Глава 13

Второй день войны, а морейская армия уже сломила сопротивление приграничных феодалов Западного Рубайята, захватила все вражеские крепости вдоль реки Рамайн и парочку городов. Противник был разбит и откатывался на восток, а наши легионы продолжали наступление. Мерный топот тысяч солдатских сапог и лошадиных подков сотрясал землю, и царские войска текли по дорогам обреченного королевства сплошным стальным потоком. Настолько плотным, что наш небольшой караван, три десятка всадников и пять повозок с трофеями, едва вклинился между батальонами 11-го резервного легиона. Но мы все же смогли найти прореху, вышли на разбитый ухабистый тракт, наследие былого имперского величия, и направились к ставке командующего Второй Восточной армии, находившейся в расположении восьмого легиона.

Движение неспешное. Погода хорошая, начало лета. Кругом свои, мы в тылу, диверсантов не видно и не слышно, так что опасаться нечего. Поэтому я не напрягался и, мерно покачиваясь в седле, размышлял. Требовалось навести порядок в своей голове, и я это делал.

Самая главная проблема конечно же видения, посылаемые мне, как я считал, матерью, северной колдуньей. Защититься от этих видений и предугадать их приход нельзя. По крайней мере, я такого способа не знал. Но кое-какие выводы из всего, что со мной произошло и что я увидел, можно было сделать.

Ну и что же в итоге вышло?

Во-первых, я потомок древних людей, пришедших на материк Ирахо через портал, и моя матушка, соответственно, тоже. Во-вторых, наши предки, проживавшие на закате своей истории в пещерах, обладали возможностью при помощи сложных рунных знаков (иероглифов), не чета современным, открывать магические врата между мирами и делали это очень легко. В-третьих, они старались открывать порталы втайне от других народов, которые пришли в новый мир, а значит, предки чужакам не доверяли или не воспринимали как равных. В-четвертых, по неизвестной мне причине, племя, называемое матушкой народом Вайда, раскололось. И если часть племени, наиболее многочисленная, хорошо снабженная и имеющая сильного вождя-мага, ушла дальше, то другая вернулась обратно и осталась возле первого большого портала. В-пятых, дела давно минувших тысячелетий влияют на мою жизнь, и мне это не нравится. С одной стороны, каждое видение – это новые знания, от которых отказываться не хотелось. А с другой стороны, я не давал никому разрешения лезть в мои сны. Тем более мифической ведьме, родившей меня и оставившей на попечении отца.

Таковы были доступные мне исходные данные. Но всей картины я пока не видел, а значит, не мог принять правильного решения. Поэтому оставалось ждать развития событий, копить информацию и держать язык за зубами. Не нужно никому знать, что у меня бывают странности, а то ведь могут счесть за сумасшедшего, и конец карьере. Это в лучшем случае, если мне не поверят. А если поверят? При таком раскладе меня могут отдать магам для опытов и не посмотрят, что я из благородной семьи. А потом на север отправится команда охотников, которая будет ловить мою мать, и снова я окажусь крайним. Так что лучше всего молчать. Папаня молчал и ни с кем на откровенный разговор не выходил, и я не буду. И для здоровья полезно, и для репутации.

– В общем, ничего не меняется, – прошептал я себе под нос.

– Ты что-то сказал, Оттар? – На меня посмотрел поручик Ян Михар, командир кавалеристов.

– Нет. – Я покачал головой.

Поручик отвернулся, а я сосредоточился на другом проблемном вопросе.

Мой ротный командир капитан Агликано практически открытым текстом дал понять, что поддерживает князя Айрика Раена, оказывающего ему и другим офицерам своей армии особую протекцию. И в этом нет ничего нового. Протекционизм и кумовство везде, и пусть это не очень хорошо, ничего постыдного в этом нет. До тех пор, пока это явление не переходит определенных рамок. Но помимо этого капитан проговорился, что ради князя он готов порвать глотку даже царю. Серьезное заявление, и раньше за эти неосторожные слова его подвесили бы на крюк и долго пытали, выясняя, спьяну он это сказал или с умыслом. Да и сейчас тоже, если начнется серьезное разбирательство, миндальничать не станут. Вот только мы беседовали один на один, без свидетелей, и все, что я могу, – это найти майора Кано и доложить обо всем ему. Однако сразу возникает вопрос – а оно мне нужно? И ответ очевиден – нет.

