Глава 19
Эми смотрела, как закрылась за ним дверь, и сила разгорающегося в ней гнева ничуть не уступала силе страсти, сжигавшей ее в ночные часы. Дрожа от ярости, она оглянулась в поисках чего-нибудь такого, что можно было бы швырнуть в дверь.
На глаза ей попался Солнечный Камень, лежавший на ночном столике. Забыв о необходимости поддерживать окутывающую ее простыню, она разжала пальцы, и простыня упала на ковер. Нагая, с полными слез глазами, Эми злобно схватила блестящий золотой медальон и что было сил запустила им в дверь.
— Ты забыл свой драгоценный амулет, ты, подлый дикарь!.. — завопила она, но тут же осеклась в неподдельном изумлении.
В то самое мгновение, когда она выпустила из руки медальон, дверь ее спальни открылась. На пороге стоял капитан Кинтано без тени улыбки на лице. Его правая рука метнулась вперед с неимоверным проворством и перехватила в воздухе летящий Солнечный Камень.
Спокойно прикрыв дверь и глядя на Эми прищуренными глазами, Луис неторопливо направился к ней. Пульс у Эми зачастил. Она вся подобралась, сморгнула с глаз слезы и молча наблюдала за его приближением. Внезапно вспомнив о своей наготе, она поспешно опустилась на колени, чтобы поднять упавшую простыню, и громко охнула, когда эту простыню с силой прижала к ковру нога Луиса. Безуспешно пытаясь выдернуть свой ненадежный покров из-под его каблука, Эми оторопело уставилась на вычищенный до блеска коричневый сапог.
Ее непримиримый взгляд скользнул вверх по длинной худощавой ноге. Тонкую, хотя и плотную шерстяную ткань брюк растягивали рельефно выступающие мышцы, и Эми, сглотнув подступивший к горлу комок, вынуждена была признать, что к ее гневу примешивается еще и другое чувство. Строго-настрого приказав себе не поддаваться притяжению грубой мужественности бесчувственного захватчика, она быстро взглянула ему в лицо — и в ней шевельнулся страх, от дуновения которого мигом улетучились и злость, и влечение.
Капитан выглядел разгневанным и опасным.
Высокие скошенные скулы казались более выпуклыми, чем когда бы то ни было, а складка посреди подбородка — попросту угрожающей. Уголок плотно сжатого рта приподнялся, образуя нечто среднее между улыбкой и насмешливой гримасой. Весь облик дышал откровенным высокомерием.
Эми задохнулась, когда он наклонился, схватил ее за плечо и рывком поднял на ноги. Она пыталась высвободиться, но он, не выпуская ее, подтянул к себе поближе, поднял руку к ее лицу и разжал пальцы.
У него на ладони лежал золотой Солнечный Камень. Тяжелая цепь была пропущена между длинными пальцами. Луис стряхнул медальон с ладони, так что тот повис на цепи, и покачал его, словно маятник, перед носом Эми.
В его хладнокровии было нечто пугающее, когда он тихо, чуть ли не шепотом произнес:
— Возможно, в ваших глазах я варвар-язычник. Грубый дикарь. Верования и обычаи моего народа вы считаете достойными лишь осмеяния. — Его рука, удерживавшая плечо Эми, почти ласкающим движением скользнула под растрепанные волосы и охватила сзади ее шею. — Солнечный Камень священен. Вы сможете дотрагиваться до него только с моего разрешения. Понятно?
Эми молчала.
Сильные пальцы слегка сдавили ее шею.
— Я спросил: вы меня поняли?
— Д-да. Да, я поняла вас, — неохотно ответила она, со страхом ожидая, что последует дальше.
— Постарайтесь не запамятовать, — предупредил он бесстрастно.
С этими словами капитан поднял цепь и надел ее на шею через голову. Затем он приказал Эми расстегнуть его белую рубашку, спустить Солнечный Камень под ворот и снова застегнуть рубашку.
Она повиновалась молча, раздираемая ненавистью и страхом. Дрожащие пальцы плохо повиновались ей, пока она возилась с пуговицами свежевыстиранной рубашки. Когда расстегнутая рубашка разошлась на груди, в глаза Эми бросились длинные красные полосы, которыми ее ногти разукрасили его смуглую кожу. При виде этих ужасных отметин она застыла на месте, но тут же услышала:
— У меня на плече остались еще следы зубов. Не желаете ли осмотреть и их заодно?
Эми покачала головой, собралась спрятать медальон внутри рубашки и заколебалась. Она вопросительно подняла глаза, и Луис кивнул:
— Да, миссис Парнелл. Можете дотронуться до Солнечного Камня. Я разрешаю.
Пальцы Эми сомкнулись вокруг медальона. Она положила его под расстегнутую рубашку — на горячую кожу над самым сердцем Луиса. Затем быстро застегнула пуговицы; все, чего ей сейчас хотелось, — чтобы он ушел и она могла одеться.
