— Кэрри, дорогая, какое счастье, что я тебя застала дома! — сказала Чарлин. — Ну-ка скажи мне, ты в теннис играешь?

— Играю, — ответила Кэрри, поудобнее берясь за трубку. — Для Уимблдона я, пожалуй, не в форме, но…

— Но по мячу ударить ты можешь? И там подачи всякие и прочее?

— Конечно!

— Прекрасно. Есть для тебя работа — реклама кофе у «Бентона и Боулза». Тебе там надо обратиться к Розали Уолтон. Завтра, в девять сорок пять. Вид должен быть спортивный: свежий воздух, здоровый образ жизни — ну ты меня понимаешь! Ясно?

— Ясно.

— И кое-что еще. В полдень я хочу, чтобы ты занялась шампунем «Хало». Волосы должны быть вымытые и блестящие. Зачешешь наверх. Вид светской девицы, лет двадцати с маленьким хвостиком. Спросишь Билла Кэссиди.

— Есть.

— Записывай дальше. В три будь у Комптона. Они же взяли тебя на рекламу мыла «Люкс», верно?

— Ну да.

— А это будет проба на «Айвори». Постарайся, чтобы досталась тебе. Вид совсем юный, лет так на восемнадцать.

— Есть.

— В четыре тридцать тебе надо быть в «ББД и О». Там речь пойдет о «Пепси», так что ты знаешь, как тебе выглядеть.

— «Образ «Пепси».

— В стиле «Пепси». Ну, тебе не надо объяснять. Да, чтоб не забыть, еще не принято решение по тебе насчет «Пепсодента». Говорят, ты смотрелась чересчур молоденькой. В любом случае, завтра я буду знать, что они там решают. Так, теперь на пятницу. Время я сообщу дополнительно, но речь пойдет о «Нок-земе». Будь готова.

— Буду.

— Решение по кинопробам у Гербера задерживается: Алекс де Паола срочно вылетел на побережье. Обещают решить сразу, как только он вернется. Ну вот, вроде пока все, кисуля. Заходи в контору, не забывай нас.

— Не забуду. — И Кэрри повесила трубку.

Долорес оторвалась от своих ногтей и глянула на Кэрри.

— Ничего себе! А у меня с тех пор, как я вернулась из Европы, всего три собеседования.

— Так всего неделя и прошла.

— Я уверена, что должна получить рекламу «Кемпбелл-супа». И «Драно» тоже. Я именно то, что им нужно. А ты получила рекламу тунца?

— Пока не знаю. Должны сообщить.

— А «Саран рэп»?

— Тоже пока жду.

— Малышка куда девалась?

— Где-то гуляет с человеком, с которым познакомилась у Джефри.

— Слушай, а ты можешь поверить, что она все еще девушка?

— Откуда ты знаешь?

— Она сама мне рассказала. Девятнадцать лет от роду, год живет одна в Нью-Йорке — и девственница! Она у нас великая католичка, я думаю, в этом дело. Как мои ногти?

— Блеск!

— Лак нового тона. Перламутра достаточно, как на твой вкус?

— Более чем.

— Не сумела сегодня договориться о прическе у Рокси, и пришлось самой укладывать волосы. Ничего?

— Отлично выглядят!

— Сегодня у меня каждый волосок должен быть на месте. У Эдмунда большой сбор гостей. Не знаю почему, но я уверена, что именно сегодня поймаю живца. Может быть, ты передумала и все-таки пойдешь вместе со мной?

— Нет, спасибо.

— Ну и пожалеешь.

Долорес трясла руками, чтобы лак побыстрее просох.

— Я тебе не говорила, что вчера вечером случайно натолкнулась на Саймона Роджерса? Знаешь, что он говорит про тебя?

— Что?

— Что ты лесбиянка. Это, конечно, потому, что ты ему дала от ворот поворот. Типично мужские фокусы. Если ты отвергла его, значит, что-то неладно с тобой. Не с ним!

Долорес осторожно сняла пылинку с накрашенного ногтя.

— Не понимаю я Рекса и Чарлин: почему они так мало делают для меня? Все звонки — тебе.

— У нас с тобой совершенно разный типаж.

— Это уж точно! Нам поэтому и мужчины нравятся совершенно разные. Что это за мальчик, с которым ты была вчера вечером?

