Для Торусы приезд в его городец боярина Драгутина и боготура Вузлева явился полной неожиданностью. Впопыхах он даже не успел определиться: приятная это для него неожиданность или нет. Привык он уже здесь на отшибе к полной самостоятельности и сейчас опасался, как бы расторопный даджан не навесил ему хомут на шею. Успокаивало Торусу то обстоятельство, что приехал Драгутин не один, а в сопровождении боготура Вузлева, который был в близком родстве с кудесником Сновидом. А это означало, что боярин Драгутин договорился уже обо всем с Велесовыми волхвами и действует с их согласия. О чем договорились Даджбоговы и Велесовы ближники, Торуса не знал, но рассчитывал выяснить это у Вузлева, с которым дружил с детства.

Боярин Драгутин оглядел городец со всех сторон и, если по лицу судить, осмотром остался доволен. Торуса же результатами своих усилий просто гордился. Никто не сможет упрекнуть его в том, что взятые у Макошиных ближних деньги он растратил попусту. Еще недавно полуразрушенный городец являл собой крепкий орешек с весьма неприятной для шаловливых людишек начинкой в виде дружины из сорока мечников. А дружину свою Торуса подбирал с умом, и случайных людей в ней не было.

— Богиня Макошь не ошиблась в выборе, боготур, — удовлетворенно кивнул головой Драгутин.

Похвала всегда приятна, а особенно из уст одного из самых знаменитых в славянских землях воевод. Но Торусу сейчас занимало другое — знает ли Драгутин, на чьи деньги восстанавливался этот городец? Пораскинув умом, боготур пришел к выводу, что даджан знает о дарах Макошиных ближниц, как знает и о многом другом, Торусе неведомом.

— Река у тебя под боком ходкая. Не зевай, боготур, ибо пользуются ею не только добрые люди.

— Мы примечаем, кто плавает по этой реке, — отозвался Торуса. — Днями прошли две купеческие ладьи, но к нашему берегу они не приставали.

— Тех купчишек Рогволд потрепал на волоках, — сказал Вузлев. — Беспокойный у тебя сосед, боготур.

Торуса не знал, что ответить на слова гостя. Осуждать Рогволда ему не хотелось. Тем более что на ладьях плыли хабибу, а иных-прочих разборчивый боготур, как известно, не трогает. К тому же Торуса приметил, что Драгутин и Вузлев странно усмехаются, словно не видят ничего плохого в проделках Рогволда.

— Знатная у тебя стряпуха, — сказал Драгутин, вытирая усы и кося веселым глазом на розовеющую Дарицу. — Такими яствами меня и в отцовском тереме не потчевали.

— Она из Макошиной обители, — пояснил Торуса. — Тамошние стряпухи славятся по всем городам и весям.

Серьезный разговор не завязывался, помехой тому было многолюдство за столом. Ибо в гридне собрались мечники не только Торусы, но и прибывшие с Драгутином и Вузлевом. Последних насчитывалось более десятка. Наученный горьким опытом, боярин не хотел, видимо, больше испытывать судьбу.

— Встретил я тут днями твоего человека Щека, — повернулся Торуса к Вузлеву. — Он пристал к Рогволду.

Вузлев наморщил лоб, словно пытался припомнить, что это за чудо-юдо такое, этот Щек, и украдкой скосил глаза на боярина.

— А я думал, что его посекли до смерти, как моего несчастного родовича, — отозвался Драгутин.

— А разве твой родович умер? — удивился Торуса.

— Не удалось Макошиным ведуньям его выходить, — вздохнул даджан.

— А как же отрок, которого я видел у Рогволда? Он пристал к боготуру вместе со Щеком. По слухам, они вместе сбежали из Макошина городца.

Теперь уже Драгутин собрался наморщить лоб, подобно Вузлеву, но в последний момент передумал. Брови он, однако, свел у переносья, отчего лицо его сразу стало суровым. Получилось, что хозяин своей настойчивостью огорчил-таки гостя.

— Отрок действительно был. Мы его прихватили в попутчики. Он тоже пострадал в той схватке.

Торуса боярину Драгутину не поверил, хотя и возразить даджану, по существу, было нечем.

— По слухам, этот отрок рожден от Шатуна, а мечник Клыч утверждает, что он видел оборотня собственными глазами.

