Глава 18
Ожерелье Проклятых душ
Элхадж радовался, легкой трусцой минуя очередной островок леса. Радовался в основном тому, что все так удачно сложилось, и ему не пришлось самому прилагать усилия, чтобы отправить ийлура прямиком к Шейнире.
В открытом бою Дар-Теена было не одолеть, подсыпать в питье отравы – как-то мерзко, да и боязно – а вдруг поймет до того, как яд подействует… А так все произошло просто замечательно: сорвался с обрыва, разбился. И делать ничего не нужно было, только оставить изломанное тело доживать последние часы.
Синх остановился, чтобы перевести дух. Перебросил Черного Убийцу на другое плечо, глотнул воды из фляжки и в который раз напомнил себе, что Дар-Теен таскал повсюду на себе эту тяжеленную железку, а помимо нее – еще уйму всякой всячины. На донышке синховой души зашевелилась совесть, перебирая тонкими лапками.
«А ведь Дар-Теен уже и помер, наверное», – мысль эта неприятно отдавала горечью, – «Может быть, вернуться и хотя бы похоронить его?»
Тут Элхадж упрямо затряс головой. Вот еще чего не хватало – так это сомнений!
А ведь решение он принял еще несколько дней назад, почти сразу после встречи с Указующим… И разве что только сумасшедший будет сомневаться в том, что выбрать – благоденствие собственного народа вкупе с собственным величием или никому не нужную жизнь ийлура, который на своем веку наверняка зарубил немало синхов.
Но не это было главным. На самом деле ничто не могло так подвердить правильность выбора, как Сила. И ее-то как раз Элхадж очень хорошо ощущал; она плескалась в нем самом, и вокруг – доступная, подаренная Шейнирой в ответ на принесенную жертву. Вспоминались слова метхе Саона о том, что, если никогда не ощущал Дар, то невозможно понять того, что испытывает наполненный Силой синх. Прав был старик, прав… И Элхадж ощущал себя наполненным, не пустышкой, не яичной скорлупой, откуда выпустили содержимое, а именно цельным, настоящим синхом.
Что ж, Отступнку не поздоровится… Оставалось только добраться до него и сойтись в последней битве за Темную Мать.
«И тогда я поведу свой народ к процветанию, и убоятся синхов те, кто раньше притеснял их!»
Еще одна остановка, Черный Убийца перемещается на другое плечо. Еще один глоток из фляги, в которой вода плещется уже на самом донышке. Солнце висит в зените, поливая горячим светом Дикие земли, собирая жар в блюдце низины. А там, посреди серой пустоши поблескивает Храм.
«Дойду», – Элхадж прищурился на темный силуэт самой высокой башни, – «теперь уж точно дойду, и никто меня не остановит».
Он вдруг заметил, что над Храмом парит крылатая фигурка. Похоже, один из сыновей Сумеречного Санаула тоже проявлял недюжинное любопытство к последнему оплоту Шейниры.
Элхадж усмехнулся.
«Любопытно, тот ли это элеан, что явился сперва мне, а затем, внезапно помолодевшим, Дар-Теену? А если так, что он здесь делает? Следит? Или выжидает удобный для нападения момент?»
Элеан покружил-покружил и улетел. А Элхадж умылся в ручье и продолжил свой путь. Он надеялся успеть до заката.
* * *
Старый метхе Саон оживал в памяти синха.
«И там, посреди долины Золотых роз, возвышается великий Храм нашей матери. Когда всходит солнце, и в час заката невозможно смотреть на долину, потому что недолго и ослепнуть от сияния священных цветов. А когда ночь спускается над Эртинойсом, долину опутывает зыбкая паутина лунного света, где по-преднему бродят призраки древних времен…»
Интересно, видел ли метхе Саон долину после того, как Шейнира попала в заточение и была изгнана из Эртинойса? Наверное, нет – да оно и к лучшему. Хорошо, когда память хранит красоту, а воспоминания дают надежду…
Элхадж приближался к месту, где должны были произрастать помянутые розы. Но закатное солнце освещало серую, безжизненную почву, словно засыпанную пеплом. Ничего так и не выросло на месте священных цветов.
