Глава 17
Большой спектакль, часть II, или Тиха имперская ночь
Поскольку занятий не было, да и дел особо тоже никаких не предвиделось, я позволил себе королевский отдых и продрых ровно до тех пор, пока в комнату не ворвались остальные члены нашей пятерки. Надо отдать должное Диргу, он, несмотря на вчерашнюю гулянку, встал часов в девять и сразу начал крупную кампанию по приведению своего отряда в боеспособный вид. Честно говоря, я и не предполагал, что могу входить в «скрыт», даже уткнувшись зубами в стенку. Хотя до обеда меня искали, очевидно, по той причине, что я весьма успешно завернулся в одеяло и ничем не напоминал живого человека. Впрочем, ребята все же догадались поискать меня в комнате: их ждал успех, ну а меня — потревоженный сон.
Поломавшись скорее для виду, чем из желания еще немного попускать слюни, я все же поднялся и поплелся в сторону ванной комнаты. Как всегда со смердяхой на плече, я стал свидетелем безудержного хаоса в отдельно взятом общежитии. Все бегали, кричали, спорили, иногда даже сверкали вспышки заклятий. Одним словом, народ готовился. Толком не уделяя внимания таким мелочам, как приближающийся Малый турнир, я умылся и вернулся в комнату. Здесь меня уже ждали заведенные ребята, но, понятное дело, этим нервозным личностям я предпочел пирожки с мясом. Не успел я насладиться завтраком, как меня буквально за шкирку потащили в дальний корпус. Как вы уже поняли, я не сопротивлялся и вообще фактически медитировал. Вся суета, весь гам и возня будто проходили мимо меня. Это сродни ощущению, когда ты лежишь на берегу шумной реки и смотришь, как волны стремительно уносятся куда-то вдаль.
В самом корпусе нас дожидался куратор. Он не стал толкать речи или давать последние напутствия, а провел очередное теоретическое занятие. И лишь под конец пожелал нам удачи в бою. После этой фразы меня потянуло улыбнуться, но, к сожалению, позволить себе такую роскошь я не мог и уныло поплелся за остальными. Занятие затянулось, и в общежитие мы вернулись к сумеркам. И все же ребята никак не могли угомониться. Используя наш с Диргом номер как базу, они сидели и обсуждали возможные тактики, ситуации, стратегию и темпы. И если днем я олицетворял собой апогей безразличия, то ближе к вечеру уровень раздражения поднялся к метке «я спать, а вы как хотите».
— И что это ты такой спокойный? — прищурилась графиня Норман, оторвавшись от схемы, которую они так увлеченно чертили с рыжим.
— А мне волноваться надо? — вопросом на вопрос ответил я.
Сидя в кресле, я хрустел очередным яблоком и, закинув ноги на стол, бездумно пялился в окно.
— Мог бы, — скривился Кандид. Видят боги, этот парень начал меня доставать. — А то все вокруг тебя суетятся, а ты как вельможа сидишь. Хотя что с бегунка-то взять…
Вот этим он и достает. То на мой социальный статус намекнет, то по резерву проедется. С таким я бы даже чарку браги не распил, какой уж тут турнир, но выбора нет. Я еще раз окинул взглядом эту компашку. Сейчас они вчетвером сидели на полу и, обложившись пергаментными листами, пытались составить идеальный план. Сам-то я никогда такими вещами не занимался, это было по части Пило или Старшего. Да и вряд ли тактика и стратегия военной битвы, где счет идет на сотни тысяч разумных, сравнима с игрой пять на пять.
— А-а-а-а-а-а!!!
Народ чуть было не попадал, хоть все уже и так сидели.
— Что это было? — спросила ошарашенная Лейла.
— Это я поволновался, — ответил я охрипшим голосом, все же такие крики вредны для горла.
Встав с кресла, я в гробовой тишине прошествовал к выходу. И лишь когда дверь захлопнулась за спиной, почувствовал облегчение. В коридоре было пустынно, поэтому недолго думая я спустился по лестнице, кивнул старичку-смотрителю и вышел на улицу. Вечерело. Солнце медленно опускалось за горизонт, а подступающая ночная прохлада приятно холодила запаренную кожу. Со лба пропала испарина, а в ногах появилась легкость.
Пройдя всего пару метров, я не удивился, когда на одной из лавочек обнаружил знакомую фигуру. Недолго думая я подсел и, точно так же закинув руки на спинку, обратил свой взор к небу.
— Тоже достали? — скучающим тоном поинтересовался Санта.
— Ага, — кивнул я.
Больше со скамейки под сенью клена не донеслось ни звука. И две фигуры молча и спокойно лицезрели, как небо меняет свой окрас с предзакатного алого марева на багряно-золотой, а потом и черный. И лишь когда в выси сквозь мглу прорезались первые звезды, одна из фигур встала и ушла. А спустя десяток минут поднялась и другая. Привычно отряхнув дешевые холщовые штаны, она двинулась следом.
Не стоит описывать, что за хаос творился по всей территории общежития на следующее утро. Предусмотрев подобный вариант, я попросил Дирга колдануть нам воды. И это помогло. Во всяком случае, мы не стали участниками лихой драки, возникшей вроде как на ровном месте в ванной комнате. В итоге сразу семеро магов из разных команд были вынуждены преждевременно отправиться к лекарям. Да и саму лестницу я резонно посчитал не самым безопасным выходом из общежития. Поэтому привычно сиганул в окно, рыжий прыгнул следом. На улице народу как будто было поменьше, но на самом деле здесь просто пространства больше, а ситуация ничем не отличалась. Такое ощущение, что вчера студиозусы просто разминались перед сегодняшней беготней. На миг мне показалось, что мы участвуем в некоей демонической эстафете. Проносящиеся мимо фигуры мелькали с такой скоростью, что можно было подумать, будто где-то из-под земли бьет золотой фонтан и народ торопится урвать свой кусочек желтого счастья.
— Давай поторопимся, — попросил Дирг.
Обреченно вздохнув, я устремил свой взор в сторону академских часов. Циферблат на башне показал, что сейчас только десять утра, а значит, до ближайшей — то бишь нашей — схватки целых три часа. Но если для меня это — «целых», то для остальных — «всего лишь». Убедить соратника в том, что носиться как ужаленным просто глупо, я не мог. Еще раз вздохнув, я кивнул, и мы побежали. Точнее, помчались, словно пытаясь укрыться от взора Темного Жнеца.
