Среди плясок теней и алого света виднелась линия укреплений: вал, частоколы, рвы, колья. Мелькали маленькие фигурки воинов. Одни копали траншеи, другие возились с тяжелыми арбалетами, третьи мастерили щиты-павезы. Слышались хлопки ткани, шаги, какие-то удары. Пахло гарью и лошадиным навозом. Последние лучи заходящего солнца озаряли верхушки палаток. Спокойствие близкой ночи охватило лагерь… Но парня почему-то не отпускало удушающее ощущение близкой беды. Мысли бестолково метались. Сердце стучало надрывно и тяжело, в животе поселился сырой холодок. И кто знает, что тому виной. Быть может, скорый уход, страх неизвестности. Возможно, и нелепое прощание с Милдрит…

Послушник поймал травницу около лекарского шатра. Попытался заговорить, но та отмахнулась — дел невпроворот, не до тебя. Фыркнула нечто раздраженное, побежала по воду. Ирн догнал, сунул в ладонь амулет и проворчал: «Тебе. Не снимай!» В последний раз украдкой вдохнул терпкий запах волос. Развернулся и умчался прочь, оставив девушку в замешательстве.

Глупо получилось. И обидно. Не так Птиц представлял расставание. Но чего уж теперь сокрушаться?.. Надо думать о делах насущных. Например, о предстоящем побеге. Или о том, почему ушли скифрцы. Тут непонятно. Более того, нелогично. Целую зиму морозить задницы, чтобы отступить в последний момент? Ответов могло быть множество: от возникновения другой угрозы до блажи командиров. А может, и хитрый план, обходной маневр. Стоило надеяться, что арестантский полк останется в целости. Нгарцы, сами того не ведая, переняли тактику свободных. После первых стычек ушли в глухую оборону, оставили часть территорий. И пока враги праздновали победу, выстроили защитные укрепления. Скупили оружие и провиант у соседних стран, привлекли наемников. Война приняла необычайно затяжной характер, Королевство сумело отсрочить поражение. Но Птиц понимал: у воинства Алара получится. Разгром произойдет очень скоро. Весной, максимум летом…

Вечерний мороз начал пробираться сквозь одежду, вонзил острые зубки в теплую плоть. Послушник поежился, втянул голову в плечи. Крепче сжал посох, прислушался к успокаивающему мурлыканью.

— Птиц, а Птиц!.. — раздался басовитый голос. — Поиграешь с нами?..

Парень скосил глаза, приподнял брови. У стены конюшни сидели два воина. Один — рослый детина, могучий и широкоплечий. Одет в жилет, рваные порты и шерстяную рубаху. Ткань на груди туго натянулась, руки и ноги бугрились мускулами. Но лицо оставалось по-детски пухлым и безобидным, нежным. Губы бантиком, по щекам и носу густо рассыпались веснушки. Второй боец — сухонький старик, мелкий и тщедушный. Щеки впали, кожа темная и дряблая. Волосы стянуты на лбу кожаным ремешком. Борода клочковатая и неопрятная, посеребренная сединой.

Малыш Макс и Хромой Хома увлеченно играли в кости. Спорили, ругались. Старик неумело жульничал. Великан ловил товарища на обмане, хмурился и грозил кулаком. Но то и дело забывался, радовался каждой выигранной партии. А на плече Макса гордо восседал Колючка. Пристально следил за маленькими кубиками, порывался поймать на лету и восторженно верещал…

Великан встряхнул кубики в кулаке, глянул на мага и весело подмигнул. Птиц насупился, ответил преувеличенно ровно:

— Пожалуй, нет. И вам не советую. Скоро явится полудесятник…

— Пустяки! — пренебрежительно хмыкнул Макс, хитро прищурился. — Я мимо командирской землянки проходил. Гам как на базарной площади. Того и гляди, глотки друг другу перегрызут.

— Точно, — поддержал Малыша Хома, степенно пригладил бороду. — Ты лучше отдохни, расслабься. Мало ли… быть может, сидим так в последний раз.

— Считаешь, нарвемся на засаду? — проворчал послушник.

— Конечно, — кивнул старик. Собрал кости, задумчиво покатал на ладони. — Если повезет, выйдем сразу. Нет — столкнемся в низине. Думаешь, о чем рассуждают командиры? Куда подевались скифрцы? Нет, сынок. Наши вожди считают потери. Сколько воинов надо послать, дабы хоть один вернулся и принес сведения.

— И ты говоришь о подобном так спокойно?! — искренне удивился послушник.

— А как еще?.. — добродушно поинтересовался Хома. — Рвать волосы и молиться богам?

— Мы можем умереть, — возразил Ирн.

— Да, — спокойно признал старик. — Мы на войне, чародей. Тут гибнут каждый день.

— Скифрцев наверняка очень много, — процедил лекарь.

— Конечно, — согласился воин. Швырнул кости и посчитал очки. Разочарованно закряхтел, пожурил пальцем разбушевавшегося Колючку.

— Имперцы ждут второй отряд разведчиков, — не отставал послушник.

— Ага, — кивнул Хома. Щелкнул языком, с интересом проследил за броском Макса. Поморщился, с недовольством засопел — пятнадцать против семи, явный перевес. — Хотя… кто знает… Поговаривают, в центральном Аримионе восстание. Какой-то сумасшедший настоятель возомнил себя наместником Алара. Водит по городам и деревням толпу оборванцев, призывает отринуть мирские блага. Слухи самые противоречивые. Одни говорят, творит чудеса. Другие обзывают шарлатаном. Но скифрцы вполне могли отправить войска на подавление бунта…

— Мрон! — воскликнул парень, проигнорировав бормотание Хромого. — Как вы вообще можете играть, если знаете, что погибнете?..

Старик подобрал кости, с азартом потряс. Но фраза лекаря заставила остановиться. Хома тяжело вздохнул и обернулся, посмотрел с грустью и пониманием. Щеки Ирна горели огнем, в зрачках плясали искры злости и возмущения. Молодой, яростный и наивный. Все такие поначалу…

— А мы и не знаем, — медленно ответил Хромой. — Если судьбой предписано, сложим головы. Нет — вернемся живыми и невредимыми.

