Глава 3
ДВА ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ ПРОИСШЕСТВИЯ
Было раннее утро. Я сидел на школьном дворе и дожидался, когда подойдет Фрэнк с честной компанией. Я не готовился к уроку — я вообще ни к чему не готовился. Я размышлял. Думай не думай, выходило, что в делах у меня царит несусветная путаница. Такая неразбериха, что сам черт ногу сломит. Только вчера Стив поведал мне о последней затее Тома. У меня трещала голова и нервы ходили ходуном.
Небо затянули тучи — вероятно, ночью шел дождь. Липа, под которой я сидел, роняла с листьев редкие капли, под ногами было сыро, в парном воздухе держался стойкий запах пыли. Трепеща крыльями, между деревьями проносились птицы. Странное затишье стояло кругом.
На коленях у меня лежала сложенная вчетверо утренняя газета; мне бросился в глаза кусок заголовка. Я уже читал ее. Европа мчалась навстречу своему предназначению, только я стал терять четкое представление о том, куда она мчится. К стыду своему, я сознавал что меня это все меньше трогает.
Временами я пытался увязать разлад в нашей частной жизни с крахом на мировой арене. Я воображал, как нас, всех вместе, готовится поглотить еще безвестный, но чудовищный хаос. Но я лукавил с собой. Что бы ни твердили мне изо дня в день газетные заголовки о неминуемых судьбах мира, что бы ни подсказывал собственный здравый смысл, а по-настоящему глубоко меня интересовало лишь то, что происходило у нас с Миртл и у Тома со Стивом. Кругом пускай хоть светопреставление, думал я, а главным для людей все равно останутся их личные дела.
Впрочем, я послал в американское консульство в Лондоне прошение о визе. Безучастность к событиям в мире не окончательно лишила меня способности действовать.
Положил я начало и расчетам, заданным мне Болшоу. Надо же человеку чем-то занять себя! Ответа от мисс Иксигрек все не было, и я не мог приниматься за новую книгу, не зная, какая участь постигла последнюю. А что, если мисс Иксигрек вообще не вернется с Балкан — что, если я так и буду ждать до конца своих дней! Мои страхи совершенно не поддавались доводам рассудка. Неудивительно, что я засел за расчеты.
Не скажу, чтобы я буквально лишился сна от сознания, что за моей возлюбленной ухлестывает мой лучший друг. Это чересчур несуразно выглядело. А поскольку передал это мне отъявленный враль, я оставил за собой право учинить скандал, но до поры до времени не спешил им воспользоваться. При всем том новый фортель моего лучшего друга привел меня к важному заключению, а именно: раз я не собираюсь сам жениться на Миртл, значит, нечего мешать тому, чтобы это сделал другой.
Только позже мне привелось узнать, что это заключение, важное для меня, всем остальным представлялось непостижимым. Спешу отметить здесь, что я не просто пришел к заключению — я и вел себя соответственно. Постигнуть же это поможет признание, которое я сделал раньше: понимая, что я родился на свет не ахти каким сокровищем, я часто силился вести себя как человек достойный. Когда речь шла о главном, я, сколь это ни прискорбно, придерживался того принципа, что в любви все средства хороши. Но коли есть возможность, рассуждал я, поступить, как порядочный человек, когда речь идет о второстепенном, то почему бы и нет?
Понятно, какой я руководствовался целью? Ну вот, а остальным это было непонятно. Судя по тому, чем заканчивались прежние мои потуги в этом направлении, можно было заранее сказать, что в итоге, скорей всего, получится конфуз. Я же, с присущим мне оптимизмом и упорством — или недомыслием, если угодно, — ничего такого не предвидел. Я сидел в одиночестве под липами, прельщенный скорее замыслом в целом, нежели тем, к чему он приведет на деле. Ну и, понятно, у меня трещала голова.
Шестиклассники вышли во двор и, подвинув ко мне стулья, расселись. Я заметил, что нет Тревора, и спросил у Фрэнка, где он. Фрэнк не знал.
