Глава 2
У БАССЕЙНА
Несколько дней, как установилась жара, и после работы мы часто шли не домой, а в городской плавательный бассейн. Это было премилое заведение, где дорого брали за вход, дабы отвадить публику попроще. Сынки обувных воротил подкатывали сюда с девицами на спортивных автомобилях «Эм-джи», мы приезжали на велосипедах. Здесь всегда можно было застать человек пять классных прыгунов в воду, щеголяющих своим мастерством, да двух-трех пловцов, способных в хорошем темпе проплыть вольным стилем из конца в конец больше двух раз. На девушках были купальные костюмы из ткани эластик — последний крик моды, по их словам. Короче, со скидкой на провинцию — такой блеск, что лучшего и желать нельзя.
Я, как главный любитель купаться и загорать, обыкновенно приезжал первым. В тот вечер, когда в течении нашей жизни ощутимо наметился новый поворот, я условился с Миртл и Томом, что встречусь с ними у бассейна. И теперь сидел, ждал их и получал удовольствие.
Выбирая проект бассейна, его владельцы явно стремились создать нечто красочное. В чем и преуспели. Бассейн с проточной, сильно хлорированной водой был облицован кобальтово-синей плиткой, придающей воде совершенно нездешний оттенок. Бетонная стена новой раздевалки сверкала белизной в лучах предвечернего солнца, а вдоль стены выстроились полосатые, оранжевые с зеленым, шезлонги. Справа и слева посреди зеленой травы алыми фонтанами взметнулись вверх вьющиеся розы.
На фоне этой красоты, к моему удивлению, внезапно возник Стив.
Раздеваясь, Стив преображался в голенастого птенца, у которого все кости наружу; он горбился и косолапил. Недурно плавая, он большей частью избегал лезть в воду и болтался на краю бассейна, скрестив руки на груди и зябко сутуля плечи. Увидев меня, он подошел и сел рядом на траву.
— Где Том? — спросил я.
— Не знаю. — Короткое, многозначительное молчание, усугубленное с моей стороны возрастающим удивлением.
— Но ты знаешь, что он скоро должен быть здесь?
— Правда? — всполошился Стив. — Я не знал, Джо, серьезно. Что делать? — Его рожу перекосило от страшного замешательства. — Что теперь делать? У меня здесь свидание с девушкой.
— Неужели! — Я не спешил очертя голову верить всему, что скажет Стив.
— Что же делать?
— Ума не приложу, Стив. Выкрутишься, — прибавил я обнадеживающе. — Для любви нет преград.
— Есть, когда это Том! — Стив ссутулился в три погибели. — Серьезно, Джо, — тогда о любви лучше сразу забыть.
— Вот оно что.
— Это ужасно, Джо. Серьезно — ты не понимаешь.
— Так для тебя новость, что Том будет здесь? Ты уверен? — Почему-то меня упорно не покидало чувство, что, несмотря на страшное замешательство, Стив не без удовольствия предвкушает предстоящее объяснение с Томом.
— Еще бы не уверен! Он с ума сойдет, когда узнает.
— Ничего, переживет.
Стив смерил меня холодным, неприязненным взглядом.
— Да? А со мной что будет тем временем?
На этот вопрос я не знал ответа. Я предложил сходить искупаться, но Стив покачал головой.
— Дай мне подумать. — Он подумал. — Надо поговорить.
— О чем?
Стив посмотрел мне в глаза.
— Честно, Джо, мне понравилось…
— Что понравилось? — Я не мог взять в толк, о чем он ведет речь.
— Проводить время с девушкой, что же еще. Вчера вечером ходил с ней в кино. Для тебя это, может быть, чепуха. Для меня — нет! Мне понравилось. Первый раз почувствовал, что правильно делаю, что так и надо. Что я такой, как другие. Другие же ходят с девушками в кино!
— Какую картину вы смотрели?
Горящие, честные глаза Стива потухли. Он досадливо поморщился.
— Картина — жуть. В «Одеоне». Но так уж ей захотелось.
— Когда любишь, Стив, стерпишь и не такое. Приготовься — впереди ждут жертвы посерьезнее.
— Жуткая картина. Я просто изнывал. И про кого, главное, — про собаку-овчарку.
— С возрастом, Стив, — сказал я, — ты поймешь, что любовь и страдание — неразделимы. Меня, например, Миртл один раз заставила поехать в Стратфорд-на-Эйвоне смотреть «Комедию ошибок».
