Глава 23
Солнце уже закатывалось, когда молодой богатырь верхом на громадном волке подъехал к берегу озера. Когтистые лапы еще некоторое время мерили тропинку, покуда впереди не показалась крохотная речушка, а рядом - старая водяная мельница. Рассохшееся колесо уже давно не вращалось, плотину размыло, жернов вовсе приказал долго жить. Если когда-то на этой мельнице и мололи муку, то еще в незапамятные времена, при дедах-прадедах.
Здесь эти двое и остановились.
Иван резво соскочил наземь, с наслаждением расправляя затекшие ноги и скидывая со спины тяжелую котому. Яромир кувыркнулся через голову и поднялся уже человеком.
- Приехали, - почесал волосатую грудь оборотень.
- Ага, приехали, - согласился Иван. - А куда?
- То ли сам не видишь?… Белое озеро.
- Мудрено не увидеть…
Здесь Иван против правды не погрешил. Озеро Белое - не лужица, его разве только слепой не заметит. С заката на восход тридцать верст с гаком, да еще полстолька - с полуночи на полудень. Берег в этом месте низкий, болотистый, а дно глубоко - только войди в воду, так сразу с ручками будет. А еще дальше - даже Змей Горыныч целиком нырнет, без остатка.
Вокруг старой мельницы в изобилии растут ивы, ольхи, березы. Голые ветви тоскливо протягиваются к озерной глади бледными руками мертвецов. Пожелтевшие листья еле слышно шуршат - в кроне устроили игру две молодые белки. У полуразрушенной плотины тихо шумит вода, мерцая в лучах закатного солнца. Ветра нет, лишь всплески рыб изредка беспокоият зеркальную гладь. В одном месте со дна поднимается струйка пузырьков - словно дышит кто-то тихонечко.
К восходу от Белого озера город лежит - Белоозеро. Через него большой торговый путь проходит - по реке, по Шексне. Растраивается он здесь, на три дорожки разбегается. На восход торговые гости в Тиборск едут, на закат - в Новгород и море Варяжское, на полудень - в Ростов, Ярославль, Владимир и еще дальше. Только на полуночь большого пути нет - там уже ничего интересного, одни только чудины да карелы дикие. А вот по самому озеру купеческие ладьи ходят вволю, возят товары из города в город, себе и другим пользу приносят.
И еще б охотнее ходили, кабы водяной так не пакостил.
- А чего мы тут-то? - шмыгнул носом Иван, с опаской поглядывая на старую мельницу. - Нехорошее же место, сразу видно…
- Конечно, - спокойно кивнул Яромир, открывая прогнившую дверь.
Та сразу противно заскрипела, взвизгнула и обрушилась - петли заржавели так, что уже ничего не удерживали. Княжич с оборотнем закашлялись от поднявшейся пыли. Иван еще и чихнул - громко так, смачно, оглушительно.
- Отворачивайся, когда чихаешь!… - брезгливо поморщился Яромир, вытирая забрызганное ухо. - Или хоть нос прикрывай…
Внутри было тихо и пустынно. Жернова давным-давно улетучились, колеса тоже. Только прогнивший насквозь погонный ларь одиноко болтался под потолком. Отовсюду пахло плесенью и запустением.
- Когда-то здесь жил старый мельник, - задумчиво промолвил Яромир. - Муку молол, пиво варил…
- Мельник - пиво? - удивился Иван. - И что - хорошее?
- Нет, как моча. А вот озерному хозяину нравилось - известно, водяные жабью икру за яство почитают, вместо сладкого киселя болотную тину пьют… Вот он старого мельника и привечал - всегда к нему захаживал пива выпить, в работе помогал. А как тот помер - запустела мельница. Никто здесь муку молоть не хотел - боялись водяного. Пытались его задобрить, тоже пивом угощали, да ему не пошло… Такую мочу, какую тот старый мельник варил, никто больше сварить не сумел - тут, видно, особое умение потребно…
- А мы чего сюда?…
- Водяного дожидать будем. Он за этой мельницей доселева приглядывает - беда, коли кого ночью застанет! Непременно утопить попытается. А ты чего встал?… Доставай харчи. Поработаем малясь, потом поужинаем, да на ночлег…
- Что, прямо здесь?… на мельнице?…
- Ну а где же еще?… - рассеянно откликнулся Яромир, ставя упавшую дверь на место и кое-как прикрепляя петли веревочками. - До полуночи эта рухлядь продержится, а больше нам не надо… Давай-давай, не ленись, открывай котому! Чего нам там боярыня в дорогу собрала?…
На скорую руку утолив первый голод, Яромир вытащил из котомы пару деревянных налопатников с железной насадкой, внимательно их осмотрел, звонко щелкнул ногтем и отправился в лес. Воротился он уже с готовыми заступами - сломал пару суков покрепче, да и приделал их заместо рукоятей. Долго, конечно, такие заступы не продержатся, но на некоторое время все же хватит.
Одно орудие Яромир протянул Ивану, за второе взялся сам. Княжич с оборотнем копали споро, торопились - солнце почти закатилось, вместо него из-за деревьев неспешно выползала полная луна.
- А что… Яромир… - пропыхтел Иван, отбрасывая комья земли, - правду ль бают… уф-ф-ф… что вы, оборотни… при полной луне… уф-фф…
- Что в волков оборачиваемся и людей жрем? - с полуслова догадался Яромир.