И пока мы бежим в сторону арены (крупнейшего полигона на территории), стоит поподробнее рассказать про этот самый Малый турнир. На самом полигоне зрителей не будет. Руководство решило, что ставить купол — слишком затратно да и не нужно. Над песком будет кружить дюжина следилок, транслирующих изображение на специальные экраны, расположенные в местном актовом зале. Понятное дело, никакого судьи тоже не предусмотрено. Самый верный рефери в этой ситуации — тот самый амулет с красным защитным полем. А рядом с местом действия будет дежурить команда быстрого реагирования — на тот случай, если у кого-то хватит сил сотворить что-то опасное для жизни. Хотя таких среди нас, кроме Санты, всего несколько десятков. На первых трех курсах, понятное дело, таких всего парочка. Пока мы бежали, до меня доносились обрывки фраз других спринтеров. В основном обсуждали разумных, угодивших в лазарет, поминали добрым словом большинство аристократов, желали разных несчастий Санте, ну и предполагали, кто же будет первым топтать песок арены.
Но закончилась марафонская дистанция, и мы столпились в актовом зале. Это был большой овальный одноэтажный корпус всего с одним помещением. Раньше здесь преподавали танцы, но было это так давно, что даже в летописях такие занятия упоминаются вскользь. Огромная галдящая толпа в замкнутом пространстве — отнюдь не предел моих мечтаний, поэтому я грезил о моменте, когда объявят команды — участницы сегодняшнего тура и отпустят готовиться первую двойку. И когда на высокую трибуну взобрался заместитель ректора, человек-шар с вечно потным лбом, наша пятерка в полном составе уже готовилась отправиться переодеваться в камуфляж.
Конечно, было бы разумно привести ту напыщенную речь, сдобренную самыми слащавыми метафорами, но у меня от такого уши завернулись в трубочку, и я закономерно половину прослушал. И все же настал тот час, которого мы так ждали: едва прозвучал номер нашей пятерки, как мы уже помчались к арене. Минуя парки, пересекая дорожки, оставляя за спиной беседки, мы добрались до полигона, стены которого терялись в вышине. Там нас уже встречали следящие: они протянули нам амулеты и указали путь к раздевалке. Ребята по привычке побежали к раздевалке, я же неспешным шагом следовал за этими ужаленными. Вертя в руках амулет, я думал, каким гением надо обладать, чтобы сотворить такое волшебство и поместить его в невзрачный с виду кулон. Обычная капелька хрусталя в железной оправе, а надень — и один раз коса Жнеца пройдет мимо нити твоей души. Поразительное достижение не только мысли, но и искусства.
В помещении со шкафчиками, лавками и душевыми не было отделения для «мальчиков и девочек», но сейчас это мало кого волновало. Впрочем, наши девушки таки нашли себе небольшое укрытие в закутке, хотя никто, кроме меня, в ту сторону и не смотрел. И вовсе не потому, что некий Тим Ройс столь озабочен известными вопросами. Просто мне было больше нечего делать. Буквально за минуту скинув одну одежку и нацепив другую, я просто не знал, чем себя занять. И раз уж Лейла с графиней Норман так удачно запрятались в уголке, я расскажу вам о камуфляже.
Крепкие сапоги из кожи неведомого земноводного, штаны из крепкой ткани, способной выдержать высокие температуры, рубашка из того же материала, куртка, какие обычно используют охотники, и перчатки из кожи хмары. Как-то раз видел эту тварюгу на картинке, некая помесь гиббона со змей. Страшна до безумия. Встреть такую ночью, и пара седых прядей — это тот неизбежный минимум, с которым ты уйдешь с подобной свиданки. У девушек одежда ничем не отличалась, разве что куртки и рубашки оказались приталенными.
— Посидим? — неуверенно предложил Кандид, когда все были готовы.
— Посидим, — кивнул я.
И мы посидели. Часа эдак полтора. Не знаю, как я не заснул, но это стоило мне немалых усилий. Наконец за четверть часа до начала к нам зашел один из следящих. Он уведомил, что оружие одобрено и висит у выхода на арену. Ах да, совсем забыл поведать. Еще два дня назад нам пришлось сдать свой арсенал на проверку: вдруг кто решит использовать какой-нибудь убойный артефакт, а такое ни-ни — запрещено. И не стану скрывать, удивлен, что мои сабли прошли проверку. Уж как я над ними висел, как мучил Молчуна и Нейлу, когда они рисовали эти печати, а потом пытались скрыть их под вязью замысловатого узора. Да и про сам металл мало кто знает, даже Молчун развел руками, что на его языке означает: «В первый раз такое вижу». Но, как выяснилось после некоторых экспериментов Колдуньи, сабельки не были магическими, а металл хоть и неизвестен, но магией от него тоже не тянет. Уж не знаю, чем мне приглянулись эти малышки, но точно не волшебством.
Прозвучал первый гонг, и народ двинул к выходу. Спустившись по винтовой лестнице, мы оказались в длинном коридоре, который оканчивался подъемной решеткой. На стене неподалеку действительно висел наш арсенал. Свои сабли я нашел сразу, рядом висел бастард Дирга, следом шел полуторник Кандида, далее — два посоха, принадлежащие девчонкам. И если дело дойдет до рукопашной, то вся надежда будет на рыжего, так как я не собираюсь во второй раз прилюдно звенеть сталью. Вы спросите, почему? Ответ все так же записан в моем дневнике.
А вот и второй гонг. Народ стал проверять одежку: как сидит, нет ли прорех или, может, что-то велико-мало. Рыжий угрюмо покачивал бастардом с украшенным каменьями эфесом. Девушки опирались на посохи, как на походные палки, а я, заложив руки за голову, насвистывал гимн «Пробитого золотого».
Ну вот и все… Медленно, с натужным скрипом поднялась решетка.
— Действуем по плану, — прокряхтел Дирг.
И тут меня осенило:
— А у нас есть план?
Кажется, никогда в жизни я не подберу нужных слов, чтобы описать ту бездну ужаса, что отразилась в глазах друзей…
— … Саэл труто! — выкрикнул заклинатель.
Подобравшись, я вскочил и, кувырнувшись в воздухе, упал в метре от того места, где сейчас уже шипела и плевалась лавовая лужа. Перекатившись по земле, я вновь скрылся за стеной и стал усиленно думать, так как ничего другого в подобной ситуации сделать не мог. Вот уже четверть часа я нахожусь под форменным артобстрелом, а все из-за лазейки в правилах и безалаберности моих друзей, ну и толики моей недальновидности.
— Саэл лим!
Огненный шар просвистел в паре метров от меня. Что ж, у меня есть минуты две, пока они не найдут это укрытие, а значит, можно рассказать, что к чему. Бой не заладился с самого начала. Не зная правил, я решил отсидеться в тылу, но адреналин и азарт погнали меня вперед. Уже через пару минут я преодолел средний огневой рубеж, а еще через одну оказался нос к носу с пятью вражескими магами, коих там никак не могло быть. Врезав одному из боевиков в пах, я спешно ретировался и теперь находился в двадцати метрах от флага и в тридцати — от своих камрадов.
