Глава 5

Хьюго Уолтхем сидел в библиотеке у окна за секретером и машинально постукивал концом пера для письма.

Английский парк за окном был залит ослепительным солнечным светом. В центре его располагался бассейн с золотыми рыбками, окруженный мраморными нимфами в весьма соблазнительных позах, в дальнем конце находилась беседка, искусно оплетенная огромным количеством вьющихся роз — пышных и ароматных.

Но Хьюго Уолтхем ничего не замечал. Он смотрел невидящим взглядом на залитый солнечным светом сад, на лбу залегла суровая складка, лицо было таким же сумрачным, каким бывает мартовское утро. Внешне он был приятным, несмотря на то, что нос у него был слишком длинным, а подбородок — слишком узким для того, чтобы этого человека можно было назвать красивым; но было в его лице нечто притягательное. Ему можно было доверять, он был порядочным человеком, а то, что он обладает незаурядным умом, — выражало его лицо.

Хьюго Уолтхем считался интеллектуалом, однако беда заключалась в том, что ум и знания не приносили ему ни пенни. Он был первым учеником в школе и одним из самых многообещающих студентов Оксфордского университета; но жили они со своей овдовевшей матерью скромно до тех пор, пока неожиданно и по чистой случайности он не познакомился со своим кузеном, герцогом Мелинкортским.

После этого жизнь Хьюго резко изменилась. Следует сказать, что в то время герцог совершенно отчаялся найти подходящего человека, который был бы способен управлять его повседневными делами, следить за ведением домашнего хозяйства, просматривать счета и которому можно было бы полностью и безоговорочно доверять.

Деловые качества герцог Мелинкортский искал и в тех людях, которых нанимал.

За год до того, как Хьюго появился в родовом имении Себастьяна Мелинкорта, герцог уволил трех секретарей, но с того момента, как его кузен занял это место, все дела пришли в полный порядок. Хьюго Уолтхем тоже был счастлив как никогда прежде в своей жизни.

Теперь он получил возможность поселить свою мать в комфортабельном доме в Бате , где она и провела в довольстве три оставшихся года своей жизни, болтая с дамами своего возраста о «добрых старых временах»и осуждая «современную молодежь». У него появилось время для чтения и для продолжения исследований, которыми он занимался еще в Оксфорде; но самое главное — это то, что теперь он находился среди людей своего круга. До тех пор, пока для Хьюго Уолтхема не настали дни бедствий и лишений, он никогда не задумывался, как много может значить для человека потеря привычного окружения. Но теперь друзей у него было даже в избытке.

В Мелине, родовом поместье герцога Мелинкортского постоянно устраивались приемы, в свою очередь, герцог принимал приглашения на подобные приемы в домах друзей и знакомых. В данный момент Хьюго предстояло просмотреть кипу визитных карточек, которая постоянно накапливалась на столе в гостиной, чтобы понять: в Париже его светлость ждут приемы, и с этим обязательно надо что-то делать.

Герцог доверял ему безоговорочно.

— Я пригласил сорок человек на обед, который состоится сегодня вечером, Хьюго, — мог сказать Себастьян Мелинкорт, зная, что, когда соберутся гости, он не будет разочарован ни предложенными блюдами, ни увеселениями, которые последуют за пиршеством. И только иногда извиняющимся тоном Хьюго мог пробормотать:

«Если бы только вы дали мне немного больше времени!»— в том случае, когда герцог изредка позволял покритиковать устроенную своим кузеном встречу. А сейчас Хьюго Уолтхем беспокоился.

Дверь в комнату открылась, и он стремительно обернулся, однако увидел не высокую, широкоплечую фигуру, как ожидал, а призрачное видение в бледно-голубом атласе и розовых лентах. Тщательно сделанная прическа обрамляла прелестное улыбающееся личико, а над ним возвышалась круто изогнутая шляпа, украшенная страусовыми перьями и кружевами.

— Что, еще не приехал? — спросило видение.

— Нет, еще не приехал, леди Изабелла, — ответил Хьюго, поспешно встав из-за стола.

— Даже представить себе не могу, что с ним могло случиться. Он всех нас заставил мучиться неизвестностью, хотя, без сомнения, просто приударил за какой-нибудь темноокой мадемуазелью, да и забыл о нашем существовании.

— Посол уже два раза спрашивал о его светлости, — удрученно проговорил Хьюго.

Видение прошлось по комнате и уселось на диван; пышная юбка раскинулась вокруг ее талии, головка дамы немного откинулась назад, когда она, изучая свою внешность, бросила мимолетный взгляд в одно из длинных зеркал в позолоченных рамах, что висели в гостиной по обе стороны от камина.

— Когда Себастьян приедет в Париж, я обязательно скажу ему, насколько возмущена его поведением, — самодовольно проговорила леди Изабелла. — Я договорилась, что он будет сопровождать меня на обед, который прошлым вечером давала принцесса де Полиньяк. И когда его не оказалось в нужное время в Париже, я вынуждена была просить лорда Руперта Карстерса сопровождать меня, а тот вел себя на приеме просто безобразно.

— Так ведь Руперт — не любитель парадных обедов, — усмехнувшись, проговорил Хьюго.

