3
За ужином царила унылая обстановка. Мелфи молчала, не давая никаких объяснений по поводу своей поездки в Санта-Маргериту. Вернувшись домой, она тут же уединилась в своей комнате и спустилась оттуда лишь к ужину. Между отдельными блюдами она курила. Привычка, оставшаяся со времен ее первого брака, которая очень не нравилась Фрэнку и от которой она ради него прежде отказывалась. Но сегодня вечером она, казалось, совсем не принимала в расчет желания Фрэнка.
Тесс в своем голубом муслиновом платье выглядела совсем юной. Со времени их послеобеденного разговора Фрэнк не видел ее и чем больше размышлял над этим разговором, тем сильнее начинал сомневаться в своей собственной памяти. Действительно ли она говорила о «несчастном случае» и какой смысл придавала этим словам? Действительно ли, как ему в какой-то момент показалось, она вела речь об «умышленно подготовленном несчастном случае»… об убийстве?! Не больше и не меньше?
Он вглядывался в лицо своей любовницы, но не находил в нем ничего, кроме красоты и покоя. Он должен придумать что-нибудь, чтобы после ужина на какое-то время остаться с Тесс наедине. Ему надо узнать, что она задумала.
Разговор за столом протекал вяло. Фрэнк испытывал к Мелфи смешанные чувства ненависти и нежности. Короткая фраза Тесс — «она могла бы быть твоей матерью», — как заевшая пластинка, неустанно повторялась в его мозгу. Ну сколько можно напоминать ему об этом! Даже Мелфи в начале совместной жизни высказывала озабоченность по поводу их будущего… И виноваты ли они, что так сложилась жизнь?
Пока Антония меняла блюда, Фрэнк рассматривал обеих женщин, одна из которых хладнокровно вынашивала план убить другую, чтобы занять ее место. Он действительно верил, что хорошо знает их обеих. Тесс говорила о восьмистах днях. Что она точно сказала об этом? Неужели эта мысль уже давно владела ею? Несмотря на то, что это был первый серьезный разговор об их отношениях, вряд ли его концовка являлась импровизацией. Фрэнк терялся в предположениях. В течение своей жизни ему уже приходилось принимать решения, которым он внутренне противился, но убийство оставалось той абстракцией, которая принадлежала детективным романам и первым полосам дневных газет.
Подобного у него еще никогда не случалось в жизни. К его собственному удивлению, чудовищность этого предложения задела его меньше, чем тот факт, что это предложение сделала Тесс.
В пламени свечей огромного серебряного канделябра он рассматривал лицо своей жены. Ее усталые черты, с трудом скрываемые гримом, выглядели трогательными.
С тех пор как они поженились, они всегда ужинали при свечах. Мелфи любила это освещение, которое подчеркивает женскую красоту, и Фрэнка переполнила нежность, когда он вспомнил, как упорно настаивала она на этих маленьких уловках.
За прошедшие десять лет она стала для него совсем другим человеком. Страсть угасла сама по себе, но остались восхищение и уважение.
Тесс пробудила в нем первобытное чувство, несшее в себе что-то исключительное. В библейском смысле она была его настоящей женщиной, его возбуждением, его дополнением. Никогда бы он не отказался от нее, пока между ними пылала любовь.
Они перешли в салон, чтобы выпить кофе. Как обычно, Фрэнк сел рядом со своей женой и взял ее за руку, которая безжизненно покоилась в его руке. Тесс уютно устроилась в большом кресле-качалке напротив них. Она вела разговор своим нежным голосом, ее грациозные движения только подчеркивали очарование. Пока она курила, ее руки небрежно поигрывали бокалом с виски, и на этой «оживленной картине» она казалась единственным одушевленным существом.
Мелфи, похожая на модель из модного журнала, оставалась молчаливой и рассеянной. Она прикуривала одну сигарету от другой и, видимо, ожидала мгновения, когда сможет откланяться, не боясь показаться невежливой.
— Может, нам съездить в Рапалло и выпить там чего-нибудь? — поинтересовался Фрэнк.
— Я не в состоянии, — ответила его жена, — и если вы решите поехать, то я с вами попрощаюсь.
Фрэнк вопросительно посмотрел на Тесс, а та, пожав плечами, дала понять, что ей все равно.
— Тогда, если позволите, я вас покину. Смертельно устала.
— Я буду не поздно, — целуя ей руку, заверил Фрэнк.
— Приходи, когда хочешь, — улыбкой смягчая свои слова, произнесла Мелфи.
Фрэнк облегченно и одновременно не без грусти наблюдал, как она покидает салон. Оставшись одни, они долгим взглядом посмотрели друг на друга. Наконец Тесс нарушила молчание:
— Поедем потанцуем в Рапалло? Я помню один подвальчик, где два года назад…
— Что ты имела в виду, когда сегодня говорила о «несчастном случае»?
