ГЛАВА ПЯТАЯ

В трактире было сумрачно, пахло пивом, жаренным над очагом мясом и дымом – обычные запахи подобных заведений.

Трактирщик на вопрос о том, где я могу увидеть кого-нибудь из моряков, кивнул на бочонок, стоящий на стойке, и я понял, что, не заказав пива, ничего не узнаю. Пива мне не очень хотелось, еще со вчерашнего дня не отошел, но все равно пришлось купить кружку вина за пару медных монет. Оно оказалось кислым, и желудок встретил первый глоток неприятной резью, я икнул и недовольно покачал головой:

– Похоже, это не мой сорт…

– А что, у вина есть сорта? – удивленно поднял брови хозяин. – По-моему, их всего два – хорошее и плохое. За медную монету я даю только второе, так что не стоит обижаться. Если больше ничего не хочешь, то вон там сидят те моряки, что тебе были так нужны, у них вино первого сорта. – Он кивнул на двух мужчин, сидевших в темном углу, и я пошел к ним. – Такое стоит дороже… – крикнул трактирщик мне вслед.

Одеты моряки были в непромокаемые куртки из парусины, крепкие домотканые штаны и высокие сапоги. Единственное, что, по моему мнению, выдавало в них капитанов, были белые рубашки из тонкого полотна, выглядывавшие из-под курток, да, пожалуй, густой равномерный загар.

Один был покрепче статью, другой явно высокий, жилистый, он задумчиво ковырялся пальцами в тарелке, видимо, искал там мясо.

– Вы командуете этими двумя замечательными судами, что стоят в бухте? – вежливо осведомился я, стараясь держаться с достоинством и уверенностью бывалого путешественника. – Если это так, то у меня к вам есть разговор.

– А кто спрашивает? – Голос у капитана покрепче был грубым и мощным, таким хорошо отдавать команды. – И чего тебе надо?

– Я, возможно, ваш будущий пассажир, – ответил я, отпив глоток вина и сморщившись при этом. – Все зависит от того, куда вы собираетесь…

– А куда надо?

– В королевство Грига…

– Плохое место, и творятся там плохие дела.

– За стоянку приходится платить в два раза больше, – поддержал высокий капитан. – Каждый городской чинуша норовит отщипнуть кусочек от твоего дохода.

– Проще говоря, нужно хорошо заплатить, чтобы кто-то из нас решил зайти в их порт. – Капитан поднял на меня красное обветренное лицо с белым ободком у волос, там, где его закрывала шляпа, сейчас лежащая рядом на столе, возле винной лужи. – Я иду в том направлении, но заходить в королевство не собираюсь.

– Сколько хотите, чтобы сделать маленький крюк и дойти до берега? – осведомился я. – Возможно, у меня кое-что наскребется…

– Да заберу все, что у тебя есть, – расхохотался капитан. – Никогда не задавай таких глупых вопросов, иначе будешь получать такие же глупые ответы.

– А как нужно спрашивать?

– Ну, например… – Капитан ненадолго задумался. – А какая бы сумма меня устроила? Или сколько мне нужно, чтобы покрыть убытки?

– И сколько же?

– Двадцать золотых монет и ни на одну меньше. – Капитан проговорил, словно отрезал, видимо не ожидая продолжения разговора. – Морские прогулки стоят дорого. Не нравится – поищи себе что-то еще… Лошади, например, хороши, а стоить поездка на этих ополоумевших животных будет раза в четыре дешевле.

Тут оба заржали, похоже, что у них отношение к лошадям было такое же, как у меня.

– Мне больше нравится вода, поэтому постараюсь найти такие большие деньги.

Капитан смерил меня взглядом, недоумевая, почему я все еще здесь.

– Ты разве не понял, парень, двадцать золотых монет – в этих краях целое состояние, на него можно купить хороший дом. Лошадь же можно купить за два золотых…

– Я не местный, и мне нужно в королевство Грига, а то обязательно купил бы дом на этой мусорной свалке, которую кто-то по ошибке назвал городом.

– А ты знаешь, юноша, что иногда суда тонут? – Капитан еще раз внимательно осмотрел меня с ног до головы, надеясь понять, что же заставляет меня идти на такой риск. – Сушей намного безопаснее и комфортнее, чем морем; на воде, знаешь ли, бывают штормы…

– Выходит, мои деньги вам не нужны? Что ж, подождем следующий корабль…

– Все-таки хочешь рискнуть? – Капитан посмотрел на высокого. – Ты слышал, как я честно пытался спасти эту сухопутную крысу, но он все равно хочет умереть в море.

– Итак? – Я был настойчив, мне уже надоел этот глупый и бессмысленный разговор, явно капитан выпил лишнего, и вино заставляет его говорить такие слова.

– Две золотые монеты сейчас! – Капитан протянул ладонь, видимо решив таким образом от меня избавиться. – Я не хочу на свои деньги закупать продовольствие для человека, который может и не явиться к отплытию.

– Пожалуйста.

Я полез в карман, пытаясь на ощупь отличить медь и серебро от золота. Мне не хотелось показывать все свои деньги, которые имелись на этот момент. Эксперимент удался, и я положил две золотые монетки на шершавую, мозолистую руку капитана.

– Когда отплытие?

– Похоже, парень, тебе действительно нужно смыться из этого города. – Капитан быстро сжал ладонь в кулак, словно боялся, что деньги исчезнут или их отберут. – Убил кого-то? Впрочем, меня это не интересует. Послезавтра отплытие, мой парусник называется «Быстрый», и он действительно такой. Если поднимется солнце, а тебя не будет на борту, я все равно отдам концы. Так что не опаздывай, коли тебе действительно нужно добраться до королевства морем.

– Появлюсь в нужное время. – Я поставил недопитую кружку на стол и направился к двери. – Две золотые монеты для меня немалая сумма, чтобы просто так выбросить их на ветер.

– Возьми с собой теплые вещи, желательно плащ, – остановил меня голос капитана. – Там, куда мы пойдем, холодно, а в королевстве Грига никогда погода не бывает такой жаркой, как здесь.

– Хорошо, учту.

Я вышел и задумчиво посмотрел на бледно-голубое небо с сияющим на нем солнцем. До темноты еще оставалось время, чтобы купить плащ и теплые вещи.

Улица поднималась вверх к синему небу, я шел и улыбался, потому что снова нашел выход, да еще какой! Никогда не плавал на корабле, но мечтал об этом всю жизнь. А теперь моя мечта исполнялась. Уже послезавтра в это время я буду стоять на палубе и вдыхать морской воздух, отдающий солью и водорослями.

Я свернул на одну улицу, потом на другую и вдруг понял, что не знаю, куда идти, а название постоялого двора вылетело у меня из головы. Хорошо еще, что я помнил, где он примерно находится – рядом с въездными воротами. Туда и пошел, надеясь, что узнаю дом. Все-таки не очень хорошо действует на голову травка, пусть даже всего лишь снотворная.

Я прошел улицу, свернул в проулок и тут почувствовал неладное. Неожиданно ожил присланный отцом оберег – сначала маленькое кольцо, а за ним и второе, покрупнее, провернулись несколько раз, царапая кожу. Но остановился я, только почувствовав неприятное жжение в шраме на щеке, обычно такое у меня происходит тогда, когда угрожает серьезная опасность. Эта отметина на щеке еще никогда меня не подводила. Получил я этот шрам по собственной глупости в драке, когда был еще мальчишкой. Заранее же знал, что у противника есть нож, но все равно полез в бой. Сначала и правда все шло по-благородному – обменялись кулачными ударами, да только я в этом оказался более удачлив, а старый закон гласит – когда проигрываешь, хороши все способы для достижения победы. Мой противник – нескладный худой и жилистый мальчишка – очень хотел стать вожаком на своей улице. Он вытащил нож и ударил меня в лицо. Хорошо еще, что я успел отклониться, иначе не имел бы глаза, а так он лишь порезал мне щеку. Нестрашно, да уже и привык.

