В субботу я на своей шкуре почувствовала, что такое тяжесть домашних забот, которую всегда безропотно тащила на своих плечах мама. Я вымыла пол, зажгла ароматизированные свечи, повесила в ванной чистые полотенца для гостей, а на стол водрузила вазу с орхидеями. Единственное, о чем мне не надо было беспокоиться, так это о самом обеде.

Умберто приготовил потрясающий грибной суп, салат из ранней зелени и крабов, вареного морского окуня с гарниром. В который раз я была поражена его кулинарными талантами. В шесть тридцать я сказала, что собираюсь накрывать на стол. Он показал на мамин фарфор.

– А почему ты никогда не пользуешься ими?

– Нет, лучше не надо.

– Такой фарфор придаст столу изысканный вид.

– А я и не хочу никакой изысканности, – огрызнулась я. – Пусть все будет просто. Мои простые тарелки тоже неплохо выглядят.

У Умберто брови полезли наверх от удивления.

– Ну что ж, может быть, в другой раз.

Я схватила керамические тарелки, столовые приборы, салфетки и отправилась в столовую накрывать на стол. Я расставляла посуду очень медленно, чтобы восстановить душевное равновесие. Он же не виноват, что у меня свои проблемы с этим фарфором.

Я услышала, как рядом с домом притормозила машина. Выглянув из чистого любопытства, я увидела, как от дома на большой скорости отъехал черный «феррари». Потрясенная, я задернула шторы.

Положение могло оказаться гораздо серьезнее, чем я думала! Сколько уже Ник выслеживает меня? Насколько он опасен? Может быть, я обманывала сама себя, когда считала, что справлюсь с его лечением. Может быть, чем сильнее он ко мне привязывался, тем для него было хуже?

Я попыталась успокоиться. Он же не псих, не маньяк. Но, с другой стороны, у него в машине заряженный пистолет. Господи, может, рассказать обо всем Умберто? Нет, подумала я. Он не сможет остаться объективным. Расскажу Вэл.

Чтобы как-то отвлечься, я уселась на кухонный стол и стала наблюдать за Умберто. Он чистил крабов, как фокусник.

– А моя мама тоже любит стряпать, – сказала я. Он еще раз помешал суп.

– Самое главное здесь – взаимно дополняющие друг друга цвета и ароматы. Сейчас шеф-повара стали, пожалуй, слишком изощренными.

Меня вывело из равновесия появление Ника, да еще спор о фарфоре, так что я завелась с полуоборота.

– Шеф-повара! Надоело уже! Большинство из них мужчины, и у них, видите ли, талант, а у женщин его нет, они просто готовят еду!

Он обернулся ко мне с половником в руке.

– Но среди них есть и множество женщин! – огрызнулся Умберто и шагнул ко мне. – И если под талантом ты подразумеваешь способность разговаривать с избалованными, глупыми женщинами и заносчивыми, требовательными мужчинами, то да, я обладаю таким талантом. И моя работа не самая легкая!

Я еле сдерживала слезы.

– Милый, я вовсе не хотела сказать, что не ценю твою работу. У меня сейчас просто с нервами что-то не в порядке.

Он взглянул на половник у себя в руке, как будто не осознавал, что все это время сжимает его в кулаке.

– А что тебя беспокоит?

– Не знаю. Просто весь день сегодня я на нервах.

– Это, наверное, из-за того проклятого пациента. Я же вижу, сколько ты работаешь все последнее время.

– Нет, это совсем не то. – Я очень боялась, что Умберто неправильно поймет мою настойчивость с Ником, и в то же время я была убеждена, что результат близок, и стоит мне преодолеть еще одно препятствие, как лечение сдвинется с мертвой точки.

Умберто положил наконец половник в раковину.

– Тогда не скрывай от меня. Скажи, что тебя так беспокоит.