Несомненно, для того, чтобы выиграть время, Тесс притворилась, что не понимает, о чем идет речь.
— Не надо ходить вокруг да около, Тесс. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Фрэнк, ну на самом деле, поедем в Рапалло и потанцуем. Побудем одни и…
— Мне не до танцев, Тесс. Здесь нас никто не сможет услышать, слуги в служебных помещениях, впрочем, скоро они разойдутся по домам.
— А Мелфи? — тихо спросила она.
Чтобы успокоить Тесс, Фрэнк вышел на террасу и посмотрел на освещенное окно комнаты своей жены, на фоне которого четко обрисовывался ее силуэт. Он видел, как она ходит по комнате туда-сюда.
— Она нас не может услышать, — возвращаясь в салон, сказал Фрэнк.
Не предлагая Тесс, он до краев налил себе в бокал коньяку.
— Не пей так много, сердце мое. Ты же знаешь, что это не пойдет тебе впрок.
Он обхватил бокал руками, согревая напиток.
— С сегодняшнего утра я постоянно думаю о том, что ты сказала. Пожалуйста, объясни поподробнее. Что ты подразумеваешь под «несчастным случаем»?
Она не казалась ни смущенной, ни расстроенной. Улыбнувшись, проговорила:
— Почему ты всегда во всем ищешь что-то мистическое? Я сказала «несчастный случай», потому что имею в виду именно несчастный случай.
— Ты говоришь о намеренно подготовленном несчастном случае?
С насмешкой посмотрев на него, она начала объяснять:
— Бывают мгновения, когда нельзя полагаться на случай. Надо подтолкнуть его… и тогда он окажется нашим союзником.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Но, Фрэнк! Не будешь же ты утверждать, что не понимаешь меня!
И поскольку он продолжал упорно глядеть на нее, Тесс добавила:
— Если Мелфи умрет, мы оба получим свободу… и богатство. Это я и хочу сказать.
И все-таки он не мог не восхищаться мужеством, с которым она была готова принять на себя тяжелую ответственность.
— Значит, ты хочешь убить Мелфи из-за ее денег!
— Нет, Фрэнк, для того, чтобы заполучить тебя. Поскольку после того, что ты рассказал, нет другого выхода.
— Ты вообще-то представляешь себе, что предлагаешь?
— Убить человека, который ничего не сделал тебе, мне кажется глупым, намного глупее, чем убить того, кто перешел тебе дорогу в рай.
— Да ведь Мелфи моя жена!
— Именно потому. Если бы она не была твоей женой, у меня не было бы причин лишать ее жизни… Видишь, Фрэнк, я прекрасно понимаю, что ты при сегодняшней ситуации не хочешь разводиться. С другой стороны, существует большая вероятность, что Мелфи проживет еще лет двадцать. Поверь мне, она следит за собой настолько тщательно, что может прожить и дольше. И что будет с нами обоими, если сегодняшнее состояние продлится еще неизвестно сколько?
— Может, мне снится? И это совсем не ты здесь, в салоне, с улыбкой предлагаешь мне убить мою жену?
— Я не предлагаю тебе этого, просто я спокойно рассматриваю единственное приемлемое решение. Ты не можешь отказаться от заработанного тобой состояния, я же не хочу потерять тебя… точно так же, как не хочет этого и Мелфи!
— Значит, ее надо убить! И это единственное, что пришло тебе в голову! Если кто-то стоит на твоей дороге, то ты просто решаешь убить его… вот как!
Фрэнк щелкнул пальцами.
— Каждый человек должен умереть, несчастненький мой возлюбленный! Если мы ничего не предпримем, то, возможно, умрем раньше нее. В нашем случае убийство оправдано. Мораль и религия в тех случаях грозят наказанием, когда виновные не могут представить обоснованные аргументы. В основном люди ведут себя как все и подчиняются заведенным правилам. На войне они убивают, насилуют, грабят, сжигают, пытают… а потом, в мирное время, вновь превращаются в покорных овец в загоне. Вновь испытывают страх перед полицией и собственной ответственностью… Почему мы должны подчиняться условностям? Почему? Ответь мне!
— И как давно появились у тебя эти мысли?
— С тех пор, как ты заявил мне, что никогда не разведешься. Я уверена, что мы могли бы жить счастливо, даже если бы ты все деньги поделил с Мелфи.
— Ты же знаешь, что она никогда не согласится на развод. В ее возрасте иметь деньги не самое важное, важнее иметь мужа. Она должна доказать обществу, что права, несмотря на всеобщее осуждение.
