Книга: Прекрасная монашка
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7

Глава 6

Кардинал де Роган зевнул, почувствовав себя непринужденно в собственной карете.
— Для того чтобы добраться до Версаля сегодня вечером, нам потребуется очень много времени, — заметил он, обратившись к своему спутнику и секретарю, монсеньору Рамонуде Карбоньере.
— Всегда одна и та же история, ваше преосвященство, — ответил монсеньор Рамон. — Я уже не раз говорил, что давно пора заняться расширением наших проезжих дорог.
Снаружи до них донесся чей-то крик, после чего карета кардинала опасно накренилась, когда кучер подал лошадей в сторону, чтобы позволить проехать, какому-то другому экипажу, который, казалось, двигался с бешеной скоростью.
— Именем, господа! — воскликнул монсеньор Рамон. — Кто мог обогнать нас таким опасным маневром?
Кардинал наклонился вперед. В свете фонарей оказалось возможным мимолетно заметить форейторов и сопровождающих, одетых в ливреи синих и серебристых цветов, а также экипаж настолько безупречных очертаний, что все остальные кареты по сравнению с ним казались громоздкими и тяжелыми.
— Это англичанин, герцог Мелинкортский, — ответил кардинал. — Кто еще мог бы так нестись.
— Да он, должно быть, сумасшедший, — заметил монсеньор Рамон. — Я ударился плечом о стенку, когда он обгонял нас таким варварским образом.
— Нет, он не сумасшедший, а просто нетерпеливый, — не согласился с ним кардинал, — и кто его знает, может быть, он не так глуп, как остальные представители его нации.
Спутник кардинала что-то почувствовал в его голосе и переключил все свое внимание.
— Что заставляет ваше преосвященство говорить так? — поинтересовался он.
— Просто у меня сейчас появилась одна идея, — загадочно ответил кардинал.
Теперь его карета продолжила свой путь более спокойно, так как вновь мчалась по центру проезжей части.
Но всю дорогу, пока они добирались до королевского дворца в Версале, лицо его преосвященства хранило мрачное выражение. Впрочем, он никогда еще не приезжал в Версаль в хорошем расположении духа, так как его присутствие в королевском дворце во многих отношениях являлось намеренно вызывающим. Являясь главой департамента призрения, он никак не мог быть исключен из списка приглашенных на любой официальный прием при королевском дворе, но сама королева не удостаивала его ни единым словом, и эта нелюбовь Ее Величества к кардиналу была совершенно очевидной для всех присутствовавших при дворе.
Человек более утонченный никогда не проявлял бы столько настойчивости в своих преследованиях женщины, тем более королевы, если бы она столь открыто демонстрировала ему свою неприязнь. Но кардинал был очень тщеславен, не слишком умен — здравый смысл иногда изменял ему, упрям, но безоговорочно уверен в своей собственной непогрешимости, решив добиться ее благосклонности. Однако его неисчислимые воззвания, мольбы, письма и устные послания через доверенных лиц так и оставались до последнего времени безответными, но этот человек все-таки на что-то надеялся, веря, что его чары и сильно преувеличенные мужские достоинства в конце концов смягчат сердце королевы.
Тем не менее, как и у всякого человека на его месте, у него было чувство подавленности, он догадывался, что ему предстоит пройти тяжелейшее испытание, но кардинал рассчитывал, используя свою власть, встретить неизбежность во всеоружии. И пока его преосвященство сидел, покусывая в волнении ногти, его спутник хранил молчание, очень хорошо представляя себе, в чем кроется причина состояния его господина.
В той карете, которая обогнала экипаж кардинала де Рогана, атмосфера была совершенно иная. Подпрыгивая то вверх, то вниз на мягких сиденьях кареты, не имея ни малейшей возможности оставаться спокойной, мысленно умчавшись вперед, в ней сидела изящная маленькая дама, чье возбуждение можно было понять по тому, что она болтала без умолку:
— Бог мой! Неужели это действительно возможно, что я оказалась на дороге в Версаль? — спрашивала Аме уже, наверное, в десятый раз. — Даже трудно поверить, что я скоро своими собственными глазами увижу короля и королеву. Только подумать, ведь еще на прошлой неделе Его Величество представлялся мне не чем иным, как головой на монете.
Герцог рассмеялся.
— Вы обнаружите заметное сходство Его Величества с теми изображениями, — проговорил он.
Аме наклонилась вперед, чтобы коснуться руки леди Изабеллы.
— Мадам, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас? — спросила девушка. — Когда я поняла, что мне будет позволено сопровождать вас сегодня вечером в Версаль, мне показалось, что собраться вовремя я не успею. У меня не было ни одежды, ни перчаток, ни плаща. А мои волосы! Я никогда не смела даже мечтать, что мои волосы могут выглядеть так, как сейчас.
Произнося последние слова, девушка подняла свои руки к изящным локонам, над которыми Леонард, личный парикмахер королевы, колдовал около трех часов.
— Не прикасайтесь к прическе, дитя мое, — воскликнула леди Изабелла, — иначе ваши перчатки испачкаются в пудре, кроме того, вы можете испортить весь эффект, повредив это сооружение.
— Возможно, со стороны все выглядит действительно превосходно, — проговорила девушка, — но что до меня, то я нахожу удивительно неудобным одеваться по такой моде. Я даже не осмеливаюсь пошевелить головой, туфли мне жмут, талия моя стянута слишком сильно.