Я остановился, потер щеку и, посмотрев по сторонам, удивился – на улице никого не было.

Ну не то чтобы никого – ко мне направлялся небольшой сухонький старичок с белой бородой и тростью. Крыши были пусты, из окон домов на меня никто не смотрел, сзади тоже ни одного человека.

Не может же старец быть источником опасности? Или может? Или, что вероятнее всего, на меня кто-то нацелил что-то магическое. Возможно, жрецы за мной смотрят? Еще раз оглядевшись по сторонам, я метнулся к ближайшему дому с открытой дверью, проскочил узкий темный коридорчик и вбежал в небольшую комнатку, забитую старой рухлядью.

Там и замер, приложив ухо к двери. Я надеялся услышать шаги моего преследователя. Мне было все равно, кто он: острое железо убивает всех, а ножи у меня всегда хорошо наточены.

Время шло, но ничего не происходило, а ощущение, что смерть дышит в затылок и в буквальном, и в переносном смысле, не проходило, наоборот, с каждым мгновением становилось все явственнее.

Я прошелся по маленькой комнате без окон, заваленной тряпьем. Что-то меня загнало в эту маленькую, заваленной тряпьем комнатку, а что – не удавалось понять. Я вытащил ножи и посмотрел на них с надеждой – вдруг они подскажут ответ. Оружейник говорил, что у такого оружия есть душа, иногда мне тоже так кажется. Лезвия чуть засветились в темноте. Если бы можно было посмотреть сквозь толстые каменные стены, то наверняка я бы увидел того человека, кто желал меня убить.

Возможно, это стрелок на крыше с арбалетом или луком, которого я не заметил…

И тут на меня накатило. Шрам зачесался еще сильнее, и я вдруг понял, что опасность ждет меня не на крыше, а снизу. И врагов как минимум трое. У них оружие для ближнего боя.

Перед глазами всплыл образ ножа, загнутого словно острый коготь. Удобное оружие и смертельно опасное – им и резать, и рубить легко, да и в рукаве хорошо прячется, поэтому достать можно незаметно.

Иногда у меня такое бывает, хоть и сам не могу понять, откуда это появляется, но мои предчувствия или видения сбываются с неимоверной точностью.

Итак, что же за троица меня поджидает? Именно меня, а не кого-либо другого, иначе мое чувство опасности молчало бы, а шрам так бы не чесался.

Здесь меня никто не знает, в город прибыл только вчера вечером, да и то не один, а с караваном. Кто бы меня смог разглядеть среди других охранников и узнать? И главное – зачем? Кому я нужен?

Может, кто-то из местных аборигенов увидел во мне легкую добычу, набитую золотыми монетами? Подумал, если город мне незнаком, то не смогу себя защитить? Или увидел, как я отдал золотые монеты капитану, и решил за мной проследить, чтобы на одной из пустынных улиц воткнуть кривой нож в спину? А на всякий случай, если окажусь для него слишком ловким, позвал с собой еще пару друзей?

Но кто бы этот человек ни был, он все равно сделал неправильные выводы. Школа у меня хорошая, некоторые из моих учителей были самыми настоящими разбойниками, и нет таких грязных приемов боя, которые я бы не знал.

Один мой учитель, большой мастер ограблений и убийств, когда я у него учился, уже был стар, но многими его советами я пользуюсь до сих пор, вспоминая с благодарностью маленькие и хитрые глазки, бегавшие на его испещренном темными морщинами лице. Он говорил:

– Старайся быть неприметным и тихим, тогда никто от тебя не будет ожидать, что ты воткнешь ему нож в спину. Кажись бедным и больным, тогда никто в тебе не заподозрит лихого парня. В драке на таких мало кто обращает внимание, а они и есть самые опасные.

Отец тогда отдавал меня в учение к лучшим мастерам по части отнятия человеческой жизни, он верил, что мне предстоит не раз доказывать, что я достоин жизни… Понимая, что судьба у меня будет непростой, отец отправлял сына не в фехтовальные классы, не на плац для стражей, а водил к бандитам и грабителям, с которыми поддерживал неплохие отношения.

Меня тогда удивляло, что местные бандиты тоже его уважали. Именно из них отец отбирал мне учителей. Способы убийства у них были необычные, разнообразные, не всегда честные и благородные, но достаточно эффективные, верные и простые. Драться они меня научили, когда мне исполнилось лет семь, с тех пор я из любой драки выходил победителем.

Из бесед с учителями у меня родилось первое правило моей жизни – победитель всегда прав, а если он неправ, то и не победитель.

К сожалению, жизнь не так проста, как иногда нам кажется. И не всегда нас спасают придуманные правила, даже если они сто раз верны.

Не знаю, чего хотят люди, которые прячутся за углом в переулке, – моих денег или моего оружия, но мне с ними лучше не встречаться. Моя задача – добраться до гостиницы, чтобы послезавтра покинуть этот милый портовый городок. Лучший бой тот, которого удалось избежать.

Я припал ухом к двери и тут же услышал шаги в коридоре. Легкие, упругие, почти бесшумные. Не зря у меня шрам зачесался. Кто-то остановился прямо около двери.

И все тело обдало холодом смерти, а сердце забилось так, словно собралось выпрыгнуть из груди, оставив меня один на один с замершей за тонкой дверью смертью.

Незнакомый мужской голос хихикнул:

– А я-то думаю, куда исчез? А ты здесь сидишь. Должно быть, переживаешь, что мы все никак не идем? Так я уже здесь, открывай дверь…

Незнакомец подождал, словно на самом деле надеялся, что я отодвину задвижку и впущу его. Если бы не чесался у меня так шрам, то впустил бы и перерезал ему горло раньше, чем человек этот понял бы, что происходит.

– Ну не хочешь, не надо, – добродушно пробасил тот, кто стоял за дверью. – Скоро придет ночь, любопытных и ненужных глаз станет на улице меньше, и мы все сюда придем. Вряд ли эта дверь выдержит несколько хороших ударов: доски тонкие, непрочные. Как сам-то думаешь? – Человек за дверью все ждал, что я поддержу этот бессмысленный разговор, но, убедившись в том, что вступать в беседу я не собираюсь, продолжил: – Дело в общем-то твое, но если бы я оказался в таком же положении, то обязательно вышел бы на открытое пространство. В доме у тебя нет ни единого шанса уцелеть. Если мы втроем на тебя навалимся, то в тесной комнате ты даже ранить никого не успеешь. Может, выйдешь?

Я задумался. Довольно приятный мужской голос с хрипотцой был прав, эта хлипкая дощатая дверь вряд ли выдержит даже пару хороших ударов, а драться в тесном пространстве против троих – дело затруднительное, умение тут не поможет, массой задавят.

Но как он меня нашел? Готов поставить золотую монету, что, кроме ветхого старика, никто не видел, как я заскочил в этот невзрачный двухэтажный дом на перекрестке. Сам только в последний момент заметил, что дверь приоткрыта.

Словно отвечая на мой вопрос, человек продолжил:

– Не стоит молчать. Я знаю, что ты здесь, потому что чувствую твой запах. Когда человек боится, к его обычному запаху примешивается запах пота. Боишься? Это правильно. А все потому, что твоя нежная плоть почувствовала неотвратимую смерть. Но ты не сможешь здесь прятаться бесконечно, все равно выйдешь, а скоро стемнеет. Нам в принципе все равно, но в темноте у тебя будет еще меньше шансов выжить – у нас великолепное ночное зрение.