— Не может быть!
— Запомни, Стив: либо девушка невежественна, либо она с запросами. В любом случае страдания неизбежны.
Стив расстелил на траве полотенце и растянулся на нем спиной вверх.
— Расскажи про свою девушку.
— Рассказывать особенно нечего. Познакомились здесь на той неделе. Она еще учится в школе. Зато очень хорошенькая. Глупенькая, правда, но это мне ничего. С нею чувствуешь себя взрослым, а это приятно.
— Сколько ей?
— Пятнадцать лет. Точнее, почти шестнадцать.
— Не маловато ли?
— Для меня, Джо, в самый раз. У нас невинные отношения, и такими я хочу их сохранить.
— Раз ей всего пятнадцать, то очень может быть, что невинность тебе обеспечена на годы вперед.
— На годы! — Было видно, что подобная мысль не приходила Стиву в голову. Он взвесил ее с неудовольствием. — Слушай, а это не будет до жути однообразно?
— Да как тебе сказать. Но уж конечно, тех резких перепадов, как при других отношениях, ты не жди.
Стив ненадолго умолк.
— Я все же по дороге домой полез к ней целоваться. По совести сказать, без особого желания. Думал, она, наверное, этого ждет. Надо же вести себя как принято.
— Насколько я понимаю, в этом и заключается идея мероприятия.
Стив задрал голову, проверяя, как я все это воспринимаю.
— Поцеловал ее в щеку, она разрешила.
Я веселился, но виду не показывал.
— А потом?
У Стива в глазах заплясали чертенята.
— А потом она и говорит: «Хорошенькая я, правда?» И завела за ухо локон.
Меня прорвало:
— Э, нет, брат! Такое не про тебя! — Я знал, что Том никогда не устает твердить Стиву, какой он Адонис, а Стив никогда не устает это слушать.
— Да, такое мне внове, — сказал Стив, скаля зубы. — И не слишком по нраву.
Кто-то из компании, расположившейся неподалеку, оглянулся, прислушиваясь. Мы замолчали. Стив лег щекой на полотенце. Я стал глазеть на окружающих и увидел, как, заметив Стива, к нам на всех парусах несется Том.
Мы поздоровались. Том расстелил рядом полотенце и сел. Стив плотнее прижался щекой к земле, и Том буравил его глазами. Стив умышленно вел себя по-хамски. Памятуя о Миртл, я спросил у Тома, который час. Том взглянул на часы и сказал. Не успел он договорить, как Стив приподнялся на локтях и встал. Должно быть, ему пора было на свидание.
— Стив, ты куда?
— За носовым платком, в раздевалку.
— Зачем он тебе?
— Надо.
— Возьми, у меня есть лишний.
— Мне нужен мой собственный.
Том вытаращил глаза: версия, предложенная Стивом, звучала до крайности неправдоподобно. Стив исподтишка вглядывался в толпу.
Том пожал плечами, и Стив косолапо побрел прочь, явно выискивая свою школьницу. Я глянул на Тома. Том только того и ждал, чтобы немедленно завести глубоко личный разговор о Стиве. Градом посыпались вопросы. Куда Стив пошел? Что он тут делает? Давно ли явился? Все ли это время был со мной? О чем мы с ним говорили?
Я отвечал с таким расчетом, чтобы не напортить, а в остальном — как можно ближе к правде. С тоской в душе наблюдал, как другой — не я — томительно плетется проторенной тропою ревности.
— Не знаю, Том, — слышал я собственный голос. — Почем мне знать? — Я помялся. — А даже и знал бы — что тебе, легче станет, если я скажу?
— Легче не легче, а знать мне надо, — с укором сказал Том.
Я только развел руками. Я знал, что он вовсе не расположен видеть в истинном, курьезном свете коленца, которые в последнее время откалывал Стив.
— Ты забываешь, что я привязан к нему.
— Во всяком случае — ревнуешь.
— Что не обязательно одно и то же. Кому-кому, а тебе, Джо, надо бы это знать. — Том никогда не мог удержаться от соблазна поучить ученого уму-разуму. — Можно ревновать, не любя, но любить, не ревнуя, невозможно.
Он покосился в мою сторону, из чего я заключил, что сказанное относится ко мне. Я так стыдился своей ревности, что не рассказывал о ней Тому, и проявления у меня этого чувства представлялись ему подозрительно хилыми.
Мы посидели в молчании.