Почему же я там встретил сразу пятерых магов, а не, скажем, двоих? Все просто. В правилах говорится: «По истечении часа, если флаг не захвачен, победителем объявляется та команда, в которой больше условно выживших». Поэтому молодчики, что сейчас так усердно меня обстреливают, и заняли круговою оборону вокруг флага, намереваясь свести игру к ничьей. Вот ведь редиски! Ведь турнир — это в первую очередь веселье, а уже потом — приобретение опыта в ситуации, максимально приближенной к военной операции. А какое может быть веселье в сидении в одной точке с поднятыми щитами? И ладно, если бы только противник меня разочаровал, но и камрады оказались «пальцем деланы». Как этим птенчикам сказали держать порядок, так они и держат его. Один прикрывает, двое атакуют, последняя страхует. И нет чтобы вылезти из укрытия и жахнуть вчетвером в одну точку, так нет, надо размеренно, экономя энергию, выпуливать несколько заклинаний и проклятий.
— Саэл лим!
Очередной огненный шар просвистел в метре от меня, и мне все же пришлось бежать до следующей стены.
Кстати, о стенах. Арена напоминала Варшаву в сорок четвертом, будто здесь маленький город бомбили. Обвалившиеся стены, овраги, заборы какие-то. Короче, антураж и все такое, ну заодно и спрятаться можно. Проще говоря — действительно приблизили к реальности.
Не успел я перевести дыхание, как снова прямо над головой пронеслась вереница проклятий. Ненавижу драться с некромантами-малефиками. Как колданут что-нибудь — а потом у тебя гной из глаз польется, кровь из ушей хлынет или еще какая гадость случится, на которую способны первокурсники. В целом битва шла так. Некромант-малефик и боевик сдерживали моих товарищей, а заклинатель и боевик-стихийник поливали меня огнем и землей. Вот и сейчас, укрывшись в овражке, я спасся от каменного кулака размером с кувалду. Повернувшись на спину, я заметил, как где-то там, среди камней, мелькает знакомая рыжая шевелюра. С паническим ужасом я повернул голову влево и увидел солнце. Что ж, значит, я сделал круг и сейчас нахожусь аккурат между двух огней. И лишь постучалась эта мысль в сознание, как мне уже пришлось продемонстрировать все акробатические трюки, на которые я был способен. Прыгая, крутясь, скользя и даже летая, я уворачивался от доброй дюжины заклинаний и проклятий.
— Вы что творите? — крикнул я бравой четверке, когда скрылся за стеной.
Дирг высунулся и стал корчить какие-то рожи и размахивать руками.
— Что-что?
Он продолжал свою пантомиму.
— Скажи по-человечески!
Чувство опасности ледяным обручем сдавило голову, и я, ведомый инстинктами, отпрыгнул в сторону. И в момент, когда ноги оторвались от земли, стену как ножом разрезало, а моему взору предстала «водная плеть». Вот отчего те двое так долго не отмечались — готовили мощное колдунство. И самое страшное, что эта самая плеть устремилась прямо мне в лицо. Ужом извернувшись и вжав голову в плечи, я пропустил удар над головой. В итоге отделался срезанным хохолком и промокшей одеждой. Плеть-то росой потом опала, и прямо на меня. И стресс, и душ в одном флаконе.
— Перебивать невежливо! — крикнул я парочке, намереваясь вывести противников из себя.
И мне это удалось. В ответ посыпалась самая отборная ругань. М-да, как представлю, что творится в актовом зале, так самому смешно становится: звук-то ведь тоже транслируется. И тут мне снова пришлось уворачиваться. Что-то фиолетовое прилетело прямо ко мне и ударило рядом с левой ногой. И тут сознание услужливо напомнило, что это за проклятие. Проще говоря, если в мужика такое попадет, то весь следующий месяц он будет лишь жалкой тенью прежнего себя. И если меня таким образом хотели разозлить, то у них это получилось.
— Ну вы попали! — прорычал я.
Рывком вытянув сабли из ножен, я ударил ими друг об дружку. Вылетела искра, а мгновением позже засветились половинки печатей на саблях. И тогда я снова ударил ими друг об друга. Искра, еще не успевшая исчезнуть, стала раздуваться. За какие-то пару ударов сердца на острие правой сабли возникла шаровая молния размером с грейпфрут. Часто задышав, я перемахнул через стену и, еще будучи в воздухе, пальнул своим собственным изобретением. Шар, искря и шипя, оставляя за собой призрачно-серебряный трассер, в мгновение ока достиг укрытия той парочки. Раздался взрыв, и две стены осыпались каменным дождем. Вот только щиты магов это не пробило. Взяв с места максимальную скорость, я рванул к оглушенным врагам. Первого наотмашь рубанул саблей, и тут же тот осветился красным светом. Не обращая внимания на второго, я стал считать. Сейчас для меня было важно выяснить время отклика следящих. И оказалось, что это всего-то две секунды. Всего две секунды отделяют мага в черном балахоне от условно погибшего. Следящий возник из ниоткуда и, положив руку на плечо «погибшего», так же испарился в никуда. Вот ведь загадка: телепортироваться вроде невозможно, но сильные маги исчезают и появляются, когда им заблагорассудится. Странно.
Но сейчас уже не до этого. Второй маг встал и, перехватив посох, ринулся в атаку. Ну да, конечно. Слегка повернув корпус и пропуская нехитрый выпад под рукой, я перехватил саблю и тюкнул страдальца эфесом по голове. Глаза того закатились, и вскоре он осел на землю. Не теряя времени, спиной чувствуя, как плетут заклинания другие три мага, я рванул к флагу. Когда моя рука уже схватила древко, в спину ударили сразу три проклятия. Мир окрасился в красное…
Очнулся я в раздевалке, а не в лекарском корпусе, что не могло не радовать. Едва открыв глаза, я стал свидетелем того, как народ умеет радоваться таким мелочам, как победа в первом туре. Парни выкидывали какие-то коленца, будучи в одних портках, а девушки, прикрывшись полотенцами, охотно присоединились к товарищам. Я же, влившись в атмосферу, ритмично хлопал ладонями об колени. Наконец, когда эмоции поутихли, все заметили, какой я молодец, но и они тоже хороши, раз дали мне возможность для такого маневра. Я не стал спорить. Не потому, что мне все равно, просто не мое это дело — учить бою. У нас есть куратор, он за это деньги получает, и опыта у него явно больше. Пусть сам разбирается со своими падаванами, которые двадцать минут на одном месте просидели.
Собравшись и одевшись, мы вышли на улицу и с гордо поднятой головой прошествовали к корпусу. Там нас уже ждали ребята, наблюдавшие за боем. Они окружили нас, чтобы услышать наши впечатления и выяснить, что было сложно, а что легко. И если господа аристократы чувствовали себя как рыба в воде, будучи в центре внимания такой толпы, то я же спешно ретировался. Да и неохота слушать выговор куратора, когда он пробьется к своим ученикам. А он пробьется…
Повесив сабли на пояс, я зашагал к общежитию. По дороге не встретил ни одного разумного, даже старик-смотритель куда-то пропал. Открыв дверь, я убрал оружие в шкаф и, прыгнув на кровать, забылся в стране Морфея.