— Он доказал это своим поведением, будьте уверены, — резко ответила леди Изабелла. — Я с ума сходила, откровенно говоря, все это на совести Себастьяна. И можете не сомневаться, он обязательно услышит от меня об этом.

— Но ведь, возможно, с ним случилось что-то непредвиденное. Может быть, даже произошел несчастный случай, — проговорил Хьюго, как всегда готовый к защите герцога от любых нападок.

— В этом случае те кареты из его кортежа, которые ехали следом, обязательно обнаружили бы где-нибудь его экипаж, — возразила ему леди Изабелла. — Нет, можете быть уверены, он нашел себе какое-нибудь развлечение и сейчас в полной мере наслаждается им.

Хьюго Уолтхем даже не пытался опровергнуть ее предположения, в присутствии леди Изабеллы Беррингтон он неизменно терял дар речи. Эта женщина, так же как и он, являлась родственницей герцога Мелинкортского по материнской линии и поэтому не была кровной родственницей Хьюго.

Изумительно красивая, крайне избалованная и в то же время — всеобщая любимица Сент-Джеймского дворца , леди Изабелла Беррингтон заслужила репутацию роковой женщины; говорили, что в свой первый сезон при королевском дворе она разбила больше сердец, чем какая-либо другая дебютантка за всю историю. Кроме того, с того самого дня, когда ее забрали из пансиона, о ней начала ходить масса сплетен, которые с тех пор не иссякли.

Можно было определенно утверждать, что она ничуть не старалась заслужить любовь тех, кто в любой момент готов сурово осудить молодость и красоту. Леди Изабелла Беррингтон с пренебрежением относилась ко всяким условностям, к суждениям великосветских престарелых дам, которые считали, что именно они являются примером для молодых, несмотря ни на что, она оставалась самой привлекательной дамой Лондона.

Даже замужество, на которое она решилась, когда ей не исполнилось еще и двадцати лет, не помешало ее успеху. Чарльз Беррингтон был небогатым военным, но происходил из знатного рода. Они были страстно влюблены друг в друга, но ровно через три недели Чарльз отправился на войну в Америку и был убит. Задолго до того, как закончился общепринятый период траура по случаю смерти супруга, Изабелла Беррингтон увлеклась тем, что называли «чудовищной модой».

Она раздражалась, сердилась, негодовала и все-таки всегда оставалась прекрасной. Леди Изабелла мечтала жить так, как ей хотелось, и возмущалась, когда что-либо мешало этому; если в жизни она хотела чего-то добиться, то для достижения этого она проявляла редкостное упорство, а в настоящее время ей по сердцу был Себастьян, герцог Мелинкортский.

— Я могу стать очаровательной герцогиней, — говорила она. — Судя по портретам, которые висят в картинной галерее Мелина, было бы нелишним добавить немного красоты в эту фамилию, а кроме того, мы с Себастьяном вполне могли бы составить очаровательную пару.

— Именно поэтому мы и встречаемся так редко, — обычно отвечал на это герцог немного насмешливо.

— Между прочим, как раз в этом и кроется единственно верная основа супружеского счастья, — победно заявляла Изабелла Беррингтон. — Вы предпочитаете жить в Мелине, а мне бы очень понравился ваш дом на Баркли-сквер , а если б мы были вместе, искренне радовались бы каждой нашей встрече.

— Вы в своих рассуждениях не учитываете одного, — лениво не соглашался со своей кузиной Себастьян. — Дело в том, что я предпочитаю оставаться холостым.

— Ну, разве можно быть таким эгоистом? — возмущалась леди Изабелла, но сколько бы она ни вела подобных разговоров, они ни к чему не приводили, так как Себастьян Мелинкорт только смеялся в ответ на все ее доводы.

Тем не менее леди Изабелла не отказывалась от своих настойчивых попыток. И когда она услышала о том, что герцог Мелинкортский собирается отправиться в Париж, она немедленно выехала туда, преодолев Ла-Манш за несколько дней до того, как прибыл кортеж его светлости. В парижском обществе у Изабеллы Беррингтон было много друзей, и за то короткое время, которое она провела в столице, эта женщина умудрилась получить приглашения на все приемы, на которые был приглашен и герцог, а также и на множество других, от которых его светлость отказался. Французские аристократы всегда отличались неравнодушием к женским чарам, как и английские светские львы. Леди Изабелла постоянно ощущала, что ее преследуют, за ней ухаживают, соблазняют, и была искренне рада фурору, который неизменно производила, стоило ей где-либо появиться.

Она думала, что было бы совсем неплохо, если бы Себастьян убедился, насколько она привлекательна для Других мужчин, и, к ее величайшей досаде, герцога в назначенное время в Париже не оказывается, и ни один человек на свете, даже Хьюго, не имеет ни малейшего представления, где он может быть.

— Я очень обеспокоен, как бы с ним чего-нибудь не случилось, — проговорил Хьюго Уолтхем.

Он неторопливо расхаживал взад и вперед по комнате, говоря эти слова, а глаза леди Изабеллы были неотрывно прикованы к его высокой фигуре, стройность которой подчеркивал камзол из серо-стального атласа. Ей нравился этот человек, хоть Изабелла и считала, что с застенчивыми людьми, как правило, гораздо больше хлопот: постоянно приходится вовлекать их в разговор и заставлять отказаться от множества предубеждений, прежде чем такие люди начинают вести себя естественно и непринужденно.

