— А-а-а-а-а!!! — Оглашая лес дикими воплями, мы с Лэем дружно начали падать, изображая из себя парочку булыжников, внезапно вспомнивших о законе всемирного тяготения.

Княжич, обнаружив, что нас выбросило на хор-р-рошей такой высоте над порталом, заорал так, что я едва не оглох, и судорожно вцепился в мой ремень на штанах, крепко зажав при этом крыло. Да что же это такое?! Почему меня сегодня с маниакальным упорством все стараются убить?!

— Пусти крыло-о-о! — взвыл я, пытаясь при помощи одних гравикомпенсаторов хоть как-то замедлить падение. Бесполезно! С виду тощий и мелкий княжич весил на удивление много. Мне-то хорошо, у меня кости легкие и полые. А что прикажете делать с этой эльфийской тушей?!

Повисший на мне, как детеныш обезьяны на любимой лиане, Лэй явно меня не слышал. Глядя почерневшими глазами вниз, на макушки деревьев, он негромко — сорвал голос, что ли? — но оч-чень выразительно поминал всех моих предков до двадцатого колена. Эй! А я тут при чем? Я его, что ли, в портал тянул?

Кое-как высвободив помятое крыло из судорожной хватки эльфа, я лихорадочно попытался перевести неконтролируемое падение в контролируемый полет, отчаянно замахав крыльями. Знакомое такое состояние…

Получилось только отчасти — такие ощущения, наверное, испытывает перегруженный парашют. Мы уже не падали камнем, нет, скорее это можно было бы назвать парением… и вновь неуправляемым: нас мотало, как листья в урагане, из стороны в сторону. При этом мы продолжали вполне бодренько снижаться.

А тут еще одна беда — мои многострадальные штаны, не выдержав издевательства в виде повисшего на них всем весом княжича, решили вдруг расползтись по швам и теперь держались только на честном слове и подаренном мне Саилой прочном ремне с металлическими вставками. Ох… Надо срочно приземляться, хоть куда-нибудь! Иначе вместо двух летунов получится в итоге один полуголый измятый летун и один «припочковавшийся» княжич. Не думаю, что местный правитель обрадуется подобному… Хотя была подленькая мыслишка — отцепить Лэя, обнявшего мою ногу, словно родную маму, и пусть он летит сам, как умеет, — была, была…

Я принялся лихорадочно оглядывать лес под нами, прикидывая, куда можно приземлиться так, чтобы это было наименее болезненно. Ага, кажется, во-о-он та полянка между деревьями подойдет. По-моему, это центральная площадь местного та'ала.

— Кра-а-а-а-а!

— А-а-а-а-а!

— Чтоб тебя мать!

Да сколько можно?!

Увлекшись поисками посадочной полосы, я ухитрился не заметить здоровущую птицу с ядовито-синим оперением, вальяжно летевшую по своим делам. И, разумеется, мы с княжичем дружно да с размаху налетели на этого гордого покорителя небес. Вернее, когда-то бывшего гордым. После такого потрясающего столкновения «птычка», намертво запутавшись в моих волосах, повисла мертвым грузом где-то под крыльями, продолжая противно орать и здорово мешая лететь. А тут еще не вовремя очнулась Миледи и пронзительно заверещала на посмевшего напасть на ее хозяина чужака, едва не оглушив меня еще и своей звуковой атакой. При этом она отчаянно дергалась, пытаясь вывернуться из «пут», оглушительно вереща и царапая мне лицо и шею. Да пусть летит, если хочет — только от меня отстанет! Я освободил мышку от удерживающего ее заклинания, и она, яростно что-то высвистывая, рванулась в атаку на птицу.

— Кра-кра-кра-а-а! — яростно закаркал «птыц», явно намереваясь если не раздергать мне крылья на лоскуты своими когтями, то измочалить спину — однозначно.

— Слушай, ты, птица счастья! — не выдержав, заорал уже и я, когда эта синяя ворона вогнала мне очередной — кажется, пятый — коготь под кожу. — Слезь с меня!

Ага, как же, так она меня и послушалась. А даже если и послушалась бы — из того гнезда, которое сейчас образовывали мои волосы, вставшие дыбом и наэлектризованные общением с деревом, выпутаться без посторонней помощи было невозможно.

