Глава 7
Приметная компания из четырех человек – впрочем, нет, людьми в ней были только трое – пировала в таверне «Торба старого дурня». Приятели вкушали нежный рыбный паштет, нашпигованных салом фазанов, индейку с грибами, кабаний окорок в персиковом желе и пили вино из многочисленных бутылок, запечатанных воском разных цветов.
Борланд, Заффа, нахейрос Ревенкрофт и недавно присоединившийся к ним бард Намор Долгонос обсуждали последние события. Главной темой, конечно, было предстоящее путешествие в Дикие земли.
Каждый из сидевших за столом уже раза по три успел провозгласить тост за то, чтобы поход не затянулся слишком уж надолго. За этими словами скрывалась надежда вернуться из путешествия целым и невредимым. Но подобные мысли даже вампиры, которым вроде бы и не пристало верить в дурные приметы, стараются как-нибудь завуалировать…
Борланд, несмотря на то что пришел сюда прямо из Академии, чувствовал себя превосходно. Он упросил Дорнблатта позволить ему отдохнуть в тренировочной зале, где время текло в десятки раз медленней. Таким образом ему удалось проспать почти целые сутки, в то время как во внешнем мире прошло только пять минут.
Правда, прежде чем это произошло, Весельчаку пришлось еще порядком попотеть, уничтожая многочисленных «милашек», которых не уставал подбрасывать ему Дорнблатт. Паук был далеко не последним экземпляром в этом списке. После того как Борланд с помощью обсидианового голема исторг жизнь из ядовитой твари, Дорнблатт призвал целую ораву низших демонов – мерзких, с чешуйчатой красной кожей, острыми рожками и длинными, похожими на крысиные хвостами. За бесами последовала совершенно уж жуткая тварь: в толстом хитиновом панцире, вооруженная двумя огромными клешнями. Но и это было еще не все. «Гвоздем программы» стало отвратительное порождение ядовитых болот виверна – напоминавшее мифических драконов существо со смертоносным кислотным дыханием.
Лишь самый первый из сегодняшних боев – в паре с кабаном против лесных троллей – закончился, едва начавшись. Последующие длились по несколько часов. И даже несмотря на то что призванные помощники значительно облегчали ему борьбу, к концу последнего «раунда» Борланд чувствовал себя так, будто все побежденные чудовища разом сплясали на нем задорный танец. Из последних сил снеся голову виверне – болотную тварь удерживали два горных великана, – Борланд выпустил из рук меч и повалился на пол.
Но все это, хоть и случилось совсем недавно, было теперь не более чем частичкой безвозвратного прошлого. В будущем, скорее всего, поджидало что-то наподобие, поэтому Весельчак решил получить побольше удовольствия от настоящего – теплой дружеской беседы, вкуса изысканных яств и напитков и гипнотических гитарных мелодий, которые исполнял Намор. Писать хорошие песни этот парень, по его собственным словам, не умел, но вот играл он по-настоящему здорово.
Еще только войдя в таверну, Борланд заметил, что лицо Заффы, большую часть времени напоминавшее гранитный утес, нынешним вечером прямо-таки лучилось счастьем. «Что же такого могло случиться? – подумал Весельчак. – Не засчитал же ему Дорнблатт экстерном очередной курс?»
Он уж было вознамерился спросить Заффу о причинах столь благодушного настроения, но тот и сам «раскололся» после очередной порции вина:
– Представь себе, дружище, – сказал биланец, пихнув Борланда локтем, – сегодня я встретил женщину, в которую был влюблен годы назад – до того, как меня выставили за порог Академии.
– Судя по тому, как ты сейчас выглядишь, вы довольно плодотворно пообщались, – хохотнул Борланд.
Заффа же – таким Весельчак видел его впервые – смущенно уставился в пол и… покраснел! Впрочем, последнее можно было списать на выпивку и стоявшую в таверне вечернюю духоту.
– Ты сделал неверный вывод, – сказал биланец, – хотя, надеюсь, завтра он воплотится в жизнь. Сейчас же я рад тому, что Синтия помнит меня и не возражает против того, чтобы возобновить отношения. Правда, теперь все, конечно, будет сложнее, чем раньше…
– Дай угадаю. Она вышла замуж?
