Глава восьмая
Спят усталые игрушки

День выдался напряженным, но захватывающим. Признаться, вначале я был растерян, потом непродолжительно зол, затем вдохновлен и обрадован. А под конец и вовсе увлекся боями на арене и чуть не упустил из виду Андрея; спасибо Карлу, который обратил мое внимание на то, что наш психолог сидит в сторонке совсем никакой. Могу его понять, особенно после того как выяснилось, что в их мире в сутках двадцать четыре часа. Неудивительно, что он так долго перестраивается на наши тридцать два. Но я все еще надеюсь, что однажды психолог привыкнет.

Доставив Андрея в его квартиру, первым делом отправил его в ванную, потом наведался на кухню и почуял неладное. Это совершенно несвойственно для меня, обращать внимание на эмоциональный фон другого существа, но в этом случае вышло бы странно, если бы не обратил. Дело в том, что я был на него настроен. Да, на Андрея. Поэтому так беспардонно ворвался к нему в ванную комнату. Разумеется, человек, поливающий себя из душа, резко повернулся ко мне с крайне возмущенным выражением лица.

– Так неймется, что уже врываться начал? – зашипел он в мою сторону.

Но меня вообще-то не так просто сбить с мысли, особенно если я всерьез обеспокоен. А в тот момент, как это ни странно, я действительно беспокоился за него.

– Не волнуйся. Не собираюсь я посягать на твою невинность, как бы тебе этого ни хотелось. – Слова сорвались с губ на полном автомате, я пристально смотрел на товарища.

Разумеется, вовсе не ради того, о чем кто-то особо извращенный мог подумать.

– Невинность? – насмешливо протянул Андрей, с помощью сарказма пытаясь бороться со смущением. Мне бы тоже смутиться, но оказалось как-то не до того. У меня было чувство, нет, предчувствие, что он вот-вот упадет. Его аура орала об этом одним своим цветом вот уже вторую минуту.

– Да ты еще пешком под стол ходил, когда… – начал он, но я перебил.

– Я в несколько раз старше тебя, – напомнил и сразу понял, что не ошибся. Шагнул к нему и обхватил мокрое тело руками.

– Ну и что ты делаешь? – сердито вопросил Андрей.

– У тебя кровь из носа идет и…

– Черт! – взвыл он и чуть не плюхнулся со всей дури в ванну, не сумев устоять на ногах. Благо что я поддержал.

Андрей повис на мне всем телом. Часто-часто заморгал, словно в глазах у него на какой-то момент потемнело, а потом попытался держаться за меня одной рукой, а второй стереть кровь из-под носа и с губ.

– Ты как? – спросил его, не узнавая собственного голоса. Хотя чему удивляюсь? Сказал же уже, что всерьез обеспокоен здоровьем конкретно этого человека, глупо отнекиваться. Я и не буду.

– Как ты узнал? – спросил он меня и встал ровно. Я отступил и отряхнул руки. Схватился за полотенце, сдернул его с крючка, а другой рукой отключил воду, все еще извергающуюся в ванну из душа, валяющегося где-то под ногами Андрея.

– Держи, – накинул на его голову полотенце и сказал: – Лучше бы тебе выбраться на коврик, а то еще поскользнешься и разобьешь себе что-нибудь…

– Ир, – перехватив мою правую руку, обронил Андрей, – как ты узнал, что мне сейчас станет плохо?

Вздохнул и встретился с ним взглядом. Да. Ситуация. В этот момент я пожалел, что сюда зашел. Надо было подождать, пока он упадет и сам позовет меня. Но я решил облагодетельствовать его и предупредить возможные травмы. Слишком уж был взволнован и взвинчен. Мне и сейчас не по себе. И что ему ответить? Как же ненавижу объясняться!

Андрей выбрался из ванны и принялся остервенело вытирать полотенцем волосы, я же привалился спиной к двери, чтобы между нами в этой крохотной комнатке было как можно больше свободного места. Но вопрос, который он задал дважды, все так же висел в воздухе. И как бы мне ни хотелось на него отвечать, молчать с каждой секундой становилось невыносимее. Андрей делал вид, что его не напрягает мое присутствие, а мне, как бы глупо это ни выглядело, отчаянно хотелось сбежать, уйти куда-нибудь в другую комнату. Но я боялся оставлять его одного. Эмоциональный фон все еще отсвечивал грозовыми тонами. Недомогание могло дать знать о себе в любой момент.

– Я настроен на твой эмоциональный фон, поэтому почувствовал его изменение.

– В каком смысле настроен? – тут же спросил он и быстро натянул на себя через голову футболку. И тут же снова пошатнулся. Я поймал его за локоть и по инерции притянул к себе.

– Все… хорошо? – на секунду сбившись с дыхания, выдавил из себя.

– Да, нормально. – Помедлив, он отстранился и поспешно взялся за спортивные штаны. Я снова вернулся на исходную позицию и встал спиной к двери.

– Ты ведь знаешь, что с недавних пор мне проще мерцать, когда ты рядом и… когда я касаюсь тебя.

– Так вот откуда ноги растут, – вяло пробормотал он и тускло улыбнулся, натягивая на себя штаны.

– То есть тебя это не смущает? – зачем-то уточнил я, хотя и так было понятно, что этого толстокожего парня ничем не проймешь.

– После того как ты внаглую вломился сюда и под благовидным предлогом облапал во всех местах, меня все еще должно что-то смущать?

– Андрей! – Да как он смеет!

– Да-да, я понял, что все это было исключительно дружеским участием.

– Нет, это произошло из-за того, что ты придурок, не умеющий трезво оценивать свои силы.

– А кто мне дает время их оценить, а, Ир? – спросил он совсем не так легко и насмешливо, как раньше.

Я хотел многое сказать, но осекся.

– Может быть, у тебя есть какое-то местное лекарство от недомогания?

– У меня, скорей всего, давление на нервной почве скачет, – объявил психолог, склонившись над раковиной и пытаясь промыть продолжающий кровоточить нос. – Но если это не так, то таблетки для снижения давления могут вызвать обратный эффект. Гипотония еще хуже, чем гипертония.