— Надеяться на судьбу глупо! — прорычал Птиц.

— А что остается? — фыркнул Хромой.

— Бороться!

— Мы боремся, — ответил старик.

— Птиц, — встрял Малыш и утер нос кулачищем, — ты того… не беспокойся. Доиграем и оденем броню. Командир придет, подготовимся как должно. Сядь, отдохни.

Макс кивнул на бревнышко у стены, развел руками. Веснушки побледнели, попрятались. На открытом лице отразились сомнения и беспокойство. Что творится с магом? Как белены объелся.

— Благодарю, — суховато сказал послушник. Но сдался, окинул лагерь тоскливым взглядом. Дурак, чего яришься? Соратники абсолютно правы, а ты ищешь повод согнать злость. — Лучше прогуляюсь. Голова… болит.

— Свежий воздух полезен, — произнес Хома. Усмехнулся, встряхнул в кулаке кости. — Хотя постой, запамятовал… Командир тебе записку оставил.

Старый копейщик пошарил за пазухой, извлек мятый лист пергамента. Послушник принял, развернул. Почерк корявый, но разборчивый. К тому же знакомый, словно Птиц где-то видел подобные закорючки. Несколько слов: «Захвати железки. Те самые! Лохматый».

Хм… Недели три назад Лохматый попросил зачаровать кольчугу, кожаную куртку. Затем притащил какие-то латы. Послушник потратил почти четыре дня, дабы наложить защитные заклятия. И помнится, тогда недоумевал, зачем нищему два комплекта доспехов. Но теперь замысел явился во всей красе. Простой и элегантный план побега: надеть доспехи и под покровом ночи преодолеть ряды имперской армии. Ни случайная стрела, ни клинок не смогут разбить зачарованное железо. А на любое заклятие из арсенала Святой магии найдется другое, из закромов Серого чародейства.

Послушник снял мешок и вытащил первую попавшуюся книгу. Вложил пергамент внутрь, бросил фолиант обратно. Дрожащими руками затянул бечевки. Стиснул зубы, боясь выдать волнение. Но соратники заметили, переглянулись.

— Что-то важное? — полюбопытствовал Малыш.

— Броню попросил взять, — пробормотал Ирн.

— А-а-а… — разочарованно протянул великан. — Ну да, доспехи нужны.

Макс явно хотел поболтать еще, но парень торопливо развернулся и пошел прочь. Обогнул конюшню, как на крыльях взлетел на вершину вала. Остановился у невысокого частокола, вздохнул с облегчением. Удивленные взгляды друзей стали невыносимо жечь. Лучше промолчать, чем лгать. Но все равно — ощущаешь себя предателем…

Отсюда людской муравейник выглядел игрушечным.

Мелкие домики палаток, фигурки людей и яркие огоньки костров. А вдалеке смутная дымка тумана, холмы и леса, алая лента затухающей зари. Солнце давно скрылось за горизонтом, последние робкие лучи красили небо в фиолетовый и алый. На востоке поселилась тьма, вспыхнули первые звезды. Шагах в десяти на валу виднелись силуэты воинов, слышались хриплые голоса часовых. Ледяной ветер хлопал стягами, сыпал водяной моросью.

Наверное, следовало поразмыслить насчет происшедшего и избавиться от чувства вины. Но послушник просто не успел. Тоска снова сменилась тревогой. Где-то на границе восприятия хрипло взревели призрачные боевые трубы. Пейзаж — статичная картинка, ширма. А за занавеской притаилась опасность…

Птиц насторожился, потянулся разумом к посоху. И тут уловил далекое невнятное пение, заунывный мотив. В первую секунду пение показалось естественным шумом. Но солнечное сплетение ожгло, древко артефакта начало быстро и угрожающе пульсировать. Догадка обескуражила, вогнала в глубокий шок… Имперцы никуда не уходили! Хуже того, приготовились к решающей атаке! Парень почувствовал присутствие множества служителей. И понял: спрятались под маскирующим плетением, творили магию.

Крик обратился невнятным хрипением. Ирн отшатнулся, чуть не свалился с откоса. Оглянулся, попытался позвать Хому и Малыша. Безуспешно. Собственное волшебство уже переплелось с чужим. Посох завибрировал от мощных потоков Силы. Одно из заклятий сорвалось с привязи и окутало послушника. Вспышка! Боль! Холод!..

В голове возник звон, тело наполнила воздушная легкость. Птиц воспарил над полем и лесом, рванулся к темнеющему небу. На пике траектории остановился и камнем рухнул вниз. Увидел поле, редкий перелесок. Над кронами деревьев висело облако золотистой пыли. А в глубине, за пологом ветвей, ощущалось движение… Сгустки серебристого сияния, темные фигурки. Уши уловили грозную мелодию. Чуждую человеческому существу, но невыразимо приятную. В музыке смешались журчание ручейков, шелест весенней листвы, скрипы и вздохи леса.

«Заклятие Астрального Двойника, — беспомощно подумал парень. — Но хорошо хоть не Дикий палач, а то…» Боль тела, оставшегося далеко на земле, погасила мысли. Внизу мелькнули ряды войск: копейщики, мечники и щитоносцы. Имперцы по традиции разделяли рода пехотных войск, делали легионеров исключительно функциональными единицами… Но, Мрон, как же много! Тысячи две как минимум построились в атакующие порядки под прикрытием заклинания-хамелеона. Еще полтысячи в резерве. Плюс поддержка служителей.