— Питер Телботт.

— Кто такой?

— Доктор, интерн в больнице. Я с ним познакомилась на заседании Комитета американских друзей.

— У интернов не бывает денег. Держу пари, он еще и в армии не служил.

— Не служил. Отказался из религиозных соображений.

— Ну и кончит тюрьмой. Где ты их только подбираешь. А ты с этим мальчиком уже спала?

— Нет.

— Странно. При твоей любви к этому делу…

— Полегче, Долорес! — огрызнулась Кэрри.

— Какого черта, что я такого сказала?

— Все, хватит!

— Хватит так хватит. Еще голову мне откусишь.

Долорес подсела к зеркалу и стала изучать свое лицо. Франсуа, Ривьера, солнце и море явно пошли ей на пользу.

— Вот так вот, — сообщила она своему отражению. — Что-то сегодня обязательно будет. По-крупному будет!

Двери лифта открывались прямо в квартиру Эдмунда Астора.

— Здравствуйте, здравствуйте! — сморщенный трупообразный человечек встречал гостей, потерянно улыбаясь и сверкая множеством золотых зубов.

— Я — хозяин, Эдмунд Астор. А вы — как вы прекрасны, дорогая, как вас зовут?

«Ослеп, что ли, — подумала Долорес. — Как это он умудрился забыть меня?»

— Долорес Хейнс, — она протянула руку. — Не хотите ли вы дать мне понять, будто не помните меня?

— Конечно, нет, конечно, дорогая, ну как я мог допустить такую оплошность? Вы должны простить меня!

Улыбка Эдмунда была застывшей гримасой, а двигался он, будто каждый шаг мог стать его последним. И все же он делал отчаянные попытки поиграть своими маленькими, тускнеющими глазками.

— Мы с вами еще пошепчемся вдвоем сегодня вечером, — сказал он, намекая сам не зная на что.

Долорес была известна вся подноготная этого Эдмунда. Натурализовавшийся американец, который заработал начальный капитал, тайком продавая Гитлеру боеприпасы. Теперь, в глубокой старости, этот человек получал сполна за былые гнусности в форме бесчисленных болезней, не говоря уж о старческом маразме. Чарлин предупредила Долорес, что Эдмунд всегда был, да и теперь остался жутким жмотом, и польза от него одна: на его приемах можно познакомиться с людьми менее прижимистыми.

Вся квартира была завешана фотографиями поразительно красивых женщин, снятых вместе с Эдмундом в разные годы его жизни, в разных ночных клубах. Чаще всего в «Эль-Марокко». Долорес от вида этих фотографий передернуло так же, как от коллекции Чарлин в агентстве. «Что сталось со всеми этими красавицами? — подумала Долорес. — Где они теперь?»

Она оценила взглядом ситуацию в гостиной. Ни одна из женщин не могла с ней конкурировать. Мужчины собрались обычного для таких приемов типа: старые и непривлекательные, самым молодым — за пятьдесят, другие и того старше. Исключение составлял лишь Джефри Грипсхолм и еще парочка таких же «юношей».

Долорес решила подойти к Джефри.

— Я третьего дня читал в «Гардиан», — говорил Джефри очень смуглому дородному мужчине, — что француженка проводит с любовником двадцать четыре минуты в неделю, в то время как француз тратит двадцать четыре минуты в день — в день! — на то, что газета изящно назвала внесемейными обязательствами.

— Прелестно, правда?

Долорес втерлась в группу мужчин вокруг Джефри, и тот представил ее:

— Мисс Долорес Хейнс! Мистер Костаскантакрополис! — продолжил он, обращаясь к Долорес.

Костаскантакрополис! Ничего себе! Спиро Костаскантакрополис, известнейшая личность, кочующий греческий судовладелец с домами в Афинах и Нью-Йорке, Париже и Лозанне, в Биаррице, Сарденье, Лондоне, Палм-Биче, на мысе Ферра и так далее — до бесконечности.

— Очень рада!

Долорес с особым нажимом тряхнула влажную ладонь Спиро и заглянула ему в глаза, стараясь телепатически внушить ему, что она с превеликим удовольствием прыгнула бы с ним в койку.

Спиро в ответ ухмыльнулся.

