XVI

После многодневных скачек по бездорожью всадники, возглавляемые Хасаном, который никогда еще не бывал так далеко на Западе, к вечеру добрались до лагеря Аруджа, полагая, что их там ждут невесть какие неприятности.

Они были приятно удивлены, убедившись, что там царит мирная и даже какая-то праздничная обстановка. Прибывших встретили песнями и поднятым в знак приветствия оружием, ярко сверкавшим в лучах заходящего солнца. По лагерю разносились аппетитные запахи готовящейся еды. Широкое лицо Аруджа расплылось в улыбке.

Бейлербей доволен.

— А вы быстро прискакали. Это хорошо, — говорит он, приглашая всех воспользоваться заслуженным отдыхом, и, обняв Хасана, уводит его в свой шатер.

— Теперь я объясню тебе, зачем нам так срочно понадобилось это золото. От султана Феса и некоего Ибрагима — султана, от которого мы получаем наемников, — нам стало известно, что сейчас самый подходящий момент сбросить в море чужеземцев, захвативших часть Африки.

Сказав это, Баба садится и выдерживает паузу, явно ожидая реакции одобрения и восторга от Хасана. Но у сына на лице лишь выражение растерянности и удивления, и Баба напористо продолжает:

— Для осуществления такой задачи требуется много денег. Приходится не только оплачивать услуги Ибрагимова войска, но и делать все, чтобы завлечь нашими богатствами и перетянуть на свою сторону города и племена, которые за горсть монет продались испанцам. Теперь испанцам придется иметь дело с нами.

Баба говорит спокойно и рассудительно, что не может не удивить тех, кто привык к его бурным речам.

Время сейчас самое подходящее, поясняет он, испанцы, уверенные, что они навсегда купили местных жителей своими мелкими торговыми сделками и обещаниями оказывать им покровительство, уже много лет не обращают внимания на пришедшие в окончательный упадок прибрежные гарнизоны.

Арудж преисполнен энтузиазма, Его приводит в восторг одна только мысль, что вскоре он сможет располагать территорией, простирающейся до самого океана, и не упустит ни одного судна, плывущего из Новых Индий со сказочными богатствами.

— Ты знаешь, почему испанцы, португальцы, да и другие, забираются так далеко? Чтобы уйти из наших сетей! Так вот, посмотри, что теперь будет: Арудж-Баба утвердится на побережье как страж и станет спокойно их поджидать.

Был такой момент, когда Арудж-Баба, поняв, что в Новом Свете можно легко обогатиться, уже решил было последовать туда за испанскими и португальскими судами, то есть попытать счастья на новых путях, но тогда пришлось бы менять корабли и, возможно, даже их экипажи. Да зачем же отправляться за золотом в Новые Индии, если испанцы доставят ему богатства прямо на дом? Сидя в своем ястребином гнезде, которое Арудж-Баба решил здесь построить, он отхватит такие лакомые куски, что испанцам придется искать другие маршруты.

Бейлербей с довольным видом показывает большую драгоценную пряжку, красующуюся у него на животе. Она была на испанце, который наверняка отнял ее у какого-нибудь богатого дикаря-индейца. Все завертелось. Открылись широкие горизонты. Аруджу тоже хочется большего простора. Его просто смех берет, когда он думает о тревогах своего брата. Неужели Хайраддин решил, что их окружили? Или захватили как заложников кредиторы и ростовщики? А может, взбунтовались вассалы? Да Арудж-Баба сейчас достиг вершины своего могущества! Большинство султанов уже поняло, что к нему надо относиться с уважением и покорностью.

— Писать-то я не умею, может, что-то напутали в послании?

Теперь Хасан отправит во дворец послание, чтобы там успокоились.

— Напиши брату, что все хорошо, напиши, что Алжир вернет свое золото сторицей и ты сам доставишь его домой и поместишь в наши кладовые. Да что ты все смотришь на меня как на ненормального?

Во дворце совсем по-другому поняли послания Бабы. Было похоже, что он действительно оказался в осаде. Какая уж тут победоносная шумиха!

