Книга: Легенда о свободе. Буря над городом
Назад: Глава 18 Свобода
Дальше: Глава 20 Верховный

Глава 19
Буря над городом

Куголь Аб
Куголь Аб оставался спокоен, когда наделенный нечеловеческой силой Идай Маизан убил его эффа Угала, зверя, к которому он привык, даже привязался. Эфф почувствовал зло в бывшем Мудреце, эфф, не способный больше убить человека, бросился на то существо, кем стал этот предатель Света, Мудрости и Арайской Кобры.
Куголь Аб хранил молчание под пытками и выдержал больше, чем думал, что сможет выдержать. Он оставался хладнокровен, заглядывая в глаза самой смерти и не отводя взора от отравленного злом взгляда Идая Маизана.
Он не позволил самообладанию покинуть себя, когда узнал о делах, что творил тот, кто был раньше Перстом Света. Маизан и тарийские колдуны предали не только Ару и Тарию, земли, родившие их, но и весь мир, всех людей, чей огонь зажег Создатель, – они пробудили Атаятана!.. Легенды о котором передавались из уст в уста от отца к сыну, от матери к дочери, и каждый раз, рассказав о «купающемся в крови», мудрый старец или старица добавляли: «Не забудь того, что было. Берегись того, что будет. Никогда пятеро не должны произнести его полного имени, чтобы не пробудить».
Куголь Аб выдержал все, но, увидев воочию Атаятана-Сионото-Лоса, потерял невозмутимость, забыл о гордости, позволил сердцу своему стучать подобно набату, позволил ногам своим подкоситься, позволил бы рукам вырвать свои глаза, чтобы не видеть, если бы руки не были связаны за спиной… Ужас воссел на троне! Смерть обрела плоть! Древний владетель земли пробудился ото сна и жаждал… Проклятый Создателем Идай Маизан привел ему… трапезу… тысячу человек из Ары. И хотя большинство из них были лишь рабами, такой участи не заслуживал никто живой!
Куголя Аба держали связанным братья Шайт, заставляя глядеть, как одного за другим, невзирая на то, мужчина это или женщина, старик или ребенок, раздирает Атаятан, проливая на себя кровь… Купающийся в крови… А Куголь стонал, извиваясь в веревках, не в силах выдержать такую пытку. Он видел среди рабов даже знакомых ему. Он видел черного Сибо, седого Эльшохо, юную Иту и других, кто принадлежал когда-то к'Хаэлю Оргону. Смерть от зубов эффа была бы милосердием для них. Но даже после смерти тела их не оставили уготовленному всякому пеплу – вечному покою. Существа, что названы были слугами Древнего или смаргами, пожирали их мертвую плоть, отбрасывая в сторону нетронутыми головы…
О! Если бы его предали смерти после увиденного! Освободили от кошмарных воспоминаний, что будут теперь всегда преследовать его! О! Если бы огню его потухнуть!.. И пеплу забыть!..
Куголь Аб плакал впервые… с младенчества… Его отец учил, как и дед учил его отца, что сердце должно оставаться твердым, что слезы не должны касаться глаз мужчины, что предавшийся чувствам… страстям – будь то любовь, ненависть, горе или страх – недостоин быть смотрителем эффов: зверь сразу почует, из чего ты сделан, и никогда не послушает человека мягкого и не способного держать себя в руках в любых обстоятельствах.
– Он сломался, господин! – воскликнул Кид Шайт, у того сердца не было, раз он взирал на все происходящее без содрогания, а брат его Эхто и вовсе будто наслаждался зрелищем.
– Тогда нам пора! – сказал Идай Маизан.
Они стояли в дальнем конце пещеры на небольшом выступе. Под высокими ее сводами парил живой свет, какой, как говорили, могли создавать тарийские Долгожители, и все, что происходило в центре пещеры, было хорошо видно в его лучах.
Вдруг Атаятан встал, вытянувшись во весь рост, и, указав кинжалом, который был у него вместо ногтя, на Маизана, сказал:
– Твой Дар мне не нужен! – Куголь впервые слышал голос чудовища – таким голосом только петь песни, услаждая слух императора… но нет… так сладко шепчет смерть, что подкрадывается, желая потушить твой огонь.
Лицо бывшего Мудреца посерело.
