4
«…Мне бы не хотелось, чтобы ты умер раньше меня, Фрэнк, нет, ни в коем случае! Должно быть, это страшно — потерять мужа, которого любишь».
«Может, ты прекратишь рассуждать об очередности наших смертей?»
«Ты прав, любимый, я хочу жить с тобой, мы должны быть всегда молодыми, а будущее сулит столько дней и ночей, что мы можем расточать их, не считая…»
«И я хочу быть с тобой».
«Навсегда?»
«Навсегда!»
«Итак, что же нам делать, Фрэнк?»
«Замолчи! Лучше иди сюда и поцелуй меня!»
Мелфи выключила магнитофон. Она уже в третий раз прокручивала его.
На смену первоначальной растерянности пришел панический страх. Сейчас она пыталась обдумать все спокойно. Прикурила новую сигарету. Пепельница на столе уже была полна выкуренными до половины сигаретами. В широко распахнутое большое окно она видела Фрэнка в гоночной лодке, он усаживал Тесс позади себя.
Совершенно уничтоженная, она из-за своего собственного любопытства превратилась в жертву. А ведь ей казалась особенно удачной мысль перед приездом Тесс вмонтировать этот микрофон. Ей хотелось знать, о чем говорят любовники, когда полагают, что они наедине. Она знала, что в тот день, когда Фрэнк встречал молодую женщину на вокзале, они не могли поговорить серьезно. Но такая возможность должна была вскоре представиться. И лучшим вариантом было самой предоставить им эту возможность. Поэтому-то она и уехала на целый день в Санта-Маргариту. Только ревность побудила ее так поступить. В тот вечер она рано поднялась к себе в комнату. Мучимая мыслью, что они могут уехать потанцевать, отчего она полностью теряла над собой контроль, она все же надеялась, что Фрэнк из предосторожности не отважится на это. К счастью, так и случилось. Она легла в постель. Ночник не выключала, ибо хотела дать понять, что читает, на тот случай, если Фрэнк выйдет на террасу, чтобы взглянуть на ее окно. Она боялась и одновременно страстно желала знать правду.
Она предполагала, что оба, возможно, разработают план побега или решат отправиться вместе попутешествовать, а может быть, просто откровенно поговорят. Ее потрясло болезненное, но неоспоримое доказательство их любовной связи. Если бы она слышала, как ее собственный муж говорит кому-то слова любви, может быть, она и подавила бы свою ревность. Но правда оказалась даже страшнее ее разыгравшейся болезненной фантазии.
Она больше не могла ждать. Лишь только увидев в бинокль, что лодка удалилась, она включила магнитофон.
Уже через несколько секунд ее охватила невероятная слабость. Она вынуждена была сесть. Комната закружилась, и она уже не могла понять, о чем говорят эти вдруг ставшие чужими голоса.
В большом венецианском зеркале над камином она видела старую съежившуюся женщину с залитым слезами лицом. Она не замечала, что плачет. Мелфи никогда и представить себе не могла, что когда-нибудь жизнь перестанет быть для нее сказкой. У нее не укладывалось в голове, что Фрэнк, не моргнув глазом, способен выслушивать ужасные планы, которые предлагала ему спокойным голосом эта женщина.
Итак, они готовят заговор, чтобы убить ее… и не осталось никакого следа чувства… И вдруг ее охватила буря противоречивых чувств — страха и разочарования, отвращения и одиночества, бешенства и ревности… отречения! Поочередно каждое из этих чувств достигало апогея, а затем уходило, уступая место другому, съежившись, как проколотый шарик.
Мелфи с трудом удавалось постичь страшную правду. Она должна была вжиться в роль жертвы, а эта роль так отличалась от всех тех, что играла она до сих пор, что ей никак не удавалось поверить в действительность происходящего.
Но что потрясло ее более всего, от чего у нее перехватывало дыхание, — это лицемерие обоих. Они беседовали с ней, справлялись о ее здоровье, интересовались ее желаниями, ее пристрастиями, предлагали различные развлечения… а как только оставались одни, искали путь убить ее!