Не знаю почему, но я верил каждому его слову. Думаю, все, что он говорил, истинная правда. И чует он меня, и видит в темноте. Это мне подтвердил вновь зачесавшийся шрам, да и оберег на шее еще раз провернулся, словно подтверждая его слова…

– Выйду, уговорил, – неохотно пробурчал я. – Немного подожди, надеюсь, никуда не торопишься? Мне с Духом собраться надо, умирать чего-то сегодня не хочется, настроение не то. Может, вам деньги мои нужны? Так они в гостинице под охраной, а здесь у меня нет, капитану отдал все, что было. Отпустите, принесу…

Глупое, конечно, предложение, но иногда срабатывает. А что мне оставалось – молчать дальше? А смысл?

– Ну… тут ты прав, – согласился со мной голос. – Торопиться действительно некуда, скоро ночь – наше время, но не хочется убивать тебя в темноте, слишком легко и неинтересно. Золото – вещь нужная, но не сегодня…

– А без убийства никак нельзя? – поинтересовался я, понемногу готовясь к тяжелому бою. За беседой страх уходит – так меня учили. – Я вас не знаю, а значит, плохого вам ничего не сделал. Может, разойдемся? И почему именно сегодня вас мое золото не интересует?

– Боюсь, разойтись не получится, – ответил голос с усмешкой. – Нам за тебя хорошо заплатили, дали твой запах, поэтому и деньги не нужны. Возьмем те, что у тебя в кармане, запах золота я тоже хорошо слышу, хоть ты и говоришь, что его нет. Кроме того, у нас есть свои причины тебя не отпускать. Ты не местный, никто тебя не знает, значит, искать не будут, а иногда так хочется свежего мясца поесть, что аж в желудке сводит – так что прости, сегодня не твой день…

– И вчерашний день тоже не был моим, – пробормотал я, мучительно раздумывая. – Что-то никак мои дни не начинаются…

Заплатили… ну это понятно, правда, неясно кто. Меня здесь никто не знает – человек сказал правду. Неужели продолжается то, что началось в дороге? Итак, охотятся именно за мной, и только потому, что я собираюсь выполнить требование жрецов. Но у меня выбора не было! Я должен сделать эту работу, иначе мне больше никогда не появиться в родном городе. А жить как? Да и отца жалко…

И все-таки кто же за мной следит?

Маги? Жрецы?

Если это так, то очень плохо. С колдунами и магами я всю свою сознательную жизнь старался не связываться, слишком это опасно. Чутье у чародеев на неприятности не хуже, чем у меня, а они еще могут видеть будущее, по крайней мере некоторые из них. Так мне рассказывали. Да и убивать волшебники умеют даже тогда, когда испускают последний вздох…

Мои учителя рассказывали о проклятиях, уничтожающих целые семейства, осмелившиеся убить всего одного мага. Поэтому даже правители относятся к этим людям вежливо и с уважением.

Еще хуже жрецы. Боги разные. Некоторые сильные, другие просто опасные. Как жрецы умеют жаловаться своим богам, не знаю, но часто боги им отвечают, и тогда даже самые могущественные маги терпят поражение. Так мне говорил отец, а ему я верю.

Но думать об этом сейчас – значит, умирать от страха. Враги у меня сильные, это понятно, хотя и не знаю, кто они. И все равно надо как-то выбираться отсюда, а для этого следует решить как…

Что-то меня насторожило в нашем разговоре с неизвестным и показалось неправильным…

А… он использовал странные слова… запах… мясцо…

Кого это послали по моему следу? Неужели нелюди? Снова упыри?

Этим всегда требуется свежее мясо, они всегда голодны.

Нет, вряд ли это кладбищенские твари. От них всегда исходит запах сырой земли и тления, не услышать их приближение невозможно. Эти твари неуклюжи и довольно тупы, по следу идти не могут.

Кто же еще может желать моей плоти?

Мне показалось, что за дверью даже причмокнули от предвкушения, возможно услышав мои мысли. Пожалуй, хватит рассуждать. Человек прав, скоро стемнеет, а ночью я окажусь в невыгодном положении: город мне незнаком, даже куда бежать – не знаю…

Что ж, хотите мяса, пожалуйста, я сегодня добрый, только не обещаю, что оно будет моим – кусаться сам умею.

– Ты от дверей отойди, а то не выйду, – проговорил я угрюмо; лоб уже покрылся потом, а сердце стучало, как телега на крутом склоне. – Страшно мне, боюсь тебя…

– Это пожалуйста. Хочешь, чтобы ушел, так уйду, ждем тебя на улице. – Шаги легко пронеслись по коридору, заскрипела входная дверь. – Долго не задерживайся, а то совсем скучно станет. Солнце уже опускается, не хотелось бы заканчивать дело в полной темноте. Нам-то ничего, мы привычные, а вот ты будешь неуклюжим, не сможешь разглядеть даже своей руки…

Я попробовал, как вытаскиваются ножи из ножен и как выходит отобранный мною сегодня у малолетних грабителей кинжал.

И все же что там за тварь? В темноте видит, человеческое мясо любит, находит жертву по запаху и в то же время не привлекает к себе внимания в городе?..

И мрачно выругался, наконец-то до меня дошло! Я знал только одно существо, обладающее всеми этими характеристиками, – оборотень!

Это предположение мне не понравилось. Боюсь я их. Скорость движения у перевертыша намного выше, чем у человека, – так мне рассказывали. Зубы длинные, острые, да еще когти, а убить можно только серебром.

Я вытащил кинжал и с сомнением посмотрел на его лезвие, света почти догоревшей до конца лучины едва хватило, чтобы понять, как тонок слой благородного металла на его кончике. Время не щадит ничего. Когда-то это был хороший кинжал, и достался он мне даром, как трофей, да только вот хватит ли в нем магии, чтобы убить перевертыша? Кинжал этот сделан больше для обмана покупателя, чем для боя с нечистью, серебро имелось, но плохого качества, с примесями, и было его немного. Понадеешься на такое оружие в бою – только и успеешь, что горько вздохнуть, когда тебе будут перегрызать глотку.

Ножи мои хороши, только, к сожалению, нет на них ни грамма серебра. Это отличное оружие для уличной драки, но никак не для боя с тварями, меняющими свой облик и легко заращивающими любую рану, если она сделана обычным железом.

Я еще раз осмотрел свою одежду и снаряжение: а вдруг что-то упустил и у меня есть в кармане нечто, способное мне помочь?

Кроме оберега на шее у меня еще имелся амулет, заряженный лучшим чародеем нашего города, – криво обрубленный кусок серебра с непонятными письменами, вырезанными острым ножом. Маг делал надпись при мне, что-то бормотал себе под нос, с сомнением качал головой. На мой взгляд, он до конца не был уверен в том, что сделал. Не думаю, что его оберег мне сегодня поможет, хотя кто его знает – все-таки серебро.

Итак, два ножа, их и метать можно, и рубить ими, и колоть, да и в руке лежат как влитые – жаль, что против оборотня это оружие абсолютно бесполезно.

В кармане сухарь, на поясе глиняная фляжка с вином, разбавленным водой и заправленным лечебными травками. Стоит выпить, во рту давно пересохло от страха и волнения.

И все… Больше в карманах ничего не нашлось…

Лук остался на постоялом дворе, к нему там имеются стрелы с серебряными наконечниками – Бохан не поскупился. Только все это слишком далеко, лежит в моей комнате.

Что ж, хватит вспоминать о том, чего нет, нужно выходить. В конце концов, в любом бою главный герой – Удача, исход чаще всего от нее зависит. Надеюсь, в данный момент она на моей стороне…

Я отодвинул засов и… остановился.

Кто хоть раз испытывал чувство, что идет навстречу своей погибели, тот меня поймет – радости никакой поджилки трясутся, холодный пот каплями катится со лба, глаза застилает…

А что делать? Оставаться в этой каморке? Так дверь легко разнесут, тем более что уже обещали. Бежать? Обязательно попробую, как только представится такая возможность, но пока некуда – вокруг только каменные стены, сквозь них не проскочишь.

