Сначала все выглядело абсолютно солидно. На пороге резиденции Гитлера капитана скрупулезно обыскали, отобрав личное оружие. И ровно в девять вечера его впустили конференц-зал. Через полтора года туда с бомбой в портфеле войдет одноглазый и однорукий полковник фон Штауффенберг.

Но у капитана Бера не было ни портфеля, ни бомбы, ни малейшего желания взрывать фюрера. Он был типичный фронтовой офицер, хотя и занимал должность личного порученца начальника штаба 6-й армии: нелицеприятный, с легким презрением относившийся к штабникам и тыловикам. Поэтому среди двух десятков столпившихся вокруг Гитлера штабных офицеров узнал лишь Кейтеля, Йодля, Бормана и Хойзингера. Бог знает, когда ему довелось с ними встретится. И тем не менее Беру было приятно увидеть здесь, за тысячу километров от фронта, эти полузнакомые лица.

Гитлер встретил его весьма любезно, как привык встречать всех гостей ставки, особенно прибывших с передовой. А Сталинград с некоторых пор стал для него не просто передовой, а передним краем борьбы с мировым злом, краем Вселенной и бытия.

– Герр гауптман, – с полуулыбкой древнеегипетского сфинкса приветствовал он армейского офицера, – мы рады видеть в своем кругу личного посланника героя Сталинграда генерала Паулюса! Впрочем, уверен, вы тоже герой, раз его выбор пал именно на вас! Итак, прошу быть со мной предельно откровенным! Даже не прошу, а приказываю! Представьте себе, что перед вами не фюрер Великой Германии, а ваш товарищ по оружию! Если бы вы были немного постарше, мы вполне могли бы встретиться в окопах во Фландрии, а будь я немного моложе, – Гитлер мечтательно прижмурил глаза, – будь я помоложе… я бы вчера провожал вас сюда из окоп Сталинграда!

Казалось, Гитлер не прочь был продолжить столь впечатляюще начатый монолог, но призванный им же быть предельно откровенным, а стало быть, и бесцеремонным, Вер прервал его:

– Мой фюрер, генерал Паулюс приказал мне проинформировать вас о создавшемся положении. Позвольте мне сделать соответствующее донесение.

Несколько обескураженный его неделикатностью, фюрер тем не менее поощрительно кивнул головой.

– Мой фюрер, – решительно начал Бер, – сейчас, когда я вам об этом говорю, там, на Волге, двести тысяч солдат вермахта умирают за Великую Германию, лишенные элементарной помощи. Мы доели последних лошадей. Солдаты гоняются за собаками и крысами, нам приходится взрывать орудия из-за отсутствия к ним снарядов. Русские умирают от смеха, глядя во что одета некогда элитная армия! Генерал Паулюс просил вам передать, что еще ни один гарнизон крепости за всю историю войн не переносил таких страданий и унижений, как гарнизон объявленной вами «сталинградской крепости». Мы не успеваем хоронить мертвых, а раненых нечем перевязывать. Плотность огня русских поразительна! Иногда кажется, что земля ходит ходуном! Недавно один из опорных пунктов генерала Паулюса, село Карповка, был буквально стерт с лица земли огнем реактивных орудий противника. Нам нечем ответить на огонь русских. Солдатам выдают по двадцать патронов с приказом использовать их только в случае отражения атаки. Но один патрон мы всегда оставляем для себя. Рацион хлеба на день – один ломоть! А воду мы добываем из талого снега. Мой фюрер, Сталинград превращается в массовую могилу! Солдаты чувствуют себя брошенными и преданными! Никто уже не думает о победе. Лишь о том, чтобы поскорее закончить весь этот ужас! Любой ценой, на любых условиях! Простите, мой фюрер! Но вы же сами приказали мне быть с вами откровенным! Как офицер я не могу ослушаться вашего приказа!

Как ни в чем не бывало Гитлер подошел к карте и, признав «некоторые» просчеты германского руководства, пообещал Беру через «некоторое» время прорвать русское кольцо и спасти 6-ю армию.

– А пока это не произошло, мы будем по-прежнему поддерживать вас всем необходимым по уже отлаженному воздушному мосту!

При упоминании «воздушного моста» Бер жестко отщелкнул каблуками и, вытянувшись по стойке смирно, выпалил:

– Воздушного моста нет, мой фюрер!

Глаза Гитлера сошлись на переносице. Он пытался осмыслить только что сказанное.

– Вы ошибаетесь, герр гауптман! Вот цифры вылетов и доставленных грузов! Рейхсмаршал Геринг лично поклялся мне, что в перспективе…

Капитан Бер отрицательно крутанул головой. Кейтель предостерегающе погрозил ему пальцем. Но Беру было не до этикета.

– Воздушного моста нет, мой фюрер! – угрюмо повторил он. – Рассуждать о перспективе уже поздно! Генерал Паулюс ждет ясного ответа: может или нет его армия рассчитывать на снабжение и поддержку в ближайшие сорок восемь часов? В противном случае…

Капитану было уже на все плевать. Он просто не мог вернуться в котел, не сказав фюреру всей правды.

После отставки Гальдера и ссоры с Йодлем никто не позволял себе «откровенничать» с фюрером таким образом. Все смотрели на Бера как на кандидата в покойники. Кейтель из последних сил старался устоять на ногах. Сам Гитлер шокированно кусал губы и хрустел пальцами. Но что он мог сделать с этим армейским шалопаем? Отправить его, как Гальдера, в отставку, то есть, по сути, подарить ему жизнь? Но кто же тогда будет умирать в Сталинграде за Великую Германию?!

И, похрустев пальцами, Гитлер наконец сказал то, после чего капитану Беру стало предельно ясно, что война фактически проиграна, а сталинградская трагедия превращается в фарс.

– Благодарю вас, герр гауптман! Я немедленно обсужу создавшееся положение со своими советниками!

«А ведь он… утратил всякую связь с реальностью, – с ужасом подумал Бер. – В этом фантастическом мире карт и флажков… К тому времени, как он обсудит все со своими советниками, шестая армия попросту перестанет существовать!»