Глава 24
Холодно ночью в лесу. Земли в этих краях суровые, морозные, снег сходит только летом, а лешие почти не встречаются. Не любят лесные хозяева студеные леса полуночи, куда милее им шумящие дубравы русских княжеств.
Здесь царствует другой владыка - Мороз-Студенец.
Эта ночь выпала на полнолуние. Зеленоватый свет с трудом пробивался сквозь застилающие небо облака. Воздух заполонили белые мухи, сыплющиеся сверху нескончаемым потоком. Деревья точно поседели, кусты укутались в снежные шубы, земля прикрылась теплым одеялом…
Кое-где еще можно различить звериные следы. Отпечатки лосиных копыт, заячьих лап, волчьих когтей. Но с каждым мигом их все больше заносит - с восхода идет метель. Ветер свищет все громче, неся с собой мутную снежную пелену, тревожа спокойное лесное царство, сбрасывая с деревьев зимние одежды и ломая сухие ветви.
Марендя-Охотник мчал все быстрее, спеша успеть к теплому чуму до прихода большого бурана. За ним протянулись две прямые полосы - следы от лыж. Хороши лыжи у Маренди - сам срубил большую лиственницу, сам вытесал из нее отличные снегоходы. Вместо палок в левой руке копье, в правой - нгын.
Хорошая вещь - нгын, для охоты лучше него ничего нет. Главное, мунггами запастись как следует, не то как кончатся в самый плохой момент, так зубастый волк живо растолкует, что нгын без мунгга разве только для лыжной палки и годится…
Вот прошлой зимой, когда лег великий снег, ходил Марендя на полудень, в земли бородатых людей, что прячут свои чумы за каменными стенами - у них тоже нгыны видал. Похуже, конечно. У Маренди нгын мамонтовым рогом облицован, а у бородатых - деревяшки обычные. И называют они их как-то странно - «лук». Глупое слово, бестолковое. А уж мунгг как они кличут, и выговорить-то трудно…
- Стре-ла… - произнес вслух Марендя. - Стре-ла…
А, что с этих дураков взять… Правильно говорить не умеют, лопочут что-то невразумительное. Ненастоящие они люди, не знают, кто есть такой Нум-Торум, сотворивший настоящих людей, давший им морошку, бруснику и малину в пропитание, подаривший зайцев и оленей, а еще разные деревья. Видно, те бородатые - дети злого Куля, соблазнившего настоящих людей запретной едой - черемухой и кедровыми шишками.
А Маренде запретная еда и даром не нужна. За спиной удачливого охотника висят несколько куропаток и жирный заяц. Вот дойдет сейчас он до теплого чума, разожжет очаг, сварит жирного мяса, поест, да спать ляжет.
Хорошо живется Маренде!
Вот уже лесистая сопка впереди показалась - на ней стоит чум Маренди. Большой чум - раньше Марендя жил там с двумя братьями. Но один брат умер, а второй женился и ушел жить к родителям жены. Остался Марендя один-одинешенек. Может, тоже скоро женится, приведет в большой чум женщину, будут дети.
А вот и сам чум. Издалека видно - будто бы какой-то великан колпак свой на землю положил. Марендя с братьями постарался на славу. Аж пятьдесят больших шестов выстругали, шкурами изюбра их укутали, циновки из ивовых прутьев сплели.
Для себя же делали, не для кого-нибудь.
Только неладное что-то с чумом. Острый слух у Маренди - даже отсюда слышит чьи-то голоса, хоть и бормочут они еле слышно. Да еще на языке бородатых людей - Марендя его плохо знает, с трудом слова разбирает.
Заслышав речь непрошеных гостей, умный охотник сразу посбавил ходу, пригнулся и начал подкрадываться незаметно. Поглядеть - кто же это такой к нему явился без спросу? Если друг в гости зашел или просто случайный путник заблудился - угостит его Марендя вареной куропаткой, оставит у себя в чуме переждать метель. Если женщина без мужа - поселит Марендя ее в своей постели, женой сделает. Если слабый враг - убьет его Марендя острым топором. Если сильный враг - быстро-быстро убежит Марендя на лыжах.
У входа в чум стоит нарта. Не простая нарта - диковинная. Всякого в жизни повидал Марендя, а такого еще не приходилось. Полозья у нарты искрят-переливаются, будто сияние небесное, места внутри мало - не уляжешься, даже не присядешь. Наверное, неудобно в такой ездить.