Но данная ему от природы застенчивость не могла затмить той преданности, с которой он относился к Себастьяну Мелинкорту. «Он чем-то напоминает наседку над только что вылупившимся из яйца цыпленком», — подумала Изабелла Беррингтон и сказала:

— Вы знаете, Хьюго, все-таки Себастьян на редкость эгоистичен и невнимателен. Что касается меня, то я не рискнула бы усомниться даже на минуту в том, что он обязательно опоздает.

— Я отказываюсь верить своим ушам, моя очаровательная кузина, — зазвучал чей-то голос с порога. — Я думал, что вы только начинаете оправляться после траура.

Леди Изабелла вскрикнула от неожиданности, а Хьюго резко обернулся, когда услышал хорошо знакомый голос герцога Мелинкортского. Его светлость стоял на пороге комнаты, улыбался и, как с облегчением отметил Хьюго, казался абсолютно здоровым, хотя в эту минуту его внешний вид несколько отличался от привычной изысканности: шелковые чулки были разорваны в нескольких местах, белые панталоны покрыты пятнами грязи и пылью, пальцы рук, которые он протянул леди Изабелле и Хьюго Уолтхему, были в ссадинах с запекшейся на них кровью.

— Себастьян, где вы были? — спросил Хьюго.

— Ну, как девушка, ничего? — поинтересовалась Изабелла.

— Я задержался из-за того, что один джентльмен, которого вы оба достаточно хорошо знаете, слишком навязчиво предлагал мне свое гостеприимство.

Что-то в его тоне и словах, обращенных к Хьюго Уолтхему и леди Изабелле, подсказало им, что в пути с его светлостью произошло нечто необычное и неприятное.

— Кто же он? — поспешно спросил Хьюго.

— Герцог де Шартре силой доставил меня в свой замок и имел твердое намерение продержать там по меньшей мере неделю, — ответил герцог.

— Герцог де Шартре! — воскликнула леди Изабелла. — Этот несносный человек! В Париже все только и говорят о том, как он собирается погубить королеву. Кроме того, говорят, что Филипп де Шартре замышляет низвергнуть нынешнюю династию и захватить корону.

— Если действительно такова его цель, то меня это не удивило бы, — ответил его светлость. — Хьюго, я ужасно хочу пить. Не найдется ли в этом роскошнейшем дворце, который вы сняли для меня, чего-нибудь выпить?

— Простите, Себастьян, я так обрадовался, вновь увидев вас тут, что забыл обо всем на свете. Тут есть мадера и негус , если вы предпочитаете этот напиток.

— Бокал мадеры, будьте добры, — проговорил герцог. — А как вы, Изабелла, не желаете присоединиться ко мне?

— Что вы, нет, по крайней мере, не в этот час дня, — отказалась Изабелла Беррингтон. — Но давайте продолжим… Что же произошло после того, как герцог де Шартре доставил вас, ваша светлость, в свой замок?

— Совершенно очевидно, что он был очень радушным хозяином, но этот человек запер меня в своем доме, а у меня, видите ли, закоренелая неприязнь к подобным вещам.

— И кто же там был еще? — продолжала свои расспросы леди Изабелла. — Тут ходят всевозможные слухи о том, кто его последняя пассия. Все предполагают, что фавориткой Филиппа де Шартре будет мадам де Бюффон, однако я уверена, что у него и так много женщин.

— В замке герцога мадам де Бюффон не было, — проговорил герцог Мелинкортский. — Там была другая прелестница, но я, к сожалению, сейчас не помню ее имени.

— Ах, Себастьян! Как это все похоже на вас, — с укоризной в голосе попеняла ему леди Изабелла. — Какой бы шумный скандал ни разразился, вы всегда стараетесь как можно скорее забыть о нем.

— Боюсь, что в тот момент все мои мысли были заняты исключительно составлением плана собственного бегства из этого замка, — ответил герцог.

Какое-то время его светлость машинально отпивал маленькими глотками вино из бокала, а затем, взглянув на Изабеллу, проговорил:

— Поскольку вы здесь, Изабелла, то проблема, решение которой было поручено Хьюго, насколько я понимаю, будет успешно разрешена с вашей помощью. Более того, думаю, что она уже решается.

— Вам ведь известно, Себастьян, что я буду только рада сделать для вас что-нибудь приятное, — с наигранной скромностью ответила леди Изабелла.

— Я в этом сомневаюсь, но коль это действительно так, — отрывисто бросил герцог, — то мне очень нужна ваша помощь. Потому что я уже готов был просить Хьюго подыскать спутницу для девушки.

— Спутницу! — воскликнула Изабелла.

Хьюго замер на месте, пристально глядя на своего кузена, и в его взгляде явно читался вопрос.

— Да, спутницу для девушки, — повторил герцог. — Я привез с собой в Париж одну молодую особу, и, в том случае, если она останется в этом дворце, нам обязательно нужно будет найти для нее спутницу, и, желательно, чтобы это была замужняя женщина, кис того требуют нормы морали.