Том сказал с большой силой:
— Тяжело это становится, Джо.
Я проникся к нему живым сочувствием.
— А ты не мог бы… ну, я не знаю… отступиться, что ли?
— Конечно, нет.
Мне оставалось, вероятно, только пожать плечами. Вместо этого я сказал просто:
— Тогда жаль.
— Я не умею трубить отбой, — сказал Том, не слишком погрешив против истины. — Я должен наступать, невзирая ни на что. — Он запнулся. — Боюсь, на сей раз не рехнуться бы при этом.
— Похоже, Стив только того и добивается.
— И не думает. Все совершается помимо его воли.
— Да?
— Это меня и трогает больше всего. Потому я ему так нужен.
— Нужен-то ты ему безусловно, — сказал я, мысля в категориях звонкой монеты.
— Не представляю, что бы он делал без меня.
— Без тебя ему пришлось бы сильно сократиться.
Том дал мне почувствовать, что тонкий человек такого не скажет.
— По-моему, он привязан ко мне.
— Привязан, Том.
— Если бы только я мог быть в нем уверен. — Том покрутил головой. — Никогда нет уверенности… Знать бы только, что так продержится хотя бы еще год!
В эту минуту я, как и Том, забыл, что через три недели ему уезжать на чужбину. Том говорил от чистого сердца, и я растрогался. Я верил, что дружба со Стивом способна, как и всякая дружба, внезапно вознести на вершину счастья, а оттуда пинком столкнуть в пучину страданий. Во что я не мог поверить — это в ее долговечность: скорее ручьи побегут в гору, чем все это выдержит испытание временем.
— Впрочем, полгодика, может, и протянет, — сказал Том, и хотите верьте, хотите нет, но таким голосом человек объявляет о выходе из положения, который, в общем, его устраивает.
Том был сильный пловец: с такой жировой прослойкой нетрудно держаться на плаву, такие мышцы созданы мощно таранить воду. Мы нырнули в яркую голубизну и выплыли на поверхность, выжимая из глаз хлорированные слезы. Том по обыкновению настроился без устали махать из конца в конец, как маятник, мерным, неторопливым ходом. Я поплыл было рядом, но передумал, вылез из воды и огляделся.
Не я один был знаком с обыкновением Тома. Стив, в уверенности, что теперь Том минут пятнадцать не высунет голову из воды, беспечно стоял на виду у всего честного народа, весело болтая с двумя девчурками-школьницами.
Я не знал, как мне быть. Вмешаться? Это окончательно погубит дело. Оставалось стоять, смотреть, чувствуя, как каплет с мокрых волос на плечи, и молиться, чтобы пронесло.
Вообще-то, скажу я вам, молиться, чтобы пронесло, — самое пустое занятие, и в моем возрасте стыдно такого не знать. Тем более, когда не секрет, что отличительная черта классных прыгунов в воду — полное пренебрежение к тому, что удобно, а что неудобно пловцам. Итак, я стоял, поглядывая то на Стива с его смешливыми длинноногими школьницами, то на рыжую макушку Тома, неуклонно бороздящую синь воды, как вдруг прямо под носом у Тома красиво вошли в воду тела двух ныряльщиков. Том с размаху остановился и возмущенно забултыхался на поднятой ими волне, отплевываясь и протирая глаза. Он огляделся по сторонам. Он увидел Стива. Взмах руки — и Том был уже у бортика. Он вылез из воды и направился к Стиву. Я заметил, как Стив переменился в лице от неожиданности, когда Том похлопал его по плечу. Отрывистый вопрос, короткий ответ — и они отошли вдвоем, а девчушки безмолвно уставились друг на друга. Том шагал впереди, как жар горя на солнце медноволосой грудью, за ним, замыкая шествие, нехотя плелся Стив.
Я пошел взять полотенце, и мы сошлись одновременно на одном пятачке. Стоило видеть, какие у Тома глаза: белки, покрасневшие от хлорки, а в них — два пронзительно зеленых от злости огня.
— Ты с ума меня сведешь, Стив! — говорил он, поспешно вытирая лицо, так что страсть, звенящую в его голосе, несколько заглушало полотенце.
Стив, ничего не отвечая, тщетно тер полотенцем пониже паха, куда стекала вода с трусов.
— Ты что, не слышишь? Ты сводишь меня с ума своим поведением!
— Что-что? Не разберу сквозь полотенце.
— Ты меня сводишь с ума.
