Глава восьмая
Создательница чегро

Вирья Горр лучше прочих жителей Релата была знакома с ходом неких действий, туманно и вскользь упомянутых Рианом в заповеднике. Она не просто знала – она участвовала. Ради этого пришлось отложить встречу с братом Риком, впервые за многие годы позвонившим, сказавшим немыслимое для него «я» вместо удручающего «мы». И, более того, извинившегося за свои, как он их назвал, «выходки». Вирья слушала Рика уже в полете, получив указания и не имея возможности сменить курс. Когда экран погас, Вирья горько усмехнулась. Оглянулась в уходящую на запад ночь. От предгорий Красной степи до Академии – менее часа полета при максимальной скорости. Риск опоздания к времени старта велик, но на пару минут заглянуть, хоть увидеть, каким он стал – Рик, умеющий говорить «я»…

– Незачем было сбегать из дома так надолго, – и не подумал посочувствовать горю Тимрэ, бездельничающий в кресле пилота.

Как обычно, при выборе высокого приоритета маршрута движение контролировалось автоматикой. И пилоту ничто не помешало портить настроение пассажирке. Вирья прищурилась и зашипела. Как можно высмеивать дела семьи?

– Ты сама начала, – не унимался Тимрэ. – Сбежала из дома и не вернулась, хотя Риан объяснял, насколько неправильно твое решение. И еще втолковывал, что ты нужна братьям. Вожак тоже убеждал, но ты взбунтовалась…

– Я хотела поставить их на место, – холодно напомнила Вирья. – Отлупить всех троих так, чтобы научились меня замечать. Шкуры с них спустить, а-ш-ш! Я шла к этому десять лет. А потом…

– Потом ты не смогла остановиться, – кивнул Тимрэ. – Мало отлупить братьев, надо и учителя превзойти, да? Не знаю, кого он припомнил из своего прошлого, дав тебе прозвище Гашти – «черная змея пустыни» на языке древних восточных кочевников. Но ты настоящая змея. Холодная, расчетливая и ядовитая… не шипи, я уже добавляю – в бою. Ну за какие грехи Риан определил меня тебе в наставники? В Акаде не один я медицину преподаю…

– Может, у тебя иммунитет к моему яду? – предположила Вирья. Резко обернулась: – Рив и Ринк вне опасности, все точно?

– Да, точнее не бывает, Рива я сам оперировал. Рик вот-вот улетит в заповедник, учитель так сказал. Завтра вечером, если все пройдет удачно, можешь туда отправиться и ты, предусмотрительный Рой Орри уже подкупил запасами дедовой клубники волвеков-дежурных на трассе, тебе дадут приоритет более высокий, чем членам Большого Совета. Станешь в своей неподражаемой манере безнаказанно спешить, шипеть и злиться. – Тимрэ задумчиво глянул в потолок и без выражения добавил: – И Йялл там. Я тебе, кажется, не успел сказать… у него теперь своя стая.

– Точно? – жадно выдохнула Вирья, без сожаления отворачиваясь от ночи, висящей на западе, над скрывающими Карн горами. Дождалась кивка и улыбнулась: – Спасибо, что не стал держать новость про запас, до посадки. Я так далеко от стаи живу, что сознание не восприняло перемен. Это наверняка учли и рекомендовали не информировать?

– Все мы порой хоть чуть-чуть бунтуем, – заметил Тимрэ.

Он встал, прошел по салону и вернулся с двумя кофрами. Снаряжение не нуждалось в проверке, однако работа позволяла истратить время и отвлечься от монотонности полета. Еще целых двадцать три минуты… Замки кофров щелкнули одновременно. Гладко выбритая голова Вирьи склонилась ниже, сосредоточенный взгляд обшарил идеально рассортированное и закрепленное на давно выверенных местах оружие всех необходимых видов, защитный костюм, коммуникатор дальнего действия.

Двадцать семь лет назад, когда Даур Трой в пятый, кажется, раз прямо и строго запретил Вирье покидать стаю, она не пожелала подчиняться. Но потом пообщалась с бабушкой, с Рианом… И согласилась с правильностью решения вожака. Поверила, что Йялл делает важное для всех дело, учится новому – одиночеству. И пусть это тяжело и даже ужасно, но в то же время необходимо. Нельзя мешать ему. Идти против воли вожака допустимо, отворачиваться от братьев посильно, а вот отказывать Йяллу Трою в праве и бремени исполнения большого дела никак нельзя. Значит, следует найти себе занятие, способное поглотить как можно больше времени. Обучение в Акаде не выглядело перспективным с этой точки зрения. И Вирья решила тоже обеспечить для стаи нечто новое и важное. Чем она хуже сына вожака? В конце концов, ее кровь восходит к не менее славному предку, Ринку, основателю рода Горр, чье имя унаследовал старший брат Вирьи. Предок был героем, имел право зваться защитником первого и лучшего из вожаков стаи – Лайла Энзи, основателя современной колонии на Хьёртте.

Как наследница хранителя жизни вожака, Вирья решила усовершенствовать подготовку волвеков для условий боя. Теперь, в мирное время, думать о смертельных схватках казалось нелепым. Но прекратить подготовку – значит утратить форму, отказаться от одной из граней развития расы. Она нашла решение: надо превратить бой в игру. Сначала идею никто, кроме Риана, не воспринял всерьез. Пришлось опять шипеть и ссориться, отстаивая правоту, а затем и уходить в предгорья Красной степи. Раз игра никому не кажется полезной, значит, идея недоработана, надо заняться ее шлифовкой.

Пятнадцать лет назад Вирья прилетела на Хьёртт и попыталась показать вожаку новый вариант правил. Возможно, ее бы и в этот раз никто не воспринял всерьез, такую колючую и несговорчивую, готовую настаивать, ругаться и дерзить там, где следует убеждать и мягко советовать, выслушивать сомнения и соглашаться хотя бы с некоторыми… Но в дело вмешалась жена вожака. Вирья до сих пор подозревала влияние Риана, как всегда с искренним удивлением отрицающего свое участие в принятии сколько-нибудь существенных решений. Как бы то ни было, Тайя Трой лично встретила Вирью, заранее шипящую по поводу еще не полученного отказа, отвезла домой и выслушала, проявив всю ту вкрадчивую мягкость, которая характерна для большинства женщин ее народа. Ну зачем, в сущности, кипеть и ругаться, если ты умна, образованна, красива, обладаешь способностью производить благоприятное впечатление и осознавать движения души собеседника? Придет он со своим мнением, а уйдет – с тем, которое выгодно тебе. Счастливый и уверенный в своей победе уйдет… исполнять твой план.

– В вашей семье все странно, – посетовала Тайя, подавая на стол сладкое. – Твой старший брат, Ринк, вынужден растить близнецов и как мама, и как вожак, и как опекун. Ты по недосмотру великого гролла родилась девочкой, а впрочем, возможно, это его милость? Если тебе – да еще когти…

– А-ш-ш… Будь я мужчиной, меня бы выслушали, – зашипела Вирья.

– Дорогая, ты накопила эти предрассудки на Релате, – рассмеялась Тайя. – Будь ты гроллом, из тебя, уж прости, давно бы выбили дурь. Будь ты нормальной женщиной, ты бы давным-давно добилась своего. Хотя тут я неправа. Зачем нормальной, в моем представлении, женщине затевать эти игры? Разве смысл женского существования состоит в демонстрации грубой силы? Стаей управляет вожак, но кто воспитывает его, кто формирует это лучшее, самое взрослое из сознаний? В первую очередь – его мама… Но ты меня опять не слушаешь. Придется мне выслушать тебя.

Тайя поправила браслеты, тонкие, нанизанные на руку в несметном количестве и приятно позвякивающие от каждого ее плавного и точного движения. Еще раз задумчиво взглянула на угрюмо сосредоточенную Горр. Вздохнула. Красивая девочка с правильным лицом, гибкой легкой фигурой, огромными глазами приятного даже для людей, теплого, почти карего, оттенка. Талантливый врач, Тимрэ ее хвалит. Надежная подруга, в Академии, когда она училась, все студенты – хоть люди, хоть айри, хоть волвеки – с серьезными проблемами мчались искать ее. Вирье можно выплакаться, пожаловаться, с ней приятно просто поговорить. Безнадежно справедливая, удручающе прямая и не представляющая себе, что такое компромисс… И вот итог. Совсем одна, живет в пустыне, упрямо делает нечто малопонятное. Ходит в стандартных штанах и рубахе зеленого цвета, голову побрила наголо, от женщины в ней осталось так мало… Ни семьи, ни дома, ни детей. Того и гляди, род Горр погибнет, ведь с братьями все обстоит не легче. А тут еще Риан велел не спорить и помочь в затее, безумной и бесполезной, по мнению жены вожака.

Когда Лайл Энзи создавал свою книгу, он не уделил женщинам стаи мыслей, не решился сам вплести это в общее сознание. Он попросил самых дорогих и лучших – супругу первого Йялла Сидду и еще Нику, снавь и наставницу лекарей – составить отдельную главу. «То, что получилось в итоге, на язык Релата не переведено», – улыбнулась Тайя. Как перевести столь странное и сложное? Как превратить в слова? Женщины стаи – личности, без всяких там восторженных попыток следовать общему настрою. Они предпочитают оставаться в тени и действовать мягко, исподволь.

Люди по ошибке, применяя свои стереотипы, твердят: в стае роль женщин ничтожна. Существует жесточайшее неравноправие: вожаком женщина не может быть никогда! Нелепые заблуждения подслеповатых людей. Вожак управляет разумом стаи и ее волей. А кто тогда наблюдает тени сознаний, тайные движения душ, кто мягко корректирует их? Люди не знают и не задумываются над этим. У них нет аналога подобной работе. Они нелепо полагают, что «личность» – понятие бесполое и универсальное, потому и стремятся к унификации ролей и прав. К жесткому и необратимому устранению естественных и логичных различий, так необходимых для полноценности общности и воспитания младших.

Сейчас жена вожака занималась своим самым главным делом. Мягко и без нажима правила то, что и глазу-то незаметно. Чуть-чуть подшлифовывала избыточно острые грани чудовищного характера Вирьи, опасного для нее самой.

– Ты уверена, что хочешь именно такой жизни? – уточнила Тайя.

– Ухш-ш, почему мне никто…

– Не шипи. Сядь свободно и успокойся. Представь хоть на минуту, что тебе никто не возражает и не отказывает. Улыбнись. И мы с тобой начнем разбираться в деле с самого начала. Только не с этого глупого «я хочу». Детские слова, ты сама слышишь, как они портят впечатление? Придет Даур, он устал, на Хьёртте и без тебя полно «хочу» и еще больше «надо». В городе Семи Радуг критически низкий запас кислорода, была утечка. А в долине Сияния последним метеоритным дождем уничтожены овощные плантации. В Златолунной Радуге болеют непонятно чем дети человеков, а шахта по добыче ценного для Релата сырья встала из-за проблем с оборудованием, и все это произошло за последние два дня.

– Что же мне делать?

– Сказать Дауру, что ты направляешься в купол Златолунной Радуги. Ты ведь эпидемиолог по первой специализации, так? Займешься детьми. И обдумаешь тем временем, что могут дать стае твои мечтания с играми. Это самый женский путь, дорогая. Сила принадлежит мужчинам, но гибкость – нам… Не надо просить, следует предлагать. Не надо ломать стены, достаточно открыть дверь. Когда ты развернешь все так, что игры сделаются нужными вожаку, получишь необходимое. Но польза должна быть настоящей. А пока убери со стола сладкое и поставь разогреть вот это блюдо. Мне надо переодеться.

Вирья вскочила и занялась уборкой с той неистребимой целеустремленностью, с какой исполняла любое, самое пустяковое, дело. Даур Трой появился в комнате, когда Вирья во второй раз протирала стол. Выглядел вожак утомленным, от присутствия гостьи, склонной шипеть и шуметь, помрачнел еще сильнее.

– Опять игры? – без надежды на разнообразие ответов уточнил он.

– Как можно?! – возмутилась Тайя, возникая на пороге. – Мы немедленно летим в город, где болеют дети. Ты без нас поужинаешь, ладно? Все готово, разогрето. Соседка обещала встретить нашего малыша и приютить на неделю, у них весело, своих детей трое. Можешь хоть когти отращивать, хоть на Релат улетать, хоть рычать на шахтеров, не выбирая выражений.

– Значит, по одной невнятной и сложной проблеме я могу не искать решения, предоставив его вам, – улыбнулся Даур. Проводил до двери, попрощался с женой. Коснулся подушечками пальцев бритого черепа Вирьи: – Девочка, объясни мне, зачем ты уничтожила волосы? Помнится, для вашей семьи характерны густые, волнистые, рыжие с золотом… Такая красота!

В вопросе не было и тени ехидства, в открытом сознании вожака читалось настоящее удивление. Даже опасение: а вдруг ей плохо, вдруг он не уследил и здесь тоже копится беда – не легче, чем с шахтами или теплицами? Вирья виновато пожала плечами. И подумала, что в этой семье она наверняка не выросла бы столь колючей.

– Так удобнее. Я много времени провожу в спецкостюмах, часто бываю на орбите, я ведь дежурный врач на верфях «Иннара».