Синх невольно коснулся мешочка с семенами. Мелькнула мысль – а может быть, разбросать их сейчас? Но потом Элхадж отказался от этой затеи. Он обязательно посадит розы, но только после того, как падет Отступник… В том, что семена дадут всходы, он почему-то не сомневался.
«И тогда вернется время золотых роз и время синхов», – думал он, – «время, когда я стану во главе своего народа!»
И он в который раз перебросил с плеча на плечо тяжеленный меч, добытый Дар-Тееном в городе мертвых.
А между тем, незаметно для самого себя он дошел до границы долины. Дальше начиналось открытое пространство шириной в несколько айсов. И темно-зеленой громадой возвышался Храм.
«И ведь наверняка Отступник ждет меня», – Элхадж мрачно ухмыльнулся, – «приготовил тепленькую встречу… Вон, даже ийлуров нанял, чтобы меня остановить».
Не торопясь выходить из-за своего последнего прикрытия, старой кривой акации, он внимательно оглядел окрестности. Да, пожалуй, не стоит торопиться; впереди могло ждать много неприятных сюрпризов. Что-нибудь вроде отравленных кольев на дне тщательно прикрытой ямы, или разбросанных по земле шипов… Вот если бы выманить Отступника из Храма! Но это, увы, казалось невозможным.
– Значит, мне ничего не остается, как идти самому, уповая на милость Шейниры и на ту силу, что я получил, – прошептал синх, не отрывая взгляда от Храма.
Там, наверху самой высокой башни, в окне призывно мерцал огонек. А серая долина казалась бесхитростной, открытой для каждого.
«Ну конечно, так я и поверил», – хмыкнул Элхадж. Он уселся под деревом и принялся ждать темноты.
…И ничуть не удивился, когда из серых сумерек вылилась морда Указующего.
– Ты не там ищешь, – рыкнула тварь, в то время как из ниоткуда медленно проступало можное тело в костяных пластинах, гребень, хвост, увенчанный подобием палицы с шипами.
– И тебе доброй ночи, – тогда, в темной яме, синху было не до рассматриваний чудовища. Зато теперь он получил возможность полностью разглядеть слугу Шейниры.
«Весьма внушительно» – вот, пожалуй, как можно было вкратце описать зверя величиной с хорошего щера.
– Не там ищешь, и не туда идешь, – повторил Указующий, – следуй ровно тысячу шагов на закат, и тогда сможешь появиться в Храме там, где Отступник тебя не ждет.
– Я смотрю, тебя освободили? – полюбопытствовал Элхадж, – ты больше не сидишь в яме?
Желтые глаза Указующего полыхнули, и он присел на задние лапы – совсем как собака. Просто очень большая собака…
– Так почему бы тебе не сопроводить меня? – продолжил синх, – почему бы не помочь одолеть Отступника?
Тварь рыкнула.
– Ты запомнил, куда идти, смертный?
– Так ты мне поможешь? – не моргнув, уточнил Элхадж.
– Нет. Это запрещено. И того, что я уже сделал, может оказаться слишком много для твоей победы, а Шейнире может обойтись слишком дорого.
– Что?!!
– Ты должен быть один, и победить должен один, – широкий рот Указующего растянулся, обнажая блестящие клыки. Наверное, это должно было означать улыбку. – Таков закон Эртинойса, Элхадж. А я… я не раб твоей богини. Но большего тебе знать и не нужно.
В следующий миг он попросту исчез, оставив по акацией весьма озадаченного синха.
«Но если ты не раб Шейниры, то что заставляет тебя мне помогать?»
На этот вопрос, увы, ответа не было. И Элхадж смирился – разумеется, до поры-до времени, до тех пор, пока Отступник не будет свергнут.
– Значит, тысячу шагов, – задумчиво повторил он, озираясь. Вокруг не было ни души, и над Эртинойсом спустилось мягкое покрывало ночи. – ну, что ж… Указующий… Поглядим, на самом ли деле ты на моей стороне.
