Всю ночь мне снился опускающийся на землю холод, стылый осенний дождливый сумрак, заползающий в комнату через окно. Я пыталась заткнуть щели своей курткой, зажимала ладонями, но не помогало, и я все равно чувствовала, как по ногам ползет чье-то холодное, царапающее кристалликами льда дыхание. Я проснулась с больным горлом и ноющими легкими и, кажется, еще более уставшей, чем с вечера. Кровать была жесткой и неудобной, как деревянная скамейка, сложенная из нескольких неровных кусков. Я повертелась, устраиваясь получше, и поняла, что лучше не выйдет. Голова ныла, шея затекла, в груди поселилось что-то колючее и мерзкое. В таком состоянии нельзя спать, разве только забиться куда-нибудь в угол и попытаться если не сдохнуть, то хоть оклематься.

Маара уже сидела за узким столом, кое-как втиснутым в нашу комнату, и завтракала.

— Чаю выпей, — посоветовала соседка. — Или те пилюли, розовые, против простуды.

— И это все, что мне может посоветовать будущий лекарь?

Маара продолжала размеренно мешать ложкой в своей чашке.

— Я не лекарь, а только основы целительства прохожу, не касающиеся жизненно важных токов организма. И то первый семестр. Хочешь настоящего лекаря — обратись к выпускнику медицинской Академии. А вообще одеваться лучше надо, ходишь нараспашку.

Маара любила отвечать на все обстоятельно и подробно и не любила даже дружеские подколки по отношению к ней. Когда я спрашивала ее, как дела, она могла пересказать целый разговор в лицах, случившийся у нее накануне с кем-нибудь. Она не была потомственным магом, но выглядела именно как урожденный чистокровный маг, урожденнее даже настоящих. Очень худенькая, светловолосая девушка. Размер ее одежды сгодился бы и на ребенка, впрочем, ростом Маара была не намного ниже меня и, чувствуя себя рядом с ней непозволительно жирной, я хотя бы не чувствовала себя великаном. Везет же кому-то. У нее до самой смерти будет спокойная и безопасная жизнь, дети, внуки, правнуки, может, собственная лавка с артефактами. И даже после смерти вряд ли ее дух будут тревожить некроманты, потому как кому на шхэн сдалась правильная, богобоязненная, не имеющая дел ни с чем темным горожанка. Везет. А доживу ли я до внуков или хоть до детей? Честно говоря, я сомневалась.

Я медленно встала с постели, тоже заварила себе чай из щедрых запасов Маары и стала убеждать себя, что выбраться из комнаты все-таки стоит. Горло болело, и башка была тяжелой, ныла, словно ее всю ночь мяли чужие жесткие пальцы. Может, стоило посоветоваться с кем-нибудь, но я знала, что скажут друзья. Не будь идиоткой, не лезь в это. То же самое я бы и сама себе сказала. Лучше молчать.

Маара наконец ушла на лекции, а я осталась сидеть, глядя в окно. Летнее тепло ушло, на улице снова поселился холод. Не люблю осень и раннюю весну, в такую пору вылезать из дома кажется настоящим проклятием. Настроение стылое, сонное, сама себе напоминаешь осеннюю муху, из упрямства бьющуюся о стекло, но на самом деле почти дохлую.

Я вяло оделась, стянула волосы в хвост, показала язык своему отражению. Белый. Я и не удивилась. Шея болела. Плечи болели, болело все. Тело словно тоже намекало: забей на эту шехню да завались обратно спать, вон, пока соседка не видит, выпей еще ее чаю и вон тех конфет немного одолжи. Тебе можно, ты болеешь. Снова взглянула на себя. Н-да, эльфы на меня не клюнут. Я вяло натянула одежду, застегнула куртку и пошла к некромантам. Если там и сдохну, то хоть похоронят… Впрочем, нет, лучше там не подыхать, я их наставника знаю.