– Значит, не для кого терпеть неудобства, – с огорчением вздохнул вожак. – Возвращайся, не улетай на Релат сразу. Мне даже неловко, я ни разу не выслушал толком рассказ про эти твои игры. Попробуем разобраться вместе.

Через полгода игра чегро, сильно урезанный и смягченный вариант идеи Вирьи, стала обязательным элементом подготовки работающих на орбите. Чегро, как гласила справка в Среде, представляла собой смешение нескольких стилей и техник движения, применяемых в различном сочетании на сложном объемном искусственном рельефе при разной силе тяготения – от невесомости до двукратной в счете Релата. Тренировки позволяли сформировать наилучшую координацию движений и адаптировать к перегрузкам вестибулярный аппарат. Исключить дезорганизацию персонала орбитальной верфи в случае сбоев в работе. И даже улучшить групповое взаимопонимание. Играли – то есть, по сути, дрались в парах и один против группы – без оружия и не в полном контакте. Однако и такое зрелище смотрелось феерически в построенном на орбите зале, имеющем вид прозрачной сферы, вынесенной в открытый космос. В следующие пять лет играть стало модно и даже престижно, возникли официальные правила, утвердился состав команд. Появились «звезды» и их поклонники. Сформировался спортивный вариант игр. Обычно команда включала двоих гроллов, одного айри и троих людей. Среда утверждала, что новое слово «чегро» образовано от пары «человек-гролл», поскольку они всегда работают в команде. Неупомянутым айри такой вариант расшифровки, само собой, не нравился.

В полном боевом варианте вожак разрешил отрабатывать технику лишь с небольшой группой молодых волвеков и без широкой огласки. Сказал: «Надеюсь, это никому никогда не понадобится на практике». Понадобилось… Вирья горько усмехнулась. Нет в душе гордости за свою правоту, только тревога. Каждый боец в группе – родной, замечательный и близкий. И сейчас каждый будет вынужден рисковать собой. А вдруг голос его сознания угаснет навсегда, оплатив молчанием гибели победу? Как принять и осилить такое? Она сама затеяла игры, выбрала волвеков и подтвердила год назад, что группа сработалась безупречно. Она отвечает за жизнь каждого. И за успех дела – тоже.

Трудно сформировать то, что принято называть полным контактом – многогранной структурой со сложным эхом намерений и замыслов, с единой волей и общим опытом. Для этого надо родниться долго и крепко, стать семьей. Создать даже не общее «мы» – но почти что «я», новый разум, единый для множества включенных в него личностей. Каждая грань – неотделима, каждый боец – часть твоей души… Значит, и каждая боль – твоя, и смерть… О смерти лучше не думать. Смерть может разрушить не только контакт, но и сами личности, в него вовлеченные. Именно опасаясь подобного, Тайя в течение последних пяти лет часто посещала тренировки и много работала с группой. Нельзя доводить общую боль до предельной остроты. Нельзя становиться близнецами, как Рик-Рив…

Вирья встряхнулась, прогоняя воспоминания, страхи и мысли. Глупые мысли, упрямо лезущие в голову, в последнее время все назойливее. Тайя, с ее «женскими способами» добиваться своего, недавно прислала в подарок два дивных платья. Явно намекнула этим без слов: отрасти хоть пару сантиметров своих рыжих волнистых волос. Но стоит ли? Вирья зло зашипела, закрыла кофр. Она прекрасно знает, что с кудряшками смотрится слишком уж девочкой, да еще при ее маленьком росте и худобе… Глаза на пол-лица. Ресницы эти… Она выглядит миленькой и такой, неловко признать, сладенькой. Нет, волосы – это чересчур. Она мастер боя, ее сам Риан называл хорошей ученицей и хвалил за технику. А еще издевался, дразнил змеюкой и вечным ребенком.

– Ежик в один сантиметр осчастливит всех, я тебя уверяю, – шепнул в ухо Тимрэ. – Ну как тебя такую показывать братьям, а? Ринку хватает проблем с близняшками, не добивай его сиянием своей глянцевой головы.

– К вечеру не отрастут.

– В группе снавь второго посвящения, да еще и Фэр нас встречает, итого – двое! Что за сомнения? – поддел айри. – Наконец-то космодром. Поделишься результатами переклички?

Вирья прикрыла веки. В ее группе, которая все же понадобилась для настоящего дела, полезного не просто стае – целому миру, десять бойцов помимо самой Вирьи. Она стала представлять их одного за другим и тянуться к сознанию. Тимрэ – вот он, у самого плеча, можно ткнуть локтем, мстя за идею с прической. Еще семеро опознаются поблизости, на поле космодрома, они отдыхают и вполне довольны собой. Двое пока в полете, к назначенному сроку успевают.

Само собой, помимо основного состава группы есть и Фэр, но за него можно быть спокойной. Фэр всегда делает работу точно и безупречно. Он уже над Красной степью, снижается. Мягко, штатно, без лихачества и глупого шика. Запросил право на посадку и, можно не сомневаться, имеет вполне будничные обоснования по перелету, убедительные для любого, самого дотошного и подозрительного наблюдателя айри. Не просто так ведь построен их комплекс на скале, в сотне километров от космодрома. Не для конференций и отдыха, это понятно всякому. В первую очередь – для слежения за кораблями. Потому что в городе волвеков и его окрестностях нельзя заиметь осведомителя, подобного иным, контролирующим рейсы в остальных портах Релата. Здесь даже отследить мобили и их пассажиров на трассе проблема, дежурные все до единого волвеки и человеки…

– Фэр сядет через семь минут, – вслух поделилась достигнутым пониманием Вирья. – Прочие успевают в указанную точку сбора. Я подтвердила Фэру десятиминутную готовность старта.

Тимрэ пошевелил пальцами, с торопливым любопытством вороша сведения в Инфосреде. Вот оно: официальная причина посадки «Инки» уже известна и внесена в реестр космопорта. «Прямая экстренная доставка для Ясеня Орри, корабль направлен по личному распоряжению Даура Троя». И приписка дежурного диспетчера про юбилей обожаемого всеми пожилого волвека. Ого, с мрачным дополнением. Мол, кто проболтается о подарке, того он лично загрызет. Тимрэ фыркнул: после приписки уже накопился изрядный набор однообразных ответов волвеков типа «участвую» или «приложу к делу лапу».

Секреты в стае – это отдельная тема для исследования, они свято оберегаются общими усилиями. Как такое возможно? Людям не понять. У людей что знают двое – уже не тайна. У волвеков то, что известно стае в целом, может быть оберегаемо от любого, самого назойливого и изобретательного любопытства… Способов много. И примеров тоже. Риан недавно добавил новый, передав доработанную теорию внепространственных перемещений в собственность и на общее хранение стаи. Сведения впитались в коллективное сознание. Где они теперь? Айри стоном стонут, но понять, а следовательно, и украсть, не могут… Выдвигают теории и все активнее интересуются феноменом единой памяти расы. Общее число волвеков в мире на сегодня – семнадцать тысяч семьсот восемь. Где сведения? У каждого своя доля сведений, один элемент мозаики? Или все у вожака, а стая – ключ? Есть теория, признающая даже реальность великого гролла, который хранит и поддерживает общее сознание… Имеется смутное подозрение, что человеки тоже в деле. Их, по некоторым оценкам, уже пятнадцать с половиной тысяч. Как украсть столь нужные сведения, если неизвестно хранилище? А украсть надо – без знаний о принципе движения и навигации вне планетарных систем «Иннар» полезен и понятен не больше, чем боевой стэк в руке неавторизованного пользователя.

Тимрэ улыбнулся: ответ, точный и обоснованный, достаточно подробно известен Риану. Только получить разъяснения у него еще сложнее, чем у стаи или мифического великого гролла… Впрочем, самому Тимрэ и не нужен ответ. Он часть стаи уже полтора века. Он знаком с закрытыми работами волвеков, в том числе – с понятием губки, впитывающей знания и отдающей их по мере надобности. Объяснить подобное айри, замкнутым в собственной обособленности и уникальности, – нельзя. Они не понимают сотрудничества. И не объединяют, а, наоборот, делят знания, права на них, доходы от их использования.

Айри до сих пор не понимают и экономики Хьёртта, называя ее дикостью, нарушением принципов естественного стимулирования и, хуже того, нелепым сочетанием двух бед: жестокой диктатуры и безмерной анархии. Потому что у Хьёртта имеется глобальный единый центр накопления ресурсов всех видов. А личные счета обретают смысл и фактическое наполнение лишь по прибытии волвеков на Релат. Отражают они непостижимое вне стаи понятие потенциала той или иной семьи. Это еще как-то можно переварить, морщась и недоумевая. Если не учитывать права любого взрослого волвека в определенных обстоятельствах, вне стаи никому не понятных, распоряжаться практически неограниченными суммами и ресурсами во благо и по решению общего сознания…

Отвлекая от мыслей, лениво текущих мимо сознания и помогающих скоротать ожидание, сверху донесся тягучий вздох. Ощущался он не столько слухом, сколько суммой возможностей по восприятию всех членов группы Вирьи. Восемь гроллов уже видели объект, вели его в объемном общем сознании. Все ближе, через слой тончайших перистых облаков – в тепло густеющей синевы атмосферы Релата. Тимрэ тоже стал смотреть. Посадку этого корабля, в создание которого он внес некоторый вклад, прежде не доводилось наблюдать ни разу.

«Инки» рушился с небес стремительно и отвесно, в странном беззвучии планетарных двигателей нового поколения. Легкий ветерок колыхнул траву, тень накрыла ее, побежала, вырастая и смещаясь к точке касания с грунтом. Огромная радужная капля жидкого металла – так это виделось – упала на поле, подернулась рябью и обрела идеальную сферичность. Корабль-разведчик, о котором большой Релат пока знал достоверно только то, что в его имени четыре буквы и что на языке айри они, расставленные в указанном порядке, означают сленговый вариант понятия «любопытство». Инфосреда сообщала следующие домыслы: что «Инки» проходит первичные испытания и целиком принадлежит стае со всеми своими технологиями. Что садится только в Красной степи, всегда вне предварительного расписания и неизменно по бредовым, с точки зрения людей, поводам. Как быстро он преодолевает расстояние от Хьёртта до Релата? Существует ли для него понятие «расстояние», когда включаются главные двигатели, и каковы они? Можно ли засечь этот корабль с орбиты, если его пилот не желает быть замеченным, и кто его пилот? Люди не знают ни одного точного ответа… и айри – тоже.

– Обожаю смотреть, как он сажает «Инки», – вздохнула Вирья. – Тим, это самый красивый корабль в мире. И пилот лучший. Одного не понимаю: зачем Фэр возится с нами? Первый пилот «Иннара», вообще единственный, кто стоит того корабля, этого и любого другого. Фэра беречь надо, а не втравливать в боевые безобразия.

– Как много слов! – поразился Тимрэ. – И ни капли яда…

– Гроллы проверяют наличие внешнего внимания, – прищурилась Вирья, игнорируя комментарий. – По их сигналу – бегом к кораблю. Ты, как воспитанный страдалец, потащишь оба кофра, свой и девушки?

– Увы, – усмехнулся Тимрэ, подтягивая второй кофр поближе.

– Ждем. Нельзя, и сейчас нежелательно, – бубнила едва слышно Вирья. Резко зашипев, вытолкнула одним словом приказ, уже прыгая в траву: – Бегом!

Вес оттянул обе руки, бежать пришлось быстро и не отвлекаясь на изучение окрестностей. Внимания только и хватило на то, чтобы разминуться, чуть отклонившись влево, с волвеком из службы космопорта, спешащим к доставившему Вирью и Тимрэ мобилю. Следовало немедленно поднять машину в воздух и увести на основную крытую парковку. Девять секунд – и иллюзия жидкого металла поглотила всех десятерых членов группы Вирьи. Тимрэ на бегу еще раз гордо отметил: он в этой команде единственный неволвек. Если разобраться – высокая честь и большое доверие стаи.

Гроллы стряхнули со спин вьюки. Выстроились ровным полукругом и восторженно, единым взором, глянули на «Инки». Настоящий, скрытый внутри защитной сферической оболочки. Треугольник с плавно скругленными кромками. Помнится, Риан четыре года назад изучил прототип и со свойственной ему безмятежностью – поди пойми, шутит учитель или серьезен – посоветовал написать буквами, где корма, а где нос. Для «Инки» эти понятия не имеют смысла. «Но зачем же все так усложнять? Люди не любят невнятности», – продолжил идею Риан, и в уголках век отчетливее обозначилась улыбка…

В пределы защитной – а точнее, на данный момент маскировочной – сферы бодро вкатился открытый одноместный транспорт. Дежурный диспетчер подвел его к борту «Инки». Задумчиво постучал по упругому материалу, не возвращающему звук.

– Избушка-избушка, – вкрадчиво попросил волвек, по-детски восторженно рассматривая незнакомый ему доселе корабль, – повернись ко мне люком, ладно? Я обязан забрать груз для Ясеня Орри и молча, в глубокой тайне, хранить его двое суток, до самого дня рождения.