Откровенно говоря, сон этот показался мне длиной в две декады, именно столько времени заняло наше продвижение к финалу. Чико действительно устроил ребятам разнос, и они резко поумнели. Уже в следующем бою я исполнял роль реального бегунка, то есть мешал врагу и не отвлекал наших, пока те старательно разделывались с противником. Так мы выиграли второй бой, а за ним третий, четвертый, в котором мне сломали руку, потом пятый и даже шестой. И в каждом нам встречалась сборная солянка из первых трех курсов. Уж не знаю, сколько старик Гийом заплатил ректору, но явно немало, раз нас так умело вели к финалу. И вот когда эмоции зашкаливали, а ребята почувствовали свою силу после сложнейшей победы в полуфинале, нам с Диргом, стоя спиной к спине как единственным выжившим, пришлось отбиваться сразу от четверых второкурсников. В тот момент нам казалось, что шансов нет. И пусть у всех резерв просел и больше не позволял создать ни одного заклинания, даже при этом умение фехтовать у второго курса было на высоте. Однако каким-то невообразимым чудом я смог провести серию ударов и завершающим ударом чиркнул по шее одного, который, падая, задел собственным кинжалом союзника. В итоге ситуация оказалась равная, и мы с честью одержали достойную победу. Девушки ликовали, Дирг получил долгожданный поцелуй от графини Норман, а Кандид, увидев это, кажется, собрался вешаться. Впрочем, Густаф не такой парень, чтобы долго грустить, — уже на следующий день он нашел новый объект сердечных вдохновений.
Но в тот же вечер состоялось второе сражение полуфинала. Команда Санты против команды темного эльфа, так неудачно раздробившего мне грудь. И что вы думаете — на экране команда сильнейшего мага столетия просто сидела и резалась в карты, когда капитан один вышел против пятерых. Даже я не был уверен в его здравомыслии, но всего два огненных торнадо — и вот уже Санта остался с эльфом один на один. Они некоторое время буравили друг друга взглядами, после чего эльф предпочел резануть себя по горлу. Странные у них понятия о гордости, у этих остроухих, мол, от своей руки умереть почетнее, чем от руки врага. У большинства народов все наоборот.
В общем, оценив ситуацию, моя команда (правильнее будет сказать — команда Дирга) сразу впала в глубокую депрессию. И даже куратор не мог восстановить прежний боевой настрой. И когда стало ясно, что мы проиграем, даже не выходя на песок, Чико плюнул на землю и поведал нам секрет секретов. Оказалось, что победившую команду отправят на оплачиваемую годичную практику, руководить которой будет, соответственно, куратор этой команды. Я осознал степень заинтересованности лейтенанта, а ребята воспрянули духом. Только услышав про возможное путешествие, глаза их загорелись нестерпимым пламенем. И попадись им на глаза сильнейший маг столетия, от него осталось бы не больше горстки пепла. Да и то вряд ли.
Но день сражения близился, а плана не было. В итоге мы опять применили военную хитрость, и я пошел на поклон к Нейле. Та, кстати, уже вот-вот должна была родить первенца. Но, несмотря на это, все равно набросала нам победный маневр. Я даже поразился такому коварству и такому таланту. На что боевая подруга ухмыльнулась и посоветовала читать нужные книги. Я же только отмахнулся и заявил, что не намерен записываться в полководцы да и вообще возвращаться на войну.
Настало утро, когда под аплодисменты и свист мы отправились в главный парк Академии. О да, последняя схватка обещала быть самой масштабной, поэтому руководство решило перенести ее в парк, дабы не стеснять нас рамками арены. Мудрое, но несколько опасное решение.
И вот мы одеты, с оружием наголо, стоим и ждем третьего гонга, который в этот раз почему-то так долго не звенит.
— Все всё поняли? — Дирг, нервно теребя отворот курки, в который раз проводил «последнюю» проверку. — Кандид?
— Да.
— Лейла?
— Да.
— Лиз?
— Да.
В последние дни отношения этой парочки развиваются весьма активными темпами, и не будь я Тимом Ройсом, если Дирг не решил попытаться выбить у старика Нормана руку его внучки. Хотя, зная этого самого старика, проблем у рыжего не должно возникнуть. Во всяком случае, если парень сам не исполнит какой-нибудь финт ушами, а он может.
— Тим! — донеслось на меня.
Очнувшись, я огляделся и заметил, что меня сверлят четыре пары гневных очей.
— Да нормально все, — отмахнулся я. — Задумался просто.
Прозвучал гонг. Для многих он стал сигналом к началу последней игры, для меня же прозвучал горном, возвещающим о начале настоящей битвы.
— Удачи нам! — крикнул Дирг, и эта четверка устремилась куда-то на северо-восток, в чащу. Я же устремился на северо-запад.
Уже через пару минут я, цепляясь за ветки, взлетел на второй ярус и продолжил свой бег там. В голове билась лишь одна мысль. Полгода прошло, ровно столько мне понадобилось, чтобы приблизить смерть того, кто уже на самом деле труп и просто не знает об этом. Цепляясь за ветки, я летел навстречу тому, что сможет освободить меня от неуплаченного долга, я стремился отомстить и выяснить, кто же был четвертым…
Вскоре в тоннеле из веток и листьев показался просвет. Застыв на его рубеже, я всмотрелся в поляну, что раскинулась впереди. Там стоял волшебник, в руках он держал шест, напоминающий копье, но таковым не являвшийся. Для копья он слишком короток, всего два метра, да и широк. Но на одном конце все равно был острый наконечник размером с ладонь, а на другом — стальной шар, которым, если удачно ударить, можно любую кость раздробить.
Фигура боевого мага была высока, а широкие плечи внушали уважение. Это совсем не тот скользкий дворянчик, который почтет за честь умереть от яда в туалетной комнате. Это настоящий воин, и сражение с ним было бы достойным. Но у меня есть всего один шанс, чтобы убить, и ни одного, чтобы победить. Сжав зубы, я чиркнул саблями. Вылетела искра, но засветились другие печати и, вместо того чтобы превратиться в шаровую молнию, искра словно плющом оплела два лезвия. Вот так! Целый год исследований — и все, что я могу, это создать две печати, а на большее не хватает сил. Знания есть, но этот мизерный резерв — мое проклятие, и нет от него избавления. Осталось только приготовиться и…
— Спускайся, — прогремел голос воина. Я застыл. — Спускайся, говорю.
Не оборачиваясь, он метнул в меня огненную стрелу, больше похожую на копье баллисты. Я был вынужден спрыгнуть вниз, иначе бы меня испепелило на месте. Тот огонь был даже не оранжевым, а белым. Маг все еще стоял спиной.