Что-то в вибрации воздуха показалось знакомым. Аура, запах… Ирн напряг память, беззвучно ахнул. Ривер! Тот самый Безликий, который следовал вместе с де Гирео! Упорный ублюдок, все-таки отыскал… Как же погано! С обычными магами еще можно было бы потягаться, но каратель изрядно усложнял ситуацию. А впереди, у самого поля, виднелись серебристые сгустки. Как отклик, перед внутренним взором промелькнула стрела с наконечником из живого ядовитого листа. Тьма! Час от часу не легче…

Непреодолимая сила потянула вправо. В пляске теней и солнечных зайчиков приоткрылась небольшая поляна, погруженная в сероватый полумрак. Вверху переплетение ветвей, редкие звезды и подкрашенные алым перистые облака. Вокруг чахлые деревья, ковер прошлогодних листьев и грязь. А посередине с воздетыми к небу руками стоял вражеский маг. Тело скрывал идеально белый балахон, лицо — капюшон и маска. В узкой прорези виднелись глаза… глаза человека: зрачки, голубая радужка и белки. Но взор казался мертвым, бессмысленным. Ни тени эмоций, ни капли страха или злости. Так бы мог смотреть оживший механизм. По ткани сбегали яркие искорки, мантия переливалась всеми цветами радуги.

Ирн почувствовал упругие толчки, непонятные отзвуки в Астрале. Золотистые искорки брызнули прямо из размокшей земли, закружились в быстром хороводе. Убийца сделал вычурный пасс рукой и указал пятерней на небо. Огоньки скрутились в спираль, острие копья. Тонкий клинок медленно и уверенно полетел вверх. Раздался приглушенный хлопок, волна горячего воздуха окатила парня с ног до головы. Птиц почувствовал вибрацию мощнейшего заклятия. Узнал и устрашился по-настоящему… Око Алара! Та самая чудовищная молитва, которую, согласно запискам Эскера, применили служители в битве на границе Свободных Земель. Господи, если Риверу удастся, полк обречен!..

Бешенство и страх толкнули на необдуманный поступок. Послушник подлетел ближе, попытался рассмотреть энергетическую сеть. Успел понять: немного времени есть, плетение очень сложное. Но Безликий что-то ощутил, забеспокоился. Капюшон дрогнул, черные точки зрачков принялись ощупывать пространство. Повеяло холодом, в воздухе закружились огненные снежинки. Птиц изо всех сил рванулся из капкана чужой воли. Застонал от жгучей боли в спине, содрал несуществующую кожу. Мир потускнел, деревья смазались в сплошную черную массу. И тело опять наполнила благословенная легкость.

Астральная составляющая взмыла к звездам, рухнула обратно в тело. Послушник читал о негативных эффектах заклятия. Но даже не мог предположить, что это настолько больно! В глаза, казалось, плеснуло кипящей смолой. Позвоночник спекся, кости расплавились. И вместе с тем пришли иные ощущения: холод, капли воды на щеках, порывистый ветер… Уши уловили звуки близких шагов, громкое сопение и дребезжание металла.

— Парень! — раздался чей-то хрипловатый голос. — Что с тобой? Плохо?..

Птиц захрипел, хватанул ртом воздух. Изогнулся дугой, ударил кулаками и выбил гейзеры грязи. Ощутил размякшую почву под спиной, заметил темный человеческий силуэт на фоне затухающей зари.

«Часовой!» — сообразил послушник. И верно, над парнем склонился один из воинов, дежуривших невдалеке. Обыкновенный мужичок средних лет. Лицо обветренное и незлобивое. Из-под крыльев помятого шлема выбивались грязные светлые космы, в серых глазах сквозили беспокойство и опаска. Боец сжимал длинное копье. И заметно колебался: то ли помочь, то ли всадить острие в грудину. Мало ли… А вдруг одержимый или больной?..

— Что случилось-то? — повторил воин, шмыгнув носом. — Лекарей позвать?..

Птиц заметил невдалеке еще двоих часовых. Воины ни о чем не подозревали и вяло переговаривались. Один весело хохотнул какой-то шутке. Махнул рукой и направился на вершину вала с явным намерением оправиться в сторону ненавистного Скифра. Но вздрогнул, медленно завалился на бок. Ирн услышал тихий свист, тупой удар и сочный хруст. Товарищ убитого неспешно обернулся и поднял руку, дабы помахать замешкавшемуся другу. И вновь послышались свист, удар. В груди часового выросла тонкая палка. Спустя мгновение вторая вонзилась в глаз. Воина отбросило прочь, столкнуло по насыпи. Жалобно звякнул металл, раздалось шуршание… Тишина. Никто ничего не заметил.

Ужас выморозил внутренности, полоснул ледяными когтями по сердцу. В горле Птица возник твердый ком, перед взором поплыло.

— Эй, парень! — в третий раз позвал мужик, нахмурился. — Да что с тобой?..

Волосы Ирна дернул порыв ветра. В рот воина вонзилась длинная черная стрела. Хрустнуло, мокро чавкнуло. На грудь и лицо послушника плеснуло кровью. Копейщик пошатнулся, сделал неуверенный шаг назад. Схватился за древко и рухнул навзничь…

Между ближайшими палатками вспыхнуло алое зарево, показался силуэт воина с факелом в руке. Судя по более крепким доспехам — командир, начальник караула. За спиной первого — еще парочка с копьями. Бойцы остановились, подслеповато всмотрелись во мрак. Один окликнул кого-то из часовых. Не получив ответа, решительно направился к валу… Стрела ударила в горло, прошла навылет. Еще две поразили оставшихся солдат. Послышались сдавленное бульканье и тихие шлепки. Новые три воина пали жертвами незримой угрозы. Факел шлепнулся в лужу и, чадно задымив, потух.

«Твари!» — мысленно взвыл Птиц. Разорвал оковы страха, откатился в сторону и схватил первую попавшуюся павезу. Согнулся в три погибели, прикрыл спину. Задыхаясь от бешенства, зашептал заклятие. «Вспышка» привлечет внимание. А если бросить световой шар на опушку, выхватит из мрака врагов. Еще Астральный Двойник заметил в Пологе Невидимости ощутимый изъян — действует только в сумерках. А дальше дело за малым. В лагере поднимется тревога, защитники успеют подняться на вал…

Заклятие пошло легко, как по маслу. Едва последнее слово сорвалось с губ, раздался слитный свист. В фиолетовой мгле над кромкой леса сгустилась черная туча, выросла прямо на глазах. Световой шар взмыл к небу, полыхнул у опушки. Ярчайшее сияние озарило поле, ряды войск. И стало видно, что с неба падает ливень металлических звезд.