Просто поговорю. Я не собираюсь соглашаться. Просто поговорю. Раньше я никогда не врала самой себе и сейчас, спускаясь по сбитым ступенькам, пыталась понять: этот случай настал, или я действительно так уверена, что откажусь. В башне лестница была винтовой, мы все называли ее «сверни башку», и, споткнувшись, я чуть не пролетела несколько пролетов. Прислонилась ноющим, горячим лбом к холодной стене. Там, снаружи, была весна, в моих же мыслях одна зима и бесконечный снег. Вот пока не выйдешь, так и кажется, что там воет стылый ветер. Сплошная стужа. И не отвертишься, что бы ни случилось, это зависит только от меня. Ощущение, будто скрутили по рукам и ногам множеством беспорядочно связанных веревок и дергаешься, пытаясь выбраться, но только сильнее стягиваешь узлы. Мерзко… проще пробить башкой каменную стену, чем выбрать правильное решение. Да и нет тут правильных решений, то, верное для других, — смерть моему дракону. Одно дело видеть, как он подыхает, а другое — лично его убить. Забавно. Всего одним словом. Нет.

В подземельях, как всегда, царило прохладное и сырое спокойствие, жар дня не проникал сюда даже в летние знойные месяцы. Если бы я была более впечатлительной, добавила бы еще — мертвое. Впрочем, это не так уж далеко от правды, в какой-то из этих комнат, мимо которых я проходила, находился склад подопытного материала для некромантов. Никогда не пыталась его найти, я не настолько любопытна. Я шла сквозь сводчатый длинный коридор, и черные тени метались от моих шагов в свете магических светильников. Каждое движение — еще одна вспугнутая тень, рвущаяся в сторону, как ворох горелых листьев. Я оглядывалась уже без любопытства, скорее по привычке, чтобы не споткнуться о какой-нибудь хлам, забытый на полу. В подземелья я уже в сто первый раз спускалась.

На лекции по общей магии мне как-то довелось сесть рядом с Делией, начинающей некроманткой, мы разговорились, а потом, от нечего делать, я познакомилась с остальными. Несмотря на все дурные слухи, бесцельно бродящие по коридорам зомби здесь не встречались. Хотя это скорее объяснялось не разумностью адептов и уважением их к смерти, а бережливостью их наставника, который трясся над каждым прибывшим из морга, будто тот был из золота. Градоправитель недолюбливал темных магов и разрешал использовать только безымянных, не имеющих родственников упокоившихся бродяг, да и то после долгих уговоров. То, как наставник расчетливо пекся о своих адептах, выбивал для каждого из них хоть какие-то привилегии, заставляло его уважать, но сам Ледани был страшным, неприятным до дрожи типом.

Некроманты подземелья Академии полностью забрали себе, здесь они учились, ставили свои опыты и даже жили, в самых дальних коридорах находилось их общежитие. Своеобразный уют, но привыкнуть можно. Много места им никогда не требовалось, а к общению с учащимися на других факультетах относились по принципу: чем его меньше, тем лучше. Адепты темных наук всегда были так же малочисленны, как и мы, драконологи. Ректор, давно цапающийся с их наставником, часто наполовину в шутку, наполовину всерьез говорил, что и одного некроманта нашей Академии уже много. Драконологов же было мало потому, что гораздо проще и надежнее изучать практическую магию, чем специфические заклинания, нужные летунам, которые почти бесполезны в обычной жизни…

Стены комнаты были грубо вытесаны из серого камня, без отделки, без всего, что могло хоть как-то скрасить их холодную, безликую поверхность. В подземельях некромантов не было места праздности и красоте, ничто не должно было отвлекать от сухих беспристрастных учебных трактатов, собранных в этих пустынных залах за несколько веков, и изучения темной магии. Ты пришел за знаниями, ну так получай их. Это стоило бы вытесать в камне, где-нибудь под темными сводами, вместо обычного девиза Академии. В главной комнате я ожидала обнаружить кого-то из знакомых, но ни Санати, ни Ильдара не было. Не было даже того жалкого слизняка Эйхена, любящего потными руками пошарить по телу любого, кто проходил мимо, объясняя это тем, что снимает ауру. На самом деле — извращенец. Конечно же извращенец. Врезать ему было отличной и, пожалуй, единственной разрядкой в моей жизни.