А впряжен туда не олень и даже не тот безрогий лось, на которых бородатые люди разъезжают. Змий впряжен полетучий - сидит, мясо жрет, урчит жадно. Видал однажды Марендя такого змия - едва спрятался от него под кустом. Но то давно было, еще в детстве - а с тех пор Марендя змиев больше не видал. Думал, совсем они кончились на свете.
Ошибся, выходит, Марендя.
Пригляделся зоркий охотник, что там жрет змий - так чуть пимы не обмочил от лютой ненависти. Это ж его, Маренди, мясо, которое он все лето и осень в чуме запасал, к зиме готовился! Значит, не друг в чуме - не стал бы друг марендиным мясом поганого змия кормить.
Снял Марендя осторожно лыжи, улегся на снег, пополз к задней стороне чума. Там в одной шкуре худое место есть - в прошлый день прорвалось. Хотел Марендя залатать, но забыл. Хорошо, что забыл - подкрадется сейчас туда, посмотрит своим собственным глазом, что за злой дух такой в чужой чум без спросу забрался.
Так и сделал Марендя. Незаметно подкрался, змий его не заметил - жрет себе спокойно мясо, хвостом шевелит от удовольствия. И не холодно ему в такую стужу, раздетому? Вот Марендя - умный охотник, тепло оделся. Без теплой одежды быстро замерзнуть можно, а это плохо.
В чуме оказался не один незваный гость. И не два. Нет, целых три человека - Марендя специально пять раз пересчитал, чтоб не ошибиться, точно уверенным быть.
Хотя слово «человек» здесь не подходит. Совсем не подходит. Не люди это. Вот бородатые - люди, хоть и ненастоящие, а эти трое - совсем не люди. Они, наверное, из злых земель, где живут большие двуногие ящерицы, мохнатые люди-собаки, ходячие трупы и чудища-самоеды со ртом на макушке. Охотники народа хасова в те земли не ходят - страшно там очень и хорошей дичи нету.
Первый гость - страшный-престрашный старик. Тощий, как скелет рыбий, бородатый, кожа дурная, подгнившая, на плешине шапка дурацкая - из железа, с зубчиками. Холодно же должно быть в такой шапке!
Второй гость - страшный-престрашный старик. В белой шубе, босой, седобородый, лохматый, в одной руке палка тяжелая, в другой - плетка семихвостая. Аж посинел весь - мерзнет, видно.
Третий гость - страшный-престрашный старик. Будто куст оживший или коряга - зеленый весь, скрипит на ветру, глаза злым огнем горят, руки-сучья так и тянутся, схватить что-нибудь норовят.
Злые духи, точно. Даже очага не разожгли - так и сидят в темноте. Вход открыт, лунный свет в него малость пробивается - и довольно с них этого. Весь чум застудили - и дела нет, что хозяину потом заново все утеплять придется. Марендя невольно потянулся за топором, но раздумал - неумно будет одному на трех страшилищ нападать.
А ну как растерзают?…
Вместо этого охотник обратился в слух, с трудом разбирая незнакомую речь. А вдруг эти злые духи что нужное скажут? Правда, он застал разговор в самой середине, ну да это не страшно…
- …граница. Еще дальше мне нельзя, - угрюмо сказал старик в шубе. - Буду ждать здесь. Ты уж не ошибись, царь…
- Я постараюсь, - равнодушно ответил старик в железной шапке. - Не забудь - как уговорились. До поры не шелохнись, себя не выдай.
- А может, все же добром сговоримся? Куда б выгоднее вышло…
- Да, выгоднее. Но добром не получится. А эта зима - решающая. Ей придется стать такой лютой, каких еще не бывало.
- Неужто одного меня не хватит? - сжал рукоять плетки старик в шубе.
- Больше - не меньше. И для тебя у меня найдутся другие поручения.
- И все же…
- Ты сделаешь так, как я сказал. Такова моя воля, Карачун.
- Слушаю, - покорно опустил глаза старик в шубе.
- Возможно, ты не согласен? - холодно посмотрел на него старик в железной шапке.
- Я… я согласен, - выдавил из себя Карачун. - Твоя воля. Да. Это будет верно. Но я…
- Что?
- Я… я не знаю… Это… ладно, чего уж там… неважно…
Ледяной взгляд тощего старика словно пригвоздил Карачуна к земле - тот морщился, кривился, силясь что-то сказать, но всякий раз одумываясь.