– А как узнать наверняка?

– Ну померить… – с какой-то странной интонацией сказал он, обеими руками уперся в ободок раковины и склонился над ней. Потом тихо сказал: – Ты прав, что-то хреново мне…

– Дебил! – не выдержал я, сгреб этого недоделанного героя в охапку и потащил в спальню.

Уложил. Притащил туалетной бумаги, чтобы стирать кровь, а сам помчался в ту третью комнату его квартиры, в которой никогда не был. Андрей сказал, что когда-то комната принадлежала его бабушке и он сам в нее никогда не заходит. Но я точно знал, что где-то там тонометр. Благо у меня все еще был его, а не мой переводчик. Поэтому сразу же выудил из закромов памяти симбиота образ коричневой коробки с металлической застежкой, в которой должен лежать названный прибор.

Нашел. Прибежал обратно. Андрей лежал на кровати, накрыв лицо рукой. Из носа у него торчал скомканный обрывок мягкой туалетной бумаги. Переводчик подсказал, что обычно для таких дел используют вату, но я понятия не имел, где в его квартире можно найти данный материал. Так что даже задумываться об этом не стал. Сел рядом. Андрей убрал от лица руку.

– Что-то вы меня совсем доконали, Ир, – сказал он и слабо улыбнулся.

Первым моим желанием было стукнуть его как следует. Потому что я был убежден, что он сам себя доконал. Но я, не узнав при этом самого себя, сдержался. Потребовал, чтобы психолог пошагово объяснял мне, как работает этот их тонометр. Что Андрей и исполнил. С помощью его указаний и образов, щедро предоставляемых мне симбиотом, разобрался, что к чему. По окончании процедуры, которая оказалась до смешного простой, назвал ему две цифры – сто тридцать на девяносто. Андрей кивнул с серьезным выражением лица и подтвердил, что давление повышено. Нормальным для себя он считал сто двадцать на восемьдесят. Следующим моим шагом стали поиски лекарства. В дверце холодильника, сказал мне психолог. Пошарив там и вчитавшись в названия на упаковках, все же нашел то, что он назвал. Вместе с упаковкой таблеток принес стакан воды, поскольку Андрей попросил. И имел возможность увидеть, как у них тут пьют так называемые таблетки. Он снова откинулся на кровать и прикрыл глаза. А я сидел рядом, не зная, что теперь делать. Беспокойство ушло, но в душе все еще осталось какое-то странное тянущее чувство – то ли сожаление об утраченных возможностях, то ли слишком медленно отступающий страх.

– Может быть, тоже ляжешь? – ворчливо протянул приятель, не открывая глаз.

Во мне родилось возмущение.

– Да что ты за человек такой! Как ты вообще…

– Ир, я просто устал, – перебил Андрей и тяжело вздохнул. И я понял, что не могу на него злиться. Молча разделся и лег.

– А свет, – улыбнувшись одним уголком губ, с закрытыми глазами сказал он.

Не удержавшись, я фыркнул и показушно, как Карл, щелкнул пальцами. Комната погрузилась во тьму.

– Ну как ты? Подействовали твои лекарства?

– Двадцать минут нужно, чтобы подействовали. Я ведь тебе говорил.

– Угу. – Вздох вырвался сам собой.

Я лежал щекой на подушке и пристально вглядывался в его профиль. В отличие от Андрея, который без света не видел практически ничего, темнота для меня была вовсе не такой непроглядной. Я легко корректирую свое зрение под то или иное освещение.

Наверное, за окнами его квартиры время давно уже не совпадало с нашим. У меня все руки не доходили взглянуть. Все это время мы держали шторы в спальне плотно занавешенными. Поэтому, даже если у них там было светло, у нас всегда сохранялся приятный полумрак. Я думал об этом и смотрел на товарища. В какой-то момент пришел к выводу, что Андрей так и уснул, не сказав мне, подействовало ли лекарство, поэтому его голос, тихий и спокойный, вдруг раздавшийся в темноте, стал для меня неожиданностью.

– Ты сублимируешь, – заявила эта ходячая немощь. Переводчик адекватного перевода данного слова мне не выдал, значит, Андрей и сам толком не знал, что оно означает. Судя по всему, сказал чисто для того, чтобы меня огорошить. Ну что же, у него получилось.

– И что это значит? – довольно резко бросил я.

– Не знаю, – покладисто подтвердил он мою догадку, – но я воспринимаю это так, что ты пытаешься переплавить одни чувства в другие. Обманываешь сам себя.

– Ты о чем? – Действительно не понял его в тот момент.

Но конечно же он был бы не тем Андреем, которого все мы знали, если бы просто ответил на поставленный вопрос. О нет, он решил зайти издалека. И мне ничего не оставалось, как выслушать его теорию до конца.

– Ир, а у тебя друзья есть?

– С чего это ты вдруг спрашиваешь?

– Просто ответь.

– С чего бы им отсутствовать?

– С того, что я ни одного не знаю. Ты туеву кучу лет учишься в этом вашем университете, но, кроме Барсика, которым просто прикрывался, и Карла, который был для тебя скорее единомышленником, и не более того, мне больше и назвать некого. А говорить, что у тебя есть друзья среди других мерцающих, глупо. Когда ты кого-нибудь из них в последний раз видел? Не считая Ники, разумеется.

– Просто скажи, к чему клонишь.

– Просто подтверди, что все это время у тебя не было друзей.

– Я в них не нуждался.

– Но во мне нуждаешься. Поэтому я и говорю, что ты сублимируешь. Тебе кажется, что ты увлечен мной, но на самом деле мне не посчастливилось стать тем, с кем ты впервые в жизни захотел по-настоящему подружиться.

– Не посчастливилось? – безрадостно уточнил я, но он меня словно не услышал.