— Вы сегодня совершенно во вкусе мадам Рекамье, — заметил Джефри.

Долорес выдала самую обворожительную из своего набора улыбок, направляя ее преимущественно на жирного Спиро, подчеркивая сильное желание познакомиться с ним поближе.

Через минуту Джефри перешел к другой группе, а его место занял Эдмунд Астор.

— Что за восхитительное существо, — прокудахтал он. — Спиро, правда же мисс Мартин восхитительна?

— Хейнс, — поправила его Долорес. — Долорес Хейнс!

— Я непременно должен пригласить мисс Хейнс в мою загородную резиденцию. Мы там можем заняться невероятными вещами. Видите ли, у меня есть хобби — я фотографирую.

— Сейчас этим многие увлечены, — просияла улыбкой Долорес.

— Какой камерой вы пользуетесь? — заинтересовался Спиро.

— «Графлексом», — Эдмунд глаз не мог отвести от декольте Долорес. — У меня поместье, очень большое поместье в графстве Бакс. Я буду счастлив, Дороти, если вы приедете в гости и мы вдвоем займемся фотографированием.

— Было бы очень мило, — согласилась Долорес, всей душой желая, чтобы старый козел отвалил и оставил ее со Спиро.

— Эдмунд, Эдмунд, — позвали с другого конца гостиной. — Вы нам нужны! Мы хотим знать, что вы думаете по поводу…

— Извините, я должен заняться и другими гостями, — сказал Эдмунд. Спиро Костаскантакрополис осмотрел Долорес долгим, нахальным взглядом, оценивая ее без одежды. Она ответила тем же.

— Приятнейший сюрприз — обнаружить здесь такую жемчужину, — заявил Спиро. — Редкую жемчужину, я бы сказал.

— Как это мило с вашей стороны! Ужасно мило!

— Очень хотел бы, чтобы мы еще раз с вами встретились. Я бы хотел пригласить вас отобедать со мной.

— Охотно, — Долорес смотрела прямо в его глаза.

— Жаль, что мы встретились так поздно, я завтра должен лететь в Европу. Можно, я вам позвоню в следующий мой приезд сюда? Я был бы счастлив, если бы вы согласились тогда отобедать со мной.

— Буду тоже счастлива, мистер Костаскантакрополис.

— Зовите меня Спиро.

— Спиро.

Спиро достал ручку и тоненькую записную книжечку, переплетенную в марокканскую кожу с золотым тиснением.

«Оп-па! — ликовала Долорес, диктуя ему номер своего телефона. — Было же у меня предчувствие, что сегодня я должна поймать живца. Главное в жизни — вера в себя! Верь — и весь мир будет твоим. Мои коготки наготове — вот он, живец!»

Рекс запустил руку в нижний ящик стола и вытащил флакон своего любимого одеколона — «Вудьхью» от Фаберже. Вылив несколько капель на ладонь, он провел по лицу и волосам и расчесал тонированные бронзовым локоны. С наслаждением вдохнул ароматный воздух. Он готов. Готов к выступлению на заседании общества «Маттачин», которые проводились по средам. Рекс там был известен как активнейший сторонник отмены закона, запрещающего содомский грех. Более того, сегодня в заседании примет участие и личный гость Рекса — Синджин О'Шонесси. Роман с Синджином продолжался дольше обычного — уже шла четвертая неделя. Рекс был уверен, что его речь произведет на Синджина большое впечатление, и оказался прав. Позднее, за ужином при свечах в Гринвич-виллидж, Синджин просто слов не находил для выражения восторга по поводу ораторских способностей Рекса.

Из ресторана они отправились к Синджину, жившему буквально за углом. Синджин читал стихи, потом заговорил о том, как интересно бывает происхождение слов.

— Английский сейчас переживает период изменений. Слова утратили силу, мы иссушили их первоначальное значение. Нам либо нужны новые слова, либо возвращение привычным словам их первоначального значения и смысла.

— Интересно, — пробормотал Рекс.

Они, испытывая взаимное удовольствие, восторженно смотрели друг на друга.

Синджин подался вперед и с затаенной надеждой спросил:

— Ты скоро узнаешь, какое решение приняли насчет моих кинопроб?

— Завтра же и позвоню им, — пообещал Рекс и в приливе чувств привлек к себе возлюбленного.