Зал был с высокими потолками, плохо освещен и давно не убирался, похоже, уже поколениями живущих здесь адептов. Странный незнакомец, сидящий ко мне спиной, терялся, будто выцветал на фоне наваленного здесь хлама. Он сидел, чуть склонив задумчиво голову, и полумрак, вечно царящий в подземельях, скрывал его лицо. Я видела лишь жесткие, неровно остриженные волосы и то, что он хмурится, полностью погруженный в свои мысли. Скрещенные ладони лежали перед ним на столе, он словно хранил что-то невидимое, но никак не мог удержать. Черная куртка, недорогая, серебрилась вставками кольчуги, дополняющей его немудреную защиту. Такие же черные волосы, смуглая кожа, и я могла поспорить, что его глаза тоже окажутся черными и пронзительными.

Черный рыцарь, подумала я про себя, как из книжки. И будет виться за ним воронье, бок коня оттягивать копье с высохшей рыжиной на наконечнике, отравленно пахнущей медью и яростью. А сзади будет бежать пес с блестящей, шелковистой черной шерстью. Рыцарь, по пятам за которым следуют беды, как удушливый дым костра, покорно стелющийся по земле темной полосой. Н-да уж, мне стоит поменьше читать, воображение что-то разыгралось.

Когда я подошла ближе и разглядела лицо как следует, я обругала свое воображение всеми словами, которые знала. Рыцарь оказался девицей; коротко стриженной, по-мужски одетой, но все же девицей. Она уставилась на меня с любопытством, впрочем, без дружелюбия. Мне неприятно любопытство некромантов, не хочется знать, как они смотрят на трупы. Странно, вроде раньше ее тут не видела.

— Ты — Тайнери Эллери? — неожиданно спросила она. Я поморщилась. Вот такое вот извращенное чувство юмора у моих родителей, дать мне имя, которое можно запихнуть в стишок. И никого не волнует, что ударение в фамилии на первый слог, всех тянет побыть шхэновыми поэтами. И судя по тому, что она меня знает, все некроманты в подземелье уже дружно жаждут крови моего Ротара.

— Эллери, — поправила я.

— Один шхэн.

— Ну?

— Булки гну! — радостно гаркнула она, и я вздрогнула. Голос у нее был не противный, скорее просто громкий. — Уже с утра сижу, жду, когда ты задницу свою притащить соизволишь. С нашим делом, оно знаешь, чем быстрее сделаем, тем быстрее свое получим.

— Нет никакого дела, — проворчала я. Великие боги, что за шхэнь тут происходит? — Я тебя вообще не знаю.

— Меня?! Да меня все знают! — оскорбилась странная адептка. — Боевой маг! — все так же громко, с гордостью сообщила она. — Риалис Феолески. Скажешь, того некроманта, Ильдара, тоже не знаешь?

— Где он?

— Эй, И-ильда-а-ар! — гаркнула она. Я подивилась раскатистому, оглушительному эху подземелий. Немудрено, что некроманты привыкли говорить шепотом.

— Ты можешь не орать, Феолески? — Из одной комнаты появилась заспанная физиономия Андреаса. Могу поспорить, Андреаса звали как-нибудь иначе, редко какие родители награждали своих детей именами прожженных ловеласов, а он просто переиначил банального Эндрю или Антуана. Он почесал башку, еще больше взлохматил волосы и мрачно пообещал: — Не знаю, насколько ты крута в магии, но проклятие молчания я тебе гарантирую. А теперь заткнитесь обе и дайте мне поспать, я полночи кладбище раскапывал.

— Я во время бессонницы тоже всякой шехней страдаю, — сострила Феолески.

Боевые маги все без стеснительности, кто больше, кто меньше, робкие на этот факультет не идут. Когда выполняют какое-то задание, они абсолютно серьезно к нему относятся, само молчание и сосредоточенность, но в реальной жизни отрываются по полной. Я стояла рядом и с тоской ее разглядывала. Шхэн, кого только в демонологи не набирают! Я думала, будут участвовать только некроманты. Хотя да, эльф ведь тоже боевой маг… Как я прочитала, вызывать демона может любой, необязательно некромант, хотя в основном это темным магам поручают. Уж не знаю почему, может, заклинания у них особенные, может, из-за специфики их деятельности. Типа темное к темному.

