Форбс налил бренди себе и Мак Катчену. Дождь стучал в окна кабинета, и вода в реке поднималась. За прошедшую зиму выпало много снега, и Форбс представлял себе, как тают на вершинах гор снега, переполняя притоки Колумбии. Форбс вдруг пожалел, что «Медный Ястреб» построен слишком близко к реке, да еще и в низине.

Подав Мак Катчену бокал, он сел за свой стол. Форбс не понимал, чего хочет от него Элай. Женщину? Информацию о Бонни? Что? Он ждал.

Мак Катчен выглядел неплохо. Вот только руки были в волдырях и ожогах. Даже в рабочей одежде он сохранял свой независимый вид.

– Мне нужна ваша помощь, Даррент, – сказал он, поглядев на бокал.

Форбс откинулся на спинку стула и мысленно улыбнулся.

– Какого рода? – тихо осведомился он.

Мак Катчен пронзил его взглядом.

– Я хочу, чтобы вы снова управляли заводом. «Итак, эта работа оказалась не по зубам мистеру Мак Катчену – тяжеловата», – подумал Форбс.

Мак Катчен залпом выпил бренди и поставил бокал на стол.

– Согласны ли вы принять мое предложение?

Форбс сделал вид, что размышляет. «Конечно, ему нужен доход, который обещает ему должность управляющего. Правда, он мог бы неплохо прожить и на выручку от «Медного Ястреба», но у него есть определенная цель. Достичь ее можно только вкладывая средства, а для этого нужен солидный банковский счет компании Мак Катчен».

– Что же повлияло на ваше решение? – спросил он. – Мне показалось, что вам не по вкусу мои методы.

– Да, это так, но у Сэта нет времени для этой работы, у меня тоже. Пройдут месяцы, пока я найду кого-нибудь другого, поэтому я предоставлю вам еще один шанс и дам большую зарплату, если вы согласитесь.

Форбс почувствовал раздражение.

– Почему я должен выручать вас, мистер Катчен, если вы собираетесь искать мне замену?

Элай улыбнулся.

– Я не буду искать никого другого, если вы справитесь с этой работой, Даррент. Теперь, если все будет делаться правильно, я буду снисходительнее к вам, так же, как и Сэт. Заметьте также, я не обратил внимания на те неточности, которые Сэт обнаружил в ваших отчетах. Они достаточно серьезны, чтобы упечь вас в тюрьму.

«Тюрьма? – Форбс перевел дыхание. – Ну, нет! Это ему не подходит».

Мак Катчен развел руками.

– Я готов простить вам грешки, Даррент. Мы можем начать все заново.

Теперь предложение выглядело иначе. Оно было сделано честно и даже великодушно.

– С чего мне начать? – спросил Форбс.

– Встретьтесь с забастовщиками. Дайте понять, что любой рабочий вправе рассчитывать на свое место, независимо от того, работает он, или бастует. Я хочу, чтобы вы напечатали и распространили распоряжение о том, что отныне на заводе – три смены вместо двух. Каждый будет работать по восемь часов, но получать столько же.

Форбс открыл рот.

– Это же финансовое самоубийство! – возразил он.

Мак Катчен поднялся.

– Не думаю. Прибыль, полученная нами за последние пять лет – огромная. Мы можем позволить себе уделить кое-что и рабочим. Мы потеряем больше, если забастовка продлится.

– А как насчет создания Союза на заводе?

Мак Катчен вздохнул.

– Если люди хотят этого, я не буду им препятствовать. Но я не желаю субсидировать эту организацию. Будьте уверены: рабочие поймут, что взносы они будут отчислять ребятам из Союза из своего кармана, а не из моего.

– Вы не намерены повышать зарплату?

– Я решил вместо этого пойти на другие уступки: бесплатно построить домики и сократить рабочий день. На сегодня это все, что я намерен сделать.

Форбс понял, что компания и так пошла на многое. В конце концов, можно было нанять китайцев вместо тех, кто бастует, и выколачивать еще большие прибыли. Однако сейчас ему не следует спорить.

– Очень хорошо, – сказал он, кивнув головой.

Мак Катчен задержался в дверях.