Фрэнк поначалу противился лишь форме плана, но быстро дал уговорить себя. Она знала, что страсть его к ней угасла, но верила в силу воспоминаний и связывающую их нежность. И вдруг прошлое потеряло всю свою власть. Напрасно она любила его, оказалось, что те десять лет, что прожиты с Фрэнком, и те, совсем далекие, что были без него, безусловно, прекрасные и романтичные, провалились вдруг в бездонный черный колодец.
Фрэнк предал ее, Фрэнк! Единственный мужчина, которого она действительно любила в своей жизни и для которого никакая жертва не казалась слишком большой…
Совершенно исключалось, что он не любил ее. Нахлынувшие воспоминания убеждали в противоположном. Механически наблюдая за искусными па Тесс на водных лыжах, она внезапно всхлипнула, охваченная неприязнью к этой женщине и жалостью к себе.
Сколько времени они уже вынашивали эту мысль? Бесспорно, исходила она от Тесс, но ей требовалось совсем немного усилий, чтобы склонить на свою сторону Фрэнка.
Тот факт, что оба находились в любовной связи, делало их соучастниками. Когда они намереваются действовать и как они претворят замысел в жизнь? Тесс говорила о несчастном случае, но существует множество видов несчастных случаев, и если принять во внимание целый день, то она, возможно, и не сразу сумеет распознать опасность. Как сможет она одна бороться против них двоих, она, блуждающая в потемках, против своих палачей, хорошо знавших, что они делают? Как сможет предотвратить план, о котором ничего не знает?
Может, ей стоит кому-нибудь довериться, например, доктору Перетти? Но он трусливый человек, противник всяческих преобразований, к тому же близкий друг Фрэнка. Не будет ли он первым, кто решит, что она не совсем нормальна и что весь этот записанный разговор является лишь шуткой весьма сомнительного толка?
Но к кому ей тогда обратиться? Естественно, не в полицию. В этом случае скандал был бы еще хуже, чем смерть, и она должна в любом случае избежать его. Никто не должен знать, что Фрэнк по отношению к ней более не тот человек, что когда-то женился на ней.
Развестись! Естественно, теперь она готова и развестись, но это означает сдаться, пойти на поводу у двух подлецов, потерять все, а она не имела ни малейшего желания жертвовать собой ради этой интриганки.
Фрэнк принадлежал ей, это была не мимолетная связь, объединяющая их, это был брак. И она никогда не допустит, чтобы Тесс заняла ее место. Уж лучше риск, а там — будь что будет.
Ее глаза все время возвращались от окна, где она видела снующую лодку, к этой бесовской машине на маленьком столике. «Мое прошлое и мое будущее», — думала она с горечью и с тем извращенным удовольствием, с каким обычно надавливают на больной зуб. Она вновь включила магнитофон, чтобы еще раз услышать голоса, доставлявшие ей такую боль. Она наблюдала, как крутится магнитофонная лента, а затем нажимала на кнопку, чтобы вновь вернуть ленту к началу записи. И вот в замешательстве она перепугала кнопки и нажала на другую, но ничего не услышала. Нервно заглянула в инструкцию, чтобы посмотреть, правильно ли нажимала на кнопки. И затем начала все сначала. На этот раз лента крутилась нормально. Она закурила сигарету, чтобы унять сердцебиение, и ожидала первых слов, которые уже знала наизусть. Но ничего не последовало, магнитофон молчал. Она сильнее надавила на кнопку, но обе бобины крутились вхолостую. Теперь она поняла, что произошло: в волнении она стерла текст вместо того, чтобы его перемотать. Этот новый удар судьбы она встретила в полной растерянности. Она откинулась на спинку дивана, слезы струились по ее лицу, и казалось, что вместе с ними из нее вытекает жизнь.
