Книга: Ларт Многодобрый
Назад: ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дальше: ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

 

Все когда-нибудь кончается. Наш поход тоже закончился. И, как сказал Первоидущий, очень даже удачно.
Ну если все, чего с нами было, тут считается «удачно прогулялись», то мне воображения не хватает представить обратное.
– Из неудачного похода не возвращаются, – сказал караванщик. На полном серьезе, между прочим. Не шутят здесь с такими вещами.
Я не спорил. И не собирался даже. Если надо выбирать между смертью и жарой, то жару и потерпеть можно. Кстати, не так и жарко было в последние дни. То ли погода изменилась, то ли я привык.
Я многому научился за эти дни. Дремать в седле привык и опорожнять мочевой пузырь, не слезая с поала; могу помыться литром воды, а еще – чуять время Санута и будущие неприятности. Еще приспособился к тому, без чего прекрасно обходился в прошлой жизни. Но реагировать на колдуна как на стихийное бедствие пока не научился. Только идиот будет злиться на снег за окном. Ну значит, я не такой умный, как хотелось бы.
Зато красивый, как говорит Марла.
А в Урламбо я посмотрелся в зеркало и согласился с ней.
Вот только меня, красивого, испугаться можно. Особенно вечером. И в пустом переулке. Я и сам, признаться, испугался того, кто глянул на меня из зеркала.
Осунувшаяся, сильно загорелая рожа. Тело тоже похудело. Согнала жара с меня лишний жирок. Хоть и не был я никогда толстым. Не в кого вроде. Но на работу я не верхом ездил, под небом голубым тоже спать не часто приходилось. Да и рацион другим был. Вместе с режимом и вредными привычками. Выражение глаз, кстати, тоже иным оказалось. Не злее или добрее, а не совсем понятное. Словно я на брата-близнеца смотрел. Что в кино охотника за головами играет. Или мастера по выживанию, что и на мотоцикле может истребитель догнать, если вертолет утонул. Осталось только морду лица разрисовать и на шею связку ушей повесить. Для правдоподобия. И хоть сейчас в кадр.
Хорошо, Натка меня таким не видит. Или Ларка. Ну насчет Натки я еще сомневаюсь, а вот Ларка точно на порог такого красавца не пустит. Еще и охрану вызовет.
А потом я заметил Кранта. И опытным путем выяснил, что вампиры этого мира в зеркалах отражаются. Вот кому можно сниматься без грима! И без всяких там накладных клыков и контактных линз.
А ведь это мысль!
Надо будет сесть по свободе за сценарий «Солдат удачи против вампира» и посмотреть, чего получится. Не все ж «Записки черного хирурга» кропать. Хотя… ну какой из меня писатель? Да и сценарий кому здесь на фиг нужен? Если я все правильно понял, то телевизора или кино тут нет и в ближайшие пятьдесят лет не будет. А потом мне все станет по барабану. И пятьдесят лет – это если удача не отвернется… Без нее даже улицу переходить не стоит. В любом из миров.
Ну ехал я себе спокойно по улице, никого не трогал. Головой еще вертел – первый раз я в Урламбо, можно и по сторонам поглазеть. Забавные тут дома строят. С крепкой дверью на первом этаже. С бойницами на втором. Небольшими окнами на третьем и садом на крыше. Все они как по одному проекту построены. Только отделка разная. Двух похоже украшенных на улице нет. И заборов тоже. Дома широкие, бойниц на десять-двенадцать. А между ними – переулки. Если на поале по такому ехать, то колени за стены цепляться станут. На самой улице два каравана разойтись могут, еще и для прохожих место имеется. И для лоточников, что свой товар на голове носят. Бросаешь торговцу денежку, и цапаешь с лотка пирожок. Удобно. С поала слазить не надо. И больше одного пирога не сцапаешь. С батон величиной эти пирожки.
Вот и я жевал батон с мясоовощной начинкой и высматривал лоточника с напитками, вдруг вижу – граната! Выкатилась из переулка и аккурат к нашему каравану. А я – ни сказать, ни крикнуть. Здоровенный кусок в рот запихнул и языком не проверну.
Как я из седла выпорхнул и в ближайшую нишу влетел – не знаю, не помню. Прижался к двери и считать начал. До десяти досчитал – ничего. Тишина и на счет «двадцать». В смысле – взрыва нету. А на улице как шумели, так и шумят. Словно бессмертные здесь живут. Что каждый день друг под друга гранаты подкладывают. И под дорогих гостей. Чтоб им не обидно было. А я вот в местную традицию не въехал. Испугался чего-то, дурашка.
Ладно, осторожно высунулся посмотреть, чего там с гранатой делается. Оказалось, ничего. Лежит она посреди дороги, недалеко, кстати, от моего укрытия, а над ней поалы идут. И ни один на нее не наступил.
«Умные звери…»
Только подумал – последний поал наступил.
Ну взрыв я опять из ниши захотел услышать. Ни фига. Даже на счет «двадцать».
Еще раз высунулся: последний поал, как шел себе, так и идет. Не хромает. Все лапы на месте. Рядом поаловод. И не похоже, чтоб его осколками посекло, если уж тут гранаты с глушителем делают. Ну а там, где граната лежала, чего-то странное виднеется. Красноватое. С бурым.
Ну подошел я к этому. Посмотрел. И ни фига не понял.
– И что это за хрень была? И с чем ее едят? – вслух я это спросил. И довольно громко. Удивился настолько, что сам с собой разговаривать начал. Хорошо, хоть пальцем не стал тыкать непонятно в чего. Или на зуб пробовать.
– Это биста. Его ни с чем не едят.
– Почему? – Сначала спросил, потом оглянулся. Хотя мог и не оглядываться. Если Малек со мной болтает, значит, Крант рядом стоит.
– А зачем его с чем-то есть? Биста и сам вкусный.
– Да?
И я покосился на красно-растоптанное. Не выглядело оно вкусным. Или хотя бы съедобным. А вот плевок с парой выбитых зубов очень даже напоминало.
– Биста очень вкусный, господин. Очень! Особенно переспелый.
– Ну-ну. Поверю, когда попробую.
– Тогда нам на базар надо! Или туда, где биста растет.
Малек чуть не подпрыгивал от нетерпения. А вот Кранту настолько было все параллельно, что он, похоже, спал с открытыми глазами.
– Ну да, мы сейчас все бросим и за твоим бистой пойдем, а где потом наших искать?..
– В «Солнечном поале»! Первоидущий там всегда останавливается.
– Это он сам тебе сказал?
– Он Мудрейшему говорил, а я услышал.
– А они тебя видели?
– Нет, господин.
– Даже колдун наш? Да не изотрется его халат на заднице.
Малек фыркнул.
Не знаю, чего он смешного нашел. Пожелание как пожелание. Но Ассу оно почему-то не нравится.
– Я не смотрел на него, и Мудрейший меня не заметил.
– Ладно, не заметил, так не заметил. Да отличат его глаза красавицу от поалихи. Хватит смеяться! Где тут базар, знаешь?
– Найдем, господин!
– Кстати, биста из этого переулка выкатился.
– Тогда идем туда!
Энтузиазм у пацана прям через край перехлестывает.
– Крант, а ты чего скажешь? Пойдем?..
– Как пожелаешь, нутер.
Вот бы чей пофигизм смешать с Мальковым энтузиазмом. Глядишь, у обоих хорошее настроение получилось бы. И мне спокойней.
Идти между домами оказалось интересным занятием. В длину дома меньше, чем в ширину. И на узкий переулок не выходит ни одно окно. Только двери. На первом этаже. Две слева, две справа. Одна в начале дома, другая в конце. И аккурат напротив соседских. Да еще решетки на дверях. Если соседи одновременно откроют эти решетки, то по переулку не пройдешь. Может, и делают это на ночь глядя, чтобы некоторые, особо экономные, его в бесплатный туалет не превратили.
А днем переулок выглядит достаточно чистым. И без характерного запаха. Широкие плиты-ступени подметены, а может, и вымыты. Как в каком-нибудь германском городке.
Еще одна «граната» запрыгала к нам по ступеням.
Я оглянулся на Малька.
– Лови свою бисту.
Он презрительно фыркнул:
– Это не биста.
– Да? Тогда чего это такое?
Пришлось резко остановиться. На всякий случай. Крант почти коснулся меня, но в последний момент отпрянул.
– Это было бистой. А теперь это грязь.
– Почему?
– Потому что упало.
Малек, кажется, удивился, но если господин спрашивает…
– Ладно, пошли дальше.
Чего-то мелькнуло под ногами, ухватило плод и тут же, на месте, село жевать его.
Ящерка. Чуть больше кошки. И совершенно ручная. На руки, понятно, не лезет, но нас не боится. Точнее, не обращает на нас внимания. Еще две ящерки бросились за следующим плодом. Одна поймала и зашипела на неудачницу. Та ответила ей тем же и побежала дальше. К чему-то серо-зеленому.
И тут же оказалась в пасти большой ящерицы, что пряталась под этим серо-зеленым.
Я остановился. Посмотрел на сонно-равнодушную морду, неторопливо хрустевшую неожиданным обедом, повернулся к нортору:
– Крант, а нас так не прожуют?
– Нет.
– Ты уверен?
Оберегатель кивнул. Но я не торопился дальше.
– Думаешь, эта тварь уже наелась?
– Нет.
– Ну так…
Идти мимо зверушки, что совсем даже не вегетарианец, чего-то не хотелось. К тому же эта живность ростом с добермана.
– Хозяин, нас больше, – сообщил Малек.
– Думаешь, она умеет считать?
– И мы не спим. И не охотимся здесь.
Раздел территорий, значится. Понятненько. Если забрался на чужую, то не подставляйся.
– Знаешь чего, Малек, я разрешаю тебе идти первым. Здесь. И сейчас.
– Спасибо, господин! – И столько счастья в голосе, что мне аж неловко стало. Словно пацан получил все награды этого мира. Может, и впрямь зверушка совсем безобидная?..
Мы вышли из переулка и то, серо-зеленое, оказалось деревом. Похожим на елку. Только иглы длиной в ладонь. И растут пучками, вниз. А еще на дереве красные и синие «сосульки» висят. Не хватало только Деда Мороза со Снегуркой и подарков. Хотя один «подарок» я уже видел. Зубастый. Если остальные такие же, то «извините, дорогие хозяева, я очень спешу».
Только подошли к «елке» и сразу стало темнее. Как вечером.
Ну повертел головой, посмотрел наверх – облако. Небольшое, светло-серое. Прикрыло солнце. И тут же послышался странный треск и шорох.
«Сосульки».
Они лопались в длину. Становились толще. Разворачивали широкие лепестки, выставляя наружу желто-мохнатое нутро. Легкий порыв ветра, и дерево оказалось в облаке пыльцы. Яркой, блестящей. Словно началась золотая метель.
Закрывались цветы так же быстро, как и открылись. Будто я смотрел фильм из жизни растений, прокрученный от конца к началу. Когда солнце выбралось из-за облака, цветы опять притворялись «сосульками». А вокруг дерева ящер охотился на бабочек.
– Господин, мы идем?..
Я так засмотрелся, что не сразу вспомнил, куда мы шли и зачем.
Сразу за «елкой» начались сады.
Решетки выше человеческого роста, заросшие чем-то зеленым. Причем так густо, что ничего за забором не видно. Кое-где над оградой склонялись ветки. Некоторые даже с плодами.
– Малек, а вот и твой биста. – Я потянулся к ветке.
И тут же получил в бок и по руке.
Хорошо, улица шире переулка оказалась. А то б впечатался в забор напротив.
– Вы чего, с ума сошли, оба-двое?
Малек опустил голову. Нортор убрал от меня руки. Вот кто удержал меня на средине улицы.
– Прости, господин.
Крант извиняться не стал. Только подошел к забору и остановился под «моей» веткой.
– Смотри, нутер.
Я взглянул.
Медленно, очень медленно, Крант стал поднимать руку. Он почти выпрямил ее, когда из листьев показалась узкая буро-зеленая морда. Открылась зубастая пасть, задергался тонкий язык.
– Это страж, – шепнул Малек. – Защита от чужих.
– Это тоже защита, – сказал нортор и стал чуть ближе к забору. – Видишь?
– Нет.
Какой-то скрип и шелест я слышал, но что бы это значило, не понял.
– Господин, ты не туда смотришь. Плащ…
Тогда и я увидел. Там, где ткань коснулась забора, из него высунулись шипы. Не очень длинные. С ладонь. Крант согнул шип пальцем, отпустил. Тот гибко выпрямился.
– Хороший заборчик. Прям мечта йога.
Оберегатель услышал мое бормотание. Отцепился от «хорошего заборчика», стал слева от меня. Малек пристроился справа и на шаг впереди.
Ну понятно, приказа «идти первым» я не отменял.
– Нутер, если твой друг хочет такую защиту…
– Какой друг?
– Йо-Га… – осторожно, будто слово могло укусить, сказал Крант.
– Я пошутил. Забудь.
– Как пожелаешь, нутер.
Несколько минут мы поднимались молча. Не такой уж крутой подъем, но болтать почему-то не хотелось. Пустая улица, живые, колючие заборы и ни одного прохожего, кроме нас. Только где-то впереди и слева слышно трещотку паланкидера.
Значит, здесь все-таки есть люди. Живут, принимают гостей. А от незваных отгородились непролазными зарослями. По всему выходит, не дураки в этом районе живут.
Малек внезапно дернулся, потом обернулся ко мне. С улыбкой на физиономии и «гранатой» в руке.
– Это тебе, господин, – протянул он «подарочек».
– Спасибо. – Я посмотрел на буро-зеленое яйцо. Брать почему-то не хотелось. – Жуй сначала ты.
Малек быстро кивнул, потом «хрясть!» – разломил плод. Нутро оказалось спело-арбузное, с белой косточкой. И пахло от него фруктовым коктейлем.
Пацан сунул половинку в рот, зажмурился от удовольствия. Так с закрытыми глазами он и жевал. На морде у него появилось столько блаженства, что я не выдержал.
– Ладно, Малек, уболтал. Половину я, пожалуй, попробую.
Он вздрогнул, открыл глаза и… второй кусок плода шлепнулся мне под ноги.
– Прости, господин. Я тебе еще поймаю.
А сам бледный, испуганный и голос дрожит.
– Ладно, иди, лови.
И он пошел.
Я остался на месте. Смотрел, как ящерка спускается по забору, бежит по улице, ест сочную мякоть, грызет косточку.
– Крант, чего это с ним?
Малек шел так, будто ждал выстрела в спину.
– Ты приказал, он услышал и делает.
– Блин, кажется, я чего-то не то приказал.
Нортор посмотрел на уходящего пацана, потом на меня и… ничего не ответил.
– Говори, Крант. Я знаю, ты оберегатель, а не советчик. Но мне надо знать, чего такого я ляпнул. Здесь не принято делить десерт? Или хозяину нельзя доедать за слугой? Или мне нельзя этого есть? Говори!
Крант вздохнул. Обычно он дышит так тихо, что и не слышно. Словно он совсем не дышит. А тут…
– Нутер, я… скажу. Если ты прикажешь мне.
И мне вдруг стало страшно. И холодно. Как в горах перед рассветом.
– Крант, я не буду приказывать. Если это такая большая тайна, то и хрен с ней. Не можешь ничего сказать, не говори. А если можешь, ну хоть чего-нибудь… то не молчи. Прошу тебя, Крант.
Ящерка доела и побежала к забору. Нас она совсем не боялась. Или в упор не замечала.
– Хозяин ест после слуги. Редко. Если ему это очень нужно.
Я молча ждал продолжения. Потемнело. Опять солнце спряталось за облако. Крант тоже посмотрел наверх. Потом спросил. Едва слышно:
– Нутер, тебе это очень нужно? Ты без этого не сможешь?..
Я пожал плечами. Нортор замолчал и приступил к работе. Нацепил на лицо сонно-пофигистское выражение. Типа «служим, защищаем, на работе не болтаем». А я смотрел, как Малек возвращается, и думал. Не так уж много я почерпнул из Крантовой болтовни. И еще меньше понял. Но одно я точно знал: это мне не нужно. Без этого я смогу обойтись. Не знаю, правда, без чего.
Пацан подошел, разломил фрукт, стал жевать половину. Словно кусок земли в рот запихнул. Или поаловой лепешки. Вторую половину «гранаты» протянул мне. Молча.
– Не-а. Жри сам. А мне целую принесешь. Я распробовать хочу.
И опять сочно-красный кусок шлепнулся на плиты. Объестся сегодня ящерка.
На лице моего «кормильца» появилось недоверие, потом удивление, а потом такая радость полыхнула, что он, кажется, засветился изнутри.
Или это туча убралась на фиг от солнца?..
– Господин, я тебе два принесу! Или три!!
И убежал. Земли он едва касался.
– Крант, у него не будет проблем с этими… бирками? Или как их там?
– Биста на дереве принадлежит хозяину. На земле – грязеедам. А между веткой и землей тому, кто сможет взять.
– Спасибо, Крант. Надеюсь, у тебя из-за этого не будет проблем. Все-таки ты сберегатель, а не советчик.
– Да, нутер, я сберегатель. И… я думаю, что три биста для тебя много. То, что хорошо для ипши…
Крант оказался прав. Третий биста был лишним.

