен, — капризно сморщила нос Лэйли. — Двоих сегодня выгоню к Ррыну. Это самое меньшее, так и знайте.
— Так убьем же, с сорока-то шагов, — смутился второй воин.
— Вы? — Кошка от изумления сложилась в сидячее положение, вскочила, подпрыгнула — и вдруг оказалась прямо перед мужчиной. — Меня? Из паршивых луков?
Привстав на цыпочки, Лэйли оглядела своих учеников. Прищурилась и поманила пальцем самого младшего. Доверительным, но весьма громким шепотом сказала ему:
— Ты ведь из торговой семьи?
— Точно, — удивился парень.
— Еще бы! До сих пор пытаешься сообразить, что за камень у меня в браслете, — подмигнула с пониманием Кошка Ли. — Поясняю: бриллиант. Это алмаз в особой огранке. Цену ему назвать можешь?
— Затрудняюсь, — смутился парень. — Таких денег отродясь не видел. Грифу, может, и по карману. Пуд золота?
— Пусть будет пуд, — милостиво согласилась Кошка, рассматривая браслет. — Отдам тому, кто заденет хотя бы край одежды. Если два раза заденет — два камня, у меня их много. Вы на меня не обижайтесь, нечестно так дразнить вас — но ведь действует? Вижу, действует. Берите луки и стреляйте в Кошку Ли, жадные люди.
Воины заулыбались, довольные тем, что наставница не пытается давить строгостью, и уже подозревая, что браслета, столь богатого и заманчивого, им не получить…
В это самое время по подвесному мосту прокатилась на грифский двор карета со знаками храма на дверцах. Замерла, и сам Варза, ожидавший ее прибытия, сбежал по ступеням и с интересом открыл дверцу. Поклонился, весьма довольный закономерным итогом доставки письма, адресованного гласеню из высшей октавы.
Леди Аэри шагнула на ступени, охотно опершись на церемонно протянутую руку грифа. Откинула на плечи плотный капюшон, огляделась по сторонам.
— Сие чадо, принадлежащее семивратному храму, — звучно прогудел служитель, привстав на козлах кареты и развернув свиток с указом, — направляется для проживания в замок рода Сарычей. Гриф же обязуется сберечь тайну пребывания означенного лица и обеспечить его сохранность. Писано в день девятый из шестой связки семьсот двадцать восьмой кипы. Печать свою приложил лучедар Оргин, гласень высшей октавы.
— Передай ему, что время пошло, — хищно усмехнулся гриф. — И день двенадцатый, когда я вспомню о нем, весьма близок.
Служитель молча сел, кивнул кучеру, не решаясь взглянуть прямо на грифа, сложный норов которого был известен любому. Карета торопливо загромыхала по камням двора, очищенным от снега и льда просто идеально, и скоро скрылась в воротах у начала подвесного моста. Гриф еще раз церемонно поклонился женщине:
— Обед уже подан в зале синего бархатника. Моя жена любит цветочные названия, леди. Я смею надеяться, что еще смогу познакомить вас с Берной.
— Как вы устроили мой переезд? — улыбнулась Аэри. — Точнее, похищение. Умеете удивлять, ваша милость.
— Пустяки, — пожал плечами гриф. — В мире людей ничто не ново. Одна жизнь почти всегда без труда меняется на другую… Гласень Оргин еще молод, и поездка на юг показалась ему неплохим способом никогда не навещать подвалов этого замка. Идемте. Вы предпочитаете жить в тереме или во дворце? Терем почти что пустует. Я полагал, вы могли бы считать его своим. Если мои гарантии устроят лордов, вам потребуется жилье в столице. Не теперь, но времена меняются, а ампари живут долго.
— Вы говорите замечательно приятные слова, — еще мягче улыбнулась Аэри. — Терем так терем. А что значит «почти» пуст?
