– А рыбу жалко, – печально признался Марион, глядя на куски оледеневших до каменного состояния лещей и карасей, которые густо покрывали пологий берег озера. – Популяция восстанавливаться будет долго, если опять не запустим в этот загон малька.

– Столько усилий впустую, – пробормотал Лидо, – женщины ничего не смыслят в рыбалке и не понимают, что для мужчин это святое.

Четырехметровый ледяной куб вынырнул из глубин озера – и разлетелся на тысячи частиц, сверкающих, как бриллианты.

Сиелла, остановившаяся у самой кромки берега, замораживала воду в гигантские глыбы и тут же их разбивала, порой превращая в сплошное крошево. На куски раскалывались и невезучие обитатели водных глубин.

– Помогает? – участливо поинтересовался подошедший сзади Марион.

Второй хранитель благоразумно стоял в нескольких шагах от своего магистра.

– Может, применишь свой гнев с пользой? И взорвешь старый сарай за конюшней? – меланхолично предложил Лидо. – Ханна давно просит снести его и отдать ей землю под грядки экспериментальной моркови.

– Только не сарай! Я пообещал его старшекурсникам, чтобы они отточили на нем заклинания «третьей волны».

– «Только не старшекурсникам»! – насмешливо передразнил друга Лидо. – Вдруг зацепят и конюшню? Если не забыл, наш маг-строитель угрожал уйти, если и в этом учебном году опять придется ее восстанавливать? Он уволится, и что тогда?

Марион фыркнул:

– Тогда ты будешь делать цементирующий раствор, а я заставлю левитировать кирпичи.

– Как всегда, себе выбираешь, что легче?

Сиелла, против воли слушая шутливый разговор хранителей, улыбнулась. Никто из них не сказал ей, что она истеричка и ведет себя недостойно должности магистра ордена. Что к подлости Альберта Элевтийского пора привыкнуть. Что свой гнев нужно уметь контролировать. Что ее поведение со стороны выглядит не только странно, но и смешно.

Да, смешно. И оправдаться, что на то есть причины, не выйдет. Она умела быть честной сама с собой. То, что Альберт в ее отсутствие провел ритуал над ее учениками, ужасно и обидно, поскольку она нашла им замену. Трое магов, осужденные за серьезные преступления, согласились поносить ограничивающие магию ошейники, чтобы затем принять участие в ритуале «живых ключей». После чего все прегрешения им списались бы.

Теперь в этом нет нужды. Альберт успел связать учеников Сиеллы со своими. Корину и рыжим близнецам придется пройти нелегкие испытания, а каким будет результат, не знает и Благая Семерка.

Сиелла зло стиснула зубы. Как же она ненавидела магистра ордена Земли! Своевольный, самоуверенный! Мало того что приехал в ее школу раньше времени, так и успел похозяйничать! За меньшее вызывают на дуэль, но в ее случае это станет явной глупостью – Альберт не проиграл ни одного поединка чести. Если с ним не справился Вариор Эспинс, то и ей не удастся.

– Спасибо вам, – обернувшись к хранителям, произнесла магесса, – спасибо, что всегда поддерживаете и понимаете. Спасибо, что не клянете всех богов Межграничья за то, что вами командует женщина.

– Спасибо, что не клянешь богов за то, что доводится командовать бабником и растяпой, – отозвался Лидо.

«Слишком бабник», – сказал о Лидо предыдущий магистр, выбирая себе преемника. Мариона он обозвал мягкотелым растяпой. И только Сиеллу признал годной – на недостатки собственной внучки Харис предпочел эгоистично закрыть глаза.

– Благодарю за поддержку, но сейчас я хочу побыть одна. Пожалуйста, не идите за мной.

Хранители остались на берегу, а Сиелла отправилась в сад. Беседку, густо увитую отцветшими розами, она давно полюбила за возможность уединиться. Но сейчас та оказалась занята. Развалившись в кресле с высокой спинкой и положив ноги на резной столик, магистр ордена Земли, тихо посапывая, спал.

От первой мысли испепелить мебель, чтобы Альберт грохнулся на пол, Сиелла избавилась с трудом. Вторая – ударить по голове граблями, которые кто-то оставил у стены беседки, – показалась заманчивой, но недостойной стихийницы. И только третья идея позволяла мстительнице остаться не пойманной.