 

Чего я творил потом, точно не помню. Забылось как сон после внезапной побудки. Помню, Малек и Крант были в этом сне. А вот все остальное…
Крант в основном молчит как рыба об лед, а Малек болтает такое, что я боюсь ему верить. Конечно, ему обманывать меня вроде бы незачем. Но чуть-чуть приукрасить действительность… чтобы стало смешнее… Вот только мне почему-то совсем невесело.
Кажется, я хотел стать Величайшим Йо-Гой и требовал особую лежанку. С шурупами. А где ее взять, не сказал. Потом вроде бы обнимался со всеми заборами на улице, а они боялись меня колоть. Только один, самый первый, посмел кольнуть меня. Тогда я проклял его, и забор почернел.
– Пятно, – буркнул Крант.
Еще мне вдруг потребовался паланкин, и я призвал его громким голосом.
А вот это я смутно помню. Кажется, в паланкине этом кто-то был, и я предложил ему потесниться. Или убираться на фиг. Ходить – полезно для здоровья.
Потом мне якобы захотелось в сауну. И меня целый круг носили по Верхнему Городу. Пока я не вспомнил, на что похожа сауна. А еще я пел. Когда мне надоело это занятие, меня отнесли в Дом Радости. К Многолюбящей Намиле. Там меня помыли и сделали особый массаж, после которого я должен был сразу же заснуть. Но я не заснул! Я устроил веселуху. Разбудил всех гостей Многолюбящей. Потребовал еды, питья и девок.
Короче, Лёха расслабился и устроил бардак по полной программе. С загулом. Дня на два. Было много шума, жратвы, выпивки. Хозяйка этого заведения оказалась умной бабой: старых гостей выпускала, а новых не принимала. К концу загула в Доме осталось только трое посторонних. Потом двое. Я и Крант. А Малек пошел за Марлой. Мне вдруг захотелось большой и чистой любви. Но когда Марла пришла, я уже спал. Наверно, так скучал, что утомился.
– Не скучал. Ждал, – неохотно сообщил Крант.
– И все?
– Устроил «групповуха» и ждал.
– Блин. А ты чего делал?
– Выполнял твой приказ.
– А чего такого я тебе приказал?
Крант замялся.
– Ну так чего?
– Ты сказал: «Делай, как я».
– Ну и…
– Я делал.
– Получалось?
– Меня учили выполнять приказы нутера. – Нортор выглядел почти обиженным. И почти смущенным.
– Понравилось?
– Нутер, я сберегатель, а не…
– Кто-кто?
– Гость Многолюбящей!
Крант слегка порозовел.
– Кричать не надо. Со слухом у меня хорошо. С памятью тоже. Я задал тебе простой вопрос. И хочу получить простой ответ. Тебе понравилось? «Да» или «нет»?
– Да.
– Все, свободен.
Нортор вышел. И дверь за собой закрыл. Плотно. А вот Малек остался. Интересно ему стало, чего значит «групповуха».
– Иди, спроси у Кранта.
Мне другое было любопытно, чего такого я вытворял, что нортор краснеет. Или это первая групповуха в его жизни?
Надо бы уточнить при случае…
Кстати, Малек сожрал фруктов больше, чем я. И с памятью у него никаких проблем. И вел он себя как всегда. Кажется.
Так что прав Крант: от чего ипше хорошо, от того Лёхе Серому еще лучше.

 

2

 

– …Что такое сказка, Пушистый?
Ну как рыбе объяснить, что такое вода… для нерыбы.
– Умеешь ты, Лапушка, вопросы спрашивать. Простые, как… не знаю чего. Вот если бы ответы такими же были. Ну как тебе сказать…
– Как есть, так и говори.
Женщина повернулась на бок. Подперла щеку ладонью.
– Ладно. Но ты сама этого попросила, – угрожающе зарычал я. Решил Марлу напугать. Она зажмурилась и улыбнулась. Чуть показав клыки. Пугать сразу перехотелось. – Сказка, значится… Это то, чего нет, не было, но очень хочется, чтоб было. Понятно?
– Нет. Или ты это так шутишь?
– Да не шучу я. Объясняю. Как могу.
– Смоги еще раз.
– Ладно, попробую. Вот с тобой было такое, когда хочется того, чего сделать нельзя или очень трудно?
Марла дотянулась до кувшина, хлебнула из горла и только потом сказала:
– Такое было со мной. Да.
– То, чего тебе хочется и не можется, называется мечтой. А сказка… вот когда ты говоришь, что-то, чего не можется, вдруг взяло и смоглось, вот тогда это сказка. Теперь понятно?
– А кому говоришь?
– Себе. Другим. Но чаще всего себе.
– Сказать то, чего не было? Не истину? Это сказка?..
– Ну… почти.
Еще глоток вина. И взгляд поверх кувшина. Взгляд-рентген. Потом кувшин ставится Марле на бедро и допрос продолжается.
– Вот если я скажу, что Срединные горы неопасны. Что там нет ми-ту. Что Путь там прямой и легкий. Ты пойдешь туда без проводника и охраны. А на привале отрежут твою глупую голову. Понравится тебе такая сказка?
– Лапушка, это не сказка. Это подстава!
– Да? А сказка тогда что?
– Ну… сказка… например, ты говоришь, что можешь выпить три кувшина вина…
– Могу.
– Потом снять двух реальных мужиков…
– Снять? Откуда снять? Зачем?
– Ну не снять. Это я не так сказал. Ну позвать с собой. Теперь понятно?
– Понятно. Позвать – это я могу.
– Позвала, привела к себе и устроила с ними такой трах-тиби-дох, что они от тебя на четырех уползли.
– Тогда это будет сказка?
– Да.
Марла хмыкнула, опять приложилась к кувшину, а потом бросила пустую тару в окно. Не оборачиваясь и не прицеливаясь.
– Пушистый, ты говорил обо мне истину. Пока тебя не было, я часто призывала двух мужей. Иногда трех. И не все потом могли уйти сами. Некоторых уносили.
– Лапушка, это похоже на сказку. На страшную сказку.
– Это истина, Пушистый. Не надо ее бояться. Лучше скажи, что такое сказка.
– Я пытаюсь. Но у меня плохо получается.
– Тогда расскажи сказку.
– Блин, нашла Шахиризаду Ивановну! Да из меня такой же сказочник, как из поала танцор.
– Ты видел брачные танцы поалов?
– Нет.
– Тогда рассказывай.
– Ну ладно. Но потом не жалуйся.
Марла засмеялась и потянулась к тарелке с едой.
– Так вот. Ты, значится, жевать будешь, а я говорить… Несправедливо это.
– Пушистый, я буду жевать и слушать. А ты только говорить.
– Мы можем поменяться.
– Потом, Пушистый. Может быть. А пока говори. И отдыхай.
Марла похлопала меня по животу, и спорить сразу расхотелось.
– Ладно, слушай. Все сказки начинаются с «жили-были». Ну вот, жила-была кошка…
– Пушистый, а что такое кошка?
– Зверь такой. С когтями и клыками.
– У меня тоже есть когти и клыки.
– Это маленький зверь. И он не умеет разговаривать.
– Понятно. Говори дальше свою сказку, не отвлекайся.
– Это я отвлекаюсь?!
– Ты. Я только ем и слушаю.
– Ладно. – Трудно спорить с Марлой. Особенно когда она рядом. – В одном городе жила кошка. У нее не было хозяина и не было дома. Она жила в каком-то укромном месте и сама добывала себе еду. Себе и своим котятам.
– Кому?
– Детеныша кошки зовут котенок. У кошки было несколько котят. Все нормальные, а один… нет, не дурак, просто любопытный. Блин, ну не умею я рассказывать сказки! Ла-апушка…
Но взять Марлу на жалость не получилось.
– Ты хорошо рассказываешь, продолжай.
И так сказала, что я сразу же поверил и продолжил:
– Ну вот, выбрался как-то этот котенок из укромного места и пошел искать приключений на свою пушистую задницу.
– А котята пушистые?
– Есть пушистые, есть не очень. А этот не только пушистым, но еще и светлым оказался. Короче, только он выбрался, его сразу заметили. Дети. Так у нас детенышей людей называют. Если тебе интересно.
– Интересно. А они большие?
– Дети? Ну лет семь-восемь. Но для котенка они, как поал для касырта.
– Тогда большие.
– Ото ж.
– А зачем детенышам котенок? Чтобы съесть?
Марла отставила пустую тарелку и умиротворенно погладила себя по животу.
– Нет, чтобы поиграть. Но знаешь. Лапушка, есть игры… не очень полезные. Для маленьких.
Не хотелось мне говорить, в какие игры играют с бездомными котятами. И чего от этих котят остается после таких игр.
– А дальше?
– Ну котенок испугался и побежал. Сразу его не поймали. Потом котенок спрятался под большую кучу веток. Дети не смогли достать его. Только ходили вокруг. Потом пришел человек в оранжевой безрукавке, высыпал на ветки какой-то мусор и поджог. Дети не отходили от костра, ждали, когда котенок испугается и выскочит к ним. А котенок сидел так тихо, словно его там не было.
Я замолчал, чтобы промочить горло. А Марла задумчиво сказала:
– Так вот что такое сказка…
– Это еще не сказка. Это пока быль, Лапушка. – Я протянул ей почти полный кувшин. – Хочешь?
Она взяла, но пить не стала.
– Котенок сгорел?
– Нормальные пацаны не горят! Тем более в сказках. Котенок был бело-рыже-коричневый. Такой окрас у нас называют счастливым. Кошки такой окраски вроде бы приносят счастье своим хозяевам. Ну и себе, понятное дело. Вот котенку и посчастливилось. Его вытащили из костра и забрали домой. Так бездомный котенок получил хозяйку, имя и дом. Такая вот сказка. Теперь поняла, чего это такое?
– А сказки только про зверей бывают?
– Нет. Про людей тоже есть.
– Расскажи.
– Лапушка, а может, в другой раз?
– Ты уже отдохнул?
– Вообще-то…
– Тогда рассказывай.
– Ладно.
– Про людей.
– Ну про людей, так про людей. Слушай…
– Я слушаю, слушаю.
– И не перебивай. Я и так ничего интересного вспомнить не могу, а ты еще…
– А ты глотни немного.
Марла передала мне кувшин. А в нем уже меньше половины! И когда только успела? Кажется, в сказке про три кувшина и двух мужиков не очень много выдумки.
– Только не выпивай все! Тебе еще сказку рассказывать.
– Знаешь чего? Забирай свое пойло и не морочь мне голову! Сказку тебе? Будет сказка! Про девочку Марину.
– А где «жили-были»?
– Жили-были?.. Ну жила-была Марина. А вместе с ней жили ее отец и мать. Теперь правильно?
– Да. Продолжай.
– Родители у Марины были веселые. Сначала. Потом веселым остался только отец, а мать то плакала, то ругалась. Пока все понятно?
– Я видела, как плачут. А ругаться и сама умею.
– Ладно. Как-то отец Марины так «развеселился», что облил себя горючей жидкостью и поджог. А дома вместе с ним была только Марина. Пять лет девчонке. Ни помочь, ни помешать не могла.
– Она сгорела?
– Нет. Только испугалась. И стала сильно заикаться. А еще впадать в столбняк. Даже от горящей спички.
– От чего?
Объяснил.
Допили второй кувшин.
– Так вот какие сказки про людей, – вздохнула Марла и совсем по-бабьи подперла щеку кулаком.
– Нет, Лапушка, это пока жизня. И то, что мать два года возила девчонку по врачам и бабкам, но не могла вылечить, тоже жизня.
– А где сказка?
– Сказка будет дальше. Марина увидела, как другие дети гоняются за котенком. Видела, куда он от них спрятался, потом заметила огонь. Вот тут и начинается сказка. Сначала Марина закричала. Очень громко. Ее мать и с четвертого этажа услышала А последние два года Марина говорила только шепотом. Или молчала. Потом Марина подбежала к костру и раскидала горящие ветки. А для малявки вроде нее ветки очень тяжелые. Все так удивились, что никто ей помешать не успел. Марина достала котенка, и тут в огне чего-то взорвалось.
– Чего взорвалось?
– Не знаю. Я был далеко от костра. А когда подбежал, увидел на девчонке всего два пореза: на плече и на спине. Малявке здорово повезло. Некоторые после таких взрывов остаются без пальцев или без глаз.
Пока я пил, Марла молчала, но стоило отставить кувшин и сразу же:
– А дальше?
– Ну я немного полечил эту девочку. Поговорил с ее мамашей. Тогда-то и узнал про костер из папаши и заикание. Кстати, заикания я не слышал. Прошло. А котенок у Марины остался. Фениксом назвали.
– Это все?
– Все, что я знаю про нее и котенка. Можно бы еще чего-нибудь придумать. И рассказывать, наверно, по-другому надо было…
– Не надо. Я поняла, что такое сказка.
– Правда, что ли? Кажется, я так хреново объяснял, что и сам запутался.
– Это неважно. Тебя услышали и поняли, а ничего другого и не надо.
– Ну ладно, если ты так говоришь… Но теперь моя очередь слушать сказки.
– Потом, Пушистый. Ладно?
Вот только «потом» наступило не скоро.