– Сам посуди. Тебе, да и мне тоже, кажется, что ты ревнуешь меня. Поэтому так пристрастно смотришь на ту же Нику, утверждая, что она мне не пара ни при каких обстоятельствах. Конечно, ты придумал удобную отговорку, с твоим уровнем интеллекта – это нетрудно. Но на самом деле мы имеем дело с самой обычной ревностью, но не к потенциальному возлюбленному, а просто к другу, которого ты нежданно-негаданно приобрел и теперь по-детски боишься с кем-либо разделить. Ты бесишься, когда замечаешь, что в моей жизни кроме тебя может появиться кто-то другой. «Колокольчики» и другие не в счет, ты умный и прекрасно понимаешь, что ты мне все равно ближе, а вот подружка – это уже другое дело. Тебе совсем не хочется бороться за мое внимание, вот и бесишься.

– И к чему ты мне все это говоришь?

– Просто пытаюсь расставить точки над «ё», а вообще… – он сделал интригующую паузу и повернулся на бок лицом ко мне. В темноте мне была отчетливо видна его улыбка, – просто не спится.

– Ты ведь на арене только так носом клевал! И еще совсем недавно чуть в обморок не грохнулся!

– А теперь разгулялся.

– Ладно. Даже если ты прав, что-то не припомню, чтобы я так сильно напрягал тебя своими нездоровыми, как ты намекаешь, позывами…

– О! А ты признаёшь, что они нездоровые?

– Кто-то тут рассуждал, что я не дурак, или я что-то не так расслышал? – с сарказмом протянул я.

– Рассуждал… – протянул Андрей, и в темноте мне была хорошо видна его ехидная ухмылочка. Сволочь!

Он собирался добавить что-то еще, но промолчал только потому, что я зажал ему рот рукой. Потом отпустил.

– Вернемся к первоначальному вопросу. Зачем ты мне все это говоришь, если я не так уж тебя и достал, или все-таки достал? Тебе уже нравится какая-то девушка из наших и ты не хочешь, чтобы я вмешивался?

Он завозился, подложил под щеку руку. Хмыкнул и невинно заявил:

– Все тебе скажи. Только малину испортишь!

С трудом сдержался, чтобы не засветить ему в лоб кулаком. Так, для профилактики. Но он же у нас болезненный, с ним аккуратнее надо. Зажмурился и попытался сосредоточиться на собственных мыслях, чтобы совладать с возмущением, забурлившим внутри как кипящий котел. В чем-то Андрей определенно оказался прав. Мне было приятно находиться с ним рядом, любопытно наблюдать за ним, он оказался интересен мне как личность. С ним никогда не бывало скучно. И я втайне иногда даже гордился тем, что в чем-то приложил руку к его новому успеху или очередному откровению. И уж тем более мне льстило, что я знал о нем больше, чем другие, чего не уставал демонстрировать окружающим. Наверное, все это действительно подпадало под определение дружбы и дружеской привязанности. И я даже понимал, почему он завел об этом разговор. Оставалось только понять, нужна ли мне эта так называемая дружба? Раньше ведь я ни в чем таком как-то не нуждался и жил весьма припеваючи. Беда в том, что сейчас, как и он, устал и мысли в голове путались. Но вопрос оставался открытым.

– Да, наверное, я ревную, – сказал после долгого молчания, заметил, как на его лице мелькнуло странное выражение. Похоже, наш психолог совсем не ожидал, что с ним согласятся, и мне удалось его удивить. Приятно. Но я из вредности поспешил продолжить: – Правда, острой потребности в дружбе или в чем-то аналогичном не испытываю.

Помедлив, Андрей нехорошо прищурился:

– Намекаешь на то, что я навязываюсь?

Вот как ему ответить? Нет, в глубине души я так и думал, но понимал, что если озвучу вслух, ничем хорошим это не кончится.

– Ладно-ладно. Возможно, ты прав и мне видится в тебе какая-то отдушина… Вот поэтому в высшей степени неприятно наблюдать, как ты водишь в наш дом всяких там странных личностей, толком тебе незнакомых, но желающих вытеснить меня отсюда. Так что и не мечтай!

– А если я заболею и умру?

– Это от чего же?

– От страшной штуки – недотрахит называется!

– Не переживай. Вот поедем в гости к Виттебрандам, развеешься.

– Куда поедем?

– К Ульке в гости. Карл сказал, что родители «колокольчиков» решили отправить их всех в замок Аналой. Разумеется, с тобой и мной за компанию. А там, как раз во время каникул, будет местный праздник – «День горючей воды». Так что разгоряченных деревенских девчонок я тебе могу гарантировать.

– Вау! И ты даже будешь не против, если я уведу какую-нибудь из них на ближайший сеновал?

– Да хоть под ближайший куст! Только обрадуюсь. Мы же друзья.

– Ир, а дай я тебя поцалую…

– Отвали, озабоченный! А вообще, поосторожней, а то вдруг я почувствую острую необходимость…

– Да ладно, – он счастливо улыбнулся и обнял, наверное, просто от переизбытка чувств.

Но я отчего-то испытал приступ какой-то совершенно незнакомой мне детской радости. И облегчение. Вот его-то во мне в тот момент было больше всего. Наверное, именно поэтому на общей волне я рискнул именно сейчас, в ночном полумраке, завести тот разговор, который после общения с Карлом решил отложить до завтра.

– Ты там как, спать еще не собираешься? – на всякий случай спросил у него.

– Будешь смеяться, но теперь как-то и не хочется, – немного виновато пробормотал Андрей, разжимая объятия. Он даже слегка отодвинулся от меня и вжался спиной в стену.

– Почему ты называешь университет «вашим», а не «нашим»? Все еще не отождествляешь себя с ним?

– С чего это ты вдруг…

– Карл считает, что мы все для тебя лишь игрушки. И я, и «колокольчики», и другие тоже.

– Что ты такое говоришь?! – возмущенно запротестовал он, но я перебил:

– Ты не воспринимаешь всерьез то, что творишь. Словно ребенок, который дергает за все ниточки разом только для того, чтобы посмотреть, как в том или ином случае станет плясать попавшая тебе в руки игрушка.

– Нет!

– Но выглядит все именно так. К примеру, сегодня. Почему ты очертя голову кинулся дружить с Камюэлем? Неужели не понимал, что он вовсе не так прост, как ты, судя по всему, подумал?