«Инки» – пухлый треугольник с одинаковыми гранями по двадцать пять метров каждая – поворачиваться, само собой, не стал. Но люк в его монолитной даже для изощренного зрения гроллов обшивке обозначился, раскрылся и позволил выдвинуться гибкому узкому языку пешего пандуса. Фэр сбежал в траву, счастливо принюхался к запахам Релата, таким живым и замечательным. Ничуть не изменившийся с прежней встречи, отметил Тимрэ: худой до сухости, невысокий, с характерным темным «космическим» загаром. Движения странные, перетекающие одно в другое без рывков, неторопливо, экономно и ювелирно точно. Фэр обвел пассажиров взглядом очень светлых глаз, серых с намеком на желтизну. Приветствовал без слов, сознанием. И церемонно, двумя руками, извлек и передал дежурному за уголки… поздравительную открытку.

– Трехминутная готовность, группа. Все на борт. Теперь о юбилее. Вожаку было некогда, да и я на Хьёртте-то не появлялся уже полгода, если не считать трехминутных посадок. Зато я сам, без подсказок и помощи Даура, нарисовал большую клубничину и двух кунгов, нагло ворующих ее, написал с завитушечками «поздравляю», – похвалился Фэр. – Держи, дежурный, и бережно храни. Сейчас из грузового отсека будут спущены два ящика. К юбилею не имеют никакого отношения, но я забрал попутно. Это от Джанто для биологов. Строгий карантин, как обычно. Указания по поводу получателей и режима хранения он передаст, свяжитесь и уточните.

Пока Фэр говорил, ящики утвердились в траве под днищем, а группа Вирьи взбежала по трапу.

Дежурный торжественно убрал открытку в нагрудный карман, улыбнулся, без слов желая удачи, и стал смотреть, как втягивается пандус и сходится люк. «Инки» вроде бы чуть вздохнул, шевельнулся – и мячиком, без усилия, упруго метнулся вверх. Ветерок повторно шевельнул траву, тень убежала, бледнея и стремительно съеживаясь. Дежурный задумчиво глянул на непримятую траву. Усмехнулся.

– Космодром в нынешнем виде доживает последние годы, – сказал он. – И хорошо, мы тут парк разобьем… Чтобы сразу с орбиты – и в цветник, и чтоб не пылью дышать… Запахи живого мира – большая радость после пустоты и пресности условий орбитальной верфи.

Когда транспорт с ящиками подполз к зданию складов, «Инки» уже покидал верхние слои атмосферы.

Вся группа Вирьи разместилась в центральном круглом зале управления. Тимрэ активировал модель верфей и приготовился рассказывать о цели, ради которой и собрали так спешно группу. Тимрэ говорил, с изумлением понимая лишь теперь, задним числом, сколько событий спрессовалось в ничтожные три дня. И как относительно оно – время… Вроде бы совсем недавно пришел вызов от Йялла. Инспектор сообщил странную новость про девочку, которая кажется ему родной и к тому же воспринимается сознанием как айк. Получасом позже Академия гудела и содрогалась. Тиэрто рычал не хуже волвека, рьяно исследовал архивы генных материалов и запросы на доступ к сведениям и оборудованию. Директор Ялитэ ледяным светским тоном истинного ан-моэ беседовал с ненавистным ему Йенхо, внезапно выставившим требование по поводу изменения режима использования своих личных патентов и разработок и пожелавшим изъять их из общего архива с обязательным уничтожением всех копий из Инфосреды и с шаров-носителей. Йенхо собирался прислать группу айри для контроля исполнения решения, уже вроде бы отдал соответствующий приказ… Но днем так никто и не прибыл его исполнять. А к ночи в архиве сидела и скалилась Лорри, имеющая прямое указание директоров Академии – обоих! – никого не впускать и «тупить по полной», как она сама расшифровала деликатное поручение. К утру айри из свиты Йенхо усвоили много новых слов и выражений. То, что их приказы и угрозы всем по барабану, – самое мягкое и понятное из услышанного.

Тиэрто к утру нашел две ячейки с несоответствием кода материала данным в системе учета. Вызвал помощников, поставил старшим волвека и велел рыть до упора. Потому что уже имелись содержательные результаты по генной карте Сати, требующие анализа. И было известно о кольцах-отмычках достаточно, чтобы Риан предположил то, что прочим сперва показалось немыслимым и невозможным, – попытку разрушения цивилизации через ликвидацию накопленных знаний.

Второй день безумия в Академии Тимрэ помнил плохо. Он оперировал Йялла, а затем и Горров. Следил за состоянием последних, которое до самых сумерек не вызывало оптимизма. Ночью в Академию стали прибывать инспекторы и эксперты разных рангов и ведомств. Тимрэ пришлось вводить их в курс происходящего, сберегая время и силы Ялитэ и Тиэрто. Потом по просьбе учителя общался с Хьёрттом. После полудня, когда Тайя и Сати сидели и ждали пробуждения Рика, чтобы по мере возможности индивидуализировать его, Тимрэ снова работал с инспекторами, помогая составить список потенциально подозрительных лиц, – так продолжилась работа, начатая Йяллом и его группой в ведомствах.

Тогда и выяснилось, что на орбитальных верфях подозрительных намного больше, чем хотелось бы. К вечеру пришла информация о сбое в работе систем связи на «Иннаре» – и никто не удивился, худшего ожидали и опасались. По сути, это означало, что корабль не отвечает на запросы. К общему изумлению, Риан принял новость вроде бы даже с оптимизмом.

– «Иннар» на орбите и оттуда не исчезнет. Ан-моэ Йенхо никуда не спешит сбегать, он третий день не покидает свой замок в горах, – пояснил причину спокойствия пожилой айри. – Это уже не попытка украсть корабль, всего лишь желание иметь веские доводы в разговоре с Советом. Основание для торга, которое оставлять в руках ан-моэ никак нельзя.

Риан перекатил по ладони одно из изъятых у айри колец с искусственными бриллиантами. Отдал Тимрэ и уточнил, успел ли ученик освоить основы работы с отмычкой, на тот момент смутно и достаточно условно описанные Пауком. Два представителя Большого Совета раздраженно переспросили: почему никто не рассматривает вариант бегства на «Иннаре» тех, кто сейчас находится на его борту, самого обычного панического бегства.

– Потому что вожак Даур, едва узнав историю Сати, на всякий случай велел стайным демонтировать несколько небольших по размеру, но довольно важных по назначению систем, – улыбнулся Риан. – «Иннар» уже два дня слеп и лишен возможности задействовать двигатели. Его следовало бы временно увести к Хьёртту, но кто же мог предположить столь стремительное и сокрушительное развитие событий? При иных же темпах вызревания конфликта резкое решение Даура Троя люди, с их подозрительностью, могли счесть кражей. Ан-моэ помог бы рассудить именно так. Тим, рекомендую тебе три часа отдохнуть. За это время я изучу вопрос и проконсультируюсь со специалистами. Потом мы обсудим мои идеи и подключим вашу группу. Раньше завтрашнего утра все равно не получится начать работу: «Инки» сейчас вне орбиты Релата.

Риан неопределенно шевельнул рукой, намекая на значительность расстояния. Представители Совета заспорили о чем-то сугубо протокольном и нудном, Ялитэ тяжело вздохнул и включился в разговор. А Тимрэ пошел отдыхать. Чтобы ночью выслушать соображения – так Риан обычно называл свои идеи, избегая категоричных понятий «совет», «рекомендация» и тем более «решение». Теперь настало время для Тимрэ пересказать своими словами соображения и сформировать на их основе окончательный план действий.

«Иннар» уже месяц оставался пристыкованным к верфям, шел плановый цикл установки очередного комплекса оборудования. Монтажники – в большинстве своем волвеки – работали бригадами постоянного состава, тонко настроенными на единство сознания. Дело сложное, требует точности и полного взаимопонимания. То есть того, что волвеки именуют сотрудничеством, действие не бригады даже, а единого организма, постоянно ощущающего и координирующего себя целиком, во многом подобного боевой группе Вирьи. Не зря в последние годы монтажников тренируют в рамках игр.

В окончательном виде «Иннар» – это семь модулей, стыкуемых по принципу пчелиных сот. Каждый модуль может являться отдельным кораблем, он автономен. До завершения работ на верфях еще десять лет. Пока же в сотовом соединении насчитывается четыре из семи модулей, действующая силовая установка имеется лишь у центрального – «Эйма», названного в честь первого вожака стаи волвеков – Лайла, его род во время неволи имел обозначение «эйм». В последний месяц монтажники разместили силовые установки в модуле «Янда», имя которого созвучно названию столицы одной из северных провинций Релата и означает «золотой город». Модуль «Торш» проходит этап первичной сборки палуб и отсеков, одна из его внешних граней до сих пор вскрыта в целях облегчения монтажа.

– Таким образом, – закончил теоретическую часть Тимрэ, – имеют атмосферу хотя бы в части отсеков и пригодны для обитания три модуля: «Эйм», «Вит» и «Янда». После исполнения приказа вожака Даура собственные источники энергии корабля заблокированы, на борту невесомость. Системы жизнеобеспечения расходуют резервные запасы, освещение переведено в режим экономии. Рубка выведена из эксплуатации полностью, но это не наша работа. Ее заблокировали либо айри, либо сам корабль… Предварительное расследование указывает, что айри прибыли с верфей, где они работали до сих пор, на трех яхтах, которые сейчас находятся в ангарах модуля «Эйм». Общая численность блокировавших корабль нам неизвестна, однако их вряд ли больше тридцати – сорока. На борту находятся не менее суток. Среди них бортинженер «Вита», старший механик «Янды», второй навигатор «Эйма» и конструктор систем Инфосреды всего проекта. То есть корабль они знают. С точки зрения людей, учитывая объем модулей и число ярусов, обнаружить айри – уже задача, далеко превосходящая сложностью старомодный поиск иголки в стоге сена. К тому же, в отличие от упомянутой иголки, айри перемещаются, намерены активно противодействовать нам и не готовы возвращать корабль. Более того: их непросто найти, но можно исключить угрозу намеренного вывода из строя и даже разрушения «Иннара» или его отдельных бортовых систем.

– Если хотя бы один «Эйм», имеющий силовую установку, стронуть со стабильной орбиты и обрушить вниз, – мрачно добавил Фэр, – можно забыть о существовании провинции, оказавшейся в зоне его падения. И это оптимистичный сценарий, не учитывающий зон со сложной тектоникой и целенаправленного прицеливания в стыки материковых плит. «Иннар» никто прежде не рассматривал как средство для шантажа объединенного Релата. Но в указанном качестве он ужасен. На Хьёртте уже посчитали, пока я был в полете. Подвижку по орбите можно совершить, задействовав энергию резерва. Теперь вы точно знаете, насколько все ненадежно, пока безумцы на борту.

– Хотя айри, особенно из свиты Йенхо, гораздо хуже волвеков опознают внешнее внимание и само присутствие живых рядом, – снова заговорил Тимрэ, – они сейчас настороже и, весьма вероятно, окажутся в состоянии засечь приближение людей и волвеков, не получивших специальной подготовки. То есть на первом этапе нельзя ждать помощи от монтажников или иных представителей стаи, постоянно работающих на верфях. Другое дело – мы. Нас немного, Риан с каждым отдельно и со всеми вместе занимался техникой маскировки сознания. У нас есть «Инки», ненаблюдаемый даже визуально. Есть кольцо-отмычка, позволяющее, как я надеюсь, вскрыть блокировки системы. Входить будем через модуль «Торш». Коридоры к шлюзам позавчера были подготовлены монтажниками по указанию Даура Троя. На случай негативного развития событий спешно герметизировали три отсека, примыкающие к граням, смежным с «Яндой» и «Эймом». Само собой, входы под наблюдением, но это ожидаемо. После проникновения в модуль «Эйм» следует сразу же обнулить резерв энергии, чтобы сход «Иннара» с орбиты перестал угрожать Релату. После волвеки с верфей блокируют область вокруг корабля. Полное понимание внутренней планировки есть у Фэра, синхронизируемся с ним и учим, прямо сейчас. Детали предполагаемых маршрутов и тактики я добавлю.

– До корабля без спешки ползти полчаса, заходить будем из тени. – Фэр закончил настройку курса и режима движения, прикрыл глаза и пробормотал, уже делясь памятью и опытом. – Успею восстановить привычку к вашей группе.

Внешняя шарообразная оболочка «Инки» – защитная и маскировочная одновременно – перестроилась в режим максимальной ненаблюдаемости. Двигатели последний раз вздохнули, притормозив и точнее сориентировав кораблик, и отключились. «Инки» заскользил по инерционной траектории, выводящей его точно к теневой грани нужного модуля. Отдельные сознания членов группы неспешно строили связи, сплетались в единое целое, сливались и обретали общий холодный и тихий покой готовности к работе. «Мы» группы замкнулось в себе, контролируя составляющие и оставаясь незаметным извне. Пять гроллов удалилась в соседнее помещение менять облик и снаряжаться. Остальные замерли изваяниями, ощупывая пока далекую, темную с яркой кромкой солнечного блика по контуру, громаду корабля в едва различимой паутине объятий верфи.