Я не герой, на рожон никогда не лезу, а если встречаю противника, превосходящего меня численностью и умением, то просто улепетываю. Мое главное правило в жизни гласит: пока ты жив, еще ничего не проиграно и есть возможность что-то изменить, гораздо хуже, когда ты мертв, тогда тебе уже не на что надеяться…

Пока жив, возможностей много, это мертвые ничего не могут.

Я прошел по коридору, со вздохом услышав, как выразительно и зловеще проскрипела дверь, и выглянул на улицу.

Немного постоял на крыльце, привыкая к яркому после темной комнаты свету.

Красное солнце клонилось к закату, точнее, к крыше высокого двухэтажного дома на другой стороне улицы, его косые багровые лучи били по глазам. Серая крупная брусчатка была пуста, людей на улице, на удивление, было мало, да и те были далеко.

Глупо думать, что тебе кто-то придет на помощь, когда находишься в чужом городе. Обычно люди предпочитают беспокоиться о себе, а не о других. И стражников не видно, эти появляются только тогда, когда не нужны, и исчезают при первых признаках опасности. По-моему, их этому специально учат.

Подождав, когда глаза привыкли к свету, я медленно двинулся к гостинице – не то чтобы верил, что удастся уйти, больше для того, дабы потом не жалеть о неиспользованной возможности.

Вот тогда передо мной и вынырнул неизвестно откуда маленький сухонький старичок с палочкой в руках и перекрыл мне дорогу. Я вспомнил его, именно он был на улице, когда я впервые почувствовал опасность. Тогда не обратил на него особого внимания, но сейчас шрам зачесался так, что пришлось остановиться и внимательнее на дедка посмотреть, чтобы понять, что в нем меня пугает. Вытер лицо влажной от пота рукой и недоуменно открыл рот, услышав то, что он сказал.

– Вот и молодец, что вышел, – похвалил старик меня знакомым голосом, тем самым, что я слышал, когда прятался в каморке. – Тебе мимо меня не пройти, лучше вернись немного назад, там есть хороший проулок, темный, люди туда редко заглядывают.

Вы когда-нибудь видели оборотня с палочкой? Я – нет. А старика-перевертыша? До этого я даже не слышал о том, что эти проклятые богом создания могут стареть. Обычно они не доживают до старости, а если им это удается, то уходят как можно дальше от людей в чащу леса, там и умирают, как лесные звери.

Неужели я ошибся? На мгновение даже засомневался в своем рассудке и сделал еще один шаг вперед.

– Не стоит идти дальше, мил-человек, – ухмыльнулся старичок мерзкой ухмылкой. – Не советую даже пытаться, убью я тебя, хоть и не хочется.

Он в общем-то ничего не сделал, даже не пошевелился, только я вдруг увидел вместо лица звериную морду с седыми волосками вокруг пасти. Что удержало перевертыша возле людей? Почему не ушел в лес готовиться к своей кончине?

– Как скажешь. – Я пожал плечами довольно безразлично, с самого начала не особенно верил, что удастся уйти без боя. – Будем играть по твоим правилам.

– Тогда шагай обратно, там тебя встретят.

– Кто?

– Там и узнаешь. Ты не беспокойся, я за тобой пойду, чтобы у тебя дурных мыслей не возникло, будто сможешь сбежать.

Встретит? Выходит, есть кто-то еще? Я тяжело вздохнул, внутри стало тяжело. Даже слеза из левого глаза вытекла. Жалко себя стало, очень не хотелось умирать, не жил еще по-настоящему, так, больше готовился, тренировался…

Пройдя сотню шагов обратно, я увидел милую бабушку из тех, что часто сидят на скамейках возле своих домов, провожая прохожих любопытными взглядами, она встала передо мной, преграждая путь, при этом мило улыбалась.

На этот раз я даже не удивился, просто печально усмехнулся, почувствовав, как на груди снова провернулось малое кольцо оберега – он предупреждал, что передо мной совсем не та милая старушка, какой она казалась. Голос у бабульки оказался звонким, молодым, но слова мне не понравились:

– Неправильно идешь, мил-человек, тебе нужно в проулок, а здесь тебе дороги нет.

Я ей поверил, хотя она ничем не показала своей звериной сущности. Но я был уверен, что передо мной оборотень, и не только потому, что на груди вращалось кольцо оберега, слишком уж ловко двигалась старушка, так в ее возрасте не ходят, она явно была быстрее меня и не скрывала этого.

Я остановился, глядя ей в глаза, и продолжал раздумывать, как мне выбраться из этой ситуации. А глаза у милой старушки были желтые, горели, как у волка или бешеной собаки. Впрочем, так оно и должно было быть. Зачем скрывать перед жертвой свое естество? Смысла в этом никакого нет…

Итак, что делать? Попытаться прорваться? Почему-то я даже не сомневался, что они – пара и будут помогать друг другу, а это значило, что придется драться с обоими. Против двух перевертышей мне точно не выстоять, даже пытаться не стоит. Получается, надо делать так, как они требуют, хотя и понятно, что меня загоняют в приготовленную ловушку и идти туда добровольно – глупость несусветная…

Логика подсказывала – лучше начать драку сразу, но вся моя предыдущая жизнь научила тому, что пути спасения чаще всего безрассудны и не подчиняются обычным законам. Фатум, рок, удача – вот то, что нами управляет в таких ситуациях, а мы лишь послушные марионетки, которых дергает за нитки судьба.

Я молча повернулся и вошел в проулок, рассуждая примерно так: улицу уже видел, кем она охраняется, знаю, а вот что меня ждет впереди – неизвестно.

В любом случае стоит посмотреть. А вдруг повезет, и там найдется невысокий забор, ведущий в чей-то заброшенный сад, где так легко спрятаться, или откроется крепкая дверь в чей-то дом, и я успею заскочить в нее и закрыться на крепкий засов?

Слышал, такое бывает. Правда, мне никогда так не везло. И похоже, в этот раз удача тоже улыбнется не мне.

Завернув за угол, я с тоской увидел, что проулок образован высокими глухими каменными стенами домов без единого окна и заканчивается тупиком – отвесной скалой, на которую мне не взобраться даже при всем желании.

Возле глухой высокой стены одного из домов стояла, нервно переминаясь с одной прелестной стройной ножки на другую, юная прелестная особа. Она мне ласково улыбалась. Сердце дрогнуло, я даже на мгновение подумал, что это чей-то неожиданно приятный розыгрыш и меня вместо смерти ждут объятия темноволосой девы с милым нежным личиком. Мне всегда нравился такой короткий, чуть вздернутый носик, розовые щечки и нежные пухлые губки.

С такой я бы с удовольствием оказался в одной постели, и моей нежности и любви не было бы предела, только почему при взгляде на нее у меня начинает чесаться шрам, а кольца оберега начинают вращаться, царапая кожу? Нет, сегодня точно не мой день, что-то говорит мне, что и эта прелестная девушка – оборотень.

Я оглянулся, старичок и старушка встали рядом, перекрывая единственный выход из проулка, и продолжали мило улыбаться – такая милая и добрая пара. Я понял, ловушка захлопнулась, и теперь выйти отсюда я смогу либо в виде разорванного в клочья трупа с недостающими особо вкусными частями тела, либо убив трех перевертышей. Лично мне нравился последний вариант, но по лицам присутствующих понял, что мое мнение здесь больше никто не разделяет.

Сама ситуация казалась настолько дурацкой, что я готов был расхохотаться. Проехать полкоролевства, повстречаться с бандой в лесу и суметь остаться в живых, выдержать драку с мертвецами, при этом уложив дюжину упырей, – и так умереть?!

Неужели меня убьет вот эта милая девчушка, столь ласково и немного тревожно глядящая на меня. Кстати, руки у нее уже менялись, покрываясь темными жесткими волосками, а ногти росли, превращаясь в острые когти, очень похожие на ножи, которые так услужливо мне рисовало мое воображение, когда я прятался в той маленькой темной комнатушке двухэтажного дома.