- Ага…
- Как обычно - где-то правда, где-то кривда, - пожал плечами Яромир, деловито окапывая попавшийся камень. - Если оборотень перевоплощается по своей воле - то когда захочет и на любое время. А вот если оборотень подневольный, проклятый кем-то или заколдованный - то тут уже обычно на какой-нибудь срок. Бывает, что каждую ночь оборачиваешься, бывает - по третьим числам, бывает - вообще всего раз в год, на Волчьи Праздники. А бывает - и в полнолуние. Но это не так часто, чаще всего все-таки каждую ночь. А если оборотень не волколак, а другой какой - так и еще как-нибудь может быть. Бывает так, что оборотень в момент смерти обернется зверем - и все уже, с концами. Обратно в человека больше никак невозможно, человечья личина умерла, только звериная осталась. Так-то вот…
- Ага… ага… ага… ага… - мерно поддакивал Иван, глядя куда-то сквозь Яромира. Глаза у него при этом были глупые-преглупые, пустые-препустые.
- Бывает, какой-нибудь колдун обидится на что-нибудь - скажем, на свадьбу не позвали - да и превратит сразу кучу народа в волков. И если не расколдовать - так и проходят всю жизнь оборотнями, - невозмутимо продолжал Яромир. - А еще бывает, что рождается у князя Берендея редкостный дурак по имени Иван, и вырастает в дубину стоеросовую - силища бычья, умишко телячий…
- Ага… ага… чего-о?! - опомнился Иван. - Над княжеским сыном потешаться, да?!
- Эхе-хе, Иван… - насмешливо прищурился Серый Волк. - Сказки всякие мы, значит, слушать любим, а вот если полезное что - так мимо ушей?… Зря ты это. Чему-нибудь поучиться - оно всегда нелишнее…
- Неспособный я к учению… - покраснел княжич, стыдливо сморкаясь в рукав. - Голова от думанья болеть начинает… Пущай лучше поповичи над берестой глаза портят, а я читать-писать худо-бедно умею, счету мерекаю… до двух дюжин… ну и чего еще надобно? Я вон зато с оружьем любым ловок - сызмальства у дядьки Самсона в учении ходил!
- Без этого тоже никуда, - не стал спорить оборотень, кладя заступ. - Эх, а луна-то сегодня какая большая… Знаешь, отчего мы, волки, всегда на нее воем?
- Не-а, - мотнул головой Иван.
- Рассказать?
- А это сказка будет или опять поучение?
- Сказка, сказка… - усмехнулся Яромир. - Хотя в каждой сказке толика правды есть…
- Тогда расскажи!
- Слушай. Давным-давно верховным вожаком у всех волков был матерый рыжий волчище - Чубарс. Нахален он был без меры, бесчинства всякие творил, волки под его началом зверье резали нещадно, даже людей губили целыми весями. Дошло до того, что и самим богам волки подчиняться перестали - провозгласил Чубарс, что его родовичи должны стать царями природы. Пожаловался лесной бог Святобор на бунтаря, и отправил тогда отец Сварог на землю лунного бога Хорса. Оборотился тот Белым Волком, спустился к волкам и поверг Чубарса волшебным жезлом - отправил его на луну, в вечное изгнание. А вместо него верховным вожаком стал Путята - серый волк. Вот с тех самых пор рыжих волков на Руси не водится - только серые, как я. А на луне и понынче тоскливо воет изгнанный Чубарс, и мы, волки земные, ему отвечаем… - вздохнул Яромир, печально глядя на полную луну. - Ну ладно, хватит, глубоко уже накопали. Давай шапку.
Иван с готовностью оставил землеройное дело в покое и притащил с мельницы горлатную шапку Фомы Мешка. Яромир смерил ее деловитым взглядом, взвесил на руке, примерился и прорезал в тулье аккуратную дырку. Заветный нож, подаренный Волхом Всеславичем, чиркнул два раза, и наземь упал ровнехонький парчовый кружок, украшенный жемчужной нитью.
Любит боярин Фома дорогое платье - коли мог бы, так целиком в золото укутался.
Оборотень с княжичем старательно укрепили продырявленную шапку поверх ямы, разложили по краям жердей, привязали к ним веревок, да присыпали все сверху землей. В конце концов выглядеть все стало так, будто шапка лежит просто на земле, а никакой ямины под ней в помине нет.
- Теперь ждем, - объявил Яромир. - Пошли.
Волколак скрылся на мельнице, а вот Иван задержался - заприметил у берега гребень. Видно, девка какая-то потеряла, когда купалась. Белый гребешок, красивый, из рыбьей кости выточен. Только мокрый весь - так вода и каплет.
- Ау, кто потерял?… - негромко окликнул княжич, подбирая находку.
Никто не отозвался.
- Мой тогда будет! - заявил Иван, озираясь по сторонам. - Ладно?…
По-прежнему никто не отозвался.
- Молчание - знак согласия! - довольно ухмыльнулся княжич, возвращаясь на мельницу. - Ульянке подарю…
Оборотень при его появлении даже не шевельнулся. Он устроился на приступочке, скрестив ноги и прикрыв глаза, да еще что-то бормоча себе под нос. Перед собой Серый Волк зачем-то разложил целую кипу полыни, тщательно перебирая и ощупывая каждый листочек.
Время постепенно близилось к полуночи. Иван с Яромиром сидели молча в темноте и ждали, когда что-нибудь произойдет… и что-то постепенно происходило.
Снаружи все громче слышались восхитительные песни. Красивые, мелодичные… но если прислушаться, можно было различить вплетающийся сорочий стрекот.
- Русалки… - тихо промолвил Яромир. - Наружу вылезти не вздумай, жди…
- Чего? - прошептал Иван.
- Когда луна сядет. Тогда и… а это еще что?!
Дверь, кое-как приделанная веревочками, приоткрывалась. Медленно, натужно, со скрипом… и в щели показались тоненькие девичьи пальцы. Бледные, хрупкие, почти прозрачные. А за ними и руки - тянутся… тянутся… и конца им не видно! Ни локтей, ни плеч - точно змеи белые ползут по полу!
- Это чего? - выпучил глаза Иван, обнажая Самосек.
Оборотень наморщил лоб, замялся, а потом резко вскочил на ноги и досадливо воскликнул:
- Шутовка!