Парень едва успел закрыться щитом. Стук оглушил, павеза рванулась, как живая. В лицо брызнули щепки и древесная труха, прямо у носа возник листовидный наконечник. Мышцы рук онемели, по темени словно огрели тяжелой дубиной. Послушник задушенно квакнул и распростерся на земле. На какое-то время утонул в беспамятстве. А когда очнулся, увидел желтоватые блики на поверхности ближайшей лужи. Вокруг грязь и слякоть, камни. Невдалеке остывший человеческий труп. Губы синюшные, глаза остекленевшие и незрячие. Тело густо усыпали черные стрелы. Между древков лениво струились извилистые багровые потоки. Смешивались с грязью, впитывались в почву…

Вечерние сумерки цвели заревом пожара. Языки пламени кривыми щупальцами тянулись к звездам. Лагерь напоминал разворошенный муравейник. Повсюду мелькали силуэты людей, слышались крики и яростный рев. Звенел металл, гремели взрывы. Большая часть палаток полыхала, словно бумажные домики. Воины бестолково метались, падали и вставали, размахивали руками. А с неба с угрожающим свистом падал смертоносный дождь. Стрелы били с такой силой, что прошивали бойцов навылет. Лишь за избой полковника виделось какое-то подобие порядка. Командиры пинками и затрещинами гнали солдат вперед, выстраивали стену щитов. Более сообразительные сняли целый блок частокола, упорно продвигались к валу.

Мощный толчок выбил почву из-под ног. Ярчайшая вспышка чуть не спалила глаза. Парня окатило кипящей водой, паром и комьями земли. Ирн взвыл, перекатился и распластался на земле. Щит принял на себя взрывную волну, обуглился и треснул. Веревки перегорели, доски рассыпались…

Птиц стряхнул с лица искры, вскочил на колени и охнул. Рядом с тем местом, где недавно прятался, зияла громадная яма. Края дымились, изнутри бил тугой столб дыма. Маленькие язычки пламени цеплялись за размокшую землю, злобно шипели. Небо рассекали аспидные росчерки — целые тучи стрел. Из-за древесных крон поднимались светящиеся шары. Будто метеоры резали мрак, с воем падали. Взрывались, крушили постройки и сжигали воинов. А вдалеке, за стеной леса, чудилась пульсация энергии — поляна, на которой Безликий творил Око Алара.

Твари! Какие же твари! Бьют в основном по гребню, чтобы защитники не смогли построить оборону. А еще служители… Вон как ловко мечут световые сгустки. Рангом явно ниже Ривера, послушники последних ступеней посвящения. Выдохнутся минут через пятнадцать, но разлад и панику уже устроили. А в поле войска…

Имперцы шли не спеша, с чувством собственного превосходства. Над плотным строем поднимались ряды копий. Блестели щиты, начищенные доспехи, реяли стяги и гербы. Слышались слитный гул шагов, отрывистые команды. Одна фаланга, около пятисот клинков. Еще три дожидались у кромки леса. Расчетливые, гады, берегут людей. Надеются на панику и сумбур. Минут пять, и достигнут укреплений, беспрепятственно обойдут ловушки!..

Невдалеке послышался топот. Из алого марева вынырнул десяток воинов. Лица злые, рты перекошены яростью и ужасом. Многие сильно обожжены, иные окровавлены. У одного торчала стрела из щели между хаубертом и наплечником… Отряд, словно стая волков, рванул вверх по склону. Послышалось отрывистое рявканье командира, передние бойцы подняли щиты. Остальные бросились к арбалетам, принялись поспешно стрелять. Кто-то призывно закричал, к валу выбрался еще пяток солдат. Дымящиеся и черные, как демоны. В покрытых копотью горячих доспехах, с обгоревшими бородами и волосами. Добежали до линии укреплений, сразу принялись помогать. Крики и удары приблизились, стрелы стали падать гораздо гуще.

Давящая слабость в теле и едкий привкус крови во рту сводили с ума. Крики отдавались в затылке дикой болью, мир плавился и подрагивал. Послушник застонал и перекатился на бок. Нащупал гладкое древко посоха. Уперся пятой артефакта в землю, кое-как приподнялся. Услыхал подозрительный свист, свернул вправо. Но споткнулся, рухнул в грязь. Перекатился, нашел взором преграду. Неверные отблески пожара выхватили из темноты труп. Голова обгоревшая, в запекшейся корочке крови. Доспехи искорежены и оплавлены, ноги оторваны по колено. Но даже в таком виде лекарь узнал старого полковника. И после смерти уцелевшая часть лица сохранила строгое выражение. Брови нахмурены, единственный глаз прищурен.

Целую секунду Птиц смотрел на Корда. А потом желудок метнулся к горлу, парня вытошнило. Страх, злость и отвращение прорвались сквозь броню отупения. В уши ворвались оглушающие звуки: грохот, крики, удары, гул пламени и скрежет металла. Откуда-то сбоку прилетел веер искр. Послушник почувствовал нечто мокрое на руках. Поднял ладонь и увидел, что пальцы густо измазаны в крови…

Ирна заметили. Рядом словно из-под земли вырос какой-то воин. Бородатый и неопрятный, пахнущий гарью и почему-то свежей сдобой. Помог подняться, взвалил парня на плечо и потащил вниз по откосу. Через минуту из облака дыма вырвался другой — громадный полуголый детина поперек себя шире. Морда злая, зубы оскалены в хищной усмешке. Боец сориентировался, помог первому.

— Что с ним? — низко прорычал гигант.

— Да кто ж знает… — отмахнулся бородач. — Лежал у самого вала. Контузило, видать, нашего целителя.