— Вы, наверное, хотели сказать, что талия у вас слишком широка, — ответила Изабелла Беррингтон. — Представьте себе, Себастьян, в монастыре у них не поощрялось использование корсетов.
— Там мы не думали ни о чем мирском, в том числе и о своих фигурах, — проговорила Аме. — Но сегодня вечером я хочу забыть о монастыре и обо всем остальном, кроме того, что я стала теперь светской дамой.
И леди Изабелла, и его светлость весело посмеялись над откровением девушки.
— Если сказать правду, то вы на нее совершенно не похожи, — проговорила леди Изабелла, — и если вы не успокоитесь и не придадите своему лицу выражения безразличия и пренебрежения, каждый сразу поймет, что вы не та, кем хотите казаться. Вы обязательно должны запомнить, что сейчас в моде носить на лице маску скуки.
— А мне никогда не бывает скучно, — просто ответила Аме, — и поэтому я не знаю, как сделать вид, чтобы все подумали, будто мне скучно.
— Ну, вы достаточно быстро научитесь этому, — улыбнулась Изабелла Беррингтон. — А теперь внимательно слушайте и никогда не забывайте о следующем. Вы обязательно должны приседать в реверансе перед каждым человеком, которому вас будут представлять, а когда вас будут представлять их величествам королю и королеве, вы должны присесть так низко, как только сможете, но голова должна оставаться поднятой, шею не гнуть.
— Я запомню, — пообещала Аме. — Что за чудесный вечер; но ни один человек, даже сам король, не сможет выглядеть так восхитительно, как вы, монсеньор.
Говоря последние слова, девушка обернулась к герцогу Мелинкортскому. И в глазах этого юного создания было столько неподдельного восхищения и обожания, что его светлость не удержался от улыбки, правда, несколько неодобрительной.
Но Аме не преувеличивала — герцог всегда выглядел восхитительно, но сегодня вечером наружность его была выше всяких похвал. Голубая лента ордена Подвязки четко выделялась на шитой золотом ткани камзола. Его ордена сверкали и искрились в свете фонаря; кружевной галстук был заколот брошью с изумительными изумрудами и бриллиантами; изящно расшитый жилет застегивался пуговицами, в которые были вправлены такие же драгоценные камни.
Каблуки его туфель также были украшены драгоценными камнями, а под колено герцог надел и саму Подвязку. Табакерка его светлости, которую он в тот момент держал в руках, была усыпана прозрачно-голубыми бриллиантами чистейшей воды, носовой платок был сшит из тончайшего батиста, а широкие венецианские кружева благоухали тонким ароматом дорогих духов.
Леди Изабелла, которая очень часто общалась с герцогом и редко удивлялась его внешнему виду, «в этот раз, увидев его в гостиной, пришла в восхищение. Что же касается Аме, которая вышла в гостиную вслед за ней, то она бурно выразила восторг.
— Право, монсеньор, вы выглядите как король! — воскликнула она, а потом, смутившись, потому что герцог критически посмотрел на нее, немного покраснела под его внимательным взором.
Леди Изабелла также принялась рассматривать, насколько тщательно оделась девушка.
— Вы удовлетворены, Себастьян? — спросила она, наконец, забыв обо всем, желая заслужить его похвалу, что было, как правило, необычайно трудно.
Сшить бальное платье всего за двадцать четыре часа; сделать все приготовления, необходимые для того, чтобы Аме превратилась из очаровательной, но простенькой молодой женщины в блистательную красавицу, равной которой трудно было бы сыскать при любом королевском дворе, было достижением, которым по праву мог бы гордиться любой человек. Задача заключалась не только в том, чтобы использовать свое влияние и добиться круглосуточной работы мадам Рози Бертин и ее девушек; и не только в том, чтобы заставить Леонарда отменить несколько других визитов и явиться в особняк герцога Мелинкортского, чтобы заняться прической Аме.
Главным образом успех объяснялся тем, что Изабелла Беррингтон могла при случае выступать главной движущей силой всего процесса, но только тогда, когда это было ей по сердцу. Она обладала большим запасом жизненной силы, была очень энергична, порой не находя этому применения.
Леди Изабелла летала по Парижу, занимаясь делами Аме, и, чтобы увидеть результат ее стараний, достаточно было взглянуть на Аме — на то, как она немного застенчиво опускает веки, как изгибает губы в ласковой улыбке, как опускается перед герцогом в низком реверансе.
Ее белое платье с пышной юбкой и узкой талией было расшито серебристыми блестками. На груди у девушки красовались розы; они были и на кринолине, на котором теперь покоились пальцы Аме, причем с такой грацией и элегантностью, которой никто, даже леди Изабелла с ее упорством, не смогли бы научить девушку за истекшие сутки.
Волосы были припудрены и отброшены назад, открывая лоб, и, ниспадая локонами, струились вдоль белой шеи и покоились на обнаженных очаровательных плечах девушки. Леонард, мастер нетрадиционных форм, который как-то удивил Париж, украсив прическу герцогини де Люинь интимным предметом женского белья, а прическу мадам де Матиньон — артишоком, капустным листом и пучком редиса, был в достаточной степени художником, для того чтобы сдержать полет своей фантазии, когда занялся прической юной девушки. Букетик роз был единственным украшением, да и они были белыми и очень подходили к тем, что девушка приколола к своему платью.
Юная Аме выглядела очень привлекательной, свежей, Хьюго Уолтхем, войдя в комнату, почувствовал что-то похожее на ком в горле, когда увидел, как девушка встает после реверанса.