Нельзя сказать, что боярин вздрогнул после этих слов боготура, но впечатление они произвели на него даже более сильное, чем Торуса ожидал.

— В каком месте это было?

— На полпути между нашим городцом и Всеволодовым, — охотно отозвался Клыч. — Искар и Щек сидели у костра, а Шатун таился за стволом дерева.

— Быть того не может! — воскликнул Вузлев.

— Я его собственными глазами видел, — возмутился Клыч, — как тебя сейчас, боготур. Медвежьи клыки торчали из пасти, а сквозь медвежью шерсть проступал человеческий лик.

— С Шатуном справятся волхвы, — чуть повысил голос боярин Драгутин, — а ваша задача, мечники, — удержать городец, чтобы здесь не утвердились люди, несущие кривду на наши земли.

— А если каган сюда нагрянет? — спросил Ревун.

— Пока у кагана нет повода для вмешательства в наши дела, но малую орду он прислать может, дабы пресечь бесчинства боготура Рогволда.

— А мы разве за боготура ответчики? — удивился Влах.

— Хазары не будут разбирать, друг ты Рогволду или враг, — усмехнулся Вузлев. — Эта земля пока что не радимичская и не новгородская, а как бы ничья. И если здесь сел боготур Торуса, то почему хазарскому гану нельзя?

После слов Драгутина и Вузлева Торусе многое стало ясно. Нет, не случайно хлопотал даджан за боготурский интерес и не случайно за сон Торусы ухватился.

Городец свой Листяна построил в очень удобном месте и, по сути, контролировал всю реку. Мимо Листяны ни одна торговая ладья не могла проскочить, не заплатив отступного. Скорее всего, именно от этого множилось его богатство, а Слово здесь совершенно ни при чем. А хазар Листяна устраивал тем, что сидел здесь костью в горле у великих радимичскнх князей. Торусе в этом смысле повезло гораздо меньше, чем Листяне Колдуну. Городец он взял под свою руку в лихие времена и рассчитывать на хазарскую скромность не мог. Впрочем, он знал с самого начала, что за обладание этим городцом придется заплатить большую цену. И не исключено, что за Макошино золото придется отдариваться собственной головой.

— Без помощи мы вас не оставим, — сказал боярин Драгутин. — В случае нужды за вас вступятся «белые волки» во главе с Божибором и мои бояре.

— А если хазары начнут щипать Рогволда, вступаться мне или отречься? — спросил Торуса.

— В открытую не вступайся, а из-за угла помоги.

Втихую Торуса помог бы Рогволду и без подсказки даджана.

Ему другое было важно знать: своим умом живет беспокойный боготур или его подталкивают в спину большие люди? Теперь он знал, что не только скверный характер является причиной буйного поведения Рогволда, но и согласие Велесовых волхвов. Правда, волхвы почему-то не поставили в известность о своих тайных намерениях верховного судью радимичских земель князя Всеволода. Торуса мог бы, конечно, просветить Великого князя на этот счет, но, подумав, решил с разговором не торопиться. Не такой уж Всеволод простак, чтобы не видеть очевидного, а коли он не видит связи между Рогволдом и волхвами, то, значит, ему выгодно жить с закрытыми глазами.

— Женщина появилась близ Рогволда, — поделился сомнениями Торуса. — На мой взгляд, подослана она кем-то.

— Как она выглядит? — насторожился Драгутин.

— Ликом смугла, телом сдобна, черноволоса. Отметина у ней над бровью.

— Над правой бровью?

— Нет, над левой.

Драгутин пожал плечами, но Торуса был почти уверен, что даджану женщина знакома. Однако признать этого боярин почему-то не захотел. От разговора о Шатуне и шатуненке он тоже уклонился. Такое поведение Драгутина Торусу настораживало и раздражало. Ему предлагали участвовать в странной игре, не объясняя ее правил. С городцом все вроде было понятно, но при чем здесь, спрашивается, Макошино ложе и Листянины схроны? Какое отношение ко всему этому имеет шатуненок, который, возможно, вовсе не порождение нечистых сил, а самый обычный отрок? И почему этот отрок так похож на боярина Драгутина, если он ему даже не родович?