— О, я имею склонность к красивым загадкам, — хитро улыбнулся гриф. — Идемте, я вас провожу. Покажу вам тех, из-за кого говорю «почти»…
Аэри задумчиво кивнула, заново осматривая двор и пытаясь ощутить его иначе, как могут лишь ампари — кровью, родством, струнами души. Не получилось. В воздухе звенел веселый азарт боя, создаваемый неведомым, но могучим и неистощимо дурашливым существом. Пробиться сквозь подобное и опытной леди сразу не под силу. Тем более что рядом находятся и иные странные существа. Не люди и не ампари — родня Орлиса, не иначе… Аэри шла, мило улыбалась грифу и чувствовала себя до странности уютно и спокойно. Еще бы! Невероятно давно, много зим назад, до начала череды бессмысленных смертей дорогих и самых близких, она была молода и жила в Загорье. Ей было, странно подумать, не больше тридцати, детский возраст. А грифу, столь похожему на нынешнего, исполнилось сорок семь, когда состоялся примерно такой же визит — всего лишь в гости. Он звал ее дочкой и уговаривал с хитрой, едва уловимой подначкой выйти замуж за его сына. Да, человека, ну и что такого? Подумаешь, будут у внуков чуть длинноватые клычки…
— Я была знакома с грифом по имени Гордич, — задумчиво улыбнулась леди. — Давно… И сейчас чувствую себя странно, вы похожи на него, словно ожил иной человек. Не внешне даже, он был пониже и поплотнее. Мирное время, сытная пища, знаете ли. Но в нем странно сочеталось неколебимое спокойствие Адалора и дикое упрямство Ролла.
— Гордич Лагр? — восхищенно выдохнул гриф. — Он третий в нашей династии, леди. Приятно узнать, что я, далекий потомок, похож на основателя рода. Он не намекал вам, что очарован?
— Он звал меня дочкой, — вздохнула Аэри. — И был старше меня по возрасту почти вдвое. Бывает и так. Странно, вы не удивлены.
— Я гриф, — чуть поклонился Варза, гордый собой. — Мой удел — знать если не все, то очень многое. И уметь находить в еще неизвестном благо для Загорья. Вы, леди, весьма большое благо. Вряд ли я смогу звать вас дочкой, но остаться в иной памяти дядюшкой Варзой — постараюсь. Входите же и пригласите меня в гости.
— До чего я дожила, — вздохнула Аэри, пересекая порог терема и кланяясь грифу. — У меня опять есть дом. И я могу принимать гостей… дядюшка Варза.
Гриф рассмеялся, с важным видом ответил на поклон и вошел в терем. Слуги с ночи приводили жилье в порядок: мели, скребли, полировали, топили печи и раскатывали ковры. К полудню они управились, как и велел гриф. Потому что проверять на себе меру гнева доброго дядюшки Варзы не желали. И в немалой степени оттого, что искренне уважали своего господина, щедрого, разумного и справедливого — хоть и подверженного редким и ярким вспышкам опасной ярости.
Слуга возник у дверей, принял у грифа длинную шубу из серебристого ориша, подхватил тонкий плащ леди и с поклоном удалился.
— Ведите меня в каминный зал, — подсказал гриф, наслаждаясь заранее продуманным планом, исполняемым столь гладко. — Отсюда по правую руку, хозяюшка.
— Запамятовала, — всплеснула руками леди, охотно, на удивление для самой себя, вступая в игру. — Старею, ваша милость, уж не сердитесь.
— Не смотрите на меня так, — взбодрился Варза. — Я давно не строил теремов, но ради вас, леди… Пока жена в отлучке, знаете ли…
Аэри негромко рассмеялась, осознавая, что намерения грифа — шутливые, а вот оценка ее внешности вполне настоящая. Приятно дважды. Пол широкого коридора, набранный из пригнанных без видимого зазора полированных дубовых досок, не пытался скрипнуть. Шаги звучали мягко и солидно. Двери комнат слева притягивали внимание — это ведь ее дом! В окнах справа стряхивали снег ветки деревьев, сквозь их редкую темную сетку была отчетливо видна все та же главная площадь перед дворцом.
Каминный зал приближался с каждым шагом, и было слышно, как в нем кто-то расставляет посуду, чуть позвякивая серебром тарелок и вилок. Леди едва не споткнулась, ощутив испуг. Бывает такое, поверишь в хорошее — и вдруг невесть что покажется… Гриф догнал, бережно обнял за плечи и почти силой втолкнул в зал.
— Ты выиграл, дядька Варза! — обрадовался Шарим, временно прекратив попытки впихнуть в камин все имеющиеся дрова, и восторженно добавил: — Ты ее добыл!
Аэри тихо охнула и чуть не упала. Посуду на столике со сладкими пирожками и взваром придирчиво переставляла Тойя. Тойя, которую она не видела уже полвека. И даже не надеялась увидеть в ближайшие зимы — ведь до другого берега моря ужасно, непоправимо далеко!