— Так это именно та пара блестящих глаз, которая и задержала ваш приезд в Париж! Я же говорила вам, Хьюго, а вы отказывались мне верить.

— В этом случае вы ошибаетесь, — возразил ей Себастьян Мелинкорт. — Задержка была вызвана исключительно действиями герцога де Шартре, а моя ответственность за судьбу владелицы, как вы сказали, «пары блестящих глаз» наступила до того, как моя карета была перехвачена на дороге.

— Кто она, где вы ее отыскали и что она представляет собой? — спросила Изабелла.

— Вы, Изабелла, задали мне кучу вопросов, — проговорил герцог, — но я прошу вас набраться терпения.

Я решил ответить на все ваши вопросы, так как нуждаюсь в вашей помощи. Хьюго, посмотрите, нет ли кого за дверью.

Недоумевая, Хьюго Уолтхем поспешил выполнить просьбу его светлости. Коридор, который вел из библиотеки в главный зал дворца, был абсолютно пуст, — Никого.

— Вот и отлично! — сказал герцог. — Вы можете подумать, что я проявляю чрезмерную осторожность, но мне навсегда запомнились слова, сказанные однажды моим отцом: «Никогда не ссорься с церковью, Себастьян. Все деятели церкви слишком часто имели дело с грешниками, чтобы допустить мысль, будто в миру есть и порядочные люди».

— А какое отношение ко всему этому имеет церковь? — спросила у него леди Изабелла. — Умоляю вас, Себастьян, ради бога, начните с самого начала!

— Именно это я и намеревался сделать, — ответил о «. — Прошу вас, Хьюго, еще бокал мадеры.

Хьюго приблизился к его светлости с графином вина, и герцог Мелинкортский приступил к своему рассказу. Он поведал внимательно слушающим его леди Изабелле и Хьюго, сидевшим все это время с широко раскрытыми глазами, обо всем, что с ним произошло на парижской дороге, начиная с того момента, когда захромала одна из его лошадей в упряжке на пути в Шантильи, и вплоть до того момента, когда он вошел в библиотеку этого особняка.

— Это совершенно невероятная история! — затаив дыхание, проговорила леди Изабелла, как только Себастьян Мелинкорт закончил свой рассказ — И вы думаете, что кардинал нападет на ваш след, так как он подозревает, что вы каким-то образом причастны к исчезновению той девушки?

— Не знаю, — ответил его светлость. — Вполне возможно, что того священника вполне удовлетворили мои объяснения. Но дело в том, что во дворе гостиницы в Шантильи находился еще один святой отец, который внимательно наблюдал за тем, как мы уезжали из города, и меня не покидает ощущение, что кардинал де Роган обязательно вспомнит при случае о том, что моя карета как раз в интересующее его время останавливалась неподалеку от того монастыря, как только услышит, что неожиданно для всех я представлю парижскому обществу очаровательную особу, которую опекаю и покровительствую.

— Опекаете! — воскликнул Хьюго. — Так вы намереваетесь представить эту девушку в парижском свете именно в этом качестве?

— Да, именно так, — ответил его светлость. — Ведь я должен буду как-то объяснить ее присутствие в моем доме, и что может быть более естественным, чем то, что я прибыл в Париж не просто с моей подопечной, Но и с ее спутницей, которая доводится мне кузиной?

— Я отказываюсь! — воскликнула леди Изабелла. — Я решительно отказываюсь и больше не желаю обсуждать этот вопрос. Вам должно быть достаточно хорошо известно, Себастьян, что меня абсолютно не интересует судьба ваших подружек, кем бы они ни были. Эта девица околдовала вас. Что, она очень хороша?

Герцог рассмеялся:

— Ваше любопытство когда-нибудь вас погубит, Изабелла. Имейте в виду, если вы не согласитесь оказать мне содействие, то должны будете немедленно покинуть этот дом, и я не позволю вам даже мельком взглянуть на эту молодую женщину.

— Что за вздор! Как будто я смогу уйти, если не увижу ее, — презрительно проговорила леди Изабелла. — Хорошо, Себастьян, я буду ее спутницей, но твердо обещаю вам, что, если, не дай бог, вы в нее влюбитесь, я постараюсь превратить вашу жизнь в ад, впрочем, и ее тоже.

— Что вы говорите! Этому ребенку еще не исполнилось и восемнадцати лет, — ответил герцог. — Вы, кажется, забыли, что в прошлый день рождения я отпраздновал свое тридцативосьмилетие. Помнится, вы еще прислали мне подарок, поэтому никак не должны были забыть об этом.

— Говорят, седина в голову, бес в ребро, — загадочно отреагировала на его слова леди Изабелла. — Конечно, все значительно упростилось бы, выйди я за вас замуж.

В этом случае я постаралась бы сделать все для этой беглянки с соблюдением самых строгих правил приличия.

— Даже для того, чтобы помочь этой девушке одержать верх над кардиналом де Роганом, я не могу пойти на это, Изабелла, — ответил герцог.

— Не могу понять, почему вы, Себастьян, так упорствуете в своем нежелании, — со вздохом проговорила леди Изабелла, — но все равно пошлите за ней. Я просто сгораю от нетерпения, когда же увижу вашу протеже.