Вопросы свои Торуса боярину задавать не стал, но обиду затаил. А сам Драгутин ничего важного более не сказал в тот вечер, а поутру и вовсе покинул Торусов городец, сопровождаемый боготуром Вузлевом и десятью мечниками. Торуса какое-то время наблюдал с привратной вежи за удалявшейся группой всадников, но, когда алый, расшитый золотыми солярными знаками плащ боярина утонул в зелени леса, он вздохнул и спустился вниз, обуреваемый заботами, в которых мог запросто утонуть без надежды на спасение.

По прикидкам Торусы получалось, что, не выходя из городца, он сможет, хоть и не без труда, отбиться от четырех-пяти сотен хазар или печенегов. Но вот защитить новосельцев ему будет не под силу. Ибо вывести дружину в поле против врага, в десять раз ее превосходящую, значит погубить ее без всякой пользы.

— Мечи нужно раздать смердам, — посоветовал Ревун. — Без их поддержки нам не устоять.

— Договорись со старшинами, — кивнул головой Торуса. — У нас урсов много среди новосельцев, — напомнил Ревун, — а им по великокняжьему указу носить оружие недозволено.

— На этой земле я судья, — резко возразил Торуса. — Всеволод мне здесь не указ. Зови старшин урсов, я сам с ними поговорю.

Торуса о распре между радимичами и урсами, конечно, знал, но дело это было давнее и в нынешнем его положении уже неважное. Боготур, севший на землю по воле сразу трех славянских богов, мог себе позволить определенные вольности, поскольку не зависел ни от волостного князя, которым ныне числился малой Будимир, ни даже от Великого князя Всеволода, с которым, правда, был связан личной клятвой. По мнению Торусы, сам он тоже имел полное право повязать глав урсских семей, севших на его землях, подобным обещанием.

Урсы в городец вошли плотной группой, лица их были угрюмы и настороженны. Торуса сошел им навстречу с крыльца — оказал честь. Приободрившиеся старшины пошли в терем уже без опаски и чарки из рук боготура принимали с поклоном и здравствованием всех живущих под этой крышей, и в первую очередь, конечно, хозяина. Торуса на поклон ответил поклоном и пригласил гостей к столу. Особых отличий между урсами и радимичами боготур не обнаружил, разве что в речах урсов проскальзывали иногда незнакомые слова. От лица урсов говорил в основном один человек, светловолосый и плечистый, по имени Рыбец. Говорил он рассудительно, словами попусту не сорил и своей сдержанностью понравился Торусе.

— Коли ты к нам с добром, боготур, то и мы к тебе с добром. И прежние обиды, которые чинили нам радимичи, мы готовы забыть, и радимичи пусть тоже забудут плохое, что сотворили против них мы. А по-иному жить вместе нельзя. А коли спор между нами случится, то быть в том споре тебе судьею, боготур. Слово твое, сказанное в том споре, будет последним. В этом старшины всех урсских семей, осевших на окрестных землях, дают тебе клятву, боготур.

— Добро, — кивнул головой Торуса. — Я в свою очередь именем бога Белеса клянусь, что судить буду его правдой радимичей и урсов как равных, не давая предпочтения неправому в ущерб правому, к какому бы роду-племени он ни принадлежал. Разрешаю урсам носить оружие на землях, подвластных моему суду. И пусть отныне радимич и урс плечом к плечу стоят на земле, где вскормлены будут их дети и внуки и где тела их найдут свое успокоение. А что до душ человеческих, то над ними властны боги, а людям впредь в божьи дела мешаться не след. И несогласных к жертвованию не принуждать. Ибо жертва, принесенная по принуждению, богам в обиду, а людям не в радость.

Урсские старшины закивали головами, одобряя слова боготура. Чтобы скрепить произнесенные клятвы, Торуса пустил братину по кругу и сам первый замочил в ней усы. И верилось всем, сидевшим за столом, что ряд заключен на века, и за себя, и за потомков, которые будут жить в мире и согласии на этой щедрой земле.