А руки-то все длинней и длинней - на целую сажень вытянулись, и дальше тянутся! Ползут по полу, все ближе подбираются - не к Яромиру, к Ивану.
Княжич отступал все дальше, пока не уперся в стену - но бледные девичьи пальцы уже почти касались его ступней, цеплялись за голенища. Вот-вот за ноги схватят, потащат!
Секунду-другую Иван крепился, но хватило его ненадолго. Он дико заорал, замахнулся кладенцом и от души ударил. Кисти упали обрубленными, из-за двери послышался озлобленный дикий вой, обрубки со свистом отдернулись назад и исчезли.
В тот же миг дверь распахнулась, едва не свалившись с петель. Снаружи стояла рослая страшенная бабища - вусмерть бледная, мокрая насквозь, волосы длинные, всклокоченные, глаза выпученные, на губах гной запекшийся. Руки-обрубки вперед тянет, кровь с них каплет, пузырится.
- Отдай!… - прошипело страшилище, не решаясь, однако, переступить порог. - Верни, что украл!…
- Ты что у нее взял, дурак?! - схватил Ивана за воротник Яромир. - Совсем умом рехнулся - у шутовки воровать?! Она ж всюду за своей покражей явится!
- Да не брал я у нее ничего! - возмущенно стряхнул руки оборотня княжич. - На кой черт мне ее мокрое добро?! Врет она все, стерлядь озерная!
- Гребень!… - прошипела шутовка. - Гребень отдай!…
- Гребень?… - смутился Иван, доставая гребешок, найденный на берегу. - Вот этот, что ли?…
- Тьфу, дурак! - ругнулся Яромир, выхватывая у него гребень. - А ну, пугани ее!
Иван с готовностью замахнулся на шутовку мечом - та отшатнулась, рассерженно шипя и брызгая слюной. Яромир вылетел с мельницы, едва не сбив шутовку плечом, промчался к берегу и с размаху швырнул гребень в воду.
- Забирай свое добро, шутовка, нам чужого не надо! - крикнул он.
Кошмарная девка немедленно оставила Ивана в покое и бросилась за злополучным гребнем - только круги по воде пошли. Яромир устало выдохнул и медленно зашагал обратно к мельнице, настороженно оглядываясь по сторонам.
Но на него уже пялились десятки глаз. На всех древах сидели, покачивая стройными ножками, нагие девицы с долгими зелеными волосами. Еще минуту назад они слаженно распевали в голос, но теперь притихли, жадно глядя на чужака, нежданно-негаданно заявившегося в их хоровод.
Вот первая русалка спрыгнула с ивы, вот вторая, третья… Самая старшая, полнотелая, с огромной отвислой грудью, важно спустилась со старой березы, отбросив в сторону изогнутый рожок, на котором только что самозабвенно наигрывала.
Они неспешно окружали Яромира со всех сторон, сладко улыбаясь, протягивая бледные руки. Оборотень рыкнул, приподняв верхнюю губу и показывая волчьи клыки.
Русалки заливисто расхохотались, даже не замедлив шагу. Этим утопленницам все равно - что обычный человек, что волколак. Защекотать до смерти можно кого угодно.
- Яромир?… - прошипел Иван, стоящий на пороге мельницы с обнаженным мечом. - Ты там как, живой?… Подсобить?…
- Погодь чуток, - одними губами ответил оборотень, выставляя перед собой пучок полыни.
Вот это подействовало сразу же - русалки опасливо замерли, с недоверием глядя на едко пахнущую траву. Старшая приблизилась, ласково улыбнулась и спросила:
- А что это у тебя такое в руках, молодец? Полынь или петрушка?
- Полынь! - усмехнулся Яромир.
- Тьфу! Брось ее под тын! - отшатнулась русалка.
Оборотень насмешливо взрыкнул и с силой швырнул пучок прямо ей в лицо. Бедная утопленница дико завизжала, упала, принялась тереть обожженные глаза. Ее товарки начали заливисто хохотать, но в следующий миг смех оборвался - Яромир расшвыривал «окаянную траву» направо и налево. Ее листья жгли русалок точно огнем, из глаз у них градом катились слезы, они ползли по траве к родному озеру - омыть ожоги.
- Проклятый, что тебе надобно?! - плаксиво взмолилась старшая русалка, прячась за березой. - Покинь нас, мы тебе ничего не сделаем!
- А ну, пошли прочь, мокроногие! - прорычал Яромир, стремительно обрастая шерстью. - Иван, пугани-ка их!
- Посеку, рыбьи души!!! - заорал княжич, со свистом размахивая Самосеком.
От кладенца русалки порскнули еще быстрее, чем от полыни и клыков оборотня. Всхлипывая и визжа, бедные водяницы разбежались кто куда, стремясь как можно скорее исчезнуть под спасительной озерной гладью. Замелькали босые пятки, заплескала вода, разбрызгиваемая во все стороны - русалки трусливо устремились на дно.
- Погоди, попадешься еще нам, волчья морда!… - погрозила кулаком старшая русалка.
Иван гоготнул и швырнул в нее камень. Русалка пискнула и нырнула, едва увернувшись от тяжелого булыжника. Среди прозрачных струй промелькнуло бледное тело, стремительно исчезающее в глубине.
- Это мы зря ввязались, - мрачно заметил Яромир, глядя на вновь успокоившуюся воду. - Ладнее было бы переждать спокойно - отплясали бы эти дурочки свое, да и пошли бы спать… А теперь они все озеро переполошат, водяной сильно сердит будет… Как бы не пришлось до следующей ночи откладывать… а то и совсем впустую уходить…
- А красивые однако ж девки… - задумчиво почесал в затылке Иван. - Я еще ни разу не видел - чтоб так много красавиц, да в едином месте собралось… Бледные только шибко - я краснощеких больше люблю.