Когда серая решетчатая конструкция приблизилась, «мы» уже уловило, классифицировало и точно позиционировало в плане переходов и отсеков корабля до двух десятков сознаний айри. Ближних, в холодных темных коридорах недостроенного «Торша», оказалось трое. Захватившие «Иннар» понимали, что этот его модуль могут использовать для проникновения в остальные, и расставили наблюдателей. Волвеки в костюмах вернулись, открыли кофры и стали помогать снаряжаться гроллам, которые по плану шли в «Иннар» без смены облика. Вирья закончила вооружаться и теперь, шипя от возмущения, проверяла костюм Фэра. Пилот выглядел, по ее мнению, слишком легким и сухим для настоящего волвека, готового принять бой. По поводу веса и роста самой Гашти высказываться не следовало, это усвоили уже все в команде. Шутки девушка понимала плохо. Особенно теперь, когда бой сделался неизбежным…

Тимрэ распределял и проверял личное оружие сам, с некоторым недоумением соображая: он один из всех присутствующих участвовал в настоящих боях прежде. Так давно, что успел забыть само ощущение угрозы для жизни и нынешнего своего спокойствия, когда окружающее видится иначе, чуть со стороны… В последний раз он воевал сто пятьдесят лет назад, на Хьёртте, когда волвеки получили долгожданную свободу. Тогда до боя он вел транспорт и впервые ощущал так плотно и точно свою новую общность стайного, роднился сознанием с первым и лучшим вожаком Лайлом, с тем Йяллом, который так непостижимо воплотился характером и внешностью в своем правнуке. С Элларом, чей спокойный, уверенный и чуть ироничный прищур проявляется порой внезапно, пугающе и неуместно на детском лице Сати…

Тогда, на Хьёртте, Тимрэ боялся потерять каждого из друзей. Он еще не понимал, что стая ничего не забывает и никого не утрачивает окончательно. А теперь – видит и гордится причастностью к единому. Поддержкой тех, ушедших, и правом хранить их дружбу. Умением распознать знакомые черты прежних в облике и характере нынешних…

Фэр шевельнул пальцами, распоряжаясь последними мгновениями движения корабля. «Инки» беззвучно канул в черную пропасть недостроенного модуля. Ближайший наблюдатель айри остался в ничтожных сорока метрах от борта – смотреть и слушать то, что он полагал ненарушенной вторжением пустотой. Сфера оболочки дрогнула, на миг блеснула внутренним сиянием, гася проявления короткого торможения. Упруго качнулась вперед, растеклась по стене, маскируя зону посадки, размеченную монтажниками под возможности зрения волвека. Щупальца выползли из гнезд и надежно закрепились на гладкой переборке, фиксируя «Инки». Фэр погладил подлокотник кресла. Это его корабль. Без людских глупостей с отмычками и нелепой Инфосредой общего доступа. «Инки» множеством нитей связан с сознанием своего капитана, примет, предупрежденный против посторонних, только его или родного брата, который уже близко. Торопится доставить вожака на Релат.

– У гроллов пять минут, волвеков хватит на три, Тима – на полторы, он выходит с последней группой, – напомнила Вирья и позволила защитной маске сплестись на лице, завершая построение костюма и исключая на ближайшее время возможность общаться словами.

Защитные костюмы практически не годятся для пребывания в открытом космосе. Но, как и отметила Вирья, их возможностей в сочетании с выносливостью волвеков к перепадам давления и температуры достаточно для короткого перехода из одного шлюза в другой. Три гролла нырнули в шлюз и практически сразу появились снаружи, в поле обзора. Самый крупный точным прыжком преодолел расстояние до переборки, распластался по ней, исключая шум касания. Двое упали рядом, опираясь лапами о спину первого и лишь затем – о переборку. Все они замерли и вслушались, ловя вибрацию поверхности, эхо чужих сознаний, предчувствие угрозы, внешнее внимание. Пусто. Как и надеялись. Малый сервисный шлюз врезан вне исходного проекта, с надежной маскировкой, хоть и спешно. Для них старались монтажники, свои же, стайные, – наемным шпионам айри, если не выявленные еще имеются на верфях, не от кого было узнать.

Гроллы, без звука клокоча горлом – когти не всегда удобнее пальцев, – присоединили систему подачи энергии от «Инки» на автономный шлюз и запустили ее. Один из гроллов вернулся в «Инки». Двое миновали шлюз и полминуты спустя уже ползли по потолку к ближайшему наблюдателю айри, расположившемуся, что вполне естественно, в единственном на этот отсек герметизированном, заполненном воздухом, тускло освещенном коридоре. У люка, ведущего в туннель-связку модулей «Торш» и «Эйм». Костюмы, исполняя команду гроллов, отключили подачу воздуха, частично освободили морды и ослабили плетение защиты на подушечках лап, давая волю когтям. Пока неиспользуемым – гроллы вполне доверяли присоскам костюмов, надежным и беззвучным в работе. И рассматривали издали айри, оценивали его, бережно касаясь сознания.

Внешне – среднего возраста, по меркам людей, худощавый, то и дело моющий рукой руку или трущий ладони, словно они мерзнут. Замер в кресле, последовательно изучая показания дюжины автономных приборов: датчиков движения и массы, термических сканеров, объемных экранов, дающих вид внешних ангаров и переходов… Айри прекрасно знал, что обмануть приборы не под силу глупому зверю, и отдавал себе отчет, насколько гроллы хитры. Оттого и боялся двигаться, производя звук и рискуя пропустить внешний шум. Он ведь, если верить ощущениям, один на весь коридор, на целый модуль, на бескрайний мир вне его стен. Тишина шелестела эхом сомнений, в тенях блеклого аварийного освещения все отчетливее проступали страхи. Холодом ползло запоздалое сожаление, сбивало дыхание, мешало сосредоточиться. Зачем он отозвался на приказ, как очутился здесь? Внизу, на Релате – Академия, его студенты и коллеги. Мирная жизнь, по-своему интересная и исключительно безопасная. Уважение, даже почитание… Избранность высшего теперь казалась нелепой и страшной ошибкой. Обещанная ан-моэ уникальность обернулась жутким, сокрушительным одиночеством тихого до оторопи коридора. Увы, решение принято и последствия его непоправимы. Айри удобнее перехватил стэк.

– Кражи «Иннара» никому не простят, – шепнул он, внутренне ужасаясь проявлению этого знака безумия, бессилию молчать и готовности разговаривать с самим собой, лишь бы разрушить хоть на миг вселенную пустоты. – Моэ Дотрим общался с Релатом, да. Люди нам мстят, зверствуют не хуже волвеков. Хватают даже тех, кто отказался помогать ан-моэ. Прямых последователей казнят без суда. Литтарим погиб, и Риттонх тоже, и многие другие… Отступать некуда, компромиссов искать не с кем. Мы должны вырвать у них право на жизнь.

Айри ссутулился, несколько раз кивнул, убеждая себя в сказанном, судорожно вздохнул. Снова изучил приборы, дурно отстроенные и ненадежно работающие на слабом питании. Пришел запрос от моэ, и он отозвался, подтверждая словами и сознанием готовность нести дозор и отчитываясь об отсутствии внешних угроз. Снова потер ладони: даже слабо тренированное для мысленной речи утомленное сознание ощущает презрение моэ. Ученики в Академии его не презирали… Там он, горько вспомнить, был куда более уверен в себе, уважаем и свободен.

Айри устало прикрыл глаза, растер лоб, виски, веки и надбровья. Чудилось невесть что. Ночью он уже поднимал ложную тревогу, повторять не хочется. От длительной неподвижности сводило и тянуло мышцы. Теперь и плечо заболело… Айри открыл глаза, на миг вздрогнул: ему привиделся нацеленный в упор немигающий желтый гроллий взор. Сознание поплыло, но айри тотчас взял себя в руки. Уселся поудобнее, морщась от дискомфорта невесомости, вынуждающей крепиться к креслу ремнями. Ничего, он справится. Айри повторил эту формулу самоуспокоения вслух, дважды. Твердо и уверенно осмотрел коридор. Ощутил наконец-то свою избранность, словно пришло второе дыхание. И нет одиночества, и цель высока, и усталость не одолеет его ни сегодня, ни завтра. Бодрость полнила тело и мозг. Он в дозоре, приборы надежны, врага нет. Не сумеет враг подкрасться, он – айри и все контролирует!

Гролл оттолкнулся от потолка и завис в еще более удобном положении, продолжая в упор глядеть в широко распахнувшиеся зрачки айри. Ему было по-своему жаль пожилого запутавшегося одиночку. Пусть хоть в грезах, после вдыхания одного препарата и впрыскивания второго, ощутит себя гордым и уверенным. Несет дозор под присмотром, а потом и самостоятельно. Еще три минуты на внушение – и он будет сторожить беспробудно не менее десяти часов…

Второй гролл, пока его спутник обрабатывал сознание наблюдателя, вернулся к шлюзу и подтвердил безопасность входа. Дождался сбора группы в коридоре. Влился сознанием в «мы», точнее определяя положение айри, изучая их, стараясь оценить уровень опасности каждого, род занятий и место в иерархии. Результат вынудил задуматься и скорректировать планы. Не было ожидаемого единого настроя потенциальных врагов, не было готовности следовать указаниям лидера, имеющего статус моэ. Самая значительная по численности группа сосредоточилась в недрах «Эйма», там «мы» стайных ощущало острый конфликт, раздражение, перешедшее в стадию прямой агрессии. Ответное отчаяние, безнадежность, боль… Читались носители этих неожиданных эмоций, их совсем мало.

Был еще один узел внимания, опасный. Там воспринимались наиболее соответствующие ожиданиям сознания айри, объединенные общим делом: сосредоточенные и холодные, уверенные, монолитные в устремлениях. Фэр передернул плечами, опознав зону их пребывания: резервная рубка и узел прямого доступа к мозгу корабля. Все прочие айри выглядели для внимательного «мы» как одиночки-наблюдатели, рассредоточенные по отсекам, малоопасные. Они – цели для более поздней, вторичной работы.

– Два маршрута, я иду в рубку, – то ли сказал, то ли подумал, помогая себе словами, Фэр. В его голосе и сознании звучала тревога.

Волвек обернулся к старшему из гроллов, закончившему внушать наблюдателю фальшивый покой и присоединившемуся к группе. Именно Фэр и этот гролл обладали полнотой дара говорящих с миром – снавей. Светлые глаза пилота поймали взгляд тускло-рыжих гролльих глаз, его рука накрыла ладонь Тимрэ. Фэр попытался позвать «Иннар», пользуясь возможностями кольца-отмычки айри и своим даром. Огорченно вздохнул, едва заметно качнул головой.

– Рубка молчит? – уточнила Вирья.

– Пока да, даже на внутренних, моих личных каналах общения. Ее заблокировали, определенно, – прокомментировал Тимрэ. – Еще бы! «Эйм» даже без капитана способен осознать уровень угрозы Релату в случае своего схода с дальних орбит. Он не допустит этого, пока бодрствует. По крайней мере, так я полагаю, я ведь участвовал в его проектировании. Следовательно…

– Строй два маршрута, Тим, – согласилась Вирья и сердито зашипела, признавая усложнение задачи. – Фэр, с тобой пойдет Шеба, одного не отпущу, это не обсуждается.

Тимрэ запросил и принял содействие обоих инженеров группы, снова подключился с помощью отмычки-кольца к системе шлюзования «Иннара», стараясь оттуда проникнуть в более общие уровни контроля жизнеобеспечения, до максимально высокого допуска. Исключить наблюдаемость коридоров по маршрутам, открыть нужные шлюзы, разблокировать переборки, сформировать обзор для группы. И еще раз дотянуться до мозга корабля.

«Иннар» не просто набор модулей с единственными в своем роде двигателями и уникальной обшивкой, с технологиями и материалами, по большей части новыми и используемыми впервые. Он в некоторой степени – живой. Не зря его год за годом настраивают волвеки и входящие в состав стаи айри во главе с Витто. Не зря переводят от линейной машинной логики в новую – именуемую «свободной» и чем-то напоминающую обобщенную память стаи. Алгоритмизированный путь поиска позволяет найти оптимальное, с точки зрения ресурсов, решение. Память и опыт оценивают его иначе, всесторонне, как любит гордо заявлять мама Вирьи Горр. Правда, в полную силу вести себя и оценивать ситуацию «Иннар» способен, только пребывая в контакте с пилотом и капитаном.

– Утраты его сознания я боюсь даже сильнее, чем разрушения двигателей или обшивки, – с болью в голосе шепнул Фэр. – Когда мы начали свободное построение связей вне машинной логики, в «Эйм» грузили потоки мышления наш первый вожак Лайл и иные, кого уже нет в живых. Потерять их труд, отпечаток личности и поддержку – немыслимо.

– Мне они ни разу не отзывались невербально, – пожаловался Тимрэ, поворачивая кольцо и переходя ко второму этапу работ – от сбора информации к внесению изменений в настройки корабля.

И сокрушенно признал без слов: очевидно, что кольца созданы на базе тех же технологий, которые легли в основу нелинейной логики. Под тонкой оболочкой поверхности, имитирующей металл, – слой свободных связей, изменчивых, ежесекундно рвущихся и возникающих в новых комбинациях.

– Ты пока не старший учитель снавей, – утешил Фэр, и Тимрэ, не оборачиваясь, ощутил его ободряющую улыбку. – Тебе сложно уловить их внимание. Это похоже на тень великого гролла, мелькающую впереди, за перегибом рельефа. Глазу не видна, а чутью… как ты сам решишь. Я однажды поверил себе и ему. С тех пор и слышу «Иннар» по-настоящему, обретя полноту дара. Я его, он – меня.