— Ну, значит, они все перепутали! Ты недоволен? Конечно, ваш бросок обошелся очень дорого, — соглашается он, — но если все пойдет так, как задумано, нам не хватит складов для трофеев, которые мы выгрузим из испанских кораблей, плывущих с Запада. Что-то ты слишком задумчив, сынок, выше голову! — добавляет Арудж-Баба, кладя Хасану на плечо свою ручищу и весело теребя его. — Неужели ты не веришь больше в старого Аруджа? Просто тебе в новинку воевать на суше: горизонт для тебя слишком тесен, ты не видишь ничего дальше вот этих ближайших холмов и чувствуешь себя в западне. Но пора подкрепиться и отдохнуть.

Бейлербей зычным голосом сзывает своих слуг и командиров:

— Ну, чего вы там ждете? Почему я не слышу барабанов? Накрывайте на стол. А то еще козлятину пережарите!

Во время ужина Арудж-Баба не может отказать себе в удовольствии и не поделиться с Хасаном подробностями своих планов.

— Через несколько дней мы снимемся всем лагерем и двинем на запад.

А пока им нужно дожидаться прибытия войск трех раисов — не очень, правда, могущественных, но все же надежных союзников. Еще два раиса должны присоединиться к Аруджу в пути. Ни тот ни другой не располагают большими силами, но с готовностью отдают в распоряжение Аруджа все, что имеют.

— Понимаешь, эти наши добрые союзники — не воины, а земледельцы и пастухи. Поэтому мне и понадобилось нанять настоящее войско! Теперь, когда у меня в руках золото, я дам его султану Феса, он тщательно подготовит соглашение со старым Ибрагимом, и тогда мы уже будем в полном составе. Испанцам придется убираться отсюда восвояси.

На столе, как на воображаемой карте, Баба показывает, где и как будут происходить встречи со старыми и новыми союзниками, отмечает границы и маршруты с помощью ароматических палочек, а для обозначения городов и сборных пунктов пользуется финиками и лепешками.

— Наш план прост — и никаких особых трудностей. А если и возникнут, мы к ним готовы.

Баба любит рисковать. Он всегда обожал отчаянные вылазки, но с тех пор, как он лишился руки, рискованные предприятия привлекают его еще больше, ему не терпится поскорее приступить к делу.

— Все нужно успеть провернуть прежде, чем твой Баба развалится окончательно, — говорит он упрямо и с надеждой, грохая по столу серебряной рукой, словно желает убедиться, что она на месте, и ждет только, когда ею воспользуются. Взяв со стола лепешку, он стучит ею по заклепкам и украшениям, а те отвечают громким звоном. Потом с уверенностью великого стратега продолжает развивать свои военные планы.

— Мы пересечем земли султана Феса, встретимся там с ним, прихватим наемников султана Ибрагима и объединенными силами выйдем к последним населенным пунктам на побережье. Союзники прибудут к нам даже из лесов.

Баба так развеселился, что кажется, будто речь идет о подготовке к веселой игре, о детишках, а не о массе воинов, готовых жестоко уничтожать целые гарнизоны.

— А когда все будет готово, мы нападем на испанцев!

Левая рука Арудж-Бабы описывает в воздухе круги, изображая полет ястреба, который камнем падает на свою жертву, чтобы вонзить в нее когти.

— Мы молниеносно нападем на расположенные вдоль побережья испанские гарнизоны и разнесем их в пух и прах.

Слушая пламенные речи Аруджа, Хасан отчетливо сознает, что бессмысленно пытаться вернуть этого вырвавшегося на волю коня с дороги безудержных мечтаний на гладкий путь мирной жизни.

Первая часть фантастического плана Аруджа осуществлена. Поход продолжается. По отдельности или группами, к ним присоединяется немало союзников.

Но Хасан все равно пробует урезонить Аруджа и убедить его действовать более осторожно, присматриваясь к тому, что влечет за собой всякие неожиданности. Присоединившиеся к ним союзники — это не столько помощь, сколько обуза: оборванные, вооруженные пращами, палками, арканами и в лучшем случае — луками и стрелами, они совершенно измотались в бессмысленных переходах и не признают никакой дисциплины.