– Да все я понял! Мы ведь с ним еще до собрания успели пересечься.

– И?

– И он меня просто взбесил. Терпеть не могу таких политиканов, как он, которые все меряют соображениями личной выгоды.

– И что же ты тогда…

– Я просто хотел выбить его из колеи. Посмотреть на него без маски. Мне показалось, что он как Тарэль. Вспомни, каким холодным, нет, просто ледяным казался вначале наш Огненный!

– То есть намекаешь, что хорошенько обдумал все то, что нес в кабинете ректора?

– Конечно нет, – убежденно сказал он, поставив меня в тупик этим заявлением, – напротив, мне пришлось действовать по наитию. Но ты пойми, я ведь не просто так это делаю. У меня чутье. Оно и раньше было, и я зарекся заглушать в себе его голос. Но у вас, уж не знаю, из-за артефакта этого… – Он показал мне маленький крестик, болтающийся на цепочке у него на шее. Оказывается, Фарид уже успел его ему вернуть, а я и не заметил когда. – Или из-за того, что я ту вашу звезду погасил в Большом зале, но теперь точно знаю, что, если довериться чутью, получится куда лучше, чем когда десять раз все взвесишь и только потом озвучишь. Думаешь, я всерьез задумывался о мотивах той же Мики? Да у меня и в мыслях не было голову забивать! Просто, когда разговор зашел о ней, нужные мысли сами полезли в голову!

– И все же это очень легкомысленно с твоей стороны, – сдался я без боя, хотя его мотивы и стали для меня понятнее.

– Но ведь хорошо же все получилось! – отчаянно запротестовал он.

– А если когда-нибудь не получится? Только представь. Однажды, в самый ответственный момент…

– Даже думать об этом не хочу, – убежденно пробормотал Андрей.

– Ну и зря.

Мы оба надолго замолчали. Первым тишину нарушил психолог:

– Ир, я правда не играю. Я… – Он осекся, но снова заставил себя говорить, это было заметно по его лицу. Похоже, Андрей забыл, что я прекрасно вижу в темноте, поэтому не скрывал эмоций. – Я вами живу, Ир. Всеми вами. У меня иногда такие идиотские мысли мелькают, что вся моя предыдущая жизнь – это как сон, и только теперь, у вас, начал жить по-настоящему…

Он огорошил меня, раздавил своим признанием. Мне одновременно стало и стыдно за наши с Карлом общие подозрения, и радостно, оттого что по большей части они все же не подтвердились, и грустно, потому что в этот момент я кое-что понял для себя. И прежде чем мы оба все же соизволили заткнуться и уснуть, я сказал то, о чем до сих пор не жалею:

– Можешь думать что хочешь, но я уже не смогу без тебя, Андрей. И если это действительно называется дружбой, ни о чем не жалею…

Жизнь делает такие кульбиты, что я за ней не успеваю. Я ведь уже говорил, как сильно раздражал меня Алиэль, даже после того как мне удалось поговорить с Андреем, когда наш болезный психолог отлеживался в лекарском крыле. Я все время подсознательно ждал от светлого очередного подвоха, предательства, унижения. Дождался. Подвоха, но совсем не такого, какого ожидал. И это стало для меня такой неожиданностью, что я растерялся. Да-да, растерялся и лишь много позже понял, что все не так просто, как думалось в первые дни в классе «колокольчиков». Те чувства, которые проснулись во мне, были иными. Не такими, какие я испытывал к веренице своих любовников. Но в первый момент даже сам не понял, насколько принципиальными оказались отличия.

Расскажу по порядку. Этот новый для меня виток начался в тот день, когда Алый сам первым пришел ко мне в комнату. Конечно, сначала я не понял, что он, как истинный рыцарь, сделал это только ради Антилии, которая встречалась на их светлой половине с Карундом. И все мои мысли были лишь о том, что наш светлый недотрога из-за присущего ему тайного любопытства решил узнать, каково это – быть с мужчиной. Вот и пришел. Развлечься захотелось. Так я думал. Но его признание относительно Лии и Кара меня поразило и, как ни странно, тронуло. Хотя я и не подозревал, что способен на подобные чувства. А потом…

Мне совсем не даются эти их светлые формулы. Наша магия другая, и формулы у нас иные, к тому же я старше остальных, поэтому мне сложнее перебарывать заложенные сызмальства стереотипы. Я запутался и действительно наделал ошибок в расчетах, а он помог. И это снова удивило меня. Попробовал раскрыться. Но не бездумно, поддавшись порыву, как могло бы показаться. Мне хотелось вытянуть из Алого хоть немного информации и самую небольшую толику чувств, если он, конечно, был на них способен.

Вытянул. Немного, но мне тогда хватило. А потом… Все так быстро завертелось. Мы оба уже не могли остановиться. Я провоцировал его на каждом углу и каждый раз с откровенностью ребенка удивлялся, когда он отвечал мне. Но самое забавное, Алый отчего-то вбил себе в голову, что я лучше, чем хочу казаться. Поэтому вдвойне забавно было наблюдать за тем, как в ответ на мои провокации он бросал все эти свои говорящие взгляды, срывался на глухое рычание или шипение, возмущался моими словами и намеками. Вот же дитя дитем. Но все эти невинные на первый взгляд игры – палка о двух концах. Они пусть невольно, но подогревают наш интерес друг к другу. Это трудно объяснить. Таких отношений на моей памяти у меня еще ни с кем не было. При этом я трезво понимал, что светлый никогда не разделит моих взглядов на любовь и страсть, но все равно не хотел отталкивать Алого. И только недавно поймал себя на том, что волей-неволей пытался соответствовать его представлениям обо мне. Пытался стать лучше, чтобы соответствовать тем критериям, которые он предъявлял. Благородный. У нас ведь и понятия такого в языке илитири не заложено. Но как объяснишь это светлому? Да никак! Можно было бы с чистой совестью послать его. Оттолкнуть и свести все к чисто деловым отношениям, но не получалось. Вот же как!

