Глава 26
(сцена, которую я видеть никак не мог)
— Мы с вами давно не виделись, дорогая Моана.
Именно этими словами почтеннейший Тофар-ун приветствовал высокопочтенную Моану-ра, когда та появилась на собрании Гильдии.
— Вы правы, как всегда, дорогой Тофар. Но дела, знаете ли; дети, да еще муж приехал…
Не было никакой надобности объяснять в подробностях, откуда именно он приехал.
— …на этот раз он надолго.
Начальник аналитической службы мимоходом подумал, что задержка может объясняться и сезоном штормов.
— Так у вас есть новости?
— Я бы даже сказала: из ряда вон выходящие. Профес оказался неправ в своих прогнозах относительно кристаллов. Впервые за то время, сколько мы с ним знакомы.
Тофар не только не пытался скрыть удивление — наоборот, он подчеркнул его.
— Не могу в такое поверить.
— И я бы не поверила, но он написал мне письмо об этом, да и муж подтвердил. Суть вот в чем: Профес предполагал, что там, где он сейчас живет, могут найтись хорошие кристаллы первого класса. Бериллы и корунды, в частности. И знаете что? Он так и не нашел их. Пока, во всяком случае. Правда, удалось раздобыть необычные кварцы. Вот.
На маленькой женской ладони оказалось два синих кристалла.
Глядя на цвет, академик мог бы поклясться Пресветлыми силами, что это сапфиры или образчики того, что сам Профес назвал танзанитом. И, разумеется, не удержался от соблазна:
— Дорогая Моана, вы позволите…
Госпожа кандидат в академики мило улыбнулась:
— Вот-вот, дорогой Тофар, и мне тоже захотелось прокачать потоки. Но вы, конечно, сделаете это быстрее меня.
Тофар врал самому себе: проверка кристаллов была чистой формальностью. Ему бы и в кошмаре не представилось, что собеседница солгала в данном вопросе.
Но Моана явно не собиралась останавливаться:
— Еще будучи магистром, я сама видела синий кварц. Сплошные включения, никакой магической ценности. Все дело в некоем металле, которого в университете не знают, а Профес называет «кобальт» и утверждает, что его добавка может улучшить свойства стали. Впрочем, так никто не делает даже на его родине, поскольку этот металл редок и, соответственно, дорог. Но если месторождение кобальта соседствует с кварцем… и еще при некоторых условиях… получаются вот такие образцы. Не желаете купить?
Вопрос был риторическим, но без ответа не остался: из кошелька Тофара ушли десять золотых и пятьдесят сребреников.
* * *
«Альбатрос» ушел в рейс за алмазами. По моим прикидкам, он должен был вернуться через месяц. За это время мы вполне успевали построить первую модель самолета и даже совершить пробный полет. Все равно выявится куча переделок и исправлений, так что о парашюте можно было не особо беспокоиться. Но планы пошли вбок.
Шахур, Валад и Хорот пришли ко мне с самым победительным видом. Они смахивали на игроков сборной, только что выигравших чемпионат мира. Видимо, договоренность об очередности докладов уже существовала, поскольку Валад начал без колебаний:
— Командир, мы сделали самолет.
Пауза. Явно ожидались бурные и продолжительные аплодисменты.
— Помнишь, я тебе говорил о раме? Ее сделали тоже. И даже больше того…
Еще одна пауза. На этот раз подразумевались овации.
— …мы положили мешки с песком на места летчика и наблюдателя и тут… Шахур тебе расскажет.
Главный телемаг был элегантен в словах и чуть небрежен в интонациях:
— Дело, в общем, знакомое. Дистанционное управление кристаллами, ты его знаешь. Потратили с пару часов на монтаж и еще столько же на испытания. Самолет поднимали медленно, но вплоть до рамы. Немножечко потратили времени на корректировку вертикальной тяги. И у нас все получилось!
Я постарался придать голову нежность и ласковость в равной доле:
— Немножечко — это сколько?
— Полтора часа, не больше.