— Ну как, вы довольны, Себастьян? — вновь поинтересовалась леди Изабелла.
— Вы все сделали хорошо, — одобрил ее старания герцог.
— Себастьян, вы решили, что сегодня вечером мы должны быть самыми заметными среди остальных приглашенных на прием, — проговорила Изабелла Беррингтон. — Хотелось бы думать, что я правильно поняла всю важность вашего требования. По-видимому, есть на то какая-то причина, хотя мне лично вы не сказали об этом ни слова.
— Я никогда не считал целесообразным открывать свои секреты кому бы то ни было, — ответил его светлость и не спеша прошелся по комнате, чтобы взять бокал шампанского у стоявшего на пороге лакея.
Аме, которая с нетерпением ждала поездки в Версаль, показалось, что прошла целая вечность, пока они наконец вышли из особняка и сели в ожидавшую их карету. Лошади понесли их по узким мощеным улочкам. Множество поворотов на пути в городской черте сделали их передвижение довольно медленным, но так продолжалось до тех пор, пока не выбрались на дорогу в Версаль, где карета герцога могла наконец развить настоящую скорость.
Там они помчались мимо длинной вереницы экипажей и наконец подъехали к дворцу. Потоки света, льющегося из каждого окна, и высокие факелы освещали длинную вереницу карет, замерших перед мраморной лестницей, на которой застыли дворцовые лакеи в великолепнейших ливреях красного и золотистого цветов.
— Милая, умоляю вас, не изумляйтесь всему столь явно, — спустя несколько минут после их приезда резко проговорила леди Изабелла, увидев, что у девушки широко раскрылись глаза от удивления, когда они, пройдя анфиладу вестибюлей, добрались до мраморного дворца.
Следуя за остальными приглашенными, они подошли к огромной мраморной лестнице, богато инкрустированной золотом, по которой неторопливо поднималось большое количество красиво одетых гостей.
Во дворце герцог Мелинкортский увидел немало своих старых знакомых. С некоторыми из них он обменялся несколькими словами; но даже те из приглашенных ко двору, кто не был лично знаком с этим человеком, с восхищением взирали на его величественную фигуру.
Леди Изабелла чувствовала, что и она тоже привлекает к себе повышенное внимание.
Ее платье было сшито в Лондоне, но оно абсолютно ни в чем не уступало платьям, в которые были одеты французские дамы. Прическу, как и Аме, делал Леонардо этот мастер соорудил из ее волос почти вызывающий шедевр, поместив среди локонов маленький британский фрегат с Белым флагом .
Но на самом деле все женщины главным образом смотрели на ее бриллианты, потому что леди Изабелла обладала одной из самых ценных коллекций фамильных драгоценностей, а сегодня вечером на ней были они все.
Взгляды гостей, приглашенных в Версаль, устремлялись сначала на герцога, затем перемещались на леди Изабеллу Беррингтон, но вскоре они замечали; что здесь присутствует и третье лицо, и вот на ней их взгляды задерживались долее всего.
Было в этой девушке нечто более ценное, чем украшения, во многих отношениях более важное, чем красота. Это была индивидуальность; лишь немногие обладают этим качеством, и именно она делает их центром внимания окружающих; даже неважно, играют ли такие люди на сцене или просто прогуливаются по дороге со своими дамами и кавалерами.
Аме приковывала к себе внимание, несмотря на свой малый рост, она заставляла окружающих ощущать свое присутствие с того момента, как только она переступила порог королевского дворца в Версале. Люди вокруг достаточно громко интересовались, кто эта девушка. Те, кому выпало счастье быть достаточно близко знакомым с герцогом Мелинкортским, перебрасывались с ним парой слов, после чего, взглянув на Аме, ждали с заметным нетерпением, когда же им представят незнакомку.
Вскоре после этого они достигли зеркальной галереи, где собирались все присутствующие в ожидании выхода Их Величеств; герцог и две его дамы решили задержаться здесь. Аме хотелось немного рассмотреть это помещение, о котором она столько слышала, но сейчас в галерее было столько народу, что девушка могла видеть только бесчисленное количество сверкающих люстр и случайные отражения в гигантских зеркалах, в которых многократно воспроизводилась вся эта сверкающая, усыпанная драгоценными камнями многокрасочная толчея.
Пол в галерее был устлан двумя огромными обюсонскими коврами. Герцог медленно прошествовал по этим коврам, пока не добрался почти до камина.
Человек с крепкой фигурой и множеством орденов. на камзоле сидел в золоченом кресле, а рядом с ним находилась дама, в которой Аме в ту же секунду узнала Марию-Антуанетту. Трудно было сразу объяснить, почему королева показалась столь очаровательной. Черты лица нельзя было назвать классическими или необычно красивыми, если рассматривать их изолированно друг от друга, но ее поразительная фигура, синева глаз, а также грация и изящество движений поражали, стоило кому-либо взглянуть на эту даму, чья красота не поддавалась описанию простыми словами.
Герцога Мелинкортского королевской чете представил английский посол, после чего король и королева удостоили его беседой в течение нескольких минут.
После этого шла леди Изабелла Беррингтон, а уж после нее с колотящимся сердцем перед царственными особами в глубоком реверансе застыла Аме.
Мария-Антуанетта посмотрела на девушку своими влажными глазами с такой мягкостью, что все, стоящие рядом, увидели в них доброту и очарование.