А потом Андрей вбил себе в голову, что я просто обязан поговорить с женой, хотя лично я предпочел бы еще век ее не видеть. Но в одном наш психолог был однозначно прав, я хотел общаться с Капишуле – нашей дочерью. Хотя бы изредка видеться с ней. И еще, я хотел сына. Ребенка, которого мог бы забрать с собой, когда достигну совершеннолетия. Но Андрей не зря сказал, что Владычицы Дома Вик-Холь не желают меня отпускать. Они в лице Нанисы сделали мне такое предложение, от которого я не смог отказаться, как бы ни пытался найти в нем хоть малейший изъян.

Она ждала меня в беседке. Вернее, они. Я не сразу заметил Капишуле. Девочка с серьезным, как у всех детей моего народа, лицом наблюдала с другой стороны беседки за тем, как бьет родник, вытекая из-под половиц весело журчащим ручейком. Я заметил ее, только когда поднялся к Нанисе и перегнулся через край беседки, возле которого стояла жена. Улыбнулся дочери, она уже привычно окинула меня безразличным взглядом. Стало грустно. Посмотрел на ее мать. Спохватился и попытался склониться в том поклоне, которому нас, мужчин илитири, обучают с младых ногтей. Но она остановила меня. Удивительно. Только в тот момент, как я искренне считал, удивляться было еще рано.

– Кто тебя сюда направил? – спросила Наниса.

Я не успел сориентироваться и переключиться, поэтому брякнул не подумав:

– Иля… – Прокашлялся и поспешил сказать: – То есть младшая леди Вик-Холь.

– Я знаю, что тут ее так называют, – заметила жена.

Постарался не смотреть на супругу. Было просто невыносимо. Слишком хорошо, в отличие от Андрея, знал, чем может закончиться желание Великой Матери удержать меня в рамках своего клана.

– Мне сказали, у тебя ко мне предложение. – Я поспешил перейти к основному вопросу. Она шагнула ко мне ближе, пришлось усилием воли подавить в себе порыв отодвинуться.

– Не у меня, а у Великой Матери.

– Но говорить за нее будешь ты. – Я нашел в себе силы взглянуть на супругу.

Она медленно кивнула, тряхнула белоснежными волосами, сплетенными в удивительную прическу. Когда-то Наниса заставляла меня заплетать ей все эти бесчисленные косы. Интересно, к кому перешла сия почетная обязанность теперь? Хотя с чего бы мне этим интересоваться?

– Мне нужен этот ребенок. Великой Матери нужен ты и тот контракт на взаимном доверии, который может принести нашему Дому твое последнее увлечение.

– Увлечение? – не сразу понял, что она имеет в виду. А когда жена начала объяснять, разозлился. Но разве мужчина илитири может себе позволить роскошь открыто проявить гнев в присутствии женщины?

– Молодой светлый из семьи Мильзились.

– Он не мое увлечение.

– В таком случае в наших общих интересах, чтобы он стал таковым.

– Ваших с Великой Матерью.

– Нет. И в твоих тоже.

– Что-то я не чувствую особого интереса, – заметил я, лихорадочно просчитывая в голове возможные варианты. Как они могли приплести сюда Алого?! Хотя чему я удивляюсь? Это ведь Темные Владычицы.

– Не ври мне, – отрезала она тем тоном, который я просто ненавидел. Именно с этими интонациями жена брала в руки плеть. Не сейчас. Но я хорошо помню, как было раньше. Моя шкура помнила. Она же у меня лишняя, если делать простейшие выводы из того, как со мной обращалась благоверная. Уф! С чего бы мне ее таким светлым словом называть? Похоже, переобщался с Алым. Может быть, пора прекращать?

И все-таки я не поддался. Произнес спокойно и уравновешенно:

– Тогда давай закончим игры, я хочу знать все.

– Хорошо, – благосклонно кивнула жена, – вот предложение Дома Вик-Холь: я позволяю тебе участвовать в воспитании дочери и рожаю сына, за это ты остаешься в клане и впредь не помышляешь о выходе из него. Со стороны же Великой Матери могу гарантировать тебе полную поддержку, какие бы отношения у тебя ни сложились с Алиэлем Мильзились – останутся ли они чисто дружескими или, поскольку хорошо знаю тебя, перерастут в увлечение.

И тут я кое-что понял о ней, о женщине, которую никогда не посмею назвать своей, и мне стало по-настоящему грустно. За всех нас. В чем-то и Андрей, и Алиэль оказались правы. То, что мы, и женщины и мужчины илитири, творим друг с другом, – это неправильно.

– Ты знала, что я… чем я тут занимаюсь, – не спрашивая, скорее уж утверждая, уточнил я.

Она насмешливо фыркнула. Но на этот раз в ее насмешке ясно чувствовалась горечь.

– Ты тоже никогда не скрывала… – припомнил супруге.

– В отместку.

– То есть я виноват?

– Теперь уже не имеет значения, – повелительно отмахнувшись, заверила Наниса и тут же спросила: – Так ты исполнишь свой долг передо мной?

– Сегодня?

Она растерялась. Едва заметно, но я хорошо изучил мимику ее лица за все те годы, которые мы были вместе. Поэтому и заметил едва уловимые признаки растерянности.

– Со мной дочь.

– Не можешь оставить ее в свите Великой Матери?

– Ей нет двадцати.

– Я это прекрасно знаю.

– Тогда зачем предлагаешь?

– Не предлагаю, а уточняю. Не доверяешь никому, как всегда?

– Думаешь, в нашем обществе хоть одна женщина достойна такого доверия? Я не позволю никому из них влиять на мою дочь, пока ей не исполнится хотя бы двадцать пять и она не научится противостоять любого рода влияниям!

– Тогда попросим Лию присмотреть за ней. – Я сам не был уверен в том, что говорил, но в какой-то момент это показалось мне просто идеальным вариантом.

– Кто такая?

– Светлая, моя одноклассница. Ты ведь не станешь думать, что светлая женщина способна убить ребенка, пусть даже темного?

– Светлая? – задумчиво переспросила Наниса.