 

Мы все еще гостили у Намилы Многолюбящей. Как ее личные гости, а не посетители ее Дома. Потому как дом я купил Еще в самом начале веселухи, когда нас пытались из него выставить. Ну а я не хотел никуда уходить! Вот и взял Намилу на «слабо». Мол, слабо продать? А она мне: слабо купить. Слово за слово, вытряхнул все, чего с собой было, на домик и наскреблось. А не хватило б, то половина наличняка Намиле отошла бы. По договору. Не ходят тут по городу с таким баблом. А я вот хожу. Так что профукала Многолюбящая свой домик!
Потом я проспался, поговорил с Намилой еще раз и взял ее в совладелицы. Быть хозяином сауны, массажного кабинета, косметического салона, диетической столовки и хрен знает чего еще… по-моему, это слишком для одной не совсем трезвой башки. Да еще обслуживающий персонал при Доме имеется. Не знаю, как Намила сама со всем справлялась? Теперь вот расширяться думает. Раз уж помощника боги прислали. А чем этот «помощник» занимается со своей женщиной, Многолюбящей по барабану. Для Намилы главное, что я не мешаюсь в ее дела и оплачиваю половину расходов. Вот только Лапушка Намилу в упор не замечает. Тот, кто ни разу не ходил с караваном, живым не считается. А Намила родилась в этом доме, и ниже Среднего Города не спускалась. Марла для нее, как дикарка-инопланетянка, с которой без переводчика лучше не общаться.
А дикарке-инопланетянке вдруг захотелось поговорить. Со мной, не с Намилой. А закрыты у меня глаза или нет, Марле все равно.
– Если б я рассказывала сказку, как положено у вас, то начала бы так: «Жил-был звереныш из племени Кугаров, и у него еще не было Имени. Прозвища тоже еще не было. Его называли Зверенышем, когда хотели позвать…» Нет, это неправильная сказка!
– Почему?
Глаза мне открывать лень.
– Этого Звереныша давно нет.
– Умер?
– Нет. Звереныш вырос, получил прозвище, Имя. Но рассказывать о том, кого нет… – Марла замолчала.
– Ладно, расскажи другую сказку.
– Другой я не знаю.
– Тогда придумай.
– Придумывают песнопевцы. Это их дело.
– Жаль. А мне интересно, чего там случилось со Зверенышем?
– Ничего. Вырос и стал большим и сильным. Я хотела рассказать не о нем, а о сказке, что он себе рассказывал.
– Ну так я слушаю.
Глаза все-таки пришлось открыть. Марла сидела рядом, прижав колени к груди. Вид у нее был задумчивый и грустный. Третий пустой кувшин валялся на ковре, умостив горлышко на пустой тарелке.
– Расскажу. Я обещала.
– Да хрен с ним, с тем обещанием! Если не хочешь…
Марла глянула так, что я сразу заткнулся.
– Пушистый, если не хочешь выполнять обещание, не обещай. – Она потянулась к кувшину, увидела его в лежачем состоянии, и тяжело вздохнула. – Так вот, Звереныш из клана Куга-ров услышал как-то песнопевца. Первый раз в жизни услышал. Песня была про героя. Герой совершал великие подвиги, побеждал врагов и демонов, встречал других героев. У героя было много слуг, сокровищ, жен. Но все это стало потом. Сначала были Снежные Бабочки. Это после встречи с ними он и стал героем. Зверенышу очень понравилась эта песня. Он повторял ее снова и снова. Но вместо героя с Бабочками встретился он, Звереныш. И подвиги совершал тоже он, и с демонами он сражался, и сокровища находил. А потом про него, Звереныша, слагали песни лучшие песнопевцы. Весь клан слушал потом эти песни и гордился тем, что такой герой родился и вырос среди них. Звереныш хотел увидеть Снежных Бабочек. Он думал про Бабочек днем и во время Санута. Бабочки стали сниться Зверенышу.
Марла замолчала, улыбнулась, не показывая зубов, положила подбородок на колени и засмотрелась в окно.
– Это все, Лапушка? А где здесь сказка?
– Сказка – это Бабочки. Их нет. Так всегда говорят. Те, кто их не видел.
– Подожди. – Лежать на спине перехотелось. Перевернулся на бок, подпер голову рукой. – А как же герой? И песня…
– Герой был. Песня есть. А Бабочки… Говорят, их нет.
– Нет?
– Нет. Но очень хочется, чтоб были. Ты сам сказал, что это сказка.
– Это мечта.
– Нет, Пушистый, это сказка. Через несколько сезонов Звереныш увидел Бабочек.
– Значит, они все-таки есть! Я так и…
– Звереныш их видел один. Рядом никого не было.
– Все равно. Это хорошая сказка!
– У нее есть продолжение, – тихо сказала Марла.
А я вдруг заметил, что уже сижу, размахиваю руками и улыбаюсь на все тридцать два.
– Какое продолжение? Про подвиги, баб и сокровища?
– Нет, это не сказка, это истина. А сказка… Когда Звереныш получил Имя, прозвище и стал жить так, как мечтал, он начал рассказывать себе другую сказку. Редко. И только во время Санута. Это сказка о детенышах, которых нет и никогда не будет. И о том, что детеныши героям не нужны.
– Подожди, Лапушка, а это еще к чему?
– У каждого товара есть своя цена. Если муж встретит Снежных Бабочек, он сможет стать героем, но не сможет стать отцом. Если жена… – Марла опять потянулась к пустому кувшину, потом бросила его в окно. – С женой то же самое. Она не станет матерью, даже если возьмет трех мужей сразу.
Улыбаться мне резко перехотелось.
– Лапушка, а как назвали потом того звереныша?
Мне ответили.
Вообще-то можно было и не спрашивать.

 

3

 

Ну сидит себе мужик, никого не трогает, а к нему подходят и голову начинают морочить. А мужик думает, может быть, и не над вопросом «пить или не пить?» – тут вообще никаких сомнений! – другая проблема мозолит ему извилины… За стаканом красного, которое тут почему-то считается сильно алкогольным пойлом, ее только и обмозговывать. И где еще, как не в кабаке. Только там по три мыслителя на один квадратный метр собираются.
Мир мой как раз начал приобретать легкую расплывчатость, а тело приятную легкость – самое время прийти дельным мыслям. Но вместо них явилось нечто другое и давай одолевать дурацкими вопросами. Типа почему сам-один, может, компания требуется?..
Блин, ты б еще налоговую декларацию попросил меня заполнить!
Сквозь стакан толстого зеленого стекла этот болтливый доставала напоминал нечто бесформенное и почему-то зеленое.
Но стоило спросить: «Ты рыбка, птичка или камушек?» – и это зеленое нечто надолго заткнулось. Пришлось посмотреть на него двумя глазами. Левый по-прежнему видел незнамо чего в зеленом тумане, зато правый узрел рыжего худого коротышку, в пестром прикиде и ядовито-желтых сандалиях.
Только один из моих знакомых ходит в такой уникально ненормальной обуви. Наша надежда и опора, наш защитник и благодетель, без которого нас забодал бы первый попавшийся комар.
– Ну и чего, Асс, тебе не спится в это время? – А он стоит, молчит, только глазами хлопает. – Ладно, присаживайся, раз уж приперся.
Колдун умостился на соседнем табурете, бутылку на стол поставил. Поллитровку примерно.
Бутылки здесь большая редкость. Одна стоит столько же, сколько полный кувшин белого. Так это пустая бутылка! А с содержимым… И двух похожих бутылок не найти днем со свечкой. Прям экспонаты с выставки стеклодувов, а не бутылки.
Короче, на стол Асс поставил весьма дорогую вещицу.
И это все для меня?! Чего это с ним? Внезапный приступ щедрости или перепутал меня с кем-то?
– Чего праздновать будем? – спрашиваю, а сам бутылку рассматриваю.
Черная, непрозрачная, красными и фиолетовыми камушками украшенная. А пробка проволокой обмотана. Золотой, похоже.
– Когда два мужа расстаются навсегда, они открывают вино забвения, – важно изрек гость.
– Расстаются? А-а… Спасибо.
Спасибо, рыжий, что напомнил, чего ради я тут сижу и над чем мыслить изволю. Я ведь сюда не расслабиться зашел, не на девочек посмотреть. Хотя красотки тут высший класс. Глянул на них, и будто коктейль «Ностальгия» заказал. Сестричек Гадюкиных они мне напомнили. Только раз я со Снежаной был в цирке, и очень ей эти малышки понравились. Гуттаперчевыми двойняшками она их назвала. Ну в девять лет суставы и позвонки еще подвижные, но ведь любой гибкости есть предел. А эти сестрички гнулись так, что полный улет! Наверно, змеями их предки были. Или позвоночника не имелось у девчонок. Вместе с прочим ливером, обычному человеку положенным.
Не знаю, как зовут этих гимнасток-экстремалок, но они постарше «сестричек» будут. Лет сорок им. На троих. А номер почти тот же работают. Только на столе. Среди тарелок да торчащих вверх ножей и вилок. Дву– и трезубых. Первый раз я такой прибор увидел. Глянуть бы еще на «гения», что додумался вилку с ножом к одной рукояти приделать. Орудуешь вилкой – лезвие кверху торчит, а нужен нож, тогда вилка в потолок смотрит.
Ну и как этот кухонный шедевр с собой носят? А о технике безопасности тут кто-нибудь чего-нибудь слышал? Или столовский инвентарь хранится на кухне и подается вместе со жратвой? Тогда почему мне не дали? Устроить, что ли, скандал по такому поводу? Хотя… Может, и хорошо, что меня обделили. Без длительных и упорных тренировок такой опасной штукой можно здорово попортить себе физиономию. Или непрошеному гостю, что приперся распить бутылку на прощание. Ну в крайнем случае, его можно и этой самой бутылкой… Попрощаться ему, видишь ли, приспичило! Вчера не мог. Или сегодня утром. Когда мне того же хотелось. Пока я с Марлой еще не поговорил. За жизнь. И за дальнюю дорогу.