Не дожидаясь, пока милая девушка примет окончательно свой звериный облик, я резко ускорил шаг, потом побежал. Все мои размышления закончились, ожидания тоже. А раз чуда не произошло и нельзя сбежать, то надо драться, ибо должен воин умирать с оружием в руках, упоенный битвой, – так меня учили.

На бегу бросил первый нож, а потом, пользуясь тем, что девушка растерянно уставилась на него, когда нож пробил ее желтенький сарафан, вонзившись как раз между двух прелестных холмиков, прыжком приблизился и распорол вторым горло, еще покрытое нежной девичьей с легким пушком кожей.

Хлынула алая кровь. Девушка побледнела и стала медленно падать. На лице ее читалось недоумение – она все еще не могла понять, что мертва, а возможно, удивлялась тому, что не успела напасть первой.

А я вырвал из мертвого тела ножи, добежал до глухой скалы, которой заканчивался проулок, и повернулся, готовясь к бою с оставшимися оборотнями.

Ни старик, ни старушка не сдвинулись с места, словно то, что я только что совершил, было частью задуманного плана. Так и остались у выхода из проулка, продолжая о чем-то мило беседовать и иногда бросая задумчивые взгляды на распростертое окровавленное тело посередине проулка.

Меня немного смутило то, что они столь легко приняли смерть своей дочери, и я даже приободрился, а потом кольнула неприятная мысль: «Вдруг эта девушка была настоящей, человеком, а не перевертышем. И ее когти мне только привиделись? Тогда, возможно, я убил ту, которая могла бы стать моею настоящей любовью. Неужели ее загнали сюда, как и меня, и она оказалась такой же жертвой?»

Я уже начал по-настоящему расстраиваться, когда увидел, что поверженное тело красавицы вдруг изменилось. На моих глазах вместо девушки в желтом сарафане с кровавыми пятнами вырос огромный волк, покрытый темно-серой шерстью. Если выражаться точнее – волчица! Она сбросила с себя лохмотья и легкой трусцой направилась ко мне.

Сначала я испытал чувство облегчения, что не убил девушку, а потом испугался и тяжело вздохнул, готовясь к смерти.

Да нет, все мои предположения верны, оборотни были одной семьей, и все происходящее является не чем иным, как натаскиванием молодежи на дичь. Дичью был я, а молодежью эта огромная серая, яростно рычащая зверюга – ей явно не понравилось быть мертвой. А ведь была такой милой пару мгновений назад, когда лежала на брусчатке, широко разбросав стройные ноги…

Теперь мне стало понятно, почему не среагировали старички на ее гибель. Они, конечно, знали, что «бедняжка» оживет. Я выругался, вспоминая того своего учителя, который рассказывал мне, что оборотня можно убить, если перерезать ему горло раньше, чем тот успеет превратиться в зверя, наемник еще говорил, что мертвое сердце не гонит кровь по телу, а следовательно, переворот невозможен.

Хорошо, что вспомнил: если останусь в живых и вернусь в город, обязательно набью ему морду!

Но все равно попытка была неплохой, мне за нее не стыдно, жаль только, что тот наемник оказался неправ.

Я выхватил кинжал, продолжая внимательно смотреть за волчицей, которая замерла в трех шагах от меня. Ее хвост так и ходил из стороны в сторону, а желтые свирепые глаза следили за каждым моим движением – она явью готовилась к прыжку. Волчица гневно зарычала, точнее, попыталась, из ее пасти вырывался только всхрап, потому что горло, распоротое моим ножом, еще не затянулось до конца.

Вот тогда я и сделал самую настоящую глупость, о которой даже сейчас вспоминаю с содроганием, – решительно шагнул навстречу зверю, ударил волчицу ногой в живот, а когда она взвизгнула, сорвал с груди серебряный амулет и засунул его, раздвинув густеющую на глазах шерсть, прямо в рану на ее горле.

Челюсти лязгнули около моих пальцев, но я успел отскочить. Думаю, этот мой выпад был настолько нелеп, что волчица среагировала на него с опозданием. А может, удар ногой в живот ее удивил? Впрочем, и для меня самого этот дурацкий поступок оказался неожиданностью, правда, очень эффективной, потому что отскочив на пару шагов, волчица снова рванулась ко мне, но уже в прыжке ее сверкающие желтизной глаза помутнели, и она упала безжизненной глыбой на то место, где только что был я.

Удар о землю, надо признать, был достаточно громким, даже показалось, что все вокруг дрогнуло. Веса в милой девушке оказалось не меньше сотни килограмм, даже не понимаю когда она успела его набрать, девушкой она весила гораздо меньше. Впрочем, женщины всегда легко набирают вес, это похудеть у них плохо получается.

Я какое-то время моргал глазами, пытаясь понять, как это у меня вышло и почему волчица умерла. Ясно было одно: кусок серебра, засунутый в горло, убивает любого, не только оборотня. К счастью, я быстро пришел в себя, услышав гневный раздраженный рев, резко повернулся и увидел, как ко мне неспешно трусят два огромных волка. Старички наконец-то решили на меня обидеться и перекинулись, разрывая свои одежды.

Мне все еще было безумно страшно, но я все равно взглянул на палочку старичка, которая отлетела в сторону как ненужная деталь маскировки. А жаль, если бы зверь хромал, у меня бы появился маленький шанс остаться в живых. Но увы…

С тоской и печалью прижался я к глухой стене, вытащил кинжал и приготовился к смерти. Я с горечью осознавал, что этот заостренный кусок металла, отобранный у местного бандита, – мое единственное оружие с элементами серебра.

Волки остановились в нескольких шагах от меня и не решались напасть. Думаю, вид убитой волчицы-детеныша немного охладил их пыл.

– Я убил вашу дочь в честной схватке! – Голос мой срывался, сердце стучало так, что казалось, будто этот стук слышит весь город. Одежда была влажной от волчьей крови. Руки и ноги дрожали мелкой дрожью. – По вашим законам вы обязаны меня отпустить…

Еще одна глупость, о которой мне рассказывал все тот же наемник – самый главный специалист по оборотням. Он говорил, что оборотни признают честный бой, и если ты убил кого-то из них честно, один на один, то тебя отпустят, уважая твою храбрость.

Снова наврал, гад! Вернусь, буду бить до тех пор, пока не устану.

Волк рявкнул в ответ что-то вроде: «А кого это трогает?» – и прыгнул с места, даже не подходя ко мне близко. Он был на расстоянии не менее пяти метров, но я не сомневался, что оборотень легко до меня допрыгнет. И тут же сделал очередную глупость – рванулся вперед, чтобы застать его в верхней части прыжка. Я сделал это в запале. Головой-то понимал, что все кончено, от такой мощи не спасешься – любой удар когтистой лапы станет для меня смертельным; а когда зверь схватит меня клыками, то перекусит и даже не заметит. А если вдруг промахнется, то задавит меня своим весом, в нем точно было килограммов двести, а то и больше.

Но просто ждать смерти не в моих правилах. Упрямство мне не позволяло такого и раньше – в любой, даже самой безнадежной драке я всегда стоял до конца, за что меня и уважал Молот, и не только он.

Оборотень сбил меня с ног. В голове помутилось и от жесткого удара, и оттого, что я ударился головой о булыжник. Я потерял сознание! Но при этом испытывал странное ощущение удовлетворения – видимо, решил, что если не буду чувствовать, как меня рвут на части, то и не будет больно.

Я ошибся. Больно было, и даже очень.