– Увы, это так и есть… – Улыбка на лице Заффы чуть потускнела. – Причем – за одного из арканских аристократов. Даже не знаю, как мне и быть в такой ситуации. Все могло сложиться иначе, не стань я… Тем, кем стал после прощания с Академией. Сам понимаешь – стыдно было показываться на глаза любимой вечером того же дня, когда я отрубал чью-нибудь голову на центральной площади.
– Ого! – встрепенулся насмешник Ревенкрофт. – Оказывается, я за этим столом – далеко не самый большой оригинал. Обидно даже. Намор, – повернулся вампир к барду: – Надеюсь, хоть ты-то у нас – не злодей и не душегуб?
– Н-нет, – запинаясь пробормотал Долгонос, еще не успевший привыкнуть к обществу клыкастого циника. – Я самый обыкновенный музыкант.
– Кстати, может, сыграешь что-нибудь? – предложил Борланд, откупоривая очередную бутылку.
– Ох, не знаю даже, – с сомнением произнес Намор. – Чаще всего, когда я пытался петь в обществе свои песни, мне перепадало колом вдоль спины.
– Ну, вдоль спины – не худшее, что можно сделать колом, – не замедлил пошутить вампир.
– Не хочешь петь свои – спой чужую, – махнул рукой Весельчак. – Эльфийское что-нибудь знаешь?
– Эльфийское?..
Намор был несколько удивлен. Фактура Борланда не давала повода подозревать в нем любителя тонкой поэзии верхних лесничих. Долгонос не мог знать, конечно, что будущий лидер «отряда возмездия» полюбил эльфийские песни не так давно – в биланской таверне «Кирка и кувалда», услышав их в исполнении кандарского гостя Индалинэ Итрандила.
– Да, знаю кое-что, – сказал Долгонос. – Их знаменитую песню, которую эльфы сложили еще в эпоху Волшебных войн.
– «Над башней рассвет»? – уточнил Ревенкрофт.
– Ну да, она самая. А ты откуда знаешь?
– О, мне не раз доводилось слышать ее, звучащую у ночных костров, – усмехнулся вампир. – В ту самую, кстати, эпоху. Как же давно это было… Рад буду вновь насладиться этой прекрасной мелодией.
Бард поудобнее устроился на своем стуле, сыграл вступление и начал петь:
Давайте ввысь поднимем очи,
Врезаясь взгляда лезвием в застывший саван ночи,
Узрим все небо полусонным ранним утром.
Смотрите! Окаймленный перламутром,
Янтарный луч льет первородный блеск,
Скользит по травам, по жемчужным токам рек.
По дремлющему камню шпилей и колонн
Бежит чуть слышно колокольный звон.
Раскаты эха заплясали в куполах,
Потоки света заиграли в зеркалах.
И вороновый бархат тлеет, рассыпаясь в прах,
И тает серебро на листьях и в глазах.
Взмывает золотом светило. Посмотри,
Как, внемля радужным биениям зари,
Подобный призрачным незримым водопадам,
Сквозь арки окон растекаясь по запыленным аркадам,
Дух башни, из дремоты восходя, ударил в струны тишины,
Все, что не сказано, растопит камень, в коем мы заключены,
Освобождая чувства от немыслимых оков,
Срывая древней тайны полупризрачный покров .
– Ничего себе, – потрясенно произнес Борланд, когда песня закончилась. – Просто слов нет…
– Это самые проникновенные стихи из всех, что я когда-либо слышал, – сказал Заффа. – А слышал я немало.
За соседними столиками также раздались одобрительные возгласы.
– Эльфы стараются добиваться абсолютного совершенства во всем, за что бы они ни брались, – промолвил Ревенкрофт. – То же самое могло быть и с нахейросами: мы ведь ведем свой род как раз от эльфов. Но, к сожалению, некоторые особенности нашего существования не позволяют сосредоточенно заниматься чем бы то ни было. Обязательно кто-нибудь придет и убьет.