Дверь закрылась. Феолески села, нагло развалившись, разглядывала меня, ковыряла стол, скрипела стулом, то и дело ухмылялась и, приложив палец к губам, с испуганным видом говорила:

— Тссс!..

Что странно, бесила она меня не очень, может, потому, что все это казалось фальшивой маской, а настоящей она была, когда с каким-то отчаянием раздумывала о своих делах в полумраке этого зала.

Феолески была такой же привлекательной для особей противоположного иола, как и я, так что даже хотелось в ней найти что-нибудь хорошее. Нет, любители специфики на нее, конечно, клюнут, но шансов на внимание эльфов и людских красавчиков никаких. С развитыми мускулами, более широкоплечая, да со спины она вообще за парня сойдет, но в остальном, самом важном, не очень-то щедро одаренная природой. Она была загорелой, лицо с веснушками, широкоскулое, упрямое. Ясные светло-серые глаза. Нет, пожалуй, она была даже красива, но слишком смахивала на парня. Но боевые магини как раз такими и должны быть. Те, одетые в одни ремешки девы с распущенными длинными волосами, которых печатали на обложках приключенческих книг, были такими же боевыми магами, как… Впрочем, они могли быть боевыми магами, но не очень долго, а потом моментально становились не очень живыми боевыми магами или уволенными, лишенными всех званий. Вся Академия видела, как их готовят. Во внутреннем дворе боевые часто тренировались в драке на разных видах оружия, на случай, если у них закончится резерв энергии в пылу схватки. Они бегали, отжимались, орали, дрались друг с другом, и так с утра до позднего вечера.

— Пол-утра жду, когда ты явиться соизволишь, — сердито сказала Риалис. — А теперь пошли!

— Куда…

— Не кудахтай! Пошли. — Она потянула меня за рукав в коридор. Силы ей было не занимать, если бы я осталась на месте, спорю, рукав бы уже весело болтался у нее в руках.

— У меня-то понятно. А тебе зачем? — спросила я ее в спину.

— Ну ты, летунчик, даешь! Не на все подземелья же мне мою жизненную историю орать! — Она заржала.

— И много нас?

— Вот сейчас Алли притащится, и поговорим обо всем, летунчик. И подсчетами займемся.

Она достала ключ, открыла тускло-зеленую дверь, покрытую облупившейся, местами вздутой пузырями краской. В подземельях всегда непроходящая сырость. Мы вошли, Феолески, заскрипев пружинами, устроилась на кровати. Я села рядом.

— И где это мы?

— Летунчик, ты меня просто убиваешь. А догадаться слабо? Щас и парни притащатся.

Никогда раньше не была в комнате Ильдара и сейчас оглядывалась с любопытством. Тщательно застеленная вытертым тускло-коричневым покрывалом кровать, скрипящая от каждого движения, стылый, покрытый облезлым ковром пол, с десяток учебников, сложенных друг на друге в углу. «Некромантия», «Зомби, призраки, гули, неупокоенные», «Темная магия, 4 курс», «Проклятия», «Неупокоенные духи и избавление от них», «Поднятие мертвого», «Темные течения силы» и еще зачем-то «Хиромантия». Пара ни разу не горевших черных свечей, высушенные отрезанные звериные лапки, какие-то черные бусы, ритуальный нож и прочая некромантская гадость горой на столе. Окон, понятное дело, не было, не землей же любоваться, их заменяли дешевые копии знаменитых картин: изображения великих битв, полунагих дев и почему-то одинокого изломанного цветка в вазе. Разряженные магические светильники едва разгоняли темноту, некромант то ли любил таинственный полумрак, то ли просто забыл восполнить запас энергии. По комнате вообще трудно что-то сказать о человеке, особенно о нем, все было чистое, аккуратное, почти безликое. Но казалось, его одиночество, как невидимый, постоянный попутчик, словно все время молчаливо заглядывает через плечо.