- Известное дело - русалки… - пожал плечами Яромир. - Красивые-то они красивые - а только все равно нежить… Попадешься им - защекочут и утопят. На вот тебе тоже полыни на всякий случай…
Иван рассеянно привязал пучок «окаянной травы» на шапку и уселся рядом с оборотнем, положив Самосек на колени. Две пары глаз пристально следили за озерной гладью. Пока что гладью - но по ней уже бежали легонькие волны, вода взбаламутилась, будто на дне заворочался кто-то шибко здоровенный.
Судя по всему, русалки, едва воротившись в подводный терем водяного, тут же наябедничали на проклятых сухопутных. Можно только представить, как плакали и вопили они там, какой скандал подняли, сколько жалоб вывалили на своего отца и повелителя.
Неудивительно, что водяной такого не стерпел.
Ветер поднялся почти мгновенно - вот только что была тишь-благодать, и уже завывает, будто волчья стая с голодухи! Вода забурлила, закипела, побежали пенные барашки… и над всем озером вырос холм от берега до берега!
Послышался залихватский хохот, а потом водяной холм опал, оставив после себя исполинского сома и восседающего на нем водяного. Пузатый, как морж, ниже пояса весь в рыбьей чешуе, а выше - шерстнатый, словно медведь, да еще тиной облеплен. Вместо ног хвост, за спиной сеть рыбацкая на манер плаща, волосы и бородища зеленые, точно водоросли, усы сомовые, будто ужи извиваются, меж пальцев перепонки, на концах когти длиннющие, острые, в ушах серьги золотые, глаза огнем горят, на голове аккуратная шапочка из куги.
Громадный сом подплыл к берегу, и водяной неспешно сошел на берег. Именно сошел - как человек. Никто не заметил, в какой именно момент рыбий хвост сменился парой обычных ног - хоть тоже в рыбьей чешуе, но все ж вполне человечьих.
Подойдя к неподвижно сидящим княжичу с оборотнем, водяной некоторое время угрожающе хрипел, булькал и тряс огромным животом. Но Яромир взирал на него с полнейшим равнодушием, а Иван - открыв рот, с каким-то детским восторгом.
Живой водяной - подумать только!
Поняв, что этих нахрапом не возьмешь, озерный хозяин слегка притих и плюхнулся рядышком. Громадное рыбье пузо заклокотало так, будто кто-то швырнул на землю бурдюк с кислым тестом.
- Грррхм!… - басовито прогудел водяной, взирая на Ивана с Яромиром горящими глазами. - Вы что ж это, мужички, озоровать вздумали?! Почто девчонок моих пугаете?! Жить надоело?! Так в этой беде мы живо поможем!
- Не шуми зря, дядя, - успокоительно выставил руки Яромир. - Разговор у нас к тебе.
- Какой еще разговор? - сердито пробубнил водяной, подозрительно косясь на меч в руках Ивана. - Ты, малец, смотри, ржавчину свою при себе держи - утоплю а то! Понял ли?!
Иван молча кивнул. Самосек действительно так и рвался из рук, так и тянулся ужалить водяного. Точно живой.
- Чего приперся, Волхович? - недружелюбно посмотрел на Яромира водяной. - Батька твой в свое время мне рыбу пугал, щукой по озеру носился, русалок обижал почем зря, за задницы мокрые кусал - теперь ты взяться решил?! Ишь, наследничек!…
- Не серчай, дядя, не нужна нам твоя рыба, - усмехнулся оборотень. - И русалки твои не нужны - сам с ними целуйся. До речи, зовут-то тебя как?… Доселева не ведаю.
- Оно и хорошо, что не ведаешь. Имя мое тебе ни к чему, - сплел вместе перепончатые пальцы водяной. - Знаю я вашего брата - вызнаете, а потом колдовать станете, пакости строить… Это лешим начхать, как их кликают, они имен не таят. А мы, водяная братия, к этому осторожней относимся… Водяной я, водяной и есть - и довольно с вас. Чай, именины мои вам не справлять… Так чего надобно-то?… Почто явились среди ночи?… Почто на мельницу без спросу вошли?… Почто девок моих напужали?… Да ты травой своей не тряси - я тебе не русалка, мне твоя полынь до задницы, хоть целиком меня в ней обваляй!… А вы чего там подглядываете, мокрощелки бестолковые?!
Иван перевел взгляд на озерную гладь - там и впрямь все чаще появлялись зеленовласые девичьи головки. Любопытные русалки возвращались обратно - посмотреть, как водяной дедушка будет прогонять человечьих нахалов. А может быть, позволит и им присоединиться к веселью…
Известно, для любой русалки самое милое дело - задушить какого-нибудь паренька попригожее, да на дно уволочь. Тот, кудрявый, что с драгоценным мечом и разрывчатым луком, им особенно глянулся - молодой, румяный, широкоплечий, да и лицом куда как хорош. Правда, улыбка на диво дурацкая, но это уже пустяки. Утопленнику большой ум не надобен.
- Иван, ну-ка, подай котому, - попросил Яромир. - Вот, держи, дядя, подарки тебе тут от нас полагаются…
Из котомы появился жареный гусь, огромный аржаной каравай, резная солоница в виде утки и в довершение всему - пара новеньких лаптей. Водяной сначала брезгливо морщил нос, шевелил усищами-червяками, но лапти его все же смягчили. Рыхлое тулово блаженно обмякло, озерный хозяин ухмыльнулся, напялил на перепончатые ступни обновку и вытянул ноги перед собой, придирчиво рассматривая подарочек.