Вот так — дружно, весело и с матерком — наш клубок, состоящий из теперь молчащего, словно партизан, княжича, отчаянно верещащей Миледи, оглушительно каркающей птицы и вопящего что-то нецензурное меня, с шумом и треском сломанных ветвей пронесся между деревьев, провожаемый изумленно-испуганными взглядами местных жителей. На подлете к та'алу меня ухитрилось еще и развернуть вокруг своей оси, так что сейчас я летел спиной вперед, изображая из себя крылатый таран. В принципе это было даже неплохо — я уберег глаза от копий с листьями. Но неудобно просто до жути! А самое противное в этой ситуации то, что я не могу обернуться без риска, чтобы этот громкоголосый птах не выцарапал мне глаза!

— О-хо-хо, — вдруг тихонько вздохнул княжич, уставившись круглыми глазами мне за спину. Что такое? Еще одна «птыца счастья»?

Если бы…

Я попытался хоть краем глаза заглянуть себе за спину. Успел заметить только что-то узорчатое зелено-сине-золотое, когда мы в это великолепие врезались.

С диким грохотом и звоном разбитого окна наша кумпания вломилась в помещение, своротив по дороге какую-то мебель. Судя по впившимся мне в бок острым углам… ох… это стул… был…

Я непроизвольно раскинул крылья, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы меня не унесло куда-то еще. Похоже, зацепил шкаф, ибо разнообразные предметы, осыпавшие меня, когда я все же остановился, были весьма твердыми и… ой… колючими! Да что же это такое — сушеный дикобраз, что ли?! Ай! Колется!..

А в довершение кто-то из нас по дороге ухитрился зацепиться за шторы, так что всю нашу компанию накрыл массивный карниз с тяжелыми полотнищами. Раздался сдавленный «вяк»… Все — Лэя приголубило изыском интерьера. Надеюсь, не насмерть…

«Птыц», оказавшийся в самом низу этого многослойного бутерброда, премерзко заверещал и, пустив в ход все оставшиеся когти вместе с клювом, кое-как отцепился, попутно выдрав мне часть волос. Затем выбрался-таки из нашей кучи-малы, теряя по дороге ворох перьев и каркая что-то явно ругательное. Сдавленное карканье сначала прозвучало прямо над моим многострадальным ухом, а затем резко стихло. Слава небесам — хоть «птыц» заткнулся…

Кое-как разобравшись, где чья конечность, я спихнул с себя полувменяемого княжича, отодвинул в сторону затихшую Миледи, уже успевшую вновь забраться мне на плечо, и, извернувшись, приподнял голову — надо же посмотреть, куда мы с такой помпой влетели.

Ой…

Оказалось, что финишировали мы сквозь окно небольшого, очень светлого кабинета, отделанного в золотисто-коричневых оттенках. Светлая мебель, пушистый ковер на полу — ничего примечательного. Кроме находившихся в нем личностей.

В углу кабинета стоял небольшой столик и несколько изящных резных стульев. Вот на этих стульях, глядя на нас одинаково изумленно, сидели Элли, Рай, Саила и еще пара незнакомых мужчин. Один из них, уже немолодой, с густыми, пронзительно-рыжими (у меня даже глаза от такой яркости заболели) волосами чуть ниже плеч и темно-желтыми глазами, чуть прищурившись, пристально на меня глядел, словно оценивая. Ага, вот и мой эльфийский дедуля! Ну, сейчас я ему устрою… посвящение в великомученики!

Я уже начал было вставать с ковра, как тихое покашливание отвлекло меня от кровожадных планов.

Переведя взгляд на последнего участника этих мирных посиделок (по крайней мере, бывших такими до определенного момента), я застыл на половине движения. И крыло застряло под уже очухавшимся и начавшим активно ворочаться княжичем…

Примерно такого же возраста, как и мой дедуля, мужчина являлся гордым обладателем длиннющей и невероятно толстой косы платинового цвета. Как только шея не сломалась — таскать такую тяжесть! С немолодого, ослепительно-властного лица на меня внимательно и изучающе глядели светло-зеленые глаза. И он нежно поглаживал подозрительно знакомого синего полуощипанного «птаха», который к нему прижимался…

— Здрасьте, — как воспитанный человек, поздоровался я, выдергивая часть своего тела из-под накрывшей нас шторы. Опять раздался грохот и последующее за ним нежное высказывание снова придавленного княжича. Да-а-а… Не повезло бедняге — что тут еще скажешь… А вот не надо было со мной связываться, не надо! Я ничему хорошему не научу.

Мужчина вопросительно вскинул бровь, но ответил:

— И тебе здравствовать.