И, в сердцах обругав Черного Убийцу тяжелой железкой, Элхадж взвалил меч на плечо. Все-таки, он видел этот древний меч в деле. Не бросать же такое сокровище?
* * *
…Треугольную призму Элхадж увидел издалека, хоть и пряталась она под развесистыми кронами акаций. Похоже, Указующий отправил его к очередному алтарю Шейниры. Знать бы еще, зачем?
Но долго размышлять не пришлось; что-то резко свистнуло, синх едва успел повалиться на землю, в кусты вереска – только щеку ожгло.
«Вот вам и Указующий», – Элхадж быстро вытер кровь с лица, всматриваясь в густое сплетение теней под деревьями. Хотелось бы знать, кто там прячется, выжидая… Наемники? Сам Отступник? Или же… Кровь похолодела в жилах, когда Элхадж представил себе умершего, но восставшего во имя мести Дар-Теена.
«Нет, чушь все это», – он поежился, – «Шейнира его так просто не отпустит».
Да и не слыхивал еще никто, чтобы поднимались мертвые и шли мстить живым…
Его сомнения рассеял оклик из-под деревьев.
– Эй, синх! Лучше не прячься, все равно дорожка тебе только в одну сторону!
Голос был чужим, и совсем не похожим на бас Дар-Теена. Элхадж даже вздохнул с облегчением; все-таки хорошо, когда враг твой – самый обычный смертный… И страх мгновенно выпорхнул прочь из души синха, словно птица из открытой клетки. Ему ли, Избранному, бояться каких-то наемников? Вернее, раньше бояться стоило, но не сейчас, не теперь…
Придав голосу самое жалостливое выражение, на какое только был способен, Элхадж проблеял:
– Кто вы? Что вы от меня хотите?
– Тебе не стоило идти в Храм Шейниры, – последовал жесткий ответ, – и ты это знал. Знал ведь?
– Не понимаю… – плаксиво отозвался синх, во все глаза всматриваясь в танец теней под акациями. Кажется, там кто-то был… Даже не один, двое, или трое… Наемники?
Но почему же тогда Указующий отправил его именно сюда? Странное создание. Вряд ли он хотел гибели синха, избранного Шейнирой.
Со стороны акаций донесся смешок. А затем:
– Выходи, синх. Сам понимаешь, тебе ничего не светит.
И, словно в подтверждение сказанного, вторая стрела легла точнехонько в цель, пробив навылет предплечье. Чтобы не взвыть, Элхадж прикусил широкий ворот альсунеи. Похоже, они его видели. И, похоже, теперь выхода действительно не было… Не было бы…
И Элхадж едва не рассмеялся. Как же он мог забыть? Как?!! Наверное, просто привык быть одиноким, пустым внутри синхом, беззащитным и перед волками, и перед ийлурами, и даже перед кэльчу, которых, кстати, он никогда и в глаза не видел.
– Прими их как жертву, мать моего народа, – прошептал он с улыбкой. И, не переставая улыбаться, медленно поднялся во весь рост.
А потом было замечательное чувство наполненности, и вседозволенности, и сладостное ощущение выплескивающейся за пределы серого кокона пелены Смерти. Синх парил над землей, и нити, сплетенные из невесомго, существующего лишь в воображении пепла, прошили четверых лучников-ийлуров, обращая их тела в высохшие, лишенные всякой влаги оболочки.
– Я принимаю твою жертву, – прошелестел в сознании голос, – узри то, чего достоин!
Все завертелось перед глазами, смазываясь в мешанину черно-белых пятен. Элхадж хотел вдохнуть – но уже не мог; легкие пронзила горячая, ни с чем не сравнимая боль.
– Мать, что ты делаешь со мной? – из последних сил выдохнул Элхадж, – за что?
Он уже падал в бесконечную, черную пропасть, обернутый мягким бархатом вечной ночи.
– Ты узришь лик своей богини, – усмехнулась Шейнира.
И синх увидел.