— Мешки взвешивали?
— Приблизительно, на детских качелях. Вес Готхара — он, кстати, потяжелее будет — и Гюрина. Этот Хорот придумал.
Механик изобразил некое подобие поклона в сторону Шахура. Тот, в свою очередь, добавил самодовольства в выражение физиономии.
— И если у нас будут лишние три дня, можно добавить еще одно полезное свойство. Уверен, что Хорот сможет сделать. Автоматическое выравнивание тангажа!!!
Сказано было так, как будто бы мне надлежало немедля пуститься в пляс. Вместо этого я повернул голову к механику. Тот понял правильно.
— Принцип уже известен. Требуется устройство для оценки степени выравнивания по тангажу. Главная проблема: исключить качания маятника. Понадобятся гасители колебаний…
«Амортизаторы», мысленно перевел я.
— …с ними придется возиться, но задача имеет решение. Только выравнивание будет не мгновенное. По моим оценкам, секунд пять, а то и все пятнадцать.
От двух с половиной до шести земных секунд. Не так плохо. И вообще у меня классный механик.
— Правильно ли я понял: через три дня вы готовы на пробный полет?
На этот раз самоуверенность чуть поблекла. Все трое переглянулись. Отвечал Шахур:
— Не три, а четыре дня. Еще один уйдет на опробование системы выравнивания.
Пришлось всеми силами стараться, чтобы голос звучал вежливо, даже доброжелательно, но твердо:
— Тогда ставлю задачу, чтоб сразу было понятно. Первый полет будет по такому плану: Готхар будет поднимать машину в воздух. Вместо наблюдателя — мешок, тот самый. Высота подъема — пять ярдов; потом медленно и аккуратно спуститься. Никакого движения по горизонтали, лишь по вертикали. Зрителей держать на расстоянии пятьдесят ярдов. Я сам, как понимаете, тоже буду среди зрителей. Особе внимание на детвору, те непременно захотят сунуть носы… да что там, и в кабину попытаются пролезть. Непосредственные исполнители — не ближе пятнадцати ярдов. Присутствие мага жизни обеспечу я. Вопросы?
Разумеется, вылез Шахур. Видимо, остатки нахальства у него сохранились.
— Почему только подъем-спуск?
Я махнул кистью руки в сторону Валада и Хорота.
— Полагаю, вы двое мысленно спрашиваете то же самое? Так вот: за меня на этот вопрос ответят результаты пробного полета. И если вы не удовлетворитесь ими — обещаю полное объяснение причин.
Пальцы Хорота проверили, в полном ли беспорядке его шевелюра. Уровень энтропии оказался недостаточно высоким. Структура прически подверглась серьезным изменениям.
Мастер Валад остался невозмутимым. Причиной тому послужил не только возраст, но и размер вклада в изделие: он все же был минимальным.
У господина магистра телемагии лицо стало сосредоточенно-деловитым. Примерно такое бывает у шахматиста, перед которым стоит непростая, но теоретически решаемая задача. Скажем, поставить мат одинокому королю с помощью своего короля, слона и коня.
* * *
(другая сцена, которую я видеть никак не мог)
Магистры магии превосходно подготовились к докладу. Осталось лишь убедить в этом руководителя — особо почтенного Файера. Стоит отметить, что шеф был не только (и не столько) ученым, сколько преподавателем. И в силу опыта отменно понимал, как надлежит руководить учениками, хотя бы и в ранге магистров.
По этой причине доктор магии ничем не выказал удовлетворения, которое испытывал, когда подчиненные подготовили результат аж за полторы недели до окончания срока. Наоборот: он состроил скучающе-брезгливую мину: дескать, знаю, что представите ерунду, но как раз сейчас у меня найдется свободное время выслушать и разгромить эту бредятину.
И все же Файер не смог сдержать довольного хмыкания, когда доклад закончился. Потом начались вопросы.
— Итак, вы утверждаете, что в заданных пределах — от нуля до ста пятидесяти единиц частной магоемкости — устойчивость по Сарату растет?