– Но ты сделал все хорошо! – продолжил Атаятан. – Ты насытил меня. Кровь, что ты принес, разнообразна. И я доволен. Ты хорошо служишь, поэтому можешь остаться в Первом моем Круге. Но передай маленькому Пророку, что отныне мне доступен Путь Тени и я сам буду выбирать людей для Первого Круга – не он! Пусть помнит, кто он!
Маизан пал ниц. Братья Шайт также повалились на пол, пригибая и голову Куголя. И лишь когда древнее существо, что обрело теперь полную силу, ушло куда-то в глубь пещеры, оставив после своего отвратительного пиршества лишь груды мертвых тел, Идай Маизан медленно поднялся, дрожа всем телом.
По пещере бродили мерзкие смарги Атаятана, подбиравшие и пожиравшие убитых. Он увидел среди них множество тварей поменьше, некоторых совсем маленьких, не доходящих до пояса человеку, совершенно обнаженных, но именно они с особой жадностью впивались в мертвые тела, топорща над головами воротники точно такие же, как у эффов.
«Тысяча… – подумал с содроганием Куголь. – Тысяча мертвецов».
Братья Шайт схватили его за шиворот и повели в другой зал пещеры, где их ожидали способные перемещать из одного места в другое тарийские Долгожители, служащие Маизану и Атаятану.
Сердце Куголя возрадовалось, будто он вернулся домой, когда его бросили на пол в камере неизвестного ему подземелья: он знал, что Атаятан-Сионото-Лос, его смарги и останки рабов – все это осталось далеко, где-то очень далеко… Его камера – в Тарии, может быть, даже в Городе Семи Огней – это он понял по разговорам братьев Шайт.
– Тебе пора рассказать все, Куголь Аб, – жестко произнес Маизан. – Как ты узнал, что Кид Шайт служит мне? Что еще знает Хатар Ташив?
Куголь Аб молчал, как и всегда.
– Если ты будешь упорствовать, я верну тебя в пещеру и смарги пожрут тебя живьем!
Куголь Аб уже смог вновь возобладать над своим ужасом и отвращением. Он – смотритель эффов в пятом поколении, ныне он – Служитель Обители Мудрецов. И никакой предатель жизни и огня Создателя не услышит от него слов о достойном всякого восхищения Мудреце Ташиве. Он будет молчать, как молчал под каленым железом, и в зубах этих существ – смаргов, какой бы страх они ни вызывали в нем. Они похожи на эффов, а эффы убивают быстро…
– Допрашивайте его! – приказал Маизан и направился к выходу из камеры. Его ждали другие дела, а Куголя Аба ждал еще один день в обществе братьев Шайт.
Они принялись выполнять хорошо знакомые Куголю приготовления, раскладывая щипцы и пилы, иглы и зажимы, разводя огонь…
Тело Аба, едва подзабывшее о боли перед лицом другого ужаса, вновь заныло. Раны на руках и ногах, спине и груди еще не зажили, многие из них, не обработанные должным образом, загноились. Но это хорошо… он знал, что плохая рана – верная смерть. А смерть – единственная, кто может освободить его из рук Идая Маизана.
Глаза его затуманились, и он подумал, что теряет сознание, но внезапно в камере вокруг стали появляться люди – туман был не у него в глазах. Вскочили Кид и Эхто, озираясь по сторонам. Среди тех, кто появился здесь, не было служащих их господину – это Долгожители, но другие…
Куголь прищурился, пытаясь понять, не кажется ли ему: среди этих людей он видел раба Рохо. Только на раба тот сейчас мало был похож: осанка словно у благородного, тарийская одежда, на поясе оружие, волосы отросли ниже плеч… и Аб подумал, что если бы это было видение, вызванное пережитым в пещерах Атаятана, то он видел бы раба Рохо совсем другим…
Сколько дней и лун он жаждал найти Рохо! И никогда не подумал бы, что найдет при таких обстоятельствах.
Раб и люди, окружавшие его, поспешили было к двери, но Рохо заметил Куголя и остановился. Он узнал смотрителя эффов.
– Куголь Аб? – удивленно спросил Рохо.
Браться Шайт обнажили мечи и готовились принять бой, но сами не нападали – их было двое против нескольких десятков.
– Вирд, ты идешь? – спросил у Рохо высокий человек с острыми глазами и орлиным носом. – Ты узнал кого-то?
– Это смотритель эффов Оргона, – ответил раб. – Нужно выяснить, что он тут делает.
– Хорошо, но не задерживайся. Ты знаешь план. Мы пошли. Оставить с тобой пару человек?
– Не нужно.