Я с этого ничего не выгадаю, а хлопоты возникнуть могут, поскольку Кано наверняка заставит меня следить за капитаном и братом Роем и втираться к ним в доверие. А мне что царь, что князь Айрик. Особой разницы между этими двумя сиятельными Раенами для меня нет. И как я уже отмечал ранее, желание лезть в авантюры отсутствует. Так что долой интриги и подковерную борьбу за власть. Я останусь в стороне и продолжу честно служить. А дальше посмотрим. Как сказал один философ позапрошлого века – будет день, и будет пища.

От того, что я определился со своими дальнейшими действиями, на душе сразу стало легче, и, подняв голову, я посмотрел на заходящее солнце и улыбнулся. Поручик Михар это заметил и сказал:

– Гляжу, у вас, корнет, настроение приподнялось.

– Да, – кивнул я и спросил: – Нам еще долго ехать?

– Расстояние-то небольшое, семь-восемь миль. Но сегодня до ставки не доберемся. Дорога забита, и нашим лошадкам необходим отдых. Видимо, придется остановиться на ночлег в поле или возле какой-нибудь местной деревушки.

– Наверное, придется, – согласился я.

Мы замолчали и продолжили движение. Но вскоре стало смеркаться, и караван, свернув с тракта, остановился на околице небольшого безымянного села. В самом поселении, представлявшем из себя скопище лачуг, сараев и землянок, расположился пехотный батальон. Ну а нам места не нашлось. Впрочем, не очень-то и хотелось спать в переполненном земляном подвале. Поэтому лагерь разбили на окруженной густым кустарником поляне. Выставили караулы, разожгли костры, и вместе с поручиком Михаром мы раскинули простейшую сигнальную цепь. На что-то более серьезное не хватило сил.

Пока готовился ужин, я присел у огня и достал трофейный вампирский дневник. Несколько секунд смотрел на знакомый иероглиф Смерть, а затем открыл толстый журнал и на заглавной странице обнаружил четверостишие на эльфийском:

Перевод был несложным:

Дальше шла запись на морейском:

«В мире живых есть много вещей, которые считаются ценными. Это любовь и слава, мудрость и почет, красота и уважение, имущество и деньги. Но когда к живым приходит бледная старуха в белом саване, все это теряет смысл. Отсюда вывод – смерть сильнее всего, и будущее за теми, кто встанет на ее сторону и будет ей служить».

На следующей странице то же самое. Смерть. Смерть. Гибель. Кровь. Страдания. И опять смерть. Ничего нового, сплошной психоз, навевавший тоску. И это писал вампир, которому свыше ста лет? Бред! Мне было трудно в это поверить. Но тем не менее против фактов не попрешь. Кровосос, погубивший множество людей, был романтиком. Он записывал в дневник стихи и, судя по тому, что все они были мне неизвестны, сочинял их самостоятельно. Странно. Однако что мне известно о вампирах, кроме того, о чем говорят люди вокруг? Практически ничего. Поэтому исключать, что вампир вполне мог быть романтиком и поэтом, не следовало.

Я быстро пролистал тетрадь до конца и кое-что интересное все-таки обнаружил. Никаких страшных тайн и схем, по которым можно найти клад. Обычные записи и несколько иероглифов. Уже знакомая мне Смерть и семь дополнительных: Восток, Граница, Тьма, Серый, Башня, Кровь, Спуск. Для чего Закария нарисовал эти знаки и где их увидел? Непонятно. И, подумав, что слишком часто на моем пути попадаются иероглифы Древних, словно специально, я убрал дневник вампира в сумку.

– Оттар! – окликнул меня Михар. – Давайте ко мне. Как раз каша поспела. С превосходным вяленым окороком, между прочим. А к нему свежее пиво.

Отказываться было неудобно, и я присоединился к поручику. Сразу получил глубокую глиняную тарелку с кашей, ложку, хлеб, кусок сдобренного перцем хваленого окорока и кружку пива. От ароматных запахов во рту начала выделяться слюна, но поесть не довелось.