— Ну и? Мы ходим по кругу.
— И все-таки, несмотря на все трудности, я счастлив с тобой.
— А я, я уже давно выношу эти трудности.
— Мне приходится много разъезжать. Ты могла бы сопровождать меня.
— Чтобы Мелфи шпионила за нами и обвинила нас в нарушении супружеской верности! В этом случае ты потеряешь все и разразится огромный скандал.
— Есть и другие варианты.
— Самый простой — расстаться нам.
— Ты можешь так хладнокровно рассуждать об этом?
— Я предпочту потерять тебя сразу, чем праздно наблюдать, как привычка и неприязнь разрушают нашу любовь.
— Твои аргументы глупы, дорогая. Если мы совершим то, что ты предлагаешь, нас тотчас арестуют. Мы предстанем перед судом, нам вынесут приговор, и мы никогда не увидим друг друга. И это то, чего ты хочешь?
— Я не имела в виду преступление, лишь несчастный случай. Против несчастного случая не могут быть выдвинуты обвинения. Каждый день происходит что-то; газеты просто переполнены подобной информацией.
— Полиция заподозрит нас.
— Но они же ничего не смогут доказать, а обвинить можно только на основании доказательств, но не подозрений. Следует лишь поступать по-умному и прежде всего не терять головы.
Неожиданно Фрэнк вскочил.
— Довольно! Не понимаю, почему я вообще слушаю тебя. Разговор становится бессмыслицей.
— Нет, дорогой, это наше положение абсурдно.
— Прекрати, Тесс! Прошу тебя держать свои измышления при себе и никогда впредь не заводить со мной разговор на эту тему.
Она потянулась всем телом.
— Хорошо, милый. Хочешь оказать мне любезность?
— Все, что угодно.
— Поедем в Рапалло. Потанцуем, выпьем шампанского, ибо мне хочется, чтобы наш прощальный вечер был приятным, таким же приятным, как и вечер в Сент-Моритце. Помнишь?
Он зло поглядел на нее.
— Это шантаж!
— Нет, милый, это мое первое предложение для решения проблемы. И мы должны вернуться к нему, ибо другого не дано. Подожди меня здесь, я только накину мех.
Она направилась к двери.
— Тесс!
Держа руку на ручке двери, она грациозно обернулась к нему.
— Да, дорогой?
— Сядь рядом со мной!
— Нет, сердце мое, этот последний вечер мы не будем проводить как супружеская пара со стажем, обмениваться воспоминаниями и говорить о прошлом. Нам надо развлечься так, как мы это умеем делать.
— Немедленно вернись, Тесс!
— Сегодня вечером ты должен насладиться всеми своими правами, ты можешь даже относиться ко мне непочтительно. Я хочу, чтобы воспоминания обо мне будоражили тебе кровь долгими ночами, когда меня с тобой рядом не будет.
В два прыжка очутившись рядом с ней, он нанес ей слева и справа две пощечины. Ее голова моталась под мощными ударами, но она продолжала улыбаться.
— У тебя бьющие аргументы, не так ли? Но они не решат нашу проблему.
Обойдя его, она вновь опустилась на диван.
— Я бы с удовольствием выпила коньяку.
— Наконец-то дельное предложение!
Он почувствовал облегчение оттого, что мог хоть чем-то отвлечься, и поспешил наполнить два бокала. Затем взял две сигареты и прикурил их. Усевшись рядом с Тесс, он протянул ей сигарету и один из бокалов.
— Это платье было на тебе, когда мы виделись последний раз в Каннах, у Паркеров. В тот вечер еще американский полковник…
— Да… а потом ты улетел в Бразилию. Ты провел там два месяца, а вернувшись, сразу же отправился в Портофино.
— Ты же знаешь, я должен был сюда вернуться. Мелфи посылала мне телеграмму за телеграммой.
— Понимаю, сердце мое… Очень хорошо понимаю, что права законной супруги длиною в целую жизнь. Итак, давай выпьем за ее здоровье и за окончание наших отношений.
Она засмеялась.
— Вначале это называют любовью, а когда расстаются, то это уже отношения.
— Замолчи!
Она крепко сжала его руку своей и неестественно весело произнесла:
— Ты обязан знать, Фрэнк Сентджиль, что ты единственный мужчина, которого я по-настоящему любила. После тебя жизнь превратится просто в существование. Я выйду замуж, рожу детей, у меня будет дом, досада на слуг и свекровь. И я стану нормальной женщиной, как любая другая.
— Он все еще ухаживает за тобой?
— Кто? Кого ты имеешь в виду?
— Маленького инженера.
— Алена Ламорисьера?