И все, кроме Рохо, вышли из камеры, затворяя за собой дверь. Когда они остались вчетвером, братья Шайт осмелели и кинулись на раба. Но вместо того чтобы умереть под их ударами, Рохо обнажил свой меч и движением столь быстрым, что Куголь не успел за ним взглядом, отбил атаку братьев, не прилагая усилий, – за мгновение выбил у обоих из рук оружие. Кид и Эхто прижались к стене, а Рохо смотрел на них пристально, узнавая.
– Вы! – сказал он. – Вы те, кто продали меня Оргону!
Братья Шайт переглянулись, не понимая.
– Ты тоже служишь Атаятану, раб Рохо? – вымолвил Куголь Аб, дивясь звучанию собственного голоса. – Поэтому… ты так силен?
– Я не раб! И мое имя – Вирд! – сказал Рохо громко и твердо, как сказал бы свободный мужчина. – Вирд-А-Нэйс Фаэль! Меня незаконно обратили в рабство! А если ты и считаешь, что законно, то я добыл себе право на свободу, сняв ошейник с твоего эффа!
– Как ты это сделал? – задал Куголь Аб вопрос, что так долго мучил его. – Тебе помогли тарийские Долгожители и к'Хаиль Фенэ?
– Нет! Я сделал это сам! – ответил юноша, оборачиваясь и подходя ближе к Абу.
В это время Эхто Шайт наклонился, подхватил меч и снова бросился на Рохо, тот не успел оглянуться, и Куголь, следящий за полетом меча Эхто, который владел оружием, как императорский мечник, вперился взглядом в шею Рохо, куда вот-вот должно было вонзиться лезвие. Он не понял сразу, почему меч остановился в волоске от цели и со звоном упал на каменный пол. Повалился и Эхто, освобождая вошедший в плоть клинок, что Рохо держал как-то боком из-под руки. Как раб научился бою?
– И Атаятану я не служу! И никогда служить не буду! – продолжал он, не обращая внимания на произошедшее.
Рохо разрезал веревки, которыми был связан Куголь Аб, освобождая его. Кид, видящий, как погиб брат, еще больше вжался в стену: Эхто был самым смелым из них двоих.
– По чьему приказу ты действовал? Ты человек Каха? – спросил Рохо у Шайта.
– Он служит Идаю Маизану, – устало ответил за Эхто Куголь Аб, а затем спросил: – А кому служишь ты, Рохо? Или Вирд-А-Нэйс Фаэль…
– Никому! – ответил Вирд. – Я свободен!
– Раб подчиняется, а свободный служит, – возразил ему Куголь Аб. – Все мы служим кому-то или чему-то. Кому служишь ты? За кого сражаешься?
– Служу… разве что Мастеру Судеб! А сражаюсь – за огонь жизни!
– Достойный ответ. Значит, ты не раб, Вирд-А-Нэйс! Это ты приказал эффу Угалу?
– Да, я.
– А тем эффам на холме… Тоже ты?
– Да.
Куголь Аб задумался. Он считал Рохо беглым рабом, которого нужно найти и наказать смертью за то, что тот сделал. Но сейчас видел это иначе… Отчего? Оттого ли, что «птенец» Рохо оказался не домашней птицей, живущей лишь для того, чтобы однажды попасть на стол хозяину: это был птенец орла, он вырос, расправил крылья и улетел туда, где его дом. Волка не посадишь на цепь охранять жилище, и тигр не станет мурлыкать для тебя.
Сам не зная почему, Куголь Аб склонил перед Вирдом голову. Стоя так, он почувствовал вдруг, что тело его окутала теплая пелена. Раны его перестали ныть, и режущая боль в самой свежей из них, оставленной каленым прутом на животе, сменилась легким покалыванием, приятным, а не болезненным. Он с удивлением посмотрел на свою руку, где только что был гниющий ожог, а теперь лишь чистая кожа.
– Я тебя исцелил, твои раны были не очень хорошими… – сказал Вирд. Как он сделал это?
– Ты из Долгожителей?
– Да. Чего эти двое хотели от тебя?
– Узнать о делах Указующего Хатара Ташива. Теперь я Служитель Обители при нем. Я видел того, кому поклоняются они – называемые Первым Кругом, – Атаятана-Сионото-Лоса. – Теперь уже можно не опасаться, произнося его имя полностью… он и так пробудился… – Они отдали ему для насыщения тысячу человек, доставили из Ары… в том числе и всех рабов, что были с тобою у Оргона…
Глаза юноши сузились, но он принял удар, как подобает мужчине.