…Она была почти свободна. И, хотя руки по-прежнему отягощала цепь, ее могущество возросло многократно, грозя испепелить жалкий разум смертного.
– Разве ты не доволен? – от этого голоса Элхаджу показалось, что череп его вот-вот лопнет перезрелым плодом.
Но он все же заставил себя поднять глаза.
– Спрашивай, – пророкотала Шейнира, – ты заслужил.
– Где твое ожерелье, великая мать?
Ожерелье Проклятых душ исчезло с ее груди, словно его и не было.
– Это уже неважно. Твой рубин будет первым в новом ожерелье.
Синх огляделся. Кажется, все то же подземелье, где он видел Шейниру и раньше. Но – но! – как же возросли ее силы… Неужели это его, Элхаджа, заслуга?
– Один смертный может быть сильнее бога, – ответила Шейнира на так и не прозвучавший вопрос, – а теперь… Иди, Элхадж. И помни – что бы ты не услышал, знай, что это ложь, придуманная Отступником специально для тебя. Иди до конца, теперь у тебя уже нет иного пути.
Внезапно ее лицо приблизилось, обдавая синха ледяным холодом. И Элхадж, скорчившись под пристальным взглядом богини, взглянул в ее третий глаз, внезапно открывшийся во лбу, похожий на три лепестка лилии, соединенных вместе, с тройным алым зрачком…
– Больше я тебе не могу помочь, – прошелестела Шейнира, – иди же, время настает.
– Да… я убью его… – выдохнул Элхадж, – убью…
– Награда будет достойной тебя, мой верный слуга.
…Он очнулся на рассвете посреди вереска, пожелтевшего и высушенного так, словно много дней здесь не падало ни капли дождя. Каждая косточка, каждая мышца ныла, как после хорошей драки; но от стрелы, пронзившей предплечье, не осталось и следа – точно также, как и от раны. А кожу на груди жгло так, что невозможно было прикоснуться.
Морщась, Элхадж заглянул в ворот альсунеи. Багровым шрамом на зеленой коже полыхало свежее клеймо. Три лепестка лилии, соединенные вместе и заключенные в идеальный круг…
«Меченый Шейнирой», – кровь толчками приливала к голове, сознание мутилось от боли, – «теперь я и правда принадлежу ей»…
Но ужаснее всего было то, что синх не ощутил никакой радости. Ни капли.
– Прости мою неблагодарность, Великая Мать, – пробормотал он, – прости.
Кое-как поднявшись, синх подобрал меч и, волоча его по земле, двинулся к алтарю. Причина, по которой Указующий направил его именно сюда, прочь от долины Золотых роз, по-прежнему оставалась загадкой.
* * *
«Ну-ка, посмотрим».
Он обошел алтарь, внимательно оглядывая гладкую малахитовую поверхность. Ни изъяна, ни трещинки – словно за долгие годы ни солнце, ни ветер, ни дожди не коснулись камня. Элхадж, кривясь от боли в обожженной груди, опустился на четвереньки. В конце концов, должна же быть ну хоть маленькая подсказка? И синх принялся тщательно ощупывать холодные грани призмы.
К полудню, обливаясь потом и поминая недобрым словом Указующего, Элхадж пришел к выводу, что если что и было припрятано в алтаре, то, к сожалению, так и осталось недоступным. Он уселся рядом, достал флягу и жадно допил остатки воды. Было жаль впустую потраченного времени – а ведь уже мог дойти до Храма и бросить вызов Отступнику… Солнце пекло нещадно, душные испарения стекались в низину, отчего воздух становился прогорклым, словно старое масло.
«Сейчас пойду обратно», – тоскливо подумал Элхадж, щурясь на алтарь, – «эх, сколько времени ушло, и все зазря!»
Он щурился на малахитовую призму в знойной дымке. Казалось, что разогретый камень ожил, и зеленые узоры движутся, складываясь вполне определенным рисунком…
Элхаджа словно подбросило. Ну да, да! А он, безмозглая ящерица, все грани ощупывал, да не там, и не так!