– Помните женщину, которая приходила в салун тогда ночью… Ту, что содержит меблированные комнаты?

– Эрлина?

– Да, какие у нее права на Вебба Хатчисона?

Форбс пожал плечами…

– Она – хозяйка пансиона и, возможно, спит с ним.

– Я удивлен, что Бонни закрыла на это глаза, собираясь, как говорят, выйти замуж за Хатчисона.

Форбс засмеялся.

– Я слыхал, что Ангел – не жена Хатчисона и никогда не была ею. Вебб не разрешил бы жене, кем бы она ни была, работать «шарманкой». В этом я не сомневаюсь.

– Понял, – сказал Мак Катчен с еле заметной улыбкой. Он повернулся и вышел.

Дождливая погода, возможно, повлияла бы на настроение Бонни, не будь она так занята длинным списком заказов, принесенным Сэтом. Даже за вычетом платежей по просроченным счетам и транспортных расходов прибыль Бонни будет достаточно велика. Для экономии времени она решила съездить в Спокейн и лично встретиться с поставщиками вместо того, чтобы отправить заказ почтой.

Сэт рассеянно кивнул.

– Я сделал все, чтобы необходимые материалы попали в список, – сказал он деловым тоном, наблюдая, как Бонни, в который уже раз, листает бумаги. – Однако, в операциях такого масштаба изменения неизбежны, поэтому придется что-то включать по ходу дела.

Бонни положила бумаги, стараясь казаться спокойной, хотя ей хотелось прыгать и кричать от радости.

– Конечно, – согласилась она. – Кстати, мне хотелось бы знать, где вы найдете рабочих для строительства?

– Часть наймем на стороне, – сказал Сэт, – но поскольку мистер Мак Катчен сокращает рабочий день с двенадцати часов до восьми, многие, вероятно, захотят подработать в свободное время.

Сознавая его правоту, Бонни надеялась, что некоторым семьям теперь удастся рассчитаться с ней. Возможно, кроме продуктов, повысится спрос на трикотаж, галантерею и хозяйственные товары.

– Прекрасная идея, Сэт.

– Да? – Сэт брызгая слюной от возбуждения. – Пойдете на собрание в субботу вечером?

– Собрание? – удивилась Бонни.

– Мистер Мак Катчен снимает для этого театр «Помпеи», – сообщил Сэт.

– Конечно, приду, я же – мэр города. – При упоминании об этом Сэт вспыхнул, словно Бонни поведала ему интимный секрет.

– Да, хорошо… будьте здоровы, миссис Мак Катчен.

– Всего хорошего, Сэт!

Как только Сэт ушел, Бонни закрыла магазин и заперла дверь.

– Кэтти! – позвала она. Кэтти спустилась по лестнице.

– Да, мэм?

– Я уезжаю в Спокейн по делам и хотела бы, чтобы вы с Розмари побыли у Джиноа до моего возвращения.

Кэтти любила бывать в роскошном доме Джиноа и просияла.

– Надолго ли вы, мэм?

– Два-три дня – самое большее… я должна вернуться к субботе.

– А как быть с магазином? Вы не хотите, чтобы я торговала вместо вас?

– В этом нет необходимости, но я оставлю записку в окне, указав, где тебя найти, если кому-то понадобится лекарство, или что-нибудь срочное.

Кэтти кивнула и поспешила за Розмари.

Бонни уложила в чемодан платье и нижнее белье, прикидывая, во что обойдется поездка в Спокейн и пребывание там. Сэт открыл ей крупный счет в банке для оплаты заказанных товаров, но эти деньги, конечно, пойдут поставщикам. Проверив кассу, она обнаружила, что все наличные деньги – это семь долларов и четырнадцать центов. Придется ограничить себя в питании и снять номер в самом дешевом отеле, так как проезд туда и обратно обойдется в половину этой суммы. Впрочем, Бонни это не смущало. Ей представился великолепный шанс, и, если нужно, она будет голодать и спать на вокзале, но его не упустит.

Как и следовало ожидать, узнав о причине поездки, Джиноа одобрила ее решение и не только согласилась взять Кэтти и Розмари к себе, но предложила приехать за Бонни в своем экипаже и доставить ее на вокзал. Перед самой посадкой Джиноа вложила ей в руку двадцатидолларовую банкноту.