– Я видел их смерть, – продолжал Куголь. – То, что сделали тарийские Долгожители и Идай Маизан, – худшее, на что способен человек, живущий под солнцем.
– Ты прав, Куголь. Но не все тарийские Долгожители замешаны в этом. Нашу войну с Арой следует прекратить и объединить силы против Древнего и его смаргов. До сих пор он охотился далеко на севере, но, как видишь, его руки дотянулись и до Ары… Если ты служишь чатанским Мудрецам, то должен рассказать им обо всем. Скоро Король-Наместник повернет свои войска назад в Тарию, и император тоже должен приготовиться к битве, но не против тарийцев. Нас ждет большее сражение с силами Атаятана.
– Если ты освободишь меня, я сегодня же выеду в Чатан.
– Тебя доставят туда, Куголь Аб. Я пришлю человека, который переместит тебя. – Вирд указал глазами на мечи братьев Шайт, валяющиеся на полу, затем на Кида. – Возьми их оружие и свяжи этого. Я не хочу его убивать.
Он подождал, пока Куголь свяжет Кида, а затем со словами: «Мне нужно идти. Прощай» – покинул камеру, догоняя своих.
Куголь Аб присел на железном ложе, на котором столько дней пытали его, и задумался. Как Рохо мог приказывать эффам? Слово, сказанное им Угалу, зверь выполнял в точности, кинувшись лишь на того, кто предал огонь Создателя. Как он мог сражаться с мечом так, будто его обучали этому с детства? Как он исцелил? Куголь знал, что Вирд – означает «летящий» на древнем языке тарийцев, схожем с древнеарайским, как брат с братом. Каэ-Мас – «тот, что летит». Из птенца – Рохо, вырос орел… Неужели он видел самого Каэ-Маса?..

 

Вирд Фаэль
Вирд не переставал удивляться: как это Кодонак позволил ему участвовать в столь серьезном и опасном деле. Мастер даже ни разу не сказал: «Твоя часть работы – это остаться в живых». Скорее всего, после того случая с неудавшимся спасением Элинаэль Кодонак понял, что за Вирдом легче уследить, когда он где-нибудь поблизости.
Едва образовался коридор (Вирд почувствовал свободную от защиты, что блокировала перемещения, комнату в Здании Совета), как туда устремились Мастера, отобранные Кодонаком для первого штурма. Во главе их был сам Стратег, и Вирд, как ни странно, вошел в их число.
С того момента, как они с Кодонаком и Ото Энилем встретились с первым Мастером, которому рассказали о пробуждении Древнего, делах Верховного и угрозе для Тарии, и тот перешел на их сторону, прошло уже достаточно времени. И сегодня в их рядах было больше Мастеров Силы, чем среди сторонников Эбонадо, не говоря уже о том, что практически все неодаренные примкнули к ним.
Часть Совета Семи, а с учетом смерти Майстана и Эбана теперь бо́льшая часть: Советник Эниль, Советник Торетт и Советник Холд – был с ними. Да… еще и Советник Ках… Из двухсот пятидесяти членов Большого Совета сто четыре оказались связанными с Древним, остальных пришлось долго уговаривать, чтобы те примкнули к восстанию – Советники были людьми, привыкшими хранить традиции и поступать строго по закону, мало кто понимал, что действовать нужно быстро и решительно. Но, как порой выражался Кодонак, – «Север уговорит любого». Достаточно было показать им мертвое стойбище и то, что ожидает Тарию, если вовремя не принять меры.
К вопросу, который неизменно задавали все эти люди: «Ты действительно Мастер Путей?», Вирд уже привык. Но «фокусы» показывать наотрез отказывался, если это не было нужно для дела. А если уж Мастера Силы видели, как Вирд использует различные Пути Дара с одинаковой легкостью, то начинали коситься на него недоверчиво, так, будто хотели прикоснуться и убедиться, что он настоящий человек.
Одна дама – Мастер Садовник Силы Ариа Митей – Вирда и вовсе боялась; впрочем, ей и Кодонак внушал ужас. Едва кто-нибудь из них двоих оказывался рядом, женщина старалась если не уйти, то спрятаться за чью-нибудь спину. Тем она Вирду и запомнилась.