Капитан поблагодарил ее. Затем поднял с ночного столика острый как бритва обсидиановый нож и протянул его Эми:
— На тот случай, если вам потребуется чем-нибудь в меня швырнуть… не могу ли я предложить вам это?..
Эми упрямо отказывалась принять нож. Тогда Луис взял ее руку, вложил в ладонь блестящую рукоятку и загнул вокруг нее ледяные пальцы Эми.
Он стоял перед ней в высокомерно-дерзкой позе, опустив руки, молчаливо предлагая ей вонзить нож в его грудь… если она посмеет. Велик был соблазн так и поступить. Подбородок у нее задрался кверху, глаза засверкали яростью и воодушевлением, и пальцы крепче сжали рукоятку… она тешилась мыслью, какое это было бы удовольствие — всадить в него смертельный клинок.
Бесстрашно вскинув голову, она процедила:
— Будь я столь же далека от цивилизации, как вы, я бы воспользовалась вашим предложением. Она подняла нож, приставила его острие к левому боку Луиса и язвительно добавила: — Поправьте меня, если я ошибаюсь. Это правда, что люди вашего племени — варварского племени ацтеков — использовали именно такие ножи, чтобы вырезать еще бьющиеся сердца у своих беспомощных жертв?
Луис не выразил никаких чувств.
— Да, это правда. Но в таком случае вам, моя нагая Иезавель, нож не нужен. Вы умеете вырезать сердца у ваших жертв с помощью куда более смертоносного оружия. — В его глазах зажегся опасный огонь, когда он обвел взглядом соблазнительные контуры ее тела. Внезапно он улыбнулся. — У человека можно вырезать сердце только один раз. Так что я в безопасности.
Игнорируя острие ножа, приставленное к его сердцу, капитан склонился к Эми, поцеловал ее в шею под ухом, набрал полную грудь воздуха и небрежно сообщил:
— Я распорядился, чтобы натаскали воды. Вам надо принять ванну, миссис Парнелл. От вас пахнет мною. — Он повернулся и спокойно зашагал к выходу.
Эми, пылая негодованием, с ножом в руке, смотрела ему в спину. Глаза у нее метали молнии. Она высоко подняла нож… но не бросила его вслед высокомерному наглецу. Вздохнув и позволив ему уйти целым и невредимым, она осторожно положила нож на столик рядом с браслетом.
Измученная душой и телом, уже не сдерживая слез, Эми бросилась к двери, заперла ее на засов и, устало привалившись к тяжелой створке, несколько секунд простояла неподвижно, а потом поспешила к своей просторной ванной комнате в нетерпеливом стремлении смыть с тела запах Луиса и память о его прикосновении.
Погрузившись в горячую мыльную воду, Эми яростно взялась за дело. С куском жасминового мыла в одной руке и грубой мочалкой в другой, она растиралась, ополаскивалась и снова растиралась, пока кожа не становилась розовой и мягкой. Впрочем, как только она обретала уверенность в том, что отмыта дочиста, так чисто, как еще никогда не отмывалась, в памяти вспыхивала еще какая-то непристойная картина из тех, какими изобиловала минувшая ночь, и она снова принималась ожесточенно соскребать с кожи воображаемую грязь.
Когда она почувствовала, что вот-вот уже сдерет с себя и кожу, Эми встала и выбралась из мраморной ванны. Она потянулась за полотенцем и, мельком поймав свое отражение в зеркальных стенах ванной, покраснела: она припомнила самонадеянное заявление капитана, что он намерен поиграть с ней в любовь в этой комнате, чтобы еще и наблюдать все в зеркалах. Она тоже сможет понаблюдать, нагло пообещал он. Эми торопливо схватила с полки большое белое полотенце и завернулась в него, чтобы прикрыть наготу.
Она и придумать не могла ничего более гадкого, чем любоваться своим отражением в зеркале, когда она предается плотским утехам! Особенно с любовником, у которого холодное сердце и горячая кровь, с любовником, который больше похож на животное, чем на человека. Самая мысль о возможности ее участия в столь непристойном действе была омерзительна. Да ни за что на свете она не унизится до подобного разврата!
Эми быстро оделась, но вскоре обнаружила, что ей не хочется спускаться на нижний этаж. Там она рисковала столкнуться с капитаном, и, не желая идти на риск, она осталась в спальне и принялась расхаживать из угла в угол.
Она чувствовала себя несчастной. И растерянной. Все, о чем она когда-то мечтала и молилась, все, на что надеялась, — наконец-то свершилось. Ее любимый Тонатиу жив! По прошествии стольких лет он вернулся домой, в Орилью. И как это ни плачевно, горькая ирония судьбы заключалась в том, что его внезапное появление принесло ей более тяжкие муки, чем жестокая разлука.
Вздохнув, Эми подошла к открытым балконным дверям. Позади надворных построек суетилось множество солдат, и взгляд Эми перебегал от одного к другому; сама того не замечая, она искала среди них одно холодное красивое бронзовое лицо. И нашла.