 

После обеда провел я Лапушку до Среднего города. Мог бы и до Нижнего, но мне сказали, что нечего совать свой любопытный нос в чужие дела. Вот я и не стал. Решил своими заняться. К примеру, новую родину внимательно осмотреть… Если угораздило здесь жильем обзавестись. Тут-то Марла и намекнула, что «новая родина» стояла и еще постоит, а вот караван без меня уйдет, но вернется ли обратно, это еще как сказать. Лапушка у двух гадальщиков уже побывала. Так один сказал «да», другой – «нет».
– К третьему надо идти, – предложил я.
Ну мы и пошли. Любопытно мне стало на местных смотрящих посмотреть. Коллеги как-никак. Гадалки, предсказатели, ясновидящие… а от них до Видящих один шаг. Видящие, как и колдуны, бывают ночными и дневными. Одни спят днем, другие – ночью. Здесь почему-то считают, что все самые важные дела делаются во сне. Ну про колдунов замнем для безопасности. А насчет Видящих забавные вещи я узнал. Предсказания Дневных не сбываются! Или сбываются крайне редко. Вроде как силой своего слова они разрушают грядущие беды и несчастья. Очень уважаемые люди, эти Дневные. И хорошо оплачиваемые. Ночные тоже не голодают. Но их предсказания сбываются чаще. Или всегда. Ничего радостного и приятного они не видят и, естественно, горячей народной любовью не пользуются. Но сказать что-то плохое о Ночном… Ага, как же! О таком опасном человеке даже думать стараются шепотом.
Кстати, все, чего я напредсказывал, пока сбывалось. И довольно скоро. Вот только для чужих я все время работаю. А в свое будущее заглянуть – так ни-ни! Пусть тогда другой посмотрит. Если сможет.
К трем специалистам этого дела мы подходили. Так все трое нас послали. Стоило им узнать, кто клиентом будет. Да еще и лавочки свои позакрывали. Типа притомились мы сильно, длительный отдых срочно требуется. А мне уже интересно стало. Азарт разобрал. Решил всю улицу пройти, если надо, но услышать-таки про «дорогу дальнюю и даму трефовую»…
Только четвертый Видящий согласился со мной поработать. Навскидку – старику сто лет в обед. А глянешь в глаза – тысячу сто можно дать. Если все, чего дед предсказывает, он еще и видит, то мама дорогая, я лучше в дворники пойду!
Знал бы, чем все закончится, я б отказался от сеанса.
Началось с того, что старик приказал малявке-помощнице выйти на улицу. А кувшин и миску белого металла взять с собой. Потом он начал прятать хрустальный шар. Сначала под платок, потом в шкатулку. Резную. И вроде как из кости сделанную. Шкатулку убрал в деревянную коробку, коробку сунул в руки Мальку и того тоже отправил за дверь. Потом настала очередь белой вороны. Ее запихнули в клетку, накрыли огромным платком и дед лично – Лапушке или Кранту не доверил! – унес куда-то свою животину. Ходил он так долго, что я подумал: может, он и себя решил эвакуировать. От греха подальше. Но дед вернулся. И посмотрел на нас так, будто надеялся, что мы исчезнем до его прихода. Как туман на ветру. Вот только мы намек не поняли. Остались и дождались.
Как гадают на картах, я себе представлял, а вот на палочках…
Оказалось, очень даже просто.
Берется высокий резной стакан, тоже вроде как костяной. В нем тонкие ошкуренные прутики торчат, с насечками и полосками разного цвета. Стакан берется в руку, над ним произносится какая-то заумная ерундень, какую я не повторю, даже если б очень захотел. Потом вторая рука хлопает по дну стакана… То, чего вылетело из него, над тем и работают.
Прутики еще падали, а я вдруг понял, что все это уже было. И старик, и клубок тонких палочек на голой земле, и мужик слева от меня. Но тогда это был не нортор. Капитан. Для команды. А для меня капитан Крант. И на месте Лапушки стоял его племяш. Чего-то жевал. Был еще ветер. Что пах морем, жарой и песком. Песок скрипел на зубах.
Старик-прорицатель бросил прутики на землю и долго вглядывался в полученный узор. Я-другой тоже смотрел вниз. Будто видел и все понимал. Только капитан заметил это, как привык замечать все вокруг. Остальные глазели по сторонам, жевали или подмигивали проходящим девкам. Команда две луны обходилась без женской ласки. Прорицатель кашлянул, прочищая горло, но я-другой не дал ему заговорить. Так мы и сидели, взявшись за руки и глядя в глаза друг другу. Слезы покатились по щекам старика, затерялись в глубоких морщинах, его губы дрогнули, и капли утонули в теплой пыли. Ямки получились глубокие, ровные. Словно не слезы сотворили их, а расплавленный металл, что прольется однажды на землю и…
Старик вскрикнул, как от боли, и я вернулся.
Крант, Лапушка, древняя лавка, помнящая три поколения провидцев. Все на месте, все знакомо. А ее нынешний хозяин сидел напротив меня и покачивался, плотно закрыв глаза. По его щекам бежали слезы, терялись в лабиринте морщин.
В лавке пахло пылью, травами и почему-то дымом. На зубах скрипел песок.
Лежащие между нами палочки дымились.
– Как ты будешь жить с этим?
Блин, какой знакомый вопрос! Прям до боли.
И такой же привычный ответ.
– День за днем, старик. День за днем.
Сколько раз я отвечал так? Точно больше двух. В скольких мирах или снах?.. Вряд ли только в одном.
Усталость наваливается, как после тяжелой операции. С трудом шевельнулся распухший язык:
– Заплати ему.
И нортор, как когда-то капитан Крант, бросает предсказателю монету. Золотой шлепается на землю, рядом с кучкой пепла.
– Забудь, если сможешь, – предлагаю старику.
– Если смогу.
Тот по-прежнему не открывает глаза.
Из лавки выходим, не дожидаясь просьбы хозяина. Даже мне ясно, что больше здесь мы ничего не узнаем.
За дверью нас ждет Малек. Вид у него донельзя любопытный. И слегка пришибленный после созерцания наших рож.
– Господин, а…
Мне только допроса с пристрастием сейчас не хватает!
– Верни добро провидцу, – озадачиваю пацана.
Тот кивает. Миг – и у Малька уже свободные руки.
Он что, сквозь закрытые двери ходить научился?!
– Господин, а…
– Чего это с ней?
Девчонка стоит у двери и мелко дрожит. Миска и кувшин брякают друг о друга.
– С этой? Так боится она.
И Малек замолкает. Типа все остальное я должен понять без слов. Ага, щазз!
– Чего боится?
– Так наставник ее скоро умрет. После такого гадания. Она теперь вместо него предсказывать будет. А ей рано еще. Ей учиться надо.
– Ага, учиться. А с чего ты взял, что старик помирать собрался?
– Она сказала. Когда увидела, с чем я вышел. Говорит, так всегда перед последним гаданием делают. Чтоб Око дальше служить могло. Другому.
А девчонка молча плачет. Слезы выкатываются из-под закрытых век, бегут по щекам. И ни одна морщинка пока не мешает им.
– Не реви, дуреха. Поживет еще твой дед. Говорить ему не пришлось. А то, чего он видел… на двоих мы это разделили. Думаю, с половиной он как-нибудь управится.
На меня глянули сине-фиолетовые, как у породистой кошки, глаза. В таких легко можно заблудиться и утонуть.
А ведь из нее настоящая Видящая получится. Если дать ей вырасти и доучиться.
Я этого не говорил. Честно! Но ответ услышал.
– Спасибо, Многомудрый. За предсказание. И за… учителя. – Девчонка опять начала покачиваться. Глазищи закрылись. Голос стал низким и вибрирующим. – Ты носишь много плащей, странник. Один из них дала тебе Удача. Если пожелаешь, ты сможешь прикрыть им других…
Дверь лавки распахнулась. Звякнули маленькие колокольчики. Гадалка-недоучка вздрогнула, поклонилась старику и юркнула внутрь.
А мы пошли по улице. К Нижнему городу. Молча. Нам было о чем помолчать. Всем. Кроме Малька.
– Господин, это было настоящее предсказание, да? Значит, нам надо идти к Храму, да?
– Это значит, мне надо подумать.
– А чего тут думать?!
– Во-первых, хватит мельтешить.
Я резко остановился, и пацан почти столкнулся со мной. Крант слегка дернулся, но хватать его руками не стал. Привык к сдержанности и осторожности. Все-таки ипша без гиборы, что зверь без намордника.
– А во-вторых?
– Во-вторых, если тебе так неймется, можешь пойти сам. Без меня.
– Почему без тебя?
– Да неохота мне куда-то переться. И чтоб всякие многорыжие держались за мой «плащ».
– А если я подержусь, можно? – Это Лапушка пошутить решила. Вид грозный и серьезный, хоть окапывайся, а глаза смеются.
– И ты еще спрашиваешь? Знаешь же, что не могу тебе отказать…
– Даже если я попрошу пойти к Храму Многоликого? Со мной. Не с Великим и Мудрым.
Если женщина просит, трижды подумай, прежде чем сказать «да». Или «нет». И все равно потом будешь жалеть.
Хорошо Пал Нилычу, изрек наставление и свободен, а ты, Лёха, думай, как жить дальше. Мучай свою башку и брюхо. Вот сколько ты в него впихнул и влил за сегодняшний вечер?.. Как там Малек говорил: «Чего тут думать»? Правильно, хватит мыслить. Если женщина зовет, надо идти, пока другого кого не позвала. Это уже не Пал Нилыча, это мое. Пережитое и выстраданное. Так что…
– Мы тут посоветовались, и я решил: порадую тебя, Асс, еще немного. Прогуляюсь к Храму Асгара. Надеюсь, ты не против? Наоборот? Рад душевно? Вот и ладушки. Тогда забирай свою отраву… Блин, что ж ты косорукий такой?!
Бутылка раскололась на много маленьких осколков.
Талант, однако, у мужика. Вот у меня бутылки почему-то только «розочками» бьются.
Смотреть на колдуна было жалко.
– Да ладно, не расстраивайся так. Ну хочешь, новую купим и разопьем?
Не получилось у меня успокоить его. Мужик, оказывается, четыре сезона готовил это пойло. Из сотни редчайших компонентов. И вдруг одним махом все пошло прахом.
Все, чего нажито непосильным трудом…
– Ну еще приготовишь. Я подожду. Ты ведь не завтра умирать собрался.
На меня глянули так, будто в натуре отравить хотели. Или удавить.
Ну не повезло рыжему. Поганый из меня утешитель сегодня.