Город кипел. Все чаще и чаще происходили бои между Тайными, связанными Кругом, и Мастерами Золотого Корпуса. Как бы много Одаренных ни оказалось в рядах восставших против Верховного, но только боевые Мастера могли сражаться. Вошедшие же в Круг имели преимущества: даже наделенные от природы мирным Даром призывали Силу через связанных с ними Мастеров Оружия. Но такие дополнительные Дары обычно действовали не так хорошо, как врожденные. К тому же с прекрасно обученными контролю Силы Мастерами Золотого Корпуса, вооруженными выкованным специально для них оружием, не могли сравниться даже настоящие боевые Одаренные из Тайных.
Город Семи Огней долго лихорадило: в нем были и связанные с Древним, и открыто поддерживающие восстание, и просто сомневающиеся, обманутые, испуганные… но пришло время – и столицу разломило пополам: с одной стороны Верховный, Первый Круг и те, кто служит кровавую службу Атаятану-Сионото-Лосу, с другой – Кодонак, Советники Эниль, Торрет и Холд и поддерживающие их. Наверное, не осталось ни одного Мастера Силы, да и просто Мастера Пятилистника или студента, который не сделал бы выбор: «за» или «против».
Здание Совета находилось в руках Верховного и его сторонников. Атосааль превратил его в настоящую крепость, защитил все подходы от действия Даров. Он выпускал время от времени оттуда ядовитую ложь, вроде легенды о «заговорщиках», но многих здесь убедили не красивые слова, а север с человеческими останками.
Сегодня Здание Совета окружили неодаренные Мастера и студенты из Академии воинств. Здесь же был и Король-Наместник с лучшими своими воинами. Мастера Перемещений доставили из Доржены его самого и с ним около тысячи солдат. Остальные войска двигались к Городу Семи Огней скорым маршем, но тарийские армии появятся здесь не раньше чем через пару месяцев.
Верховный не знал, что Вирду под силу сразу же определить, в каком месте снимается защита от перемещений, и воспользоваться этим, передав к тому же координаты «прыгунам». Сторонники Атосааля для «прыжков» пользовались камерами в подземельях. Этих камер обычные Мастера Перемещений никогда не видели, поэтому предполагалось, что они не смогут туда попасть. И все было верно, все логично, если бы не Вирд, способный видеть больше и больше предпринять.
Он часто думал над словами Верховного: «Почему я не вижу тебя в видениях? Ты не оставляешь следа. Потому, что… ты умрешь…» Прав ли был Пророк? Вирд ничего не значит для этой истории? Он – случайно высеченная искра? Как бы там ни было, случайно – не случайно, но юноша видел, какое пламя он разжег! Весь Город горел… И конечно, он умрет… когда-нибудь все умирают. А может, до этого часа ему и удастся что-нибудь сделать?.. Может, кто его и запомнит?..
В камере, куда открылся коридор перемещения, Вирд не ожидал встретить своих «старых знакомых» – двоих, что продали его Оргону, и Куголя Аба, который послал за ним эффа Угала. Бывший смотритель эффов сказал, что Идай Маизан отдал для насыщения Атаятану рабов Оргона… Вирд даже не стал спрашивать имен, он помнил каждое лицо, каждое имя… своих друзей, братьев, сестер, которых оставил тогда в Аре – не смог унести… в горле застрял горячий комок, слезы наворачивались на глаза, но сегодня не время для слез – время для дела.
Про Идая Маизана Вирд знал лишь, что тот – чатанский Мудрец, и именно Маизан был тогда с Кахом в доме его отца во время убийства… проверял Доа-Джот. Теперь к Идаю у него личный счет, и лицо этого эффового Мудреца он помнит, хотя Ках говорит, что бороду тот сбрил.
О Кахе Вирд тоже старался не думать. Советника следовало бы давно лишить головы, но тот не боялся смерти… а будто бы ждал ее с минуты на минуту, каждый миг удивляясь и радуясь, что еще жив. Ках – противоречивая фигура – убийца его отца и матери! И тот, кто когда-то в детстве исцелил его после удара, от которого Вирд мог умереть… тот, кто отпустил его из плена Верховного, то есть спас от смерти еще раз. К тому же это именно Ках освободил Элинаэль, тогда как Кодонак и сам Вирд уже измучились от бесполезных попыток сделать это и почти впали в отчаяние. Ках предал огонь жизни, он пробудил Древнего и связал себя со злом… и он тот, кто не побоялся лишиться Дара и жизни, лишь бы эту связь разорвать… Сердце Вирда терзала жгучая ненависть к нему, но убить Каха Вирд не мог… и простить его… тоже не мог…
Мастера, проникшие первыми в здание, сразу же освободили от заслонов коридоры на этаже, где был Зал Совета, а также открыли главные врата, в которые хлынули силы Золотого Корпуса и простых Мастеров Мечников.
