Глава IV
Телефоны, наконец, заткнулись, и Рекс мог перевести дух. Отдышавшись, он решил чуть-чуть заняться собой. По телефону заказал в «Брикшед Хаузе» модные нейлоновые плавки в сеточку, накрасил ногти бесцветным лаком, стал прикидывать планы на вечер. После полицейского налета на излюбленную парную Рекса, когда его фамилия попала в полицейский протокол, ему пришлось залечь на дно. Но миновало уже несколько недель, терпежу больше не было, и Рекс твердо вознамерился сегодня выйти в люди.
По пути в сортир он натолкнулся на Чарлин.
— Сейчас звонила Валери дю Шарм, — сообщила она. — Этой бабе никогда не прибавится ума. Если бы хоть она согласилась на роли домохозяек…
— Если бы! Пусть бы брала пример с Люсиль Греджер, та перешла в другую возрастную категорию и сразу получила рекламу таблеток от головной боли.
— И заработает на таблеточках тысяч двадцать, вот посмотришь! Я всегда радуюсь за девушек, которым достается реклама лекарственных препаратов. Слушай, Рекс, брюки тебе не туговаты?
— Нормально.
— Буквально все просвечивает.
— Именно так мне и нравится! — огрызнулся Рекс и прошел в сортир.
Кто она такая — объяснять ему, как он должен быть одет и что у него может просвечивать, а что — нет! Можно подумать, он совершает смертный грех или нечто в этом роде. Скажи пожалуйста, прятать то, чем Бог его наградил!
Рекс посмотрел на то, чем Бог его наградил, и ему показалось, будто награда вроде как распухла… Он поспешно дернул молнию вниз.
— Ух, ты! — чуть не закричал Рекс. — Что с моим птенчиком?! Он вдвое больше нормального!
Вне себя от волнения ворвался он в кабинетик к Чарлин.
— Слушай, у меня птенчик распух. Его прямо вдвое разнесло!
— Должен радоваться.
— Да нет же, он совсем мягкий!
— А это ты как умудряешься?
— Мне не до шуточек твоих дурацких. Мне к доктору надо! И Рекс бросился к телефону.
Врач объяснил, что у Рекса редкая болезнь под названием «голубые яйца». Рекс решил, что с болезнью не шутят, и уже на другое утро отправился в отпуск, который собирался провести в Пуэрто-Рико, в отеле, где останавливались одни мальчики.
Мимо просвистывали машины, но Ева почти не замечала уличного движения — все ее внимание было сосредоточено на затылке Марти Сакса. Она нервически всматривалась в красноватые следы, оставленные зажившими фурункулами.
Когда она ступила на тротуар, у нее дрожали ноги, и она была совершенно не в силах заставить себя еще раз взглянуть на Марти.
Перед ней простиралась неизведанная земля с неведомыми границами, готовая распахнуться навстречу ее трясущимся губам, рукам, ногам, грудям, бедрам и животу, готовая поглотить ее целиком со всеми внутренностями. Ева так этого ждала, она так к этому готовилась, но ей так страшно!
— У тебя очень славная квартирка, — сказала Ева, когда они вошли, — я тебе не говорила в прошлый раз.
Марти промолчал. Ей хотелось, чтобы завязалась просвещенная и содержательная беседа, но слова как-то не шли на ум, к тому же Ева понятия не имела, о чем бы ей хотелось побеседовать. Чувствуя себя глупо, она перешла на привычное:
— Ты выучил роль?
Марти снял свою кожаную куртку, бросил ее на стул и кивнул.
— Почему ты вечно носишь эту куртку? — ляпнула Ева и прикусила язык, хоть и с опозданием. — Я свою роль всю выучила, — затараторила она, заглаживая неловкость, — и у меня хорошая опора для нее, я имею в виду хорошее эмоциональное воспоминание.
— Хочешь выпить? — буркнул Марти. — Коку или еще что? Виски тоже есть. Немного.
— Хочу, — согласилась Ева. — С удовольствием выпила бы немного виски.
Она села в кресло. В животе тихонько заурчало от страха. Господи, что такое, нужно расслабиться! С другой стороны, не каждый день расстаешься с девственностью. В принципе это должно рано или поздно произойти, она же все это знает, но во всей обстановке есть нечто ужасающе ненормальное: прийти на квартиру к мужчине с заранее обдуманным намерением расстаться с девственностью, но при этом не говорить ему о своих мыслях и расчетах, а просто сидеть в кресле и ждать, как ни в чем не бывало.
Марти подал ей стакан виски со льдом — такой холодный, что Ева насилу удержала его в руках. Ей было ужасно неудобно сидеть со стаканом на весу, но она старалась вести себя светски и небрежно спросила:
— Тебе нравится Нью-Йорк?
— Угу. Город будь здоров.
Ева отпила из стакана. Наверное, было бы правильно, если бы она расспросила немного Марти о его жизни… чтобы хоть не с совершенно чужим человеком оказаться в постели. Ева сказала:
— Расскажи мне о себе, Марти.
— Особенно вроде и нечего. Мне двадцать пять лет, родился в Бронксе, разведен.
— Ты разведен? Я даже не знала, что ты был женат!
— Был. Уже три года, как разведен.
— А ты скучаешь? Ну, по семейной жизни? Или по бывшей жене?