 

4

 

Как там в детской дурацкой считалке?.. Море волнуется раз, потом – два… а на счет три это самое море выхлюпывается на берег. И поднимается по улицам города. А Лёха Серый, весь из себя счастливый и почти трезвый, спускается по одной из них. Где-то там, в Нижнем городе, имеется «Солнечный поал», где привык останавливаться знакомый караванщик. В этом же месте могут найтись еще знакомые люди. И вещи. Которые Лёха Серый привык считать своими.
Короче, найти этот кабак или постоялый двор просто необходимо. Вот если б добраться до него было так же просто.
Сначала носильщики довольно бодро топали из Верхнего города в Средний, а потом вдруг забастовали. Остановились перед лужей и дальше ни с места. Это мне из носилок показалось, что лужа, а пригляделся – вся улица блестит, как мокрая кожанка. На всю ширину дороги сверкает. И ни одного прохожего на ней! Ни в паланкине, ни на своих двоих. А паланкидер вежливо так любопытствует, куда Многодобрый, то есть я, желает отправиться. Еще раз озвучиваю свое желание: кабак «Солнечный поал». Многословные извинения, а в итоге – нет! Типа та часть города уже затоплена, надо ждать. Совсем недолго. День. Или два. Ну может быть, три. Вот отец отца паланкидера видел, как вода добралась до Верхнего города. Нижний город потом отстроили заново. И заселили. Почти все его жители погибли. Тогда море четыре дня и три ночи мыло улицы. Как будет сейчас? А как боги пожелают.
Короче, мне предложили дождаться отлива в носилках, если мне так хочется. Или пожелать чего-то другого.
Ну он сам предложил!
А я скромничать не стал. Пожелал корабль, яхту или лодку, на крайний случай. В общем, водоплавающее чего-нибудь. У моря город стоит, плавсредства здесь должны иметься.
Пацан, что у паланкидера на побегушках работает, умчался выполнять мой заказ – и вода его не испугала! – а его начальник стал развлекать меня рассказами из жизни местных умников и приезжих глупцов. Чего-то типа анекдотов. А носильщики потихоньку отступали наверх, когда вода подбиралась к их ногам.
Все анекдоты я не запомнил. Но один, самый дурацкий… Вот вдет по улице глупый приезжий, крутит башкой, восхищается городом, а сам дурак дураком вырядился: плащ из шкуры поала, штаны, рубаха тоже… даже сапоги и те меховые. Один черный, другой пятнистый. Встречает этого дурика горожанин и говорит: неправильно, мол, обулся, вернись, смени обувку. А приезжий отвечает: не могу, в номере такие же сапоги остались.
Ну я посмеялся из вежливости. Все-таки для меня старался мужик. Но эту хохму я уже слышал. Только там другие персонажи были. И ботинки вместо сапог фигурировали.
Потом я совсем уж детский анекдот вспомнил. И адаптировал его к местным реалиям. Получилось чего-то вроде: «Бежит ящер за ящерицей и думает: „Не догоню, так согреюсь“. Бежит ящерица от ящера, оглядывается и думает: „А не слишком ли быстро я бегу?“
Не ожидал, что эта ерундень так подействует на паланкидера. Мужик сгибался пополам, хлопал себя по коленям, утирал слезы и все повторял: «бежит и думает… бежит и оглядывается…»
В таком состоянии его и застал вернувшийся пацан. А за ним коротконогий мужик притопал. С сынами-недомерками. Зато руки и плечи у всех четверых – будь-будь! И шеи такие, что лом согнуть на них можно. На своих плечах эти четверо и принесли лодку. Не резиновую какую-нибудь, что надел вместо панамы и пошел посвистывая. Самую настоящую, деревянную, со съемной мачтой, парусом и веслами. Все это добро лежало в ней вместе с запасом воды и жратвы. Вымокли мужики по пояс, а пацан так и по грудь, но никому в голову, похоже, не пришло сесть в лодку и погрести. А когда я спросил: мол, чего бы это так? – на меня как на психа посмотрели. Все! Включая носильщиков. Которые глухонемыми прикидываться должны.
Оказалось, не плавают здесь по улицам. Только ходят и ездят. Ну мне уже интересно: это чего ж получается – плавать нельзя, а тонуть очень даже можно? Что за тухлый прикол? Чем городские власти думали, когда запрет вводили? Ах, нет никакого запрета?.. Просто никто никогда этого не делал?.. Значится, прямо сегодня и сделаем!
Но лодочник первопроходцем, вернее, первопроплывцем становиться не захотел. А вдруг боги обидятся? Или еще чего приключится? Да и не договаривались с ним насчет плавания. Вот лодку продать он готов – хорошая лодка, новая, перед самым Приходом сделанная! – А если для чего другого позвали, то лучше он домой пойдет. Пока к дому пройти еще можно.
Любопытно мне стало, чего мужик сделает, когда вода верхний этаж зальет.
– На крышу поднимусь, – спокойно так сказал, не задумываясь. Удивился только самую малость. Типа любой малец такое знает, а вот я забыл; наверно, выпил много.
– А если вода выше крыши будет? И выше тебя на крыше, тогда чего?..
– Тогда я умру. Рыбаки часто умирают в воде.
Ага, традиция тут такая: тонуть на крыше своего дома.
Стоп! А как же Марла? А Меченый? А Солнечный мой как?! Его-то на крышу кто затащит?
Короче, лодку я купил в момент. И не торгуясь. Обманул – не обманул… Вряд ли мужик рискнул сильно завысить цену. Крант, скорее всего, чего-то соображает в лодках. А если нет, то откуда мужику это знать. Тут считают, что обманывать нортора нехорошо, вредно это для здоровья.
– Куда доставить товар, уважаемый? – спросил продавец, пробуя на зуб монеты.
– На воду ставьте. И держите.
Мужик реально удивился. До него вдруг дошло, что я в натуре хочу использовать свою покупку. Здесь и сейчас.
– По городу?! В моей лодке?..
Я ответ замолчал и начал грузиться. Когда мужик в третий раз повторил свои дурацкие вопросы, я не выдержал.
– Во-первых, лодка не Твоя, а моя. Ты за нее уже монеты получил. Во-вторых, по городу я уже плавал. Кстати, вода там постоянно. И днем, и ночью. Вместо улиц – каналы, а вместо паланкидеров – лодочники. Неплохо зарабатывают, кстати. На одном только извозе. И сам город не из бедных.
А то, что этот город в другом мире, я говорить не стал. Зачем мужику лишние подробности?
– Он истину говорит, атан. Я вижу этот город, – отозвался вдруг один из сыновей лодочника.
Блин, еще один видящий!
– А тебя никто не спрашивает! Я тебе в море велел смотреть! Рыбу искать!..
– Да, атан.
Мужик так обрадовался, что можно на ком-то оторваться, и вздумал мне на жизнь пожаловаться. И на дурищу-жену, и на сынка-кретина, и на остальных бездельников, умеющих только жрать да спать.
Мне этот «Плач Ярославны» уже через полминуты надоел. Я такого еще у себя дома наслушался. И плакались чаще те, у кого жизнь совсем даже непоганой была. Ну нравится некоторым прикидываться несчастными. Может, кайф какой в этом есть? Не пробовал, не знаю. И сейчас не хочу. Времени нет. И желания, если честно.
– Короче, уважаемый, как этой штукой управляют? Расскажи по-быстрому. Мне плыть надо.
Когда живая рыба попадает на сковородку, чего она делает? Правильно, разевает пасть и выпячивает глаза. Лодочник тоже выпятил и разинул. Потом, все с тем же обалделым видом, полез за мной в лодку, приладил весла, устроился между ними.
Сидя на скамье, вцепившись руками-лопатами в весла, он казался очень крупным мужиком. С такого и Геракла можно ваять. Что балкон подпирает.
За веслами лодочник немного оклемался и приказы начал отдавать.
Сыночкам было велено быстро идти за другой лодкой, быстро грузиться в нее и быстро, но осторожно плыть за любимым до слез папой.
Приказ выслушали в почтительном молчании и бегом бросились выполнять. Реально побежали вниз по улице, поднимая брызги. Но только двое. А тот, что увидел город с каналами, потопал вверх по улице. Лодочник доверил ему монеты и поручение.
– А может, он потом сходит? После потопа.
И кто меня за язык тянул? Мужик глянул в мою сторону так, будто я вздумал учить его делать детей. Типа смотри на меня и учись, расплатишься после сеанса.
Вот до чего доводит жалость!
Ну был у сыночка вид, словно он навсегда с папашей прощается. Так это их семейные разборки. Мне за каким в них соваться? Сунулся. Тогда получи веслом. Для поддержания разговора и просветления мозгов. Еще и «спасибо» скажи, что всего раз…
Ну до веслобития дело не дошло. Все-таки мужик не настолько устал от жизни. Но кулаки у него так чесались, аж косточки побелели.
Крант тихо и ненавязчиво прорычал что-то успокаивающее.
Помогло.
– Когда море приходило мыть улицы, мой отец всегда отправлял одного сына в Средний город. Отец моего отца тоже отправлял одного. И его отец…
– Почему?
Я не ожидал, что лодочник ответит. И разговора с ним тоже. Вот и спросил. От удивления.
– Море может помыть крыши в Нижнем городе.
Вот и весь ответ.
– А в Среднем?
– В Среднем нет.
Поговорили, называется. Собеседник из лодочника тот еще. Хорошо хоть гребец конкретный.
Если б он еще дорогу знал – цены б ему не было!
Ну ладно, я дорогу не знаю. Не местный. И по нужной улице ни разу не ходил, но лодочник… Оказалось, что про «Солнечного поала» он даже не слышал. А паланкидер утопал со своими несунами, как только я в лодку забрался. И другого поблизости не наблюдалось.
Когда-то я слышал наставление для особо верующих. Всего уж и не помню, но кое-чего было аккурат в тему. «Стучите, и вам откроют, спросите, и вам ответят…»
Вот я и спросил.
Остановились у одного дома, на крыше которого человек двенадцать наблюдали за приливом. Где нужный мне кабак, никто точно не знал. Но направление указали. И за то спасибо.
Еще пара остановок, уточнений, и мы прибыли по назначению.
Ну почти.
Кабак назывался «Пьяный поал».
С крыши на нас глазели человек тридцать. А может, и больше. В основном неслабые мужики. Почти трезвые. Или протрезвевшие. Женщин всего пять. И трое детей. Один из которых сидел на краю крыши и болтал ногами. А вода почти доставала до его ног.
Сказать, что нам удивились, значит ничего не сказать. На нас пялились очень уж недоверчиво. Типа такого быть не может, а оно почему-то есть. А я смотрел на пацаненка, что собрался помыть ноги, не слезая с крыши, и думал: есть ли у его мамаши глаза? И мозги. Или у нее детенышей – девать некуда? Типа пусть тонет – одним ртом меньше.
Спросил.
Не мамашу. Мальца. Всего лишь направление у него спросил. Пацан ответил. Но как\ Он стал подробно рассказывать, мимо каких домов надо проплывать, кто их хозяева и даже выдал краткую характеристику пацанятам, живущим в них. За одну минуту я получил столько информации, хоть ешь ее чем хошь. Уже после третьего поворота и четвертого дома у меня начали плавиться мозги. А после пятого я понял, что без проводника не обойтись. Вот только отпустит ли мальца мамаша?..
Оказалось, просить разрешение ребенку не у кого. Тоже не местный. В смысле, зашел в гости, заигрался, а когда все началось, домой уже не успел. Спасибо, добрые люди на крышу пустили. Нашли место для приблудыша.
Короче, покататься со мной малец согласился. Но сразу предупредил, что платить ему нечем. Вот если я дам ему чего-то за работу, то он мне это «чего-то» вернет. Остальное отец его заплатит, если «уважаемый пожелает подняться еще выше…» Или пацан сам отработает. Потом, после отлива.
На том и договорились.
Перед самым отплытием со мной мужик какой-то захотел пообщаться. Солидной такой наружности. Не иначе как хозяин этого кабака. Слышал он мой разговор с мальцом. Мы, понятное дело, не шептались. Но и не орали, как в лесу. Просто слух у мужика хороший. И интерес к разговору имелся. Сыны его тоже дорогу к «Солнечному поалу» знают. И заплатить за проезд могут. Прям здесь и сразу. Так, может, я того… еще одного «проводника» возьму? Нет, возвращать сына не надо. Пусть на крыше «Солнечного» побудет. Сам потом придет. По сухим улицам. Места в лодке мало? Так и сын небольшой. А сегодня и не обедал еще.
Любопытно мне стало, сколько детенышей у мужика? Не похож он на того, кто часто просит. Скорее уж наоборот, просят у него и часто. А он может дать, а может и послать. Или дать по шее. Детенышей у мужика четверо оказалось. И все находились на этой крыше. Такие вот дела. Вляпайся я в такое, может, тоже просил бы. И монет не пожалел. За проезд и так…
Вообще-то я везучий. Вместо одного двух поводырей получил. И деньги меня любят. Две монеты потратил – три заработал. На ровном месте можно сказать. Или на крыше. Лодочник даже в лице поменялся, когда такое увидел. Наверно, он за эти монеты весь день вкалывает. Вместе с сынами. А может, и больше.
Кстати, сыновья его в соседней лодке устроились. Тихо сидят, не отсвечивают, папу любимого ждут. Когда он наработается и домой захочет. Лодка не такая новая, как моя, но крепкая. И свободные места в ней есть. Намекаю лодочнику, может, еще кто-то покататься хочет. Не только за «спасибо». Мол, спроси, разрешаю.
– Такое только боги разрешить могут, – заявляет мне этот Мазай.
Блин, какие люди упрямые иногда бывают! И пугливые. От своей выгоды отворачиваются, только б новый шаг не делать.
– Да выдали тебе разрешение. Вы-да-ли! И сообщение отправили. А ты не понял. Вот меня и прислали растолковать.
– Почему тебя?
Не прикалывается мужик, на полном серьезе спрашивает. Интересно ему, блин!
– Работа у меня такая. Особо непонятливым понятно объяснять. Думаешь, тем, что наверху, приятно смотреть, как здесь кто-то тонет?
– Не знаю.
– А я знаю. Неприятно. Так что работа теперь твоя – снимать утопающих с крыш.
– А рыба?
– Рыбу найдется кому ловить. Да и не каждый день здесь потоп.
– Снять всех я не успею… – Мужик уже прикинул объем работы.
– Сколько успеешь, столько и снимешь. – Успокаиваю его. – Сыны вон помогут. Откроешь фирму «Мазай и сыновья». И тебе польза будет и людям радость. Прям сразу и начинай.
– Я услышал тебя Многовидящий.
И лодочник махнул сыновьям. Мол, гребите сюда, папа говорить с вами желает.
А кабатчик со своим пацаном разговор закончил. Чего-то на шею ему повесил. Мальчишка аж дернулся:
– Атан, это…
– Вернешь, если море не помоет нашу крышу, – сказал, как припечатал.
Пацан кивнул. Худой, нескладный, как щенок-подросток. Лет четырнадцать ему. А второму моему «поводырю» лет семь. Такой же малец остался на крыше.
Я подозвал кабатчика.
– Может, и второго дашь? Пусть сидят на одном месте. Чтоб перекоса в лодке не было.
Мужик только на миг задумался, потом взял мальца за шиворот и передал мне. А я его – братцу на колени умостил.
Лодочник тронул меня за руку.
– Ну?..
– Я строил крепкую лодку. Она не перевернется.
– Я знаю.
Посмотрели мы друг на друга. Помолчали. А о чем говорить?
Уже возле «Солнечного поала» лодочник опять прикоснулся ко мне:
– Многоуважаемый, ты продашь мне свою лодку?
Вторая лодка плыла за нами. Свободных мест в ней не было.