Если попытаться проникнуть в голову землевика, сработают ментальные охранки. Но если наслать на него магический кошмар – несерьезное и недостаточно вредоносное заклинание, чтобы против него ставили защиту на время сна, – маленькая месть может свершиться. Припомнив сновидение-страшилку, которым баловалась еще в школьные годы, мучая своих врагов, Сиелла сформировала мыслеобраз и послала в «подарочек» дорогому гостю. В злорадном ожидании бежали секунды, Альберт все так же безмятежно сопел. Успев пожалеть о детском поступке, водница попыталась отозвать заклинание. И не почувствовала свое творение. Перейдя на магический уровень зрения, повторила попытку – негативный мыслеобраз, приблизившись к светловолосой голове дремлющего магистра, растворился, как утренняя дымка.

У Сиеллы словно спала пелена с глаз. По-новому взглянув на своего извечного недоброжелателя, она вдруг отметила несколько любопытных деталей в его внешности: характерный подбородок, нос с горбинкой, цвет волос, который он слегка оттеняет краской. Как же она раньше не замечала! Впрочем, слепы все, кто окружал Альберта. От понимания того, что узнала тайну магистра Земли и он у нее на крючке, к Сиелле вернулось хорошее настроение. Нет, отличное, великолепное настроение!

Терять ключи от Грани Дюжине не впервой: их нечаянно ломали, крали, ими шантажировали. Чтобы Стена не пала, артефакты заменялись людьми, поэтому ритуал получил название «живые ключи» и проводился уже трижды. В первый раз погибли все двенадцать «ключей», во второй – пятеро и «ключник», маг, который проводил обряд. Последний ритуал считался самым удачным: все его участники заработали магическое истощение, а «привратник», маг, который страховал «ключника», сошел с ума.

Четвертый обряд пройдет без жертв, если «привратником» станет Альберт. И Сиелла проследит, чтобы от этой чести Верховный не сумел отвертеться.

Юлиан прикрыл за собой дверь тихо, чтобы не разбудить раненую, окинул взглядом спальню и настороженно замер.

В кресле возле кровати Эвы сидела девушка, можно сказать, даже девочка-подросток. Черные волосы, заплетенные в десятки длинных косичек, рассыпались по худым плечикам, мечтательное выражение застыло на лице с мелкими чертами, изящная тонкокостная фигура затянута в узкое серебристое платье – все говорило о хрупкости посетительницы. Но тот, кто посчитал бы ее слабой, совершил бы страшную ошибку. Незваная гостья, как некогда убедился Юлиан, не прощала пренебрежения к своей особе.

– Оставляя Эву одну, ты рисковал, ведь артефакты Мульхема коварны. Пока искал Светоч, рана могла разойтись снова и вместо капиллярного кровотечения началось бы артериальное. Считаные минуты – и душа твоей зазнобы улетела бы за Грань.

– Она не моя зазноба, – сквозь зубы процедил Юлиан и с ненавистью спросил: – Что ты здесь забыла?

Игнорируя вопрос, девочка продолжила высказывать упреки:

– И ты, наверное, забыл, что в этом мире не известны плазма и переливание крови в соответствии с группой и резусом? Здешние целители уповают на амулеты, останавливающие кровотечения, и плохо справляются с сильной кровопотерей. Эва уже лишилась одной десятой объема крови, и дальнейшая ее потеря даже для хэмелла чревата последствиями. Давай ей больше пить и поскорей вылечи бедняжку.

– У меня не получилось, – стиснув зубы, признался Юлиан. – Не знаешь, с чего вдруг?

– Нет, не знаю, – ухмыльнулась девочка. – Но могу предположить: того, кто нарушает договор с богами, ждет наказание.

– Нарушения не было!

– Да неужели? А снятая серьга?

– Людей, знающих о «ловце души», мало, но они есть. Я не хотел рисковать.

– Ах, не хотел рисковать? Прости, а я почему-то решила, что ты подкатывал к нашей полукровке.

Незваная гостья мелодично рассмеялась. Дождавшись, когда ее веселье утихнет, Юлиан спросил:

– Как нейтрализовать действие ножа?