Посланные в дозор мечники прихватили на одной из лесных троп шатуненка. А уж добром или принуждением заставили они его идти в городец, Торуса пока не знал. Во всяком случае, руки у отрока не были связаны. Шатуненок был с женщиной, которую Торуса уже видел однажды в Рогволдовом стане. Женщина, похоже, пленением не столько огорчилась, сколько обрадовалась. Шатуненок же поглядывал на Торусу исподлобья, время от времени зыркая глазами по сторонам, словно выискивал что-то в закоулках чужого городца. И, кажется, нашел. Во всяком случае, боготуру показалось, что шатуненок не впервые видит рослую костлявую старуху, которая пристала к городцу совсем недавно. Увидев ее впервые во дворе, Торуса удивился и даже спросил у Лепка, по какой надобности она здесь. Приказный сослался на Дарицу, которая приветила старуху неизвестно с какой целью. Далее Торуса разбираться не стал — один беззубый рот для хозяйства не в тягость. Звали старуху, кажется, Горелухой, и без дела она не сидела, суетясь по двору меж прочих женок.

— Разговор у меня к тебе, боготур, — сказала Рада. — И лучше с глазу на глаз.

— Пошли, — легко согласился Торуса и кивнул головой Клычу, чтобы присматривал за шатуненком.

Рада была хороша собой, недаром же Дарица, увидев ее рядом с Торусой, нахмурила брови и отвернулась, чем-то сильно недовольная. Надо сказать, что и Раде Дарица сильно не поглянулась, во всяком случае, она несколько раз поморщилась, словно припомнила что-то нехорошее.

— Из каких мест твоя ключница?

— Из ближнего сельца, — отозвался Торуса. — Мужа у нее деревом убило, вот она ко мне и прислонилась. Садись, в ногах правды нет. Рассказывай, чем тебя потчевал в Берестене ган Горазд?

— С ганом я не виделась, а мечник Глузд обещал открыть городские ворота перед Рогволдом. По его словам, городская стража боготуру противиться не будет, если тот с достаточной силой к стенам подойдет.

— А как же хазарские ганы и Жучин?

— Ган Митус уже выехал из города со своими хазарами, а Горазд с купцом собираются к тебе в гости наведаться.

— Клюнули на шатуненка?

— Похоже, что клюнули. Глузд сказал, что шатуненок в детинце встретил братана, который служит хазаром у Горазда, а после ган их к себе звал. А о чем они там разговаривали — не знаю.

— Что ж не выпытала у отрока? — усмехнулся Торуса. — Опыта тебе не занимать.

— Камень это, а не отрок! — Рада в сердцах махнула рукой. — Всю дорогу молчал как сыч.

— Сил у боготура Рогволда негусто, — вздохнул Торуса.

— А разве ты, боготур, не поможешь Рогволду?

— Пошлю я ему тридцать своих мечников. А Глузд дал тебе слово за всю Будимирову дружину?

— Клялся родовым пращуром, что вся дружина перейдет на сторону Рогволда, если тот не станет чинить с них спрос за прежние каверзы.

— Добро, — кивнул головой Торуса. — За Рогволда я рад. Негоже боготуру жить как бродяге в лесных дебрях. А куда ты собираешься вести гана Горазда с Жучином?

— Закружу по лесу, — засмеялась женщина, — буду манить золотом и серебром, пока не заведу в болота. Если они в болоте не сгинут, то проплутают несколько дней. Времени у Рогволда будет более чем достаточно.

Торуса ей не поверил. Рада явно хотела выманить Торусовых мечников из городца, чтобы облегчить задачу нападающим. Недаром, выходит, предупреждал боготура Драгутин о предстоящем хазарском напуске. Если бы не приезд даджана, Торуса, пожалуй, принял бы слова женщины за чистую монету. Уж очень все складно у нее получалось, а главное — именно так, как задумывал сам Торуса. Это ведь он предложил с помощью шатуненка выманить хазар за городские стены. Но, предлагая это, боготур знал, что его противники не лыком шиты, и не ошибся в своей оценке.

— Переночуешь в моем городце, — сказал Торуса женщине, — а поутру Клыч тебя проводит к Рогволдову стану.

Торуса спустился во двор и отыскал глазами скучающего под присмотром Клыча шатуненка. Никаких признаков беспокойства или испуга отрок не выказывал. Даже на Горелуху, которая суетилась поблизости, более не глядел.

— Не надумал поступить ко мне на службу? — спросил Торуса, присаживаясь рядом с отроком на бревно.