Бомба была обезврежена, она выпустила из рук оружие, которым могла защищаться. И кто ей теперь поверит, когда у нее более не оставалось ничего, к чему можно было бы апеллировать? И вновь ей вспомнился доктор Перетти: хорошо воспитанный, знающий, здравомыслящий человек, врач отличный, но так же далекий от тонкостей психоанализа, как и от ультрасовременных методов лечения. В этой ситуации он не смог бы ей помочь, и все-таки он был единственным, кому бы она смогла довериться. Парижские друзья были слишком далеко. Да, пожалуй, среди них не было ни одного, кому бы она по-настоящему доверяла. Переполнявшие ее разочарование и ярость брали верх над разумом. Ко всему прочему, она боялась забыть слова, которые, как ей казалось, были выжжены в ее памяти каленым железом. Вокруг она теперь видела лишь лицемерие и предательство, расплывавшиеся, как масляное пятно на поверхности воды. Коварство любимого человека делало этот план особенно подлым.
Ее голова разламывалась от невыносимой мигрени, но она старалась трезво оценить свое положение. Переполнявшие чувства ненависти, страсти и жажда мести мешали ей ясно мыслить, лишали возможности найти выход из положения. И, несмотря на душевный разлад, Мелфи собрала все свои силы, чтобы рассуждать трезво, поскольку это было для нее жизненно важно.
Хватит страдать! На этом нужно поставить точку. Жизнь продолжается. Хотя ее собственная висит на волоске.
Уставшие от занятий спортом, те двое должны были вскоре вернуться на виллу. Они были сильнее ее, могли смеяться, оставаться естественными, вежливыми, как будто их разговоры являлись лишь приятной отпускной болтовней между двумя глотками виски. Чтобы выжить, ей нужно стать такой же сильной, как они. А если она не способна на это… что ж, тогда ей надо молиться, оставляя тех двоих в приятном предвкушении ее конца.
Постепенно она сумела взять себя в руки, чтобы спокойно обдумать создавшуюся ситуацию. Внезапно она почувствовала в себе силы, о существовании которых и не подозревала. Ее положение было трагическим, но не безвыходным. По крайней мере, ей было известно, что за опасность ей угрожает. Возможно, она и не сможет победить, но, по крайней мере, у нее в руках два козыря: во-первых, время, поскольку их план был слишком сырым, чтобы они могли его привести в исполнение. Как и все женщины, Тесс давала своему сообщнику время освоиться с мыслью, пока он не примет ее как нечто неизбежное. Лишь подобным образом она могла сделать из него надежного сообщника, который не подведет ее в соответствующий момент. Таким образом, в течение нескольких дней Мелфи нечего опасаться. Ее вторым козырем был магнитофон. К сожалению, стертая лента уже не могла служить уликой и использоваться для разоблачения заговорщиков. Но она сыграла свою роль, слово в слово запечатлевшись в памяти Мелфи, считавшей, что лучше погибнуть в борьбе, чем оказаться бессловесной доверчивой жертвой.
Слишком внезапно обрушилась на нее эта проблема. Никто за нее не примет решения. Она должна оставаться холодной и рассудительной. Ей нужно все рассчитать с математической точностью, если она намерена вновь обрести покой. То, что ей надлежало предпринять теперь, не казалось чем-то непреодолимо сложным, тем более для женщины. Поскольку ее задача сводилась к пониманию и дипломатии.
Прежде всего она должна встать, спрятать магнитофон подальше в шкаф и забыть о его существовании. Только после этого она может отправиться в ванную и, как актриса перед выходом, привести себя в порядок. Ей следует не заострять внимание на причинах своих страданий, а заниматься лишь тем, от чего зависела ее жизнь. Она должна помнить о том, что является хозяйкой дома, что через несколько минут в салоне появится ее гостья и ей надлежит позаботиться о ее хорошем настроении и об интересной беседе.
В любой момент в комнату мог войти муж. Она должна встретить его улыбкой и ни в коем случае не демонстрировать ту лавину чувств, которая бушевала в ней и искала выхода в слезах. Нет, только не это! Как все жены, она будет беседовать с ним о каких-нибудь незначительных мелочах, доказывающих безмятежность их жизни и отсутствие у нее каких-либо задних мыслей.