Теперь он четко видел два отпечатка рук синха на полированной поверхности камня. Что это, если не разгадка?
Подобравшись к алтарю, Элхадж осторожно приложил свои руки к отпечаткам – совпало идеально. И – ничего… Он разочарованно вздохнул, убрал руки. Ну надо же было так обмануться!
А затем – что-то заскрежетало внутри малахитовой глыбы. Алтарь медленно раскрывался, раздаваясь во все стороны сотнями колючих осколков и видом своим напоминая раскрывающуюся кувшинку.
– Спасибо тебе, великая Мать, – пробормотал Элхадж.
Малахитовые лепестки бессильно лежали на земле, словно никогда и не были единым целым. А там, где до этого было основание призмы, начинался подземный ход – древняя, истертая лестница, ведущая в темноту.
Элхадж подобрал Черного Убийцу и шагнул на первую ступеньку.
– Главное, не влезть в ловушку, – сказал он сам себе, бросая последний взгляд на небо.
«Следуй ровно тысячу шагов на закат, и тогда сможешь появиться в Храме там, где Отступник тебя не ждет».
…Он спускался долго, в кромешной тьме, неторопливо нащупывая каждую следующую ступень. Лестница вилась спиралью, ввинчиваясь в недра Эртинойса окаменевшим хребтом дракона. К слову, самих драконов в Эртинойсе уже давно никто не видел, но нет-нет, да ходили слухи о том, что когда-то этих кровожадных тварей было полно.
Болела обожженная грудь, Черный Убийца неумолимо натирал плечо – и Элхадж пару раз уже собрался его оставить, но каждый раз вспоминал о том, как легко Дар-Теен с помощью этой железки расправлялся с врагами.
«Потерплю, пригодится еще», – и Элхадж перекидывал ремень на другое плечо, такое же растертое.
А потом лестница уперлась в ровную площадку, и – на удивление – стало чуть светлее. Элхадж поморгал, пытаясь определить источник света, понял, что находится он за очень ветхой, полуразвалившейся дверью, и уже протянул руку к покрытому ржавчиной засову…
«А вдруг ловушка?»
Он отдернул пальцы – как выяснилось, очень вовремя. Что-то тихо зажужжало, и в подгнившую древесину, туда, где только что была рука синха, вонзился крошечный дротик.
«И наверняка отравленный!»
Элхадж, пригнувшись, шагнул прочь от двери, попытался рассмотреть место, откуда была пущена смерть. Была ли это механическая ловушка, или где-то поблизости сидели те, кому Отступник поручил охранять подземелье?
– Эй! – на всякий случай крикнул Элхадж, – я здесь, выходите – сразимся по-честному!
Ответом была тишина – настороженная и гнетущая. Синх пожал плечами. Чего, спрашивается, он так разволновался? Прикрыв глаза, Элхадж обратился к Шейнире; вновь ощутил себя парящим в воздухе – Покрывало Смерти разошлось во все стороны, проникая даже сквозь камень и обращая все живое в труху.
Пришел он в себя на удивление быстро – наверняка начал привыкать к Силе, да и помаленьку учился ею управлять.
Дверь была по-прежнему перед ним, сквозь щели сочился синеватый свет.
– Ну-с, а что теперь?
Он аккуратно, двумя пальцами, вынул ржавый прут из пазов – ничего не произошло. Либо ловушка исчерпала самое себя, либо те, кто мог пустить дротик, не пережили Покрывала Смерти.
Элхадж толкнул дверь. Дальше, насколько хватало взгляда, простирался коридор; сырые стены были увешаны гроздьями странных шариков – каждый величиной с глаз щера. Они-то и служили источником света, заключая внутри колючие синие искры.
«Любопытно», – Элхадж подошел к ближайшей грозди, – «что бы это могло быть?»
Но – по крайней мере сейчас – он и понятия не имел, из чего изготовлены эти светильники. Было похоже на слюду, или даже на горный хрусталь. Но как заключить внутрь живой и не гаснущий огонь?
«Потом узнаю», – решил синх, – «обязательно… вот только разделаюсь с Отступником».