» Герцог Мелинкортский кивнул своему кузену, и Хьюго потянул за шнурок звонка. Явился дворецкий и объявил, что готов к исполнению распоряжений герцога; ему было сказано, чтобы он послал за Дальтоном, слугой герцога, с распоряжением немедленно явиться к его светлости.

— Хотелось бы заметить по этому поводу, что вы, Себастьян, обладаете фантастической способностью к всевозможным приключениям по сравнению с остальными людьми, — заметила леди Изабелла. — Я проехала от Кале до Парижа без всяких происшествий на всем пути следования, если не считать того, что моя служанка жаловалась на несварение желудка из-за устриц, съеденных ею на нашей первой остановке.

— И у меня тоже не было никаких происшествий, кроме чудовищно высоких цен в гостинице, — согласился Хьюго. — Вы абсолютно правы. Изабелла, должно быть, Себастьян действительно имеет дар привлекать к себе все необычное и удивительное. Но, к сожалению, он, как мне кажется, теперь имеет двух врагов, и каждый из них не уступит другому по своей влиятельности.

— Мне думается, для герцога де Шартре вряд ли окажется возможным организовать преследование после того, как я все-таки выскользнул из его западни, — не согласился герцог. — Что же касается кардинала, то в случае с ним ситуация совершенно иная. Но я тем не менее уверен, что даже такой человек, как он, сочтет для себя недопустимым открыто нападать на кого-либо, кто находится под моим покровительством. Вот почему я стремлюсь побыстрее представить эту девушку в обществе в качестве своей подопечной. Конечно, у кардинала может зародиться немало подозрений на ее счет, до разрешить их — это его задача.

— Да, надо сказать, что сам по себе план недурен, — согласилась с ним леди Изабелла, — но тайна… — Она осеклась на полуслове, так как в этот момент открылась дверь в гостиную и на пороге появился Дальтон.

Подтянутый, одетый с иголочки небольшого роста человек с сединой в волосах, с выражением обеспокоенности на лице, Дальтон, как не раз говорил всем герцог Мелинкортский, был слугой, на которого всегда можно было положиться в трудном и щекотливом положении.

— Добрый день, Дальтон, — поздоровался с ним герцог.

— Очень рад видеть вашу светлость в добром здравии, — ответил Дальтон. — Я ужасно беспокоился и не находил себе места, когда мы, прибыв в Париж прошлым вечером, обнаружили, что экипаж вашей светлости задержался в пути, хотя мы все время полагали, что едем вслед за вами.

— Как видите, я жив и здоров, — улыбнулся герцог. — Мадемуазель Аме наверху? Я сказал слугам в зале, чтобы вам обязательно сообщили о прибытии со мной девушки.

— Я только что разговаривал с молодой дамой, ваша светлость, — ответил Дальтон. — Мы распаковали чемоданы Адриана, но среди его вещей очень мало нашлось таких, которые подходят для девушки.

— Мадемуазель Аме не потребуется одежда Адриана, — успокоил его герцог. — Постарайтесь как можно меньше говорить о девушке со здешней прислугой. Если же возникнет острая необходимость, можете пояснить, что мадемуазель была вынуждена переодеться в мужское платье для того, чтобы выбраться из весьма затруднительного положения, в которое попали мы все. Кстати, проследите, чтобы приготовили покои и для леди Изабеллы. Она переедет и будет жить в этом дворце. Что касается мадемуазель Аме, то относительно нее все распоряжения я отдам сам.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Голос Дальтона был абсолютно бесстрастен, и выражение его лица ничуть не изменилось, пока он выслушивал распоряжения герцога Мелинкортского.

— Если окажется удобным, — продолжал герцог, — попросите мадемуазель Аме спуститься сюда. Мне надо поговорить с ней.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Дальтон ушел.

— Вы весьма категоричны, Себастьян, — надув губы, обиженно проговорила леди Изабелла. — Подозреваю, вы ждете, что я отдам на время этой незнакомой женщине мою собственную одежду, пока она не сможет что-нибудь купить себе.

— До тех пор, пока вы не составите для нее полный гардероб, причем так, как это можете сделать только вы, — поправил Изабеллу герцог.

— Так вот чего вы ждете от меня? — проговорила она, и глаза ее полыхнули огнем.

— Поймите, у этого дитя абсолютно ничего нет, если не считать бархатного костюма, который принадлежал Адриану Корту — изнуренному болезнью юноше; Хьюго, попрошу вас больше не навязывать мне таких слуг.

— Вы сами выбрали его, — удивился Хьюго. — Что касается меня, я с первого взгляда на этого мальчика понял, что он совершенно не годится для работы у вас.

— Я вполне могу обойтись и без пажа, — заметил герцог.

— Ни в коем случае, у вас обязательно должен быть паж, — возразила ему Изабелла.

— Не кажется ли вам, что на данный момент я возложил на вас достаточно много обязанностей? — слегка улыбнувшись, спросил у нее герцог.