— Совершенно верно, особо почтенный.
Доктор добавил брюзгливости в голос:
— Пожалуй, похвально, но исследование построено недостаточно аккуратно. Да, вам задали эти пределы. Но можно же было догадаться попробовать и большие значения.
— Именно это мы и подумали, особо почтенный. Хотя, осмелюсь сказать, подобные величины магоемкости возможны лишь при использовании… э-э-э… особо крупных кристаллов. Тем не менее, устойчивость при магоемкости до десяти тысяч представлена на этих графиках…
Файер мысленно ахнул. Объем расчетной работы был гигантским. Но на лице у господина доктора отражалось лишь чуть повышенное внимание.
— …а на этой группе графиков — вплоть до ста тысяч. По примерным оценкам, для этого потребуется работа с кристаллом кварца объемом не менее половины кубического ярда.
— Весьма похвально.
В разговор встрял второй магистр, до той поры молчавший.
— Также почтительно замечаю, что устойчивость в районе девяносто пяти сотых означает, что природное воздействие в отсутствие внешней подпитки может разрушить полученный «Вихрь Рухима», но для этого потребуется примерно пятнадцать минут. Эта цифра, само собой, зависит от величины и конфигурации природных полей. Иначе говоря, при магоемкости от пятидесяти тысяч и более энергия тратится лишь на его перемещение, но не на поддержание.
— Превосходно.
Файер имел все основания на эту оценку. Он-то понял, какие перспективы открываются. И о наличии в хранилищах Академии соответствующих кристаллах ему было известно. Пожалуй, с этими результатами не стыдно выступить перед Высшими.
— Мне понадобятся ваши записи. Их надо будет пригладить и вообще… придать форму. Да, между прочим: докторской из этого не сделать. Но стать частью диссертации ваши расчеты могут.
Магистры многозначительно переглянулись. Они знали цену таким словам.
Об участии в работе особо почтенного универсала Сарата никто из них так и не обмолвился.
* * *
Я попросил пригласить к себе Арзану. Именно попросил, не приказал. Госпожа магистр явилась не сразу, а через примерно полчасика.
— Арзана, у меня будет к вам большая просьба…
По молодости лет и малоопытности в дипломатии девушка не смогла сдержать удивления.
— …через четыре дня предстоят испытания летательного аппарата. Не могли бы вы на них присутствовать?
Лицо собеседницы приняло точно такое же выражение, каким оно было бы у наставницы: спокойным и вместе с тем внимательным.
— Вы ожидаете травм? Каких именно?
— Уверяю вас, я НЕ ожидаю какого-либо вреда здоровью летчика. Но… чего только Темный не придумает, пока Пресветлые спят.
Весьма почтенная позволила себе мимолетную улыбку.
— Вот почему я прошу вас там быть. В самом худшем случае возможен перелом или переломы. Ушиб внутренных органов. Гематомы… ну, их даже не считаю.
При перечислении возможных результатов полета лицо Арзаны выражало не «Какое счастье, у меня будет возможность попрактиковаться в переломах!», а скорее «Какого же Темного вы меня в такое втягиваете?»
На самом деле соображения насчет Арзаны были до крайности меркантильными. Вероятность травмы я и вправду оценивал как весьма низкую. Вместе с тем поставленная задача вырабатывала у девчонки чувство ответственности. В самом худшем случае оставалась крепкая надежда на простое женское любопытство Намиры, которое должно было погнать ее на пробный полет. Вслух, конечно, это не говорилось.
— Итак?
— Разумеется, я буду, если вы этого хотите. Но присутствие вашей супруги также весьма желательно. Упомянутые вами гематомы — на такое я и не нужна, Иры с ее квалификацией вполне хватит.
Настала очередь первых летчиков. Готхар сохранял каменное выражение лица, как и подобает капитану. Гюрин пытался следовать примеру товарища, но выходило неважно.