 

5

 

– Котенок… Блин, точно котенок! А я думал, они здесь не водятся.
Дело происходит в Среднем городе, ближе к вечеру. Проход между двумя домами закрыт решеткой. Я б и не глянул в ту сторону, если б не она. Темно за ней, и тюки какие-то виднеются. А на одном из тюков – комок с глазами. Я присмотрелся и к месту прирос… Так внезапно, что Крант зашипел, когда Малек врезался в меня.
Трех прохожих в момент сдуло на другую сторону улицы. А мне уже не смешно. Надоело, признаться, смотреть, как местные шарахаются от Кранта. Кстати, норторы в городе не такая уж редкость. Восемь их было до нашего появления. Даже кабак специальный есть, который норторы регулярно посещают. Надо же им где-то кормиться. Не на улице ж таким заниматься. На радость прохожим. Тем, кого не поймают.
Все называют это заведение «Сытый нортор». Только хозяин называет его «Фалисма». Любой желающий, не только нортор, может зайти и поесть в нем. Ну и поглазеть на «ужасных и кровожадных», если очень хочется. А за отдельную плату устроиться рядом с ширмой, за которой кормится кто-нибудь из них. Если плащ нортора случайно коснется посетителя, то этого счастливчика сезон будут обходить все беды.
И в такую ерунду, оказывается, верят.
Зашли мы как-то с Крантом в этот кабак. Устроились в общем зале. А чего нам за ширмами прятаться? Если кому не нравится вид меня жующего – отвернись, не смотри. Я силком никого не заставляю.
Хозяин прискакал к нам сразу, как только мы за столом умостились. Такой же высокий, худой, бледный, но… норторской крови в нем и капли нет. Подделка, одним словом. Кто имел дело с оригиналом, сразу отличит. Нам интимным шепотом предложили редкое экзотическое блюдо, асталех называется. Мол, специально для высоких гостей. Потом поведали душераздирающую историю, как рецепт этого блюда попал к хозяину «Фалисмы».
В итоге мы получили кровяную колбасу. Которая оказалась не самого лучшего качества. Вовану бы она понравилась, а мне Михеич успел испортить вкус своей стряпней.
Короче, подозвал я кабатчика еще раз и спросил, что за поалье дерьмо он нам подал и почему так мало. Мужик чего-то заблеял о профессиональной тайне и неразглашении фирменных рецептов. Когда я ему навскидку выдал, чего напихано в это блюдо, кабатчик стал бледнее пудры на своей морде. А когда так же, на пальцах, я сказал, чего надо добавить, чтоб вместо дерьма получился «поцелуй для желудка и праздник для души», он сел мимо табурета.
Не сразу, но все-таки я получил то, чего хотел. И пока жевал, хозяин «Фалисмы» сидел в зале. И поглядывал на наш стол. Вид у мужика был как у приговоренного к расстрелу… через повешение.
Вышибала все это время маялся у двери и притворялся частью интерьера.
Денег за обед с меня не взяли. Пригласили еще и обещали бесплатно кормить меня и моих гостей.
Вот я и решил зайти перед отъездом. Кто знает, когда вернусь…
А тут котенок.
Не ожидал, что так обрадуюсь зверенышу. Я вообще-то ровно дышу и к кошкам и к собакам. Точнее, дышал. Но вот увидел пушистика здесь и словно земляка за границей встретил.
– Иди сюда, красноглазый. Иди, иди… – Я присел у решетки, защелкал пальцами. Так Стас подзывал своего котяру к миске с пивом. Когда я видел этого монстра в последний раз, весу в нем было почти пуд. В коте, не в его хозяине. И баночное пиво кот хлебать категорически не хотел.
– Железом оно воняет, – авторитетно заявил Стас и выпил отвергнутый продукт сам. Из кошачьей миски.
Еще одна компашка из двух красоток и четырех сопровождающих быстро перешла улицу. А потом снова перешла. В соседнюю лавку им понадобилось. Пройти рядом с нами они не пожелали. Испугались. И эти тоже! Блин, и чего это от Кранта все так шарахаются? Прям как старая дева от презерватива. Неиспользованного. Может, и мне пугаться надо? За компанию.
Компания у меня появилась. Котенок спрыгнул на землю и направился к решетке.
– Иди, иди к дяде Леше. Он вкусную колбаску будет есть. И тебе даст.
Малек тронул меня за плечо:
– Хозяин, с кем ты…
И тут же умолк. Тоже, наверно, заметил звереныша.
– Малек, видишь? – зачем-то спросил я. Словно пацан мог разучиться видеть в темноте. – Падлой буду, если это не сиамец. Только у них глаза так отсвечивают.
Два красных огонька мигнули, остановились. Всего в паре метров от решетки. Но рассмотреть звереныша у меня не получалось. Толстый или худой он, подросток или только научился ходить, домашний или бездомный?.. Вспомнился почему-то другой котенок, счастливой окраски, которого потом назвали Фениксом.
Я еще пощелкал пальцами, тихонько поскреб решетку. Типа мышка-поскребушка я. Оба глаза и их заинтересованный хозяин оказались возле меня.
Мордочка и лапки цвета кофе, а все остальное – цвета пены на капучино.
Стоп! Хвост тоже должен быть темным.
Котенок потерся о мою левую ладонь, сунулся к правой, чихнул и вернулся к левой. Я осторожно погладил его спину, и звереныш замурлыкал в режиме вибрации. Ничего, они все так, пока стесняются. Вот обвыкнется и громко мурлыкать станет. Кстати, хвост у котенка оказался правильной окраски.
Я еще погладил шелковистую шкурку и позвал зверька с собой. Без всяких там «кис-кис» и «уси-пуси». Словами позвал, обычными. Типа, если хочешь и если у тебя никого нет, то я буду очень рад, если ты… Короче, обычная ерундень, какой мужики охмуряют баб. Вот только никого охмурять я не собирался. На этот раз. Я реально обрадовался этому темнохвостому и темнолапому.
И когда он забрался мне на плечо, я оскалился на все тридцать два от счастья.
Яркие, сине-фиолетовые глазищи еще раз заглянули в мои. Мне даже показалось, что кот мысли читать может или речь человеческую понимает. Потом глаза закрылись, котенок устроился поудобнее, и умиротворенно замурлыкал. Уже вслух.
Имя я придумывал ему на ходу. Хотел сначала Скрипкой назвать, за тихий скрипучий голос. Но выяснил, что мужик мне достался – кот. Со всем, чего иметься должно у настоящего кота. Для которого и в декабре март. Так что имя пришлось менять. Не годится нормальному коту с бабским прозвищем ходить. Думал Паганини его назвать… так сократится вдруг имечко до какой-нибудь погани, а коту живи потом с ним. Вот и назвал его Сим-Сим. А чего? Имя как имя. Нестандартное. На Сиам немного похоже. А коты любят имена, где буква «с» присутствует. Кошки тоже любят. И отзываются охотнее, чем на какую-то Мурку.
Все это я знал, понятно, в теории. А на практике…
– Сим-Сим, киса моя синеглазая… – Темные ушки едва шевельнулись, но глаза смотреть не пожелали. – Сим-Сим откройся, – уже настойчивей попросил я.
Дверь ближайшей лавки открылась. Синие глаза, кстати, тоже.
– Ты гляди, сработало!
Крант почему-то не разделил мою радость. Малек тоже. Обычно пацан болтает столько, что кляп хочется ему подарить. А тут притих чего-то и за Крантом затерялся. Да и у нортора вид слегка обалдевший.
– Эй, мужики, вы там заболели или как?
Оба покачали головами. Смешно это у них получилось. Одинаково. На глиняных «китайских» собачек похоже. Тронешь такую игрушку, и она долго потом головой качает. А сама не двигается. Вот и мое сопровождение остановилось и ни с места В четыре глаза мне на плечо пялятся. Где найденыш устроился.
– Ну чего глазеете? Не знаете, чего это за зверь?
И я осторожно почесал Сим-Сима за ухом. Тот замурлыкал, прикрыл глаза.
– Знаю, – сказал Крант.
– Чатыр это, – одновременно с ним заявил Малек.
И эти оба-двое переглянувшись, сделали шаг назад. Небольшой совсем, но…
– Чатыр, говоришь? И этот самый чатыр такой страшный зверь, что два здоровых мужика должны драпать от него?
Двое опять переглянулись, но подходить ближе не стали. Тогда я сам решил сократить дистанцию. Но только шевельнулся, и Малек попятился. Крант остался на месте, но вид у него стал несколько задумчивый. Типа не пора ли героически отступать от греха подальше?..
– Стоять, бояться! – Я рявкнул это так, что паланкидер в начале улицы остановил свой транспорт. И пацан возле лавки, что вышел дверь закрыть, так и остался возле нее.
– Доложить отцу-командиру, что за бардак здесь творится!
Было дело, почти год я слушал эту фразочку.
– Господин, это же чатыр!..
– Ну и…
Взгляд у Малька стал беспомощный. Мол, не умею объяснять простые вещи.
– Крант, а ты чего скажешь?
– Нутер, я…
– Говори, говори, я внимательно слушаю.
– Чатыр – это то, что снится сновидцам.
– Снится?!
– Так говорят, нутер.
– Ну и как этот сон стал котом? Самым настоящим, кстати. – Я еще раз погладил мурлыкающего зверя. – На моем плече лежит сон, обалдеть!.. Как это получилось, Крант?
– Не знаю, нутер.
– Господин, чатыр не сон, – открыл вдруг рот Малек. – Чатыр это… это чатыр.
– Да? Блин, понятно излагаешь. Чего ж тогда этот зверь не вернулся обратно в сон?
– Так ведь сновидец умер! – Малек заявил так уверенно, будто присутствовал при этом действе. Или лично помог сновидцу помереть.
– Ты уверен?..
– Да, господин. Только так чатыр может попасть к нам.
– И кто тебе это сказал?
– Я… я не помню. Но это все знают!
– Крант, ты тоже это знаешь?
– Да, нутер. Мне сказал наставник, – опередил он мой вопрос.
– А чего он тебе еще говорил? Про этих зверушек.
– Их боятся.
– Кто боится?
– Все, нутер.
– А сновидцы?
– Сновидцы тоже боятся.
– Так чего тогда они их… снят?
– Это же чатыр, нутер. Он приходит и уходит, когда хочет.
– Блин, совсем как коты.
– Кто?
– Да есть маленькая такая зверушка.
– Опасная? – Обычный вопрос любого телохранителя.
– Конечно, опасная, Крант. Самый крутейший хищник всех времен и народов. Так мыши считают.
– Кто?
– Еще одна маленькая зверушка. Тоже опасная. Ладно, прекратим этот урок зоологии. Вон дверь для нас открыли. Пойдем, посмотрим, чего там?..
И уже на пороге лавки спросил:
– Кстати, а как этих чатыров используют? Ну для чего они нужны?
Три пары глаз уставились на меня в полном обалдении. Пацан возле двери тоже ничего вразумительного не сообщил. А когда она закрылась, он остался снаружи.