— Я смогу ответить на этот вопрос более подробно, если вы немного подождете, — ответила леди Изабелла. — Я не могу полно выразить свои чувства, но уверена — вы что-то скрываете от нас. В эту секунду мое сердце разрывается между желанием, чтобы эта девчонка из монастыря оказалась неотесанной дурнушкой, и нежеланием стать спутницей для кого бы то ни было, чей выход в свет, скорее всего, окажется неудачным. Думаю, вы поступили правильно, когда бросили вызов автократии кардинала. Но в то же время лично для меня выполнение возложенной вами миссии оказывается крайне неудобным.

Говоря это, леди Изабелла притворно зевнула, но глаза ее оставались при этом ясными и любопытными, на основании чего и герцог, и Хьюго поняли, что она с нетерпением ожидает развития событий. Стремительная, всегда готовая совершить какой-нибудь сверхъестественный поступок, остро реагирующая на любую несправедливость, Изабелла Беррингтон любила все необычное.

В данном случае герцог исключил вариант, что она могла бы отказаться от его просьбы, если не считать одного обстоятельства. Его беспокоило лишь то, что она могла сказать, увидев эту девушку, если были хорошо известны планы этой женщины относительно герцога, но затем, как бы в ответ на не высказанный им вопрос, раздался тихий стук в дверь.

Не задумываясь, кто бы это мог быть, Хьюго произнес:

— Войдите!

Дверь открылась, и вошла Аме.

Она сняла свой бархатный камзол и отыскала в гардеробе Адриана халат из темно-зеленого атласа со стеганым воротником и манжетами более светлого оттенка!

Когда Дальтон передал ей пожелание герцога, девушка поспешила накинуть этот халат и, не чувствуя под собой ног от счастья, поспешила спуститься вниз, чтобы выполнить его распоряжение.

Она уже причесала свои волосы, очистив их от последних остатков пудры, так как большую часть этой пудры по пути развеял ветер. Освободившись от связывающих их лент, волосы девушки красновато-золотистого оттенка, переливаясь, свободно ниспадали на плечи в восхитительном беспорядке, мягкие волны обрамляли ее маленькое личико с ярко-синими глазами, которые были прикованы к герцогу с того момента, как девушка вошла в комнату, и, казалось, светились счастьем от того, что она может видеть его.

Аме быстро пересекла комнату, в спешке даже не взглянув на Хьюго и Изабеллу.

— Вы посылали за мной, монсеньор? — спросила она.

Девушка казалась такой маленькой и совеем юной, но тем не менее было в ее лице нечто такое, что подсказало обоим наблюдающим: сердечко ее сильно бьется от чувств, которые нельзя назвать детскими. Герцог взял ее за руку.

— Аме, я хочу представить вас моей кузине и моему кузену, — проговорил он тоном, который отчасти был похож на суровый отеческий. — Этот джентльмен — Хьюго Уолтхем, о котором вы уже слышали от меня.

Аме присела в реверансе.

— Дама, — продолжал герцог, — леди Изабелла Беррингтон, которая приехала сегодня сюда, чтобы вы смогли выезжать в ее сопровождении.

Девушка обернулась к леди Изабелле и увидела, что дама сидит на диване с настороженным видом, на лице были написаны противоречивые чувства: любопытство и, пожалуй, враждебность.

— Ах, вы согласились на это, мадам? — взволнованно воскликнула девушка, приседая в реверансе и делая затем несколько шагов, чтобы встать рядом со стулом леди Изабеллы. — Но я обязательно должна предостеречь вас перед тем, как вы примете окончательное решение, так как эта роль может доставить вам массу беспокойства.

Кардинал — могущественный человек, а те святые отцы, которые явились в монастырь, чтобы сообщить его волю: я немедленно должна была принять постриг, сильно напугали меня. А когда я увидела их еще раз — это случилось, когда я спряталась в гостинице в Шантильи, — они показались мне похожими на птиц, угодивших в западню.

Если вы, мадам, боитесь иметь дело с такими людьми, то я обязательно должна предостеречь вас и посоветовать не впутываться в мои дела. Я доставила много хлопот монсеньору; но он отважный, удивительно смелый и галантный, он говорит, что на эти неприятности не стоит обращать внимание.

Девушка умолкла, но едва дышала. Герцог с удовлетворением отметил для себя, что теперь леди Изабелла окончательно и безоговорочно повержена. Аме, даже не зная всех обстоятельств, смогла выбрать наилучший путь для того, чтобы заручиться ее симпатиями, когда предостерегла леди Изабеллу от грядущей опасности.

Живя среди людей своего круга, леди Беррингтон умудрялась находить для себя ситуации, сопряженные с опасностью. Казалось, что рискованные происшествия в ее жизни нечто вроде специй в кулинарии. Даже будучи в том возрасте, когда свое поведение женщина должна особенно контролировать, она ухитрялась ходить по лезвию ножа, находясь на грани дозволенного, участвовала в рискованнейших проделках, выходивших далеко за рамки условностей.

Сейчас затевалось нечто такое… Она чувствовала собственным сердцем, ее ждало настоящее приключение с острым привкусом опасности, и леди Изабелла ни за что и никогда не отказалась бы от участия в нем, даже если бы ей обещали за отказ сказочные сокровища Востока.