Трое Советников, надежно защищаемые людьми Кодонака, были перенесены «прыгунами» прямиком в крыло, занимаемое Верховным, – Торетт, Эниль и Холд. Ках отказался, твердил, что больше не Советник, что Дара уже не чувствует, призвать Силу не может и вообще он обычный человек, не имеющий никакого отношения к Правителям Тарии. Его оставили в покое.
Мастер Кодонак в повязанном д'каже, с «Разрывающим Круг» наголо, конечно, тоже был здесь. Вирд, отыскав его и переместившись, стоял сейчас по левую от него руку, чуть позади.
У Вирда тоже был меч, новый меч, подаренный ему Мастерами Оружейниками. Преподнося ему клинок, они сказали, что меч этот временный и имя такому давать не нужно, но когда все закончится, для него выкуют другое, сродненное с его Даром, оружие, что будет с ним неизменно. Этот меч Вирду нравился, его песня была не такой безумной, как у многих обычных клинков, его легче было контролировать. Хотя Вирд – Мастер Путей и мог заставлять меч замолчать или запеть иную песню, чему боевые Одаренные удивлялись больше, чем любой его способности, даже самой невероятной.
Вирд не обнажал меча – это дело мгновения. Он держал ладонь на рукояти и следил за всем, что происходило вокруг, стараясь не упустить из виду ни одной мелочи.
Вход в покои Атосааля преграждают около пятнадцати Тайных, столько же боевых Мастеров Кодонака отделяются от их группы и скрещивают с гвардейцами клинки, оттесняя от входа. Остальные сопровождают Кодонака и Советников, когда те открывают широкие резные двери в комнаты Верховного, пересекают прихожую, приемную и врываются в кабинет.
Эбонадо Атосааль здесь. Но Первый Круг далеко не полон – нет Каха, нет Абвэна – тот в цитадели Шай, нет Айлид. Советник Майстан, которого Вирд не видел никогда, а знал лишь имя от Ото Эниля, – мертв, а мучившего его Эбана заменил, со слов Каха, вот этот невысокий подтянутый человек, у которого волосы заплетены во множество кос – Элий Итар. Кроме Верховного в кабинете из Первого Круга только Итар и Маизан. Чатанского Мудреца, хоть и без бороды, Вирд узнал сразу.
Вирд заметил, как изменились кольца вокруг Дара связанных, чернота будто бы втягивает в себя свет, излучаемый Силой, черная паутина обвивает каждую вену, каждую артерию, каждый сосуд: эта чернота по всему телу следует за движением крови в жилах. Вирд тут же попытался разбить кольцо Верховного, как он сделал тогда с Эбаном. Ледяные кристаллы исцеляющего отсечения ударились о грань кольца и отскочили – Вирд едва сдержал стон боли… «Уже поздно! Атаятан-Сионото-Лос вошел в полную силу!» – понял он.
Верховный сдаваться не собирался.
– Кто позволил тебе повязать д'каж, Кодонак? Ты – изгнанник!
– Я повязал его! – говорит Советник Торетт, выступая вперед и выпячивая могучую грудь. Но что он может противопоставить силе этих троих из Первого Круга – игру на лютне?
– Нихо! Ты, я знаю, не слишком любишь вникать в бумажные дела, писаные законы, но снять обвинения с Кодонака могу только я и Совет Семи!
– Несмотря на то, – возразил Торетт, – что вникать в законы я действительно не слишком люблю, но даже я знаю, что когда в Совете Семи меньше шести человек – его решения ничего не значат! А Майстан и Эбан умерли!
Верховный сощурился, поджал губы. На лице его отображался вопрос: «Откуда они знают о смерти Эбана?» «Что известно Атосаалю?» – думал сам Вирд. Знает ли он уже о Кахе, об освобождении Элинаэль, об Иссиме, принявшей сторону восстания? Они действовали настолько быстро, насколько это возможно. Не прошло еще и трех часов с момента, как Итин, Иссима и Ках привели Элинаэль. Кодонак допросил Каха, вызнал все подробности последних событий, а затем объявил о начале операции.