— Мы рады приветствовать вас в Версале в качестве подопечной герцога Мелинкортского, — несколько напыщенно проговорил король, обращаясь к Аме.
— Благодарю вас, сир, — ответила девушка.
— Это ваш первый визит в Париж? — спросила в свою очередь Мария-Антуанетта.
— Да, мадам.
— Надеюсь, вы останетесь очень довольны им, — учтиво проговорила королева.
Беседа закончилась, было объявлено о другом госте, и Аме отошла в сторону.
— Он действительно очень похож на свое изображение на монетах, — сказала тихим голосом девушка, обращаясь к герцогу, когда они удалились достаточно далеко, чтобы их никто не слышал. — Он хороший человек и добрый. Думаю, любой из присутствующих может сказать только это: он хороший человек.
— Вы все говорите правильно, — согласился с ней его светлость, — и не думаю, чтобы кто-нибудь возразил вам.
— Однако у меня такое ощущение, что не все люди считают его хорошим, — проговорила девушка. — Не знаю почему, но я уверена в этом.
— А королева? Что вы думаете о королеве? — с любопытством спросил герцог.
На лице у Аме появилось выражение озабоченности.
— Ее Величество — самая красивая женщина из всех, кого я видела когда-либо, — медленно ответила девушка. — Но у меня возникло ощущение, как будто за ней маячит какая-то тень, и это заставляет меня беспокоиться за ее будущее.
— Не могу понять, что вы пытаетесь этим сказать, — вмешалась в разговор леди Изабелла, которая до этого момента только внимательно прислушивалась к их беседе.
— Я и сама не смогла бы выразить это словами, — призналась девушка. — Я только знаю, что оно есть там — что-то темное… нечто опасное. Ax! — внезапно Аме умолкла на полуслове и придвинулась поближе к герцогу.
Но герцог Мелинкортский и сам уже разглядел в толпе это багровое лицо с длинным носом, принадлежав? шее человеку, который в этот момент направлялся в их сторону, — это был герцог де Шартре, его светлость сохранял полное спокойствие. Вокруг герцога Мелинкортского и его дам собралось немало придворных и замечательных женщин, ожидающих возможности поговорить с англичанами, которые столь приветливо были приняты Их Величествами. И герцог де Шартре грубо отталкивал их в сторону.
— Добрый вечер, Мелинкорт, — громко и весело обратился он к герцогу, стремясь, чтобы его услышали присутствующую на приеме. — Как замечательно, что я вновь вижу вас. Сожалею только о том, что оказалось невозможным продлить ваше пребывание в моем замке, когда вы заглянули ко мне по дороге в Париж.
Герцог Мелинкортский открыл свою табакерку.
— Поломка заставила мой экипаж съехать с дороги, — ответил он, — но я никак не мог представить себе, что ближайший замок мог оказаться вашим, ваша светлость.
Это был ответ, смысл которого вряд ли был не понятен кому бы то ни было, и выражение лица Филиппа де Шартре стало угрожающим, когда он заговорил!
— Мы еще увидимся с вами, Мелинкорт; мы обязательно увидимся еще раз.
— Не сомневаюсь в этом, ведь Париж — город небольшой, — ответил герцог.
Герцог де Шартре круто повернулся на каблуках, а затем, уже пробираясь сквозь толпу, вновь повернулся к герцогу Мелинкортскому.
— Есть один весьма забавный памфлет на ваш счет, который как раз сегодня вечером распространяется на бульварах, — проговорил он. — Вам не попадался на глаза?
Себастьян взял щепотку табака.
— Я никогда не читаю памфлетов, — ответил он с выражением скуки на лице. — Никогда не читаю и не пишу их, коли это вас интересует.
Со стороны присутствующих, которые стали свидетелями их разговора, послышался негромкий смех. Среди них было немного людей, которые часто бывали бы при дворе и в то же время относились с некоторой симпатией к Филиппу де Шартре и его непримиримой борьбе против королевы; они полагали, что все, кто в борьбе умов выставляет себя противником герцога, неизменно оказываются в проигрыше.
Придворные столпились вокруг герцога Мелинкортского, желая во что бы то ни стало снискать расположение человека, который не побоялся вступить в открытое столкновение с одним из самых опаснейших людей во Франции. Но, взглянув поверх голов сгрудившихся вокруг него людей, герцог Мелинкортский увидел еще одного человека, входившего в зеркальную галерею.
Это был мужчина с красивым лицом и внушительной фигурой; он галантно здоровался с прелестными женщинами. Его красная шапочка резко выделялась на фоне атласа и кружев дамских туалетов.
— Кто это? — услышал герцог вопрос одного из приглашенных, стоявшего позади.
Говорил, по-видимому, иностранец, скорее всего, испанец, как решил герцог, судя по акценту.
— Это — его преосвященство кардинал де Роган, — прозвучал ответ. — Он верит всему и всем за исключением, наверное, самого бога.
Губы герцога непроизвольно растянулись в улыбке.
А затем вместе с леди Изабеллой по правую руку и Аме по левую он двинулся в направлении той группы приглашенных, которая немедленно окружила кардинала.
Аме почувствовала, что ее охватила дрожь, пальцы у девушки похолодели, у нее появилось непреодолимое желание повернуться и поскорее убежать прочь — туда, К длинной мраморной лестнице, которая спускается во двор, где стоит ожидающая их карета. И тем не менее она подчинилась воле герцога, не протестуя, когда он вел ее вперед, пока они не оказались чуть ли не бок о бок с кардиналом де Роганом. Там Себастьян повернулся к графу де Вержену, министру иностранных дел Фракции, с которым обедал накануне вечером, и о чем-то переговорил с ним.