— А что я такого сделал, — хмуро буркнул Стив. — Не выдумывай, Том.
Я решил, что пора удалиться, хотя и знал, что мое присутствие не мешает Тому, когда происходит выяснение отношений, — больше того, я подозревал, что для остроты ощущений ему даже лучше, когда при этом есть кто-то третий.
Я отвернулся и начал вытираться.
— А вот и Миртл, — услышал я голос Стива.
Уф, слава богу! Миртл подошла к нам ленивой походкой, свежая и сияющая.
— Забавно вы стоите втроем — сбились в кучку и вытираются. Как будто сошли с полотна Дункана Гранта. — Она усмехнулась чему-то своему. — Только у Гранта мужчины совсем без… — Слово красноречиво замерло у нее на устах.
— Ты что это в платье, Миртл? — властно сделал ей замечание Том. — А купаться как же?
Я подумал, что он хочет от нее избавиться.
— В другой раз. — Миртл опустилась на траву. Я сел рядом. Она не часто купалась — стеснялась, я думаю, показаться в купальнике слишком худой и плоскогрудой. Ну, и потом, она же постоянно зябла! — Сегодня не могу.
Я вопросительно поднял брови. Миртл смотрела на меня круглыми, виноватыми глазами.
— Прости, зайчик. Сегодня не выйдет посидеть и вместе пойти домой. Мне еще надо зайти в одно место. Ты не против?
Теперь пришла моя очередь злиться и беспокоиться.
— Нимало, — сказал я.
Все притихли. Миртл наблюдала, как ведут себя Том и Стив. Я пытался осмыслить происходящее. Мне припомнились другие случаи в этом году, когда она поступала так же. Я перебирал их в памяти один за другим, и мне вдруг открылась общая схема. Повод для ревности или досады — взрыв страстей — примирение — и опять все с начала. Сейчас мы в который раз заходили на первый виток.
— Почему же у тебя сердитый голос?
— Я вовсе не сержусь.
Том расстелил рядом с ней полотенце и сел, спиною к Стиву.
— Когда Джо говорит, что не сердится, это звучит на редкость неубедительно.
— Я знаю. — Миртл старательно расправила платье на коленях. — Он всегда сердится. И всегда на меня.
Всю злость, которой только что кипел Том из-за Стива, точно рукой сняло — или, может быть, он скрывал ее так умело? Он покровительственно обласкал Миртл улыбкой.
— Ох уж эти мне интроверты, — сказал он ей.
Миртл качнула головой.
— Я, вероятно, экстраверт.
— Не вероятно, а точно, душа моя. — Миртл подняла на него печальный, тающий взор. — Ты похожа на меня. — Том ответил ей точно таким же взором. — Поэтому мы с тобой так понимаем друг друга.
Миртл не отозвалась. Теперь Том целиком сосредоточил внимание на ней одной, будто нас со Стивом не существовало.
— Поэтому со мной тебе было бы несравненно легче уживаться. Ты не любишь себя неволить — правильно? Любишь все делать, когда тебе вздумается, когда придет охота. По зову сердца, родная моя. А не по зову Джо…
Миртл, казалось, обдумывала его слова. Не могу сказать, что я был в восторге. Меня подмывало оборвать его: «Ну, знаешь, Том! Смени пластинку!» А Том продолжал разливаться:
— Да, мы с тобой люди уживчивые. Скажу больше, таких покладистых людей поискать. Мы действуем… он сделал остановку и закончил, бесстыжие глаза, словами, принадлежащими не ему, а мне: —…по настроению минуты. — Он уснастил сказанное изящным мановением руки.
Миртл слушала с видом отроковицы, внемлющей откровениям. Не спешите заключить, будто это было наиграно. В известной мере их с Томом искренне завораживала музыка собственных слов. Могу прибавить, что меня она не завораживала больше того, похвальная решимость проявлять выдержку и терпение катастрофически сякла во мне с каждой минутой. Я вмешался бы не раздумывая, удерживало меня лишь одно: предчувствие, что Том опростоволосится и без моих усилий. Я выжидал.
Миртл покивала головой.
— Ах, Миртл! — Том накрыл ее руку ладонью. — Есть ли такое на свете, чем ты не могла бы поделиться со мной? — Он заглянул ей в глаза.
Миртл моргнула. Ей-ей, он перестарался. Должно быть, она потянула руку назад — во всяком случае, Том убрал свою.