Что касается дисциплины, то, по мнению Аруджа, достаточно повесить десяток непослушных, чтобы безобразия прекратились. Большое войско нужно держать в руках с помощью кнута и пряника.

Арудж-Баба видит все в розовом свете. Это было бы смешно, если бы не было так опасно. Он не желает признавать никаких трудностей, не видит никаких препятствий.

Новые кони слишком ослаблены и вялы? Да, Арудж-Баба заметил это еще прежде Хасана, у него свои глаза есть. Но какая же в этом беда? Они пригодятся для подкреплений, которые прибудут последними, — для мелкого тощего люда, для всяких трусишек, которые не знают, с какой стороны подступиться к резвым скакунам.

Какой-то раис из внутренних областей явился один: ему пришлось оставить свое войско за виднеющимися на горизонте горами, так как его людей косит лихорадка. Слава Аллаху, что он оставил их там, замечает Баба, притащи он их сюда, то перезаразил бы все войско, даже тех, кто прибыл в отличной физической форме. Так что никакой беды он в этом не усматривает, наоборот, какое счастье, что им удалось избежать заразы. И бедного предусмотрительного раиса, не дав ему даже спешиться, с благословения Аллаха отправляют назад, к своим.

Может, у Аруджа не все в порядке с мозгами, хотя внешне он выглядит спокойным и уверенным в себе?

Продовольствия остается все меньше, — очевидно, пойдет в ход неприкосновенный запас. Но даже в этом Баба усматривает добрый знак. Большие запасы могут оказаться лишь помехой в суровой и дикой местности, по которой им предстоит двигаться через несколько дней. Чем меньше груза, тем легче идти.

Арудж-Баба стал просто одержимым. Осман Якуб сказал бы, что какой-то недруг опоил его вредным зельем. Он, видите ли, обязательно хочет очистить побережье, пока дуют благоприятные ветры. Под ветрами бейлербей подразумевает фатум. Он нутром чует — так в былые времена чуяли древние полководцы, — что боги Олимпа благосклонны к нему, ибо в его жилах бурлит греческая кровь. Баба часто призывает к себе для бесед Хасана или Ахмеда Фузули — теперь, когда он в хорошем расположении духа, он становится добрым и начинает произносить пламенные речи. Это он-то, который ни разу в жизни не выступал с напутственным словом перед войском.

— Куда мы направляемся? Зачем нам нужно рваться все дальше на Запад ради каких-то заброшенных гарнизонов? — говорит Хасан Аруджу, пытаясь спустить его с облаков на землю. — Если нам так уж нужно побросать в море немного испанцев, так давай начнем с тех, кто захватил земли вблизи наших городов!

Баба не сердится, а лишь твердит свое:

— Нет, мы без всяких колебаний двинемся дальше.

Он не любит тратить время на пустые, с его точки зрения, разговоры, не принимает во внимание мелкие неудачи, не боится трудностей и скользких путей, любая неожиданная помеха — для него всего лишь досадное недоразумение, пустяк. У него даже характер начал меняться: прекратились вспышки гнева. Наказания, которым у него подвергают людей, жестоки, по-прежнему называются «примерными», но применяет он их без былой злости, — так отец может наградить оплеухами детей, которые суют палец в тарелку, чтобы слизнуть соус.

Стараясь держать войско в руках, Арудж, как и прежде, приказывает отсекать головы непокорным или отрубать ноги ленивым, зато во время привала он велит разводить гигантские костры и на огромных вертелах зажаривать туши баранов, сбивших себе копыта, отбракованных лошадей или отловленных арканами диких животных. Баба желает, чтобы каждый наелся досыта и получил удовольствие от танцев и песен.

— Люди — что лошади, — говорит он. — Если бить их каждый день, они слабеют и становятся злыми.

Бейлербей сам затевает танцы вокруг костра и призывает воинов как следует поесть и отдохнуть.

Воины, прибывающие в лагерь из самых разных мест, иногда приносят и новости.

Так, принимая однажды пополнение, Хасан от кого-то узнает, что в один из испанских гарнизонов, оставшихся, по мнению новых друзей Аруджа, без оружия и без солдат, постоянно приходят суда с таким военным снаряжением, словно испанцы готовятся к великой битве с близким уже врагом. А ведь именно этот гарнизон берберы собираются атаковать первым.