Какие знакомые интонации у него в голосе! Кажется, я знаю, кто это. Это же…

Тут за моей спиной завозились, и Лэй жизнерадостно — слишком жизнерадостно! — воскликнул, впрочем, почему-то даже не пытаясь подняться:

— Привет, пап! А мы тут…

— …Мимо пролетали! — брякнул я, подтягивая повыше лохмотья, оставшиеся от штанов. Все. Меня понесло. Не поминайте лихом! — Решили вот в гости заскочить…

Эй! А пинаться-то зачем?

За моей спиной что-то хряснуло, и я на всякий случай быстро дернулся в сторону. Мало ли… Я был прав — уже знакомый мне лысый качок оказался в точности на том месте, где только что были мои ноги, стремительно разворачиваясь для атаки.

Э-э-эй! Что за дела?

Дальнейшие события я воспринимал, словно отдельные кадры в киноленте:

…Полусмазанный Рай, захлопывающий дверь перед очередной ушастой жертвой бодибилдинга…

…Дедуля, яростно оскаливающийся… на меня?! Ек!..

…Элли, перелетев через стол, метнулся на опять нападающего на меня лысого… Саила вскинула руку в каком-то отрицающем жесте…

…Увязанный обморочный «маяк», сверкающий глянцевой лысиной… Застывший в неподвижной ненависти дедушка…

…Кабинет, выглядящий, как полигон после ковровой бомбежки… Забившаяся мне в волосы Миледи… Князь, флегматично рассматривающий все происходящее как сцену в театре абсурда, при этом поглаживая свою синюю ворону… И мы с Лэем, в обнимку вжавшиеся в простенок возле окна…

…И тишина…

Знакомство с эльфийским правителем состоялось!

Узор на ковре был красивый, сложный — изящный растительный многоцветный рисунок на белоснежном фоне окаймляла золотистая сложная вязь абстрактных символов. Я внимательно изучал его, сидя на диване. Прямо-таки пытался найти зашифрованный в этом шедевре ковроткаческого искусства секрет вечной молодости! Ковер упорно не поддавался, стоя на страже своих тайн.

Скажете, это бред — выискивать загадку в узорах ковра? Может быть. Но такое занятие всяко лучше, чем выслушивать нудные поучения князя на тему прикладной магии, перемежающиеся увесистыми подзатыльниками и возгласами в стиле: «За что мне такой сын?» Суровый у Лэя родитель…

«Маяка», все еще пребывающего разумом где-то в верхних слоях астрала и потому не реагирующего на внешние раздражители, Стража давно уволокла с собой, оставив нас в разгромленном в пух и прах любимом княжеском кабинете. «Нас» — это ошалевших Элли и Рая; задумчиво глядящую на статую, получившуюся из ее собственного мужа, Саилу; собственно, самого остолбеневшего дедулю; забившуюся куда-то под стол Миледи; жалобно курлыкающую княжескую ворону; полувменяемого от всех происшедших событий княжича; шипящего синего «орла»… Ну и в довершение флегматично взирающего на все это самого князя. Мне кажется или он к подобным зрелищам уже привык?..

Оглядев руины, оставшиеся от еще недавно бывшего таким уютным помещения, главный эльф только вздохнул. Спихнул с колен возмущенно каркнувшую «птычку» и, откинувшись на спинку стула, возвел глаза к потолку.

— Ну и кто мне сможет объяснить происшедшее? — задумчиво вопросил он украшения на потолке. Что-то в этой фразе заставило Лэя очнуться.

— Э-э-э… — замялся княжич, собирая свои конечности в кучку. Говорить ему явно не хотелось. А я что — самый крайний, что ли? Я вообще с того момента, как меня сегодня утром столь варварским способом разбудили, мало что понимаю. Сначала разумные деревья, потом сумасшедшие эльфийки, затем переклинившие порталы, и в довершение — «птыца счастья» и финиш спиной вперед через окно в кабинете правителя одной из самых опасных рас в этом сумасшедшем мире. Как по мне, не самый удачный день. Я уже свое натерпелся — пусть теперь княжич отдувается!

Покосившись на меня и поняв, что чего-то большего, чем нечленораздельных «угу» и «ага» от меня сейчас не добьешься, Лэй тяжко вздохнул и, усевшись поудобнее прямо там, где был, принялся рассказывать. Подробно, обстоятельно, не упуская ничего из того, что произошло за сегодняшний день. Причем говорил все так, как будто читал сам себе смертный приговор. Все ясно, это надолго…

Оглядевшись, я заметил в углу комнаты чудом уцелевший крохотный диванчик — скорее даже большое кресло — и, отметив, что сейчас всем не до меня, нагло плюхнулся на мягкое сиденье, пачкая обивку синеватой кровью из еще не до конца затянувшихся царапин. А, плевать… Все равно мне предстоит головомойка, и испачканное кресло тут большой роли не сыграет.