Я улыбнулся про себя и поспешил закрепить результат:

– Капишуле будет полезно присмотреться к одной из них уже сейчас, разве нет?

– Почему ты так уверен, что она согласится мне помочь?

– Потому, что помогать она будет не тебе, а нам, она моя подруга, и, плюс ко всему, ее полное имя Антилия Вейла, ты должна была слышать о ней от Великой Матери.

– Та, что выбрала Карунда Иль-Янь.

– Да.

– Ты прав, Капишуле будет полезно к ней присмотреться. Ты придешь в мои покои…

– Нет. Ты ко мне придешь. – В тот момент я все для себя решил и уже ни при каких обстоятельствах не свернул бы с намеченного курса, даже если бы за всю мою дерзость леди Наниса приставила к моему горлу кинжал, что раньше уже проделывала. – И на этот раз никаких игр. Я все сделаю сам. И для меня непринципиально, сын это будет или дочь. Но ты не станешь подавлять меня в своей обычной манере.

– Хочешь напоследок погордиться тем, что я принадлежала тебе?! – зашипела она, но я уже давно разучился бояться.

– Одну лишь ночь. И не только ты будешь принадлежать мне, мы оба будем принадлежать друг другу.

– Зачем?

– Просто не хочу, чтобы твой следующий муж прошел через то, через что пришлось пройти мне. Можешь назвать это мужской солидарностью, – вспомнив слова Андрея, сказал я и попытался улыбнуться.

Она хмуро посмотрела на меня:

– Если мне не понравится…

– Тебе и раньше не особо все это нравилось, вот ты и вымещала на мне свою неудовлетворенность.

– Вот, значит, как заговорил. Почувствовал власть надо мной, да?

– Нет. Подружился со светлыми и многому научился. К тому же у меня теперь перед глазами пример Марфы и Инги.

– Кого?

– Марфинуса и Ингианисы Рим-Доль.

– Ты завел тут такую, – она изумленно сделала ударение на этом слове, – дружбу?

– И такую тоже. Поэтому готов подарить тебе эту ночь.

– Я не нуждаюсь в твоих подарках!

– Ой ли? То-то ты так отчаянно желаешь от меня второго ребенка. Что тебе мешало, если ты знала о моих изменах и изменяла сама, родить его от другого?

Вопрос оказался болезненным. Я знал, тогда уже догадывался, что бью по живому. И все равно ударил. Не потому что был мстительным и хотел сделать еще больней. Нет, просто вдруг понял, какими несчастными мы сделали друг друга. Сами. По собственной воле. Настало время хоть что-то изменить.

Наниса ничего мне не ответила, позвала к нам Капишуле и даже позволила мне пообщаться с дочерью и прикоснуться к ней, чего раньше всегда избегала. Малышка, да-да, она еще была такая крохотная, такая удивительная, смотрела на меня серьезными глазами будущей Владычицы и не видела во мне отца. Для нее я был мужчиной ее матери, и сейчас, под взглядом Нанисы, так и не смог подобрать слов, чтобы объяснить, что без меня она бы не смогла появиться на свет.

А потом мы присоединились за ужином к остальным. И Наниса смогла убедиться, как много перемен произошло в стенах университета. Она молчала, но я знал, что ее цепкий взгляд подмечает все. Я же наблюдал не только за ней, но и за Алым. Уже после того как мы покинули беседку, Наниса обмолвилась, что его отец посвящен в планы Великой Матери, касающиеся меня и его сына. Поэтому я попытался угадать, сказали о них самому Алиэлю или для него эта новость станет таким же откровением, как и для меня.

Светлый сначала прятал глаза, смотрел куда угодно, только не на меня. За огромным столом по иронии судьбы мы сидели друг против друга. Но потом… Я сам не заметил, когда произошла перемена. Возможно, он устал прятаться, а возможно, просто что-то решил для себя, но Алый вскинул голову и решительно встретился со мной взглядом. Я так и не донес до рта ложку, потому что он в какой-то момент робко, да-да, удивительно, но именно робко улыбнулся и подмигнул. Вот неугомонный! Когда понял, что думаю о нем с той теплотой, которой еще никогда не испытывал, чуть не поперхнулся. Но оно того определенно стоило. Чтобы достойно ответить на этот его дерзкий взгляд, не придумал ничего лучшего, как послать под столом узконаправленный импульс. Легкий магический всплеск, не более того. Глаза светлого округлились. Конечно же я не мог промахнуться. Теперь заговорщицки подмигивал уже я.

Он сделал страшные глаза. Воровато оглянулся. А потом я почувствовал, как в мою руку под столом легла записка. Быстро он ее сотворил и как метко отослал, явно уже проделывал нечто подобное. Интересно, с кем? Я тайком развернул записку и прочитал. Почувствовал чужой взгляд. Скосив глаза, заметил, как на меня смотрит Наниса. Жена сидела рядом со мной. С другой стороны от нее устроилась наша дочь, хотя я бы предпочел, чтобы Капишуле сидела между нами. Но настаивать на этом не решился. И так сегодня со стороны супруги было достаточно много уступок.

Я вопросительно посмотрел на Владычицу, она демонстративно отвернулась. Алый написал всего одно предложение. «Не будь таким несчастным, я с тобой». И мне стало понятно, что все мои мысли о том, что он сволочь, высокомерный и заносчивый светлый, который всех уже порядком достал, были в корне неверны. Я так привык вести себя как мальчишка, настолько приучил себя к легкому образу жизни и легкомыслию, что забыл о самом главном – Алый был младше меня, он еще не успел так сильно обжечься этой жизнью, поэтому все его суждения, все мировоззрение оказались простыми и прямолинейными. Ему с детства говорили, что мы, темные, – зло. Вот он, как последний рыцарь, и бежал нас искоренять. Но мы не так уж злы, как это рисуют. Просто наш образ жизни отличается от образа жизни светлых, и Алый наконец это понял. Вот только теперь я и сам не знал, радоваться мне или огорчаться. Как я ему объясню, почему проведу эту ночь с Нанисой и чем меня подкупили? Я ведь знаю о том, какие у светлых представления о любви и супружеской жизни. Вряд ли он сможет меня понять. А бороться с его недопониманием непросто… уж мне-то это известно!