Для некромантов жилище — это неприкосновенное личное пространство, хотя немудрено — даже касание человека они воспринимают как нападение. Почти насилие над собой. По-моему, их никогда не обнимали в детстве. В общем, ничего особенного, от некроманта я ожидала большего: склянок с кровью, исписанных зловещими надписями стен. Его комната была даже меньше, чем у нас с Маарой. Небольшая, полутемная, почти кладовка. Я помню, как Леис, знакомая некромантка, как-то призналась, что только в темноте чувствует себя в безопасности. Свернуться клубочком вдалеке ото всех, не видишь ты, не видят тебя. Тьма и спокойное одиночество материнской утробы. Тогда я выслушала ее пьяную теорию про любовь некромантов к склепам и земле с интересом. Помню, мы были настолько нетрезвые, что я даже не испугалась, когда обнаружила, что по комнате плавает последствие чьего-то идиотского эксперимента по вызову духов. Если честно, вначале я просто решила, что допилась.

— Ну? Может, объяснишь?

— Разбежалась, летунчик! Алли вернется и расскажет.

— Алли?

— Эльф. — Она уселась обратно на стул, мечтательно вздохнула: — Учусь я с ним. А ведь какой красавчик. — Еще одна жертва ушастых, а ведь по ней и не скажешь. Куда катится этот мир. Комплименты эльфы собирали с небрежностью, как древние жрецы собирали золотой дождь, льющийся с неба, может, даже позевывая от скуки. — Скажешь, не нравится?

— Не люблю эльфов.

— Да кто их любит? — отмахнулась Феолески и подмигнула: — Но красавчик, согласись.

Я неопределенно дернула плечом. Тема красоты эльфов всегда меня мало занимала, точнее, бесила. Кто они такие и что такого сделали, чтобы я тратила свое время, обсуждая их? Но похоже, пока не сознаюсь в своей тайной страсти, она не отцепится. Расспрашивая об эльфе, боевая магичка все время как-то странно на меня косилась, словно пыталась отследить малейшую реакцию на слова. Или мне просто кажется… или она боится, что я окажусь одной из тех ненормальных, ночующих под комнатами ушастых и пускающих слезы восхищения на поднятый с пола выпавший волос из их перворожденной башки.

— Да ладно тебе. По эльфам все сохнут.

— Да кому он нужен?

— Всему женскому населению Академии и части мужского, — похабно гоготнула она.

— Ну да, эльфам стоило бы ходить с совком, заметать осколки разбитых сердец. Но, по-моему, эльфы некрасивы. Разрез глаз странный, морды узкие, угловатые… — Феолески искренне хохотала, а я неожиданно для себя продолжала высказывать наболевшее: — Волосы длиннее, чем у девчонок, одну пуговицу расстегивают с таким видом, будто всю одежду снимают. Себя считают гораздо красивее, чем другие. Дай им волю, и с зеркалом бы целовались. Ну как в том анекдоте: почему у эльфов голос такой странный, — так всю ночь с зеркалом целовались, язык распух. Это просто людская традиция считать их красивыми, на самом деле если б не знали, что они эльфы, то считали бы их довольно страшными, костлявыми…

— Слышал, Алли, что про тебя думают? — подло спросила она, повернувшись к двери, и противно хихикнула. Я замерла. Только чуть расслабилась, и у меня, как всегда, сработал неизменный, давно знакомый закон мировой задницы. Еще не смотря, я не сомневалась, кто там стоит.

— На слух, спасибо, не жалуюсь, Риалис.

Я повернула голову. Дверь, похоже, уже давно была открыта, а я и не услышала. Ну да, это он. Алдан, носящий гордое имя соседской собаки, лохматого такого сторожевого пса неопределенной породы. Пожалуй, своим именем он у меня даже вызывал некоторую ностальгию. Как выйдет, бывало, сосед вечером да как заорет: «Алдан, домой, сучий пес!» У нашего дома были еще целые заросли айвелл, таких мелких кустов с лиловыми цветами, где пес обожал рыться, что-то вечно вынюхивать и раскапывать. Сквозь ставни на закате всегда заглядывали лучи, оставляя косые полоски на противоположных стенах, и пахло разогретой на солнце за день древесиной. В такое время никуда не хочется торопиться, хочется свернуться в клубок и дрыхнуть, как кошка, в этом тепле, и нет лучше места, чем… уже теперь точно нет. Да, жаль, дом мы продали. И теперь кто-то другой дрыхнет на моем любимом крыльце.