— Вот что, курсанты. В полетах вы понимаете одинаково. Но первым полетит курсант Готхар. У него есть опыт. Готхар! Тебе доводилось швартовать корабль?
— Так точно!
— Здесь будет нечто похожее на швартовку, но без кранцев.
Гюрин не понял, а моряк кивнул с видом знатока.
— Полетное задание получишь на бумаге перед вылетом. Но предварительно могу сказать: подъем вертикально вверх на пять ярдов при отключенном автомате выравнивания. Потом посадка, как можно мягче. Потом то же самое при включенном автомате. Все ясно?
— Никак нет! Разрешите вопрос?
— Разрешаю.
— Почему сначала при отключенном, а потом при включенном автомате?
— Если при втором подъеме что-то пойдет не так, у тебя будет возможность отключить автомат и все же посадить машину. Но это при условии, что первая посадка пойдет штатно. Все ясно?
— Так точно!
Самый оголтелый оптимист не посмел бы сказать, что наш летательный аппарат готов к эксплуатации. Не хватало элементарных вещей: например, стекол в окнах. Не было кое-чего посложнее: части приборов, например. Конструкция была прямо начинена недостатками, но хотелось, чтобы необходимость улучшений увидели мои соратники, а не только я сам.
Любопытство оказалось куда большей силой, чем предполагалось. В назначенный день практически все население Буки оказалось ангара, где строился наш «воздушный корабль». Добровольцы забили в землю колья и натянули веревки, обозначив тем границу доступа.
Готхар выступил вперед. На нем не было решительно ничего из летчицкой одежды: ни комбинезона, ни очков, ни летного шлема, ни унтов. Шахур торжественно вручил ему полетное задание. Это было чистая формальность: оно и так было вызубрено наизусть.
Зрители вели себя предсказуемо: никаких выкриков, никаких движений одно напряженное ожидание. Я скромно затесался в задние ряды.
Секунд десять ничего не происходило, потом нос самолета стал тихонько, с чуть слышным скрипом отрываться от земли.
* * *
(другая сцена, которую я мог видеть, но не мог слышать)
— Ну, давай, давай полегоньку…
— Нос пошел.
— Ему бы тягу на хвосте прибавить… хоть на два деления.
— Уже. Однако дифферент все еще есть.
— Пошел! Высота полтора ярда… нет, два.
— Я бы подравнял дифферент.
— Вот будешь сидеть в кресле летчика, тогда и равняй. Три.
— Ровно идет… четыре ярда… тормозить пора…
— Какие четыре, почти пять. Слышишь шум? Это воздух пошел по соплам.
— Вот… начал спускаться…
— Да куда так быстро!
— Нет, замедляется.
— Еще бы помедленнее спуск. Крепление колес может не выдержать.
— По мне, так его вообще надо сделать посолиднее.
— О, касание! Аккуратно, ничего не скажешь.
* * *
Зрители приветствовали приземление восторженным ревом. Придраться было не к чему, но то была лишь первая половина задания.
Готхар посмотрел в сторону толпы почитателей и приветственно махнул рукой. Вот это зря. Похоже, бывший моряк уверился в своих пилотских способностях. А это может быть вредным для здоровья.
Эта мысль еще не успела оформиться, когда летчик начал второй подъем. Хвост бодро попер вверх, в отличие от носа. Зрители тихо ахнули. Уголком глаза я успел заметить, что стоявшая в задних рядах Намира слегка дернулась. Дифферент достиг градусов тридцать (земных), когда Готхар сообразил отключить автомат выравнивания, вручную добавить тягу носового двигателя и уменьшить ее на хвостовом.
Машина с некоторым усилием выравнялась; ее довели до высоты тех самых пяти ярдов. Отдать должное Готхару: тот очень аккуратно проделал зависание (самолет не двигался, наверное секунд двадцать), после чего необыкновенно медленно стал снижаться. Посадка была сделана практически безупречно.
На этот раз болельщицкие вопли не слышались, скорее это был вздох облегчения. Лишь когда летчик вылез наружу, зрительская масса взорвалась одобрением. Готхар строевым шагом подошел к тому месту, где стояло начальство (моя грозная особа).