Изабелла Беррингтон взглянула на Аме, медленно встала с дивана и проговорила:

— Будьте вы прокляты, Себастьян, но это дитя просто очаровательно. Я ревную, я охвачена дьявольской ревностью, но кардинала не боюсь — я вообще никого не боюсь.

Она протянула обе руки Аме.

— Вы, милая, еще увидите Париж, все поймут, что не видели подобного уже в течение многих лет, — проговорила она. — Но сначала нам обязательно требуется запастись одеждой — прекрасной, обескураживающей. Заодно немножко приуменьшим состояние нашего дорогого Себастьяна.

Аме тут же обернулась к герцогу.

— А вы уверены, монсеньор, что ваши средства позволяют делать такие траты? — спросила она.

Изабелла даже вскрикнула от восторга:

— Вы, дитя мое, волнуетесь о том, хватит ли у него денег на ваши тряпки? Да ведь этот человек богат как Крез! Вы были достаточно умны, дорогая, чтобы прыгнуть в карету миллионера, когда спустились по монастырской стене.

— Тогда я думала только о том, — проговорила девушка своим мягким, тихим голосом, — как мне повезло. Ведь я могла встретиться с каким-нибудь ужасным человеком, от кого мне пришлось бы защищаться с помощью кинжала. И вдруг вместо всего этого я встречаюсь с монсеньором!

Девушка умолкла, но больше ни о чем ей и не требовалось говорить. Тем, кто слушал сейчас Аме, было совершенно ясно, какие чувства испытывает девушка, как дрогнул ее голос, когда произносила она эти фразы, казалось, что она говорит о самом святом для себя, о чуде, которое произошло.

Взглянув поверх головы девушки. Изабелла встретилась взглядом с герцогом. В ее глазах отражалось лукавство, а затем, к своему удивлению, она заметила то, чего никогда прежде во взгляде своего кузена не видела. Возможно, ей показалось, но в нем читалась мольба. Решить, так ли это, леди Изабелла не успела и обняла девушку за плечи.

— Пойдемте, милая, нам с вами предстоит еще масса дел. Я пошлю к себе и распоряжусь, чтобы сюда прислали мою одежду, а затем мы с вами отправимся по магазинам за покупками. Но портные должны явиться сюда, во дворец; также парикмахер и мадам Рози Бертин — больше никто на свете не обладает подобным вкусом, хотя можете быть уверены, что никто на свете не осмеливается и назначать такие чудовищные цены!

Аме и леди Изабелла уже почти подходили к двери, когда девушка обернулась и, проскользнув под локтем у Изабеллы, поспешно вернулась к герцогу.

— Когда мне можно будет вновь спуститься сюда и увидеть вас? — спросила она с настойчивостью в голосе. — Вы ведь не покинете этот дом, не повидавшись со мной?

— Вы будете получать сведения о всех моих перемещениях, — ответил его светлость. — Но моя кузина совершенно права — прежде чем мы сумеем что-либо сделать, вам обязательно нужно одеться соответствующим образом.

Он взглянул на маленькие босые ноги Аме; говоря последние слова, на ее розовые пальцы на пестром, украшенном гирляндами роз обюсонском ковре, а затем вновь перевел взгляд на белую шею, выглядывающую из складок халата Адриана Корта.

Аме тихо рассмеялась.

— Вы правы, монсеньор, — согласилась девушка без тени смущения в голосе. — Едва ли я смогу показаться при королевском дворе в таком виде, не правда ли?

Затем она мило улыбнулась ему, вновь быстро пересекла комнату и грациозным движением придержала дверь для леди Изабеллы, которая следовала за ней.

Потом, бросив прощальный взгляд на герцога, вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь.

— В самом деле, Себастьян, думаю, что вы выходите за рамки всякой терпимости! — воскликнул Хьюго.

Герцог удивленно взглянул на него.

— Что вы имеете в виду?

— Как раз то, что сказал. Вы что, совсем лишились рассудка, если совершаете такие действия, да еще в такое время?

— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите сейчас, — резко ответил герцог.

— Да, по-видимому, — со вздохом согласился Хьюго. — Вы, Себастьян, верно, забыли о том, что перед поездкой в Париж посвятили меня в свои дела и рассказали о настоящих причинах вашего визита во французскую столицу. Я обещал тогда во всем помогать вам, а сейчас уже проделал необходимую подготовку, которая тем или иным образом обязательно должна облегчить нам выполнение поставленной задачи. Сегодня вечером вы обедаете с графом де Верженом, министром иностранных дел.

Завтра в Версале дают бал, на который приглашены и вы.

Послезавтра вам обещана частная аудиенция у графа Кройтца, шведского министра. И это лишь малая часть тех приглашений, которые я устроил для вас. В следующие дни программа встреч будет более насыщенной. Как же вы можете в такой ситуации тратить свое время, рассеивать внимание на такие безделицы, которые к тому же грозят опасностью и открытым столкновением с кардиналом де Роганом?

— Не считаете ли вы, что я должен был оставить Аме да произвол судьбы? — сухо спросил герцог.

— Нет, ни в коей мере, — возразил ему Хьюго. — Коль вы заинтересованы в судьбе этого дитя, что для меня лично представляется совершенно очевидным, можно было бы отослать ее в Англию. Там она находилась бы в относительной безопасности и могла остаться в Мелине до тех пор, пока вы не вернулись бы домой и не решили, как наилучшим образом устроить будущее этой девушки.