В другой раз ему удается получить сведения о султане Ибрагиме. Да, человек он надежный, не бахвал, ведет уединенный образ жизни в какой-то долине, независим и горд — все верно, но никогда прежде у него не было такого количества вооруженных людей. Откуда у него взялось могучее войско для продажи Аруджу?

Нужно открыть глаза бейлербею. Может, Ибрагимова войска никогда в природе и не было, а кто-то просто использует слухи о нем, чтобы заманить Аруджа в западню?

Хасан тактично излагает отцу услышанное и добавляет, что и у него, и у Ахмеда Фузули, которого Баба считает человеком рассудительным, в чем он уже не раз имел возможность убедиться, возникли сомнения. В результате он добивается одной лишь уступки, на которую Арудж идет только потому, что ему неприятно видеть хмурые лица юношей. Сам-то он пребывает в отличном настроении. Ладно, он согласен внести частичные изменения в свои планы и не пойдет напролом, а попытается сначала выяснить, не изменилось ли что-нибудь в испанских гарнизонах после того, как гонцы султана Феса доставили ему заманчивые послания, в которых утверждалось, что путь открыт на всем побережье, обращенном к океану.

К сожалению, совершенно невозможно убедить Аруджа сохранить это решение в тайне: он тотчас посылает гонца к своему новоявленному другу с сообщением, что, поскольку до него дошли слухи о переменах в испанских гарнизонах, им надо немедленно встретиться и внести изменения в маршрут.

Хасан и Ахмед Фузули, предполагающие, что именно султан Феса организовал весь этот заговор, боятся, как бы султан, получив такое послание, не нашел способа своевременно подготовить для Арудж-Бабы новую западню, коль скоро уловка с «безоружными» испанскими гарнизонами сорвалась.

— Давай пошлем туда хотя бы своих лазутчиков! Неужели ты до такой степени доверяешь султану Феса? — предлагает ставший назойливым, как муха, Хасан.

— Ладно, пошлем лазутчиков, пусть посмотрят, что делается в гарнизонах, — сдается Баба.

Любая новость будет только на пользу делу, и пусть Хасан успокоится. Баба терпеливо внушает ему, что на протяжении нескольких месяцев султан Феса доказывает ему свою верность: исправно платит подати, ведет себя почтительно, всегда готов прийти на помощь и поделиться множеством блестящих идей.

— Ты не веришь, что человек может стать лучше! — говорит он. — Вот погоди немного, сынок, и сам убедишься, что султан нам настоящий друг.

И действительно, войско Аруджа беспрепятственно вступает на территорию султаната Феса. Необходимый провиант доставляется вовремя, людей размещают вполне прилично. Пригнали обещанных лошадей. Вот только гонцы почему-то не вернулись. Все остальное идет гладко.

Но наступает момент, когда праздничное настроение Аруджа улетучивается.

Накануне дня, когда по принятому всеми решению войска Аруджа и султана Феса должны были соединиться, султан явился зеленый, как сморщенный недозрелый лимон, до смерти напуганный и с таким видом, будто кто-то за ним гонится, хотя находился он на собственной земле и был под охраной личного эскорта.

Не заметивший ничего странного, Арудж-Баба издали громко и радостно приветствовал его:

— Дорогой мой друг, да ты, я вижу, прибыл заблаговременно!

Хасана раздражает, что Арудж-Баба рассыпается в любезностях перед султаном. С каких это пор султан Феса стал ему дорогим другом? А тут еще Баба, склонившись к уху Хасана, шепчет:

— Видал? Он явился с поклоном!

— Вот именно, султан что-то слишком уж угодлив, а это дурной признак.

Между тем султан Феса спешился на довольно большом расстоянии и чуть ли не распластался на земле в чрезмерно глубоком поклоне.

— А льва-то мы приручили.

— Султан Феса не лев, а шакал. Что в нем ото льва?

— Смотри, какая прекрасная грива! — весело замечает Баба, указывая на рыжий дорожный плащ султана, все еще склоненного в подобострастном приветствии: широкий плащ задрался и действительно осеняет его голову, как грива.