– Мульхем любил накладывать на свои вещи хитрые заклинания, распутать которые по силам или радужным магам, или богам, – ответила девочка и с деланым сожалением добавила: – Если не уговоришь помочь кого-то из них, твоя зазноба умрет.

– Повторяю, Эва – просто попутчица.

– Да? Тогда ты не сильно огорчишься, если через пару дней после очередной кровопотери у нее начнется омертвение тканей конечностей? Нет, не огорчишься? Может, поспорим?

Темные глаза девочки загорелись азартом.

– Нет, не надо! – поспешил возразить Юлиан. – Она дорога мне. Как друг.

– Как друг? – со смешком повторила собеседница. – Ладно, пускай друг. Хочешь бесплатный совет на будущее?

Следопыт не ответил.

– Если хочешь сохранить с ней «дружбу», тебе придется стать откровенней. Доверие за доверие, Юлиан, в противном случае ты ее потеряешь.

– Твои бесплатные советы на редкость бесполезны.

– Хм… ты так считаешь? Хорошо, но, поверь, ты сильно пожалеешь, если не последуешь им. – Девочка изящно поднялась. – Вообще-то я пришла не благотворительностью заниматься, а забрать Светоч.

Маг покачал головой:

– Я не достал его, потому что не смог обойти защиту хозяина дворца.

– Ложь, – усмехнулась девочка. – В твоих интересах отдать его мне, пока Эспинс не обнаружил пропажу и не решил поискать ее в покоях своих подозрительных гостей.

Поколебавшись, Юлиан снял с шеи хрустальный кулон в виде цветка с пятью лепестками. Подойдя к девочке, он остановился, завороженно наблюдая, как Светоч, оказавшись рядом с Эвой, начал сиять.

– Все-таки в рабочем состоянии, – удовлетворенно заключила обладательница косичек, тем самым разрушая очарование момента.

– Древняя магия крепче современной, – заметил стихийник.

Девочка фыркнула:

– И древние маги крепче нынешних.

– Кто бы говорил, – пробормотал молодой человек.

Заполучив артефакт, незнакомка подобрела и, приветливо улыбаясь, стала прощаться:

– До скорой встречи, Юлиан. С тобой приятно работать.

Не успели отзвучать слова прощания, как она исчезла. Не ушла через телепорт, а просто растворилась в воздухе.

– Показушница, – воздушник недовольно сморщил нос, – а еще богиня.

В ответ прозвучал мелодичный смех и едва слышный шепот: «Помни, я слежу за тобой. Слежу днем и ночью…»

Некоторое время молодой человек задумчиво стоял посреди комнаты, а потом, словно очнувшись, кинулся к Эве. Взяв со стола новый амулет против кровотечения, осторожно разбинтовал шею спящей и не поверил глазам. Рана исчезла без следа.

Порез, который нанес дрогнувшей рукой слуга герцога Доминни, в первую минуту не вызвал опасений. Из него сочилась, как по-лекарски выразился Лавджой, «кровавая роса», признак неопасного кровотечения. А спустя час царапина превратилась в открытую рану, из которой хлестала алая кровь. Эва мгновенно потеряла сознание и, если бы не собранность и хладнокровие целителя, во цвете лет отправилась бы за Грань. Сутки Лавджой провел у постели больной, но излечить ее не сумел. Вручив Юлиану ворох останавливающих кровь амулетов, он наказал менять их по мере надобности, а сам улетел на ламчерионе искать в библиотеке ордена ответы, как нейтрализовать действие артефакта Мульхема. К слову, уезжать из дворца Эспинсов, куда они с Каримом доставили Эву с Юлианом, ему не хотелось. Задача остановить кровотечение настолько увлекла, что Лавджой забыл об обязанностях хранителя и о том, что магистр отпускал его из школы всего на пару дней.

Юлиан добросовестно делал перевязки, в срок менял амулеты и поил девушку укрепляющим отваром, когда она пробуждалась от лечебного сна. А с наступлением глубокой ночи отправлялся искать тайники рода Эспинс.