– Да, замечательная песня, – продолжал восторгаться Борланд. – Но кое-что в ней показалось мне странным. Когда она была написана, у младших рас еще не было такой чудесной архитектуры, какая описана в этих строчках. Сбросившие иго дзергов и марров люди, эльфы, гномы и орки все вместе жили в лесных шатрах, деревянных хибарах, а то и вовсе в горных пещерах. Откуда же эти слова?
– Не возражаете, если я отвечу? – спросил кто-то поблизости.
Кто-то, подошедший к их столу еще при первых звуках эльфийской песни, но все время, пока она звучала, остававшийся не замеченным увлекшейся дивной музыкой компанией. Он, скорее всего, и сам был эльфом. Рейнджеры тоже повсюду расхаживают с луками и колчанами, но только верхние лесничие носят эти красивые яркие плащи цвета весенней листвы. Лицо нового участника беседы скрывал капюшон.
– Не возражаем, – сказал Борланд. – Присаживайтесь.
Внутренне он все же несколько насторожился. С теми, кто не желает демонстрировать свою наружность, всегда следует держать ухо востро.
Взяв свободный стул от соседнего столика, незнакомец занял место между Заффой и Борландом.
– Эта песня, написанная, к слову сказать, одним из моих предков, – сказал он, – является своего рода пророчеством в стихах. Да, младшие расы в ту пору не располагали надлежащими познаниями в архитектуре, чтобы возвести описанные в песне башни и колонны. Но ведь когда-то они не знали и магии, с помощью которой в итоге победили своих угнетателей. «Над башней рассвет» – не просто песня, а взгляд в будущее. Возможно, даже более далекое, чем сегодняшний день. И, кстати, господин бард, в ней ведь имеется еще один куплет.
– Ах, ну да, точно! – Долгонос хлопнул себя по лбу. – Очень давно не обращался к ней, вот и забыл.
Намор вновь ударил по струнам. Он хотел спеть последние строчки эльфийской песни-пророчества, но вместо него это сделал незнакомец в зеленом плаще:
Мы кварца песчинки. Очнувшись от снов,
Разрушим темницу песочных часов.
Вмиг обретем избавленье от тяжкого бремени —
И навсегда потеряем понятие времени.
Борланд встрепенулся. Он уже слышал эльфийские песни, спетые именно этим голосом: звонким и чистым, как вода горного потока, что с ревом несется по каменистому дну.
– Приветствую вас, сударь мой Итрандил! – воскликнул Весельчак. – Вот уж кого не ожидал здесь встретить!
– Так вы знакомы? – удивленно произнес Намор.
– Более того – друг другу мы обязаны тем, что оба все еще продолжаем украшать своим присутствием этот мир! – рассмеялся Борланд. Он был искренне рад этой неожиданной встрече.
– Понимание и взаимовыручка – основа дружбы между младшими расами, – проговорил эльф, сбрасывая капюшон. – Доброго вечера всем. Я оказался здесь совсем не случайно. Хотел найти вас.
– Нас? – удивился Борланд. – Но как вы узнали, где мы?
– Можно на «ты», – махнув рукой, сказал Индалинэ. – Мессир Дорнблатт сказал мне, где вас можно найти.
– Дорнблатт? Я все же решительно ничего не понимаю, – недоуменно произнес Весельчак.
– Кажется, я понимаю, – сказал Заффа. – Ты хочешь присоединиться к нашему отряду – верно, Индалинэ?
– Да, – кивнул эльф. – Я был в Зейноне. Видел, что там случилось. После этого я просто не могу остаться в стороне. Решать, конечно, тебе, Борланд…
Весельчак ответил, не раздумывая ни секунды. Он знал, кто таков есть Индалинэ Итрандил. Первостатейный стрелок, умелый воин, да еще и маг – такого поискать пришлось бы! А он уже сам пришел…
– Ну что ж, Индалинэ, – сказал Борланд, разливая по кубкам вино. – Добро пожаловать на борт. Кстати, а как ты добрался сюда так быстро? Из Кандара вроде бы путь неблизкий.
– Я воспользовался волшебным зеркалом. Ты, может быть, видел его в кабинете у Дорнблатта?