- Годится, пожалуй, - неохотно прокряхтел он, вонзая кривые зубы в гусиную ляжку. - Принимаю. А чего взамен хочете? Рыбки, что ли, в сети нагнать? Это я щас, этого не жалко…
- Да нет, мы не за этим, - остановил уже начавшего подниматься водяного Яромир. - Говорят люди, ты уж шесть лет всех рыбаков отпугиваешь - ни единой рыбешки не даешь…
- Да еще и измываешься - конячьих говяшек в сети накладываешь! - строго добавил Иван. - Негоже так, хозяин, не по-христиански!
- А ну-ка, ну-ка… - насторожился водяной. - Это вас кто же прислал-то, а?
- Князь Всеволод, господин земель сих! - с готовностью ответил Иван.
Яромир дернулся было пихнуть не в меру болтливого княжича, но его слова явно не вызвали у водяного гнева. Наоборот - в горящих глазах отразилась задумчивость.
- Хм-м-м… Да неужто сам князь?… Ох, боюсь, боюсь, страшно мне, горемычному, ногами не бейте только!… - притворно захныкал водяной. - Ну-ну, ну-ну… И чего ж ему надо?
- Да немного, - прищурился Яромир. - Перво-наперво - чтоб больше не чудил. Людям рыба нужна.
- Это что ж - даже и не утопи никого? - скривился в недоброй ухмылке водяной.
- Ну отчего ж? Ты - хозяин, ты в своем праве. Топить топи, только в меру - не всех подряд, а с разбором… Ты поразмысли головой, дядя, ты ж сам себе вредишь! Если всех до одного на дно пускать - так к тебе больше ходить никто не станет, даров не будет. А то и пуще того - оголодают мужички вконец, так скинутся всем миром, да и пришлют к тебе на душевный разговор волхва из старых… или попа знающего… Напьешься святой водички по самое горло, так пожалеешь, что не прислушался…
- Ишь, указчики выискались… - проворчал водяной. - Я, чай, лучше вашего знаю - сколько мне в подводных хоромах холопьев требуется…
Яромир продолжал улыбаться, выжидающе глядя на шерстисто-чешуйного пузана. Тот невнятно кхекал, мялся, ворочался, отводя глаза, но потом все же неохотно промямлил:
- Ладно уж, Волхович, будь по-твоему. И то сказать - совсем что-то в последнее время мое озеро запустело, за всю осень ты первый меня навестил… Год года хуже, год года хуже… Уговорил, волчара речистый. Все равно уж через пару седмиц в постелю укладываюсь - и до весны… Можешь передать своему князю - пусть будет спокоен, поумерю пыл со следующего года. Доволен?… Ну и все тогда, ступайте себе, устал я что-то с вами…
- Э нет, погоди, - покачал головой оборотень. - С тебя еще пеня причитается.
- Чего-чего? - подался вперед водяной. - Какая еще пеня?! Это ты кому говоришь, волколачья душа?!
- А тебе! - наклонился навстречу Яромир. - Сам считай! Озеро хоть и твое, да только лежит оно в княжестве Владимирском. Значит, Правде ты подчиняться должен - или Прове не боишься? За шесть лет на тебе татьбы столько, что не перечислишь. Разбой - раз! За разбой по Правде положены поток и разграбление… хотя тебя разграбить трудненько будет… Ладно, тут мы еще подумаем. Убийства - два! Да убийства все не в обиду совершены, а в разбое - это тоже учитываем. Княжих мужей среди твоих убийств вроде как нет - они обычно рыбалить не ходят. Значит, только люди и холопы. За людей - вира и головничество, за холопов - продажа и урок. Вира за мужчину - сорок гривен, за женщину - двадцать. Головничество - по пяти гривен за всякую смерть, без различий. За холопов по двенадцати гривен продажи, да еще урока…
- Да не буду я вам ничего платить! - вспылил водяной, все больше наливающийся дурной кровью. - Вы что - очумели вконец?! Меня, Рыбьего Главаря, за каких-то утоплых к ответу притянуть хотите?! Ха!… Смеетесь, что ли, надо мной?! Княжий суд устроили?! Да у вас даже князя нет!
- Княжич есть! - радостно поднял руку Иван.
Оборотень и водяной смерили его одинаковыми снисходительными взглядами и вновь уставились друг на друга. Хитрые желтые глаза волколака и горящие огнем буркалы озерного хозяина сражались довольно долго. Наконец водяной отвел взор и негромко спросил:
- Ну хорошо, а сколько ж вы с меня получить-то хотите?… Неохота мне с тобой ссору затевать, Волхович, давай уж миром дело порешим… Только ты в своих гривнах не меряй, я их не понимаю! И нечего мне тут по головам высчитывать - сколько да кого утопил… Мое озеро, мое право. Хочу - топлю, не хочу - не топлю. А вот хошь, я тебе заместо пени чудо-ширинку подарю?… Где ее кинешь - там озеро враз явится!
- Ишь, диво какое! - цокнул языком Иван.
- А то еще есть у меня огненная сорочка - от дедушки памятка осталась, - ухмыльнулся водяной. - Кто ее наденет - сразу в десять раз сильней станет! Мне-то эта штука ни к чему, я все одно с огнем не в ладах, а вот тебе, парнище, в самый раз будет. Как раз к мечу-кладенцу в пару. Это ведь кладенец у тебя, верно?…
- Ага!… - расплылся в улыбке Иван.
- Ну и вот. Так чего возьмете - ширинку или сорочку?
- Обе! - жадно загорелись глаза княжича.
- А не жирно будет? - насупился водяной.
- Не, в самый раз! Ай-й-й!… Яромир, ты чего?!
Оборотень сделал удивленное лицо, притворяясь, что ведать не ведает, как это его локоть ударил Ивана меж ребрами. Сам собой, не иначе. Русалки, давно рассевшиеся по ветвям, будто ребятня вокруг сказочника, радостно захихикали, заливисто булькая и треща на сорочий манер. Обиженное лицо Ивана привело их в детский восторг.