Наступило молчание. Миртл дружески поделилась с ним наблюдением:
— А ты растолстел, Том.
Нет, совсем не того ждал от нее Том! Он перевел взгляд на свою грудь, поросшую рыжей шерстью — что лично мне было глубоко противно, — и выпятил ее колесом.
— И замечательно, что растолстел.
— Джо постоянно тянет как можно больше двигаться, сказала Миртл. — Такая скука.
— Это имеет и положительные стороны, — сказал я сердито и многозначительно.
Том покрутил головой, не сводя глаз с Миртл.
— Видишь, ему нас не понять. — Он погладил себя по груди. — Если бы мы с тобой, Миртл, обосновались вдвоем, ты переняла бы мои необременительные привычки в два счета, — он прищелкнул пальцами, — и тоже растолстела бы.
Нет, совсем не того ждала от него Миртл! Я мысленно потирал руки.
— Едва ли, Том, — сказала она, слегка сникнув.
— Не едва ли, душа моя, а точно. Толстела бы себе и радовалась. И перестала бы вечно мерзнуть.
С живым любопытством и удовольствием я наблюдал, как у Миртл вытягивается лицо. Я сам, как вы понимаете, не раз говорил ей, что она вечно мерзнет из-за нехватки подкожного жира. Подобное объяснение она считала в высшей степени поверхностным и бездушным. Она прекрасно знала, что холод навевает на нее сердечная тоска. А Том это проглядел. Она горестно вздохнула.
От Тома, по всей видимости, и это ускользнуло. Оно и простительно: ты рассыпаешься перед девушкой мелким бесом, а тебя отвлекают — с одной стороны впился в него глазами я, а за спиной хмуро ловил каждое слово Стив.
— Мерзнуть мне, видно, всю жизнь.
— Если бы я о тебе заботился — тогда нет, родная моя. Я всегда безошибочно знал бы обо всех твоих ощущениях. — Миртл заметно встревожилась от подобной перспективы. Я мог ее понять. — И всегда имел бы для тебя наготове… — он бросил мудрый, проницательный взгляд в мою сторону, — хороший совет.
Среди излюбленных утверждений Тома было и то, что я не умею обращаться с Миртл, и в частности вовремя дать ей хороший совет. Он, по-видимому, не мог усвоить, что Миртл страшно не любит, когда ей дают советы, будь то неоценимые советы, никудышные или середка на половинку.
— Неужели? — Она поглядела на него мягко и без всякого восторга.
Том промолчал, меряя ее уверенным, понимающим взглядом. Движимый любовью и состраданием, он сейчас определял, хорошо ли она себя чувствует.
— Ты устала, душа моя. — Вероятно, он обнаружил круги у нее под глазами.
— Да, это правда.
Том опять бросил взгляд в мою сторону, словно говоря: учись, брат, как это делается. Он придвинулся ближе к ней.
— Тебе надо раньше ложиться спать.
Больше всего на свете Миртл ненавидела, когда ей говорили, что надо раньше ложиться спать! Когда вот так, с единого маху, перечеркивали ее любовь к жизни, бездонную глубину ее души, а главное — ее решимость поступать так, как вольно ей самой.
Миртл не проронила ни звука. Да и что говорить, если на сердце такая печаль.
Когда лучший друг в твоем присутствии охмуряет твою девушку, а ты сидишь и смотришь, есть миг, когда тебе воздается, — ослепительный миг, когда ты видишь, как твой друг садится в лужу.
Том, я считаю, сел в лужу по пояс — по самую шею.
При всем том я пребывал в легком недоумении — я, знаете, очень верю в экстравертов. Мне не приходило в голову, что весь диалог Тома и Миртл — вопиющее свидетельство дурного вкуса; меня удивляло только, что он при этом так оплошал. Видно, его и вправду чересчур отвлекали мысли о том, какое впечатление все это производит на Стива.
Я мельком взглянул на Стива — нет, невозможно было определить, что он думает. Темные волосы высохли и мягкой копной спадали ему на глаза. Похоже, он утратил всякий интерес к школьницам. По-моему, его просто томила скука.
Солнце клонилось к закату. Миртл беспокойно зашевелилась, и Том стал разглядывать людей по сторонам.
— Ты только посмотри, Джо!
Я посмотрел. Том показывал куда-то в сторону раздевалки. Миртл и Стив тоже встрепенулись.