Сначала я решил, что давно умер и теперь за все грехи, что совершил в жизни, меня истязают, очищая для главного действа в нижнем мире – сжигания на медленном огне. А длиться оно будет столько дней, сколько дней прожил на этом свете, благо что наберется их не много, мне едва исполнилось двадцать. Следовательно, мучиться относительно недолго – намного меньше, чем тому оборотню, который меня убил. Я слышал, что у них есть свой ад, там как раз уменьшают время муки за убитых людей – сколько убил, столько и срежут, а ежели наберется больше, чем лет твоей жизни, то станут кормить и поить, как славного воина.

Вот такая ерунда лезла в голову, когда умирал, а говорили, что увидишь всю свою жизнь…

Опять наврали!..

Запах был еще тот на том свете – пахло грязной волчьей шерстью и еще кровью. Этот сладковатый запах меня часто преследовал в снах-кошмарах – в них она повсюду текла рекой и все, до чего я дотрагивался, становилось кроваво-красным.

А еще мне мешала жуткая тяжесть в груди, словно на грудь положили каменную плиту с моим именем.

Говорят, в южных странах так и хоронят – укладывают мертвого человека меж двух каменных плит, одна сверху, другая снизу, и выставляют на солнце. Звери и птицы до тела добраться не могут, и оно медленно гниет, перерождаясь в нечто, что потом легко уложить в глиняный кувшин. Местные жители считают, что после такой обработки между плит остается дух предка, и только так его можно избавить от тела.

Дышалось мне тяжело, да и глаза не открывались, в ушах слышался только мой хрип, больше похожий на стон. Но через десяток глухих ударов сердца я понял, что жив и на мне не плита. Тогда, собрав все силы, я уперся руками и ногами в землю и сбросил с себя невыносимо тяжелый труп оборотня. Потом протер глаза, залитые кровью – все-таки успел перед смертью царапнуть мне лоб проклятый перевертыш.

Теперь я был уже полностью уверен, что жив, – если тебе так же противно, как раньше, то это значит только одно: ты все еще на этом свете, в срединном мире.

Солнце уже зашло, небо хоть и алело краем, но быстро темнело. Над соседним зданием в темной вышине появилась первая звезда, а прохладный ночной ветерок холодил кожу.

Я встал и огляделся. О том, что где-то рядом должен находиться еще один оборотень, я не забыл, поэтому смотрел настороженно, готовый в любой момент отпрянуть. На драку вряд ли был способен, в голове бил молот, и его тупой звон отдавался по всему телу, но, может, удастся убежать?

Похоже, мне изрядно досталось, возможно, и раны есть, просто сейчас они не чувствовались. Тело едва двигалось, преодолевая жуткую усталость, словно уже неделю находилось без сна и отдыха. Слабость накатывала такая, что на меня можно было дохнуть и я бы тут же распался на отдельные, не связанные между собой фрагменты, и умер в очередной раз.

Охнув от боли в вывихнутой руке, я бросил сумрачный взгляд по сторонам, и то, что увидел, меня сильно озадачило.

Молоденький перевертыш уже вернулся в свой человеческий облик, правда, фигуру обнаженной девушки портил арбалетный болт с серебряным наконечником, торчавший между двумя приятной формы грудками. Из распоротого горла оборотня торчал окровавленный кончик моего оберега с привязанной к нему кожаной бечевкой, на которой он висел раньше.

Серебряный болт достался и старушке, он торчал у нее между лопаток. Бабка тоже после гибели вернулась в истинный облик. Это было странно. Похоже, пока я лежал без сознания, кто-то добил всех перевертышей. Видимо, нашелся доброхот, если только это все не кажется.

Я потер рукой лоб и выругался, обнаружив, что часть кожи там у меня сорвана и свисает лоскутом на глаза.

Стало понятно, откуда все время сочится кровь, застилавшая все вокруг багровой пленкой. Кое-как приладив кожу на место, я протер рукавом брови и веки, чтобы нормально видеть, и огляделся. Труп матерого волка, под которым пять минут назад я лежал, задыхаясь от запаха волчьей шерсти, уже превратился в тело сухонького мертвого старичка с моим кинжалом в груди.

В нем серебряного болта не было, так что этого точно убил я. Думаю, девушку тоже можно записать на мой счет – арбалетный болт вбили ей в сердце только для того, чтобы прекратить агонию.

Итак, все сложилось удачно – мои враги умерли, а я остался жив. Только радости никакой, одна усталость и боль.

Хорошо бы поблагодарить неизвестного спасителя и отправиться на постоялый двор смывать с себя кровь и мазать полученные раны целебной мазью. Хороший день получился, насыщенный – дважды чудом остался жив…

Интересно, кто же меня спас? Я сумрачно огляделся по сторонам.

Слышал, что бывают разные случаи, иногда оказывается, что тебя спасают совсем не из человеколюбия, а просто потому, что ты нужен для жертвенного камня, и это значит только то, что тебя убьют позже.

В этом городе у меня нет ни врагов, ни друзей, выходит, и помогать мне некому. Впрочем, не стоит думать, что нападение оборотней – это месть банды подростков.

«Не было врагов и друзей до этого дня, – мрачно уточнил я. – Теперь, похоже, есть и те, и другие. А вот кто – враг, кто – друг, еще предстоит узнать…»

Вопросов у меня накопилось много, но следовало поторапливаться, ночь уже закрывала город плотной пеленой мрака. Фонари здесь, как я успел заметить, горят только в районе холмов, где живут богачи, а это довольно далеко отсюда, так что пора уходить, иначе в темноте не найду дорогу обратно. Когда было светло, и то заплутал…

Но перед этим следовало вытащить кинжал из трупа, он мне еще может пригодиться, да и следов оставлять не стоит.

Утром мертвецов найдут стражники и станут искать убийцу. Оставлю хоть что-то – стражи быстро выйдут на меня, хозяин постоялого двора и продаст, когда увидит, что я вернулся весь в крови. Не думаю, что мне поверят в историю об оборотнях, скорее решат, что обычный грабитель, напавший на мирную чету, чтобы отобрать у них денежки, а по законам королевства за такое грозит смерть на колу – лучше не искушать судьбу, и так она ко мне не всегда благосклонна.

И амулет надо вытащить, как мне ни противно сейчас к нему прикасаться, но слишком долго он висел у меня на шее, пропитался мной, а значит, может привести ко мне. Есть у них чародеи или нет, все равно лучше не рисковать.

Да и дорог он мне. Мой знакомый маг, тот самый, что его делал, сказал, будто этот кусочек серебра меня защитит от любой нечисти. Тут я вспомнил то количество золота, которое за него отдал, и решил, что явно переплатил – любой кусок серебра помог бы мне нисколько не хуже, чем этот исписанный непонятными мне письменами.

Горло пришлось девице разрезать заново, так как раны на оборотне заживают почти мгновенно, можно даже позавидовать: еще бы немного – и раны не осталось бы совсем, но девице не повезло, умерла раньше, чем успела все зарастить.

Я вытащил свой амулет, брезгливо обтер его о клочья окровавленного сарафана и стал вырезать из мертвых старческих тел короткие стрелы с серебряными наконечниками. Своего благодетеля мне подставлять тоже не хотелось, вдруг его болты имеют характерные метки, которые любому стражнику расскажут о том, кто стрелял, лучше любого свидетеля?

Я знал немало ребят, которые метили свои стрелы, чтобы потом их не путать с другими. Кое-кто оперение красил, а кто-то на древке ставил свои знаки. Это полезная привычка, если речь идет о стрельбе по соломенным матам, и очень вредная, когда стреляешь в людей.

Сам никогда ничего не метил – так меня приучили учителя, которые считали, что убийце лучше быть незаметным, а значит, таким должно быть и его оружие.

Я не убийца, но они правы, следы за собой лучше не оставлять…

Болты я тщательно очистил от крови балахоном старухи, внимательно осмотрел их на наличие меток, но ничего не увидел, возможно, из-за того, что уже стемнело.