Бонни пыталась протестовать, но та и слышать ничего не хотела.

– Вернешь, когда разбогатеешь, – сказала она, помогая Бонни подняться в вагон. Слезы благодарности выступили на глазах Бонни. Когда Нортридж остался далеко, позади, Бонни заметила одинокого пассажира в конце вагона.

Его лицо закрывала газета, но Бонни тотчас узнала его. Она не могла не узнать эти сильные, покрытые золотистыми волосами руки.

– Ты выслеживаешь меня? – спросила она, когда кондуктор, забрав билеты, исчез в соседнем вагоне.

Газета медленно опустилась. Элай широко улыбнулся.

– Откуда я мог знать, что ты будешь в этом поезде? – резонно возразил он.

– Полагаю, Джиноа сообщила тебе.

Элай улыбнулся еще шире и хлопнул газетой по колену.

– Не заблуждайся, Бонни. У меня дела в Спокейне, и они никак не связаны с тобой.

Спорить с ним было бесполезно. Закусив губу, Бонни отвернулась и стала смотреть в окно на плывущие мимо деревья и реку. Дождь немного утих, а река бурлила. Бонни с тревогой подумала об обитателях Лоскутного городка. Они жили близко к реке, впрочем, как и многие другие в городе. Издательство Вебба немедленно смоет, если река выйдет из берегов.

Бонни вздрогнула. В этот момент к ней подсел Элай. Она не повернулась, когда он окликнул ее. Возможно, если она не будет замечать его, он уберется на свое место и оставит ее в покое.

Помолчав, Элай сказал:

– Я солгал.

Бонни так изумилась, что тотчас повернулась к нему.

– Что?

– У меня нет дел в Спокейне, – признался Элай.

Бонни не знала, что ответить. Она чувствовала себя так же, как и тогда, когда впервые оказалась с ним наедине. Ее охватили тревога и напряженное ожидание.

– Ты узнал от Джиноа?

– Нет, ты сказала Сэту, а он мне.

Бонни не могла сердиться на Сэта, особенно сейчас, когда он спас ее от неминуемого краха. Она опустила глаза.

– Не порть мне настроение, Элай, – мягко попросила она, – пожалуйста.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, чтобы никого не было поблизости: ни Сэта, ни Джиноа, ни Вебба Хатчисона. Кстати, знаешь ли ты, что Форбсу известно о тебе все: где ты и что ты делаешь?

Бонни вспомнила ту ночь, когда к ней на кухню явился Элай, и вспыхнула. Не дай Бог, чтобы Форбс или кто-то другой узнал об этом.

– Мы с Форбсом вместе росли. Другие мальчишки любили ловить пауков или играть в шарики, но Форбс был занят только одним: подсматривал за мной.

– Не могу осуждать его за это, – пробормотал Элай. – Думаешь, теперь он этого не делает?

Бонни невольно улыбнулась.

– Форбса трудно понять.

Что-то Элаю явно не понравилось, он нахмурился.

– Я думаю, этот прохвост не прочь жениться на тебе.

– Возможно. Форбс не раз делал мне предложение, но, кажется, давно понял, что нам не суждено быть вместе.

– Конечно, ведь ты принадлежишь Веббу!

Бонни почувствовала, что краснеет.

– Так вот, Элай, если ты будешь донимать меня Веббом, я просто выйду на следующей остановке.

– Ведь ты не жена Вебба, не так ли? – настаивал Элай. Сейчас в его голосе не было издевки, напротив, Бонни поняла, что он страдает.

Бонни вздохнула. Она не умела лгать, а эта ложь была для нее особенно неприятна.

– Да, я не жена Вебба.

Радость Элая вызвала у нее раздражение.

– Но это не значит, что я не хочу выйти за него замуж, – быстро добавила Бонни, – он просил моей руки, и я, возможно, отвечу согласием.

– Почему?

– Почему? – разозлившись, повторила Бонни. – Да потому, что Вебб Хатчисон – прекрасный человек, добрый и честный! Он сможет обеспечить нам с Роз нормальную жизнь.