— Так, значит, план был ударить, а пока я буду ослеплен амулетом, добить? Ну а умирающее тело забрал бы с собой следящий, так?
— Да, — не стал врать я.
— Как-то простовато, не находишь?
— Может быть.
План действительно был прост, как ржавый медяк, но я надеялся на фактор неожиданности. Хотя кого я обманываю, на самом деле я был самонадеянным идиотом. Посчитал себя настоящей Тенью-одиночкой, когда даже на жалкое облачко не похожу. Интересно, кто же я тогда? Не воин, не маг, не убийца, не раб, не наемник. Может, боги, если они есть, просто пошутили надо мной и сейчас наслаждаются фарсом?
— … ты вообще здесь?
— Задумался, — привычно пожал я плечами, не выпуская сабель из рук. — И что теперь? Убьешь меня?
— Ты же знаешь, что для меня это не составит труда. Даже щелчок пальцев будет сложнее, чем убить тебя, хотя для веселья я могу просто сжечь весь этот парк…
— Да, знаю.
И тогда он обернулся. На обычно добродушном лице застыла маска, которую я не могу описать. В ней не было ни гнева, ни сожаления, ярости или других эмоций. Только жажда смерти, безумное, безудержное желание убивать и рвать. Такое я видел лишь однажды, когда мы с «Пробитыми» нарвались на берсерка. Но берсерки в своей ярости тупы и зачастую беспомощны, а здесь на меня смотрел настоящий зверь.
— Боишься? — спросил он.
— Да.
Страх действительно подступил ко мне. Он попытался захватить мое сознание, сковать движения и волю. Но, сам того не замечая, страх дал мне силы, как дает их загнанному в угол животному. И пусть я в мгновение ока превратился из загонщика в добычу, но благодаря этому терпкому и липкому ощущению страха я еще не сдался. Я не стану приводить чванливые речи о благородной смерти в бою и о том, что я попытаюсь дорого продать свою шкуру. Нет, лишь четкое, кристально-ясное сознание, лишь руки, сжимающие сабли так, как тонущий сжимает кинутый ему круг, лишь ноги, готовые к прыжку, что достигнет небес. И снова сознание — самое сильное мое оружие. Меч может затупиться, кости — сломаться, но мысль не затухнет никогда. А если это и произойдет, то ты уже будешь пить чай со Жнецом и попросту не узнаешь об этом. И пусть передо мной стоит боевой маг, пусть это и Салиас ним Тайс, пусть это и сильнейший маг столетия, пусть это и Санта, но страх не завладел мной, он встал со мной плечом к плечу и готов вступить в бой.
— Знаешь, — произнес раньше добродушный маг, — давай-ка сделаем этот момент немного более интересным.
С этими словами он сорвал с себя защитный кулон и бросил его на землю. Капля хрусталя, сверкнув на прощание, затерялась в высокой траве.
— О, не стоит так дергать бровями, — усмехнулся вечный стражник. — Я накинул на поляну полог отрицания. И вряд ли кто-то, кроме ректора, сможет его снять. А этот старик из своего кабинета вообще не выходит.
Я стоял, сжимал сабли и не шевелился.
— И чего ждем? — вальяжно повел плечами весельчак. — Снимай эту финтифлюшку и давай схлестнемся. Не зря же я свой сурд сюда тащил.
Действительно, зачем ему носить так называемый сурд, если он может мановением руки сжечь меня, сварить, обратить в лед, закопать под землю или просто вырвать сердце из груди.
— Без магии? — догадался я.
— Без нее, — кивнул он.
Возможно, кто-то мысленно воскликнул бы: «Это мой шанс!» — но я лишь спросил:
— Зачем тебе это?
Санта будто был готов к такому вопросу и даже, вероятно, ждал его много дольше, чем шел наш нехитрый диалог.
— Если победишь — расскажу, а если проиграешь — мертвым такие знания ни к чему.
Мы стояли и смотрели друг другу в глаза, а ветер собирал травинки и гнал их куда-то к линии горизонта. Наконец я сорвал с себя кулон и принял стойку.
Левая сабля в обратном хвате отведена за спину, правая же выставлена вперед, параллельно поясу и на уровне живота. Ноги согнуты, плечи опущены вниз. Салиас также закрепил свою позицию: он нацелил наконечник сурда мне в глотку, подогнул колени и замер. Говорят, битва сильных начинается с оценки соперника. Дескать, словно два альфа-самца, они кружат друг напротив друга, думая, как бы нанести смертельный удар. Но нет, это не так. Битва сильных происходит в другой реальности, в той, куда нет хода посторонним. Она творится в разуме. И сейчас я видел, как острый наконечник пронзает мне ногу, как разрывает пах, как накручивает кишки. А Тайс смотрел на то, как мои сабли сносят ему голову, отрубают руку, срезают плоть с груди и живота. И в миг, когда ветер, испугавшись двух сражавшихся, застыл в неподвижности, мы сорвались с места.
Я устремился в выпаде, широкая сабля полетела в правую, ведущую руку Салиаса. Но тот лишь дернул копьем, и я на полном ходу ушел влево, иначе сейчас мое плечо пронзила бы холодная сталь. Пока я перекатывался по земле, Тайс сделал полушаг влево и, крутанув сурд, устремил шар мне в голову. Но там меня уже не было, и поэтому оружие пронзило землю, оставив глубокую ямку. И снова мы на ногах, а оружие каждого лишь ждет момента, чтобы напиться крови врага.
В этот раз атаковал противник. Он был быстр, точен и силен. Первый удар наконечником пришелся по плоскости старшей сабли, служившей щитом. Тут же крутанувшись вокруг своей оси, Салиас направил шар мне в пах. Игнорируя все законы боя, я выполнил заднее сальто, а потом, не думая, покатился по земле. Когда тень врага оказалась в полуметре справа, я оттолкнулся от поверхности и попытался резануть по ногам противника. Маг снова прокрутил копье и отразил удар, но именно это дало мне нужную скорость. Сабля вела меня за собой. Повернувшись на пятках, я вновь устремил старшую в руку врага. Тот отбил сердцевиной сурда, но я уже нес свое тело дальше.
Левая сабля, ведомая силой ног, спины и полученным ускорением, была нацелена в шею врага. «Змеиный шаг» — мой любимый прием, который подвел меня лишь однажды. И глупо было полагать, что он не подведет меня и во второй раз. Лишь эльф был столь быстр, чтобы уйти от подобной атаки, но Тайс оказался еще быстрее. Он щитом закрутил сурд и, отбив удар, тут же выстрелил молниеносным выпадом. По щеке как факелом провели, и я буквально услышал, как по коже заструилась кровь.