О чем же ей поговорить с ним? И паника вновь охватила ее, так что она даже испугалась, что устроит ему сцену. Что, кроме банальных фраз, она может сказать, не касаясь любви и смерти? Ее инстинкт реагировал значительно быстрее воли.
Ее руки механически повторяли привычные движения, прикасаясь к лицу, ноги сами вели ее к стенному шкафу, чтобы выбрать платье. Тесс, несомненно, наденет что-нибудь сногсшибательное. Не забыть бы сказать ей об этом пару приличествующих фраз и поинтересоваться, доставили ли ей сегодня удовольствие водные лыжи. Она должна улыбаться им, держать под строгим контролем свои взгляды и не проявлять никаких иных чувств, кроме искренней дружбы и расположения. Ее руки не должны дрожать. А ведь они дрожали — и она была вынуждена выбросить свой порванный носовой платок.
Если они появятся вдвоем, то она не сможет сосредоточиться. Чтобы заставить работать свой мозг, ей надо читать стихи, вспоминать кулинарные рецепты или просто тексты модных шлягеров, только ни при каких обстоятельствах не поддаваться унынию.
Внезапно она ощутила желудочные боли, грозившие разрушить все ее замыслы. Скрюченная, держа одну руку на животе, а другой вцепившись в раковину, она пыталась восстановить дыхание.
«Если бы только я могла закричать, — думала она, — заорать изо всех сил, как на американских горках, мне определенно, сразу же стало бы лучше. Надо прекратить волноваться, но невозможно же все это держать в себе, а мне еще надо и подавить это».
«Мелфи, успокойся, ты же не монастырская послушница, — пришел ей на помощь ободряющий голос ее второго «я». — Ты ведь знаешь, что сумеешь защитить себя и что я очень горжусь тобой. Помнишь бытующую в морском флоте притчу, которую ты услышала в Америке? «Это я, Петрус из военно-морских сил, и требуемое время я отслужил в аду…» Если ты сейчас не умрешь, то сможешь произнести те же слова небесному привратнику у дверей рая».
Тень улыбки озарила лицо Мелфи.
Она осторожно распрямилась. Боль в желудке прошла, а вот мигрень не отпускала. «Вместо того, чтобы роптать на свой жребий, выпей таблетку», — произнес голос. И тут же ее правая рука, потянувшись к шкафчику для лекарств, вытащила успокоительное. Теперь немного воды. «Ну, Мелфи! Этой глупой суетливостью ты выдаешь свои чувства. Так, вот теперь лучше. Может, тебе выпить немножко виски? Сегодня не стоит думать о фигуре. Воистину я слишком снисходительна к тебе. Потрудись не злоупотреблять этим».
Постепенно Мелфи возвращалась к действительности. Лишь в мелочах могла она вести себя как обычно. И все-таки с помощью второго «я» ей удалось стать самой собой и взять себя в руки. Тошнота несколько утихла. Потребуется еще мгновение, прежде чем она спустится и, улыбаясь, встретится со своими палачами. Но она чувствовала, что стоит на верном пути, что ей все удастся.
Предстоящие ночи были достаточно длинными, чтобы в отчаянии выплакаться, уткнувшись в подушки. У нее еще будет достаточно времени, чтобы дать волю своим женским чувствам.
Она пригубила виски, а затем впервые в своей жизни выпила целый бокал, не добавив туда льда и воды. Она даже не сразу заметила это, но с удовольствием почувствовала внезапную теплоту, разливающуюся по всему телу. Ее щеки порозовели, и, подбадривая себя, она улыбнулась своему отражению в зеркале.
Как хорошая, помнящая все до мелочей хозяйка, она пыталась выработать программу: никогда не есть и не пить, прежде чем те двое не попробуют эту еду и питье; никогда более не купаться в море: она плохо плавала, а потому не стоило искушать их. Ежедневно ей надо приглашать знакомых. Возможно — устраивать партии в бридж, чтобы воспрепятствовать планам заговорщиков.