— Вчера вечером я видел его, — сказал я.
Фрэнк — или мне почудилось? — бросил на меня странный взгляд.
— С девушкой? — Фред немедленно направил разговор по излюбленному руслу.
Я не ответил.
— Эх, мне бы девушку, — сказал Фред. — Я у Фрейда читал, что вредно, когда нет девушки.
Будь при сем Тревор, он непременно подбил бы Фреда на бесхитростно-доморощенную рацею об основах психоанализа. Но Тревора не было, и реплика Фреда осталась без внимания. Он вздохнул и принялся за работу.
Немного спустя во двор вышел ученик и подал мне записку от директора. В ней говорилось, что проводить уроки во дворе запрещается.
Я удивился.
— Взгляни-ка. — Я протянул записку Фрэнку. Фред и Бенни прочли ее через его плечо.
Вот дерьмо! — уронил Фрэнк.
— Навоз! — поддержал его Фред.
Директорский посланец, который тоже успел ознакомиться с содержанием записки, радостно хрюкнул. Я отдал ему назад бумажку и велел шагать своей дорогой.
— Как же вы теперь, сэр? — спросил Бенни.
Это была мелочная придирка. Обычай заниматься во дворе велся издавна. Старшеклассники рассматривали его как одну из своих привилегий.
— Сейчас я, во всяком случае, не тронусь отсюда.
Случайно я поднял взгляд и увидел, что из окна за мной подглядывает директор.
Тогда я допустил глупейшую ошибку. Я решил пойти поговорить с Болшоу. Я думал, он обеими руками ухватится за возможность позлословить о новом директорском демарше. Я направился в школьное здание и увидел, что Болшоу сидит у себя в классе при открытых дверях. Он вышел в коридор, где нам было свободно разговаривать.
Моей глупости не было оправданий. Я прекрасно знал, что Болшоу — непредсказуем. Если он с некоторых пор начал вести себя как мой союзник, это не значит, что я стал ему больше по душе. Вообразить, что он согласится поддержать меня, значило с тупым безрассудством лезть на рожон. Я полез — и через две минуты очутился в очаге ожесточенной ссоры.
— Я сейчас со двора, — сказал я.
— Окно между занятиями?
— Отнюдь. Проводил урок в шестом. Удостоился записки от директора.
— И перешли с ними в малую лабораторию?
— Боже упаси!
— Как вас прикажете понимать, Ланн?
— Я не собираюсь считаться с таким предписанием.
— Это почему же?
— Да потому, что всякой глупости должен быть предел.
Болшоу стоял, засунув руки в карманы, ссутулив тяжелые плечи и вглядываясь мне в лицо сквозь полумрак коридора.
— А ко мне вы зачем пришли? Тут-то мне и почуять бы, что дело неладно. Но для меня это происшествие не стоило выеденного яйца, и мне не приходило в голову, что Болшоу может взглянуть на него иначе. Я ответил:
— Обсудить, что вы да я могли бы предпринять в связи с этим.
Болшоу возвысил голос:
— Возможно, кой-кому это покажется странным, но в данном случае я — на стороне директора. Пора покончить с нарушениями порядка. Вспомните, что я вам говорил, милейший: засучите рукава — и за работу! Это значит, что подобного рода вольностям пора положить конец.
Я слушал его и свирепел. У меня мелькнуло подозрение, что это он надоумил директора насчет записки.
— Я все более убеждаюсь, — продолжал Болшоу, — что людям, которые попирают установленные порядки, не место в нашей школе.
— Да к вам-то, черт подери, это имеет какое отношение?
— Прямое. Я знаю, что принято делать, а что — нет.
— Ах, вот как? А знаете вы, что учителя, и я в том числе, проводят уроки во дворе вот уже семь лет? Раз так делают все — стало быть, это общепринято! — Болшоу фыркнул. — Это и значит, что человек соблюдает установленные порядки! А достойный он человек или скверный, добродетельный или прохвост, полезный член общества или отъявленный лентяй — это уже совсем другой вопрос!