Краснеть, возмущаться, брызгать слюной эльф не собирался, не мелочный он и не истеричный, хотя если ему лет пятьдесят или хотя бы сорок, то он таким быть и не может. С чего ему реагировать на слова какой-то глупой человечки, которую он за грязь считает; чтобы его оскорбить, наверное, и трактат ругательств написать мало. А вот плюнуть на его любимый цветок, его белоснежный платочек испачкать, книжку любимую — вот тогда да, он оскорбится. Поэтому извиняться я не стала. К тому же зачем извиняться за свое личное мнение, я же не именно его оскорбляла, а, если подумать, вообще всю эльфийскую расу. Н-да… неловко вышло. Феолески наслаждалась общей неловкостью, как кот, нанюхавшийся валерьянки. Я вздохнула и потерла переносицу. Потом наконец заметила за спиной эльфа Ильдара и ухватилась за шанс сменить тему:

— Привет, Иль. Давно стоишь?

— Давно, — ответил почему-то снова эльф. — Приятно слышать отличное от обычного мнение, но не думаю, что ты ему следуешь на самом деле. Риалис, я так и думал, что вы подружитесь. Тайнери, ты, как я понимаю, с нами.

Это даже был не вопрос, а скорее задумчивое замечание вслух. Пожалуй, с самого начала я знала, что соглашусь. И они знали. Да все знали, что деваться мне некуда.

— И сколько нас? — спросила я.

— Четверо. Считать не умеешь?! — гаркнула Феолески. Я поймала себя на том, что уже почти привыкла к тому, что она не умеет говорить тихо.

— Считая меня? — Кивок. — Считая меня?!

Поня-а-атно. Мировая задница продолжает свое торжественное шествие. Всего четверо, чтобы попытаться поработить демона? Робкий некромант, драконолог, который вообще при заклинаниях почти бесполезен, и два боевых мага, которые ни шхэна не понимают в любых ритуалах. Ладно, четверо идиотов, готовых рискнуть, нашлось. Но остался один важный вопрос. Кто демона-то вызывать будет? И как?

— Тебе мало, летунчик? — дружелюбно подтолкнула меня в бок Риалис и чуть не сбила с кровати, удар у нее мужской и хорошо поставленный. Великие боги, подумалось мне, я не знаю, но может, знаете вы, какого шхэна меня вечно несет в такие странные компании.

— Вначале говорите, зачем вам нужен демон. Потом получите кровь.

— Да, Алли нас предупредил. Подозрительная ты, людям надо доверять больше, как я, — хохотнула магичка. — Я ж ничего не скрываю. Ну мне, во-первых, — она начала загибать пальцы, — нужно господство над миром. Во-вторых, все меня бояться будут, я буду ходить и рассказывать, как я демона вызвала. Авторитет повышать!

Утешало только одно. Феолески была умнее, чем выглядела.

— Мой дракон умирает, — сказала я, чтобы продолжить светскую беседу. — А тебе зачем, Иль?

Он разлепил бледные губы:

— Мой отец умирает. Нужно.

Повисла тишина. Я посмотрела на некроманта. Честно говоря, я даже не знала, что у него есть отец. Конечно, у всех есть, я просто ничего не знала о нем самом и его семье и даже не представляла, какая она у него. Ильдар никогда о ней не упоминал. Хотелось спросить, но не решилась тревожить чужое горе. Кто говорит, что слова боль не причиняют? Все причиняет.

Феолески заткнулась. Потом медленно сказала:

— А я вот от несчастной любви страдаю. Я. — Невесело усмехнулась. — Вот на что никогда не посягала, так это на чужую собственность. Даже не потому, что мне жаль бедных девушек, а потому, что ненавижу слизняков, способных предать кого-то за спиной. А вот в этот раз… Убивать не буду, пусть помучается.