— Да, вероятно…
— Он не инженер, он врач, очень известный педиатр. Он молод, но прежде всего свободен, и надо заметить, что мне это нравится.
— Ну, так и выходи за него замуж!
— Я подумаю об этом.
Он откинул голову назад, на спинку дивана и закрыл глаза. Бокал он поставил на колени.
— Фактически ты уже готова это сделать!
— И даже более того, я готова просить вас обоих быть моими свидетелями. Из-за Мелфи ты не сможешь отказаться, а я буду вас постоянно приглашать, чтобы вы, как мои добрые друзья, порадовались моему счастью.
— Дрянь!
— К тому же я не смогу тебе дать и внутреннего покоя, на это можешь не рассчитывать. Ты станешь бессильным свидетелем если и не моего счастья, то во всяком случае супружеской жизни. Впрочем, Ален симпатичный парень, так что первоначальное сожаление может вскоре уступить место удовлетворению.
— Ты как раз тот человек, которого я мог бы убить!
— Глупая мысль, дорогой. Если ты убьешь меня, то получишь лишь неприятности и никакой выгоды. Преступление по страсти является на суде надежнейшей защитой. При любой другой побудительной причине следует действовать с умом и осмотрительностью — два несопоставимых козыря в столь деликатном деле. Я, например, если захочу убрать кого-нибудь с дороги, не воспользуюсь ни револьвером, ни ядом, ибо следствие автоматически начинает рассматривать оба этих средства, и полиция тотчас начинает подозревать преступление. А стоит им уцепиться за эту мысль, и от них уже не отвяжешься. С самого начала я бы отправила их по другому, менее подозрительному пути. Внезапная смерть может рассматриваться как несчастный случай.
— И какой вид «несчастного случая», по твоему мнению, может рассеять их сомнения?
— Ах, не знаю. Это зависит от того, какая возможность предоставится.
— С удовлетворением могу констатировать, что твои планы являются лишь вымыслом.
— Не думай так, Фрэнк. Я ненавижу людей, которые разглагольствуют лишь из чувства противоречия. Я знаю, что говорю, и всегда пытаюсь найти самое оптимальное решение.
— Например, убийство!
— Мелфи может завтра умереть от пищевого отравления, падения с лошади, погибнуть при автомобильной аварии. И нам не останется ничего другого, как определить время этого возможного события.
— С одним-единственным нюансом. Возможно, что однажды она умрет в своей постели от старческой слабости.
— Мы все смертны, мой дорогой, все! Поэтому о преступлении здесь и не может идти речи. Естественно, если кто-то пытается нарушить действующий закон, то он должен нести за это ответственность. Он хочет обмануть судьбу и взять бразды правления в свои руки. Но здесь мы только определяем дату. Последуем социологическому закону: меньшинство приносится в жертву на благо большинству.
— Да о чем ты говоришь?
— Когда мы уничтожаем одну человеческую жизнь, то даем возможность двум остальным стать счастливыми. Это и есть социологический закон. На нашем уровне это убийство, на национальном это называется политикой.
Несмотря на всю серьезность разговора, Фрэнк рассмеялся. Тесс это привело в бешенство.
— Почему ты смеешься надо мной?
— Я не смеюсь над тобой, просто о каждом моральном понятии ты высказываешься столь дерзко, что кажется, будто ты действительно веришь в это.
— Просто я выступаю против царящих предрассудков, и ты знаешь это. Мы оба могли бы быть так счастливы вместе, если бы своей судьбой распоряжались сами. Не надо страдать… и все-таки смерть неизбежна. Если мы вместо Мелфи возьмем на себя ответственность за принятие решения, то можно выбрать средство, может быть, и не очень приятное, но, во всяком случае, безболезненное. В известной степени я расположена к ней, и мне бы не хотелось ни видеть ее несчастной, ни причинять ей страдания. Мы и сами не знаем, каков будет наш конец. Может быть, от болезни на пороге старости в какой-нибудь клинике…
При этих словах выражение лица ее омрачилось.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты умер раньше меня, Фрэнк, нет, ни в коем случае! Должно быть, это страшно — потерять мужа, которого любишь.
— Может, ты прекратишь рассуждать об очередности наших смертей?
— Ты прав, любимый, я хочу жить с тобой, мы должны быть всегда молодыми, а будущее сулит столько дней и ночей, что мы можем расточать их, не считая…
— И я хочу быть с тобой.
— Навсегда?
— Навсегда!
— Итак, что же нам делать, Фрэнк?
— Замолчи! Лучше иди сюда и поцелуй меня!
Медленно, не спуская с него глаз, она поднялась и скользнула к нему в руки. Глубокая тишина воцарилась в салоне, и лишь издалека доносился рев волн, разбивающихся о сходни.