Борланд кивнул.
– В нашем Чертоге разума стоит такое же. Все существующие зеркала связаны между собой, и каждое из них можно превратить в небольшой портал. Так что хозяева этих артефактов могут иногда навещать друг друга.
– Было бы здорово, если бы мы смогли и в Дикие земли попасть подобным образом, – мечтательно произнес Борланд. – Заффа, есть ли какой-нибудь способ сделать это?
– Способ-то есть, – сказал биланец, – но нам, боюсь, не доведется им воспользоваться. Я говорил об этом с Дорнблаттом. Он опасается, что прислужники Мрака смогут засечь магическую активность, сопутствующую открытию Большого портала. А это даст им время, чтобы подготовиться к нашему появлению – или же опять сбежать. Поэтому нам придется добираться к цели на лошадях…
– Ну что ж, – развел руками Весельчак. – Раз так считает мессир Дорнблатт, нам остается только повиноваться. Да, Индалинэ, я должен кое-что тебе рассказать. Не хочу, чтобы внутри команды имели место какие-то недомолвки. Мое настоящее имя – Борланд, и я…
– Я знаю, – мягко прервал его Итрандил. – Дорнблатт мне все рассказал. Кем бы ты ни был раньше, сегодня ты – Освободитель Схарны.
– За Освободителя! – провозгласил Ревенкрофт, поднимая чашу.
– Успеется еще, – отмахнулся Борланд. – Давайте-ка лучше выпьем за нашего нового компаньона – Индалинэ Итрандила из Кандарского леса!
Весельчак протянул эльфу свой кубок, а сам принялся хлестать «Кровь дракона» прямо из горлышка.
В ту ночь многие жители Эльнадора неожиданно для себя самих предались размышлениям о будущем. Словно некий беспокойный дух порхал над городом и, время от времени залетая в окна домов, обхватывал длинными холодными пальцами головы встреченных там людей и начинал что-то назойливо им нашептывать. Предчувствие перемен… Да, именно оно тяжело ворочалось где-то под сердцем города, готовясь, взломав каменную кладку на центральной площади, вырваться наружу, встать в полный рост и простереть над столицей Арлании сотканные из сизого хихикающего тумана крылья. Что-то близится… Что-то грядет… Что-то дурное крадется, ползет сюда тайными проклятыми путями. Город продолжал шуметь и веселиться – он просто привык так жить, но тягостные мысли сверлили изнутри не одну сотню голов. Многие до утра не смогли уснуть, и даже беспечные пьяницы в кабаках, вместо того чтобы одним махом опрокинуть в рот очередной кубок и пуститься в пляс, погружались в невеселые раздумья…
В число снедаемых беспокойством попал и землянин Андрей Королев. Он, правда, думал не о том, что ждет в ближайшем будущем Эльнадор, а о своей собственной судьбе.
Андрей с закрытыми глазами лежал под одеялом, но не спал. Минувшим вечером он окончательно понял, что является пленником Дорнблатта. Правда, гораздо более свободным, нежели любой другой пленник. Его тюрьмой являлся целый мир…
«Архимаг не желает отпускать меня из Схарны, – думал Андрей, сжимая и разжимая кулаки. – Он лжет, утверждая, что не знает, как помочь мне вернуться домой или продолжить путь, чтобы попасть в Тернагон. Конечно, ведь я для него – кладезь открытий, которые можно выдать за свои. Иными словами – курица, что несет золотые яйца! Проклятье, ну почему он не захотел быть честным со мной? В том, что старик лжет, можно теперь не сомневаться».
Несколько дней назад Дорнблатт сказал Королеву, что помочь разобраться с его проблемой, вероятно, сможет маг по имени Фернгол из заморской страны Ончанд: «Я уже послал ему вызов, – заверил землянина архимаг. – Фернгол прибудет не скоро, но это время – сущая малость в сравнении с тем, что вы уже провели в нашем мире. Можно и потерпеть».