- Кащеюшко, мы уж больше ждать не можем, - встрял старик-коряга. - До большой спячки всего два дни осталось - едва мне успеть последние дела доделать. До весны на нас не рассчитывай - на боковую заваливаемся…
- Разумеется, - безразлично ответил Кащей. - Что ваша братия решила на сходке?
- Да все Лесовик воду мутит… - злобно скрипнул зубами старый леший. - Мусаил тоже - ни нашим, ни вашим, ни да, ни нет, ни по грибы, ни по ягоды… Еще и середульнего Волховича на большую поляну привел, паскуда! Эх, поздно я его заметил, все уж разошлись… а то бы не быть Яромиру вживе! Полисун бы его в клочья разодрал!
- Опять этот оборотень? - повернул голову Кащей. - Забавно. Это начинает меня слегка беспокоить. Порой самая крохотная соломина может переломить спину тура, и будет очень неприятно, если так выйдет в нашем случае. Пусть этим оборотнем займутся.
- Да уж занялись, Кащеюшко, - угодливо осклабился Пущевик. - Я Жердяя отправил - так пока, предупредить волчару, чтоб затихнул… Думал по-хорошему дело окончить…
- И что?
- Похоже, не внял Волхович. Опять плетет что-то неладное. Жердяй седмицу назад передал, что во Владимире он сейчас - со свадебным поездом…
У Кащея дернулся палец. Совсем чуть-чуть, практически незаметно.
- Со свадебным поездом? - ледяным голосом промолвил он. - С каким еще свадебным поездом?
- Да это Глеб Берендеич сватов отправил - на Елене Всеволодовне жениться надумал… Тиборск с Владимиром породнятся, значит…
Кащей задумался. Костлявые пальцы сжались и вновь разжались, стискивая клок шкуры. Карачун с Пущевиком выжидающе смотрели на хозяина.
- Этого мне совсем не нужно, - наконец раскрыл рот бессмертный царь. - Союз меж Тиборском и Владимиром может излишне все осложнить. Чувствую, здесь уже старший Волхович копыто приложил - давно надо было его устранить. Ну что ж, он сделал свой ход - за мной ответный. Сваты еще не выехали из Владимира?
- Не должны, кажись… - с некоторой неуверенностью помотал головой Пущевик. - Жердяй сказал, княжья дочка какие-то загадки удумала - жениха, значит, испытать… Так что на сколько-то они там задержатся…
- Дочка? - холодно посмотрел на него Кащей. - При чем здесь дочка? Какое ей может быть дело до всего этого? Несомненно, это сам старый Всеволод изворачивается, пытается увильнуть от даденного слова. Что ж, это нам только на руку. Если свадебный поезд отправится обратно пустым - можете о нем забыть. Если же с невестой - пусть Жердяй позаботится, чтобы он не добрался до Тиборска.
- Перебить их?
- Необязательно. Просто лишите князя Глеба невесты. Союза меж Тиборском и Владимиром быть не должно. А что делать с остальными - на ваше усмотрение, их жизни меня не интересуют. Княжну Елену доставить живой. Мне. Пятьдесят - не такое уж круглое число, давно уже пора увеличить гарем до ровной сотни.
- Сделаем, Кащеюшко, - обнажил кривые зубы-сучки Пущевик. - Тотчас же распоряжусь.
- Успеешь?
- Чего там не успеть… Кратким путем пройду - Древесной Стремниной. Жердяй меня там уж давно дожидает. Только вот…
- Что?
Пущевик смущенно почесал потрескавшуюся кору на темени, поерзал и вымолвил:
- Опасается Жердяй, осторожничает… Он, конечно, робок, труслив не в меру, но… но, думаю, он прав… У него и полусотни лембоев не наберется, а при свадебном поезде охрана сильная, Глеб-князь на гридней не поскупился… А если сватовство выгорит, так Всеволод может еще и от себя добавить - дочку беречь… Волхович середульний, опять же, не лыком шит… Да и у княжича Ивана меч видели особенный - Самосек, кажись…
- Самосек? - задумался Кащей. - Да, я помню этот меч. Хорошо помню. Он устоял перед Аспид-Змеем, а его владелец даже сумел снести мне голову и уйти после этого живым. И еще он убил тогдашнего хана моих татаровьев - Даниила Белого. Впрочем, это все не имеет значения - Еруслан давно гниет в могиле, а я по-прежнему здесь и по-прежнему бессмертен. Так что в конечном итоге верх одержал я.