Но поскольку гость словно прирос к земле, Баба наконец не выдерживает:

— Поднимись же, иди сюда!

Взгляд у Аруджа острый, как лезвие кинжала, а султан смотрит как-то слишком смущенно, и вид у него неуверенный. Сделав два шага вперед, он нерешительно начинает:

— Тяжко мне говорить, Арудж-Баба. Дурную весть принес я тебе, прости.

Люди, сопровождающие султана Феса, остались на конях, и вид у них совсем не такой удрученный и покорный, как у их хозяина. Готовые в любую минуту сорваться с места, они внимательно оглядывают лагерь.

— Ты что, проиграл свое войско?

Не дожидаясь ответа, Баба приказывает Ахмеду Фузули принять гостей с почетом. Слова звучат церемонно, но тон их не вызывает сомнений: ясно, что с гостей нельзя спускать глаз.

— Поднимайся же. Иди сюда, поговорим.

Арудж-Баба заходит в свой шатер, за ним следуют султан Феса и принц Хасан.

Баба весь подается вперед и стоит скрестив руки на груди, вернее, придерживая серебряную руку настоящей.

— Ты не привел с собой войско. В этом и состоит твоя дурная весть?

— Мое войско в твоем полном распоряжении, и я благословляю судьбу, что могу оказать помощь могущественному и знатнейшему Арудж-Бабе. Но у нас случилась беда.

Начав разговор издалека, султан Феса возносит хвалу небу.

— Переходи к делу. Значит, это Ибрагим не желает давать нам свое войско? У него нет больше солдат?

— Они предали нас.

Султан Феса признается, что он по глупости попался на удочку Ибрагима и испанцев.

— Какое отношение испанцы имеют к Ибрагиму? Садись и выкладывай все начистоту.

Султан Феса опускается на ковер, где уже сидят Арудж-Баба и Хасан.

Оказывается, войско у Ибрагима есть, и к тому же многочисленное и хорошо обученное. Дело в другом. Вся беда в том, что на Ибрагима не приходится больше рассчитывать, так как он заключил союз с испанцами и обязался заманить Аруджа в глубь своей территории. И теперь испанские гарнизоны ждут их во всеоружии. Ибрагим обманщик!

— Вот так, Арудж-Баба. Главное, что мы, к счастью, вовремя раскрыли предательство.

Все это султан выпалил одним духом, словно свалил камень с души.

— Ничего себе «к счастью»! Зачем же ты затащил меня так далеко?

Баба весь напрягся и смотрит на султана, как изготовившийся к прыжку хищный зверь.

Султан Феса не пытается смягчить свою вину, он готов головой поплатиться за свое простодушие, но Ибрагим казался ему таким надежным человеком — они не раз вместе участвовали в битвах, обмениваются подарками, успешно торгуют друг с другом. Должно быть, испанцы силком заставили Ибрагима заключить с ними кабальный договор или очень уж много ему заплатили. Их цель — измотать силы Аруджа и султана Феса в мелких стычках с солдатами гарнизонов, которые испанцы буквально набили провиантом, людьми, порохом и новыми пушками, чтобы потом без труда нанести решающий удар. Султан Феса говорит, что получил сведения об этом из самих гарнизонов, где у него есть свои люди.

— Выходит, на протяжении многих лет гарнизоны испанцев были совсем не бессильными?

— Но именно это говорили наши осведомители.

— Значит, раньше твои осведомители спали и только теперь проснулись? Так, что ли?

Султан Феса снова бухается на колени и бьет себя кулаками в грудь. Каким глупцом он был! Но то, что испанские гарнизоны давно пребывали в запустении, — сущая правда. Есть доказательства, что восстановительные работы там были проведены недавно и в полной тайне.

— Кому нужны осведомители, которые не раскрывают никаких тайн? Обычные известия приносит даже ветер.

В шатер робко заглядывает фуражир — ужин готов. Баба встает и пробует лезвие огромного ножа. Султан Феса не знает, подниматься ему или покорно ждать роковой минуты. Он даже дыхание затаил.

— Пошли. Ты что, есть не хочешь? Твоя голова мне пока не нужна. Предпочитаю резать жареную баранину.