В записке я послал ответ, над которым, наверное, стоило подумать, прежде чем отсылать. Но я хотел знать, что он скажет на это уже сейчас, когда я еще смогу пережить то разочарование, которое постигнет меня в тот момент, когда он отвернется. Я написал: «Сегодня ночью буду с ней». И тем же магическим способом отправил записку обратно. Больше за весь ужин Алый так и не встретился со мной взглядом. Кажется, я не ошибся. Дружбе конец?

Я извелся. Отец рассказал мне обо всем, поэтому я не знал, как теперь смотреть в глаза Машмулу. Но он сидел рядом с этой надменной темной, лицо которой могло бы казаться милым, если бы не то холодное выражение, которое словно застыло на нем непроницаемой маской. Она меня раздражала. И пожалуй, единственное, что как-то примиряло с существованием этой женщины, была темная малышка, сидящая по правую руку от нее. Никогда раньше не видел детей илитири. Оказывается, они такие серьезные. Девочка мне понравилась. Маленькая, с двумя белоснежными косицами и вздернутым, как у Машки, носом. Она была похожа на него. И я мог понять его желание общаться с дочкой. Но не понимал ее мать.

Машка сидел рядом с женой, собранный и напряженный. Я видел это, следил за ним краем глаза, а потом понял, что и он наблюдает за мной. Это меня немного успокоило и примирило с тем, что рассказал мне отец о планах темных на наши с Машкой взаимоотношения. Разумеется, я и предположить не мог, что все так обернется. Что темные предпочтут, чтобы именно мы выступили гарантией договора о сотрудничестве. И все равно я бы за ужином и дальше вел себя прилично и не пытался привлечь к себе внимание темного, если бы в какой-то момент к нему не обратилась жена. Машка ответил ей с мягкой полуулыбкой. Но в то же время в его глазах мелькнуло что-то такое… я просто не смог оставить его наедине со всеми этими демонами, которые гложут душу, когда тоскливо и выть хочется.

Знаю, что глупо и как минимум невежливо так себя вести. Но я все равно нарочно поймал его взгляд еще до того, как сообразил, что собираюсь сделать дальше. Улыбнулся. Увидел, как Машка насторожился. И возликовал. Захотелось сотворить что-нибудь до безумия дерзкое. Но больше чем на малюсенькую записочку запала не хватило. Эх, с аристократическим воспитанием не поспоришь, но порой так хочется перешагнуть через себя, кто бы знал! Но это было потом. Сначала он сам меня спровоцировал. Потому что в ответ на мою улыбку направил под столом такой энергетическим импульс, что меня разрядом прошибло с головы до пят. Гад! Издевается, значит? В общем, после этого я и впихнул ему в руки ту записочку. Мы когда-то со старшим братом на званых обедах так переписывались.

Машмул получил послание. Прочитал. Его снова отвлекла от меня эта женщина, которую я неожиданно для себя почти возненавидел, когда Машка прислал ответ… Зачем? Ну зачем ему спать с ней, если темные дали понять, что теперь это совсем не обязательно? Может быть, его обманули и все не так объяснили? Поэтому он еще не знает о самой сути договоренности, достигнутой между нашими семьями, и я должен ему все объяснить до того, как он совершит самую большую ошибку в своей жизни?

С этой мысли у меня началась паника. Нет, внешне я оставался спокойным, если я что и умею, так это прятать собственные чувства. Но на самом деле у меня даже голова закружилась. Я с трудом поднялся из-за стола. Если он пойдет за мной, поговорим. Если нет, не знаю. Запрусь в своей комнате, и все. Никакая арена мне не нужна. Она не будет мне в радость, когда на душе так скверно. Отцу я еще минут двадцать назад сказал, что не пойду за ним на арену, пусть развлекается там без меня, а мне надо все обдумать и взвесить. Он не стал настаивать. Поэтому я ушел из-за стола одним из первых. И так и не дождался Машки. То есть в тот момент, через два с лишним часа после ужина, мне казалось, что уже не дождусь. Но он пришел. И это показалось таким странным…

Я оставил Нанису в своей комнате. Она после всего услышанного и увиденного за ужином позволила мне самому отвести Капишуле к Лие. Андрей прозвал нашу дочь Капитошкой. Причем сокращением это вряд ли можно было назвать, но психолог объяснил, что в их мире есть такой герой детского мультика, озорной и веселый. Он пообещал показать его Капишуле завтра. Та с видом подлинной Владычицы согласилась. И вот теперь я вел ее к Лие, которая, я это точно знал, не пошла на арену вместе с Каром и остальными. И думал о том, что наутро мне предстоит серьезный разговор с Алым. Или будет лучше поговорить с ним прямо сейчас, все равно же окажусь на светлой половине общежития?

Лия с готовностью приняла у себя Капишуле и на прощание порывисто обняла меня прямо в дверях. Словно почувствовала, что творится у меня на душе… Ох уж эта гиперчувствительность светлых! К тому же она Вейла. Похоже, что с чувствительностью у нее даже лучше, чем у прочих сородичей.

– Что мне делать с ними обоими? – Слова вырвались из горла помимо моей воли, я запнулся, но девушка и без того все поняла.

– Прежде чем идти к жене, не трусь и поговори с ним. Я вижу много путей, но этот должен быть удачным. Рискни – и победишь.

– Спасибо, – выдавил из себя и, не задумываясь, чмокнул девушку в щеку. Я был благодарен. Правда, подобное проявление чувств для темных совершенно несвойственно. Но на секунду притвориться светлым совсем не трудно.

Зато точно могу сказать, если завтра по общежитию поползут какие-нибудь грязные слухи о Лие, как было, когда у нее впервые появился Кар, я сам их тут всех передушу, и Иля, как в случае с Карундом, вмешаться не успеет.

Быстро отогнал от себя воинственные мысли, прошел чуть дальше по коридору, игнорируя пробегающих мимо светлых, со странной смесью чувств глазеющих на меня. Конечно, после футбола им всем приходилось пересматривать устоявшуюся систему ценностей. Но разве нам легче?