Граф де Вержен, стремясь оказать любезность герцогу Мелинкортскому, быстро отошел к кардиналу.
— Ваше преосвященство, герцог Мелинкортский выразил желание, чтобы я представил его вам, — обратился он к кардиналу.
Улыбка у принца де Рогана вышла слишком широкой. слишком радушной, чтобы казаться естественной.
— Мой дорогой герцог, это большая честь для меня.
Я слышал о том, что ваша светлость находится в Париже, и дал себе слово, что при первой же возможности обязательно пошлю вам приглашение посетить меня. Хорошо ли доехали? Надеюсь, когда пересекали Ла-Манш, море было не очень бурным?
— Только легкое волнение, — ответил герцог, — но для всех нас, кто живет в Англии, такие вещи не в диковинку.
Ваше преосвященство, разрешите представить вам мою кузину, леди Изабеллу Беррингтон, и мою подопечную, мисс Корт.
Обе дамы присели в глубоком реверансе. Кардинал нежно улыбнулся леди Изабелле, потому что она была весьма привлекательной женщиной; затем он взглянул на Аме.
— А я и не знал о том, что вы путешествуете не один, — проговорил кардинал, обратившись к герцогу, и было очевидно, что он пришел в раздражение из-за того, что такая деталь не была доложена ему людьми, в прямые обязанности которых входило обеспечение полной информацией своего господина.
— Мисс Корт ехала не со мной, — ответил герцог.
— Это ваш дебют при дворе? — обратился его преосвященство к девушке.
— Да, ваше преосвященство.
Несмотря на чрезвычайные усилия, Аме не смогла сдержать легкую дрожь в голосе, произнося эти слова, хотя было абсолютно ясно, что в данный момент кардинал де Роган не проявил к ней повышенного интереса.
Он отвернулся от девушки, чтобы поговорить с леди Изабеллой, после чего вообще отошел от них, чтобы приветствовать других приглашенных и среди них высокого, сурового вида господина с огромным крючковатым носом и маленькими глазами, совершенно незаметными под нависшими бровями.
— А это кто? — спросил герцог у Изабеллы.
— Кто? Тот, который разговаривает сейчас с кардиналом? — переспросила она. — Неужели вы не знаете его?
Ведь это же принц де Фремон — ужасный человек, но его супругу все просто обожают. Говорят, что именно он определяет внешнюю политику Франции. Если все действительно обстоит таким образом, то, я думаю, именно поэтому Его Величество опасается этого человека. Впрочем, как и все остальные.
Герцог с интересом рассматривал принца де Фремона; и потом, прежде чем успел перемолвиться с леди Изабеллой хотя бы словом, они вновь оказались окруженными толпой приглашенных, стремящихся понравиться сопровождающим его светлость дамам, делая комплименты леди Изабелле и Аме.
Позже начались танцы, и девушку немедленно окружила толпа молодых кавалеров, желающих заслужить привилегию стать ее партнером.
— Вы превратили меня во вдову, и я ненавижу вас за это, — сказала Изабелла Беррингтон, обращаясь к герцогу, когда оказалась рядом с ним. Он же в это время разговаривал с несколькими государственными чиновниками, но прежде, чем успел что-нибудь ответить, леди Изабелла вновь покинула его, так как и она тоже не испытывала недостатка в кавалерах.
Было уже четыре часа утра, когда Аме наконец созналась, что устала и начинает ощущать боль в ногах. Леди Изабелла с трудом подавляла один зевок за другим, прикрывая рот рукой в белой перчатке. Королева удалилась за полчаса до этого без особого желания и единственно из-за того, что чувствовала — на этом балу обязательно присутствует немало людей, которые стремятся поскорее уехать домой, но не могут сделать этого до тех пор, пока не уйдет с бала она, их королева.
Мария-Антуанетта вселяла радость в формальную атмосферу этого приема, всем казалась счастливой, веселой и беззаботной, стремилась получить как можно больше удовольствия от этого вечера. А когда Ее Величество была рада чему-нибудь, то всегда находилась в наилучшем расположении духа.
Временами Мария-Антуанетта проявляла свой необузданный нрав и тогда безжалостно делила всех окружающих на своих и чужих, часто без какой-либо видимой причины. Именно эта черта ее характера вызывала бесконечные интриги при дворе, а те, кто постоянно находился в ее свите, считали свою долю незавидной, так как чувствовали, что их безопасность основывается на зыбком фундаменте, так изменчива улыбка женщины, когда она находится в хорошем настроении. Но в то же время следовало признать, что Ее Величество могла бы сделать многое, порой невозможное, чтобы помочь своим друзьям, и для них крайняя непоследовательность королевы имела особое очарование.
Мария-Антуанетта не могла пожаловаться на отсутствие характера и, выйди она замуж за человека достаточно сильного, способного удерживать ее нрав в равновесии, могла бы, без сомнения, стать превосходной королевой; но Людовик проявлял благоразумие только в том, что касалось наук, его неуклюжесть и собственная странная самооценка приводили к тому, что он демонстрировал неотесанность и глупость по сравнению с блестящим умом жены.