В этот раз я не медлил. Первый вдох — и мышцы насыщаются кислородом, второй — и с болью приходит чувство свободы. Мои руки больше не скованы, ноги не тяжелы, а ясное сознание, как умелый кукловод, управляет телом. Закрутив вокруг себя саблями на манер остроухого, я ринулся в атаку. Но полукопье быстро разбило серебряный кокон. Новая вспышка боли — и теперь уже правый бок в огне. Но это лишь царапины, недостойные того, чтобы о них даже упоминать.
Заведя правую саблю за спину, я встал боком и обрушил в рубящем ударе младшую. Раздался звон — это в который раз сердцевина приняла на себя удар, — но я уже позволил телу вести себя дальше. Инерции было достаточно, чтобы на месте младшей сабли в воздухе оказалась старшая и следом за ней обрушилась вниз. Так, крутясь на одном месте, подобно мельнице, я нанес пять быстрых ударов. Будь на месте Тайса обычный человек или даже тот самый эльф, они бы оказались разрублены от макушки до паха. Ведь каждый последующий удар наносится быстрее и сильнее, чем предшествующий, а последний, пятый удар в приеме, который я обозвал «водяное колесо», столь быстр, точен и силен, что им можно перерезать кольчугу и даже самый безрукий кузнец, лишь сложив звенья и проведя по ним раскаленным прутом, сможет восстановить ее.
Салиас же выдержал удары. Руки его не дрожали, а колени не гнулись. И когда инерция уже заканчивалась, я бесхитростно пнул его ногой в солнечное плетение. Сосредоточенный на клинках маг не смог переориентироваться и пошатнулся. Мне этого хватило, чтобы размочить счет. Когда я отпрыгнул назад, на груди противника красовался длинный, неглубокий, но все же красный кровоточащий порез.
И мы вновь застыли, а ветер, осмелев, вернулся, чтобы посмотреть эту битву. И клянусь всеми богами, среди нас был и четвертый зритель. Уродливый, вынужденный скрывать свое лицо под капюшоном, Темный Жнец с мешком душ, что кричат и стонут, пока их не доставят в очередь перерождения, ждал свою законную добычу. Потому как ни демоны, ни судьба, ни боги — никто не сможет изменить исход поединка, когда один из нас падет и окропит кровью летний ковер из зелени. Жнец ждал. В своем бессмертии единственное, что он умел, — это ждать.
И снова мы схлестнулись в атаке. Наконечник сурда сиял, подобно лучам солнца, и редко когда не находил цель и не поглощал кусочек плоти с голодной жадностью матерого волка. Клинки сабель, подобно струям водопада, сверкали и искрились. Бывало, что и они находили свою цель. И тогда уже кровь Тайса щедро орошала поляну. Трава, некогда зеленая, теперь напоминала кожу ядовитой жабы. То тут, то там вспыхивали островки зеленого в красный горошек.
Битва была жаркой, от наших тел поднимались клубы пара. Хотя, может быть, и дыма, ведь в горячке боя мы могли вспыхнуть ничуть не хуже высушенных поленьев. Сердца стучали так быстро, что казалось, будто я слышу не только свое, но и сердце Салиаса. Тем не менее ни один из нас даже не думал сдаваться. Пусть за эти жалкие семь минут боя мы устали до такой степени, что оружие стало дрожать в руках, но пылающие души говорили совсем другое. В глазах Тайса я видел лишь радость и азарт битвы, огнем сжигающий тела, а вглядываясь глубже, видел отражение своих чувств, что были точной копией его. И будь время бесконечным, тела из стали, а оружие едино с плотью — мы бы сражались до тех пор, пока звезды не исчезли бы и сами боги не постарели. Но пришло время выяснить, кто отправится дальше в мешке Жнеца, а кто уйдет на своих двоих.
Мы отпрыгнули друг от друга и застыли. Любой зритель скажет, что мы замерли на целую вечность, но будет неправ. Ведь самые точные часы покажут, что не прошло и секунды, как мы уже ринулись в бой. Наконечник копья на миг показался мне падающей звездой. Выдохнув, я затормозил на мгновение и, когда теплая сталь рассекла мое предплечье, выкинул правую руку вперед. Салиас не успевал увернуться, инерция вела его вперед, и старший клинок с наслаждением вспорол бок противника. И по тому, как резво заструился красный ручеек, я понял, что рассек его селезеночную артерию. А эта самая артерия и есть песочные часы в теле человека…
Салиас сделал еще пару шагов вперед и упал плашмя. Он зажал бок, но все же кровь лилась на землю. Сил моих хватило лишь на то, чтобы развернуться к поверженному врагу и упасть на колено, опирая вес на воткнутый в землю клинок.
— Славная была битва, — прохрипел Санта. Жизнь покидала его, но он нашел в себе силы говорить.
— Почему? — спросил я.
С земли донеслось кряхтение, которое некогда было заливистым веселым смехом. И весельчак стал рассказывать:
— Потому что я сильнейший маг столетия. Сильнейший маг материка западного, материка восточного, сильнейший маг от северных морей до южного океана, сильнейший маг от великих пустынь до небесных гор. Я сильнейший маг, обреченный влачить жалкое существование, мечтать о битвах, но не иметь возможности в них участвовать, ведь нет в мире разумного, равного мне по силам. Я сильнейший маг столетия, но будущее… мое определено другими людьми. На Весеннем балу меня обручили с младшей дочерью императора, самой известной шлюхой от Лудаса до Алиата. И те же люди, что заключили наш брачный договор, на моих глазах подлили… любимой женщине в бокал любовного… зелья. Я сильнейший маг, но ничего не мог с этим поделать. Я сильнейший маг и буду жить… так долго, что мое имя будет отражаться в веках… подобно тому, как… солнечный блик отражается на спокойной глади моря. Я сильнейший маг, но жизнь моя обречена источать яд и скуку. Боевой маг, которому не суждено сражаться… человек, верящий в любовь, но которому не суждено обрести ее… бессмертный, не видящий смысла в будущем. Теперь ты понимаешь? Боги прокляли меня, и ты даже знаешь, за что…
— Так ты помнишь, — прохрипел я.
— Ни дня… не проходит, чтобы я не вспоминал те крики… тот ужас, что застыл в ее глазах.
Санте становилось все сложнее говорить. Темный Жнец уже склонился над ним и был готов забрать то, что по праву принадлежит ему.
— Но тогда зачем?
— Я могу сказать, что… был глуп, что алкоголь одурманил сознание, и еще сотню причин придумать. Но… на самом деле я просто ощутил вседозволенность. Ведь тогда… я был сильнейшим магом… не проклятым, а именно сильнейшим. Ха. Боги… не простили меня, они подарили знание… знание о силе… И когда я… два года назад увидел тебя… то… сразу узнал. Боги… они ведь милостивы, Тим, они прислали тебя избавить… меня… от страданий. И ты справился…
Я не понимал, что происходит. Разум не верил ни единому слову Санты, но что-то другое подсказывало мне, что он прав. Сильнейший будет обречен на одиночество и прозябание в четырех стенах. Сильнейший станет пугалом для врагов и кнутом для союзников.