- Ну так как - распорядиться мне, чтоб Жердяю подмогу прислали? - так и не дождался ответа Пущевик. - Может, еще лембоев подсобрать? Их по русским княжествам тысяч до десятка рассыпано - только приказов дожидают… Или лучше навьев прислать? Матушка Невея как раз на той седмице целую весь выморила - двести навьев прибавилось… Свеженькие совсем, еще даже гнить не начали. Послать их Жердяю?
- Не стоит. Напомни - по какой дороге свадебный поезд ехал во Владимир?
- Известно - по большому тракту, что через Галич идет. Самая прямая дорога - меж Тиборском и Владимиром по другой никто и не ходит…
- Именно. Полагаю, обратно они поедут по ней же?
- Вестимо, так, - скрипнул всем телом Пущевик. - Чего ж им от добра добра искать, через буреломы продираться, коли прямоезжий тракт имеется?
- Это хорошо. Ты знаешь Бычий холм?
- Тот, что в пяти поприщах от Андроновой рощи?
- Да. Прикажи Жердяю отправиться туда и передать мои слова тому, кто там спит. Пусть проснется и разберется с оборотнем.
- А это кто же там такой, батюшка? - залюбопытствовал Пущевик.
- Врыколак.
Карачун с Пущевиком аж обомлели. Старый леший похрустел сучками, помялся и неуверенно спросил:
- А он не того… не взбесится? Может, не будем тревожить?
- Да, Врыколака будить - себе дороже выйти может, - хмуро согласился Карачун. - Его хрен усмиришь потом…
- Если даже так - мы от этого все равно выигрываем, - равнодушно ответил Кащей. - Бушевать он будет не в моих землях - в русских княжествах.
- Хорошо, сделаю, как велишь, - неохотно кивнул Пущевик. - Только больше уж ничего мне не поручай - до Ерофеева дня с воробьиный нос осталось, вот-вот уже сон меня сморит…
- До весны ты мне больше не понадобишься, - безразлично посмотрел на него Кащей. - Можешь быть спокоен.
- Благодарствую, - мрачно откликнулся Пущевик. - Тогда я отправляюсь - времени уже немного…
- Да, и еще одно, - поднял указательный палец Кащей. - Пришли сюда кого-нибудь из своих подручных - пусть проводит Очокочи до Костяного Дворца. Я - дальше на полуночь, он там будет бесполезным беременем.
- Угххмм… - задумался на миг Пущевик. - Боровику поручу, он раньше грудня спать не укладывается. А где этот рогатый?…
- Бродит где-то, - равнодушно ответил Кащей. - Проголодался, охотиться пошел.
Марендя, все это время внимательно слушавший разговор страшных стариков, но так ничего толком и не понявший, неожиданно почувствовал на затылке горячее дыхание. Даже сквозь теплый капюшон.
- М-мэээ-э? - заинтересованно проблеяли сзади.
Охотник обернулся. Очень-очень медленно, безуспешно пытаясь сообразить - как кто-то сумел подкрасться к нему так, что он, Марендя, не услышал ни звука?
А обернувшись, охнул и начал нашаривать рукоять топора. На снегу стояло жуткое чудище - на две головы выше Маренди, сплошь заросшее рыжей шерстью, с ужасной козлиной мордой, длиннющими рогами и острыми-преострыми когтями. Но страшнее всего оказалась его грудь - из нее росло округлое костяное лезвие-полумесяц.
Точь-в-точь топор.
- Уходи прочь, злой дух!… - дрожащим голосом попросил Марендя. - Не то порублю тебя топором!…
- М-ммеэээ-э!!! - словно бы расхохоталось чудище, резко бросаясь вперед.
Топор, схваченный охотником для защиты, отлетел в сторону, выбитый резким ударом, по руке несчастного протянулись четыре кровавые полосы - следы от когтей. А в следующий миг орущий от ужаса и боли Марендя взлетел в воздух, схваченный могучими лапищами Очокочи, и был прижат к груди, словно старый друг, не виденный много лет…
Только вот к груди топорогрудые сатиры прижимают исключительно охотничью добычу.
На крики из чума вышли Кащей, Карачун и Пущевик. Их взору предстал измазавшийся в крови рикирал дак, жадно рвущий острейшими клыками человечье мясо. Летучий змий подвывал, выдыхая горячий пар, и тянулся в ту сторону, откуда шел сладкий запах свежатины. Снег щедро окрасился красным - грудное лезвие Очокочи разрубило охотника Марендю на две ровные половинки.
- Я же говорил - поохотиться пошел, - спокойно указал на него Кащей.