Буквально через несколько иссов рядом сел на широкий подлокотник Элли. Рай и Саила предпочли стулья, только переставив их к нам поближе. Ну а дедуля… дедулю так и оставили стоять покосившимся пеньком в сторонке. Ничего — не переломится! Только Саила сняла заклинание с головы мужа, предварительно заткнув ему рот силовым кляпом, чтобы не болтал. А что — этому невозможному в своей гордыне эльфу полезно будет послушать! Глядишь, проникнется…

С каждым словом, сказанным Лэем, Элли бледнел все сильнее, а под конец вообще вцепился в мою руку так, как будто я был его последней надеждой на светлое будущее. Да и дядя с бабушкой тоже не блистали здоровым румянцем.

Когда мой приемный отец услышал о древесном «подарке», то побелел до состояния свежевыпавшего снега, а стоило княжичу поведать о том, кому я обязан личным деревом, то тут уже все семейство Аторре выглядело так, словно их долго и с маниакальным упорством били по голове драными пылесборниками, по недоразумению названными пару сотен лет назад мешками. Растерянные, губы серые, в глазах ужас пополам с гневом… Элли выглядел так, словно сейчас сорвется и свернет своему драгоценному родителю шею, невзирая на титулы и звания присутствующих. Э-эй! Спокойствие, папа, только спокойствие… Ты же не хочешь раньше времени лишить меня возможности разговора с дедулей? Мне еще с ним надо пообщатьс-с-ся…

Новость о том, что любимая тетушка сейчас изображает из себя тючок в караулке Стражей, практически не вызвала ажиотажа — только князь вздернул бровь, а Рай судорожно вздохнул. Не понял, он ее что, жалеет?

Дедушка сказать ничего не мог, но холодная ярость в его глазах не оставляла сомнений: глава столь значимого рода отнюдь не рад, что приемный внук выжил. Хотя, как я понял, он и не прикладывал непосредственно свою руку к «делу о личном древе», свалив все на сестру, но всецело ее поддерживал.

Вот что я ему сделал такого, а? Я же его вообще впервые вижу!

Может, родился не в то время и не в том месте? Кто его знает! Эх… что один мир, что второй — не везет мне с родственниками. Правда, Настасья хоть убить меня не пыталась.

…Когда же князь узнал, как именно и по какой причине мы с Лэем ухитрились вломиться в окно кабинета (находящееся, между прочим, на высоте доброй полусотни метров от земли), то рассердился сильнее, чем после всего прочего, и устроил сыну скандал с применением физических методов — сиречь подзатыльников, отвешиваемых нерадивому эльфенышу тяжелой княжеской дланью.

— Тебя что, не учили, как необходимо перемещать через порталы Леса объекты с нестандартной аурой?! — брызгал слюной правитель. И чего он так разорался? Ну, нестандартная у меня аура — зачем же устраивать из этого трагедию мирового масштаба? — А если бы вас обоих выкинуло не над землей, а, например, в толще воды? Или еще хуже — впаяло в скалы? Сын, ты чем думал, когда в портал прыгал?!

Если честно, то я просто опешил. Значит, значение имеет только взбрыкнувший портал? А попытка хладнокровного убийства, не удавшегося исключительно по причине моего нереального, невозможного везения, — это ерунда? И то, что я при этом вхожу в один из значимых эльфийских родов (Элли меня принял — значит, я его сын, тут мой дедуля не может сделать ровным счетом ничего) — тоже ничего не стоит?

А потом до меня дошло…

Правитель дает нам время прийти в себя! Идеальный психологический прием.

То, что князь столь демонстративно отвлекся на воспитание собственного сына и позволил собраться с мыслями и успокоиться папе и другим Аторре, как говорит о мудрости правителя, так и прозрачно намекает, что вопрос предстоит решать действительно серьезный. Глава рода — личный друг князя, как я понял, — попытался совершить жестокое, не мотивированное ничем, кроме его собственной гордыни, убийство. Не думаю, что это так просто спустят на тормозах. Даже если бы князь и захотел сделать нечто подобное — сомневаюсь, что младшие представители столь славного эльфийского рода позволили бы это. Скорее устроили бы самосуд над дедулей, и пришлось бы Элли раньше положенного срока занимать место главы рода ввиду того, что прежний скоропостижно скончался.