Неожиданно она услышала, как лодка причалила к сходням. До нее донеслись неясные голоса.
Самое главное — ей следует опасаться этих ежедневных прогулок, обеспечивающих им неоспоримое алиби. Они могли хорошо организовать несчастный случай, который бы произошел с ней, останься она одна на вилле.
Ее припухшие глаза можно было бы объяснить сильной усталостью. Итак, она что-нибудь предложит им, а в случае необходимости заведет речь о прекрасном климате.
Еще пару минут она постояла перед трельяжем, критически оглядывая себя. Уж ежели ей суждено умереть — то, по крайней мере, красивой!
Раздался тихий стук, дверь приоткрылась, и в комнату вошел Фрэнк. Лишь с трудом подавила она инстинктивное отвращение.
— Ты испугал меня, — заметила она.
— Почему? Я же постучал.
— Наверное, я еще не совсем проснулась.
— Ты делаешь ошибку, не выходя с нами в море по утрам. После этих прогулок целый день чувствуешь себя бодрым.
Мелфи одарила его улыбкой, которую она приберегала обычно для подруг по комитету и для коктейлей. Она еще не освоилась со своей новой ролью, а потому была вынуждена импровизировать.
— Если ты сегодня поедешь в Рапалло, купи мне, пожалуйста, леску. Мне хочется как-нибудь поудить.
Она полагала себя в безопасности, но уже сейчас ей пришлось прибегнуть к защите.
— А почему бы эту леску тебе не купить здесь?
— Тут продают лишь номер четыре, а мне нужно шесть с половиной.
— И кого же ты хочешь вытащить на нее?
— Посмотрим. Это идея Тесс.
И тут у нее в голове прозвучал сигнал тревоги. Это уже опасность! Она инстинктивно чувствовала ее. Опасность окружала ее, сужалась вокруг нее, угрожала ей. И хотя внутренне она была готова к нападению, сейчас она не знала, как парировать удар.
Оживленный и теплый, в комнате звучал голос Фрэнка. Мелфи видела, как шевелились его губы, произнося слова, выстраивая из них предложения. Для нее же все это было немым фильмом.
Самое главное заключалось не в его словах, а в последней, начиненной динамитом фразе, произнесенной им вскользь: «Это идея Тесс».
Совершенно растерянная, она была не в состоянии ничего придумать. Всегда самым большим ее плюсом было то, что она могла быстро соображать. И вот она лишилась этого преимущества.
Внезапно ей вспомнились слова, сказанные Фрэнком, и тут же сложились отдельные части мозаики: она одна на дороге в автомобиле — несчастный случай — оба в это время на вилле — алиби… Она настолько ярко представила себе эту картину, как будто бы перед ее мысленным взором вспыхнула и погасла неоновая реклама.
— Хорошо, — услышала она свой голос. — Я съезжу сегодня после обеда.
Прежде всего ей необходимо усыпить недоверчивость обоих, убедить их, что нет причин вести себя осторожно.
— Поедешь со мной, Фрэнк?
Она спросила просто так, почти автоматически. Это было дополнительным, взамен неудавшегося, пируэтом, адресованным публике.
— Нет, — ответил Фрэнк. — Думаю, нет.
Вот теперь Мелфи могла улыбнуться. Ей удалось вновь обрести уверенность в себе, не позволявшую обвести себя вокруг пальца. В создавшейся ситуации она даже могла разрешить себе кое-какие небрежности.
После кризиса ее охватило внезапное безразличие. Ей казалось, что по ее жилам вместо крови струится шампанское. Ей удалось выявить и локализовать опасность. Итак, они совсем не такие смелые, как она боялась. Против нее одной выступали они оба, но, несмотря на первоначальную панику и отсутствие какой-либо поддержки, она отразила первую атаку…