Устав был выучен как надо:
— Курсант Готхар полетное задание выполнил! Разрешите получить замечания?
— Вы их получите, курсант, не сомневайтесь. «Сносно» и не более того. Разбор полета еще предстоит, но будьте уверены: замечания будут не у вас одного.
В эту секунду к нам подбежали Хорот, Валад и Шахур. Они собрались что-то объяснять, но я жестом прервал ребят. К сожалению, Готхарнге знал команды «Кругом» на маэрском. Пришлось изъясняться длинной фразой:
— Курсант Готхар, повернитесь ко мне спиной и снимите кафтан!
Северянин повиновался без единого звука. Это пойдет ему в плюс.
— Вы трое уже видели, как прошел полет. А теперь взгляните на нижнюю рубашку летчика. Теперь вам ясно, почему первое полетное задание включало в себя лишь подъем на пять ярдов?
Рубашка была насквозь мокрой от пота.
— Разрешаю осмотреть самолет.
Авиастроители вместе с летчиком бегом кинулись к самолету. Я их понимал. В глубине души таилась радость, что небольшое летное происшествие все же имело место: очень на пользу чрезмерно самоуверенным соратникам. Собственно, причина нештатного поведения машины мне была уже ясна. Требовалось, чтобы она стала очевидной и для моей троицы авиаконструкторов. На это много времени не потребовалось.
— Ну вот, я так я думал! Ведь говорил же: оправу крепить крестиком к хвосту! А вы как ее присандалили?
— А… о… э…
— Обратной стороной закрепили. Крестик-то — вот он.
Поток умных мыслей и здравых рассуждений был безжалостно прерван:
— Так что, дальше осматривать будете?
Хорот был лохмат более обычного, мрачен и не склонен к долгим дебатам:
— Чего тут осматривать. И так ясно.
— Очень хорошо, что вам ясно. А теперь откатить машину в ангар и самым тщательным образом запереть.
На этот раз Шахур не выдержал:
— Да ты что, командир, неужто опасаешься, что кто-то украдет самолет?
— Не опасаюсь, а совершенно уверен. Детвора попытается изыскать все способы, чтобы залезть в машину и потрогать… все, что трогать не надо. А потом все в мою комнату, будет вам…
Моя улыбка была исполнена грозной беспощадности.
— …разбор полета.
Через семь минут в моей комнате собрались все заинтересованные лица.
— Начнем с вас, курсант. Будь первой подъем единственным — получили бы «весьма похвально». Но вы по выполнении первой части задания подумали, что все уже умеете…
Разумеется, ни звука о том, что эта ошибка стандартная.
— …и решили поднять машину побыстрее. Что получилось — все видели. Положительный результат все же имеется: вы не растерялись, отключили автомат выравнивания и убрали дифферент вручную. И только потому дотянули до «сносно». Имейте в виду: вам еще повезло. Если бы полетном задании значился подъем на двадцать ярдов… впрочем, это еще предстоит.
С летчиком покончено. Неявные угрозы пугают больше очевидных. Теперь надо песочить конструкторов и сборщиков.
— Хорот, ты подумал, что, раздав поручения подмастерьям, выполнил свою часть работы. Дополнительным обстоятельством была самоуспокоенность после пробных подъемов в пределах рамы без летчика. Надеюсь, теперь ясно, что проверке подлежит вся сборка. Когда говорю «вся», это значит «ВСЯ».
Влетело всем. Заключение было все же позитивным:
— А теперь, когда стало окончательно ясно, какие вы разгильдяи, давайте вместе подумаем: что нужно и можно сделать. Готхар?
От волнения у парня акцент и неточности грамматики стали еще более выраженными.
— Еще один пробный подъем с проверкой автомата нужен. Также опоры колес более прочные хорошо бы. Пружины к колесам также. При ошибке летчика мягче посадка станет…
И дискуссия понеслась.