И вот сейчас, после бессонных часов у постели Эвы, после десятков магических ловушек, которых он сумел избежать, похищая реликвию приютившего их рода магов, опасность для жизни девушки миновала. И она мирно спала. Юлиан давно перестал верить в бескорыстие окружающих, особенно богов. То, что он сумел украсть Светоч, не могло повлиять на ветреную покровительницу, ведь древний артефакт нужен не ей. И не ради его возможных нежных чувств она спасла девушку. Скорее всего, выглядевшая невоспитанным ребенком богиня знала что-то важное о хэмелле и только поэтому уничтожила заклинание, наложенное на нож Мульхема.

– Кто ты такая, Эва? – задумчиво произнес Юлиан. – Кто ты такая, что одна из Благой Семерки не позволила тебе умереть?

Словно отзываясь на свое имя, спящая попыталась открыть глаза. Целебный сон оказался сильнее, и, перевернувшись на левый бок, она ровно задышала.

Юлиан решил, что и ему не помешает немного отдохнуть, и уже устроился на второй кровати, как в спальню бесцеремонно ворвался Вариор Эспинс. И хотя магистра огневиков эмоции захлестывали, голос в комнате больной он не повысил.

– Где Светоч? – злым шепотом поинтересовался маг.

Юлиан, вальяжно раскинувшийся на кровати, даже не подумал встать.

– Светоч? Вам нужен светильник? Что происходит?

– Не зли меня, юнец! Ты понимаешь, о чем я!

Следопыт делано нахмурился, будто размышляя о чем-то.

– Я не ошибусь, если предположу, что у вас что-то пропало?

Вариор Эспинс побагровел от гнева – и белый шрам на щеке проступил сквозь загар отчетливее.

– Во дворце лишь два чужака. Девушка не могла совершить кражу, остаешься ты.

Молодой стихийник, гневно сверкнув темными глазами, оскорбленно предложил:

– Тогда обыщите меня! Обыщите комнату! Но если ничего не найдете, вы принесете свои извинения.

Спустя несколько часов тщательного обыска всего дворца Вариор, нервно постукивая пальцами по бедру, наблюдал за тренирующимся племянником.

Пропустив разминку, старший Эспинс долго смотрел, как Карим отрабатывал рубящие удары мечом в положении с колена. Затем настал черед тренировочного поединка. Партнером молодого мага выступал его зеркальный двойник, отличающийся от оригинала лишь пугающими глазами без радужки и зрачков и едва заметной скованностью в движениях.

«Дзы-ы-ынь!» – звонко пропел, упав на шершавые плиты пола меч, выбитый из рук обманным приемом.

Обезоруженный двойник замер, ожидая новых приказов.

– Благодарю за бой, ты свободен, – как с живым существом, попрощался арбитр с магически созданным соперником.

Вариор подавил вздох облегчения, вот теперь они смогут поговорить.

Магистр рано радовался – Карим, продолжая игнорировать присутствие дяди, перешел в оружейную комнату, которая давно превратилась в музей. Заклинание на входе мгновенно высушило кожу и одежду мага от пота, защищая экспонаты от губительной влаги. Другие заклинания поддерживали в помещении сухую атмосферу с постоянной температурой.

Младший Эспинс обожал холодное оружие и собирал его по всему Межграничью. Здесь даже самый простенький кинжал имел свою историю. Стены оружейки увешивали мечи, сабли, шашки, шпаги, палаши и прочее колющее, рубящее и режущее, так любимое знатью. Рядом – орудия труда разбойников и наемных убийц: кастет, дубинка, кистень, палица, стилет, дротик, сюрикэн. Несколько стоек Карим отвел под оружие крестьян и охотников на нечисть: боевые косы, цепи, молоты, топоры, тесаки и рогатины.

Молодой огневик не входил в число тех, кто уповал лишь на дар. Он знал, что магия когда-нибудь может подвести, и следил за своей физической формой. Карим одинаково хорошо владел мечом и дубинкой, без промаха метал ножи и мог выстоять против профессионального кулачного бойца.

Словно не видя родственника, арбитр принялся осматривать недавно приобретенный меч. Достался он ему в плохом состоянии: из дугообразной гарды какой-то святотатец вытащил украшающие ее камни, да еще и пятна ржавчины покрывали сталь вдоль долов. Последний дефект новый владелец исправлял, регулярно смазывая клинок дорогим маслом, хотя, по мнению Вариора, магия справилась бы гораздо быстрее.