— Выносим! — решительно рявкнул воин. — Лекарский шатер еще цел. Сотники как раз собирают там выживших. Немного придем в себя, отобьемся…

— Да, — нервно кивнул бородатый. — Ничё… счас ка-ак развернемся…

Боец говорил по большей части для личного успокоения. Ругался, костерил имперцев, Алара, Мрона и еще какую-то непонятную Ешкину мать. Но Птиц не слушал. Привычный мир перестал существовать, обратился в пляску теней и огня. В ушах ревело и грохотало. Слышались свист, звонкие удары. Взгляд то и дело натыкался на обгорелые, истыканные стрелами тела. Трупы по большей части полуголые, в одних рубахах и портах. Земля густо полита кровью. То тут, то там виднелись обугленные фрагменты: оторванная рука, нога в щегольском сапоге, какие-то блестящие змеи… Запах жженой плоти забивал ноздри, голова кружилась. Ирну казалось, что он сошел с ума или попал в Преисподнюю. Невозможно. Страшно. Дико. Как такое могло произойти?..

Воины упорно тащили ошеломленного лекаря на другой конец лагеря. Прикрывали телами от жара, заставляли пригибать голову. Гигант раздраженно ворчал, бородач плаксиво ругался. Вздрагивал при каждом взрыве, втягивал голову в плечи… Поначалу Птиц мог лишь вяло трепыхаться. Но мало-помалу силы возвращались. Посох разогрелся сильнее, навершие тускло засветилось. Сознание вынырнуло из липкой тьмы забытья. В солнечном сплетении появилось жжение, сердце застучало ровно и мощно.

— Стойте… — прохрипел Ирн. Задрожал, высвободился из объятий солдат. — Я сам.

— Точно? — засомневался великан.

Птиц взглянул на гиганта, удивленно приподнял брови… Кто бы мог подумать — Оттар! Тот самый веринг, коего еще с утра шпынял бродяга. Но теперь от злодея и забияки мало что осталось. Лицо варвара горело праведным гневом. Каждая черточка дышала звериной яростью, доблестью и мощью. Грудь тяжело вздымалась, глаза сверкали. Но вместе с животным бешенством во взоре сквозил холодный расчетливый ум. Оттар понимал, что полк обречен и смерть близка. Но присутствия духа не потерял. И казалось, радовался битве.

— Я справлюсь, — коротко произнес послушник. — Ты как?..

— Пасть в славном бою — честь для истинного сына Севера! — с гордостью ответил варвар. — Джерард Громобой перенесет меня в небесный дворец!

— Тогда ладно… — вымолвил Ирн. — Задай им жару.

— Удачи, маг!

Оттар хищно улыбнулся, развернулся и скрылся в дыму. Бородач ринулся следом. На фоне пламени показалась широкоплечая фигура. Беринг где-то отыскал громадный топор, занес над головой. Длинными прыжками помчался вверх по откосу. А по пятам бежал худосочный спутник. Плотная пелена скрыла бойцов. Но даже сквозь гул прорвался яростный клич сына Севера… Мрон, как война меняет людей! В быту — изгой и злобная тварь. А в сражении — искренний и свободный человек, настоящий герой.

Птиц отыскал взглядом верхушку шатра целителей. Разглядел множество щитов, острия копий. Около сотни человек. Мало, но если помочь, смогут справиться с первым натиском. Большего и не нужно. Главное — удержать строй, дождаться подкрепления от соседних полков… Парень поколебался. С одной стороны, надо помочь защитникам вала. С другой — у палаток можно встретить нищего. Лохматый точно знает, что делать. Но главное — надо вывести из кровавой бани Милдрит!

Шагах в пяти сверкнуло и загрохотало. К небу взметнулся столб огня, дыма и кипящей воды. Послушника осыпало комьями земли, мелкими щепками. Заклятия-щиты подействовали, отразили взрывную волну. Из пламени вырвался одинокий воин. Веки и губы сгорели, мясо шипело и плевалось капельками горячей крови. Одежда весело полыхала, доспехи пятнала гарь. Боец не замечал боли, протяжно кричал и потрясал мечом. Как оживший факел, метнулся во мрак, перепрыгнул глубокую траншею. Но там наткнулся на стрелу, рухнул в грязь дымящейся головешкой…

Ирн заставил себя отвернуться, горько скривился. Подождал, пока раскаленный дождь затихнет. Приподнялся, изучил обстановку. До лекарского шатра осталось немного, десятков пять шагов. Но на пути стояла сплошная стена огня, а с неба густо сыпались стрелы. Некоторые палатки догорали, другие только начали пылать. Чадно тлели трупы солдат, трещали угли. А дальше — тьма, смутное движение… Стрелки и служители пока занимались ближайшей к валу частью лагеря.

Огонь и дым пожрали воздух. Птиц закашлялся от едких запахов гари и жженой плоти. Скользнул мыслью внутрь себя, установил связь с ядром. Сила хлынула в жилы бушующим потоком, пришло ледяное спокойствие. Память выдала множество схем, словесных формул. Ирн сплел пять оборонных заклинаний. Два использовал сразу — Защиту от огня и Поглотитель энергии. Остальные — Физическую силу, Астральное зеркало и Хамелеон — повесил на посох. Наспех создал три атакующих и тоже заякорил на артефакте. Но затем вспомнил, что смертоносный арсенал и так велик. Рывком вышел из транса, шумно выдохнул и побежал вперед.

Благодаря какому-то вывиху восприятия послушник ясно видел сквозь пламя и дым. Среди толпы у лекарского шатра метались командиры. Криками, пинками и затрещинами заставляли воинов строиться клином, подгоняли припозднившихся. Солдаты подносили охапки копий и топоров. Пытались тушить пожар, обливали водой стены уцелевших палаток, дабы воспрепятствовать возгоранию…

Полог колыхнулся, наружу вышла Милдрит. Лицо бледное, волосы растрепаны, на мантии пятна крови и сажи. Видно, что измучена: под глазами темные круги, на лбу глубокие морщины. Но мужественно боролась со слабостью и страхом. Деловито раздавала приказания, подгоняла и самых сильных мужчин… Как она прекрасна! И сейчас, когда вокруг пламя и кровь, целительница не утратила женственного обаяния. А внутренний стержень, состоящий из отваги и силы, стал виден как никогда ясно.