Марти глотнул виски, который он пил неразбавленным, задумался.
— Нет, я не скучаю ни по бывшей жене, ни по семье. Кого мне недостает, так это ребенка.
— Ты что, не видишься с ребенком?
— Умер он.
Ева громко ахнула.
— Главная причина, почему я тогда сорвался в классе. Помнишь? Прямо-таки распался на составные части. Господи!
— Я сочувствую.
Марти покарябал свой ноготь.
— Так жизнь устроена.
Он допил остаток виски.
— Приступим?
Ева подошла к кровати и откинула край одеяла.
— Ты что, прямо так хочешь репетировать?
— Прямо как?
— В платье, туфлях, чулках, лифчике, со всеми украшениями? В классе ты тоже будешь во всем этом дерьме?
— Что ты, нет! В классе я буду выступать в купальном халате.
— Твоя героиня сроду не видела купального халата!
— А в чем я должна, по-твоему, выступать?
— В комбинации.
— Хорошо, раз ты так считаешь.
— Тогда давай оба привыкнем к этому. В смысле, давай репетировать так, как будем выступать.
Марти повернулся к ней спиной и начал раздеваться. Ева умирала от смущения, но напоминала себе, что Марти смотрит в другую сторону. Она скоренько все с себя сбросила, наблюдая уголком глаза за Марти, и нырнула под одеяло в новом белье, специально для этой цели купленном. Интересно, оценит ли он все ее приготовления.
Они начали репетировать, но все время, пока шел диалог, Ева думала только о том, что ожидает ее дальше. Она надеялась, что Марти не замечает ее нервозности.
Роковой момент настал: Марти должен был поцеловать ее. Ева ощутила тяжесть его тела, силу его рук, поцелуи становились все более долгими. Ева чувствовала вкус его толстых губ и какой-то теплый запах, распространившийся в комнате. Горел свет. Ева закрыла глаза — ей не хотелось, чтобы вид лица Марти все испортил.
Руки Марти обследовали ее тело. Частью своего существа Ева наслаждалась прикосновениями, но другой — страшилась продолжения. Она резко втянула в себя воздух, когда он нажал, его настойчивость приводила ее в неодолимый ужас. То, что входило в нее, казалось таким громадным!
— Сухая ты, как выжатый лимон, — сказал Марти. А вдруг она чересчур мала для него? А вдруг он что-то там порвет и будет беда? Или застрянет внутри нее? Ева слышала жуткую историю о том, как в брачную ночь жених застрял в невесте и ничего не мог сделать, пришлось вызывать «скорую», и их вместе увезли в больницу! Говорили, что в больнице оба скончались.
Ева тряслась от ужаса, но знала, что ей необходимо пройти через это. Ей уже очень давно хочется стать женщиной.
— Расслабься, ты слишком напряжена.
— Извини.
— Может, вазелин…
— Вазелин? Зачем?
— Ты в напряжении и совсем сухая. Никакой смазки нет.
— Ты не сердись.
— Не зажимайся так, и сразу станет лучше.
— Я попробую.
— Эй, — тихонько позвал Марти потом. Его глаза с нежностью смотрели на нее.
Ева теперь могла спокойно рассматривать его лицо, не смущаясь никакими оспинками. Она видела только свет в его глазах и мягкий изгиб его рта. Неожиданно Ева подумала о своих родителях: она часто недоумевала, почему ее миловидная мать вышла замуж за отца — человека грубоватой внешности. Сейчас, лежа в объятиях Марти, Ева поняла.
— Мы привыкнем, друг к другу, и будет лучше. Марти нежно и осторожно целовал ее шею, уши и глаза.
— Ты сначала была ужасно зажата. Мы еще не знаем, друг друга, но скоро узнаем, и будет просто прекрасно, вот увидишь.
Еве было так тепло и уютно в его объятиях, их пальцы легонько переплетались воспоминанием о недавней интимности… Какое удивительное чувство — его дыхание, так близко, совсем близко. Быть частью этого тела с его гибкими движениями, слышать биение сердца, наблюдать, как ритмично поднимается и опускается грудная клетка, касаться кожи и волос на груди, отыскивать удобное местечко для головы на его плече. Как все это прекрасно — соответствовать другому человеку! Наконец-то!
Ева получила все, чего ждала, и много больше того, о чем мечтала. Как хорошо, что она избрала именно Марти. Что-то в нем такое — может быть, его одиночество? Боль утраты? Но это «что-то» наполняет его любовью и нежностью. Он сильно отличается от всех мужчин, с которыми Еве приходилось сталкиваться до тех пор.
Новизна вошла в ее жизнь, но за счет утраты чего-то другого. Странное чувство она сейчас испытывает — и сладкое, и горькое, и ностальгическое. Ева снова подумала о родителях.
Когда они были молоды, как она сама теперь, они ее зачали. Она начала путешествие с крохотной точки, потом стала младенцем, потом росла — до этой самой минуты, когда все, что было раньше, осталось навсегда позади. Но ведь именно то, что осталось позади, и сделало ее тем, что она есть сейчас, что же теперь будет с прошлым? Грустно думать, что отныне прошлое будет жить только в ее памяти. А потом и этот день превратится в воспоминание, станет частью памяти.
Ева взглянула на Марта. Он мирно спал, улыбаясь во сне. Ева тоже улыбнулась и уже через минуту крепко спала.