— Эй, мне осталось… пару минут… не молчи… — Вечный весельчак попытался улыбнуться, но вышел болезненный оскал.
— Кто был с вами четвертым?
— А… ты про этого ублюдка… Хех. Я не могу сказать… клятва… магия… сковывает язык. Но держи! — Он сорвал с шеи простой шнурок, на котором висела золотая монета. Совсем новая, еще не прошедшая тысячи рук. — Убей его… а еще лучше… пытай, а потом убей… или оставь пытки вечными…
Как мне хотелось что-нибудь сказать! Но любое слово опошлило и обесчестило бы смерть жалкого человека, ставшего достойным мужем. И тогда я сказал то, что велело мне то неизвестное, что поверило врагу или другу:
— Я все равно не понимаю зачем.
— Поймешь… однажды, когда чести… станет больше… чем силы, то поймешь… — Дыхание его участилось, а веки стали медленно опускаться. — Эй, Ройс, мы еще встретимся, я знаю.
Последнюю фразу он произнес без запинки, а мгновение спустя поляну накрыла тишина. Из последних сил я подполз к мертвому холодеющему телу и сжал в кулаке монету. А потом и мой мир окутала тишина.
Просыпался я долго. Казалось, что-то удерживает меня в мире снов, но желание очнуться было сильнее. Разомкнув тяжелые веки, я узрел привычный потолок. Все же угодил к лекарям, вполне закономерно. Оглядевшись, увидел, что практически все койки заняты страдальцами. И практически все они с боевого факультета. Все же на этом отделении экзамены сдаются не так просто, как можно представить. И тут я вспомнил…
— Даже не думай, — пригрозил мечом ангел, сидевший на правом плече. — Ты все равно его сейчас не поймешь, так что не пытайся омрачить столь достойную смерть.
— Ха! — скривился бес. — «Достойная смерть», — передразнил он. — Насильник жил, как падаль, и подох, как падаль. И баста. Ладно, сверкай монетой.
И только сейчас я обратил внимание на то, что левый кулак целители так и не смогли разжать. Да и я справился с этой задачей не с полплевка. Пришлось дождаться, пока кровь снова застучит по венам. Монета оказалась обычным золотым, разве что новеньким. С одной стороны — профиль императора, с другой — год чеканки и место добычи золота: «359 год Пятой эры. Рудник Морсмор».
— И как мне это должно помочь? — вздохнул я.
— Ха! Вот же балбес! — Это, понятное дело, был бес.
— Тим, подумай хорошенько…
И я подумал, но все равно ничего так и не придумал. Просто не мог сложить пазл воедино, хотя и понимал, что ответ должен быть где-то рядом.
— Без подсказки этот клинический идиот не сообразит. — Бес явно начал злиться, отчего его рога постепенно увеличивались. — Итак, даун ты доморощенный. Что мы имеем? В некоем захолустном графстве появляются представители родов и их дети. Сам же граф Фрид Гайнес все это время сидит как на иголках. Едем дальше. Всех слуг на один вечер сгоняют в людскую. Почему? Да просто чтобы не подслушали! А в разгар вечера замок начинают спешно покидать главы родов, явно чем-то недовольные. И вот тут-то их детки решили на прощание гульнуть. Там был Ози и двое аристократов по старшинству. Кстати, полагаю, младших Гийомов не было просто потому, что Лейла не извращенка, а бастардов на официальный прием брать нельзя. Понимаешь теперь? Это была не гулянка для друзей-подруг, а официальная стрелка, на которой что-то замыслили. А теперь посмотри на год — триста пятьдесят девятый, через три года после твоего побега от Гайнесов. Ты все еще полагаешь, что это из-за убийства Ози жена графа порешила мужа и себя? Да три «ха-ха»! Еще бы настругали, чай не старые. А теперь, хомо кретинус, вспомни. Провинция Морсмор после приграничной войны отошла какой семье?
— Графам Гайнесским, — ошеломленно выдохнул я, вспоминая ту ночь, когда пробрался в спальню к графскому сынку и лишь благодаря вмешательству Добряка, собственноручно исполнившему мою затею, не прирезал толстяка.
— Нет, ну ты видишь, с каким материалом приходится работать? — пожаловался бес ангелу. — Пока не разжуешь, ничего не поймет. Значит, возня тогда была из-за чего? Правильно, из-за найденной в холмах золотой жилы. Понятное дело, аристократы не могли упустить такое и отправились склонять Фрида на свою сторону. Каждый как мог. Тот, понятное дело, заартачился, и очень умный и очень влиятельный герцог Гийом, заручившись поддержкой своего кореша императора, провернул весьма незамысловатую интригу. И вуаля — земли отходят Майклу дель Самберу, вот только разработку ведет род Гийомов, лишь уплачивая в казну процент. А теперь подумай. Если в захолустье съехался весь цвет аристократии, то мог ли не знать об этом император? Конечно, он знал и отправил своего представителя. Того, которому можно доверять, и того, кто годками уже вышел. Теперь въехал?
Так, значит…
— Браво, Шерлок, — скривился бес. — Зря ты его на балу не прирезал, а такая возможность была… Но ты время-то не теряй, утром эта семейка в Нимию едет.
Комната встретила меня тишиной и покоем. Видимо, провалялся я немало, все уже успели отметить и отметиться. Дирг бессовестно храпел. Я испугался, что рядом окажется графиня Норман, славящаяся чутким сном, но, очевидно, они решили не торопиться. А может, просто устали от турнира. Кто их знает. Нравы у ангадорской аристократии свободные. Сабли лежали у меня на кровати — похоже, перенесли. Достав из шкафа мешок, молясь всем богам, чтобы петли не скрипнули, я убрал в него все свои вещи, а также в отдельное отделение запихнул дневник, а в другое — перья и чернильницу. Блажь, конечно, но в последнее время я не представлял себя без этой привычки. Когда вещи были сложены, сабли захлестнуты за спиной, на пояс приторочены кинжалы, я накинул на голову плащ, оглядел комнату и вышел в коридор. Не люблю прощаться. Прощания обязуют выражать сожаление о предстоящей разлуке, а когда не говоришь этих слов, то сохраняется ощущение, что скоро вернешься и встретишься с оставшимися за спиной друзьями.
Спускаясь по лестнице, я услышал пронзительный свист… и впервые в жизни мне удалось перехватить это летящее перо. Старик-смотритель кивнул мне, кивнул и я, на том и разошлись. Ночь встретила меня, распахнув темные объятия. Но я не спешил к воротам. Завернув влево, направился к длинной характерной постройке — конюшне. Но на подходе меня не встретил удушающий запах аммиака и мокрого сена, магия была и здесь. Нужное стойло я нашел быстро, а вот его обитателя узнал не сразу. Шурка тут явно не только жрал да спал. Теперь он был могуч, как северный скакун, мышцы бугрились и перекатывались.