 

6

 

Внутри лавка напоминала ломбард, оружейный салон и магазин дешевой одежды после обыска. Здесь в «Что? Где? Когда?» хорошо бы играть. Типа что это такое, где его бывший хозяин и когда это кому-то понадобится.
Ну вот кому нужны сломанные лыжи? Железные к тому же. Или черный от сажи стул. Или нечто похожее на бронежилет, простреленный на пузе. Хотя… броник это такая вещь, что завсегда может понадобиться. А пуля дважды в одну дырку не влетает. Так говорят. Если ж кто ближе подойдет и палец в пробоину сунет, так присесть можно. И жилет снять. Чтоб тому, со сломанным пальцем, еще веселее стало. Чтоб не совал пальцы куда ни попадя.
Потом меня заинтересовало, сколько этот бронежилетик может стоить. Вряд ли он мне понадобится, но если уж попался на глаза, то надо спросить. Чтоб не мучиться потом догадками. И не сожалеть о том, что промолчал.
Короче, поинтересовался вслух. Как обычно, когда на товаре ценника не имеется.
Мне ответили.
Я не сразу заметил хозяина лавки. Хоть мужик совсем не дистрофик. Скорее наоборот. Но в таком бардаке и слона можно не заметить. Негров с красными волосами мне видеть не приходилось. Вот я так засмотрелся, что цену мимо ушей пропустил.
Но Малек оказался внимательнее.
– Десять сабиров?! Да эта лавка вместе с тобой меньше стога! – Пацан возмутился не на шутку. Обидно ему за хозяйскую казну стало. Словно он по совместительству бухгалтером у меня работает.
Хозяин лавки тоже разозлился. Схватил резную палку, на ножку от стула похожую, и к нам. Просочился между пирамидой коробок и шкафом с оружием, переступил через рулон ковра и обрывки каких-то цепей, прогнулся-уклонился от небольших тюков, что свисали с потолочных балок… Короче, двигался мужик очень быстро в таком загроможденном помещении. Не иначе – привычка. Кажется, за пять секунд он прошел всю комнату, не сдвинув ничего с места. Остановился, посмотрел на меня с Мальком, точно решал, какие ценники на нас повесить. Приложил свою тросточку к ладони… Громкий звук получился. Неприятный. Голос у него тоже оказался – не мечта меломана.
– Не пойму я что-то, кто здесь хозяин, а кто слуга. У хорошего хозяина слуги умеют молчать.
Я на миг задумался: самому этого дурика загрызть или нортору немного оставить? Но Крант вмешался и весь кайф мне поломал.
– Ты как с Многодобрым разговариваешь?! Кормом быть захотел?
Признаться, я уже начал забывать, какой голос у голодного Кранта. А если сберегатель злой и голодный, то… срочная эвакуация, все, чего забыли, купим, если выживем!
Интересно, чем этот черный так разозлил Кранта? Или это не он?..
Черный, кстати, уставился на нортора так, будто только сейчас и заметил его. Или он считал Кранта экспонатом своего «музея»?
Сидя на свернутом ковре, он стал делать зарядку для шеи: голова налево, прямо, направо. Опять направо, прямо, налево. Дольше всего он почему-то разглядывал Сим-Сима.
Белого негра мне видеть не приходилось. А вот светло-светло-серого лицезреть сподобился.
– Много… добрый… заходите… смотрите… – Голос у хозяина лавки прерывался. От радости, наверно. Типа заходите, люди добрые, берите, чего хотите, оставайтесь, сколько хотите… Спасибо, что никого не убили, ничего не сломали. Добрые вы.
– Так чего это стоит? – Я поднял броник. – Еще раз огласи цену. Ты тогда тихо сказал.
– Десять сабиров, Многодобрый.
Цену, наверно, услышали и на улице.
– Сколько, сколько?..
Десять квадратных за бэушную вещь… в которой, похоже, кого-то грохнули. Ну не поверю я, что после такой раны можно выжить.
– Всего лишь десять…
Крант зарычал и начал обходить меня слева.
Мужик поджал ноги, забормотал:
– Это не моя цена… это хозяин… я клятву дал… тому, кто не пожалеет…
– Подожди, Крант.
Черный всхлипнул от полноты чувств. Я склонился к нему.
– Так ты не хозяин этого бардака?
– Хозяин. – Голова дернулась. Красная косичка выпала из сложной прически.
– Тогда о каком еще хозяине ты тут болтал?
– Ильт. Это его цена. И улжар я с него снял.
– Чего ты с него снял?
Черный палец указал на броник.
– Та-ак. Вот с этого места, пожалуйста, подробнее.
Ну мне и выдали рассказ со всеми подробностями. Через полчаса следствию стало все ясно.
Короче, живет себе мужик, держит лавку случайных вещей. (Таким барахлом каждый турист обрастает к концу поездки.) Иногда вещи приносят в лавку, иногда за ними надо куда-то идти. Хорошо, если только в Нижний город, а бывает, и за ворота выходить приходится. А за вход пошлину на воротах дерут. Некоторые вещицы и показывать нельзя – отнимут. Вот так и живет бедный торговец, мучается: если чего контрабандного найдут – конфискация, штраф и по шее. Еще и покупатель на халяву все получить норовит. Или подлянку какую устроить. Вот так и с ильтом этим получилось. Сделал заказ, оставил адрес, а когда черный пришел, то заказ уже ненужным оказался. Четверо в гости к ильту зашли. Чуть раньше. Может, продать-купить чего хотели, может, за жизнь поговорить. Но все четверо в той комнате и остались. Померли скоропостижно. Да еще ильт. Со стрелой в пузе лежит. Особая стрела, колдовская. Что и улжар пробить может. С двух шагов. Ну чего делать бедному торговцу? Сделка сорвалась, напрасно ноги топтал – в такую даль перся. Только и осталось, проверить пояса у мертвых и возвращаться в лавку, пока ничего плохого на бедного торговца не подумали.
Обыскал четверых – все нормально. К пятому перешел – тот еще дышит. Хорошие ильты бойцы – удачливые, живучие. Он и ту рану залечил бы, если б обычной стрела была. А так… попросил ильт торговца об одном деле, но тот решил, что умирающему о смерти думать надо, а не о делах. Забыл поговорку, что мертвый ильт и с костра до обидчика дотянется. Так что дело пришлось сделать. А рана, оставленная ильтом, третий год не заживает. Улжар свой ильт велел продать тому, кто десять сабиров за него не пожалеет. И возьмет со всем, чего в улжаре есть. Только так. А иначе «..даже с костра дотянется».
Такой вот «веселый» рассказ из жизни большого города и бедного (блин, совсем бедного!) торговца.
Ну мне интересно стало, чего такого в том улжаре имеется. Снаружи броник как броник, а внутри – «мама дорогая!..» Спасибо уважаемому ильту, что так вовремя помер. Не придется мочить его из-за такого богатства.
На мягкой толстой подкладке, в отдельных кармашках лежали хирургические инструменты.
Не совсем привычные, но все-таки – все-таки! – в десять раз лучше того убожества, что есть у меня сейчас. Вот уж повезло, так повезло! На луну и в бинокль смотреть можно, но телескоп-то лучше.
В улжаре хранился самый странный набор, какой я когда-либо видел. И самый дорогой. Ни одной стальной вещицы. Все делалось ювелиром или огранщиком.
– Беру. Прям сразу беру. За такое десять квадратных не жалко. Малек, помоги надеть.
– Да, Многодобрый. Как пожелаешь, Многодобрый.
Слышу совсем не Мальковый голос.
И вижу здоровенную черную пятерню. Типа сначала монеты, потом товар.
Ну мне по барабану: сначала товар или потом. Расплатился, опять обновку примерить наладился, а хозяин лавки канючит: свою рану посмотреть просит.
Посмотреть-то можно, вот только дела у меня важные и неотложные. Нортор у меня не накормлен. Да и в моем брюхе акция протеста начинается. Время ужинать, а жратвой даже не пахнет. Если торговца за таковую не считать. Нортор о чем-то намекал в начале разговора. Можно уточнить, если что…
Обо всем этом я и сообщаю черному мужику. Тот опять стремительно посерел. Однако настырным оказался и не из самой трусливой десятки. Короче, договорились. За срочную, неурочную консультацию и моральные издержки – двойная плата. Согласен – «отзвени», а если нет – так мы в кабак пошли.
Юмористом покойный ильт был. Из тех, кто черный юмор любит. И только так шутит. А как другим после таких приколов жить, ему по фигу. Вот подколол он мужика… Чуть ниже – и мужиком тому не быть, а чуть выше – не жить. И осколок в ране оставил, скорее всего. Если за пять сезонов она зарасти не смогла. А лекари, к которым черный потом ходил, не очень в такую рану хотят соваться. Опасаются здесь брюхо с помощью ножа лечить. Да и поди найди там осколочек без рентгена. Я и сам не сразу нашел. Если б не знал, что он должен быть, фиг бы чего обнаружил. Чуть больше ногтя он оказался. И не железо – стекло. А я с металлом привык работать. Пока приловчился, пока сообразил что к чему, всю ненормативную вспомнил.
– Это же ильты, господин. Они железа не любят, – тоном эксперта сообщил Малек.
Блин, раньше сказать не мог!
– Ты лучше дверь придержи. А то зайдет кто-нибудь… помешает.
И застанет Лёху Серого на коленях и в очень интимной позе. А рядом мужика со спущенными штанами. И кто поверит, что идет процесс лечения?..
– Господин, кто станет заходить? Пока мы здесь, никто не…
– А если кто-то «да», то мы его Кранту скормим. Так, что ли?
– Как прикажешь, нутер. – На полном серьезе, кстати, сообщил. Кормить нортора надо регулярно, тогда и он шутки станет понимать. Может быть.
Хорошо, хоть у Малька проблем с юмором нету. Пошел и дверь на засов закрыл.
А хозяин лавки прям очень обрадовался, когда я про операцию заговорил. Серо-буро-пятнистым стал. И заблеял чего-то. Типа, может, само рассосется, если травок каких попить? Или, может, так оставить?..
– Можно и оставить. Вот только как ты с больным брюхом на бабу лазишь?
– А я… – Мужик вздохнул и засмотрелся на шкаф с оружием. И чего нового он там увидел?
– Что, никак? Совсем никак за пять сезонов?!
Еще один вздох.
Честно говоря, такому воздержанию можно только посочувствовать.
– Ну, мужик, ты и влип. А жена чего говорит?
– Плачет. И первая плачет. И вторая. Просят третью взять, если я ими не доволен.
– Да хоть десятую бери! Но пока в тебе осколок, на баб только смотреть можно. Да и то, не сильно напрягаясь.
Еще раз приложил ладонь к его животу. Закрыл глаза, всмотрелся. Сначала канал различил, по которому осколок в глубь тела уходит, потом и сам осколок. Если оставить как есть, то еще пару сезонов мужик поживет. Может быть. А потом лавка достанется другому хозяину.
– Кстати, у тебя дети есть?
Оказалось, трое. И ни одного пацана из всего выводка.
Ну обрисовал черному его «счастливое» будущее. Радости на его морде не заметил. В таком же мрачном состоянии он закрепил на себе штаны. В таком же – расплатился со мной. Но доброго Пути пожелать не забыл. А как же! Вежливость прежде всего!
Упрашивать и уговаривать мужика на операцию я не стал. Не моя это забота. Хочет жить – ради бога! Сделаю в лучшем виде. Нет – это его выбор.
Уже возле двери я остановился:
– Знаешь, то, чем не пользуются, – отмирает.
– Как?!
– А вот так. Было – и нету. Это я тебе как врач говорю.
– Подожди, Многодобрый. Не уходи.
И хозяин лавки стал ощупывать то, чем наградила его природа. В данном, конкретном, случае природа не поскупилась.
– Скажи, Многодобрый, сколько стоит твое лечение?
Оказалось, бог, в которого верит черный, не берет на службу баб и скопцов.
Операцию решили делать в этот же вечер. Очень уж торопился мужик. Боялся, наверно, что его сокровище возьмет и отвалится. Ведь столько времени он им не пользовался. Да и у меня на завтра другие планы имелись. И совсем в другом месте.
Пока я готовил инструменты и анестезию, Алми сказочку про ильтов говорил. (Назвал мужик таки свое имя. Вернее, прозвище. Ну имя мне его нужно, как спящему снотворное.) Болтал Алми, не замолкая. На нервной почве, наверно. Хорошо, хоть в обморок не грохнулся, когда я свои инструменты достал. Только посерел немного. Ильту, конечно, огромное спасибо и благодарность перед строем, но сегодня я проверенными инструментами решил работать. Привычными.
Ильты считаются не только лучшими бойцами, но и лучшими хирургами этого мира. Редко один ильт два таланта имеет. И лекаря, и бойца. Но иногда чудеса случаются. И тогда этот «военно-полевой» хирург, говорят, может все. Кроме колдовской стрелы, понятно.
– А господин и колдовскую стрелу может вынуть, – радостно оскалился Малек.
Мужик резко замолк. Минуту молчит. А то и две.
– Многодобрый, а заклинание на здоровье ты знаешь?
И черные пальцы опять стали оглаживать штаны. Пониже раны.
– Для тебя, уважаемый Алми, я и заклинание прочту. Потом. Любой каприз за твои монеты.
Пальцы вернулись к широкому, звякнувшему поясу. Радость на черной физиономии сменилась задумчивостью:
– А сколько это будет стоить?
– Меньше, чем есть у тебя.
Типа расплатишься при любом раскладе.
Мужик согласно кивнул:
– А заклинание на сына?..
– Таблеток от жадности тебе не надо? Или твоим женам. Для беременности. Ты только скажи. Я всегда рад помочь. Лично. И за отдельную плату.
– Не надо, Многодобрый. Лично не надо. – Алми, кажется, понял. – Сына я сам. Потом.
– Правильно. Сам – оно лучше. И главное, потом. Когда рана заживет.
– А он не отпадет?
И черный опять занялся ревизией своего хозяйства.
– Не отпадет.
Подготовка к операции заняла больше времени, чем сама операция. Но делал я ее, понятно, не в лавке. Нашлась наверху каморка на две бойницы. Чистая и почти пустая. Там же я и «заклинание» прочитал. Пришлось. Я-то надеялся, что Алми про него забудет. Как же! Похоже, мужик только о нем и думал. Анестезия-то местная, а болтать во время операции я запретил, вот черный и нафантазировал себе незнамо чего. Накрутил себя так, что абы какую туфту ему уже не подсунешь. Учует. А не поверит «заклинанию», и операции может не поверить. И помрет от банальных сомнений.
Говорят, все болезни от нервов. Вот я и не стал нервировать пациента. Вместо «В лесу родилась елочка» заговор бабы Ульяны зачитал. На русском, понятно, языке.
Не думал, что запомнил. Но когда понадобилось, слова сами из памяти выскакивали. Как чертик из коробочки.
Сначала шептал, потом выл, потом опять шептал. Мужика, похоже, проняло. Таких круглых глаз я давно ни у кого не видел.
А когда я закончил и глянул на Малька, у меня самого глаза округлились, и челюсть на грудь упала.
Пацан забился в самый дальний угол, лег на пол и притворился плинтусом. Спасибо, хоть превращаться ни во что не стал.
– Малек, ты как?
– Его дух скоро вернется, нутер.
Таким почтительным шепотом Крант со мной никогда не разговаривал. И выглядел он почему-то полупрозрачным. Окно сквозь него я точно видел.
– Крант, а ты чего?
– Это очень сильное заклятие, нутер. Я такого никогда не слышал.
– Ну еще бы…
Но говорить, что такого здесь никто не слышал, я не стал. И рассказывать о бабе Ульяне…
Обычно к такой бабке посылают, когда медицина бессильна. Или когда боятся этой медицины. А бабка пошепчет, на воду подует, и вот уже ребенок не кричит ночами, и бородавки исчезли, и муж от разлучницы вернулся. Про бабу Ульяну и не такое говорили. Как она умирающих исцеляла, я не знаю. А вот как кровь остановила, своими собственными увидел. Когда окно во время грозы разбилось и одной пациентке ногу стеклом порезало. Глубоко. Нилыч часто потом с бабой Ульяной говорил. Не только как ее лечащий. Они как два профессионала разговаривали. Которым есть что вспомнить и рассказать. А перед самой выпиской бабка в наш кабинет зашла. Спасибо сказать. И нескольким заговорам обучить. Меня. Не Пал Нилыча.
– Старый ты. Тебе уже не надо. А ученику твоему пригодится. Улетит соколик ясный далеко. Скоро улетит, не вернется.
Нилыч согласился. Еще и добавил:
– Вы запоминайте, Алексей, запоминайте.
Всего год прошел и… пригодилось. Вроде как.
А тогда я посмеялся над бабкой. После ее ухода. Глядя ей в глаза, смеяться не хотелось. Спорить тоже. Послушно повторил все, чего она наболтала, поклонился, за науку поблагодарил, до двери довел, а потом… когда бабка ушла…
Пока я возмущался по поводу безграмотных шептух, что пользуются доверчивостью суеверных лохов, Пал Нилыч смотрел в окно. На облака. Старик часто так делал. Перед операцией. Когда я выдохся и решил промочить горло, он вдруг заговорил. А я-то думал, Нилыч меня и не слышал.
– У этой «безграмотной шептухи» еще бабка ее бабки занималась врачеванием. И весьма успешно. Слова у заговора дурацкие? Не смысл в них искать надо, а ритм и настрой. Слова эти – шифр, что доступ к силе открывает. И к вере. И к чуду. Пациент идет к бабке за чудом. Когда ничего уже не может помочь. А бабка… она верит, что ее заклинания подействуют. Ведь у матери действовали. И раньше. У матери ее матери. А вместе с верой приходит сила. Так и получается чудо исцеления. Но в институтах этого не преподают. По крайней мере, в мое время не было. А запомнить несколько «дурацких» строк – это ведь совсем несложно. И большую глупость приходилось заучивать. Помните, были стихи:
Комбайна в поле слышу голос
Вырастай могучим колос.