С тракта на поляну свернул большой обоз из госпитальных фургонов под охраной полусотни всадников. Ничего необычного, места всем хватит, и мы с поручиком были не против. Вот только вслед за фургонами появилась освещенная светом дорогого магического светильника карета, и из нее вышла девушка, которую я узнал. Это была Юна Эстайн, и я не сдержался, встал и, улыбаясь, махнул ей рукой:

– Добрый вечер, госпожа Юна.

Она посмотрела на меня и не признала, что и немудрено. Девушка чистенькая и гладенькая, от нее за милю духами пахнет, а я грязный, уже потертый и закопченный дымом походных костров, стою в полутьме с котелком в руках и скалюсь. Как такого узнаешь?

Тогда я подошел к ней, отвесил вежливый поклон и спросил:

– Какими судьбами вы здесь, госпожа Юна?

Глаза девушка расширились. Теперь она меня вспомнила. Вот только ответить не успела, из-за спины я услышал голос:

– Мы сопровождаем груз для военных госпиталей Второй армии. Это дар жителей города Рупьенгард нашим военным.

Я обернулся и обнаружил еще одного знакомца, Сьеррэ Эрахова в мундире лейтенанта. Что и немудрено. Если его родной дядя командует 11-м легионом, который он набирает из своих вассалов, карьерный рост Сьеррэ обеспечен.

– Ты-ы-ы! – прошипел он и сжал кулаки.

Смотреть на Сьеррэ было смешно, очень уж комичной выглядела его злость, особенно после кровавого штурма Дер-Вагата. И очень по-детски он себя вел. Но смех пришлось сдержать. Мне не хотелось ссоры, тем более с офицером выше меня по званию на две ступени. Однако в отличие от меня молодой Эрахов сдерживаться не собирался и, схватившись за меч, воскликнул:

– Ты мерзавец! И я готов снова бросить тебе в лицо перчатку!

– Ну и зря. – Я усмехнулся. – Мы на войне, так что подожди. Вот победим, тогда и встретимся.

– Нет! Поединок! Прямо сейчас! Я требую сатисфакции!

– Да пошел ты. – Я снова посмотрел на Юну: – Извините, госпожа…

Договорить не получилось. На затылке шевельнулись волосы. Опасность! И я отскочил в сторону.

– Получи, негодяй!

Сьеррэ все-таки решил вынудить меня на поединок, который по законам военного времени в действующих войсках карался весьма сурово, вплоть до смертной казни, и попытался ударить ногой. Однако удар пришелся в пустоту, а он, не удержав равновесия, растянулся на грязной траве, и его ладони при падении уткнулись в человеческие экскременты, которых вокруг хватало. Некрасивая ситуация. Можно даже сказать, что позорная, и Сьеррэ закричал:

– Солдаты! Ко мне!

Не понимая, в чем дело, на помощь к лейтенанту бросились его воины, а ко мне поспешили кавалеристы поручика Михара. Заскрежетала сталь, и кто знает, что бы произошло дальше, но сработала моя сигнальная сеть. Судя по всему, поручик тоже что-то почуял и начал оглядываться. А затем из темноты вылетели стрелы, и воздух содрогнулся от рева вражеских воинов:

– За короля! Убивай морейских собак!

Раскинув руки и обливаясь кровью, упал кавалерист. В его шее торчала корявая охотничья стрела, простая самоделка с гусиными перьями, и на миг все вокруг меня застыло, словно кто-то остановил время. Но продолжалось это недолго. Ровно столько, чтобы я понял – на нас напали вражеские диверсанты, не вычищенные морейскими егерями.

После этого время побежало с привычной скоростью, и, выхватывая клинок, я закричал:

– К бою!

В воздухе свистели стрелы. Одна вонзилась в карету Юны Эстайн и задрожала, а еще несколько попятнали кавалеристов. Свет! Лучники били на свет, излучаемый магическим фонарем. И, подпрыгнув, клинком я ударил по магическому светильнику на крыше кареты. Он треснул и погас, а Юна закричала:

– Что вы делаете?!

– Прячься! – Без церемоний я толкнул ее в сторону ближайшего госпитального фургона, а затем повернулся навстречу врагам.