Это был Тревор — с девушкой. Я уже отмечал, что Тревор был на редкость мал ростом, тонок в кости и вообще поражал изяществом и хрупкостью сложения. Замечу теперь, что девушка у Тревора была на редкость крупная.
Мы прямо рты разинули. Они шли бок о бок: Тревор — четким, легким шагом, девушка — тяжеловесной поступью. Он увлеченно рассказывал ей что-то, с улыбкой поглядывая на нее снизу вверх. Она по-хозяйски несуетливо слушала. На ней был очень простой светло-зеленый купальник с юбочкой, волосы убраны под белый резиновый чепчик — ничто не отвлекало внимания от форм, дарованных ей природой. А формы заслуживали внимания — ого, и еще как!
— Похожа на самое Естество, — посмеиваясь, сказал Том.
— Милый Том, ничего-то ты не знаешь о Естестве, — сказала Миртл и вдруг залилась краской.
— Эти выпуклости! Колоссально! — сказал Том.
Мы зачарованно провожали их глазами, пока они не прошли мимо и не устроились в укромном уголке на дальнем краю площадки.
— После чего, — объявил я, — нам остается только уйти.
Том со Стивом пошли одеваться; я задержался, прощаясь с Миртл. Я догадывался, что она идет на свидание с Хаксби, но скорее откусил бы себе язык, чем спросил ее об этом. Миртл подставила щечку; я коснулся ее губами. Она лениво пошла прочь, и я смотрел ей вслед с грустью и едкой обидой.
У входа в свою раздевалку я увидел Стива. Он стоял в дверях соседней кабины и кое-как растирался полотенцем. Том принимал душ.
— Это и есть та девушка, с которой встречается Тревор? — спросил я.
— Вроде да.
— Та самая, что сидела в машине в тот вечер? Когда его задержали за то, что поехал на красный свет?
— Откуда я знаю. — Он помялся. — Слушай-ка, Джо…
Его голос так изменился, что я шагнул в коридор, чтобы лучше его видеть. На лице его проступило выражение непривычного беспокойства. Он перестал растираться.
— Что такое, Стив?
— Миртл ушла?
— Ушла. — Странный вопрос.
— Ну, конечно, ушла. Глупо… Слушай, Джо, знаешь, с чего это Том так увивался возле нее?.. — Он говорил отрывистой скороговоркой. — Я знаю, ты не поверишь, но все-таки я скажу… Знаешь, с какой мыслью Том носится в последнее время? Он задумал жениться на Миртл!
Я остолбенел. Я вытаращил на Стива глаза.
— Невероятно! Быть не может! Что за нелепость!
Много я наслушался от Стива вранья, но такую дичь он нес в первый раз — и в первый раз мне не захотелось обвинить его во лжи.
— Тебе, Джо, знать не полагается.
— Еще бы! Я думаю!
— На той неделе это обсуждалось с Робертом. Потому Том и ездил в Оксфорд.
Вы не поверите: я ему верил.
Кто-то вышел из кабины рядом, и я посторонился, пропуская его. Я увидел, что в конце коридора, повязав бедра полотенцем, стоит Том и причесывается перед зеркалом.
— Ты только не говори, Джо, что я тебе рассказал.
— Смешно, Стив, честное слово.
— Ради бога, не говори! Даже виду не показывай, пока он сам не скажет. А то он мне такое устроит!
— Постой, Стив, а не лучше…
— Он идет сюда! Тихо — все! — Стив отступил в кабину и впопыхах нырнул головой в рубашку. Локоть застрял в рукаве.
Подошел Том.
— А ну, Стив, поторапливайся! — Он заглянул в кабину. — Если бы ты складывал рубашку, как я тебя учил, она надевалась бы сразу.
Я ретировался к себе в раздевалку.
Потом мы простились, и я пошел домой. Мне было над чем поразмыслить.
Я был поражен до глубины души. Помилуйте, что же он вытворяет, этот Том, где же предел его нелепостям? Во-первых, не он ли показывает на каждом шагу, что для него весь свет сошелся клином на Стиве? Во-вторых, разве ему не известно, что Миртл влюблена в меня? И в-третьих, черт возьми, ему вообще осталось меньше месяца до отъезда! Уму непостижимо! Впрочем, какая разница? Уму непостижимо, а все равно происходит. Многое из того, что творится на свете, уму непостижимо, особенно если за этим стоит такой Том, — и мне бы надо это знать.
Врет Стив, и больше ничего, сказал я себе напоследок и лег спать.