Капитан стоял, прислонившись к крупу вороного жеребца и положив руку на седло. Его иссиня-черные волосы блестели в лучах утреннего солнца. Один из его людей, по-видимому, рассказывал ему какую-то забавную историю, и на лице капитана играла неотразимая мальчишеская улыбка, которая больно отозвалась в сердце Эми.
Ее угнетало чувство вины, и для этого были по меньшей мере две причины. Во-первых, именно на ней лежала ответственность за то, что Тонатиу, внимательный ласковый мальчик-индеец, которого она знала и любила, превратился в жестокое бесчувственное животное, каким он предстал перед ней теперь. Во-вторых, не устояв против несомненной мужской привлекательности заезжего офицера, она предала своего жениха, Дугласа Кроуфорда.
Она не находила себе оправданий. Не было на земле человека добрее и благороднее, чем Дуглас Кроуфорд, не было человека более преданного и понимающего. Его великодушное сердце было бы разбито, случись ему узнать, что, в то время как он где-то в мексиканской глуши воевал под знаменем императора Максимилиана — воевал, поставив перед собой цель заработать достаточно денег, чтобы должным образом заботиться о ней, — она отдавалась мстительному сластолюбцу, для которого ничего не значила, словно была одной из дешевых шлюх, чье общество было столь отрадно для ее покойного супруга — Тайлера Парцелла.
Не отводя взгляда от высокого худощавого офицера, Эми наблюдала, как он взлетел в седло и пустился вскачь. Она смотрела ему вслед, пока одинокий всадник на большом вороном коне не превратился просто в пятнышко на горизонте. Только тогда она испустила долгий вздох облегчения и отошла от окна.
Несмотря на то что ее мучитель уехал, Эми не сразу вышла за порог после того, как отперла дверь, — сначала она оглядела пустынный коридор. Убедившись, что никого не видно ни слева, ни справа, она еще несколько раз вздохнула, чтобы успокоиться, и только тогда, приподняв юбки своего платья в белую и розовую полоску, двинулась по ступенькам вниз.
Спускаясь по широкой лестнице, Эми ломала себе голову над вопросом: что она скажет Магделене? Велик был соблазн броситься под защиту добрых рук старой служанки и выплакать свое отчаяние у нее на груди. Поведать ей все о долгой ужасной ночи, которую Эми провела во власти неумолимого капитана Кинтано.
Она знала, что не может так поступить. Она была воспитана гордым отцом, внушавшим ей, что слуг не следует посвящать в ее личные заботы. Сколь ни дружна она была с Магделеной, она никогда — ни разу! — не рассказала верной мексиканке, что именно стряслось в тот ужасный вечер, много лет назад.
Было сообщено только, что вышла ссора и братья Салливен вышвырнули Луиса из Орильи. Она сама уверяла, что будет счастлива стать женой Тайлера Парнелла. Она постоянно сохраняла личину женщины, вполне довольной своей судьбой, и никому не давала понять, что глубоко несчастна. Что ее юное сердце разбито. Что не проходило ни дня, ни часа, ни минуты, когда она не терзалась бы мыслью о том, жив или умер ее возлюбленный То-натиу. Эми не стремилась уведомить общество, что ее супруг проводил на стороне — с другими женщинами — больше ночей, чем дома, и что она этому только радовалась.
Дойдя до нижней ступеньки, она выпрямилась и расправила плечи.
Нет, она ничего не скажет Магделене о прошедшей ночи, но, конечно, Магделена узнает сама. Капитан похвалялся, что отправил Магделену и Фернандо в восточное крыло; он довел это до ее сведения, когда злорадно сообщил, что западное крыло всецело принадлежит им — ей и ему.
Магделена — умная, чуткая женщина. Она уж как-нибудь сумеет сложить два и два, и ее материнские инстинкты заставят ее прийти Эми на помощь.
Эми почувствовала себя немного лучше. Магделена защитит ее от порочного и злого капитана. Таких ночей, какую ей пришлось пережить, больше не будет. Магделена не допустит этого.
Эми нашла Магделену в кухне, где та аккуратно нарезала фрукты ломтиками и искусно раскладывала их на фарфоровом блюде. За работой она напевала мелодичную испанскую любовную песню. Когда вошла Эми, Магделена широко улыбнулась. Но слова, которые она произнесла, оказались для Эми совершенно неожиданными. Прервав свое занятие, пожилая мексиканка уперла руки в широкие бока и полюбопытствовала:
— Вы что же, собираетесь сегодня ходить в этом платье?
Эми нахмурилась:
— Я же его надела. Конечно, собираюсь.
— Нет, нет, Эми. Для такого особенного дня это не годится. — Магделена вытерла руки о передник и направилась к дверям. — Пошли. Вернемся наверх и подберем что-нибудь более подходящее.
— Более подходящее для чего?
Темные глаза Магделены сверкнули.
— Для праздничного ленча в обществе красавца капитана Кинтано!