Людовик ужасно стеснялся того-факта, что был недостоин этой женщины и как человек, и как муж. Все пять лет, в течение которых они были женаты, и даже теперь, после того как у них родился первый ребенок, он все так же преклонялся перед ее яркой женственностью, приходил в оцепенение от ее очарования и красоты, потому что любил свою жену всем сердцем и с годами все сильнее.
Когда Мария-Антуанетта удалилась из бального зала, у приглашенных появилось ощущение, что огни люстр сразу поблекли, а сверкание многокрасочной толчеи потеряло свое великолепие. Те из гостей, кто лишь за несколько минут до этого улыбались и были оживленны, теперь казались уставшими и скучными.
Постепенно гости стали расходиться, возникло общее движение в сторону мраморной лестницы, герцогу Мелинкортскому потребовалось некоторое время, чтобы доставить своих дам к поджидавшей карете, а потом леди Изабелла и Аме с удовольствием откинулись на мягкие подушки.
— Боже мой, сколько народу! — воскликнула Изабелла. — Я изнемогаю от усталости.
— Чудесно! Как все было восхитительно! — в свою очередь, проговорила Аме.
— А вы, дитя мое, имели огромный успех, — обратилась к девушке леди Изабелла, — и хотя я должна была бы, наверное, ревновать вас, мне этого не хочется.
— А почему вы должны ревновать меня? — в полном недоумении спросила Аме.
— А потому, что в первый раз в жизни меня сопровождала женщина, которая была красивее, чем я, — ответила леди Изабелла. — Думаю, это от того, что я старею, коль не придала этому факту никакого значения. Довольно удивительная вещь, вы не находите, Себастьян?
— А почему вам требовалось обращать на это внимание? — проговорила девушка прежде, чем герцог успел вставить слово. — Все они — просто глупые мальчишки.
Я хотела танцевать с монсеньером, но он, наверное, отказался бы.
— Я уже слишком стар для танцев, Аме, — проговорил его светлость. — А те глупые мальчишки, как окрестили вы своих кавалеров на балу, гораздо более соответствуют вашему возрасту. А как вы оцениваете этих неженатых мужчин, с которыми встретились впервые в жизни?
— Мне кажется, что абсолютное большинство из них очень глупы, — ответила девушка. — Они говорили такие пошлости. Брат короля, граф д'Артуа, все время твердил, что у меня глаза как звезды. Ну скажите на милость, можно ли представить себе более глупое сравнение?
У всех звезд имеются лучи, а у меня глаза — круглые.
— И вы, конечно, сказали ему об этом? — поинтересовалась леди Изабелла.
— Разумеется. А он тогда сказал, что я злая. Потом он говорил еще множество подобных глупостей.
Изабелла начала хохотать:
— И она это сказала графу д'Артуа. Ах, Себастьян, какая жалость, что я не могла видеть его лица в тот момент! Боже мой, ведь он же воображает себя величайшим сердцеедом Парижа.
— Я тогда подумала, что он просто недалекий человек, — проговорила Аме. — Я не люблю мальчишек.
— Вот уж в самом деле нашли мальчишек! — возразила девушке леди Изабелла. — Между прочим, графу д'Артуа двадцать семь лет, а вам, милая, всего семнадцать — то есть обычно допустимая разница в возрасте.
— Допустимая для чего? — спросила Аме.
— Для брака, разумеется.
Леди Изабелла никак не ожидала, что при последних ее словах на лице у девушки появится выражение сильнейшей тревоги. Казалось, она пришла в ужас и неосознанно придвинулась поближе к его светлости.
— Вы ведь не хотите сказать… Вы не думаете… — начала что-то лепетать Аме.
Герцог Мелинкортский сразу понял, какие именно слова никак не может произнести девушка, прежде чем она успела закончить свою мысль вслух.
— Нет, разумеется, нет, — спокойно ответил он. — Никто не собирается предпринять какие-либо шаги для того, чтобы выдать вас замуж. В Англии люди женятся совершенно иначе, чем во Франции. Мужчины и женщины вступают там в брак, потому что любят друг друга, а не так, как здесь, когда им просто подыскивают подходящую партию.
Аме тихо вздохнула.
— Я на какое-то мгновение сильно испугалась, — проговорила девушка. — Леди Изабелла очень добра, и я так благодарна ей, но она все делает настолько быстро, что я встревожилась — она, пожалуй, может выдать меня замуж прежде, чем я пойму, что со мной происходит. Но ведь на самом деле, если возникнут такие обстоятельства, то я скорее соглашусь вернуться в монастырь, чем выйти замуж за одного из тех глупых мальчишек!
— Себастьян, уж не вы ли способствовали тому, чтобы это дитя прониклось презрением ко всей золотой молодежи Франции? — проговорила Изабелла Беррингтон, стараясь сохранять строгий тон, хотя на самом деле она сдерживалась из последних сил, чтобы не расхохотаться.
— Я не испытываю уважения ни к кому, кроме монсеньора Себастьяна, — ответила девушка. — На балу я заметила, как много людей смотрели на него с восхищением, а еще я слышала, как одна женщина сказала:» Дорогая моя, вот это мужчина! Ах, если бы я не была так стара!«— Аме на секунду умолкла. — Интересно, что она имела в виду, когда назвала себя» слишком старой «? — спросила затем девушка. — Может быть, та женщина считала себя слишком старой для того, чтобы выйти за вас замуж?
Леди Изабелла тихо захихикала, услышав это, но тут герцог проговорил сурово:
— Именно это она и имела в виду, Аме. Я думаю, она хотела польстить мне.