Я постучал. Алиэль долго не открывал. Уже думал уйти, но… дверь открылась. На пороге нарисовался хмурый светлый, и мне пришлось смотреть на него снизу вверх. Ну почему я по жизни такой низкорослый?!

– Машка? – вырвался у того изумленный вздох, когда он меня узнал.

– Я войду, – объявил и протиснулся мимо него в комнату только затем, чтобы Алый не имел возможности захлопнуть дверь прямо перед моим носом.

Я у него ни разу не был. Большая светлая комната, разворошенная постель без намека на покрывало. Надо будет подарить. Я ведь даже могу сам его выткать. Тряхнул головой, отогнал непрошеные мысли. Увидел письменный стол, два кресла, как у меня, но вкупе с ними небольшой диванчик и маленький стеклянный столик. Вот к нему я и направился. Плюхнулся на диван и посмотрел на хозяина комнаты. Потом, поддавшись порыву, похлопал рядом с собой.

Алый как-то растерянно смотрел на меня все это время. Словно не верил, что это на самом деле я. Пришлось брать все в свои руки. Он такой забавный. Все время забываю, что Алиэль младше.

– Иди сюда. Нам нужно поговорить.

– Я уже все знаю, – на удивление поспешно выдохнул светлый, но приблизился.

– О чем? – спросил я прямо.

– О том, что ваши Владычицы задумали… ну… – Он замялся, и уши его покраснели.

Я улыбнулся. Значит, моя задача облегчалась. Хотя еще не факт. Но теперь мне стало вдвойне интересно, что он думает об этом.

– О нас как гаранте договора с твоей семьей, так?

Он кивнул. Потом все же сел рядом со мной вполоборота, чтобы мы оба могли друг друга видеть.

– Дело ведь не в том, что им всем это выгодно, правда? – Он сказал это очень неуверенно. Я невольно улыбнулся и ненавязчиво наклонился в его сторону. Алый напрягся, но отодвигаться не стал.

– Ты хочешь мне что-то сказать по этому поводу? – протянул я, осознанно провоцируя его на откровенность самим своим тоном.

Он глубоко вдохнул. Потом резко развернулся, обессиленно откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза длинными ресницами.

– Давай мы не будем сейчас это обсуждать. Ты просто скажи мне, зачем тебе это. Зачем тебе быть с женой, когда тебя уже почти отпустили? Зачем ты вообще пришел?

– Просто был неподалеку. Отводил Капишуле к Лие. Она обещала за ней присмотреть. Потом вот решил зайти к тебе, прояснить кое-какие детали.

– Какие? – Светлый повернул в мою сторону голову. – Ты оставил дочь у Лии?

– Да. Наниса опасается отводить ее к другим женщинам моего народа, не хочет, чтобы на девочку оказывали постороннее влияние. По крайней мере, в столь нежном возрасте.

– Ясно. Так что там со вторым моим вопросом?

– Это условие моей сделки с Темными Владычицами Дома Вик-Холь.

– То есть моему отцу они все же солгали… – Он намеренно оставил фразу незаконченной. Хочет знать, как все было на самом деле? Ну-ну. Так я ему и сказал! Хотя… а почему бы нет? У них же вроде бы принято любые отношения, даже чисто деловые, не говоря уже про дружеские, строить на доверии. Ну-с, попробуем.

Я взвесил все «за» и «против» и, помедлив, ответил:

– Нет. Просто не сочли нужным посвящать во внутренние отношения клана.

Ждать его реакции пришлось долго. Но я был терпелив.

– Мне этого не понять, но я постараюсь принять все так, как есть, – негромко сказал Алый и снова отвернулся. Уставился невидящим взглядом в потолок. Потом спросил: – Скажи, а ты ее вообще хоть когда-нибудь любил?

– Глупый вопрос.

– А вообще кого-нибудь?

– Не понимаю, зачем тебе это знать… – Мне отчаянно не хотелось вдаваться в подробности. Вряд ли он поймет. А разъяснять банально не было настроения. Мне ведь еще предстояло непростое сражение в собственной спальне. Так что не видел смысла распаляться.

– Как друг я имею право тебя об этом спросить. – Похоже, он даже обиделся. Да уж. Непросто с ним будет. И не объяснишь же, что у темных дружба в традиционном для светлых понимании как-то не в чести. Мы признаём деловое партнерство, которое выгодно обеим сторонам, но чисто эмоциональные привязанности в нашем обществе встречаются редко. Пришлось слукавить. И только когда я это произнес, в голове прочно засела мысль, что не так уж много в тот момент во мне было лукавства. Неужели… я и правда к нему привязался? И когда только успел!

– Возможно, – обронил с улыбкой и встал с дивана.

Алиэль перехватил меня уже у самой двери.

– Она ведь ничего тебе не сделает… ну не знаю, чтобы отомстить за унижение или что-то вроде того.

Надо же, какое трогательное беспокойство. Даже не верится, что еще недавно именно этот эльф не давал мне спокойно жить и учиться. Все время лез со своими издевательствами и подколками. Даже удивительно, как сильно все изменилось с приходом в наш класс Андрея.

– Не беспокойся об этом. – Мой голос звучал беззаботно, хотя на самом деле на душе было тяжело. Зато прозвучало это более чем убедительно. – Мы обо всем поговорили и пришли к общему знаменателю.

– Вряд ли у меня получится. – Светлый смущенно хмыкнул.

Желание погладить его по руке или хотя бы хлопнуть по плечу я стоически переборол. Просто улыбнулся в ответ, кивнул на прощание и вышел. А жизнь-то, кажется, налаживается. Может быть, еще и не все предрешено и в любой момент может кардинально измениться, но то, что имеется уже сейчас, обнадеживает. С легким сердцем я вернулся в собственную спальню. Может быть, это не так уж и страшно, если при наличии внушительной плеяды любовников у меня появится, пусть хотя бы один, не любовник, а настоящий друг. И почему бы тогда ему не быть именно светлым?