Герцог вздохнул:

— Вы, Хьюго, в высшей степени рассудительный человек и столь же прозаичны, без малейшей искры воображения в своих замыслах.

— Воображение будет препятствовать выполнению действительно важнейшей миссии и заставит вместо этого участвовать в интриге, которая ничего, кроме вреда, вам не принесет. Буду считать ошибкой оказание даже минимальной помощи кому бы то ни было, да, до тех пор я буду оставаться прозаичным, — возразил герцогу Хьюго Уолтхем. — Но, ради бога, Себастьян, взвесьте все «за»и «против», оставьте эту дикую идею. Безусловно, Аме чрезвычайно мила, а это, по моему убеждению, является еще одной причиной, почему вам следует всеми путями избегать быть втянутым в ее дела. Предположим, что вас обвинят в насильственном похищении монахини из французского монастыря? Предположим также, что лично мне представляется весьма вероятным, что она, сама не зная того, является подставным лицом кардинала де Рогана? Как вы думаете, что будет сказано по поводу ваших действий? Вы, ваша светлость, являетесь обладателем известного и славного имени, — продолжал Хьюго, — в вашем положении при английском дворе несете огромную ответственность, пренебрегать которой недопустимо; кроме того, вы, о чем известно только вам и мне, являетесь доверенным лицом премьер-министра при французском дворе. Забыть обо всем этом было бы величайшей глупостью, Себастьян. Поэтому отошлите девушку в Англию и направьте все свои усилия на выполнение той задачи, которая действительно представляется важной.

— Мой дорогой рассудительный и непоколебимый Хьюго, как все правильно вы говорите сейчас, но я не собираюсь следовать вашим советам! Как часто я напоминал вам о том', что все попытки управлять моей волей и ограничивать мое поведение узкими рамками целесообразности обречены на безоговорочный провал. Я называл вас «моя совесть», но в этом случае, как, впрочем, и во многих других, я собираюсь поступать так, как считаю нужным.

— И очень прискорбно, — сухо заметил Хьюго, — но поскольку, как вы сами только что упомянули, я являюсь вашей совестью, то должен поговорить по этому поводу более подробно. Неужели вы действительно считаете, что девушке пойдет на пользу, если в свет ее вывезете именно вы, Себастьян? Вы заставляете меня говорить откровенно, Себастьян, для такой невинной девушки, как Аме, вы не можете служить ни защитником, ни кем-либо еще, как бы вы ни называли себя. Вы живете полной жизнью, — продолжал Хьюго Уолтхем. — Но это — ваша собственная жизнь, и вы вольны поступать так, как считаете нужным; только учтите, что вы, Себастьян, — человек с ужасной репутацией, и в немалой степени из-за своих связей с женщинами.

— Ну и что из этого? — вызывающе спросил герцог.

Хьюго прошелся по комнате и остановился у камина; постоял некоторое время, глядя на каминную решетку.

Затем, будто набравшись храбрости, он медленно проговорил:

— Мне нравится говорить о чем-либо, пока я абсолютно не буду уверен в правильности своих суждений, но у меня сложилось впечатление, что это дитя наверняка влюбится в вас.

Герцог рассмеялся:

— Мой дорогой Хьюго, но ведь это так очевидно Помните, что девушка находится в моем обществе с позавчерашней ночи. И я стал для нее первым мужчиной, с которым она осталась наедине, первым неженатым и подходящим мужчиной, которого она увидела в жизни.

Она влюбилась в меня буквально через десять минут после нашего неожиданного знакомства на парижской дороге. А чего же еще можно было ожидать от нее?

— Ну а вы? — спросил Хьюго.

— Это дерзкий вопрос, но исключительно из-за того, что искренне вас люблю, я вам все-таки отвечу на него.

Запомните, Хьюго, я никогда и никого в своей жизни не любил. Впрочем, нет, все это не совсем так. Много лет назад, когда я был еще совсем молод и простодушен, я влюбился в одну женщину редкой красоты, — признался герцог. — Но эта женщина не оправдала моих ожиданий, — продолжал его светлость. — Достаточно будет сказать, что мне стало ясно тогда — обожание и поклонение, которыми я окружил ее, оказались целиком и полностью неуместными. И тогда я поклялся себе, что больше не полюблю ни одной женщины на свете. С того момента все женщины стали игрушками для меня, приятно провести Время, отвлечься от более серьезных и трудных проблем, которые постоянно лежат на плечах каждого мужчины. Так что, Хьюго, по поводу меня можете совершенно не беспокоиться. Я не влюблюсь в какого-то найденыша из захолустного французского монастыря, точно так же, если это вас волнует, я не собираюсь соблазнять эту бедную невинную девушку, которая так нуждается в моей защите.

— Но тогда почему вы принимаете такое участие в ее судьбе? — не унимался Хьюго.

Герцог пожал плечами.

— Думается, единственным человеком, который мог бы ответить на ваш вопрос, является сама Аме, — ответил герцог. На губах его заиграла улыбка. — Она была чертовски настойчивой.