Вражеские стрелки били на яркий свет фонаря, но он погас, и они переключили свое внимание на лошадей и обозников, находившихся у костров. Стрелы летели стайками по двадцать – тридцать зараз. Обстрел был сильным, и не прикрытые броней и щитами морейцы выбывали из строя. Одному при мне стрела попала в висок. Другому в сонную артерию. Третьему в руку, а четвертому пробила щеку и вышибла пару зубов. Поручик Михар при этом пытался стянуть кавалеристов, и своих, и Эрахова, в ударный кулак, а испачканный дерьмом Сьеррэ, еще минуту назад такой храбрый, потерял голову и, подвывая, на карачках полз под карету Юны.

«Мразь! Как на дуэль, так первый нарывается, а как начался реальный бой, обделался», – подумал я, кинув на него взгляд, и встал рядом с Михаром.

– Оттар, они за кустарником! – воскликнул поручик. – Сможешь что-нибудь сделать?

Михар магией владел плохо, хоть и благородных кровей, только защита и сигнальные сети в арсенале. Чародеев рядом не было, а батальон в стороне, и в деревне, судя по шуму, тоже шел бой. Значит, рассчитывать можно только на себя, и я предложил поручику:

– Давай так: я бью огнем, и идем в атаку. А здесь оставим десяток воинов, вместе с обозниками они продержатся.

– А если противник только этого и ждет?

– Не думаю. Была бы у вражеского командира пехота, она бы на нас уже налетела, момент подходящий. Так что нет. В кустах только стрелки.

– Ладно! Попробуем! Бей! А я соберу бойцов!

Магические потоки были рядом, и я зачерпнул сколько смог, на пределе своих возможностей. После чего сформировал клубок из жидкого огня и, размахнувшись, кинул его в кусты.

Получилось. Озаряя все вокруг тусклым светом, огнешар улетел в темноту и рухнул именно там, куда я его послал.

Яркая вспышка слегка ослепила меня, и огнешар взорвался. Радиус поражения у него небольшой, метров шесть – восемь. Однако он накрыл некоторых вражеских лучников, заметавшихся в панике, и поджег несколько кустов. Прекрасный ориентир, и следом я отправил второй огненный клубок.

Еще одна вспышка. Люди в кустарнике закричали сильнее, и обстрел почти сразу же прекратился, а поручик Михар отдал команду:

– В атаку!

Он рванулся в кусты первым. Я следом. А за нами несколько десятков спешенных кавалеристов.

– Господин Оттар! – Рядом появился сержант Юссир, протягивавший на ходу мне круглый кавалерийский щит с массивным бронзовым умбоном. – Возьмите!

Щит оказался у меня и привычно лег на левую руку, а затем мы вломились в кустарник. Треск веток. Хруст сучьев под ногами. Шорох опадающей листвы, сбиваемой телами людей. Крики воинов и звон стали. Все это смешалось, и трудно было понять, что происходит. Подобно другим бойцам, я ломился через кусты в сторону огня. Там находились враги, и вскоре я оказался перед ними.

Кустарник закончился неожиданно. Я выскочил на небольшой покатый холмик с чистой вершиной и оказался на позиции рубайятских лучников, грузивших на брезентовое полотнище обожженное тело своего товарища.

Они обернулись, и, хотя я не видел их глаз, наверняка в них было недоумение и непонимание. Рубайятцы не ожидали, что мы так быстро придем в себя и полезем в кусты, и это было их ошибкой. А за ошибки, как известно, надо расплачиваться. Кровью.

– Ха-а! – На выдохе, длинным выпадом я достал первого противника, обычного крестьянина.

Клинок легко проскользнул между ребрами рубайятца, и я потянул его на себя. Двое других противников, то ли охотники, то ли собиратели, оказались не трусами. Они выхватили короткие мечи и бросились на меня. На что они рассчитывали, не знаю, но шансов у них не было. Я шагнул навстречу тому, который был справа, отбил его зубочистку и наотмашь ударил ополченца в лицо, моментально превратившееся в кровавую маску. После чего отступил в сторону, уклонился от выпада второго противника, привычно принял на щит следующий удар и подсек лучнику ногу.

С криком он упал, и я его добил. Клинок опустился сверху вниз на его голову, и раздался характерный треск проломленной черепной коробки. Одновременно с этим из кустов вылез отставший Юссир, огляделся, покачал головой и с уважением в голосе сказал:

– Вы прямо зверь какой-то, господин Оттар, никого в живых не оставили.

Я не ответил, а двинулся дальше, и он последовал за мной.