«Слава судьбе! — сверкнуло в голове. — Жива!..»

На губах послушника появилась тусклая улыбка. Надежда вспыхнула с новой силой. Да, теперь есть за кого сражаться! Есть кого защищать!.. Птиц ускорился и помчался к шатру, к людям. На бегу заметил, что воины разделились на две группы. Одна плотной колонной пошла в обход пожарища. Другая закрылась щитами и бросилась прямиком в пламя. Правильно, надо срочно закрыть прореху в обороне. И пока первые сдержат удар имперцев, вторые придут на помощь…

…Последние лучи заходящего солнца озарили небосклон на западе. У опушки леса, во тьме, родилась яркая звезда. Вспыхнула белым огнем в руках талантливого молодого служителя Алара. Разрослась, вобрала мощь Господа. Озарила угрюмые и сосредоточенные лица скифрских воинов. Прошлась веселыми лучиками по одежде. А затем медленно и робко покинула ладони темноволосого юноши. Помедлила в сомнениях — а стоит ли улетать? Но увидела небо и встрепенулась. Там, среди вечной Тьмы, блестели сотни таких же огоньков. Чистых и спокойных, родных и знакомых. И звезда поддалась зову сородичей. Без колебаний рванулась вверх, превратилась в пламенный метеор. Но скорости не хватило, рывок оказался напрасным. Сгусток света завис между небом и землей, с воем устремился вниз. Пролетел поле, вал, полосу пожара. Попытался вернуться обратно. Но не смог, рухнул прямо на большой шатер. Мгновенно испепелил полотно, вонзился в почву.

Птиц не понял, что произошло. Только что бежал, вырвался из полосы пожара. Впереди виднелись палатка целителей, хвост одной из колонн — около тридцати воинов. И тут над головой оглушительно засвистело и завыло. Земля затряслась, свет поглотил ночь… Удар! Темнота…

Горячий пепел скрипел на зубах, царапал глотку. На грудь давило, в ребра упирались острые камни. Слышалось потрескивание, вдалеке звенели клинки. Лицо и левый бок ощутимо напекло. Рядом чудилось присутствие большого домашнего кота. Призрачный мурлыка потоптался по груди, ткнулся мокрым носом. Гул в ушах затих, откуда-то набежали обрывистые мысли: «Где я? Что? Как…»

Послушник перевернулся на живот и сплюнул кровью пополам с сажей. Открыл глаза и увидел взрыхленную почву, пепел. Рядом поднимались жирные столбы дыма. Над головой расстилалось равнодушное черное небо в россыпи блеклых звезд. Поодаль жарко трещало пламя. В оранжевом мареве метались люди. Сталкивались и разбегались, падали. Сражение переключилось на вал. Нгарцы сумели прийти в себя и отчаянно сопротивлялись. Пока помогали опыт и боевая ярость. Не зря полк состоял из махровых убийц, ландскнехтов, пленных рыцарей и разбойников. Но узкая линия воинов арестантского полка прогибалась и норовила порваться. Скифрцы карабкались на вал как муравьи. Лезли по головам товарищей. Кричали и улюлюкали, рубили сплеча…

Лекарь застонал, постарался отползти подальше от бушующего невдалеке пожара. Но тут пальцы зацепили нечто мягкое, мокрое и горячее. Рука!.. Кисть еще теплая. Из обрубка вяло сочилась кровь, виднелись сосуды и обломок кости. Птиц охнул от омерзения, резко откатился. Упер посох в землю и рывком поставил себя на ноги. Заметил какое-то обугленное бревно. Вздрогнул и медленно попятился. Человек! Труп спекся практически до состояния угля. Металл, одежда и плоть сплавились воедино. Рот распахнут в немом крике, в черных глазницах — багровые точки углей.

Пелена дыма медленно развеялась. Показалась огромная, шагов пятнадцать в диаметре, воронка. По стенам ямы сбегали ручейки расплавленного железа, воздух плясал и колыхался от жара. А вокруг сплошное пепелище, изорванные тела. Чуть дальше в дыму чудилось движение, слышались стоны и крики. Кто-то выжил… Но палатка целителей вместе с окрестными просто перестала существовать.

Среди искр и углей вспыхнуло чистое голубоватое сияние. Птиц медленно встал на одно колено, смел верхний слой мягкого пепла. Показался кусочек прозрачного льда, вырезанный в форме ромашки. Кожу ожгло морозом, лепестки замерцали. Послышался мелодичный перезвон, словно ударились сосульки. Над цветком затанцевали синеватые искры. А рядом, среди обожженной земли и обломков, лежал грязный кусочек белой ткани. Края припалены, кое-где пятна крови.

Послушник зажал тряпку в кулаке как величайшую драгоценность, спрятал за пазухой. Взял артефакт и всмотрелся в лепестки. Великолепный щит, убережет от огня и клинка, молнии и стрелы. Вот только носить надо с собой, держать ближе к телу… Амулеты не работают издалека.

Пред взором соткался образ Милдрит: узкое личико, пухлые губы, короткие светлые волосы. И глаза… лучистые, понимающие и строгие… В груди прогремел беззвучный взрыв. Последние преграды, отделявшие от сумасшествия, лопнули. Крик сам собой родился в горле. Бешеный, протяжный. Наполненный горем, болью потери и ненавистью.

— Твари!

Оголовье посоха сверкнуло багровым, послушника окутала кроваво-алая аура. Одним невероятным прыжком парень преодолел десятка два шагов. Приземлился, выбил тучи пепла. Прыгнул опять и оказался у подножия вала… Наверху метались черные тени, сверкали клинки. Имперцы пробили строй защитников в трех местах. Теснили, окружали. Нгарцы пытались отступить, составить оборонный порядок. Но поздно. В рядах наемников воцарилась паника. Кто-то потерял присутствие духа, бежал сломя голову. И конечно же погибал. Иные яростно махали топорами и кололи копьями. Но бесконечная лавина скифрцев уже лилась через вал.