Нельзя тревожить войско дурными вестями. Пусть сегодня все будет как обычно: солдаты и офицеры вместе поужинают под открытым небом. Похоже, что к Аруджу вернулось его спокойствие и уверенность.

— Твоего друга Ибрагима мы оставим с носом: ему не удастся заманить нас в ловушку. Мы не станем до времени атаковать испанские гарнизоны. Надо подождать.

Отказываться от ужина ни к чему: на пустой желудок никакой военной проблемы не решить, лучше уж не сопротивляться дразнящим запахам, долетающим с площадки, которая находится в самом центре лагеря. Принятие решений придется отложить на потом. Каждый ведет себя как того требует церемониал.

Султана Феса проводят в шатер, где слуги уже приготовили все, чтобы он смог смыть с себя дорожную пыль.

Аруджу сейчас не до омовений, он должен все хорошенько обдумать. И выпустить пар, чтобы на людях казаться совершенно спокойным и невозмутимым.

— Мне бы его не розовой водой омывать, а окунуть в кипящее масло. Я могу прикончить его самого и перебить весь его эскорт, но что это даст? Нужно выведать у него, куда он метит. Ведь ясно, что он лжет! Наверно, сам в сговоре с этим Ибрагимом. И еще ревнует, не хочет, чтобы всем руководил я. Ты не согласен со мной? Говори.

Вся эта история с Ибрагимом, с его наемным войском и с испанскими гарнизонами, которые раньше были заброшены и сами так и просились в руки, как перезревшие плоды, а сегодня кишат солдатами и оснащены оружием, — конечно же сказка. Хасан в нее никогда не верил, и Аруджу это известно.

— Проще всего поехать и самим посмотреть на твоего Ибрагима. Сесть на коней и через несколько суток получить все сведения из первых рук. По пути можно заскочить в один из испанских гарнизонов, раз уж они задержали у себя наших гонцов. Нужно положить конец этому безобразию. Я готов отправиться немедленно.

Баба с грустью смотрит на Хасана и бьет себя кулаком по лбу, словно хочет размозжить себе голову:

— Что за дурья башка, никуда больше не годится. Взяла за привычку парить в облаках!

С этими словами Арудж-Баба подходит к сыну и кладет ему руку на плечо. Он боится отпускать Хасана в такое рискованное путешествие и вообще больше не намерен с ним расставаться.

— Ты должен остаться со мной.

Впрочем, если Ибрагим и султан Феса в сговоре, о чем теперь догадывается и Арудж-Баба, к гостю нужно отнестись с особым вниманием, чтобы не стать игрушкой в его руках. Он не должен почувствовать, что его обман раскрыт, до тех пор, пока не изойдет желчью и сам не обнаружит свое предательство.

— Пошли ужинать, сынок. Поднимается ветер, и нужно поторапливаться, чтобы не есть баранину с песком.

Но все равно ужинать приходится под аккомпанемент песчаной бури.

Едва вертела остановили и начали нарезать жареное мясо, как прибыли еще два человека с новыми посланиями. Увы, дурным новостям конца не было.

Осведомители сообщали, что испанские суда вот-вот нападут на Алжирский порт, который, по мнению испанцев, из-за похода Аруджа в западные земли остался оголенным.

Бейлербей резко оборачивается. Донесению он не верит, хотя страшно разозлен. Не верит потому, что если бы испанцы задумали напасть на Алжир, Хайраддин уж конечно бы об этом знал и предупредил их.

Но султан Феса продолжает терзать его душу, как злобный носорог терзает своим рогом пробитую шкуру противника. Правда, послания Хайраддина могли перехватить. Баба столько раз менял место своего лагеря, что гонцам из Алжира было не так уж просто добраться до него, минуя всевозможные засады.

План операции разработан испанцами так, чтобы взять берберов в клещи, уверяли осведомители, одновременно с судами из Орана в сторону Алжира двинулось многочисленное войско под командованием маркиза де Комареса.

— Комареса?

— Это новый губернатор, — поясняет гонец, вручая своему султану запечатанный пакет.