И Элхадж пошел дальше, вслушиваясь в тревожную тишину и не слыша ничего, кроме клацанья собственных когтей о камень.
…Странное чувство приближающейся опасности. Он замер, даже не опустив ногу, покрутил головой. Затем опустил взгляд и едва не рассмеялся. Оказывается, шагал-то в пустоту! Непонятно, конечно, как он это видел, но под тонким слоем твердой породы зиял провал. Ловушка, оставленная специально для тех, кто посмеет сунуться в тайный тоннель Храма… И – тихий, шелестящий смех богини, от которого могут лопнуть барабанные перепонки.
– Третий глаз Шейниры, Элхадж, – сказала Мать всех синхов, – ты зрил его, и теперь видишь то, что есть обман.
– Значит, мне не страшны ловушки Храма? – Элхадж с благодарностью сложил руки на груди, – благодарю тебя, о Шейнира…
Ответа не последовало.
А Элхадж, поражаясь собственному спокойствию (как же, только что побеседовал с Матерью, и словно бы ничего из ряда вон выходящего не случилось), зашагал дальше.
* * *
Время словно остановилось для Элхаджа. Исчез и весь Эртинойс, съежившись до размеров узкого тоннеля, освещенного гроздьями тускло светящихся кристаллов.
Синх шел вперед, старательно обходя расставленные ловушки. Порой ему казалось, что за плечами развевается плащ из тонко выделанной щеровой шкуры, а следом, в сумраке, послушно бредут все синхи Эртинойса.
Они шли за Избранным, за победителем. За тем, кто должен был стать во главе народа и вести его к процветанию. От осознания собственной значимости сердца Элхаджа суматошно колотились, в висках ухала кровь; в мыслях своих он уже был далеко, перешагнув через тело Отступника и торжественно шагая к алтарю Темной Матери…
«Да, это шествие победителя», – нашептывали идущие сзади синхи, – «Избранный, дошедший до Храма и принесший в жертву того, кому обязан жизнью, не остановится перед кознями предателя нашего народа».
И только дважды Элхадж почувствовал себя неуютно.
Сперва, когда в голову протиснулась шальная мысль о том, что – «а вдруг тоннель замкнулся и я иду по кругу, и никогда не достигну Храма?» – синх даже остановился и внимательно осмотрел стены, пытаясь сообразить, не проходил ли здесь ранее. Но кладка была везде одинаковой, и Элхадж отмел глупую мысль, словно мусор.
А потом ему померещился плечистый ийлурский силуэт у поворота. Альсунея на спине мгновенно промокла, синх замер, застыл, стоя на одной ноге.
– Дар-Теен? – сипло спросил он у обманчивого плетения теней.
Ответом была тишина.
Элхадж осторожно стал на обе ноги, прищурился, до рези в глазах вглядываясь в темноту. Силуэт качнулся и исчез, свернув за угол.
«Тьфу, избави меня Шейнира от видений», – подумал Элхадж.
И усмехнулся. Он, избранный, боится какого-то там ийлура? Вот уж и не придумаешь ничего глупее. Во-первых, тело Дар-Теена уже наверняка клюют коршуны, а во-вторых…
– Если даже он здесь, что мне стоит убить его? Это ведь… будет совсем просто…
До слуха донесся легкий шелест чешуи о камни. Одобряющий.
И Элхадж, в который раз вознеся благодарственную молитву Шейнире, двинулся дальше.
«Синх, достойный быть на вершине могущества,» – прошептала Темная Мать.
– Я знаю, – улыбнулся Элхадж, – мне осталось немного.
«Так и есть», – на тонких губах богини играла улыбка, весьма напоминающая хищный оскал.
… Тоннель внезапно закончился. Только казалось, что ему нет ни конца, ни края – оборвался внезапно, словно обрубленный, уперся в низенькую дверцу. В отличие от первой, эта была из новой древесины, обита блестящими полосами меди. Так и напрашивалась мысль о том, что ее поставили совсем недавно.