— Послушайте, любезнейший! Я не намерен вступать с вами в пререкания о том, как понимать слово «общепринятый». Я это знаю без вас! И могу сказать вам одно: рано или поздно люди, которые не считаются с общепринятым, окажутся… — Болшоу выдержал многозначительную паузу, — …за стенами школы! — Он шумно перевел дыхание. — Если хотите знать, это мне пришла мысль спустить учителям такое предписание. Директор согласился со мной, что многим из нас не помешает засучить рукава и взяться за работу!
Я не выдержал.
— А насчет вас как? — крикнул я возмущенно.
— Моя задача — следить, чтобы люди засучили рукава и работали не покладая рук. — Он издал противный, самодовольный смешок. — Это будет им только на пользу!
— Вам это будет на пользу! Вы рветесь в блюстители порядка, но рвения по учительской части в вас что-то незаметно.
— По учительской части никто в этой школе не дает больше меня.
— Никто не дает часов меньше вас — это точно!
— Просто я умею сообщать учащимся знания быстрее других.
— Интересно, как вам их удается сообщать, сидя в учительской! Или, может быть, вы преподаете посредством телепатии?
Болшоу с достоинством отвел глаза.
— Жаль, что вы находите нужным портить со мною отношения, Ланн. Это в высшей степени неразумно.
Я струхнул. Я знал, что он говорит правду. Увы, он сказал ее слишком поздно, я уже успел навредить себе.
— Я не желал бы нарушать наше сотрудничество. Болшоу выждал, пока его слова произведут должное действие.
Мне хотелось взвыть от бешенства. Я думал, что после такой грызни я хотя бы избавлюсь от участия в его ученых изысканиях. Теперь я понял, что он воспользуется ею как средством держать меня на привязи. Я сыграл ему на руку.
Но я промолчал. Сказанного не воротишь.
Болшоу погремел мелочью в карманах и заглянул к себе в класс.
— Есть золотое правило, — вновь обратился он ко мне. — Никогда не надо ссориться с теми, кто выше тебя по положению. Рад отметить, что сам я неукоснительно придерживался этого правила. — Он помедлил. — Кроме, разумеется, тех редких случаев, когда считал разумным нарушать его.
Что мог я на это возразить?
Сразу, как кончились уроки, я поспешил в кафе, где у меня было свидание с Томом. В возбуждении я не глядел себе под ноги и шлепал прямо по лужам через мощенную булыжником рыночную площадь. Чем скорее в Америку, тем лучше, думал я.
Тома в кафе не оказалось. Я сидел, за нашим обычным столиком и высматривал его в окно. Наверно, на дворе было все еще сыро и пасмурно — не помню. В палатках, должно быть, продавали дельфиниумы и лилии. Я запомнил одно — и, как ни странно, эта подробность не изгладилась у меня из памяти по сей день: официанткам сшили новую форму. Раньше они работали в черном при белых фартуках — сегодня все были в коричневом при светлых фартучках цвета кофе с молоком. Нашей белокурой официантке очень шли новые тона.
Появился Том.
— Ты чем-то огорчен. Неужели дурные вести от мисс Иксигрек?
Я покачал головой. Том заказал чаю. Что бы ни происходило в жизни, важность этого ритуала оставалась незыблемой.
Я описал ему свое столкновение с Болшоу. Том слушал терпеливо и сочувственно. Когда я уже досказывал, официантка принесла чай. Мы прервали разговор.
Том налил чай в чашки и одну подал мне.
— Едва ли это будет иметь серьезные последствия.
— Да, но какая досада, и главное — без малейшей надобности, словно я ума лишился!
Том усмехнулся. Я ждал, что он скажет: «Ох уж эти мне интроверты», но вместо этого услышал:
— Со мной так бывает на каждом шагу. — Он посмотрел на меня с участливым вниманием. — Если бы ты, Джо, тоже выходил из себя на каждом шагу, ты бы меньше расстраивался. Ты не можешь себе представить, как часто люди теряют самообладание.