– Закончил, – отметил Тимрэ, оборачиваясь к Вирье.

Прикрыл глаза и еще раз изучил зримое объемное знание о модуле «Эйм», обретенное группой. Двенадцать основных палуб, вспомогательные блоки. Отсек двигателей в нижней, именуемой «дном», части. Центральный тоннель, пронизывающий весь модуль по его оси продольного вращения. Там обычно поддерживается подобие невесомости, можно свободно перемещаться от верхних палуб до донного уровня энергоконтроля. В аварийном режиме тоннель перекрывают герметизационные диафрагмы. Было опасение, что айри задействуют их. Тогда двигаться пришлось бы очень долго, преодолевая все новые посты контроля, пользуясь сервисными тоннелями… Но «Эйм» не в аварийном режиме, диафрагмы не могут быть закрыты, уже хорошо. Путь свободен. Даже два пути.

– Приступаем, – распорядилась Вирья.

Она отвернулась и заскользила по коридору, легко касаясь стен, отталкиваясь и корректируя движение. «Как обычно», – грустно улыбнулся Тимрэ, пропуская вторую тройку, а затем встраиваясь в третью. Ни одного лишнего слова и ни единой мысли о возможности неудачи. Сосредоточенна, холодна и спокойна. Словно это тренировка. Даже удачи не пожелала: помнит суеверия и традиции, накопленные стаей полтора века назад, когда волвеки участвовали в боях. Опыт первого поколения жив, не зря она упрямо добивалась права учиться у Йялла-старшего и донимала расспросами своего прадеда Ринка Горра. Шипела, злясь на подначки стариков. Она ничего не желает повторять! Бой – удел неподготовленных и крайний метод решения проблемы. Гораздо умнее и логичнее избежать его, стать невидимкой и обыграть врага. Потому и назвала свое изобретение игрой… Неагрессивная сосредоточенность гролла против жадного азарта человека – это и есть чегро.

Сознание группы внимательно прочло очередного наблюдателя айри. Два волвека скользнули к самому потолку. Гролл, наоборот, удобно уперся лапами в пол, прилип на все присоски и зашагал вперед неспешно, мягко. Костюм делал его практически невидимым для приборов, сбивал даже настройки масс-детекторов. Но разве это главное? Идею и технику «шага тени» обдумал совместно с Вирьей сам первый Йялл, лучший из разведчиков стаи.

– Гролл, – говорил он, – при должной тренировке выключает в себе доступную анализу, рациональную часть сознания. Он – тень. Призрак зверя, живущего в каждом из нас. Страхи, комплексы, запреты, сомнения и подавленные желания – разве они имеют явный телесный облик? Разве враг, обладающий тенью и не совладавший с ней, готов взглянуть своему второму «я» в глаза? Обычно – нет. Только волвек обладает мужеством и правом, данными ему природой: знать в лицо собственную тень и сосуществовать с ней. С порога взрослости, с первого опыта трансформации, две стороны сознания соединяются, обретают друг друга – и освобождаются, если находят для этого силы и мужество. Тогда и совершается впервые приятие второго облика. Процесс духовный и энергетический, а вовсе не физиологический, как полагают люди… С взрослением приходит время учиться сотрудничать с тенью, принимая ее, но не позволяя ей выбирать путь. Самая длинная тень – у вожака, он ведь в ответе за всю стаю…

Гролл мягко шагал по коридору. Рыжие глаза искали встречи с взглядом наблюдателя. Настойчиво, уверенно. Говорящий с миром сейчас желал наладить контакт с внутренним «я» айри. И не встречал ответной готовности. Наблюдатель рассеянно озирался, хмурился, тер руки, суетливо поправлял защитный костюм. Он мог увидеть гролла. Должен был его рассмотреть – и не смел, подсознательно отрицая подспудный ужас. На внутреннее смятение дежурного откликнулся сам моэ, учуявший панику подчиненного, готовую разразиться истерикой. Голос моэ зашуршал в наушнике, требуя сосредоточиться и успокоиться, не искать угроз там, где их нет: внешний периметр чист. Айри судорожно кивнул, отозвался. Даже рискнул вглядеться в пустой коридор сквозь узкие щели зрачков рыжих глаз, оказавшихся совсем рядом… И обрел покой, точно так же, как предыдущий наблюдатель.

Волвеки нырнули от потолка вниз, несколькими оттренированными движениями перенастроили приборы. Гролл задерживаться не стал, двинулся дальше, презрительно фыркнув в ответ на беззвучный запрос Вирьи. Он не устал. С чего бы? Глядеть в зрачки айри и видеть там полную неспособность принять самого себя и мир вокруг… да, тяжело и неприятно. Сколько веков этому айри? И за все отведенное ему время не решился повзрослеть, принять свое «я» в его полноте. И стыдно, и грустно, и требует длительного сложного лечения. Он, говорящий с миром, мог бы попытаться оказать помощь, но, увы, не теперь. Приходится спешить. Далеко впереди копится беда. Чья-то жизнь истекает по капле, и запас ничтожно мал.

Обе замыкающие тройки задвигались быстрее, проверяя боковые коридоры, задействуя либо блокируя шлюзы и люки. Гролл теперь скользил длинными прыжками, не жалея обшивку, глубоко и удобно впиваясь когтями для толчка. Следующий наблюдатель увидел его, хрипло взвизгнул и зашелся в истерике. Воздействие прошло избыточно резко… Группа слышала, как ругается откуда-то издалека, шипит гневом голос моэ в наушнике наблюдателя, скорчившегося на полу и накрывшего голову руками. Как моэ требует сохранять спокойствие и даже соглашается предоставить отдых вне графика. Пост внутренний, по сути, он никому не нужен. Вирья ввела айри дозу снотворного и оставила безвольное тело в кресле, покрепче пристегнув ремнями. Надо думать и о том, что скоро восстановится тяготение, способное причинить новые проблемы не готовым к переменам.

Коридор уперся в главную вертикальную шахту, соединяющую уровни. Губчатая упругая обшивка гасила вибрации и шумы, и тем не менее группа отчетливо различала сознанием и слухом противостояние далеко внизу. Еще недавно, судя по эмоциональному фону, вооруженное и жесткое, теперь же молчаливое, настороженное, выжидательное. Готовящее новую вспышку. Гролл первым мощно оттолкнулся и, сгруппировавшись для наиболее стремительного движения, каплей рванулся к дну шахты. Исчезла необходимость таиться, надо вмешиваться и рисковать, осознал он, единое «мы» согласилось и поддержало выбор. Подушечками вытянутых лап гролл коснулся пола отсека вспомогательных силовых установок, тело сжалось пружиной, гася инерцию. Гролл замер, давая время на спуск группе. А сам уже впитывал, вбирал информацию чутьем, зрением, слухом, самой кожей, обостренным нюхом.

Стены в нескольких местах оплавлены и повреждены, остро режет сознание недавняя боль раненых. Неприятная колюче-едкая сухость на языке указывает на использование по крайней мере двух наиболее мощных и опасных вариантов дистанционного воздействия стэков четвертого поколения. На полу – путаница безнадежно испорченных контрольно-диагностических кабелей, явно временных, предназначенных для подключения к системам корабля в обход основных схем… Вот и переносные энергонакопители, пустые, смятые и безнадежно испорченные. Между прочим, практически невозможно случайно повредить их, созданные заведомо для работы в условиях аварии, с многократным запасом надежности. Значит, выжгли сознательно?

Гролл повел плечами и плотнее прильнул к полу, всем телом пластаясь по поверхности. Мгновением позже он не сомневался: огромная масса корабля действительно хранит эхо колебаний вполне определенного типа – взрывных. И если поискать… Гролл низко и требовательно выдохнул. Группа уже собралась за его спиной, Тимрэ и оба инженера-волвека обшарили взглядами и пальцами стены, молча подтвердили предположение. Имеется след стационарного, кустарно установленного защитного барьера. Рвали этот барьер недавно и очень грубо. Если рядом с ним были живые – они неизбежно тяжело пострадали. Именно их боль слышна и теперь: раненым не оказали даже первую помощь. Двое? Обладатель полноценного дара приятия чужих сознаний тяжело вздохнул и уточнил: трое. Все плохи, в беспамятстве. Четвертый каким-то чудом еще цепляется за тускнеющее сознание.

Гролл поплыл вперед, скаля пасть и принюхиваясь. Смерть для его сознания мучительна. Недавняя и не одиночная – гролл дернул мордой, указывая на тела, отодвинутые к стене небрежно, словно мусор. Трое, все айри, большего и не сказать: сильно обгорели, лежат лицами вниз… Вирья едва слышно зашипела, и волвек, шедший во второй тройке замыкающим, остался возле тел. Хотя бы понять: кто такие и почему погибли здесь? И убедиться, что шанса на реанимацию нет, даже самого призрачного…

Коридор все тянулся, самый крупный завал, перегораживающий его практически целиком, приближался. Теперь отчетливо видно: создан осознанно и наспех из громоздких накопителей, грузовых платформ, лишенных энергии слагов-ремонтников, разнообразного оборудования, превратившегося позже в выгоревший хлам. Местами материал и сами стены оплавились: здесь был бой. Недавно закончился, теперь победители шумят за преградой. «Мы» опознает их – айри, большинство активно работают, остальные агрессивно надзирают.

Группа плотнее сплотилась и вчуилась. «Мы» теперь не сомневалось: сам моэ хрипло кричит, шипит ругательства. Только он способен так высокомерно и жестко выплевывать приказы. Гролл оттолкнулся от пола и всплыл, подгребая лапами и всматриваясь сквозь щели в груде поврежденного оборудования: вот он, моэ, всего-то в двадцати метрах. По виду – обычный пожилой айри, невысокий и худощавый. С подобающей статусу гордой осанкой сидит в кресле, удерживаясь в нем усилием обеих рук. Полукругом, спиной к группе, стерегут покой и ждут приказов ближние служители моэ, самые надежные. Склонив головы, слушают его речь и с беспокойством смотрят в темную глубину большого зала, отгороженную неравномерно-мутной, клочковатой пеленой защитного экрана. Перед ближними суетливо возятся у компактных приборов несколько инженеров, чьи сознания полнятся сомнениями и страхами. Нет в них радости служения и нет веры в свою правоту и уникальность – совсем как у прежде встреченных группой наблюдателей.

Никто в обоих мирах – Релата и Хьёртта – не может быть лучшим бойцом, чем волвек в любом из обликов. Он силен, способен к регенерации, обладает уникальной реакцией и читает противника… Однако именно волвеки не находят в агрессии и тени привлекательности. Вирья тяжело вздохнула. Еще бы! Как можно стремиться к тому, что неизбежно причинит боль? Ведь чтение – это всегда со-чувствие. Нет ничего страшнее восприятия чужой насильственной и мучительной смерти. Даже смерти врага… Вот и получается странно и непонятно для людей. Самые сильные и пригодные к бою неагрессивны. Зато слабые вполне готовы воспользоваться своей глухотой к чужой боли, делающей гибель врага победой, праздником, удовольствием…

Вирья жестом предложила каждому найти удобную опору и занять исходную позицию для боя. Волвеки беззвучно прянули вперед, преодолевая ненадежный завал, угрожающий отозваться шумом на любое прикосновение. Замерли, полнее маскируя общее «мы» группы от возможного преждевременного обнаружения со стороны айри, точно так же, как их костюмы маскировали тела.

Тимрэ нащупал взглядом в обшивке стены перед очередной герметизирующей диафрагмой тоннеля неповрежденный узел низшего, базисного контроля состояния отсеков. Снова достал кольцо-отмычку, подключился и попробовал активировать аварийный режим энергопоглощения, намеренно заблокированный айри. При проектировании модуля «Эйм», основного вместилища мозга «Иннара», безопасности уделялось особое внимание. Вот и предусмотрели систему впитывания всплесков энергии – для устранения последствий аварий, предотвращения повреждений корпуса и систем. Блокировка режима, установленная совсем недавно, – стиль и датировку Тимрэ оценил сразу – запросто отключаться не желала. Пришлось тратить время, досадуя на неполноту знаний об отмычке. А пока – наблюдать и таиться.

«Мы» группы отчетливо читало движения душ айри. Наблюдало с брезгливым сожалением сомнения склонившихся над приборами рядовых исполнителей, прекрасно знающих о наличии раненых и их состоянии. Не готовых помочь, отказавшихся решать самостоятельно: рядом с моэ и его ближними исполнять приказы привычно. Возражать вооруженным надзирателям, уже зная о трупах в коридоре, – неразумно…

Волвеки насчитали в коридоре двадцать шесть айри, включая самого моэ. «Мы» группы оценило его настрой как смесь сомнений, недоумения, презрения, страха, бешенства… Смесь, отягощенную пульсирующей в висках спешкой. Моэ с ужасом осознавал, что воля его хозяина до сих пор не осуществляется надлежащим образом. Пожилой айри страдал от своего вынужденного ослушания и жаждал исполнить приказ ан-моэ любой ценой. Он даже не проводил новых перекличек наблюдателей внешнего периметра, сосредоточив всю свою волю, все внимание на преодолении досадной преграды. Его безмолвные приказы стегали исполнителей, как плеть.