– Может, это покажется тебе глупым, но я всегда нервничаю, когда приглашаю гостей. Мне все кажется, что что-нибудь будет не так. Один раз я попыталась сделать мясной рулет, но когда я достала его из духовки, вместо него получилась какая-то липкая, расплывшаяся жидкость.

Он тут же успокоился.

– У некоторых бывает к этому сноровка, у других – нет, но научиться можно всегда.

– Может, ты меня научишь?

Он протянул бумажное полотенце, чтобы я вытерла нос.

– Любящие люди должны заботиться друг о друге.

– Я так хочу заботиться о тебе. – В моем голосе звучало раскаяние, и поскольку я все еще сидела на столе, то смогла всем телом прижаться к нему, обвив его руками и ногами.

Любопытно было наблюдать за Вэл рядом с мужчиной. Обычно она скрывала свои романы и приходила в гости одна, а теперь – вот, рука об руку со своим обожаемым Гордоном, исподтишка целуется с ним, чтобы мы не видели, и выглядит абсолютно счастливой.

У Гордона были темные вьющиеся волосы, он носил очки в круглой оправе и держался с очаровательной мягкостью. Но самым важным для меня было то, с какой любовью он смотрел на Вэл. Мне так хотелось, чтобы она была счастлива.

Перед тем как сесть за стол, я затащила Вэл на минутку в спальню.

– Помнишь того пациента, о котором я тебе говорила? Сегодня я видела его машину у своего дома и знаю, что в машине он держит заряженный пистолет.

– А зачем он ему? – Вэл вцепилась мне в плечи.

– Говорит, что для самозащиты. Мне кажется, это правда. Думаю, его тянет ко мне, но он не может этого выразить, вот и ездит вокруг, чтобы быть поближе, как это делают подростки. С тобой такое было!

– Да, но ему ведь не двенадцать, и ты прекрасно знаешь, что произошло с Паулой.

Это меня насторожило. Паула, наша университетская подруга, чуть не погибла при пожаре в собственном доме, а поджег его один из ее пациентов.

– Точно, – согласилась я. – Так что мне нужно все рассчитать, чтобы не выпустить ситуацию из-под контроля.

– Ты должна поговорить с ним откровенно и убедительно. Не относись к этому так легко! Может, он и не опасен, но ты же в этом не уверена.

– Ты права. Я ему все скажу. Спасибо, милая. Теперь нам лучше вернуться к столу.

После того, как мы расправились с супом, и Вэл выразила свой восторг, она обратилась к Умберто.

– Расскажи нам о Никарагуа.

– Природа там не то, что здесь. США пахнут как упаковка кукурузных хлопьев. А моя страна полна животными запахами: кровь, коровы, гниющая плоть, запах пищи на улицах. – Умберто пожал плечами. – Мне бы хотелось запомнить ее такой, какой она была раньше. Моя бабушка… Если бы она была жива, я бы вернулся. Может быть, когда-нибудь я поеду навестить ее могилу.

Мы с Вэл находили особое удовольствие в том, что были вместе со своими мужчинами, иногда мы посматривали друг на друга и загадочно улыбались. Мы уже прощались в дверях, и она не смогла сдержать своих чувств.

– Ты только представь! Нас четверо! – прошептала она мне на ухо.

Потом мы занимались любовью, и за нами внимательно наблюдал мой бассет. Умберто приподнялся на локте.

– С ним нужно что-то делать. Лежать! – обратился он к Франку громким сердитым голосом, и собака повиновалась. Умберто снова вернулся ко мне.

– Тебе хотелось бы иметь ребенка?

Во мне вдруг проснулось страстное желание иметь ребенка с такими же угольно-черными глазами, какие сейчас смотрели прямо в мои.

– Когда-нибудь, – ответила я.

– Хорошо. Только, конечно, он будет лучше воспитан, чем сама знаешь кто.

Я мысленно порадовалась, что принимала противозачаточные таблетки, которые позволяли совершенно безопасно фантазировать.