- Прости уж, дядя, но князь-батюшка велел нам с тебя чистым златом пеню получить, - усмехнулся Яромир. - Может, конечно, ему и ширинка с сорочкой по нраву придутся… а ну как нет?… Что же нам в таком разе - потом обратно до тебя бежать, назад обменивать?… Так ты уже спать завалишься к тому времени - до стольного Владимира отсюда поприщ триста, не меньше… Вот сам и рассуди - не весны же нам потом дожидать?
Водяной напряженно наморщил заросший шерстью лоб, подвигал длиннющими усами, почесал громадное пузо и неохотно проворчал:
- Складно баешь, Волхович… Весь в батьку - тот тоже, бывало, как завернет чего-нибудь этакое, так стой и думай - а чего он сказал-то?…
Яромир довольно ухмыльнулся, опуская хитрющие глаза. Водяной шумно засопел, побулькал животом и сказал:
- А сколько ж вы злата хотите?… Я вам все ж не царь Мидасиус, у которого даже говяшки золотые были! Котому вашу наполню - и будет с вас! По рукам?
- Конечно, дядя, по рукам! - с готовностью подтвердил Яромир. - Только котомы у нас все заняты. Ты лучше нам во-он ту шапку боярскую наполни доверху - она у нас как раз пустая…
Водяной подозрительно уставился на горлатную шапку, мирно лежащую на земле. Конечно, места в ней немало, почти целый гарнец войдет… хотя нет, гарнец, пожалуй, не войдет. Поменьше. Раза этак в полтора поменьше. Но все равно много. Ну да это не беда - у водяного Белого озера в подводных закромах злата-серебра не то что гарнец - целая четверть наберется! Расставаться с накопленным добром, конечно, жаль… еще как жаль…
- Ты еще погоди маленько, Волхович, дай подумать… - погладил зеленую бороду водяной. - Мгррм… Хрррм… Урррм…
Пока водяной думал, Иван неустанно вертел головой - не каждый же день доводится поглазеть на такую тьму голых девок! Будто в байну женскую угодил! Да русалки и сами вовсю вертели задницами - хихикали, томно хлопали глазами, подмигивали, мило улыбались…
Яромир-то их разочаровал - опытный волчара, про полынь знает, к такому не подступишься. А вот Ивана завлечь - дело нехитрое.
Ну, они и старались вовсю.
- Вот такое предложение, Волхович! - наконец оживился водяной. - Давай я эту пеню на кон поставлю! Ваша возьмет - шапку золота получите… а то и еще чего-нибудь, если Доля на вашей стороне будет…
- А если твоя возьмет?… - спокойно спросил Яромир.
Водяной осклабился в недоброй ухмылке. Из-за его спины выползли два здоровенных угря и заскользили по мокрой траве, вырисовывая вокруг княжича с оборотнем хитрые загогулины.
- Если моя возьмет… - сладеньким голоском начал водяной, -…тогда я вас утоплю. А что?… У меня на дне хорошо - круглый год прохладно, водичка плещется… А, девки, что скажете? Утопить мне их?
- Утопить, утопить!… - радостно завизжали русалки, свешиваясь с ветвей.
- Слышали, что девчонки мои говорят? - довольно сложил ручищи на брюхе водяной. - Да вы не пужайтесь! Это в первый момент только неприятно, когда вода в грудь заливается - а потом уже так легко, так свободно! Утопленнику жить проще - нежити думать не нужно, бояться нечего, только и делай, что ничего не делай…
- Оно бы и неплохо, конечно… - задумчиво высморкался в рукав Иван. - Только под воду чего-то неохота…
- А на лето выпускать буду - погулять, родню навестить!… - продолжал соблазнять водяной. - Вон, русалки мои, как Русальная неделя начинается, так разбредаются кто куды - и до осени их не сыщешь! По лесам-полям гуляют, хороводы водят, на парней охотятся!… Хорошо же! Вот представьте: сидят родовичи в избе, ночь за окошком, темно, а тут ты - тук-тук, открывайте, братец ваш в гости явился! Подгнил правда малость, заплесневел чуток, но то ж пустяки! Вот ужо обрадуются!
- А когда она… Русальная неделя? - наморщил лоб Иван.
- В день Зеленых Святок начинается, - ответил Яромир.
- А это когда?…
- У вас его в Троицын день переименовали.
- А-а-а…
- Ну так чего скажете-то?… - с надеждой уставился на оборотня водяной. - Пойдете ко мне в озеро жить?
Яромир насмешливо прищурился, оттопырил верхнюю губу, давая полюбоваться на волчий оскал, и помотал головой:
- Не пойдем. А вот сыграть… сыграть можно. Только так - если проиграем, так уйдем прочь, и больше ты нас в жизни не увидишь. А выиграем… насыплешь шапку золота.
Водяной помялся, а потом неохотно сунул оборотню когтистую лапу, перепачканную тиной:
- По рукам, Волхович. Уговорились.
- Вот и ладно, - ухмыльнулся Серый Волк. - Ну, так в чем посоревнуемся? Может, взапуски побегаем - чья возьмет? Давай отсюда и до во-он той березы…
- Ага, нашел дурня! - фыркнул озерный хозяин. - Чтоб водяной, да с оборотнем взапуски бегал?! Может лучше ПОПЛАВАЕМ взапуски, а?…
Яромир невозмутимо пожал плечами. Конечно, он и не рассчитывал, что пузатый неповоротливый водяник согласится соревноваться в беге с ним, способным мчать быстрее любого рысака. На земле Яромира Серого Волка, пожалуй, ни одна животина не обгонит…
- А то, может, поборемся? - хмыкнул водяной, беря в горсть гладкий камень. - Чья… хррррр… ррррр… возьмет?… хррррр!…
Перепончатая лапища сдавила булыжник так, что тот рассыпался на кусочки. Меж пальцев водяного потекли песчаные струйки.