Кстати, тело бабушки мне не представлялась старым, да и дряблой серой кожи на нем не было. Все женские прелести были налицо и в избытке – старушка оказалась очень приятной дамой бальзаковского возраста. Лицо, правда, покрывали морщины, но, когда я потер их тряпкой, часть смазалась, и стало понятно, что они нанесены обыкновенной печной сажей. Знаю этот фокус, им легко загримироваться под старика, но желательно близко ни к кому не подходить и не разрешать трогать себя руками.

Ветерок становился все прохладнее, и я начал замерзать. Сумерки сгустились настолько, что уже в паре шагов ничего не было видно, так что к старику подходить я не стал, вытер руки и лицо от крови и направился прочь.

Мои ножи заняли привычные места в рукавах, кинжал на поясе, а оберег, все еще липкий от крови перевертыша, висел на груди у сердца, рядом с подаренным мне отцом – у того кольца все время крутились, немного раздражая – не могу сказать, что это мне нравилось. И без оберега страшно, руки до сих пор дрожали. Я все время ждал, что кто-нибудь из оборотней оживет и кинется на меня. Больше всего я боялся, что это будет кто-нибудь из женщин. У меня к ним другие чувства. Когда трогал их тела, ярость и страх смешивались с желанием.

Думаю, еще долго буду вздрагивать, глядя на милых девушек, какое-то время стану держаться от них подальше. А может, вообще больше ни к одной не подойду! Подходишь к милой девушке, раздеваешь ее, даже не понимая, что целовать тебе придется не пухлые губки, а жуткую пасть.

Ночь окончательно опустилась на маленький портовый городок. Звезды ярко сияли в вышине, нарядные и праздничные, настолько далекие от наших грязных дел, что даже становилось завидно.

Я вздохнул и потащился по улице, чувствуя, как к моим ногам привязали по огромному тяжеленному валуну. Куда же я вляпался в этот раз и каких неприятностей мне еще ждать? Конечно, все могло быть случайностью. Но только мне хорошо запомнились слова старичка, когда он сказал, что их наняли и дали им мой запах.

Откуда у кого-то взялся мой запах?

Надо бы проверить, узнать у хозяина постоялого двора – искал ли кто меня, а может, заходил кто-нибудь в мою комнату и брал что-то?

Наверняка стоит порасспросить прислугу, они обычно видят многое…

Нет, что-то здесь не так. Только вчера я вошел в этот город, точнее, въехал вместе с караваном, и вот только появился, а уже повстречался с местными бандитами, познакомился с оборотнями. Странно, но мне как-то удается выжить, отец постарался на славу, дал мне нужное обучение, иначе я бы давно погиб.

Встреча с оборотнем не такое уж редкое явление, они есть даже у нас в городе, если судить по слухам, а вот с настоящей семьей встречаюсь впервые. О таком раньше даже не слышал. Все мои учителя рассказывали, что каждый из перевертышей существует сам по себе, они даже в стаи не сбиваются.

Оказывается, и здесь наврали, вот встретил волчицу, волка, да еще с волчонком, которого они натаскивали на человека.

А девушка-оборотень оказалась очень привлекательной. Если бы она меня позвала, то пошел бы с ней куда угодно, в любое темное место, а во время любовной утехи, когда оказался голым и без оружия, она загрызла бы меня без особых хлопот.

Так что можно считать, в этот раз мне повезло – то ли девица была мала возрастом, то ли ее родители не сообразили, каким способом ей лучше меня убить.

У меня даже мороз пошел по коже, уж слишком живо представил, как бы это случилось. Нет, точно, от женщин нужно держаться как можно дальше. Опасное это сословие. Правда, я об этом и раньше знал…

Бормотал разные глупости и тащился по улицам, потому что силы из меня вытекали вместе с кровью, сочащейся из пары небольших ран.

Больше всего болела та, что на лбу. Содранный кусок кожи, точнее, то, что было под ним, горело жутким огнем, да и кровь не унималась, заливая багровой пеленой глаза. Рукав рубашки, которым протирал рану, давно стал мокрым и липким.

Кроме того, снизу поднималась волна ужасной боли, и ее с каждым шагом становилось все труднее терпеть. Неизвестно, что теперь у меня в паху. Вроде раны нет и ничего не пропало, но режет жутко, наверно, отбил мне оборотень в падении все мое мужское достоинство, и женщины мне больше не понадобятся…

И хорошо, все проблем меньше…

Тут я остановился.

Меня стошнило, потом еще раз, и я вдруг обнаружил, что лежу на булыжнике мостовой, хрипя и дергая ногами. Встать никак не получалось, подошвы сапог попали в ручеек нечистот и скользили по мокрому камню.

Можно было, конечно, подождать, пока ручей пересохнет, это должно скоро произойти, ночью никто не выливает помои на улицу, но к тому времени я вряд ли смогу подняться – как-то непривычно мне плохо, наверно, все-таки умру.

Раны я получал раньше, и не раз, да и гораздо опаснее, чем эти, и бывало, тоже считал, что умираю, но сейчас все было не так.

Слабость наполняла мое тело. Боль то нарастала, то снова становилась терпимой, внутри все горело жарким огнем, снизу накатывал холод, да еще мешали судороги, которые временами прокатывались по телу.

Руки подламывались, когда на них пытался опереться, они меня не держали, я снова падал и бился подбородком о камень. Неприятное, надо сказать, ощущение, когда зубы у тебя лязгают друг о друга, а рот наполняется кровью от прикушенного языка.

Очень трудно бороться с собой, все словно говорит – не стоит сражаться за эту глупую жизнь.

Возможно, поэтому, немного подергавшись, я решил, что с меня хватит. Как бы мне ни нравилась жизнь, но любовь к ней у меня не настолько огромная, чтобы тратить так много усилий на поддержание ее в этом жалком и больном теле.

Так что скоро я успокоился, перевернулся на спину и стал ждать прихода смерти, глядя в небо, наполненное яркими звездами. До чего же они хороши! Как, наверно, легка и приятна на них жизнь. Жаль, дорога в верхний мир открыта только мертвым, так что придется немного подождать…

Пробормотав последнюю фразу, я встрепенулся. Что значит – «подождать»? Собрался умирать или уже передумал?

Тут я заметил, что упираюсь спиной в стену дома, а нога очень удачно попала в выбоину на мостовой. Упираясь в эту ямку, я в какой-то момент даже сумел подняться и, хватаясь руками за стены дома, встать на подкашивающиеся от слабости ноги, а потом, немного отдышавшись, сделать несколько шагов.

Вот так всегда – только настроишься на то, чтобы уйти из этого мира, как что-то внутри меня бурно протестует и начинает отчаянно бороться за право страдать и мучиться в этом мире. И зачем? Стоит ли? Разве не больно и неприятно существовать? Да и глупо…

Если за мои двадцать с небольшим гаком лет со мной ничего хорошего не произошло, то стоит ли ждать, что это произойдет в будущем? Шансов на это никаких, это простое упрямство и глупость.

В голове шумело, кровь текла, закрывая глаза, я размазывал ее по лицу, запах крови заползал мне в нос, и меня снова тошнило. Выглядел я наверняка ужасно, мне определенно требовалась помощь, да только улицы темны, пустынны и холодны.

Город отходил ко сну, окна, в которых горели либо свеча, либо лучина, почти не встречались, а именно они давали немного света, чтобы двигаться дальше.

Вдалеке возле порта слышалось перестукивание деревянных колотушек сторожей ночных лабазов и складов, которыми они предупреждали воров, что эта территория охраняется.

По опустевшим улицам метался ледяной ветер, от которого у меня немели пальцы и щеки, от стен отражалось эхо моих шагов, и только вечные звезды в темном небе смотрели на меня с жалостью и сочувствием.

Гостиница находилась где-то далеко, а силы у меня с каждым шагом только уменьшались, и было непонятно почему – раны вроде небольшие, хотя и болезненные.