— Кто помучается?

— Уши прочисти, я непонятно объясняю? Он помучается.

— Феолески, а почему ты ему сама не врежешь? — спросила я.

— Вот веришь — не могу. — Она помрачнела. — Долгая история. А ты, Алли, не добавишь пару слов?

— У меня тоже дела, касающиеся моей семьи, и хватит об этом, — высказался задумчиво наблюдавший за нами эльф.

— Ну вот и славненько! Вот мы все и поболтали!

И эти придурки будут демона вызывать? Да ничего не выйдет! Чего я вообще мучилась, это просто чья-то гребаная шутка.

Эльф потянулся, совсем по-человечески, скрипнув суставами. Геронтофилия должна быть признана смертным грехом, подумала я, впрочем, не отводя глаз. Было в этом что-то порочное и одновременно невинное. Например, как он всего лишь сел поудобнее на жесткой скрипящей кровати. Эльфийскому песику билеты бы на такие представления продавать. Озолотился бы. У Феолески было странное лицо, когда она смотрела на него. Даже не представляю, о чем можно думать, чтобы так смотреть. Не страсть, не восхищение. Что-то по напряженности схожее с ненавистью.

— Так какой план?

— Ути-пути, какие мы тут торопливые. Вот побежали демона вызывать! Шагом — ма-арш! Быстро!

— Когда мой дракон выздоровеет, он тебя сожрет, — зловеще, с наслаждением пообещала я.

Указывал всем, как я и думала, Алдан: кому ж как не ушастому перворожденному быть главным. Впрочем, организаторами эльфы и вправду являются превосходными, этого не отнимешь. То ли по старой, доставшейся от предков памяти, то ли по выработавшейся привычке, в присутствии эльфа люди всегда признают его главенство. Хотя, как оказалось, вызов демона задумал не ушастик, а Феолески, — на курс младше, чем он, но часто пересекающаяся с ним на тренировках. Она горела жаждой мести, та не отпускала ее ни в мыслях, ни во снах. Ее подло, нагло, мерзко оскорбили, и Риалис не собиралась подонку это так просто спускать и день за днем методично, уперто раздумывала над возможностями. А потом натолкнулась на эту. Демон. Несмотря на то что книги по демонологии выдаются на руки только магам, имеющим специальное разрешение или хотя бы закончившим Академию, достать их все-таки было можно. Нужные таблицы, формулы расчетов, схемы Феолески с трудом, но достала через одного старого приятеля своего брата. Он был ей все равно что старший родственник, знал чуть ли не с пеленок и не смог отказать. Без всяких сомнений и отговоров просто отдал ей кипу бумаг и, чуть ли не посмеиваясь, ушел, пообещав никому не раскрывать ее маленькую тайну. Позже, разбирая записи, Феолески поняла, отчего тот так скалился и не ожидал ничего плохого.

Боевому магу, пусть даже одному из лучших, никогда не разобраться в теории Эшхена самостоятельно, если раньше самое большее, что он высчитывал, это плату за ужин. Друг ее брата просто решил, что лучше не отказывать — себе дороже будет, а девчонка перебесится и остынет. Но Феолески была не из тех, кто может остыть меньше чем за пару-тройку десятилетий. Отступать она не собиралась, но теперь ей требовались помощники. Месть — блюдо, которым лучше наслаждаться в одиночестве, но если другого выхода нет, то можно поступить по принципу столовой.

Первым, к кому она обратилась, был ушастый. Во-первых, тренируясь вместе с ним, она уже относительно неплохо его знала и решила, что доверять ему можно. Кроме боевой магии он увлекался еще и дополнительными занятиями, значит, разберется. К тому же у самого Алдана были какие-то неприятности с семьей. Хотя неприятностями изгнание назвать было трудно, скорее это тянуло на стихийное бедствие в масштабах королевства. Поначалу Феолески, когда они только познакомились, подозрительно присматривалась к эльфу: мало ли за что у них там изгнать могут, но чем ближе его узнавала, тем больше укоренялась в мысли, что Алли — свой в доску. Сдержанный, всегда приветливый, готовый помочь советом. Эльф, конечно, но у кого нет недостатков. Алдан внимательно ее выслушал, когда она подошла к нему после тренировки, помолчал несколько минут, а потом сказал:

— Один я не справлюсь. Нужен еще хотя бы один участник. Я подумаю над этим.