– Я понимаю, что извиняться, мой дорогой племянник, ты не собираешься?

Рука арбитра, сжимающая промасленную ветошь, замерла на спинке клинка.

– А ты, мой дорогой дядя? – вопросом на вопрос язвительно ответил он.

– Признай, что не прав, Карим, – напористо произнес магистр ордена Огня, – ты обязан был сообщить о Призрачных торгах. Братство схватило бы всех нарушителей и спасло людей.

Арбитр скептически усмехнулся.

– Как и в прошлые разы, всех бы не схватили. И не надо напоминать о запрете на телепортацию. Убежден, какая-нибудь крыса, спасая свою шкуру, рискнула бы открыть портал. И неизвестно, как бы это сказалось на Грани. К тому же я поклялся, принц Искандер тоже дал слово.

– Поклялся? Дал слово? Что значит оно, если на кону чужие жизни?

– Я решил, что спасти людей можно, и не пятная свою честь, – попытался объяснить свою позицию арбитр, но Вариор грубо его перебил:

– Честь – ничто в сравнении с человеческой жизнью и свободой! Поставив честь выше, ты сравнялся с теми, кто покупал рабов. Ты – не арбитр, ты преступник, Карим!

Горячечная отповедь старшего Эспинса, особенно последние обвинения лишили молодого мужчину душевного равновесия. И он ударил по-больному:

– А ты – не целитель, дядя. Ведь вместо того чтобы искать с Лавджоем способ спасти девушку, ты увлеченно исследовал ее кровь. Как удобно для тебя все сложилось, да, дядя? Кровь хэмелла – целые реки, и не нужно просить нацедить мензурку, как было с Александром. Странно, что он так долго терпел отца-экспериментатора.

Вариор Эспинс побледнел. Обескровленными губами прошептал-попросил:

– Не вмешивай сюда Александра.

– Почему? Ведь история повторяется? – Карим криво улыбнулся. – Как и твой сын, наша гостья хэмелл-полукровка. Я сотни раз пожалел, что привез ее сюда. Ведь ты ее не отпустишь, верно? Ты не пожелаешь добровольно расстаться с подопытной.

– Прекрати! Все не так!

– Давно хотел сказать, что ты был плохим отцом Александру. Именно из-за твоих экспериментов он сбежал, а не в поисках приключений. Именно из-за тебя он и попал в руки сначала башевистов, а потом – работорговцев.

Магистр, гневно раздувая ноздри, приблизился к Кариму.

– Как и все, ты не понимаешь важности этих исследований! Поняв механизм защиты организма хэмелла от болезней, мы сможем победить лихорадку Мульхема. И не только ее. Я думаю о людях, Карим, об их будущем!

– Лучше думал бы о собственном ребенке, – горько возразил племянник. – Мне навсегда врезались в память слова Александра, что он для тебя в первую очередь объект изучения, лишь потом – сын. И знаешь, даже спустя столько лет я помню, как девятнадцатилетний парень с трудом сдерживал слезы обиды.

Гнев магистра стих. Не глядя на племянника, он глухо сказал:

– Мои ошибки – только мои, и расплачиваться за них мне. А по поводу девушки не переживай. Как только Эва поправится, я прослежу, чтобы она благополучно добралась домой.

Вариор успел перешагнуть порог оружейной комнаты, как Карим поспешно проговорил ему вслед:

– Я повесил на них следилки.

Дядя обернулся и недоуменно приподнял бровь.

– К каждому человеку, выставленному на Призрачных торгах, я прицепил следящее заклинание. И младшие арбитры всех разыскали.

– Замечательно. Счастлив, что ошибался в тебе, племянник. – Вариор и не пытался казаться радостным. – Прости за несправедливые обвинения.

Проводив неестественно прямую спину дяди виноватым взглядом, Карим мысленно поздравил себя с чрезмерной жестокостью. Правда, казнился он недолго – из лап разбушевавшейся совести вызволил слуга, сообщив, что гостья проснулась и хочет видеть своего спасителя.