Глава 14
Лето в Нью-Йорке было долгим и жарким. Говорили, что такой жары не было пятнадцать лет, но Гиацинта, сидевшая при кондиционере, не думала об этом.
Либретти готовила весеннюю коллекцию, уделяя особое внимание продукции Гиацинты. Все покупали и продавали, рассматривали, подгоняли и фотографировали. Гиацинте предстояло отправиться в двухнедельную поездку с выставкой.
– Это твоя лучшая работа, – сказала ей Лина. – Она показывает тебя с новой стороны. Очень сдержанно, благородно – и вместе с тем чувственно. Видно, любовь пошла тебе на пользу. Может, я лезу не в свое дело, – добавила она, поскольку Гиацинта промолчала.
– Нет, Лина, все в порядке.
– Ты мне ничего не рассказала, а вот Уилл Миллер рассказал.
– Я была так занята, что просто не успела.
Гиацинта старалась не думать о будущем. Уилл уехал в Калифорнию вести переговоры о слиянии с фирмой, и Гиацинта очень скучала по нему. В то утро от него пришло второе письмо, и дважды за последние несколько часов она вынимала его из сумочки и перечитывала.
Моя любовь!
Знаешь ли ты, что ты делаешь для меня – все? Где бы я ни был, я ощущаю твое присутствие, и притом так отчетливо, словно ты разговариваешь со мной и я слышу твой голос. В темноте я вижу твои прекрасные глаза, изгиб твоих губ, когда ты смеешься. Мы провели вместе лишь несколько месяцев, и тем не менее я знаю тебя так хорошо, будто знаком с тобой всю жизнь. Я тебе полностью доверяю и надеюсь, что и ты мне тоже. С мыслью о тебе я засыпаю вечером и просыпаюсь утром.
Уилл.
Полностью доверяю… Чувство вины пронзило ее, как укол в сердце.
И Гиацинта в сотый раз спросила себя: «Что же мне делать?»
Появился и еще один повод для беспокойства. Хотя Арни уверял Гиацинту по телефону, что Эмма и Джерри вполне счастливы и довольны жизнью, ее не удовлетворяли его слова. Несколько раз Гиацинта слышала во время телефонного разговора, как у них происходит ссора со слезами; несколько раз дети отвечали ей так сердито и дерзко, что она потом плакала от отчаяния.
Тем временем работа шла своим чередом.
– Я потрясена! – воскликнула Францина, когда открылась большая выставка на Пятой авеню. – Кто бы мог подумать, что ты, не признававшая ничего, кроме джинсов и тенниски, никогда не интересовавшаяся модой, так хорошо в этом разбираешься?
– Я всегда говорила тебе, что это сродни живописи.
Тем не менее Гиацинту изумляло, когда клиенты консультировались с ней по поводу того, какие туфли носить с тем или иным костюмом, можно ли надеть платье только «после пяти» или оно подходит и для свадьбы. Она с удивлением наблюдала, как модели совершают изысканные пируэты в одеждах, еще совсем недавно бывших лишь эскизами.
Лина не скупилась на улыбки.
– Ты знаешь, кто здесь сейчас? – шептала она Гиацинте. – Вон там, в заднем ряду? Он из Техаса. В следующий раз ты не должна пропустить их магазин… А ее ты не знаешь? Ну как же, как же… А этот всегда приходит с женой и покупает с полдюжины платьев в сезон… Ты не узнала ее? Она будет на обложке журнала в следующем месяце… А вот тот коротышка слева – один из самых известных европейских обувных модельеров. Это блестящий успех, дорогая Гиацинта!
Под конец начались разговоры и суета; при этом Гиацинта оказалась в центре внимания, все то и дело называли ее имя. И тут впервые в жизни она подумала: «Я, кажется, ничего не имею против своего имени. Оно вовсе не такое уж дурацкое, как мне всегда казалось. Нужно сказать об этом Францине».
– Гиацинта, ты помнишь меня?
Помнит ли она Мойру? Они разговаривали примерно раз в неделю. Однако сейчас между ними исчезла дружеская непринужденность.
– Ты выглядишь замечательно, Гиацинта! Я очень рада за тебя. В один из ближайших дней я собираюсь отдохнуть от дел и провести уик-энд в Нью-Йорке. Может, приобрету одно из твоих платьев. Ты делаешь что-нибудь для полных дам?
Мойра постоянно подшучивала над собой.
– Гиацинта, ты помнишь меня?
Помнит ли она Марту? Едва ли она способна забыть эту Немезиду ее отрочества.
– Конечно, помню. Как ты здесь оказалась?
– Твоя мать рассказала мне о выставке. Мы ведь соседи и порой встречаемся по пути. У тебя прекрасный вид, Гиацинта.