Неужели так меня ослабил удар когтистой лапой по голове? Но по ней меня били, и не раз, дубиной, а один раз даже рукояткой топора. Меня в очередной раз стошнило, и я решил, что подобное бывает, когда ранят кинжалом с отравленным лезвием.

Недавно это было главным оружием наемных убийц в нашем городе, потому что обеспечивало верную смерть даже при легком скользящем ранении.

Душегубы использовали настолько необычный яд, что знахарям и лекарям не удавалось его распознать, а значит, они не могли подобрать нужные травки для лечения. Люди умирали страшной смертью, крича от боли и чернея на глазах, их трупы выглядели как обугленные головешки.

Настолько ужасной казалась такая смерть, что даже отъявленные смельчаки стали дрожать от страха. Вот тогда стражникам пришлось поработать, да и моему отцу тоже…

То ли им повезло, то ли кто-то подсказал, но довольно скоро они обнаружили в подвале наполовину разрушенного дома сумасшедшего колдуна, изготавливавшего эту жуткую отраву, для нее он собирал мертвых крыс и человеческие трупы из сточных вод, а потом варил страшный яд.

Убийства с отравлением, после того как колдуна повесили, сразу прекратились, и город вздохнул с облегчением, особенно когда наемные убийцы объявили через своих людей, что больше никогда не прибегнут к яду, потому что такая медленная и мучительная кончина напугала даже их самих.

Тошнота и рвота, а еще слабость – явные признаки отравления. Но на меня не нападали ни с кинжалом, ни с каким-либо другим оружием, в котором мог находиться яд! Впрочем, если хорошо подумать, то чем коготь оборотня лучше отравленного ножа? Кто его знает, что они едят и как?

Что-то я не встречал людей, поцарапанных оборотнем, обычно их находили разорванными в клочья.

После этих мыслей мне стало плохо, и я в очередной раз плюхнулся на мостовую, на этот раз уже не надеясь подняться. Сил у меня не осталось даже на донышке. Я лежал и смотрел на звезды сквозь стекающую со лба кровь. Даже не переживал, потому что знал: в какой мир отправлюсь после смерти, зависит только от богини-весовщицы, именно она взвешивает добрые и злые дела всех мертвых людей, и какая чаша окажется тяжелее, от того и зависит, куда отправится душа – в нижний или верхний мир.

Я убивал как хороших, так и плохих людей, поэтому шанс попасть на одну из звезд верхнего мира у меня есть, хоть и очень небольшой.

И вот когда глаза мне застлала, как я думал, смертная пелена, а руки похолодели, кто-то ударил меня по лицу. Если бы не умирал, то тому, кто поднял на меня руку, сразу бы сунул нож в бок, но, поскольку уже уходил по дороге в верхний мир, милостиво простил несчастного в надежде, что на весах богини добрый поступок потянет мою душу вверх.

– Вставай сейчас же! – Голос был женский, я бы даже сказал – девичий. – Иначе умрешь…

Сначала я вяло подумал о том, что волчонок-оборотень все-таки выжил, а теперь пришел меня убивать, но из каких-то особых принципов решил не перегрызать горло человеку, лежащему на земле, и требует, чтобы я встал.

– Мне тебя не поднять, попробуй сам.

Я открыл глаза. Надо мной наклонилась тень, небольшая, довольно стройная и явно женская фигурка. Жаль, что ничего нельзя больше рассмотреть в темноте. Может, и оборотень, но, кажется, та была пышнее в бедрах. Наверное, это случайно мимо проходившая богиня. Жаль, но час назад я дал себе зарок женщин обходить за три версты, так что поищи себе кого-то еще.

– Иди, милая, оставь меня, – прошептал я едва слышно, но даже это усилие вызвало жуткую боль внизу живота. – Тебе мне не помочь…

– Ты встанешь или мне придется тебя убить?

Странное заявление, но меня оно не удивило, именно такова женская логика – убить умирающего человека за то, что тот не может встать.

– Я не могу, – прошептал я ласково в ответ. – Сил нет.

– Вставай, помогу, как смогу…

Меня дернули за плечо, чуть приподняли. Я снова уперся ногами в булыжник и навалился на стену, по ней уже стал карабкаться вверх, обламывая ногти о крепкие валуны. Девушка мне помогала, и довольно умело.

Скоро я с трудом смог выпрямиться и взглянуть во тьму, при этом несказанно удивившись тому, что эта неизвестная девушка смогла меня в ней найти. Потом глубоко вздохнул – вероятно, этого делать не стоило, потому что мне тут же снова стало дурно и еще раз стошнило.

Девушка отскочила в сторону, при этом упомянув нелестно всех моих родственников по отцовской и материнской линии. Сказано было на хорошем уровне, должно быть, юная особа выросла, как и я, в бедных кварталах, где жизнь проста и понятна, а будущее выглядит жутким и мерзким.

– Еще раз такое сотворишь, и я тебя брошу, – прошипела она. – От тебя и так пахнет, как от ведра нечистот, так что добавлять ничего не надо.

– Точно так, – согласился я и сполз по стене, поскольку оказалось, что без поддержки стоять я не могу. – Прощай. Удачи…

– Скотина безмозглая и тупоголовая! – Девушка снова схватила меня и попыталась поднять. На этот раз я решил ей не помогать: это раньше я относился к женской половине с любопытством и любовью, а теперь мне все равно, возможно, потому, что ноги стали ватными, а слабость волной прокатилась по всему телу. – Вставай!

Подергав меня еще немного, она успокоилась, убедившись, что ей меня не поднять. К тому же девушке постоянно мешал какой-то предмет вроде небольшого арбалета, он постоянно сваливался вперед и не раз при этом довольно болезненно ударил меня по голове, добавляя новые звуки к стоявшему в ней звону.

Не знаю почему, но, получив очередной неприятный удар, я решил, что болты с серебряными наконечниками, которые сейчас лежали у меня за пазухой, выпущены именно из этого оружия. Непонятно, как я пришел к такому выводу?

А еще вдруг подумал я о том, что мало кому в голову придет поднимать незнакомого человека, лежащего в луже собственной блевотины на пустынной ночной улице. Если кто-то и готов на такое, то только тот, кому этот человек не безразличен.

А что может соединить милую девушку и меня? Не любовь же? На такие чувства ко мне еще никто не отваживался. Работа у меня рискованная, очень много шансов на то, что могу и не вернуться домой.

Правда, эту работу я не выбирал, ее мне навязали. И если судить по высказываниям этой юной девицы, она взялась меня опекать не по своей воле.

Замечательный вывод. Только голова кружится, слабость подступает, и с каждой минутой становится все хуже.

Когда же этой настойчивой барышне надоест меня теребить? Не могу вспомнить – обещал ли я на ней жениться? Если нет, то к чему такая настойчивость?

Я лег на спину и уставился на звезды. Умирать все-таки лучше в тишине и покое – это понимали наши предки, поэтому уход из жизни у них был делом добровольным и ответственным.

Как же хорошо стало, когда девица наконец ушла, бросив меня умирать… Сердце успокоилось и стало биться реже, понемногу замедляясь. Земля подо мной сначала закачалась, но скоро и она успокоилась. Веки налились свинцом, стали настолько тяжелыми, что держать их открытыми у меня не хватало сил, поэтому они закрылись, пряча от меня яркий свет далеких и таких привлекательных звезд.

Где-то вдалеке противно кричал женский голос, принадлежащий, похоже, все той же нервной девице.

Уже не помню, чего ей от меня требовалось, в мозгах как-то все перепуталось.

Потом все стихло, и я умер.

Последней мыслью было: «Жил грязно и умер в нечистотах чужого города – воистину достойное завершение жизни…»

И пришла тьма, в которой так легко и покойно. Ничего не болело, и не было ни в чем нужды, а вокруг были тишина и покой…