Конечно, вытерпеть еще несколько недель он был в состоянии. Андрей поверил Дорнблатту в тот день. Но сегодня от этой веры не осталось и следа. Случайно Королев стал свидетелем того, как на самом деле ходят друг к другу в гости схарнийские волшебники. Он как раз сидел в кабинете Дорнблатта, описывая тому конструкцию велосипеда. Кто-то воззвал к ректору через волшебное зеркало – ну, такие-то вещи стали уже делом привычным. Но через несколько минут Андрей увидел, как Дорнблатт прямо в зеркале открывает портал, через который в кабинет шагает статный эльф. Это было как удар молнии в тихий безоблачный полдень. В тот миг Королев ясно понял, что его нагло водили за нос целых десять лет.
«Вот оно, значит, как, – подумал тогда Андрей. – Почему бы и товарищу Фернголу не поступить точно так же, вместо того чтобы пускаться в затяжное путешествие по волнам? Стало быть, этот благообразный заботливый старец солгал мне. Никого он не вызывал. Вот старый лис!» – Карандаш, который землянин держал в руке, хрустнув, переломился пополам.
Андрей не стал ни в чем упрекать Дорнблатта. Даже не дал ему понять, что догадался о многолетнем плутовстве. Он уже знал, что вскоре ему предстоит отправиться в Дикие земли в составе отряда специального назначения…
Возвращаться Королев не собирался.
Еще один волшебник всю ночь проклинал свою горькую участь. У этого человека, впрочем, она была куда более горькой, чем у Андрея…
Проживи Я’Ли Адавил хоть тысячу лет – он никогда не смог бы забыть затхлого темного склепа на Кладбище криков, куда он так неосторожно спустился, воспользовавшись заклятием хождения сквозь стены, но не удосужившись перед этим разведать обстановку. Да-да, тот самый гнусный склеп, и еще более гнусные рожи столпившихся вокруг колдунов, что вмиг обездвижили его, лишили волшебной силы, а после…
Лучше бы ему, конечно, вовсе не вспоминать о том, что случилось после. Но это, увы, было невозможно. На людях Я’Ли, хоть и с большим трудом, но мог все же контролировать свои эмоции. Но вернувшись домой молодой волшебник, бывало, часами бился в истерике. Проклятие, из-за которого любой человек, даже сам того не желая, мог превратить его в рогатую тварь, было не самым страшным. В компанию биланских колдунов затесались несколько грязных извращенцев… Именно то, что сотворили с Адавилом Филгор и его «синие» дружки, превратило жизнь Я’Ли в бесконечный кошмар. Именно это заставляло его кататься по полу, скрипя зубами и изрыгая проклятия. Черные чары были частично нейтрализованы Дорнблаттом, способность творить чудеса вернулась, но это… Самый умелый лекарь, самый искусный маг – и даже, пожалуй, сама Занзара – не смогли бы исцелить раны, которую душа Я’Ли Адавила получила на Кладбище криков.
Ничтожным, мизерным утешением было для него то, что в родном Эльнадоре никто ничего не знал. Да и в самой Билане узнать о его позоре успели совсем немногие: Я’Ли тогда сам проговорился, раскиснув во время допроса. Но вот сегодня он вдруг встретил в Академии магии человека, который вел тот допрос…
Это было как гром среди ясного неба. Жизнь Я’Ли, пускай и была отягощена страшными душевными терзаниями, являла собой все же далеко не худший вариант. Место преподавателя в Академии, и это при том, что он лишь в прошлом году сам закончил ее без каких-либо особых отличий: многие могут только мечтать о такой карьере. Появление же Кедрика… точнее, Борланда – все от тех же мерзких чернокнижников Я’Ли знал его настоящее имя – поставило спокойное существование под удар. Борланд может рассказать о биланском изнасиловании Дорнблатту, студентам, разнести позорную правду по всему городу! Никто и не вспомнит тогда, что маг Адавил попробовал «синей» любви против собственной воли. Все будут смеяться над бедным Я’Ли, плевать в него и побивать его камнями! В отчаянии Адавил впился зубами в подушку и оторвал от нее кусок, набив рот пухом и перьями. Отплевываясь, он скатился с кровати и заорал во весь голос, запустив пальцы в лежавшую на полу медвежью шкуру:
– Что делать? Богиня, что же мне делать?!