Элхадж остановился, прислушался. Ни шороха, ни вкрадчивого скрежета механизмов – ничего, кроме дыхания одного синха. Осмотр двери тоже ничего не дал: самая обычная дверь, которую, похоже, никто не потрудился запереть.
«Или впециально оставил открытой», – подумал синх.
Он не торопился шагать в неизвестность, еще раз внимательно осмотрелся, прислушался – похоже, кроме него в тоннеле и правда не было ни души. Ловушками тоже не пахло… И Элхадж потянул на себя холодную дверную ручку.
… Как же он ошибся!
Даже не сразу понял, что случилось; сперва – яркий свет, резнувший по глазам, затем – грохот, болезненный толчок в грудь и полет обратно по коридору.
Что-то хрустнуло в груди, дышать стало невыносимо больно. Элхадж только и смог, что перекатиться набок, но это его и спасло: тяжелый боевой молот в руках приземистого создания обрушился на пол тоннеля, брызнули жалящие осколки камня…
И как же он не услышал притаившихся наемников, последнюю защиту Отступника?
«А Указующий все-таки ошибся», – мелькнула рыбкой-уклейкой мысль, – «говорил, что здесь меня никто не ждет…»
«Но любое вмешательство может быть излишним», – усмехнулась странная тварь.
Синх, задыхаясь, оттолкнулся от пола и рванулся в сторону, уходя от дробящих камни ударов молота. Выбросил вперед руки, растопырив пальцы; на кончиках когтей уже вилась легкая дымка Покрывала Шейниры, оставалось только сбросить его на нападающего.
– Умри! – выдохнул синх в перекошенное морщинистое лицо.
Покрывало сорвалось с рук, алчно метнулось к предложенной пище – и вот уже молот падает на пол, а тело… кажется, кэльчу – тело кэльчу обращается высохшей куколкой, и с тихим шорохом оседает на камни.
Элхадж, кряхтя, поднялся. Переступил через высохшее тело врага, потушил тлеющую на груди альсунею.
«А ведь их могло быть и больше, много больше», – подумалось ему, – «значит, все-таки, Отступник ждет моего появления не отсюда?»
– Молот Фэнтара!!!
Хлопнула жалобно дверца, и в тоннель, грохоча доспехами, вломились сразу два огромных ийлура. Но – что стоит Избранному воззвать к Темной Матери и черпнуть должное количество Силы?
– И в жертву тебе… – шепнул синх, дергая вверх смертоносное Покрывало.
И только отошел в сторону, когда доспехи, наполненные прахом, с лязгом посыпались на пол.
Далеко внизу, в своем шатком узилище, захохотала Шейнира. Трещали и разваливались ее оковы, и своды темницы грозили обрушиться под напором жертв, принесенных Избранным.
«Осталось недолго, мой избранник», – прозвучало в ушах Элхаджа, – «иди же».
– Иду, – выдохнул синх.
Пошарив по полу, он подобрал оброненный меч, но уже не пытался пристроить его за плечо. Просто поволок за собой.
* * *
За дверью Элхадж обнаружил узкую лестницу, ведущую наверх и две недавно раскрытых ниши, где наверняка и была устроена засада.
Он, пошатываясь и поминутно хватаясь за ушибленный бок, пошел дальше, по вырубленным в горной породе ступеням. И, чем выше поднимался, тем светлее становилось; в конце концов лестница уперлась в дымчато-прозрачную перепонку. Элхадж осторожно коснулся гладкой поверхности – оказалось холодно и мягко. Как студень.
И сквозь него размытыми пятнами проступало нечто, находящееся по ту сторону.
– Хм. – Элхадж осмотрел края странной двери.
Ни намека на замок или швы между каменной кладкой и лазом.
Раздумывая, попробовал ковырнуть когтем студенистое нечто – палец с легкостью вошел в субстанцию. Ощущение было такое же, как попробуй синх сунуть руку в застывший на холоде бульон.
– И что, я должен лезть сквозь это?
Он нерешительно потоптался на узкой каменной площадке.
А затем, положившись на волю Шейниры, сделал шаг.