— Нет, не надумал. Плохой ты ведун, коли вилявая женка водит тебя за нос.

— А она вилявая?

— Рада служит Жучину, а мечник Глузд первый прихвостень Горазда.

— Откуда ты это узнал?

— Братан Осташ рассказал, он служит хазаром у гана.

— А почему я должен верить Осташу больше, чем Раде? Может, твой братан по наущению гана Горазда клевещет на женщину?

— Я Осташу верю, а ты, боготур, поступай как хочешь.

— О чем с тобой Горазд говорил?

— О Листяниных схронах, ган ищет к ним дорогу.

— А почему твой братан вздумал нам помогать?

— Из-за ганской жены. Осташ сказал, что поможет Рогволду взять Берестень, если тот отдаст за него Злату, а коли не отдаст, то не видать ему города как своих ушей.

Торуса захохотал: шатуненков братан был совсем, похоже, без ума. Одно дело отдать родственницу за гана, чем Рогволд, кстати, был недоволен, и совсем иное — за смерда.

— Не сносить головы твоему братану, коли станет на ганских жен заглядываться, — сказал, отсмеявшись, Торуса. — Ни Горазд, ни Рогволд ему этого не спустят и будут мстить не только Осташу, но и всем его родовичам. А в вашу защиту никто не скажет ни слова, ибо твой братан идет против правды славянских богов.

— Так ведь и хазарские ганы правды не чтут, почему же спрос только с Осташа?

— Если ганы забыли правду славянских богов, то они за это ответят. Но не советую твоему братану в этот спрос вмешиваться.

— А кто спрашивать будет?

— Божьи ближники, — рассердился Торуса. — А смердам в это дело нечего совать свой нос.

— Спрашивайте, — неожиданно легко согласился Искар, — а мы со стороны посмотрим, как это у вас получится.

Торуса едва не пыхнул гневом на весь двор. Обидно Велесову боготуру быть битым в споре с простым отроком. Потому что, как ни крути, правота была за шатуненком. Без простолюдинов не отстоять ведунам правды славянских богов и не справиться с переметнувшимися под крыло пришлого бога ганами. А если просишь помощи у смердов, то за эту помощь благодарить надо. Но ведь не до такой же степени благодарить, чтобы кровь божьих ближников мешалась с кровью простолюдинов!

— Ты что, решил помочь своему родовичу? — спросил Торуса у посмурневшего отрока.

— Помогу, — холодно отозвался тот. — А коли вздумают Рогволд с Гораздом мстить моим родовичам, то не сносить им головы.

Торуса окинул Искара придирчивым взглядом и пришел к выводу, что его слова не пустые угрозы. Вот где проявилась Шатунова порода! Этот действительно способен отомстить и гану, и боготуру. Вот только хватит ли силенок? Да и Шатунова ли кровь взыграла в отроке? Может, Драгутинова? Чем больше Торуса присматривался к новому знакомцу, тем больше утверждался в мысли, что перед ним родович боярина. Особенно в гневе был Искар похож на Драгутина. Так же супил брови, так же сверкал очами, а в темных зеницах таилась все та же опасная сила. Не могло такое разительное сходство быть случайным! Выходило одно из двух: либо Искар не сын Шатуна, а сын боярина и внук Великого князя Яромира, либо Драгутин, один из самых близких к кудеснику Солоху ведунов, — оборотень. Последнее, конечно, не лезло ни в какие ворота.

— Так что передать Осташу? — спросил Искар. — Отдадите вы ему ганскую жену или нет?

— Она из семьи Рогволда, — развел руками Торуса, — ему и решать.

— Пусть решает, — хмуро бросил шатуненок. — Есть у нас с братаном одна задумка, но говорить о ней будем только после согласия Рогволда.

Торуса был уверен, что Рогволд не согласится. И, скорее всего, обругает всякого, кто предложит ему подобное. И леший бы с ним, с упрямым боготуром, если бы вокруг этого города не переплелись интересы очень многих людей. К тому же Торуса обещал Всеволоду вырвать Берестень из рук гана Горазда. Если боготур своего слова не сдержит, то доверие к нему князя сойдет на нет. А Торусе очень не хотелось ссориться с верховным судьей радимичских земель.