Верховный взял себя в руки и рассмеялся:
– Так вы хотите свергнуть меня с помощью оружия? И вы еще утверждаете, что заговорщиков не существует?
– Ты сам низверг себя, когда предал огонь жизни! – Ото Эниль благоразумно держится за вооруженными Мастерами.
– Ото? Ты? Я слышал, что ты повредился рассудком. Признаюсь, я не верил. Но теперь вижу – это так…
– Хватит играть в эти игры! – Кодонак мрачен и бледен от ярости. – Мы все здесь знаем, кто чего стоит! И во всем городе не сыскать уже Мастера, который не знает! Я показал им дело твоих рук! Они почти все видели те горы костей и голов на севере!
Атосааль ухмыльнулся:
– И поверили, что это сделал я? А где доказательства? Я же не ем людей!
– Не прикидывайся, Эбонадо! – рычит Торетт. – Ты пробудил Древнего!
– Я? – Верховный вперился ледяным взглядом в глаза Торетту. – Неужели? А почему не ты? Не Кодонак? Не Эниль, в конце концов? Любого можно обвинить в подобном!
– Ты сам рассказал мне! – выкрикнул Ото Эниль.
– Ото – тебе привиделось!
«Зачем он говорит все это, здесь ведь нет никого, кто стал бы прислушиваться к его лжи, или Верховный так не считает? Скорее, нет, он тянет время – ждет подмогу. Ках говорил, что в цитадели Шай осталось много Тайных. За ними и Абвэном наверняка кто-то отправился», – рассуждал Вирд.
– И Каху привиделось? – Торетт хотел сделать еще один шаг в сторону Атосааля, но Кодонак задержал Музыканта, положив руку на плечо и оттянув назад.
– Годже? При чем здесь Ках? – вспыхнул Верховный. Нет… он не знает об отступничестве Каха.
– Да, Ках! Он с нами! – Голос Торетта гремит раскатами грома, а глаза мечут молнии.
Верховный изменился в лице. Он смотрел теперь тревожно, не веря своим ушам.
– Вы захватили Каха? – осторожно спрашивает он.
– Он сам пришел! – смеется Торетт. – Он больше не с тобой! А знаешь, кто его освободил? – Пауза. Тень в глазах Верховного. Торжество в глазах Торетта. – Иссима!
Атосааль побледнел, плотно сжал челюсти. Вирд явно увидел всплеск отчаяния в его глазах. Это был удар для него… Неужели такой человек может чувствовать боль от предательства соратника? Может огорчаться, что праправнучка не приняла его сторону?
Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем Атосааль смог ответить.
– Тогда и в самом деле нечего играть в эти игры! – сказал он жестким, холодным тоном. – Пора убивать! Сегодня вы все умрете!
И Кодонак сделал шаг к нему, оттесняя Торетта и направляя на Верховного свой меч.
– Твой «Разрывающий Круг» сейчас что игрушка для меня, Кодонак! Я уже в полной силе, как и Атаятан! – Вирд знал, что это правда…
– Ото! – крикнул Атосааль Советнику Энилю. – Ты не умер тогда – умрешь сейчас, и шанса для тебя уже не будет. Приготовься к смерти, старик! И ты, Холд, трусливое ничтожество, тоже приготовься.
Советник Холд сделался бледен, затем зелен и попятился назад, а Верховный уставился прямо на Вирда – и время вокруг них остановилось. Сила, которую призывал пробудивший Древнего, была чуждой, мерзкой для Вирда, но необычайно мощной… Это были отголоски Пути Пророка, во много раз усиленные и искаженные черной паутиной.
Кодонак, Советники, Мастера Силы, враги – все двигались будто попавшие в густой мед пчелы… А Атосааль заговорил, обращаясь прямо к нему:
– Зачем ты пришел сюда, Вирд Фаэль? Я сам отвечу. Чтобы исполнить мои слова! Ты умрешь первым! Ты – Мастер Путей, и Пути твои, все до единого, ведут к смерти! Я пророчествовал для тебя! Я сказал слово! Я назвал твое имя! А этим миром правят слова! Слово – ось бытия! Я сказал «Ты умрешь», – а ты исполнил! Ты думал, что убежал от меня? Но ты вернулся! Вернулся, чтобы умереть! И тебя не спасет ни Кодонак, ни твой новый меч, ни твои возможности. Ты даже не попытаешься сейчас переместиться отсюда. Потому что ты пришел за смертью. Она звала тебя, ждала тебя, влекла тебя! И ты пришел!