Полагалось бы ответить комплиментом, но ей почему-то этого делать не хотелось, и она лишь сказала:
– Спасибо. Большое тебе спасибо.
– Я часто думала о тебе после того, как ты переехала, о том, что мы были несправедливы к тебе в школе. И в колледже тоже.
Разве это не извинение? Весьма неподходящее время выбрано для этого. И что ответить Марте? Холодно сказать: конечно, помню, хотя это не имело большого значения для меня. Но поскольку у Марты был виноватый вид, Гиацинта ответила:
– Это было так давно. А как ты живешь?
– В общем, никаких событий. Я так и не вышла замуж. Живу дома, работаю в городе.
Марта продолжила бы разговор, если бы не подскочила Лина с сообщением:
– Заинтересовались бархатным платьем и спрашивают, не сделаешь ли ты такое же черного цвета.
– Не буду отнимать у тебя время, – сказала Марта. – Я хотела бы купить одно из твоих платьев. Они очень красивы, но я не могу себе этого позволить.
Гиацинта посмотрела вслед удаляющейся Марте. Что произошло с ее насмешливым взглядом, гордой кудрявой головкой, которую она так любила вскидывать? «Марта вела себя так, словно ошеломлена тем, что произошло со мной». Что за таинственная история?
* * *
Уилл сказал:
– Ты сама приготовила весь этот обед – изумительного цыпленка, великолепное суфле из овощей и этот превосходнейший десерт? И сейчас, в Нью-Йорке, ты больше не прибегаешь к бутербродам?
– Чему ты удивляешься? Ты же знаешь, что я умею готовить. Ты сказал это в тот день, когда пришел ко мне на завтрак и сразу разбил мое сердце.
– Не знаю. Удивляюсь – и все.
Люди часто удивлялись – прежде всего тому, что такой книжный червь способен проводить столько времени на кухне, а также тому, что модельерша и столь состоятельная дама занимается готовкой. Люди склонны к стереотипам.
Последние сутки для Гиацинты оказались весьма трудными. Она была возбуждена, поскольку неожиданно приехали на каникулы Эмма и Джерри. Сейчас они отправились к Францине, вместо того чтобы побыть с матерью. Их отец даже не спросил, может ли Гиацинта принять их сейчас.
Накануне вечером позвонил Уилл и сказал, что прилетает домой ночным рейсом, и это крайне взволновало Гиацинту. Готовя обед на кухне, она представляла себе все любимые лица за столом и Уилла, сидящего во главе стола. Когда момент его появления приблизился, Гиа охватила паника. На сей раз Уилл наверняка заставит ее высказаться определенно. Что-то подсказывало ей, что в этот вечер произойдет серьезный разговор. Он откладывался до окончания всех этих выставок и до его возвращения из Калифорнии, но теперь час пробил.
Гиацинта сцепила руки с такой силой, что золотое кольцо впилось ей в ладонь.
– Последняя выставка, как я слышал, стала для тебя настоящим триумфом. Я очень хотел вернуться к ее открытию, но возникло множество разных проволочек. – Уилл сделал паузу. – Я тосковал по тебе, тосковал до боли.
– Я знаю, – слабым голосом отозвалась Гиа.
– Я хочу жениться на тебе, Гиацинта. И определить время.
– Разве нам не следует узнать друг друга получше, мистер Миллер?
– Не неси вздор, не дразни меня.
– Прости.
– Так как же?
– Ты знаешь, я люблю тебя, Уилл. Но мы должны… все спланировать. Мои дети… эта квартира… все не так просто. Я не могу действовать слишком поспешно. Мы были счастливы все лето, разве не может это продолжаться до тех пор, пока…
– Что ты имеешь в виду, говоря «все не так просто». Здесь достаточно места для детей и для меня, а потом мы подыщем квартиру попросторнее. Я найду такую. Дай мне пару недель, вот и все. Ты хотела, чтобы она была поближе к школе, и я буду это иметь в виду. Куда они ходят сейчас?
Гиацинта вздохнула.
– Может, я поменяю им школу, но тут возникает новое осложнение.
– Эти осложнения надуманны, Гиацинта. Кажется, я знаю, в чем дело. Ты вспоминаешь первое замужество, вспоминаешь свои страхи и то, как все плохо обернулось. Мысль о втором браке угнетает тебя. Не так ли?
Уилл замолчал. Чувствуя на себе его взгляд, Гиацинта опустила глаза.
– Я знаю, что ты любишь меня, Гиацинта. В таком случае доверься мне. Мы оформим все быстро и незаметно. Скажем, в ратуше, если не возражаешь. Десять минут – и все позади. Совершенно безболезненно.
– Тогда какая разница? Мы можем войти в эту комнату прямо сейчас, и все будет чудесно и без этого…
– Нет.
К тому времени Гиацинта уже была хорошо знакома с решительным «нет» Уилла.