— Болшоу, заметь, его не потерял.
— Конечно. Его устраивало, что ты бесишься. Неужели ты не видишь, какой между вами накал страстей? Вы с ним не фишки в запутанной головоломке. Вы люди. Очень может быть, что Болшоу в эту минуту вовсе не исходит злостью, а, наоборот, мысленно потирает руки от удовольствия. Том подозвал официантку. — Будьте добры, еще одну меренгу.
Признаюсь, я утешился, внимая этим откровениям. Мой друг до тонкостей перенял у Роберта манеру вести разговор.
— Вот увидишь, воздух после этого очистится, — услышал я вслед за тем. Ни дать ни взять Роберт, только Роберт никогда не сморозил бы подобную чушь.
— Очистится! — вскричал я. — Не очистилось бы мое место в школе!
Том пожал плечами.
Мы помолчали.
— Теперь, видно, для меня, чем скорей в Америку, тем лучше, — сказал я.
— Определенно.
Что-то в его голосе заставило меня взглянуть на него — Том отвечал мне явно уклончивым взглядом.
— Я тут, знаешь, тоже обдумывал свои планы.
— И что же? — Еще бы ему не обдумывать!
Том напустил на себя неимоверную важность.
— Возможно, я повременю с отъездом. — Он положил на стол ладони. — Недельки две, не больше.
Я тотчас насторожился.
— Почему?
— Не успеваю, зашился на работе.
Я не поверил. «Стив или Миртл?» — спрашивал я себя. Но только я собрался задать ему наводящий вопрос, как наше уединение прервали. Рядом возникло некое движение, я вскинул глаза и увидел Фрэнка.
Что за новости! Я не звал его сюда. Да, иной раз мы приглашали его посидеть с нами в пивной за кружкой пива, но появляться вот так, непрошено, ни ему, ни другим школьникам не полагалось. У Тома на лице было тоже написано удивление.
— Я так и думал, что застану вас здесь. — Фрэнк явно изнывал от неловкости. Он обычно вел себя безукоризненно.
— Присаживайся, — сказал Том.
Фрэнк подвинул к нашему столику третий стул. Он сел и нервно поправил и без того идеально повязанный галстук.
— Я знаю, что помешал вам, — сказал он Тому, — но я не мог не прийти. — Он смущенно обратил длинноватый нос в мою сторону. — Надеюсь, Джо не осудит меня за бесцеремонность. — Я качнул головой. — Я насчет Тревора. — Он беспокойно оглянулся. — Вы, вероятно, знаете — у него роман с одной девушкой. Ну и, это самое… в общем, она влипла.
Я ахнул.
Том сказал:
— Значит, он должен на ней жениться.
Подошла официантка, спросила, не желает ли чего-нибудь Фрэнк.
— Принесите еще чаю, — властно распорядился Том.
Я молчал. Я рисовал себе, как разразится скандал — и мы погибли.
— М-да, теперь ему не миновать жениться, — повторил Том.
— Это исключено, — сказал Фрэнк.
— Вздор. Сколько ему лет?
— Девятнадцать.
— Тогда почему он не может на ней жениться?
— Потому что она за него не пойдет, — очень серьезно сказал Фрэнк.
— Тьфу, нечистая сила! Хотя, честно говоря, я ее не осуждаю.
— Да, но не в этом дело.
— А почему она не хочет за него замуж? — спросил Том.
— Она собирается стать скульптором. — По-видимому, обе стороны считали, что скульптура и брак — вещи несовместимые.
Том хохотнул.
— Похоже, для начала она изваяла самое себя.
— Это что — та великанша, с которой мы его видели вчера? — спросил я.
— Точно, — сказал Фрэнк. — Корова такая.
— По крайней мере доказал, что он мужчина. — Том сверкнул зубами. — Решил, наверно, что, чем крупнее женщина, тем убедительней.
Фрэнк невесело улыбнулся.