Арудж-Баба потрясен. Он не знал, что Комарес теперь губернатор Орана. Если в этом деле замешан Комарес, то известие о готовящемся нападении на Алжир вполне правдоподобно.

Кроме того, в пакете, распечатанном султаном Феса, оказывается готовое тому доказательство — послание, собственноручно написанное маркизом де Комаресом королю Испании. В послании содержатся отчет губернатора о положении дел в оранском гарнизоне, сведения о численности войска, готового к операции, и гарнизона, остающегося защищать крепость и порт, а также указываются суммы, необходимые для выплаты солдатам, покупки лошадей и провианта, намечается дата начала похода на Алжир и сроки его осады, подсчитывается, сколько может понадобиться людей, снаряжения и продовольствия в случае, если война затянется.

Арудж-Баба возвращает султану послание маркиза Комареса и принимается за свой кусок баранины. Остальные пытаются следовать его примеру, но аппетит у всех уже пропал. Султан Феса больше не притрагивается к еде. Арудж-Баба, как примерный хозяин, осведомляется, не слишком ли пережарено мясо, и выжимает сок из двух больших апельсинов на почти нетронутую баранью ножку, лежащую перед его сотрапезником.

Несмотря на все старания Аруджа, берберские воины поняли, что дело принимает серьезный оборот. Ужин продолжается при всеобщем молчании, никому больше не хочется ни шутить, ни спорить.

С почти оголенных вертелов на тлеющие угли стекает жир, распространяя вокруг неприятный запах.

— Полейте жаровни шалфейной водой.

Баба так внимателен ко всяким пустякам, словно его совершенно ничто не беспокоит.

— У тебя есть какое-нибудь предложение? Скажи, что ты советуешь нам делать? — обращается он к султану.

Султан Феса смущен: кто он такой, чтобы давать советы самому Аруджу, великому монарху и выдающемуся стратегу, но понемногу бейлербею все же удается вытянуть из него кое-какие сведения. Лиха беда начало, а потом речи султана становятся похожи на поток, прорвавший плотину. План действий, по его мнению, абсолютно ясен. Он считает, что Арудж-Баба должен завтра же двинуться в обратный путь, к Алжиру, а сам он, позаботившись об отправке союзников по домам, повернет со своим войском на Оран, чтобы отвлечь на себя выступившие из города силы испанцев. Таким образом, Арудж-Баба сможет без помех поскорее добраться до Алжира. Он укажет ему самый надежный маршрут и прямо сейчас готов наметить пункты, где можно будет пополнить запасы продовольствия и воды и сменить лошадей. В каждом из этих пунктов Аруджа будут ждать замечательные сытые и лоснящиеся мавританские скакуны, чтобы он вернулся домой: Алжир нуждается в нем.

Забота султана Феса о спасении Алжира полностью реабилитирует его в глазах Аруджа.

«Это настоящий друг, — думает он, — и как только я мог заподозрить его в сговоре с мерзавцем Ибрагимом. На него вполне можно положиться, он не лжет».

Да и вообще, время ли сейчас думать о каком-то Ибрагиме, о завоевании всего побережья, о судах, везущих золото из Новых Индий? После того как Баба увидел письмо Комареса, у него на уме только одно — поскорее вернуться домой, защитить Алжир — жемчужину его царства.

Хасан же не верит ни россказням о возможном нападении на Алжир, ни хитрым уловкам старого Ибрагима, решившего заставить Аруджа порвать договоры с иноземцами. Не верит он и в показную лояльность султана Феса.

Поднимается ветер, поначалу чуть сильнее обычного бриза. Но не успевают люди укрыться, как он превращается в ураган. Побросав еду, все торопятся укрепить шатры и палатки двойными и тройными растяжками. Одни палатки приходится снять вообще, другие опустить. Животные, привыкшие к превратностям погоды, плотно сбиваются в загонах — так легче выдерживать натиск бури. Быстро темнеет, завеса погустевшего от песка воздуха обволакивает лагерь и отрезает его от обширной долины. Гости просят разрешения отправиться спать, и их проводят в хорошо укрепленные шатры. В знак вежливости — и из осторожности — за ними устанавливают наблюдение. Завывания бури поглощают все остальные звуки.