– Вызывающая некомпетентность, – прошипел моэ. – Уже двадцать семь минут мы топчемся здесь и по-прежнему не можем войти в зал, хотя вы втрое старше мальчишки. Вы обязаны знать корабль! Я в бешенстве, бортинженер Норгри. До этого мы истратили час и сорок шесть минут для преодоления коридора.

– Вы сами набирали айри для орбитальной операции, – огрызнулся Норгри, отвлекаясь от приборов. – Позволю заметить со всем уважением, моэ, – мальчишку на яхту вызвали именно вы. И его, и тех троих – тоже. И прочих…

– Ваше поведение…

– Ваше поведение приводит меня к сомнениям в правильности пребывания здесь, – отчеканил бортинженер, выпрямляясь во весь свой немалый для айри рост. – Если бы ан-моэ Йенхо не был моим учителем, а сам я – его должником в старом смысле слова, если бы не клятва и память… я бы назвал наши действия безумием и присоединился к мальчишкам. Не вынуждайте меня забыть о долге и не забывайтесь сами: лично вам я ровно ничем не обязан.

– Я учту. Ан-моэ будет уведомлен о сомнениях и нарушении его воли.

– Лучше вспомните, что обещали мне, – устало предложил Норгри. – Связь настроена, защита окончательно погаснет через минуту, барьер разряжается. Там раненые, все они айри, наши соплеменники. Их следует…

– Добить, – хищно усмехнулся моэ, уловивший главную новость: бортинженер свою работу исполнил. Можно дать знак ближнему справа от кресла.

Гибкий стебель стэка в руке охранника моэ стремительно поплыл вверх, целясь в затылок Норгри, отвернувшегося к приборам. Время растянулось, звуки спружинили и угасли, впуская группу волвеков в ту фазу игры, которую Вирья полагала нежелательной, крайней. Стэк полз вверх все медленнее и медленнее.

Гролл вытянулся в прыжке, выбросил когти на полную их длину.

Второй, наделенный даром, истратил ничтожную долю мгновения, чтобы впустить в сознание врагов тень безмерного, как пропасть, отчаяния. Снави не причиняют вреда и тем более не наносят душевных травм. Сейчас гролл нарушал величайшую заповедь говорящих с миром, обрушивая всю тьму звериного и подспудного на одних, чтобы дать шанс спасения другим. И изнемогал под тяжестью чужого отчаяния, тормозящей реакцию и делающей его уязвимым.

Охрана моэ опознала «мы» группы и вступила в бой, по мере сил защищая остатки гаснущего сознания, подменяя его лишенной сомнений, отработанной бессчетное число раз реакцией тренированных тел и инстинктами выживания. Айри задвигались быстрее, пытаясь уклониться от удара и развернуться, реагируя на угрозу. Когти гролла ударили в плечо охранника, отклоняя нацеленную в затылок Норгри руку. Заряд стэка бесполезно выплеснулся серебристой кляксой на полотно защитного экрана и угас, впитавшись. Гибкое звериное тело изогнулось, толкая врага вперед и вбок, заслоняясь им от атаки его же соседей и используя остатки инерции движения. Второй гролл срезал когтями часть консоли управления и тоже нашел себе подходящее тело охранника, годное для торможения и прикрытия.

Тимрэ задействовал сначала акустический сигнал стэка, а затем и парализующий, не надеясь на их высокую эффективность: защитные костюмы есть не только у членов его группы, а корабль наконец-то восстановил режим аварийного гашения энерговсплесков. Теперь обшивка стен жадно глотает все и едва заметно шевелится, перетекает, залечивает себя, используя впитанное. То есть превращает современный бой в самую обычную рукопашную с применением холодного оружия… Группа Вирьи приняла происходящее как норму. Сейчас задача понятна: обездвижить охрану моэ.

Время, отведенное бортинженером Норгри на гашение защитного экрана, сократилось вдвое после активации аварийных систем «Иннара», жадно пьющих энергию. Но эти секунды оказались очень длинными – они вместили, спрессовали в себя весь бой. Когда пелена щита угасла, а звуки темного зала за ним стали, наоборот, отчетливо слышны, Вирья крутнулась юлой, бегло осматриваясь. Возмущенно зашипела: два волвека из ее группы ранены, костюм гролла висит на боку мертвыми рваными нитями, неспособными уже восстановить целостность защиты.

Рыже-карие глаза девушки прищурились, находя Тимрэ. Без слов Вирья распорядилась: разберись, рассортируй пленных и помоги раненым. Сама поплыла вперед и вниз, оттолкнувшись от потолка и не позволяя себе верить в то, что слышит лишь восьмерых членов группы. Она сама – девятая, вот Тим… Где еще двое? Неужели пришлось за этот короткий бой расплатиться так дорого? Кто? Эхо сознаний металось в гранях единого «я» группы, боль дробилась и множилась, мешая опознать утрату. Да и время еще не пришло опознавать и скорбеть. Надо работать…

– Не входите в зал. – Голос прозвучал тихо и блекло, в нем осталось удручающе мало жизни. – Я же предупреждал. Задействую…

– Тоже мне, герой, – намеренно громко фыркнула Вирья, из последних сил отстраняясь от удушающего отчаяния свершившейся гибели. Работа еще не окончена. Она в этой группе вожак и должна быть сосредоточенна, точна в решениях. Надо наладить контакт с раненым в зале и успокоить его. – Лэн? Это же ты, недоучка, возмечтавший войти в состав команды Академии по чегро. Я лично вычеркнула твое имя из списка атакующей тройки.

– У меня все в порядке со слухом? – задумчиво вопросил самого себя айри в зале, и его голос чуть окреп. – Вирья, это точно ты? Такое шипение им не подделать… Тем более не входи. Я надежно все установил, любое неосторожное движение опасно. У меня было время. Сейчас попробую деактивировать. Только теперь у меня нет сил, да и свет тускнеет.

Голос и вовсе погас. Тимрэ осмотрелся, решительно дернул вверх Норгри, скорчившегося у стены и по-прежнему переживающего ужас отчаяния, который гролл транслировал всем без исключения, полагаясь на подготовку группы как на достаточную защиту для ее участников. Бортинженер «Иннара» не имел опыта отражения удара черной безнадежности. К тому же сам себя винил за нерешительность давно и жестоко… Кожа бледнее полотна, тело тряпично-послушное. Сознание сжалось в комок, стонет от запоздалого ужаса неправоты. Цепляется за реальность из последних сил. Опознало Тимрэ, родственного и понятного, готового делиться своей уверенностью. И приказывать – с полным правом.

– Теперь вы – наш новый моэ, – тихо успокоил себя Норгри, с усилием преодолевая волну спазматической боли, восстановления контроля над телом. – Хорошо. Вы все приведете в порядок. Я помогу, только не ждите от меня слишком многого.

– Отключай ловушки Лэна. Ты его знаешь, справишься, – велел Тимрэ, уговаривая себя принять на время ненавистный титул высшего из древней иерархии.

– Конечно, знаю Лэна, – более живо и осознанно усмехнулся бортинженер. Склонился над приборами, тяжело вздохнул, признавая безнадежную порчу главной консоли. – Было трудно затягивать работу, именно зная и понимая… Позволю себе спросить: у моэ имеется рийтис?

Тимрэ на миг задумался, затем снял с пальца кольцо. Рийтис – «универсальный ключ доступа» на старом языке. Нетрудно догадаться. Айри оживился, извлек из кармана короткий цилиндрик – явно вторую часть приспособления, нанизал на нее кольцо и шагнул к стене, нащупывая область доступа к системам корабля.

– Если бы у меня прежде имелся рийтис, – с тоской отметил он, быстро перебирая невидимые глазу элементы Инфосреды, – я бы… Впрочем, моэ, вы меня читаете и знаете, что я стремлюсь найти повод для самооправдания. Вряд ли я снова попаду на корабль в прежнем статусе. И в желанном мною – тем более. Увы…

– Так хотел стать капитаном, что ни о чем больше не задумался? – предположил Тимрэ, вливая уверенность своей души в мятущееся, напоенное болью и склонное ошибаться сознание Норгри. – Не спеши и не думай о прежних ошибках. Сейчас важнее не натворить новых и справиться с работой.

– Я в порядке, моэ. Не тратьте на меня время и силы. Подчиняться я умею, – невесело усмехнулся бортинженер. – И сейчас подчиняюсь охотно.

Тимрэ кивнул. Отвернулся, протянул руку навстречу едва приметно дрогнувшей ладони Вирьи. Вдвоем они отыскали сознание Фэра. Живое, уже приятно. Непривычно возбужденное. Фэр и его напарник тоже встретили наблюдателей. Вирья зашипела снова, судорожно шепнула: «Шеба» – и прикусила губу. Ее любимый ученик, тот, кому она без колебаний доверила самое сложное и важное дело – беречь спину пилота, – все сделал правильно. Вот только там оказалось больше айри, чем ожидалось… И не только айри, судя по отрывочным впечатлениям о чуждости, передаваемым Фэром.

Норгри быстро исполнил запрошенное у него без слов, и объемное изображение вспомогательной рубки возникло, развернулось, обрело яркость и цвет. Фэр без сил сидел в кресле, виновато и устало сутулясь.

– Ты была права и в этом, – тихо сказал пилот. – Они приволокли сюда своих человекоподобных слагов. Ловушек понаставили… Все вне связи с системами корабля, мы не могли ничего заранее опознать. До сих пор не верю, что мы прошли…

– Его можно… – понадеялась Вирья, хотя ответ читала и сознанием, и взглядом – в выражении лица и позе Фэра.

– Нет, – тихо отозвался пилот. – Ушел в память стаи. Моя вина, они уже отключили часть системы, я влился в контроль «Эйма» без остатка, исправляя повреждения и отменяя команды. Он остался один, когда в рубку полезли повторно…

– Ты сам насколько в форме?

– Сменю облик через десять минут максимум, – поморщился Фэр. – Дольше мне сознание не удержать. Я заблокировал опасные отсеки и уже вызвал помощь с верфей. Сейчас открою вам относительно надежный путь в медблок. Обо мне не беспокойтесь, рубка полностью блокирована от внешнего доступа.

– Корабль цел?

Фэр улыбнулся бледными губами, и, вопреки всему худшему, группа уловила радость и гордость в его сгорающем от боли сознании. Фэр прикрыл глаза и обмяк, покинув пределы опознаваемости, угаснув для общего «мы».

– «Иннар» уцелел: и память, и сознание, и настройки, – не усомнилась Вирья. Отблеск гордости пилота за «Эйм» потускнел, девушка добавила, думая о раненых и запрещая себе более мрачные мысли: – Плохо. Подачу энергии восстановим не сразу, поскольку Фэр явно входит в фазу неосознанной защитной трансформации. Лэну и прочим… выжившим нужна помощь.

Сказать это слово – «выжившим» – было больно и страшно. Это подтверждало признание неизменности и окончательности потери. Вирья прикрыла веки и снова ощупала вниманием группу. Резко обернулась, пытаясь найти взглядом того, кто не отозвался. Зашипела.

– Значит, еще и Рогр. Мы потеряли двоих. Меня не следовало прикрывать, – зло и звонко сказала Вирья. И повторила громче, для всех живых: – Вы не имеете права умирать, чтобы я выжила. Я запрещаю. Я не могу этого принять. Это слишком страшно, разве вы не понимаете?

«Мы» группы виновато и ободряюще согласилось. Упрямо не отпустило Вирью, готовую выстроить стену и отгородиться в отчаянии. Согрело, окутало со-чувствием. Девушка судорожно кивнула. Огляделась еще раз, заставила себя вернуться к насущным делам. То есть думать о доставке раненых в медблок. Хорошо бы энергоснабжение восстановилось в полном объеме… Но стоит ли мечтать о несбыточном? Тем более теперь, когда рубка заблокирована, а Фэр без сознания…

Опровергая сомнения, потолок коридора стал наливаться светом. Яркость прибывала медленно и неровно, повреждения плели по основному фону сложный узор теней, которые постепенно бледнели и растворялись.

– Рийтис больше не действует, корабль очнулся, понятия не имею как. Обошел наши блокировки… – без особого удивления сообщил бортинженер. – Спасибо Фэру, он и будучи без сознания нас не бросил на произвол обстоятельств… Мне корабль пока что дозволяет работать в своей Среде. Не ожидал, что буду так рад пробуждению «Эйма».

Потолок засветился в полную силу, на корабле наступил день, нормальный и вполне рабочий. Подтверждая возвращение штатного режима, у входа в зал возник визуальный двойник волвека. Его черты под взглядом Вирьи, сердито смаргивающей слезы, расплылись и снова обрели четкость, сделавшись до оторопи похожими на внешность покойного Шебы.

– Фэр временно не с нами, но вне опасности, – сообщил призрак. – В качестве дежурного координатора сознания «Эйма» сообщаю: гравитацию корабль восстановит после доставки пострадавших в медблок. Сейчас будет готов маршрут. Контроль безопасности отсеков задействуется.

– Ты кто? – тупо уточнила Вирья.