После этого эльф все взял в свои руки. Осторожно, аккуратно опрашивал, выведывал, узнавал, у кого неприятности и кто достаточно безмозгл, чтобы ввязаться, и одновременно достаточно хорошо разбирается в ритуальной магии. На вторую неделю поисков, узнав биографию чуть ли не половины адептов Академии, он по чистой случайности наткнулся на Ильдара. Тот как раз вернулся из дома, бесцельно бродил по парку, натыкаясь на деревья, и размышлял о болезни отца. Согласился он сразу, без раздумий, и к тому же удачно оказался некромантом. Почти месяц они разбирали записи, копались в теории, не вылезали из библиотеки, готовясь к ритуалу. Все мало-мальски значимые книги по демонам были в хранилище. Взять их, конечно, было можно, но список адептов, бравших их, мигом доставлялся к ректору. Но библиотекарши тоже живые люди, падкие на эльфов. Ритуал был почти готов. Оставалось только одно. Кровь. И тут уж история плавно переходит ко мне.

— Ритуал готовим мы с Ильдаром, Тайнери с Риалис добывают кровь.

— Да, кровь пускать мне не впервой, — хохотнула Феолески.

— Постарайся аккуратней. — Я злобно на нее зыркнула. Она впервые не рассмеялась.

— Не волнуйся. Один небольшой надрез, твой дракон даже ничего не почувствует.

— Отлично, — продолжил эльф. — Кровь дракона теряет свои свойства довольно быстро без надлежащего хранения. Поэтому проводить все придется тоже быстро. Да и наши дела тоже… не терпят. Для Ильдара время значит многое. Да и для тебя, Тайнери. Ждали мы уже достаточно.

— Уже представляю: крадемся мы такие ночью, а нас кто-нибудь останавливает, спрашивает, что это у вас, мол, в кувшинчике. А мы — кровь! Бу-га-га!

— Помолчи, Риалис, — мягко сказал эльф. Я бы выразилась по-другому, но единственное существенное преимущество ушастых, которое людям не переплюнуть, — они гораздо воспитаннее нас.

— Куда демона денем? — поинтересовалась я. — Он же вроде немаленький, в комнате Иля не очень-то поместится.

— На окраине дом сняли, — ответил Ильдар. — На стены уже заклятие тишины наложено и запирающие заклятия под общий фон окружающей среды. Все, что происходит внутри, останется в тайне. Караулить будем по очереди, — степенно продолжал некромант, и на секунду показалось, что он поменялся главенством с эльфом. — Демона сдержит круг вызова. Если же на дом нагрянет проверка, мы быстро разомкнем круг и отправим демона обратно. Никто ни в чем не сможет нас обвинить. Все просчитано. Успокойся.

Эти слова показались мне издевательством, хотя Иль говорил на полном серьезе. В нашем случае полное спокойствие будет только в могиле, но, учитывая, насколько сейчас развита некромантия, не факт. И еще. Осталось спросить самое важное:

— Когда вызываем?

— А чего ждать? — хохотнула Феолески, перед этим бросив вопросительный взгляд на эльфа. Ясно. Эта парочка уже давно спелась. С Ильдаром было непонятно, некромант даже в компании темных держался сам по себе.

— На большинстве факультетов с этой недели начинается практика, — пояснил эльф. — Все магики будут слишком заняты, чтобы отслеживать. А если и почувствуют что-то, то решат, что шалят тренирующиеся адепты.

— Гениальный план, — пробормотала я. — Сам придумывал?

— А что тебя не устраивает?

«От нас останется лишь пепел, и хладен станет, кто был весел, навек закроются глаза…» — и что-то вроде этого. Не помню дальше окончание стихов, но сейчас эти строчки очень живо возникли в сознании.

— Да ничего, — вздохнула я. — Совсем ничего.