Упоминание о Роз было ошибкой. Бонни сразу поняла это. Глаза Элая сузились, в них снова загорелся недобрый огонь.

– Ты не любишь его, – отрезал он.

– Откуда ты знаешь? – Неужели этот напыщенный осел думает, что он единственный, кого она может любить? Если так, он, конечно, прав, но Бонни ни за что не даст ему этого понять. Никогда! – Мы с Веббом нравимся друг другу.

Элай несколько сник и нахмурился.

– Нравитесь друг другу, – пробормотал он.

Бонни решила подлить масла в огонь.

– Ты спрашивал меня на днях, воплю ли я с Веббом в постели, как и с тобой. Да, точно так же. Я не только воплю, я вою!

Она услышала, как кашлянул кондуктор. Бонни смутилась: ей не приходило в голову, что кто-то может услышать ее слова. Когда же она научится держать язык за зубами? Когда?

Элай засмеялся и покачал головой, словно удивляясь смущению Бонни.

– Следующая остановка – Колвил, – объявил кондуктор, в котором Бонни узнала мужа одной дамы из «Общества самоусовершенствования». Стоит ему передать жене слова Бонни, как поползут новые слухи. Бонни не могла взглянуть на Элая.

– Я ненавижу тебя, – бросила она, когда они вновь остались одни.

– Мы это проверим.

Бонни посмотрела, нет ли поблизости кондуктора. Убедившись, что вагон пуст, она пробормотала:

– То, что я тебе сказала, правда. Вебб доводит меня до неистовства своим пылом.

Элай поднялся, явно уверенный, что Бонни лжет. Он не выказывал ни злости, ни ревности. Элая не было несколько минут, но когда он вернулся, в его глазах светился опасный огонек.

Он сел рядом с Бонни и сжал ее лицо руками, заставив смотреть ему в глаза.

– Так кто же, Ангел, доводит тебя до неистовства своим пылом?

Его губы приблизились к ее губам. Она хотела сопротивляться, но думала только об Элае. Дрожь прошла по ее телу, соски набухли.

– Ты не посмеешь… кондуктор… Мы скоро будем в Колвиле…

Элай засмеялся, и Бонни почувствовала на своих губах его дыхание.

– Мы не доедем до Колвила в ближайшие полчаса, – ответил он, – а о кондукторе не беспокойся. Я дал ему денег, чтобы он здесь не появлялся.

Элай приник к ее губам и положил руку ей на грудь. Бонни чувствовала, как набухают соски под его ладонью, но вырваться не могла. Она застонала, перестав сопротивляться. Он целовал и ласкал ее, пока Бонни не стала отвечать на его ласки.

Слегка покусывая ее губы, Элай расстегнул ворот ее платья и засунул руку в лифчик. Другой рукой он задирал юбки.

Бонни дрожала. Что, если кондуктор вернется? Что, если поезд неожиданно остановится? «Я не могу допустить этого, здесь, в вагоне!» Но тело Бонни противилось рассудку. Оно жаждало ласк Элая и хотело еще большего.

– О! – простонала она, почувствовав, как палец Элая оттянул резинку трусиков, – о нет!

– О да! – сказал Элай, вновь прильнув, к ее губам, его рука скользнула в трусики. – Я хочу обладать тобой, Бонни, сейчас, здесь, немедленно!

– Ты не можешь… Ты не должен… о-ох!

Элай засмеялся, продолжая ласкать Бонни. Она постаралась сдвинуть бедра.

– Мы одни, Бонни, – шептал Элай, – ты, я и наша страсть.

Бонни отстранилась от него, жадно глотая воздух. Его пальцы доводили ее до безумия.

– Элай, пожалуйста, остановись. Я обманула тебя, я не занималась этим с Веббом… правда.

Элай наклонил голову и, как ребенок, припал к ее соску. Бонни зажала рот рукой, чтобы сдержать восторженный крик. Ее колени невольно раздвинулись. Она была в лихорадочном возбуждении и, оказавшись у него на коленях, широко раздвинула ноги. Он сорвал с Бонни трусики и расстегнул брюки.