- Ну что, сухоногие?… - язвительно ухмыльнулся толстяк, отряхивая ладонь. - Поборетесь со мной?
- Да делов-то! - обиделся Иван. - Я не то что песок - я воду из камня выдавлю!
Он тоже резко сжал кулак, и из него потекла желтоватая жижица. Водяной открыл было рот, не в силах поверить глазам… но тут же расплылся в презрительной ухмылке и насмешливо покачал головой.
- Сыр раздавить - дело нехитрое, - заметил он. - Такое любой сможет.
Иван перевел взгляд на изгвазданную ладонь, охнул и начал смущенно вытираться. Он и вправду схватил второпях вместо камня кусок сыра.
- Так во что предлагаешь, дядя? - рассеянно почесал волосатую грудь Яромир. - В «уточку», что ли? Или, может, в «муху»?
- Не. Мы из этих глупостей давно выросли. В бабки играть будем, - решительно заявил водяной. - Уж это игра честная, в ней не смошенничаешь!
- В бабки? - обрадовался Иван. - А что, давай! Давненько я не брал в руки бабок…
Русалки с готовностью приволокли целую груду бараньих и телячьих козонков. Водяной любовно перебирал их, поглаживая разбухшими пальцами, взвешивал на руке, придирчиво разглядывал на предмет трещин и щербинок…
- Ух, сколько у тебя! - загорелись глаза Ивана.
- А то… - ухмыльнулся водяной. - Лет уж восемьдесят коплю - все отборные, одна к одной… Ну, девки, расставляйте кон - сейчас я этих княжьих выкормышей разобью в пух…
Пока русалки, восторженно повизгивая и крутя задницами, выстраивали бабки в две шеренги и придирчиво отбирали для батюшки-водяного самый удобный биток, Яромир отвел Ивана в сторону и шепнул:
- Ты в бабки-то хорошо играешь?
- Уж не спасую! - гордо выпятил грудь княжич. - В отрочестве всегда первый был! У меня даже биток счастливый был - сам высверливал, сам свинец заливал…
- Вот и ладно. Значит, ты и бить будешь - я с этими козонками не больно-то в ладах… А ну-ка, сними сапог.
- Зачем?
- Да быстрее, пока эти водяники не смотрят! - раздраженно поморщился Яромир.
Иван недоуменно взялся за голенище.
- Левый, а не правый! - шикнул оборотень.
- Да какая разница… - заворчал княжич, снимая, однако ж, левый сапог.
Яромир выхватил у него обувку и внимательно посмотрел внутрь, стараясь дышать в другую сторону. Онучей Иван не переменял уже несколько дней.
- Сойдет, - пробурчал он, запихивая в носок три зубчика чеснока и еще что-то, завернутое в черно-зеленый тафтяной платок.
- Это чего? - не понял Иван.
- Это змеиный язык, - ответил оборотень, протягивая сапог обратно. - Надевай. Давай-давай, не вороти рожу! Мы здесь не на щелбаны играем, а на невесту брату твоему! Проиграешь - выгонит нас Всеволод к навьей матушке!
- Вы чего там? - подозрительно окликнул их водяной, закончив выбирать биток. - Играть будете или сразу сдадитесь?
- Играем, дядя! - подтолкнул княжича в спину оборотень. - Сейчас Иванушка тебе покажет, как бабки метать!
Игра сразу пошла очень удачно. И мелкие бытовые чары, примененные Яромиром, тут были ни при чем. Первым выпало бить водяному - он бросил биток чуть ли не вдвое дальше Ивана. Однако встать ему пришлось на то место, куда этот биток упал - и вот здесь уже пришлось потрудиться как следует…
Да, озерный хозяин в бабках поднаторел, ничего не скажешь, только вот опрометчиво выпустил из виду, что на сей раз играть придется на суше. А он явно учился бросать биток под водой. И здесь, в совершенно иной среде, старому водяному приходилось нелегко - он все время промахивался, биток перелетал через шеренгу бабок, по привычке запущенный слишком сильно, да еще с подкруткой.
Зато Иван швырял налитый свинцом козонок в самую тютельку - после каждого удара вылетала именно та бабка, в которую он целился. Водяной все больше пасмурнел, кисло поглядывая на своих русалок. Те радостно били в ладоши успехам Ивана - им-то что, не они же будут расплачиваться…
Время от времени Яромир лениво помахивал в сторону водяных мертвячек листочками полыни. Те отшатывались, но потом снова начинали подкрадываться ближе. Для русалки живой человек, особенно мужеского полу - что сладкий пирог для обжоры. Ручки шаловливые так и тянутся - защекотать, придушить, на дно утащить… А уж когда живой мертвым станет… вот тогда они сразу интерес растеряют - теперь-то уж никуда не денется, до веку с ними останется.
- Скажи-ка, красавчик, а ты женатый ли?… - сладко спросила старшая русалка в спину Ивану.
- Да рано мне еще… - аж покраснел княжич, утирая нос рукавом. - Двадцать годов всего…
- Да разве ж это рано? - удивилась русалка. - Да это ж в самый раз!
- В самый раз, в самый раз!… - загомонили остальные русалки.
- Рты закройте, мокрощелки! - гневно булькнул водяной. Неудачные броски раздражали его все больше и больше.
Постепенно озерный хозяин приноровился к непривычным условиям. Его удары становились все метче, биток теперь летел точно в цель. Однако ж Иван к этому времени настолько ушел вперед в счете, что водяной мог только бессильно яриться, глядя, как его золото улетучивается вместе с каждой подбитой бабкой.
- Топельца на тебя нет, проклятый!… - наконец ругнулся водяной, отбрасывая биток прочь. - Ваша взяла!…
- Вот и ладно, вот и хорошо, - довольно ухмыльнулся Яромир. - Ну что, будем расплачиваться? Или еще поиграем?