— Старый друг, — прошептал я.
Конь тут же проснулся и хотел было заржать, но я вовремя схватил его за морду. Тот успокоился, и мы встретились взглядами. В огромных черных глазищах отразился оттенок радости, вскоре сменившийся печалью. Конь был очень умен…
— Не скучай, — прошептал я, поглаживая его бок. — А когда придет Колдунья, встреть ее, как меня. И смотри не налегай на яблоки и заботься о Диане. Кстати о малышке…
Зайдя в стойло, я вынул конверт с запиской и положил его в нишу в заборе. Нейла всегда страдала шпионскими штучками, и пока она еще не ушла в декрет, мы использовали эту нишу для обмена сообщениями. В конверте, который надлежало вскрыть, когда Диане исполнится восемнадцать и она отправится в Академию, лежал амулет, отданный мне наставником. Так он мне, если честно, и не пригодился. А еще я положил записку, в которой написал то, что пишут все при расставании с близкими людьми.
Обняв на прощание Шурку, ткнувшегося мордой мне в плечо, я вышел прочь.
Гизмо
Вот ведь не успокоится этот шкет! Все ему что-то надо. Именно такие мысли овладевали стариком, когда он спускался с жилого этажа вниз, где звенел колокольчик, оповещающий хозяина о позднем посетителе. И хотя дверь была заперта, но у одного разумного имелся свой ключ. Так оно и оказалось: за барной стойкой сидел Ройс и с каким-то странным блеском в глазах смотрел в окно.
— Дядько, — прошептал он, будто охотник, боящийся спугнуть дичь, — ты слышишь?
Гизмо остановился и прислушался. Но, кроме шелеста крон, гульбы ветра в траве, да еще разве что треска цикад, он так ничего и не разобрал.
— Что, напился?
— Обижаешь, — насупился Ройс. — Я вообще за подвальными принадлежностями.
— Вот оно как, — протянул старый. Уж он-то знал, что там у него парнишка в подвале держит. — Ну, дело твое. Хоть я и не одобряю. А будить-то меня зачем?
— Так я это… — Парень почесал затылок и запнулся. Так всегда было, когда он не знал, как выразить особо сложную мысль.
— Значит, уходишь? — догадался трактирщик.
Паренек кивнул.
— И что тебе на месте-то не сидится? — вздохнул Гизмо.
Тут Ройс внимательно на него посмотрел, а потом скорее для себя отметил:
— Так ты действительно не слышишь.
— Да запарил со своим «слышишь, не слышишь». Проваливаешь? Так вали.
И трактирщик ушел к себе наверх. Ведь Гизмо, как и Добряк, не любил прощаться.
Тим
Да уж, видимо, боги сегодня присматривают за мной. Вот как вы думаете, сложно ли пройти сквозь охранный периметр и проникнуть в дворцовый сад? Невозможно, ответите вы и будете правы. Но одному скромному разумному по имени Ройс другой разумный по имени Константин поведал историю о том, как в детстве он вылезал через дырку в охранке и гулял по окрестностям. Конечно, с возрастом он оставил это глупое занятие, но магам про брешь не рассказал. Так, на всякий случай. И даже при побеге ею не пользовался, опять же на всякий случай. А вот мне рассказал, ведь алкоголь — лучший друг языка.
В данный момент я черной тенью скользил среди стражей. Конечно, я не Добряк, и будь здесь ребята поаккуратнее, повязали бы меня как миленького. Но дворцовая стража обленилась и по причине неуязвимости магов совсем перестала мышей ловить. Миновав очередного соню, я вплотную подошел к северной башне. Днем это строение кажется усадьбой доброго волшебника, летучей постройкой мастеров прошлого. Ночью — крепостью черного мага.
Обнажив старший кинжал, я открыл колбу, заполненную самой тьмой, и вылил содержимое на клинок. Вы когда-нибудь погружали сахар в чай, глядя, как кусок медленно коричневеет? Здесь было то же самое. Светлая сталь за несколько ударов сердца растворилась в ночи, став матово-черной. Зажав кинжал в зубах, я примерился к стене и начал свой подъем. Бред, конечно. Один порез — и я труп, причем умирать буду страшнейшей смертью. Один несчастный, которому приспичит сюда посмотреть, — и я труп, и смерть моя будет ничуть не легче. Заблудший маг? Труп. Сорвусь? Труп. Не успею сбежать? Труп. Не попаду? Труп. В девяти случаях из десяти я труп, и все потому, что пошел неподготовленным. А почему? А потому что готовиться бесполезно. Еще никто не брал такую «бутылку», как на языке наемных убийц именуется жертва, во всяком случае за последнее десятилетие. А уж чтобы откупорить ее в императорском дворце… И все же я отчаянно надеялся на удачу наглеца.
Метр за метром я преодолевал пространство. Ни о чем не думал и не считал секунды, просто лез, карабкался, взбирался за своей свободой. Долг хуже поводка привязывает тебя к тому, кому ты должен. Ветер странствий звал меня, шелестя в кронах; звал, играя с травой; звал, донося пение цикад. Он рассказывал о дальних странах, горах и морях. И больше не было сил терпеть эту удавку долга, сдавившую мне горло.
Я преодолел еще чуть-чуть пространства, ведь метры я тоже не считал, и замер перед окном. А потом просто прыгнул вверх и снова полез. Во мне была уверенность такая, какой не бывает у демонов и у богов. Я знал, что один обречен на смерть, а другой — на успех. И иного быть не может. А какой стороной я окажусь в этом уравнении, меня уже не интересовало. И снова окно, и снова прыжок. Вот так просто, ведомый мистической силой, я оказался прямо перед окном, за которым виднелись спальня и кровать, где возлежали пятеро. И вовсе не четверо из лежавших были женщинами. Поэтому некоторое время мне пришлось высматривать добычу. Но кот всегда находит нужную крысу, нашел и я. Высверкнуло черное лезвие и, слегка оцарапав кожу принца Крысы, угодило в стену, чтобы мгновением позже раствориться черной дымкой.
Думаете, после этого я кинулся его добивать, сетуя на то, что не пронзил череп с первого броска? Ха! От пореза он будет умирать декаду, может, больше. И крик его будет сотрясать небеса, а богов заставит нервно зажимать уши. А пронзенная черепушка — это мгновенная смерть. Что же было дальше, спросите вы?
Ну, я не так много помню… Помню, как сорвался с карниза и полетел в ночную мглу. Помню, как бесцельно петлял по городу. Помню, как выбросил в воду плащ Добряка и младший кинжал. Помню, как осознал, что больше никогда уже не увижу беса и ангела. Но самое главное, что я вспомнил, — это то, как почувствовал себя свободным. Впервые за всю жизнь. Да-да, не за долгих восемь лет, а за всю жизнь. И что же оставалось свободному человеку? Понятно что — идти прямо.