… С головой погружаясь в терпко пахнущий студень.
… Вторым шагом продираясь сквозь упругую массу.
… И очутившись, в итоге, лицом к лицу с самим Отступником.
Он был стар. Так же стар, как в тех странных снах, что видел Элхадж во время своего путешествия.
Коричневая шелушащаяся кожа, красные глазки, почти стершиеся полоски на лбу и на щеках… И, словно насмешка, новенькая и чистая альсунея, подпоясанная простой бечевой.
– Ты! – прошипел старик.
И попятился, шатаясь, словно чья-то невидимая длань щелчками пыталась свалить его на пол. В подслеповатых глазах жил страх – перед неотвратимым и неизбежным.
– Я, – сказал Элхадж, – я дошел.
Старик уперся спиной в стену, дальше отступать было некуда. А Элхадж только теперь заметил, что тоннель, судя по всему, привел его в спальные покои Отступника. В том месте, где пришлось продираться сквозь студень, была самая обычная каменная кладка. Так что для Отступника Элхадж появился, шагнув сквозь стену.
– Подожди! – старый синх торопливо вскинул руки, – подожди, ты сам не знаешь, что творишь!
– Знаю, – уверенно ответил Элхадж. – знаю.
В его планы не входили долгие и задушевные беседы с Врагом. И он не стал дожидаться, когда старик повторит все то, что было в снах – а потому воззвал к Шейнире, и, получив просимое, толкнул вперед стену из призрачных частиц пепла.
– Нет! Оста…
Наверное, старик хотел крикнуть «остановись». Но не успел.
Новенькая альсунея с тихим шорохом упала на полированный пол вперемешку с чешуйками синховой кожи.
«И это все?» – Элхадж несколько мгновений недоуменно взирал на останки, – «так просто убить Отступника?»
… И услышал гул. Сперва далекий, он шел из-под земли, от самого основания Храма. Задребезжали стекла, заскребли ножки немудреной мебели по камню. Рушилась темница Шейниры, и великая мать синхов шла в Эртинойс, пребывая в Силе.
Элхадж упал на колени и сложил молитвенно руки. Он уже не думал ни о чем, да и не мог – все его существо накрыла волна панического страха, ужаса, какой только может испытывать смертный перед лицом возвращающегося бога-покровителя.
Но ей было наплевать на истово молящегося Элхаджа. Смеясь, Шейнира возвращалась в свои темные чертоги; и каждый синх почувствовал ее, и преклонил колена – не радуясь, но трепеща перед божественным гневом.
«Все вы», – изрекла Шейнира, – «все вы – мои дети, и принадлежите мне, отныне и до конца мира. Так было и будет».
Элхадж сдавил пальцами виски; голова раскалывалась от боли.
И тогда Шейнира взглянула ему в глаза, ослепляя.
– А ты… Ты – первый, чья душа украсит мое новое ожерелье, и чей век будет длиться до тех пор, пока не проснется Дракон Времени.
– За что? За что, великая Мать?!!
Элхадж схватился за глаза, теперь незрячие. Вокруг него остался только мрак, жирный и липкий, в котором можно было захлебнуться.
Но перед мысленным взором Шейнира сворачивала хвост кольцами, и на шее богини уже блестело новое ожерелье Проклятых душ. Где в самой середине жарко пылал крупный рубин.
– Это и есть твоя награда? – горько прошептал синх.
На миг ему показалось, что Отступник был прав, и что, пока Шейнира пребывала в заточении, народ синхов – да и он сам – были на самом деле свободны… Гонимы, беспомощны – но свободны.
– Они все придут к тебе, – проревела богиня, – и о твоем величии будут складывать легенды.
– А утраченное зрение – слишком малая плата за то, что ты спас Эртинойс, – вкрадчиво прошептал Указующий Путь, – гордись своей участью, синх.
И они исчезли.
Воцарилась тишина, и кромешная темнота.
Элхадж остался совершенно один, рядом с тем, что часом назад было Отступником.
– Я ничего не понимаю, – прошептал синх, – ничего…