— Ну разумеется, это был комплимент, — согласилась девушка. — Следовало бы слышать тон, которым она проговорила:» Вот это мужчина!«А я уже хотела согласиться с ней. Хотела рассказать ей, какой чудесный вы человек.
— Боюсь, что у вас обо мне весьма превратное представление, — возразил ей его светлость. — Вам обязательно следует поговорить с Хьюго: ему будет проще всего развеять ваши иллюзии на мой счет.
— Месье Хьюго очень суров. Он воспринимает все окружающее слишком серьезно, но в то же время остается очень славным человеком. Внешне очень спокойный, холодный, но внутри у него полыхает огонь.
— Боже мой! Откуда вы взяли все это? — спросила у Аме леди Изабелла.
— А вот откуда. Хотя месье Хьюго всегда спокоен, у него доброе сердце, он очень глубоко переживает за все, что происходит вокруг. Я просто уверена в этом.
— А что вы, интересно, думаете о кардинале де Рогане? — спросил герцог.
Он почувствовал, как девушка тут же сжалась при упоминании этого имени: в течение какого-то времени она не отвечала на его вопрос. А когда Аме заговорила, голос ее был очень тих и совсем не походил на тот веселый и радостный, которым она говорила за секунду до этого.
— Я не понимаю этого человека, — проговорила наконец девушка. — Ведь кардинал принадлежит церкви, и я всегда думала о нем и обо всех остальных святых отцах, как о праведных и чистых людях, которые всеми помыслами устремлены к господу. Например, отец Пьер именно таков. Хотя он не кардинал, а лишь простой священник; и все-таки всем известно, что каждый его вздох, каждая мысль — хороши. Однажды мать-настоятельница сказала нам, что глаза человека — зеркало его души; так вот, любой человек, взглянув в глаза отца Пьера, скажет о нем: душа этого человека так же чиста и кротка, как душа маленького ребенка.
А его преосвященство совершенно иной человек, — продолжала свои откровения Аме. — Есть в нем нечто такое, что вызывает во мне дрожь. И уверяю вас, это не только из-за того, что я боюсь за себя. Есть и еще кое-что.
Кардинал представляется мне человеком, который не ведает бога.
— Отличное исследование характера, — заметил герцог. — Скажите, Аме, как вы узнали все это?
Вместо ответа она лишь пожала плечами.
— Я не знаю, — ответила девушка. — Вполне возможно, что я ошибаюсь. Надеюсь, что так оно и есть. Но я знаю наверняка, что герцог де Шартре — злой человек, и в то же время уверена, что другие люди, вроде месье Хьюго, — добрые и хорошие и никому не могут причинить зла.
— Честное слово, это становится похожим на гадание! — воскликнула леди Изабелла. — Я бы лично не осмелилась спросить, что вы думаете на мой счет. Потому что побоялась бы услышать что-нибудь неприятное о себе.
— Но почему же, мадам? Я люблю вас. Ведь вы так добры ко мне.
— Но вы не сказали бы, что я — хороший человек? — упорствовала Изабелла.
Аме колебалась:
— Вы, конечно, не такой хороший человек, как отец Пьер, но.
Как это вы говорите по-английски?.. Но очень сердечны. А еще, вы — одиноки. И всегда испытываете потребность в чем-то, чего никак не можете отыскать в своей жизни.
— Но это же глупо… — начала было леди Изабелла и тут же осеклась. — Что вы имеете в виду? — спросила она.
— Я думаю , но, мадам, вы должны простить меня, если я скажу вам нечто такое, что будет вам не по вкусу, Так вот, я думаю, что вы непрестанно ищете что-то: возможно, любовь, а возможно, кого-то, способного полюбить вас, — не знаю. Но, скорее всего, вы действительно почувствовали бы себя гораздо счастливее, если бы полюбили одного человека, только сильно, сильно.
— Hy! Честное слово — воскликнула Изабелла Его светлость обратил внимание на то, что леди Изабелла не оспорила утверждения девушки, а также на то, что остаток пути Изабелла просидела в полном молчании, забившись в угол кареты с необычайно серьезным видом.
Они добрались до дома, чувствуя неловкость и неимоверную усталость. И хотя было уже очень поздно, в гостиной большого особняка их поджидали несколько лакеев, а в люстрах и в канделябрах на лестнице были зажжены все свечи.
— Предлагаю по бокалу вина, прежде чем мы отправимся спать, — проговорил герцог. — Это сгладит влияние ночного воздуха.
Он направился в малую гостиную, где обычно проводил время. Это была красивая комната, декорированная в серых тонах и отделанная панелями серебристого цвета. Торопливо вошел лакей, неся поднос с напитками.
На боковом столике было подано множество закусок, и Аме попробовала их все, в то время как леди Изабелла заявила о том, что слишком устала за этот вечер и не в состоянии проглотить даже крошки.
— Думаю, что вечер удался, — проговорил герцог Мелинкортский. — Одно обстоятельство подтвердилось, а именно: кардинал не имеет ни малейшего понятия, как выглядит Аме.
— Вряд ли кардинал искал сбежавшую послушницу в Версале, — усомнилась Изабелла.
— Я в этом не уверен, — ответил его светлость. — До этого произошли довольно странные вещи. Главное, что я хотел бы узнать: почему его преосвященству так необходимо, чтобы эта девушка вернулась в свой монастырь.