Мы вышли на широкую тропу и обнаружили, что на нас валит толпа в полтора десятка вражеских вояк. Ополченцы. Стадо баранов даже льва может растоптать, я это понимал и удержать рубайятцев на пару с Юссиром не смог бы. Поэтому промелькнула мысль – отступить и дождаться подкрепления. Но в этот момент со мной что-то произошло. В голове щелкнуло, и я увидел, как в воздухе возник бледный иероглиф Смерть, с которым я был связан невидимой нитью. А еще пришло ощущение того, что где-то совсем рядом бурлит полноводная река, от нее веет свежестью и огромной магической силой. И эта сила отличается от той, которой оперировали чародеи Ирахо, но я мог ею воспользоваться.

«Что это?! Зачем?! Откуда?!» – пронеслось в голове, а подсознание в это время само потянулось к неведомой силе и стало перегонять ее в иероглиф.

– Нет! – понимая, что ситуация выходит из-под контроля, воскликнул я и усилием воли разорвал нить, связывавшую меня и древний знак.

Иероглиф Смерть рассеялся, но сила в нем уже была, и она выплеснулась на врагов, как и сержант Юссир, ничего не видевших и не понимавших. И эта смертоносная энергия, подобно дождевым каплям, опала на тела увидевших нас ополченцев, и они застыли. Секунду назад, сжимая оружие, с боевыми кличами, они неслись по тропе и были готовы нас убить. А затем все переменилось. Люди замерли, и один из них, которому досталось больше всего смертельных «дождевых капель», опустился на колени. Его лицо было искажено невыносимой мукой и страданием, настолько сильным, что он не мог даже застонать. Паралич охватил его тело, а потом он умер. Просто взял и скончался. В краткое мгновение жизнь ушла из человека, а его товарищи стали покачиваться и медленно приходить в себя.

– Господин Оттар! – услышал я голос Юссира. – Не знаю, что с ними, но этим надо воспользоваться!

– Да, – согласился я, стараясь сохранять спокойствие. – Атакуем.

Вдвоем мы набросились на рубайятцев, и мой клинок испил новую порцию вражеской крови. Удар! И голова с плеч. Выпад! И сталь пронзила грудь сжимавшего охотничий лук ополченца. Толчок щитом в лицо другого местного вояки! И бронзовый умбон пробивает его голову.

Ослабленные и ничего не соображающие ополченцы умирали, а мы с Юссиром собирали кровавую жатву. А затем появились кавалеристы под предводительством Яна Михара, и дело было кончено. Пока я бился на фланге и перекрывал тропу, поручик и основные силы нашего отряда уже разобрались с остальными ночными налетчиками. Больше убивать было некого, кто успел, тот сбежал, и мы с Михаром, оставив солдат собирать трофеи и вытаскивать трупы рубайятцев на поляну, вернулись обратно.

– Последние лучники были странными, какие-то сонные, – сказал поручик. – Не знаешь, что с ними, Оттар?

– Не знаю. – Я покачал головой.

– Да понятно, в чем дело, – вклинился в разговор Юссир. – Наверное, отвара дурманного перед боем выпили, для храбрости, и перебрали.

– Может быть, – сказал Михар и хлопнул меня по плечу: – Ты оказался прав, Оттар. Мы атаковали и победили. Славный бой вышел.

– Славный. – Я выдавил из себя улыбку, и мы вышли на поляну, где царила суета.

Ржали подраненные лошади, и стонали задетые стрелами люди. Юна Эстайн, как и положено целительнице, помогала пострадавшим, и я видел, как от ее рук, соприкасавшихся с ранами, исходило легкое зеленое свечение. Девушка была бледна и растрепана, но держалась. Значит, не белоручка, хотя избалована сверх всякой меры. Так бывает. Человек сам по себе неплох, но излишнее внимание близких может превратить его в домашнего тирана, который знает, что любое желание будет выполнено, а любая проказа прикроется старшими родственниками. Но ничего, жизнь все расставит по своим местам, и есть надежда, что красавица Юна поймет, что к чему, и сделает правильные выводы…

Михар и я вернулись к кострам и сменили одежду. Сержанты справлялись без нас, и наше вмешательство в ночную лагерную суету лишь добавило бы хаоса. Поэтому мы с поручиком обновили магическую сигнальную цепь, которая среагирует на чужаков, если они вновь появятся, и стали готовить ужин. Он подкинул в костер смолистых сучьев, я поставил рядом с огнем котел с кашей, а дядька Эльвик, прятавшийся весь бой, сжимая в руках дубину, под повозками и следивший, чтобы никто не разграбил трофеи, расстелил на траве полог и стал накрывать новый стол.