– Я хочу жениться на тебе, а не просто жить с тобой. Я не так современен, как некогда о себе думал. У меня были временные связи. Сейчас я готов к чему-то постоянному, хочу иметь ребенка. Я готов также принять твоих детей. Не беспокойся по этому поводу. Я люблю детей, потому что они твои. Когда я увижу их?
– Скоро. Они с матерью. Я собираюсь туда завтра и проведу там несколько дней.
– Я подожду, пока ты вернешься, чтобы уточнить все детали.
Уилл встал, притянул Гиацинту к себе и стал целовать ей руки, шею, губы.
– Я позабочусь обо всем, Гиацинта. Предоставь это мне. А сейчас расстегни, пожалуйста, пуговицы. Кажется, я сам не справлюсь…
Раздался звонок.
– Проклятие! Кто это? – воскликнул Уилл.
– Не знаю, – ответила она и тут же узнала голос Арни. Через мгновение раздался стук в дверь.
– Открывай, знаменитость, это я, Арни. Помнишь меня? Не смотри так испуганно, – сказал он, входя в комнату. – Все великолепно. Я здесь в деловой поездке на два дня; должен встретиться с приятелем и решил воспользоваться возможностью заглянуть к тебе.
Он никогда так не поступал.
– Ты напугал меня, – холодно заметила Гиацинта. – Я никого не ожидала. Уилл Миллер, доктор Арнольд Риттер.
Мужчины раскланялись.
Гиацинта обратилась к Арни:
– Мы только что пообедали. Позволь предложить тебе пирог?
– Спасибо, я только что поел со своим приятелем. А вы пообедали отлично, не сомневаюсь. – Арни взглянул на Уилла. – Эта леди умеет накормить мужчину. Я много вкусных вещей съел за ее столом.
Уилл что-то ответил, но растерявшаяся Гиацинта не расслышала его слов. Она была напряжена. Вдруг Арни скажет что-нибудь неподобающее относительно статуса Джерри и Эммы? Рассказать обо всем Уиллу должна она, а не Арни. Ей следовало поведать ему об этом раньше. Но она боялась это сделать, боялась неизбежных вопросов.
– Я надеюсь хоть немного охладиться на Севере, – усмехнулся Арни. – Но здесь жарко, как во Флориде.
– Я только что вернулся из Калифорнии. Кажется, тамошние жители избежали на сей раз нестерпимой жары.
«Погода, – подумала Гиацинта, – самый безопасный предмет», – и беспечно проговорила:
– Придет январь, появится лед на улицах, и мы будем вспоминать лето и желать его возвращения.
Мужчины согласились. А Гиацинта подумала: «Арни, почему бы тебе сейчас не подняться и не уйти?» И тогда Арни внезапно вынул из кармана конверт и передал его ей.
– Взгляни-ка на это. – Он улыбнулся. – Я сфотографировал детей на прошлой неделе во время скачек. Эмма пристрастилась к лошадям.
Вот они, ее дети, в элегантных нарядах на великолепных лошадях. Фотографии напоминают снимки в роскошных журналах. Ее малыши.
– Кстати, по-моему, Эмма переплюнет брата. Только дай срок, – добавил Арни, и эти слова прозвучали так гордо, словно он был их отцом.
Не оставалось ничего другого, как передать фотографии Уиллу. Он довольно долго рассматривал их, а затем, вернув Гиацинте, сказал, что у него тоже есть несколько фотографий.
– Я хотел отдать их тебе раньше, но случайно прихватил в Калифорнию.
И появились фотографии Уилла и Гиацинты, сделанные в Париже, в Бретани, перед Лувром, в саду и перед прудом с лебедями. Она была в джинсовом костюме, волосы ее развевались на ветру. В платье с кружевными рукавами Гиацинта была воплощенная элегантность. И наконец, вот она на пляже в бикини, которое купил Уилл, потому что Гиацинта не захватила с собой купального костюма. На каждой фотографии с ней был Уилл. Он обнимал Гиацинту за талию, и они выглядели как супружеская чета.
– Можно взглянуть? – Арни протянул руку. Он внимательно рассмотрел все фотографии и вернул их, любезно заметив, что, вероятно, они приятно провели там время.
– Это была деловая поездка, – пояснила Гиацинта. – Лина хотела, чтобы я познакомилась с французскими фабриками, а фирма Уилла купила фирму Лины, так что теперь мы стали единым целым.
Она знала этих мужчин так хорошо, что понимала, о чем именно каждый из них думает. Уилла, конечно же, раздражило это позднее вторжение, а Арни просто-напросто ревновал. Гиацинта удивленно подумала, что впервые в жизни находится в одной комнате с мужчинами, каждый из которых желает ее.