— Султан Феса готовит нам западню, — говорит Хасан, пытаясь втолковать Аруджу, что трюк султана хорошо подготовлен. Поскольку история с гарнизонами не дала нужного результата, враги решили заставить Аруджа изменить маршрут и таким образом заманить его в ловушку. До ужина и Аруджу поведение союзника казалось сомнительным, но сейчас бейлербей словно опять ослеп. Хасан уверен, что султан Феса и маркиз де Комарес действуют заодно: ведь именно в Алжире они и познакомились.

Арудж-Баба не согласен с принцем. Если бы султан Феса был замешан в этом деле, зачем бы ему предупреждать о грозящей Алжиру опасности?

— А затем, что никакой опасности и нет.

Не может быть, считает Хасан, чтобы испанцы располагали на этой территории силами, позволяющими отразить нападение противника на все свои гарнизоны, как утверждал султан перед ужином, и в то же время отправить целый флот с войском на захват Алжира. И это при том, что в империи не прекращаются беспорядки, одна за другой снаряжаются экспедиции в Новые Индии, турки вот-вот захватят принадлежащие Габсбургам земли на границе Восточной Европы.

Но Арудж-Баба не признает никаких резонов. Намеченный султаном путь к спасению кажется ему ловко придуманным и надежным. Чтобы двигаться форсированным маршем, берберам не обойтись без помощи, а если султан Феса готов эту помощь оказать, зачем же от нее отказываться?

А союзники? Как можно бросить их вот так, без провианта, оружия, командиров? Они же не смогут ни следовать за войском Аруджа, ни оставаться на чужой земле.

Аруджу этот вопрос тоже небезразличен. Конечно, султана Феса не причислишь к защитникам слабых, это он допускает. Тут Хасану, пожалуй, удалось поколебать нелепое доверие, с которым Арудж-Баба упорно принимает советы султана Феса, будто некий якорь спасения. Чтобы не оставлять союзников в руках султана, бейлербей готов даже разработать свой встречный план. Больше того, поскольку султан Феса всегда был ему антипатичен, у Аруджа даже мелькнула мысль, не сняться ли берберам под покровом ночи, оставив султана истекать желчью от ярости. Но так как бейлербей не сомневается ни в подлинности письма маркиза де Комареса, ни в том, что Алжиру грозит нашествие врагов, он не желает делать ничего, что могло бы сорвать своевременную помощь Алжиру.

На рассвете они сделают вид, будто следуют планам султана. Баба с Хасаном выедут в указанном им направлении. А Ахмед Фузули вместе с союзниками и со своим войском останется в лагере с официальным заданием подготовить грузы для арьергарда. Но как только султан Феса уедет в Оран, Ахмед отправит самых слабых союзников по домам, снабдив их всем необходимым, а главное — постарается выяснить, правдивы ли заверения султана, или он вообще все выдумал.

По пути к указанному султаном первому пункту, где можно пополнить запасы провианта, Аруджа и Хасана не подстерегает опасность, так как дорога петляет по открытой, не подходящей для засад местности, населенной дружественными племенами, а дети вождей этих племен живут в Алжире на положении гостей и, как водится, в какой-то мере считаются заложниками. Эмиссары султана Феса, естественно, получат все основания передать хозяину, что дела идут по предначертанному им плану. Таким образом, лазутчики первые окажутся жертвами собственного обмана.

Зато следующая часть маршрута пройдет немного южнее. Там у них назначена встреча с Ахмедом Фузули. Отклонение от курса можно будет объяснить тем, что они немного сбились с пути.

Яростный ветер продолжает взвихривать песок и задувать огни. Поскольку тронуться в путь предстоит на рассвете, всем велено лечь спать в укрытых от ветра местах. Не спят только дежурные по лагерю и дозорные, которых по приказанию Аруджа выбрали из самых надежных людей.

Животные ведут себя спокойно, но, если буря не уляжется, они не смогут как следует отдохнуть.

— Ну так спойте им колыбельную, — говорит Арудж-Баба на прощание, обтирая лицо куском ткани, смоченным в горячей воде с ароматическими солями. — В любом случае мы выступим на рассвете.