Спустя час, обсудив ночной бой и поужинав, мы с поручиком подвели итоги. В нашем отряде трое убитых, семь раненых, и выбыло шесть лошадей. В госпитальном караване восемь убитых, два с половиной десятка раненых, и выбыло семнадцать лошадей. Серьезные потери, но могло быть гораздо хуже, если бы мы продолжали сидеть в обороне. А у противника двадцать семь убитых, и мы взяли пятерых пленников. Главарь банды налетчиков, являвшейся частью большого подразделения, к сожалению, сбежал. Добычи взяли мало. Что с нищих взять? Разве только оружие из сыродутного железа, а больше ничего не было.

Тем временем, когда трупы врагов были собраны в кучу, появился Сьеррэ Эрахов, сделавший вид, что ничего не произошло. Он уже отмылся от дерьмеца и попытался руководить не только своими кавалеристами, но и нами с Михаром. А мы демонстративно отвернулись, и поручик приказал воинам сносить к мертвым телам хворост для погребальных костров.

При виде такого неуважения Сьеррэ вскипел:

– Господа офицеры! Я старше вас по званию! Поэтому требую исполнять мои приказы и проявлять уважение!

Поручик улыбнулся и сделал вид, что ничего не слышит. А я кивнул на руку лейтенанта и сказал:

– Господин лейтенант, а у вас ладонь в какашках. Да и пахнет от вас как-то не по-военному.

– Где?!

Сьеррэ вскинул к лицу ладони и конечно же ничего не обнаружил. После чего, понимая, что над ним издеваются, резко развернувшись на каблуках, он ушел, и его проводили смешками.

Больше в ту ночь ничего не произошло. Пару раз на нашу стоянку выезжали патрульные из конно-егерского отряда, чьей задачей было обнаружить налетчиков заблаговременно, но они прозевали нападение. Им мы передали пленников, которых допросят и повесят, а сами, отринув прочь заботы, завалились спать.

Поутру воины сложили два погребальных костра, и огонь испепелил тела павших воинов, морейских и вражеских. После чего наш караван продолжил путь, и на опушке меня окликнула Юна Эстайн:

– Корнет!

Я подъехал к девушке, которая первой обратилась ко мне, что было добрым знаком, и всмотрелся в ее лицо. Она выглядела усталой, и глаза Юны лихорадочно блестели. Всю ночь она, избалованная отцом благородная аристократка, помогала раненым, и, спрыгнув с лошади, я кивнул ей и сказал:

– Доброе утро, госпожа Юна. Наши встречи не приносят нам радости и заканчиваются неприятностями. Но все равно я рад видеть вас, и вы, как всегда, великолепны.

Девушка слегка улыбнулась и сказала:

– Спасибо за комплимент, корнет, и жаль, что все так выходит. Видимо, такова судьба, и опять мы расходимся в разные стороны. Но прежде чем вы снова исчезнете, я должна вам сказать, что была не права. Вы два раза спасли меня. Сначала в Рупьенгарде, а затем минувшей ночью, а я отплатила вам черной неблагодарностью.

«Слава богам! – Я кинул взгляд на небеса. – Она все поняла. Наконец-то. И ей понадобилось на это всего каких-то два месяца».

– Рад служить вам, госпожа Юна. Надеюсь, мы еще встретимся при других обстоятельствах.

– Буду рада… – Она замялась, а затем все же выдавила из себя: – Будьте осторожны… Сьеррэ затаил на вас зло…

– Мне не страшно, но я буду начеку. Кстати, а он вам кто, не жених, случаем?

– Нет… Просто друг детства… У него с девушками не очень… Впрочем, это не важно… Прощайте, корнет Руговир.

Красавица направилась к госпитальным фургонам, возле которых стоял хмурый Сьеррэ Эрахов, а я, запрыгнув в седло, сказал ей вслед:

– До встречи, госпожа Юна. Я уверен, что мы еще встретимся. Обязательно.