Больше она не могла сопротивляться. С подавленным криком она впустила его в себя. В этот момент Элай застонал. Он запрокинул голову и закрыл глаза, его руки твердо держали ее бедра. Бонни чувствовала, как напрягаются мышцы его шеи, ей уже не было стыдно, она думала только о том, как отчаянно любит этого человека.

Они долго занимались любовью, но вдруг вагон покачнулся от внезапного рывка. Это привело их к мгновенной кульминации.

Почувствовав пресыщение и глубокий стыд, Бонни попыталась освободиться от Элая, но он крепко держал ее.

– Останься, – сказал он, – пожалуйста, останься. Его руки легли на плечи Бонни. Элай обнажил её до пояса, снял лифчик. И снова дрожь наслаждения прошла по телу Бонни, когда он начал ласкать ее обнаженные груди.

– Кондуктор… – пролепетала она.

– Не тревожься, Бонни, он и близко не подойдет к этому вагону, даже, если здесь вспыхнет пожар.

Бонни подумала, что это ее пожирает пламя, когда Элай прикасается к ней.

– Откинься, Бонни, я хочу тебя.

Бонни забыла обо всем. Запрокинув голову и, подавшись вперед, она, как кошка, заурчала от удовольствия, когда Элай припал губами сначала к одному соску, потом к другому. Он делал это нежно, внимательно наблюдая за ней. Войдя в нее, Элай постепенно ускорял движения, доставляя ей все большее наслаждение. Экстаз оказался настолько сильным, что Бонни громко застонала.

Элай, казалось, совсем обессилел. Бонни, вполне удовлетворенная, решила, однако, возбудить его, как это делал с ней он.

Она расстегнула его рубашку, запустила руку в плотные волосы и стала растирать кожу кончиками пальцев. Он смотрел на нее помутневшими глазами и застонал, когда она нагнулась и, опустив лицо к его бедрам, взяла в рот снова напрягшуюся плоть.

Спина Элая выгнулась, а тело содрогнулось – он испытал экстаз. Его руки сжали обнаженные груди Бонни, и он расслабился.

Бонни поднялась, надела лифчик и разорванные трусики. Хорошо, если резинка выдержит, и они не свалятся.

Элай сел, тяжело дыша. Наслаждаясь победой, Бонни потрепала его по плечу и застегнула его брюки. Она вспомнила, как прежде они занимались любовью в местах еще менее подходящих для этого, чем железнодорожный вагон. Они, впрочем, ни разу не попались, но риск, что это может произойти, всегда был. Опасность придавала их любовным играм особую прелесть. Только это, с грустью подумала Бонни, не изменилось и теперь.

Она испытывала чувство сладкой истомы, в душе не было ни стыда, ни сожаления. Бонни боялась одного – чтобы Элай не испортил этого какой-нибудь резкостью или, хуже того, не попытался вновь предложить ей деньги.

Она почувствовала, как рука Элая коснулась ее подбородка, и повернулась к нему.

– Побудь со мной в Спокейне, Бонни, – попросил он. – Если ты проведешь с Хатчисоном всю оставшуюся жизнь, удели мне хотя бы несколько дней!

Бонни услышала в его словах глубокую печаль. Казалось, гордость его была сломлена. Может ли быть, что она так нужна Элаю, как убеждал ее Сэт? Возможно ли, что он все еще любит ее? Бонни сомневалась в этом. У нее были все основания полагать, что Элай просто пользуется ею. Но она, несомненно, любила его, страстно желала его ласк, к нему стремились ее тела и душа.

– Только не называй меня шлюхой и не плати мне за любовь, Элай, – предупредила она. – И не делай из меня посмешище, когда мы вернемся в Нортридж.

Элай поднял руку, и слабая улыбка заиграла на его губах.

– Клянусь, Бонни! Когда мы вернемся в Нортридж, все будет по-прежнему.

Бонни сильно сомневалась, что хочет этого, обещание Элая огорчило ее, лишило надежды. Но она кивнула, пообещав разделить с Элаем постель, поскольку знала, что он все равно принудит ее к этому. Так она хотя бы сможет сделать вид, что уступила ему.