— Бедненький Трев.
Том бросил на него понимающий взгляд.
Внезапно Фрэнк согнал с лица улыбку.
— Так что же все-таки делать, Том?
— А Тревор что делает?
— Ничего. Боится до смерти. Он и так не в ладах с родителями. После истории с машиной его чуть не выгнали из дома. А уж если услышат про такое…
— А это точно? — спросил я. Кому, как не мне, подобало задать такой вопрос?
Фрэнк оглянулся на меня.
— Совершенно точно. Она на третьем месяце.
— Ах он, обормот! — вспылил Том.
— Ну-ну, — сказал я. — Не кипятись понапрасну.
— Здоровое негодование, Джо. Не могу с собой совладать.
Официантка принесла нам чайник свежего чая и чашку для Фрэнка. Разливал Том.
Фрэнк сказал:
— Вы простите, Джо, что я пришел с этим к вам. Мы всех перебрали — больше не к кому.
— Ладно, чего уж там.
Том сказал:
— Надо что-то придумать. — Он помолчал. — Во-первых, давайте внесем в эту картину полную ясность. — Он опять помолчал. — Они должны пожениться.
— Невозможно, — сказал Фрэнк.
— Ну, если она за него не хочет, тогда пускай рожает так.
— Позору не оберешься. Для Трева закроются все пути.
Том поджал губы.
— Значит, остается только один выход.
— Трев говорит, она согласна…
Я резким движением отодвинулся от столика вместе со стулом.
— Послушайте, меня в это дело нельзя вмешивать никоим образом!
— И незачем! — Том отмел меня прочь величественным мановением руки. — Я все беру на себя.
В его голосе звучали уверенность и сила. И это были не пустые слова. Это было как раз то, на что он способен: поступок, требующий душевной щедрости и бескорыстия, когда Том, чего бы это ему ни стоило, с головой окунется в бурную деятельность — ну и, кстати, получит большое удовольствие. В приливе умиления я простил ему за доброе сердце и привычку давить на других, и нелепости, которые он вытворял.
— Вы понимаете, у меня сейчас такое положение в школе… — пристыжено начал я.
— Да, ты уж держись в стороне, — перебил меня Том.
Я кивнул — в школе у меня и без того хватает неприятностей.
— Мне, пожалуй, лучше бы вообще ничего не слышать об этой истории.
Фрэнк озабоченно нахмурился.
— Я никому не скажу, что говорил вам.
Я улыбнулся ему.
— Ничего, Фрэнк, ты не виноват.
Он с облегчением тоже улыбнулся в ответ.
Мне настало время уходить. Но прежде я вынул бумажник и сосчитал, сколько в нем фунтов. Все деньги я протянул Тому, с тайным сознанием, что делаю довольно красивый жест.
— Вот, возьми — не ровен час, пригодятся, — торжественно сказал я.
Том взял с таким лицом, как будто этого мало. Я обиделся. Пошарив в карманах, я обнаружил, что мне не хватает мелочи заплатить за чай.
— Придется фунт взять обратно.
— Я тебе одолжу полкроны, — сказал Том, не обнаруживая ни малейшего намерения расстаться хотя бы с одной бумажкой.
Я шагал по рыночной площади и злился на весь белый свет. Миртл могла бы сейчас с полным основанием обвинить меня в том, что я обидчив и гневлив. Я шел и задавал себе риторические вопросы: зачем я ввязываюсь в чужие дела, почему не умею жить сам по себе? Мне представлялось, будто Тревор неким косвенным образом повинен в том, что я повздорил с Болшоу.
Америка, размышлял я, — вот где мое место. Страна свободы, где у меня будут ученики, с которыми девушки не влипнут. А если влипнут? Неизвестно еще, какого она сорта, эта свобода. Я вспомнил вдруг, что Том откладывает свой отъезд в страну свободы.
Размышления сменились подозрениями. Что-то на сей раз задумал этот Том, спрашивал я себя, и теперь это был уже не риторический вопрос.