Голос Верховного отравлял. Во рту Вирд явственно ощутил вкус крови, руки его похолодели, сердце оборвалось, в глазах помутилось. Он падал в бездну отчаяния и неизбежности. «Я умру…» – уже почти повторили его губы, но тут он осекся. Нет!.. Нужно вырваться! Нужно расправить крылья и улететь! Он не упадет – он полетит! «Нет!» Вирд закричал, и звук собственного голоса выдернул его из этой липкой, созданной Верховным реальности.
– Миром правят слова? – громко произнес он. – Так слушай мое пророчество! Ты – Эбонадо Атосааль – низвергнут! Ты больше не Верховный! Я лишаю тебя права на это! Ты – предавший жизнь, и тебе нет места в Городе Семи Огней! Ты жаждешь наших смертей, но ты их не увидишь! Ты будешь отсечен – словно вредоносная опухоль!
Вирд заметил, что слова его с удивлением слушают Советники, Кодонак и все остальные. Слышали ли они то, что говорил ему Атосааль?
Тайные, Итар, Маизан, сам Верховный обнажили мечи. Вирд тоже приготовил свое оружие: все оружие, что у него было, – он понимал, что биться они сейчас станут не только железом, но и Путями Дара…
– Сразимся за Город? – с вызовом бросил Атосааль.
Итар не сводит быстрых опасных глаз с Кодонака, Маизан смотрит на Вирда. Эбонадо Атосааль злобно ухмыляется, также вперившись в него: «Ты умрешь!» – утверждает взгляд серых холодных глаз.
Вдруг из смежной комнаты вышел человек, одетый как слуга, и направился к Верховному. Светлые волосы его были коротко острижены, оружия в руках нет, и Дара внутри Вирд тоже не видел. Но при появлении незнакомца что-то захлестнуло Вирда тревожной волной. Он не знал, как объяснить свои ощущения: это словно был запах смерти, но нос его не чуял никакого запаха, это была окутавшая свет тьма, но глаза ясно видели комнату, это был сковывающий холод, но телу по-прежнему тепло.
На неодаренного слугу, безумно сунувшегося в самую гущу готового начаться сражения, с изумлением смотрели все. Торетт даже узнал его и окликнул:
– Хатой, куда ты лезешь? Уходи скорее отсюда!
Но он не обратил внимания на Советника и стал напротив Атосааля. Тот окинул его презрительным взглядом, словно муху, настолько обнаглевшую, что посмела сесть на лицо.
– Пошел прочь! – прошипел Верховный.
Но Хатой и не собирался уходить, он склонился к уху Эбонадо Атосааля и сказал таким мелодичным голосом, каким не споет ни один Мастер Музыкант, у Вирда от этого голоса сжалось все внутри:
– Оставь им Город, Маленький пророк. – Услышав эти слова, Атосааль побледнел как смерть. У него даже губы затряслись. Он опустил глаза, пряча их от слуги, а тот продолжал: – Собери всех. Я получу этот Город в свое время. Сейчас он мне не нужен. Ты и все мои должны быть со мной! Ты исполнишь мое повеление в точности и сейчас же!
И тот, кто был Верховным, поклонился Хатою, поклонились и Итар с Маизаном, а за ними и все Тайные, что были в комнате. Первым исчез в тумане перемещений Эбонадо Атосааль, а следом за ним – все его люди…
Советники и Мастера Силы с изумлением глядели на опустевшую комнату и на стоящего перед ними Хатоя, ничего не понимая. Кодонак выглядел огорченным, он жаждал сражения и не хотел, чтобы враг вот так ушел у него из-под носа – живым, опасным, способным вновь атаковать в любой момент.
– Что ты сказал им, Хатой? – удивленно обратился к слуге Советник Торетт.
Вместо ответа человек улыбнулся улыбкой столь холодной и неприятной, что в груди защемило, а потом он посмотрел на Вирда, и сердце юноши и вовсе превратилось в туго сжатый комок боли.
Прислужника затрясло, он закатил глаза, повалился на пол бесформенной грудой. Его кожа на не прикрытых одеждой местах: руках, лице и шее – вдруг зашипела, будто под воздействием пламени, и слезла, оголяя окровавленное месиво. Вирд ощутил, что тьма ушла, и бросился к человеку, чтобы исцелить, но тот был уже мертв… безвозвратно мертв…
Назад: Глава 18 Свобода
Дальше: Глава 20 Верховный