Нет? А эти:
Дождь идет весь месяц май
Щедрым будет урожай.

Тоже не помните? Значит, школьная программа сильно изменилась…
Больше мы о бабе Ульяне не говорили. Ни в шутку, ни всерьез. Была больная, стала здоровая. Чем занимается после выписки? А это ее личное дело. У нас своих дел хватает.
А заклинание на здоровье и впрямь звучит по-дурацки. Если вдумываться в слова. Или вслушиваться…
«На море, на окияне, на острове Буяне дуб стоит. На том дубу сундук висит. По морю-окияну иду, боль-хворь Алми с собой несу. На остров Буян приду, сундук сниму, боль-хворь в него положу. Сундук в море утоплю. Сгинь боль-хворь, пропади, к Алми не приходи!»
Ну и как в такую фигню верить? Только последний лох…
Но Малек почему-то поверил. И Крант. И хозяин лавки.
Интересно, а заклинание сработает, если читающий в него не верит? Или для больного это по барабану? Главное, код и доступ к силе?.. Как пароль для секретного файла.
Из лавки я уходил в обновке. И богаче на два сабира, чем вошел. Малек аж мурлыкал от счастья. Сим-Сим, кстати, тоже. Вот только где он был и чего делал во время операции, я в упор не помню.

 

7

 

Смотрю на восход.
Спит солнце под серым покровом.
Солнце спит, а я уже в пути.

 

Принято здесь так. Начинать движняк до рассвета. А заканчивать перед закатом. И неважно, одно солнце болтается над головой, два или ни одного. В пустыне, может, и правильно это. Там самое прохладное время перед рассветом. А из города за каким в такую рань выскакивать? Да еще в первую десятку надо попасть. Можно подумать, на одиннадцатого удачи не хватит.
– Может не хватить, – сказал Первоидущий.
Он за мной в кабак пришел. В «Фалисму». Подождал, пока мы с Крантом ужин прикончим, потом подсел о деле потолковать. Как я понял, спать сегодня мне не придется. Блин, а у меня такие планы на ночь были! И как караванщик меня нашел? Большой же вроде бы город.
Прощаться с Намилой пришлось наспех. Слезы и объятия решили оставить на другой раз. Дело у нас, одно на двоих теперь. Успеть бы утрясти все до Санута.
Есть бабы, что слона на ходу остановят и хобот ему морским узлом завяжут. А есть и другие. Пока слон к такой добежит, она успевает организовать ловчую команду, клетку, транспорт и аукцион между зоопарками. За этого самого слона. Еще и в зеркало успеет посмотреться. Перед аукционом.
Так вот Намила из этих, вторых. Опасная штучка. Забавная у нее манера говорить. Всякие неприятные вещи и очень интимным голосом. Так что невольно вслушиваешься в этот голос и улыбаешься. И не словам даже, а своим мыслям. Предвкушаешь то, чего может последовать за такими речами. И заранее соглашаешься со всеми ее требованиями. А чтоб отказать в чем-то, такой реальный иммунитет требуется. В любом мире есть стервочки. А есть просто стервы и Стервы – с большой буквы. В случае с Намилой – все буквы большие.
А может, так и надо? Может, другая и не управится с подобным хозяйством? Все-таки Дом Радости Намилы считается одним из лучших в городе.
– Будет самым лучшим, – заявляет она.
И я ей верю.
И тому, что она построит при Доме больницу, работать в которой захотят ильты. Они придут к тебе учиться! А ты научишься у них.
Тут она права. Управляться алмазным скальпелем без привычки не так-то просто. Но и выбрасывать его глупо. Освою, куда денусь…
Ведь научился же в бильярд играть. И в боулинг. Когда он в моду вошел. Ларка немодные игры не любила. И немодных тряпок не надевала. Тоже стерва, кстати. И не с самой маленькой буквы.
Едва закончилось время Санута, мы с Первоидущим к Южным воротам направились. Он так спешил, что чуть из паланкина не выскакивал. Его нетерпение и мне передалось. Будь мы в другом мире, я сказал бы: «Шеф, два счетчика – и педаль в пол!» Оказалось, обещание двойной платы и здесь увеличивает скорость передвижения. Когда расплачивались, я посоветовал ремни безопасности к носилкам приделать. Паланкидер задумался.
Но как мы ни спешили, а к началу розыгрыша опоздали. Семь камней на доске уже было. Восьмой только с третьей попытки лег. А перед нами еще шесть Первоидущих.
– Вчера тоже так было, – вздохнул караванщик и собрался уходить.
– Подожди.
– А чего ждать? Пока до нас очередь дойдет, десятка заполнится.
– Все равно остаемся. Посмотрим, кто выиграет.
Девятый камень стал с четвертой попытки.
– А ты хоть раз кидал?
Караванщик не сразу услышал меня. Вот так всегда с любителями. То игра им неинтересная, то оттаскивать их от нее надо.
Оказывается, «кидал» мужик дважды. На следующую ночь, как мы пришли в город. И после того, как мы с рыжим в кабаке посидели. Очень уж торопился наш колдунчик из города уйти. Сам даже вызвался камень бросать.
Я такому раскладу даже удивился. Немного.
– А так можно? Я думал, только Первоидущие…
– Можно. – Успокоил меня караванщик. – Если тому, кто бросает, часто улыбается удача. И он идет вместе с караваном.
– Понятно. Но лучше б ты в тот раз кидал. Огорчил я тогда Великомудрого нашего. Самую малость огорчил. А он, наверно, еще и выиграть сильно хотел, так?
– Хотел. А ты Много… добрый? Ты уехать не хочешь?
– Да мне по фигу! Ну промахнешься ты, я домой вернусь. К Намиле в кровать залезу.
– А она пустит?
– Пустит. Я ей про душ Шарко расскажу. Или про аэробику. Опаньки! Срезался.
Камешек свалился с края доски и покатился под ноги зрителям. Поиски заняли пару минут. Серый камешек, на серых плитах, да еще тени от факелов. Мужик, что перед нами, нервничал все больше. В конце концов он тоже подключился к поискам.
– Слышь, Идущий, а спорим, этот тоже срежется. На сабир спорим?
– Многодобрый, я тебе два сабира дам, если он останется в городе.
– У тебя лишние монеты завелись?
– Я хорошо его знаю. Он удачливей меня.
– Ну-ну…
С таким настроением только в беспроигрышную лотерею играть. Да и то… или билет потеряется или приза не хватит.
А вот я чуть не проиграл свой сабир. Брось мужик сильнее и… Или будь в начале доски больше свободного места. Но уж очень там плотно камни стояли. Слегка качнулись, когда в них врезался десятый, и отбросили его.
На землю камень не упал. Я поймал его на лету. Искать потом, терять время мне совсем не улыбалось.
– На, бросай, и валим отсюда. – Я протянул камень Первоидущему. Его знакомец очень уж неласково глянул на меня. Но говорить ничего не стал. Уважаю. Умеет мужик проигрывать.
Первоидущий посмотрел на камень в моей ладони. Правой. Но знак Тиамы был едва заметен на ней. Потом караванщик заинтересовался своими пальцами. Они почему-то дрожали. Совсем немного, но скальпель такой руке я бы не доверил.
Глубокий вздох, дрожащие руки складываются на животе и спокойный – ну очень спокойный! – голос внятно произносит:
– Многодобрый, я прошу тебя бросить жребий за меня.
Ну бросить, так бросить.
Стал на линию, оценил расположение камней. На миг показалось, что доска зеленого цвета. Камень долетел до нее, легко раздвинул четыре первых, оттолкнулся от шестого, изменил направление, зацепил восьмой, толкнул девятый и… остановился. Я в последний момент вспомнил, что у этого «стола» нет луз.
Шум поднялся реальный. Какие-то монеты стали переходить из рук в руки. В мою лапу тоже впихнули. Я не сразу сообразил, кто задолжал мне два сабира.
– Короче, Идущий, ты тут выясняй, какими и когда мы идем, а я…
– Мы сегодня идем! Вторыми!
Мужик аж подпрыгивал от радости. Может, и обниматься полез бы, если б Кранта возле меня не было. А так, поклонился только и умчался по своим делам. Зрители, кстати, тоже довольно быстро разошлись. Доносились только: «…бросок …удар… ты видел?..» – но все тише и дальше.
А я стоял и пытался сообразить: показалось мне, что камень остановился, когда я потянул его к себе, или он сам, без «потянул».
Стражники с любопытством поглядывали на меня, но никто не отвлекал Многодоброго от процесса мышления.
– Блин! – дошло вдруг до меня. – Мы же уходим сегодня! А я чемодан еще не собрал.
– Что ты хочешь собрать, господин?
Глянул на удивленного Малька и засмеялся. В натуре, ну какой на фиг чемодан? Все, чего надо, со мной. Научила-таки жизня. А еще чего понадобится, Малек достанет. Хоть из-под земли. В последнее время он здорово наловчился. Ну а не выйдет у него – обойдусь. В первый раз, что ли? Вот без кого в Дороге нельзя, так это без поала. Где там мой Солнечный? Заждался, наверно.
Назад: ГЛАВА ПЕРВАЯ
Дальше: ГЛАВА ТРЕТЬЯ