– Дежурный координатор, – повторил призрак. – Часть сознания «Эйма». Фэр, полагаю, хочет видеть меня таким, он на грани потери сознания, сильно и спонтанно влияет на систему. Это указание было исполнимо и не вызвало осложнений, облик считан из памяти. Тем более сознание ушедшего оставило эхо во мне. Я могу исполнить и ваше желание, придав второму дежурному тот облик, который вызывает страдание в вас. Это достойно и посильно, хотя второе эхо мне доступно в меньшей степени.

– Это точно лучше, чем любой иной вариант уважения к сделанному Шебой и Рогром, – тихо согласилась Вирья. Обернулась к айри, ошарашенно наблюдающим происходящее. – Займитесь делом. Ловушки на входе в зал все еще активны. – Вирья окончательно взяла себя в руки, еще раз изучила призрачного Шебу и отдала распоряжение тройке группы: – Нолт и твоя пара – проверить путь до медблока, активировать и готовить операционные. Хогги с вами, на контроле.

Тройка волвеков и непострадавший гролл-разведчик молча приняли приказ и удалились.

– Моэ, – выдохнул Норгри. – Ловушки почти деактивированы, еще один тест. Прошу принять к сведению мое скромное… Короче, основные силовые контуры «Иннара» невозможно задействовать. Демонтированы жизненно важные элементы системы. Этот призрак сознания «Эйма» – лишь сбой в системе, временный и эфемерный. Простите за прямоту.

– По праву моэ я отошлю тебя на перевоспитание к Дауру, – прикинул перспективу Тимрэ. – Чтобы научился оценивать обстоятельства своим умом и не добавлять высоты препятствиям, следуя чужим спорным мнениям. Я уже однажды говорил тебе, что «Эйм» – не система в смысле набора модулей с линейными связями. Это организм.

– Не понимаю разницы, – виновато качнул головой Норгри, упрямо оттеснил Вирью и первым пересек зону шлюза зала. – Можно входить.

Тимрэ в два движения добрался до лежащего у дальней стены айри. Того самого Лэна, упрямого недоросля неполных двухсот лет. «Хорошо быть толковым учеником Тиэрто», – мысленно порадовался Тимрэ, принимаясь за работу и ощущая, как уходит, оттесненное заботами на задний план, отчаяние утраты. Он врач и знает, что по крайней мере двоим раненым помочь в силах. А при содействии гролла с полноценным даром и волвеков с их щедростью в передаче здоровья и сил – так и для остальных надежда не утрачена. Пока же надо сделать неотложное. Остановить кровь, справиться с болевым шоком и стабилизировать состояние на любом, самом удручающем уровне. Лишь бы еще чуть-чуть потерпели. Все четверо. И особенно Лэн. Мальчишка, если учитывать продолжительность жизни айри. Упрямый мальчишка… И всегда таким был. Азартно, даже фанатично, приобретал и отстаивал убеждения и заблуждения, путая по неопытности первое со вторым. Лез совершенно не туда, куда следует, и каждый раз умудрялся набить болезненные шишки. Помнится, сто пятьдесят лет назад он был восторженным последователем прежнего ан-моэ, затеявшего разделение рас. Яростно, в стиле Вирьи, тренировался, не слушал никаких доводов. Мечтал лично уничтожить Риана, которого всякий заговор айри традиционно причислял к предателям расы. И фанатик Лэн готов был погибнуть, исполняя великое дело…

Редкое сочетание искренности, ослепления идеями, живого ума и безразличия к собственной безопасности. Риан рассказывал: когда все последователи уже отвернулись от ан-моэ, осознавая его поражение и скорую гибель, этот исполнил последнюю команду подлеца. Не рассчитывая уцелеть, метнул нож в драконию, посетившую Общий Совет народа айри. Покусился на жизнь высшего существа, по сути, священного. А потом его пытались топтать и уродовать недавние союзники, демонстрируя лояльность новым лидерам. Риан отбил, увез к себе, долго лечил. И ругал еще дольше. Потому что учитель не уважает фанатизм в любых его проявлениях и требует думать и чувствовать. Строго спрашивать о правоте решений свое сердце и свой разум. Всегда и обязательно.

Лэн ненадолго вынырнул из бессознательного состояния, открыл глаза, слепо сощурился, не в силах принять яркость света. Коснулся сознания Тимрэ, опознал его, слабо улыбнулся.

– Чему тут радоваться? – задал риторический вопрос Тимрэ, не прекращая осмотра раненых. – Молчи, я твои глупости знаю наизусть. Вирья точно сформулировала: ты герой. Опять захотел спасти свои идеалы без помощи старших. Спасибо хоть сообщение учителю отослал. Уже прогресс. Глядишь, Риан тебя отлучит от обучения ненадолго… лет на двадцать, а то и меньше.

– Я спасал Релат. – Лэн нашел силы беззвучно шевельнуть губами. В присутствии волвеков этого достаточно: совместно расшифровали до должной внятности.

Гролл, наделенный даром говорящего с миром, восторженно зарычал и лег поудобнее, подставляя изуродованный бок для первой помощи, оказываемой одним из членов группы. Гроллу понравилась убежденность нелепого малыша айри. Он даже, кажется, пообещал вмешаться и лично отстаивать мальчишку перед Рианом.

– Великий дракон, мы же зря сюда прибыли и зря теряли братьев! – мрачно усмехнулся Тимрэ. – Ты готовился облагодетельствовать мир, уничтожив отсек с силовыми установками и накопителями. В общем-то иного от тебя и твоих оболтусов не ждали… По самым приблизительным оценкам специалистов Академии, итогом усилий по спасению мира является направленный взрыв, способный сформировать импульс, достаточный по мощности для разрушения конструкции верфей. Корабль сошел бы с нынешней стабильной орбиты и приобрел чудовищный и фактически неустранимый без силовой установки вращательный момент.

Волвеки, достигшие медблока, сообщили остальным о полной безопасности маршрута. Раненых бережно подхватили и увлекли в коридор. Транспортировать в условиях невесомости удобно. Норгри подставил плечо под лапу пострадавшего гролла. Вся группа ощущала тихую и уверенную радость бортинженера, наблюдающего жизнь любимого корабля и осознающего причастность, пусть и косвенную, к делу его спасения. Вопреки потерям и боли, вопреки гибели родичей и волвеков, главное сделать удалось…

Совсем иначе нынешнее состояние дел оценивал Лэн. Для него невесомость стала кошмаром отнюдь не в физическом смысле, она до жути точно отражала внутреннее мрачное отчаяние существа, утратившего ориентиры. Выстроенный за время обороны отсека с силовыми установками образ собственного подвига, оплачивающего с лихвой старые ошибки и дарующего уважение новых кумиров, пусть даже посмертно, – этот образ лишился веса и основания…

Тимрэ искоса поглядывал на бледное лицо «героя» и усердно закрывал сознание, чтобы не просочились, не стали очевидны накопившиеся там жалость, сострадание и даже благодарность. Мальчишка еле живой, ругать его решительно невозможно. А если хоть один из пока что уцелевших спутников Лэна погибнет, станет и того страшнее: он и эту вину примет исключительно на свой счет. К тому же защита отсека была не бесполезным делом, она отвлекла внимание айри от группы, вынудила концентрироваться на внутренних проблемах, до минимума сократив иную активность. Иначе потери в группе были бы, горько это признать, намного больше…

Тимрэ вздохнул и плотнее сжал губы, опасливо покосился на безвольные тела наиболее пострадавших айри. Две клинические смерти, и время для стандартной реанимации упущено, вся надежда на стаю и его собственный опыт… Ну почему Лэн не способен на действия более обдуманные и менее яркие? Тот же Норгри, как бы ни страдал от своей склонности к подчинению, сделал не меньше младших, неявно для моэ тормозя работы, искажая информацию. По сути, обеспечил Лэну и его последователям шанс выжить.

Вот и медблок. Тимрэ позволил себе короткую радость. Еще две минуты – и он сможет гарантировать, что худшее позади. Дезинфекция, размещение пострадавших в капсулах жизнеобеспечения. Корабль вздохнул над ухом своим любимым и наиболее часто используемым голосом первого из вожаков, ныне ушедшего в память стаи Лайла: «Обратный отсчет, запускаю двигатели. Гравитация допустима?»

– Процентов десять от нормы для начала, – вслух подумал Тимрэ. – Мне потребуется вся группа, также следует поторопить врачей с верфи. Надолго нас не хватит. Норгри, присмотри за кораблем, пока мы заняты. Свяжись с верфями и с Релатом, сделай первичный доклад по обстоятельствам происходящего. Что и как говорить, сам разберешься, уточнять не стану.

– Сделаю. Здравствуй, «Эйм», – шепнул бортинженер. Все волвеки ощущали, как греет ему душу доверие и радует готовность корабля по-прежнему считать своим, частью экипажа. – Мы снова вместе.

Отсчет секунд стрекотал в ушах хчелиной трелью, столь любимой волвеками и напоминающей родную пустыню. Гролл, имеющий дар говорящего с миром, тяжело и медленно миновал трансформацию. Восстанавливаться после ранения гораздо удобнее в зверином теле, но исцелять и звать из-за грани жизни уходящих может только полноценное сознание. Треск хчел сделался высоким и особенно тонким, готовым оборваться. Группа замерла за спиной Тимрэ, волвеки стояли плотно, совсем рядом, сориентировались так, чтобы мягко нарастающее тяготение не застало врасплох.

Тимрэ на мгновение заколебался, выбирая между травмой черепа в сочетании с кровопотерей и крошевом из осколков позвонков. То и другое равно плохо и одинаково не терпит… Тимрэ оглянулся на напарника по лечению. Изучил наспех перетягиваемые повязкой сломанные ребра прошедшего трансформацию волвека, бледное обескровленное лицо, мутноватые глаза, плохо реагирующие на свет.

– Варл, выдержишь лечение?

– Двоих мы едва ли вытащим, – нехотя признал обладатель дара и шагнул правее. – Этого точно не вернем, если оставим без внимания. Начинаем, я буду с тобой сколько смогу. Потом… надеюсь, с верфи доберутся быстро. Там три снави, я их ощущаю. Достаточно близко уже.

Тимрэ молча принял выбор Варла. Группа уже настраивалась, волвеки готовились делиться силами и родниться с ранеными, принимая их боль. Вирья заняла место ассистента, Варл выбрал удобную для себя позу: оперся спиной о плечо стоящего позади. Замер, предоставив основное дело врачу. Шлем полного контакта с медблоком накрыл голову, отключая от обычного потока мыслей. Тимрэ позволил себе напоследок всего одну постороннюю: собственно, каждый раз, оказываясь перед неизбежностью подобной операции, он ощущал двойственность отношения к врачеванию. Это его выбор – помогать, его радость – быть полезным и возвращать к жизни, его долг – бороться даже тогда, когда надежды нет… И еще это его боль.

Звать из-за грани уходящего, ощущать, как умирает часть тебя вместе с ним, испытывать ни с чем не сравнимое бессилие и отчаяние последнего мига, когда ничего уже нельзя изменить, бывает ведь и так, увы… Способные общаться напрямую, от сознания к сознанию, айри редко отваживаются выбирать профессию врача, заранее понимая перечисленное. Только волвеки с их удивительным и достойным уважения мужеством приятия собственных ошибок, с их талантом прогонять одиночество и делить боль, упрямо поступают во врачебный Акад. И рычат на академиков, порицающих полнейшую ненаучность воззрений и методов, практикуемых на Хьёртте, внутри сообщества стайных. Чего стоит одно гроллье знахарство… Впрочем, сейчас это – слишком длинная и сложная мысль, чтобы уделять ей внимание.

Полная картина повреждений уже собрана и предоставлена для анализа. Безнадежная, с точки зрения человеческой медицины, картина. По сути, уже мертвый на момент начала операции пациент… Айри, скорее всего, даже не успел отвернуться от лопающегося силового барьера, от охраны моэ, задействовавшей стэки. Лицо изуродовано – можно сказать, его нет, кости черепа смяты, крошево осколков и застывшие брызги горячего пластика спеклись, покрылись коростой подсыхающей крови… Височная область слева нуждается в полной реконструкции. Душе давно пора отправляться в путь за грань, однако ее упрямо удерживает говорящий с миром. Один – и ему безмерно тяжело бороться. Но душа еще здесь, висит рядом, до оторопи полно и плотно осознаваемая общим «мы» группы. Мешает работать, с детским любопытством рассматривая со стороны собственное тело и постепенно проникаясь жутью свершившегося. Вот уже и свет стал плотнее для уходящего айри, и чудится вдали тень крыльев прародителя драконов Релата… И холод последней ночи пробирает до костей.

Хорошо работать с группой волвеков. В своего загадочного великого гролла верят поголовно – от неразумного младенца до старого вожака, отца Даура, умудренного опытом, седого, с отросшими заново волосами и возрастной неспособностью к трансформации. Верят – и все же готовы спорить даже с ним, обожаемым и почитаемым, за каждую жизнь.