Истинное и Ночное Зрение включились одновременно. Мир расцвел необычными красками. Мысли разлетелись под напором Тьмы, рвущейся из глубин подсознания. Боль и злоба разрушили последние остатки человечности… Люди? Нет, перед лекарем двигались плоские пергаментные фигурки. Обыкновенные силуэты, картинки. Чужак получил свободу, а маленькая искорка-Птиц отступил в сторонку. Ненадолго… до тех пор, пока пламя в душе не затухнет.

Рядом, как стадо буйволов, промчались пяток нгарцев. Глаза вытаращены, лица перекошены от ужаса. Сбоку возникли силуэты воинов в серебристых доспехах, с гербами империи на щитах. Громыхнуло железо, образовалась куча мала. А когда распалась, на ногах остались лишь враги. Скифрцы заметили неподвижного парня с посохом в руке. Переглянулись и заулыбались, как сытые волки, — легкая добыча.

Древко посоха разогрелось, с навершия ударила ветвистая молния. И казалось, задела врагов краешком, но голова ближайшего имперца лопнула. Пяток других повалились дымящимися мешками, остальные просто сгорели. Из ртов и глаз хлынули струи кипящей крови, доспехи раскалились. Враги погибли раньше, чем успели что-либо сообразить. Но для парня этого оказалось мало. Птиц развернулся и яростно заорал. Прыгнул, влетел в гущу скифрцев на вершине вала. Короткая вспышка озарила линию укреплений. Удар! Еще!.. Вкус крови во рту, алый дождь…

Для измученных наемников и арестантов это послужило последней каплей. Многие решили, что до вала добрались служители. Иные просто перепугались. Третьи поддались общему настроению. А для четвертых не осталось иного выхода: сражаться в одиночку — значит умереть мгновенно. Линия защитников сломалась, нгарцы побежали. Скатились с откоса, рассеялись. Превратились в кричащую и визжащую толпу. Но кое-кто сумел сохранить самообладание. Иные остановились, командиры начали строить стену щитов. Быстрее! Быстрее, пока лавина врагов не захлестнула лагерь!

Нгарцы спешили зря. Легион забуксовал, медленно попятился. Защитники начали изумленно переглядываться, приспустили щиты. Что случилось? Высота пала, бери голыми руками… Ответ нашелся быстро. Яркий всполох затмил звезды. Второй удар разметал в щепки частокол, поднял тучу пыли. Плотная воздушная волна сбила имперцев с вершины вала, отшвырнула прочь. Из пустоты с шипением выстрелили молнии, прошлись по рядам скифрцев. Хлынула кровь, взвились пар и дым. Слитный вой боли и страха огласил окрестности. Атака захлебнулась, строй захватчиков смешался…

От линии укреплений мало что осталось. Груды мусора, горящих бревен и обломки камней. Глубокие ямы и воронки, множество трупов, разбросанное оружие. Посреди этого хаоса стоял худой светловолосый паренек с посохом в руке. Одежда изорвана, тело в грязи и крови. С оголовья посоха срывались снопы злых искр. Плотный кокон багрового света скрывал тело подобно крепчайшим доспехам. Редкие стрелы, падавшие с неба, ломались и обращались в прах… Послушник равнодушно и спокойно осмотрел павших, кривовато улыбнулся. Жажда мести не утихла, нет. Наоборот, разрослась еще больше. Душа истекала кровавыми слезами, а ладонь жег маленький кусочек льда в форме бутона ромашки.

Имперцы попытались перестроиться. Командиры, надрывая глотки, подгоняли копейщиков, арбалетчиков и щитоносцев. Минута — и можно будет повторить атаку. Хороша выучка! Видать, не раз бились против чародеев. Привыкли, господа скифрцы, набили руку.

— Твари! — тускло шепнул парень. — Вы умрете… ум-ре-те…

Навершие посоха сменило цвет на оранжевый. Тоненькие ручейки огня выползли из рукавов рубахи, обвили древко. Камень в оголовье превратился в раскаленное солнце. Лекарь просто вытянул руку и указал на врагов. В мозгу мелькнуло слабое: «Что ты творишь, Птиц? Люди же! Живые, мыслящие… У кого-то семьи, дети. Зачем брать грех на душу?..» Но мысли потухли под напором ярости, а пальцы завершили движение. И там, где стоял плотный строй врагов, взвилась стена огня. Желтые клубы подобно океанской волне разлились вширь. Картонные фигурки бестолково заметались. Почернели, истончились, попадали и дымно зачадили.

Шквал — одно из высших заклятий в школе Огня. Сложное, сильное. Но и устроенного кошмара Ирну было мало. Парень разошелся не на шутку, начал спускать с крючка одно плетение за другим. Из пустоты ударили пламенные шары, острые ледяные сосульки, тонкие воздушные плети. Легионеры не выдержали напора. Дрогнули, побежали. Теряли щиты и оружие, в страхе закрывались руками. За краткие три минуты слаженный и мощный отряд просто перестал существовать. Но кара последовала незамедлительно…

Птиц почувствовал болезненную волну чужой магии. Тело сковали незримые путы, в ушах возник гул множества голосов. И сразу же далеко во мраке, у стены леса, родились яркие звезды. Взлетели к небу. На секунду остановились в зените и с ревом рухнули на чародея. Боль почти стерла разум. Грохот оглушил, жар опалил волосы. Лекарь ощутил: еще немного — и придет смерть. Но тут в кулаке завибрировало, студеное облако отсекло от огня и света. Посох, наоборот, разогрелся, взломал навеянные путы.

С трудом парень выбрался из огромной дымящейся воронки. Застонал, рухнул на колено. Сплюнул и со злостью посмотрел вдаль. Там, среди тьмы и далеких огней факелов, снова разгоралось сияние святого волшебства. Служители, по-видимому, установили ментальный мост, действовали сообща. Поспешно молились, плели заклятия. Орденские выродки сильны в двух видах магии: управлении чужим разумом и Свете. Еще одного такого удара Птиц не выдержит. Но хуже то, что Риверу почти удалось завершить начатое.