…И вот князь ругает своего сына, Элли тихо переговаривается с матерью и братом, дедуля, за неимением возможности высказаться, сверкает на всех желтыми глазами хищного ястреба, а я сижу и рассматриваю ковер на полу. Красивый, зараза. Больше похож на вытканную картину. И не жалко такую красоту топтать ногами?

Наконец правитель закончил нудную лекцию и повернулся к нам. Вот копчиком чую, что сейчас нам всем дружно будут устраивать промывание мозгов через естественные отверстия.

— Ну, — начал князь. — А теперь поговорим с вами, уважаемый измененный…

Я нервно сглотнул.

Раилиар растерянно блуждал взглядом по разгромленному кабинету своего повелителя, обдумывая сложившуюся ситуацию. И с каждой прошедшей атисс убеждался в том, что ситуация сложилась, мягко говоря, нехорошая. Назревал раскол в роду, когда сын идет против отца, а мать против дочери. Страшно. И не только потому, что последний раз род, в котором наметился раскол, буквально истребил сам себя, нет…

Если погибнет род Аторре — кто тогда будет стоять в тени эльфийских владык? Кто прикроет им спину?

Клан рыжеволосых уже не одно тысячелетие являлся самым близким, самым преданным князьям родом. Веками желтоглазые эльфы были верными шпионами и «специалистами по деликатным поручениям», как однажды изящно выразился Раалэс по поводу наемных убийц. Невидимой опорой трона.

Раалэс… Бледный, худой до болезненности крылатый подросток, так похожий внешне на умершего от старости сына Элли… Да и характер тоже не особо отличается — Раилиар успел достаточно пообщаться в свое время с Лиэсаном, чтобы понять: приемный сын его младшего брата не особо отличается от родного. Разве что измененный, а не полуэльф — но, может, это и к лучшему. По крайней мере, измененный не умрет через пару сотен лет от старости.

А вообще, Раилиару было безумно жалко братишку: отравление сиином, да еще и до финальной стадии, забрало у Элли не меньше, чем пятьсот лет жизни. Не говоря уже о том, что брат будет всю оставшуюся жизнь зависеть от энергетической подпитки, буквально паразитируя на Лесе — благо личное дерево у Элли имелось. Ну или, если захочет покинуть тень ветвей родного дома, будет вынужден цепляться к Раалэсу — измененный, в силу того, что магией пользоваться умел лишь на бытовом уровне, спокойно разрешил прицепиться к своим каналам и оттягивать из себя энергию. «Все равно я силой пользоваться толком не умею — так пусть она хоть кому-то пригодится. А Элли я полностью доверяю», — пояснил тогда Лэсс ошарашенным эльфам. Ведь так можно полностью осушить незадачливого мага-донора! А такое доверие стоило многого…

Вот только о еще одном последствии отравления сиином Рай после полного обследования организма брата не говорил никому, кроме приемной матери и Элли — слишком страшным оно было. Невероятно редким — но все же возможным! — и столь же чудовищным. Род Аторре вымирал, а Раилиар, призванный по рождению быть Стражем, но не главой рода, не мог сделать ничего, кроме как поддержать безрассудное, продиктованное бессмысленным порывом, но оказавшееся в итоге единственно верным решение Элли ввести в род в качестве наследника измененного.

Для полного закрепления за Лэссом статуса ли'ара необходимо было согласие главы рода… А вот тут наткнулся гном на нир-аш-алэ. Отец мало того, что не захотел принимать в род не-эльфа, так еще и попытался его убить! Да еще посредством Великого Леса…

А если бы его попытка удалась? Если бы у Раалэса была менее гибкая аура? Что бы тогда было?

Род Аторре мог быть просто стерт с лица мира разъяренным таким обращением к себе Лесом, и было бы совершенно невероятным, чтобы все остальные остались целыми и невредимыми. А Раалэс бы умер, причем не самой легкой смертью.

Теперь понятно, почему Элли так отчаянно цепляется за приемыша, словно боится, что, если он его отпустит, тот снова куда-то вляпается. И не исключено, что в следующий раз исход дела не будет столь благоприятным.

…Наконец повелитель закончил воспитывать своего неугомонного сына и повернулся к сжавшемуся в комочек в кресле Лэссу.

— Ну, — начал князь. — А теперь поговорим с вами, уважаемый измененный…

Племянник нервно сглотнул и поежился, а Раилиар подобрался. Предстоял серьезный разговор…