— Очень хотелось бы сообщить кардиналу, что он разговаривал на балу в Версале с той девушкой, которую так упорно ищет, и уделил ей не более секунды, — мечтательно проговорила леди Изабелла. — Хотя на самом деле, даже если бы он встречался с Аме когда-нибудь в прошлом, его преосвященство вряд ли узнал бы ее теперь.
Без сомнения, с напудренными волосами Аме выглядит совершенно иначе.
— На балу все говорили, что я выгляжу очень хорошо, — проговорила девушка, вернувшись к ним с куском цыпленка в руке. — А как вы думаете, монсеньор, я хорошо выглядела? — спросила она, обратившись к герцогу. — Вы гордились мной?
Было в этом вопросе девушки нечто особенное, почти мечтательное, отчего герцог на какое-то мгновение заколебался, прежде чем ответить.
— Неужели сегодня вечером вам показалось мало выслушанных комплиментов? — наконец спросил он. — Ведь даже граф д'Артуа заметил, что ваши глаза похожи на звезды.
— А еще один глупый молодой человек сказал, что мои губы похожи на розовый бутон, а мои уши напоминают раковины. Все они были крайне неловкими и наговорили целую кучу глупостей. Пожалуйста, монсеньор, ответьте мне, я хочу знать, что вы думаете?
— Ну а если я скажу, что был горд за вас, что тогда? — улыбнулся герцог.
— Думаю, — проговорила девушка, и голос ее немного дрогнул, — думаю, что тогда мне следовало бы поцеловать вам руку, монсеньор, потому что я, видите ли, тоже… гордилась вами.
Произнося эти слова, она наклонилась и прикоснулась губами к ладони его светлости, а затем с легким вздохом, который выражал ее полное удовлетворение, на мгновение прижалась щекой к его руке.
— Все было так замечательно, — проговорила она, — но только потому, что там были вы.
Изабелла немедленно встала с кресла, в котором она сидела, откинувшись на спинку.
— Я же говорила вам, Себастьян, что вы превратили меня во вдову, — проговорила она с упреком, — а теперь делаете из меня третьего лишнего.
— Третий лишний!
Глаза у Аме широко раскрылись от удивления.
— Да, третий лишний, — резким тоном повторила леди Изабелла. — Если вы не вполне понимаете, что означает это слово, могу объяснить вам его смысл: тот человек, кто чувствует себя лишним, — как правило это третий человек в компании — выходит, а двое оставшихся прекрасно проводят время наедине, и никто им не мешает.
— Изабелла, сейчас нет никакой потребности… — начал было герцог.
Но губы у Изабеллы Беррингтон плотно сжались в гневе, а глаза грозно блестели, явно демонстрируя охватившее ее чувство.
— Конечно, это очень хорошо, что вы, Себастьян, разговариваете с Аме, как с ребенком, — проговорила она, — но ведь ей уже восемнадцать лет, и она женщина; поэтому эта девушка должна и вести себя как женщина.
Она обязательно должна уяснить себе, что никто не демонстрирует свои чувства столь откровенно, как это делает она, особенно человеку, который возложил на себя обязанности опекуна.
— Но я вовсе не влюблена в герцога! — протестующе воскликнула Аме; лицо ее слегка побледнело.
— Разумеется, вы влюблены в него, — насмешливо проговорила леди Изабелла. — Что же еще можно подумать о ваших поступках и ваших высказываниях, если вы ведете себя по отношению к нему таким образом? Если вы продолжите в том же духе, все будет выглядеть весьма неподобающим образом.
— Но, мадам, у меня и в мыслях не было сделать что-нибудь неверное, — запинаясь, проговорила девушка. — Это происходит только из-за того, что я очень и очень признательна монсеньору.
Глаза у девушки заблестели от слез; потом их набралось столько, что они потекли по щекам. С тихим всхлипыванием, которое, казалось, вырывалось из самых глубин ее души, девушка повернулась и быстро выбежала из гостиной.
Дверь закрылась за ней. Изабелла Беррингтон в ужасе взглянула на герцога.
— Ах, дорогой, у меня и в мыслях не было обидеть это дитя! — воскликнула она. — Мне обязательно надо сейчас же пойти и извиниться перед этой невинной девушкой.
Она так чувствительна; но ведь это правда, Себастьян, она очень любит вас.
— Согласен, все это довольно глупо, — проговорил герцог Мелинкортский. — Сегодня вечером, на балу, когда она встретила множество более молодых мужчин, я подумал, теперь она может понять, что я очень стар и уныл для такой привязанности.
— Она такая кроткая и неиспорченная, — проговорила леди Изабелла, — а я сейчас так грубо обошлась с ней.
Это ваша вина, Себастьян. Вам ни в коем случае нельзя быть таким ужасно привлекательным.
— Дорогая, если вас что и привлекает во мне, так это исключительно мой титул, и я хорошо знаю это. Аме была права, Изабелла. Вы непрестанно ищете человека, которого смогли бы полюбить, но пока его не нашли.
— А если предположить, что я никогда и никого не полюблю? — спросила она, внезапно посерьезнев.
— Я не думаю, что кто-либо из нас двоих удовлетворился бы чем-нибудь второсортным, — проговорил герцог.
В его голосе было нечто такое, что заставило Изабеллу взглянуть ему в глаза.
— Себастьян, вы… влюблены? — спросила она.
Герцог отвернулся от нее, а когда заговорил, отвечая на вопрос, голос у него был резким:
— Может быть, я уже и не молод. Изабелла, но пока еще не дряхлый старик.
Назад: Глава 5
Дальше: Глава 7