- Нет уж, ну вас всех к болотниковой матери! - огрызнулся водяной. - Забирай свое золото, Волхович, да проваливай подобру-поздорову, а не то еще передумаю! А ну, мокрощелки, домой - светает уже!
Переваливаясь с боку на бок, точно беременная медведица, водяной проплюхал обратно к озеру, погрозил напоследок кулаком, снял лапти и уселся на исполинского сома, все это время терпеливо ожидавшего возвращения хозяина.
Водяная лошадка отплыла подальше от берега, неся на себе все еще ворчащего седока, и начала медленно погружаться в пучину. В какой-то миг ноги водяного незаметно сменились прежним хвостом, а потом над его головой сомкнулась озерная гладь.
Русалки неохотно последовали за ним - на восходе действительно уже занималась заря. Дневного света подводные жители не любят, им куда милее лунный.
На некоторое время Иван с Яромиром остались одни. Княжич даже начал думать, что водяной их обманул… но тут вода вновь забурлила, и на берег медленно вышли четверо парней, выглядящие так, будто пролежали на дне несколько лет. Тела бледные, разбухшие, дурным запахом так и шибает во все стороны. А уж рожи-то, рожи!… Глаза пустые, бесцветные, рты полуоткрыты, вода из них каплет, волосы реденькие, гнилые. У одного из ноздри дрянь какая-то торчит - не то червяк водяной, не то головастик.
Это утоплые - холопья водяного. Прислуживают ему, работу всякую выполняют. Те же русалки, только в мужском обличье… и на вид куда гаже. Утоплые на сушу выходят редко, за собой не следят, живых соблазнять не годятся. Куда уж им с такими рожами!… Зато сильные, работящие, для всякого ремесла пригодны.
Вот и сейчас - тащат вчетвером дубовую скрыню, оклеенную шкурой нерпы и окованную железными полосами с узором. Меж полос - накладки в виде озерных кувшинок. Вроде не так уж и велика скрыня, а чувствуется - страшная тяжесть, еле волокут.
- Хозяин сказал вам шапку златом наполнить, - сипло прогнусавил один из утоплых, ставя свой угол на землю. - Подавайте вашу шапку.
- А вон - на земле лежит, - с готовностью указал Яромир. - В нее и сыпьте.
Утоплые равнодушно подняли свое беремя и поволокли к шапке, пожертвованной боярином Фомой. Один поднял крышку, остальные начали черпать горстями золотые монеты и складывать в шапку.
Серый Волк довольно потирал руки. Безмозглые утоплые не обращали внимания, что шапка бездонная - сколько ни сыпь, а все не прибавляется. Им что хозяин сказал, то они и выполнят, а до остального вовсе дела нету.
Тем более, что скрыня водяного тоже оказалась непростой - золото в ней все не убывало и не убывало. Потому-то и тащили, видать, с таким трудом…
Ямину самозваные копари вырыли, конечно, немаленькую. Но все же и не самую большую - пришло время наполниться ей доверху, выросла над шапкой золотая горка. Утоплые тупо почесали в затылках, явно силясь сообразить, почему у них на столь невеликую емкость ушла такая прорва монет. Потом равнодушно пожали плечами и поплелись обратно к воде. Скрыня стала заметно легче - двигались холопья водяного куда как веселее.
Яромир проводил их цепким взглядом, подождал, пока все четверо не скроются под зеркальной гладью, а потом стремглав бросился к яме.
- Давай мешки, быстро!… - рыкнул он на Иван. - Пошевеливайся, пошевеливайся!…
- На пожар, что ли, торопишься?… - заворчал княжич, расправляя сыромятные мешки, прихваченные запасливым оборотнем. - Успеем, чай…
- Да быстрее же, дурак… - начал резво перекидывать монеты в мешок Яромир. - Быстрее, быстрее!… Сейчас дойдут утоплые до водяного, он их спросит - а что так долго ходили?…
- А они?…
- А они промычат только, да руками разведут. У них весь ум давно черви повыели. Водяной подумает-подумает - и полезет скрыню свою проверять. А как увидит, сколько там не хватает, так враз смекнет, что мы его одурачили! Так что пошевеливайся, а не то…
Дважды упрашивать Ивана не понадобилось. Не то чтобы он боялся хозяина Белого озера - чай, в ножнах не коряга какая, а меч-кладенец! Но на рожон зря лезть тоже не годится - если по чести, ему самому водяной ничего плохого не сделал, так за что ж его рубить?… Пусть себе и дальше живет в своем озере, карпов пасет, рыбаков топит…
Такая уж у него работа.
Мешки оказались тяжеленными до одури. Иван с превеликим трудом взвалил свой на спину, крякнул и присел - показалось, будто на хребет опустился боярский терем. Яромир тоже в первый миг закряхтел от натуги, но потом собрался с силами и сноровисто зашагал вперед, будто муравей, волокущий хлебную крошку.
- Как думаешь, есть здесь три пуда? - натужно просипел он, когда озерная гладь скрылась за стеной деревьев и гнев обманутого водяного остался позади.
- Да у меня в мешке все десять! - еле выговорил Иван, с трудом волоча тяжкое беремя.
- И у меня не менее того. Значит, хватит, - ухмыльнулся оборотень. - Еще и нам самим на пряники останется…
- Тащить уж больно тяжко…
- Ничего, Иван, не тужи! Доковыляем как-нибудь до Белоозера, а уж там купим лошадок, повозку - обратно во Владимир в полном удобстве поедем…
- На что ж мы их купим-то?… - вздохнул Иван. - У меня в кошеле только меди чуток осталось - и на пол-лошонка не хватит…
- Тьфу, дурак… - аж поперхнулся оборотень. - А за спиной-то у тебя что?!