Вирья исполняет свою часть работы безукоризненно: пока врач очищал область воздействия от осколков и необратимо отмерших тканей, ассистент восстановила жизненные показатели тела. Первичная реконструкция тоже шла неплохо. Все же здесь, в модуле «Эйм», лучшая и современнейшая из возможных на сегодня операционных. Ткани мозга, мышцы лица и даже кожу можно вырастить. Но как восстановить связи, разрушенные необратимо вместе с памятью и способностями айри? Собственно, никак… Пока нет нормальных, обоснованных наукой способов. Зато при наличии сил и таланта можно заменить утраченное чужое живущим и цельным своим, из копилки общего «мы» группы. Постараться как можно более полно и точно настроить слияние уцелевшего мозга с новой его составляющей. Приживется или будет отторгнута – заранее неизвестно, но иных вариантов нет.

Тимрэ ненадолго очнулся, разорвал контакт со шлемом, когда операция завершилась и Вирья взялась готовить нового раненого. Слух смог воспринять едва различимый звук дыхания волвеков группы. Хриплое бульканье поврежденного легкого Варла, который сам отчаянно нуждается в лечении и отдыхе, но пока что вынужден терпеть боль, отдавать силы и расходовать дар. Надо же – еще цепляется за сознание и помогает, сжигая себя без жалости… «Как его-то вытаскивать?» – успел ужаснуться Тимрэ.

И неуверенно улыбнулся. Резко и ярко, шквальной волной, накатило осознание возросшей общности: волвеки и люди с верфей добрались до «Иннара» и прочесывали отсеки, собирая заговорщиков в одну испуганную массу. Врачи уже идут сюда… Вот и голос Норгри прорезался.

– Через пять минут доберутся врачи с верфей и трое говорящих с миром. Если можно отложить…

Тимрэ отрицательно покачал головой и ощутил, что его движение повторил едва способный шевельнуться Варл. Его, оказывается, уже усадили и поддерживают. Нельзя ждать. Сейчас «мы» группы настроено и готово к работе, создать новое с незнакомыми и неподготовленными сознаниями трудно. Да и времени для айри, чей позвоночник разрушен, совершенно не осталось.

Снова пришлось удерживать от последнего шага за грань практически мертвого, собирать из крошева осколков целое и наполнять новым содержанием. Восстанавливать и плести наугад связи, прослеживать реакции. Когда и как закончилась операция, Тимрэ не помнил. Усталость задернула сознание темным тяжелым покрывалом, задушила, одолела. Чудилось сквозь густую, как донный ил, муть чужой боли и собственной усталости нечто странное. Умирающий айри то ли благодарил и радовался возвращению, то ли ругался и требовал изъять из памяти его тела бег гролла на четырех лапах. Он-то не гролл, и ушами он шевелить не должен…

Очнулся Тимрэ в постели, при нормальном тяготении, в ватной тишине совершенной шумоизоляции медблока. Общее «мы» группы распалось, и остаться наконец-то наедине с собой было приятно и легко. Нет груза единой ответственности за дело, нет мучительной необходимости наблюдать за окружающей действительностью сразу с многих точек обзора, слышать чужими ушами и даже чуять гролльим носом. Впрочем, и свои уши неплохо различают дыхание рядом. Сиделка при больном докторе – занятно. Тимрэ осторожно приоткрыл веки, поморгал, привыкая к свету. И усмехнулся. В кресле свернулась, обняв ноги и уложив голову на колени, Вирья. Волосы ей уже отрастили. Достаточно длинные, чтобы образовались упругие колечки мелких золотистых кудряшек.

– Все пострадавшие, доставленные живыми в медблок, дышат, – сразу уточнила девушка. И добавила, мешая ответить: – Не смей шутить по поводу волос. А то я их изведу. И так уже достали все, умиляются… отвлекают от страшного. Я пробовала плакать, мы забрали оба тела наших и передали на верфи. Жутко не слышать их сознаний, я ощущала группу как часть себя. Два голоса затихли. Навсегда. Но мне запретили отчаяние. Потому что дел много, я не имею права винить себя в том, на что мы все шли сознательно. Я общалась с вожаком, Даур сказал: тишина сильнее слов, а отданное выше сохраненного.

– Гроллья философия? – заинтересовался Тимрэ.

– Для меня самое то, – улыбнулась Вирья одними губами, просто из упрямства. – В тишине шагов уходящих мы помним их полнее, принимаем сделанное ими и признаем свершившееся. Не знаю, хочу ли я продолжать работу с группой, мне тяжело знать, что новый бой может нести новую утрату и нарастание этой тишины… Но я не брошу дело. Я обязана осознать ошибки и внести коррективы в программу обучения, в тактику и стратегию командной работы. Мне со-чувствовал Фэр. Полегчало… Кстати, он в течение получаса был в сознании, теперь снова спит, лечится.

– Долго я отдыхал?

– Пять часов. Я тебе вкатила снотворное, как только мы закончили со вторым айри. Варла выключила и того раньше. Остальных раненых и без вас вылечили, с ними не произошло ничего особенно опасного. Лэн уже в сознании. Страдает ужасно, никого не хочет слушать. Почти убедил себя в праве именоваться главным злодеем Релата. Вот неугомонный, аш-ш…

– Что-то неладно?

– Ему прибывшие врачи догадались сообщить, что айри, которого ты оперировал первым, ослеп. Сначала Лэн думал, что произошедшее обратимо, глаза-то мы парню восстановили. Потом ему объяснили, что это не более чем муляж органов зрения.

– Помолчать не могли? – поморщился Тимрэ.

– Аш-ш, он сам хорош. Вскочил, доковылял, глянул на приятеля. Начал шуметь: лицо совершенно другое, зрачки вертикальные, волвечьи. Мы делали, как могли, никто из группы этого айри до ранения ни разу не видел. Лэн потребовал подправить хотя бы форму скул и надбровные дуги, с глазами поработать. Как будто мы косметологи. Мол, придет в сознание – себя не узнает, он же не волвек… Тут и пояснили про зрение. Аш-ш-ш-ш, додумались… – особенно звучно прошипела Вирья, сузив щель век. – С тех пор я сижу и жду твоего пробуждения. Тим, ты его можешь унять?

Тимрэ молча кивнул. На лице Вирьи коротко обозначилась почти настоящая улыбка, девушка опять зашипела, вспомнив привычку так выражать любые эмоции, выскользнула из кресла и покинула комнату. Быстро вернулась, сопровождаемая едва способным двигаться Лэном. Айри шатался, хромал, опираясь на костыли самого несовременного вида, явно изготовленные наспех. Но двигался, закусив губу и молча перебарывая боль. Рухнул в кресло, прикрыл глаза и замер. Вирья удалилась.

Смотреть на Лэна было больно, со-чувствовать ему – и того тяжелее. Айри изводил себя с уникальным усердием. Он, как верно заметила Вирья, уже счел собственную вину непомерно огромной. Тимрэ тяжело вздохнул. С подобными случаями безупречно справляется Риан. Но стоит ли сомневаться: учитель хитро прищурится и посоветует взрослеть и тренироваться. Намекнет, что имеет основания доверять, считает опытным целителем. То есть дозволяет лечить не только боль тела, но и куда более опасные раны души… Тимрэ еще раз вздохнул. Да весь его опыт помещается в одну-единственную фразу: при лечении душ нет готовых рецептов…

– Что ты знаешь о гролльем знахарстве, Лэн?

– Я не волвек. Не верю в знахарство и не разбираюсь в нем, – огрызнулся упрямец.

– Ничего страшного, – ласково заверил Тимрэ. – Еще насмотришься и поверишь. Ты читал новеллу «Свет в ладони»? Она теперь в моде, должен был…

– Не переношу модную ложь, – уперся Лэн, покосился на собеседника и снова сник.

– Там нет ни слова лжи, – отозвался Тимрэ. – Слепой мальчик Гито наговаривал свой дневник сам. Его часто обижали отказом в лечении, ему много раз врали, обнадеживая и обрекая на участие в сомнительных экспериментах, где нужны подопытные добровольцы. Для него собирали средства на операцию и потом исчезали с этими средствами в неизвестном направлении… Он крепко обозлился на весь мир. И волвеков сразу заподозрил в самом худшем – в неискренности. Чего еще он мог ждать? Непонятные они, с их рычанием, с простотой вмешательства в чужое сознание, порой граничащей с грубостью, с категоричностью коротких фраз-приказов. Плюс привычка недоговаривать вслух то, что можно разделить сознанием. Манера не упоминать важные детали – по их понятиям, общеизвестные, при их-то уровне знаний с минимум тремя полными высшими образованиями по разным отраслям в первый век жизни, да еще при подключении к общему сознанию…

«Лживые, тысячу раз лживые. Их пальцы выкованы из стали, их кожа неприятно прохладна, плотна и упруга. Их стая, дикая и чуждая, отталкивает людей сразу и яростно. Или хуже того: некоторые из них вдруг впиваются, словно бы когтями, обнаружив возможность поиграть. Ранят, рвут душу, давят и унижают своей силой, далеко превосходящей всяческое представление человека».

Тимрэ усмехнулся. В дневнике Гито, на страницах, заполненных в первые месяцы пребывания на Хьёртте, были обвинения и похлеще. Он обзывал купола городов тюрьмами для людей. Он убедил себя в том, что все до единого человеки лишены самостоятельности сознания, обмануты и подавлены волей опасных и непостижимых гроллов. Что человеки, по сути, являются рабами, обслуживающими стаю от рождения и до смерти. Гито боролся из последних сил с тем, что он воспринимал как попытки превратить его в такого же раба. Рвал любые нити приязни, возникающие в сознании. Не слушал доводов и не верил обещаниям… Требовал вернуть его на Релат, добивался права связаться с Большим Советом двух планет и подать жалобу, утверждал, что его намеренно не лечат… Тимрэ помнил всю историю, поскольку сам прилетал на Хьёртт в качестве врача-консультанта и заодно представителя Совета.

Потом Гито подрастерял злость, научился слушать пустыню и счел волвеков настоящей родной семьей. Осознал, что на младших тут ворчат и рычат, только полагая их близкими. Что стая не дикая и уйти из нее можно в любой момент, а вот остаться трудно, подобное право надо еще заслужить. Он остался, долго извинялся за свое безобразное поведение, стер дневник, понятия не имея, что запись уже скопирована и хранится на Релате, как часть будущей модной и гнусной книги…

– Зачем мне знать все это? – скривился Лэн, дослушав историю.

– Я ждал более умного вопроса, – расстроился Тимрэ. – Мне казалось, ты сопоставишь факты. Гито был слеп, случай неоперабельный, поверь мне и не вынуждай загружать твою голову терминами и подробностями. Сейчас Гито пилотирует мобили, корабли класса ПМ и выше без специального оборудования. Сработало то самое гроллье знахарство, в которое ты не веришь.

– Но как?

– Людей до ужаса много, миллиард, – зевнул Тимрэ. – Потому люди все ставят на поток. Зрение отказало? Вот тебе, если диагноз позволяет и лечение допустимо, протез. Богатому подороже, бедному – стандартный, соответствующий уровню социальных программ провинции проживания. Волвеков мало. Они, что гораздо важнее, другие. Протезов не признают. Убеждены, что организм обладает массой скрытых возможностей и в случае необходимости задействует резерв. Опять же протез для существа с двумя обликами – это утрата возможности к трансформации.

Во взгляде Лэна мелькнула искра интереса, быстро разгорелась до ровного и яркого пламени восторженного принятия идеи. Тимрэ с раздражением подумал: теперь пацан со всем своим фанатизмом возьмется за новое дело. И не успокоится, пока его друг не обретет здоровье. Чем восторженная вера в стаю лучше прежних убеждений и заблуждений Лэна? Тем, что волвеки не переваривают фанатизма. Считают вариантом эгоизма, глухоты к голосу единого сознания и хуже того – неуважением к вожаку и памяти предков, отказом от развития. Главное качество стайного – умение слушать и слышать, стремление повзрослеть, перейти от пассивного приятия к активному со-чувствию.

– Лэн, ты сам повезешь его на Хьёртт, – пообещал Тимрэ. – Твоего друга научат смотреть на мир глазами души. Потом откроется и обычное зрение. Или необычное. Гито вот видит объемно, сквозь стены и за препятствиями. Врачебный Акад жаждет его заполучить для исследования феномена, не имеющего пока научного обоснования.

– Повезу, – выдохнул Лэн и попытался улыбнуться.

– Тебя тоже многому научат, – понадеялся Тимрэ. – Мне, рожденному драконом, неловко спихивать на плечи вожака Даура проблемы взросления непутевого айри… Но выбора нет: мир может и не пережить следующего спасения тобою. Иди, не фыркай. Мне еще надо попытаться вспомнить, что именно мы загрузили в спинной мозг второго пациента. Как бы он не очнулся, ощущая себя гроллом…

Лэн вздрогнул и покосился на Тимрэ с подозрением. Может, врач шутит? Хуже: серьезен и даже мрачен.

– Он станет рычать? – заподозрил Лэн.

– Нет, речевые центры мы точно не трогали. Боюсь, он опознает конечности в качестве лап, все четыре. Попытается ползать и обнаружит, что колени у него гнутся не в ту сторону. Да и прямохождение гроллам несвойственно. Придется его учить двигаться заново.

– Начинаю понимать, почему методы гроллов именуют диким знахарством, – поежился Лэн. Почесал ухо знакомым каждому волвеку жестом покойного старика Юнтара, любившего изображать в шутку поиск блох. Вздрогнул. Испуганным шепотом уточнил у врача: – Меня-то вчера лечили, надеюсь, люди?