Истинное Зрение явило золотистые канаты, тянущиеся ввысь. Тонкие оболочки Сущего подрагивали, лопались, как бычьи пузыри. И откуда-то с изнанки рвался дикий неуправляемый разум…

— Умрите, — в полубреду прохрипел лекарь. — Умрите!

Смутная идея обрела плоть, кристаллизовалась. В голове возникла схема, обросла деталями. Зачем бить дубиной, когда можно уколоть отравленной иглой? Зачем тратить силы, сжигать энергию впустую? Настоящий целитель умеет и убивать, потому что знает слабые места в организме человека. Достаточно остановить сердце, вызвать кровоизлияние в мозгу, отключить почки или печень. И враг умрет не так эффектно, как хотелось бы, но достаточно быстро.

Слова получились хриплыми, но внятными. Падали как булыжники, отдавались в Астрале упругими волнами. Послушник нащупал нити, оставшиеся после обездвиживающего заклятия служителей. Частично восстановил, частично переделал. Провел ладонью в воздухе, заставил возникнуть зримое проявление волшебства — маленький золотистый клубок с расходящимися нитями. Секунду поколебался и прикоснулся. Между пальцев возникли струйки черного дыма. Быстро втянулись в шар, окрасили в антрацитовый цвет. И тут же издалека долетели отзвуки чужой боли. Сущее содрогнулось. Золотые цепи рассыпались, тонкие стенки мира опять плотно сомкнулись. Над кронами деревьев разлился гнилостный зеленый туман, полыхнул огонь. Но затух, опал бессильными клочьями… Там, вдалеке, умерли враги. К сожалению, не все. Риверу непонятным образом удалось выжить. Но, лишенный подпитки со стороны соратников, каратель утратил контроль над смертоносной молитвой. Заклятие Ока сломалось, освободившаяся энергия ушла в пустоту…

Ненависть испарилась, а вот боль осталась. По щекам, как расплавленное серебро, побежали горячие слезы. Птиц слышал восторженные вопли нгарцев, тяжелый топот и скрежет. Видел, как воспрянувшие духом защитники перепрыгивали вал, бежали за отступавшими имперцами. Но на то, чтобы помочь и довершить начатое, просто не было сил. Лекарь сидел, сжимал в кулаке обрывок припаленной ткани.

Грудь сотрясали болезненные спазмы, из горла рвались рыдания.

Сухо заскрипел пепел, молодого чародея накрыла тень.

— Что же ты натворил? — мрачно спросил нищий.

— Не знаю, — тускло и равнодушно пробормотал Ирн. — Так получилось…

Раздались угрюмое сопение, скрип зубов. Тень колыхнулась. Бродяга явно испытывал потребность выругаться. Но почему-то неловко откашлялся. Помолчал, затем спросил:

— Идти сможешь?..

Птиц пожал плечами. Поискал среди пустоты в душе хоть какую-то ниточку, которая смогла бы выдернуть душу в реальный мир. Заставил себя повернуть голову, поднять взор… Лекарю показалось, что рядом застыл призрак прошлого, грозный демон. Одежда в саже, лица не видно. Лишь глаза мерцали в тени капюшона. В правой руке узкий, обагренный кровью клинок. Черные капли плотными комочками падали в пепел, тонули. Вокруг бродяги чуть заметно плясал воздух — доспехи были явно зачарованы… Откуда? Ах да! Сам же делал. Безумец наверняка пошарил перед сражением в личном ящике Ирна.

В горле появился твердый комок. Птиц осторожно сглотнул. Поднял руку и провел пальцами по лицу.

— Это… бой и прочее… уже было когда-то. Я помню.

— О чем ты? — хмыкнул бродяга.

— Неважно, — просипел Птиц отрешенно. — Я… я победил.

— Знаю, — осторожно ответил Лохматый. — Но мы проиграли.

— Почему? — прохрипел послушник.

В ответ нищий медленно повернулся и указал мечом на лагерь. Дальний частокол полыхал, широкие ворота были сорваны с петель. Нгарцы бестолково метались. Одни пытались тушить огонь, другие составляли стену щитов, третьи просто убегали. А через широкие проемы в ограде лилась нескончаемая река имперских войск. Щитоносцы, копейщики, мечники… Легионеры радостно орали, на ходу стреляли из маленьких арбалетов. Поджигали оставшиеся палатки, быстро и деловито добивали воинов арестантского полка.

— Фронт прорвали еще в двух местах, — суховато объяснил бродяга. — Четвертый пехотный уничтожен. Лагерь третьего окружен. Объявлено общее отступление… до второй линии обороны.

— А разве… — шепнул парень.

— Да, есть, — перебил Лохматый. — Нгарцы кто угодно, но не дураки. Иначе бы не продержались так долго. С какой-то стороны жаль. Раньше были рыцарственным и благородным народом, образцом доблести и чести. Но война научила хитрить и изворачиваться… Пойдем, сэр Птиц. Пойдем, дорогой.

— Куда?.. — равнодушно спросил лекарь.

— К Мрону на кулички! — рявкнул безумец. — За лагерем есть ложбинка. Я целый месяц туда часовым ходил, разведывал. Если повезет, выберемся к лесу. А там неделька по глухим чащам — и мы на территории Золотой империи.

Лохматый резко наклонился, схватил послушника за руку. Рывком воздел на ноги, подставил плечо и потащил вправо. Лекарь не сопротивлялся, с безразличием переставлял ноги. Но когда оказались в тени уцелевшего частокола, внезапно уперся пятками в землю. Безумец заворчал с недовольством, попытался тащить силой. Но перехватил взгляд мага и замер, со стуком захлопнув рот.

— Она умерла… — прошептал Ирн. Всхлипнул, вытер слезы кулаком.

По лицу нищего прошла судорога, брови сошлись на переносице. В глазах промелькнули понимание и сочувствие. Лохматый шепнул в ответ простое: «Пойдем!» И послушник подчинился…