Уилл нарушил неловкую паузу:
– Вы круглый год живете во Флориде, доктор Риттер?
– О да, у меня там практика. Хирургия.
– Значит, вы настоящий абориген Флориды.
Арни засмеялся:
– Там нет аборигенов. Я просто оставил прежнюю практику в городе Гиацинты несколько лет назад. В бывшем ее городе. Там-то мы с ней и познакомились. Мы с Гиацинтой старинные друзья.
– Мы тоже там познакомились. Моя семья владела там магазином – магазином Р. Дж. Миллера, что на площади.
– Ах вот оно что! Я постоянно покупал там себе вещи – галстуки, свитера и прочее. Хороший магазин. Вы и сейчас там?
– Нет, мы продали магазин. Там стали строить десятиэтажный офис. Город быстро растет. Когда я думаю о том, сколько заплатил мой прадед за этот участок сто лет назад и сколько мы получили за него сейчас, то не могу в это поверить.
– Я понимаю, что вы имеете в виду. Я построил свой офис семнадцать лет назад, и разница в стоимости тоже невероятная. У меня было красивое небольшое белое здание из известняка, двухэтажное, расположенное всего в трех кварталах от площади.
– Это то здание, что сгорело?
– Да.
Арни бросил взгляд на Гиацинту и кашлянул.
– Я был в запарке в тот день и приехал в город вскоре после рассвета, так что стал очевидцем. Пожар еще полыхал. Ужасное зрелище – багры и лестницы, битое стекло, толпа, пламя и дым, вокруг оцепление.
– Да, жестокое зрелище, – согласился Арни.
Волнуясь, Гиацинта всегда сцепляла руки. Сейчас, желая казаться спокойной, она положила руки на подлокотники кресла.
– Я слышал, что это был поджог, – заметил Уилл.
Арни пожал плечами:
– Мало ли что говорят.
– У нас случилась похожая беда в одном из магазинов лет двадцать назад. Помню, это обсуждали каждый вечер за обеденным столом. Провели основательное расследование. Кажется, в этом приняли участие все службы, кроме ФБР, и в конце концов круг подозреваемых сузился настолько, что нашли виновника – одного из служащих. Поначалу он отпирался, но затем ему пришлось признаться, что он курил и допустил неосторожность. Правда, мой отец ему так и не поверил. У приятеля этого парня была претензия к компании, и все об этом знали. Тут налицо явный мотив.
– И чем же все закончилось? – осведомился Арни.
– Не помню подробностей, поскольку уехал в колледж, но знаю, что он получил два года.
– Кто-нибудь пострадал при пожаре? – спросил Арни.
– К счастью, никто, и это настоящее чудо.
– Он получил бы гораздо больше, если бы кто-то погиб во время пожара, – заметил Арни. – Тогда это сочли бы уголовным убийством второй степени.
Гиацинта опустила глаза. «Почему он продолжает этот разговор? Зачем Арни делает это при мне? Он мог бы сменить тему, например, спросить, в какой колледж уехал Уилл».
– Остается только удивляться тому, – заметил Уилл, – что это произошло из-за чьей-то обиды. Еще более удивительно, что этому человеку доверяли. Видимо, он казался таким невинным, что его не заподозрили.
Это было невыносимо. Надеясь, что мужчины не видели, как она покраснела, Гиацинта встала и включила телевизор. Начались одиннадцатичасовые новости.
Арни вскочил.
– Как, уже так поздно? Мне пора, Гиа. Я свяжусь с тобой. Уилл – не возражаете, если я буду вас так называть? – мы можем вместе взять такси. В этом районе его непросто найти в такое время, и хорошо, если нам повезет найти хотя бы одно.
Гиацинта проводила мужчин до двери. Как ловко Арни увел с собой Уилла! Это было весьма кстати, поскольку в теперешнем ее настроении она не стремилась к любовным ласкам.
«Удивительно, что этому человеку доверяли».
«Что мне ему сказать? Он наверняка захочет знать, почему я скрывала правду. В лучшем случае Уилл усомнится во мне. А в худшем – будет меня презирать. На его месте я тоже испытывала бы такое же чувство».
Ужас, охвативший ее, мешал думать. Гиацинта ходила взад и вперед по комнате. Пробило полночь, и она наконец легла. Ее бросало то в жар, то в холод. Плакать Гиацинта не могла. Так прошла вся ночь.
* * *
Утром позвонил Уилл.
– Твой друг вылил на нас ушат холодной воды, не так ли?
– Пожалуй. Странно, он никогда раньше не приезжал без звонка.
– Расскажи мне о нем. Похоже, он человек с характером?
По голосу Гиацинта поняла, что Уилл недоволен, и это удивило ее, поскольку обстоятельства редко влияли на его настроение.
– Особенно нечего рассказывать. Арни бездетен, а уж ему-то следовало бы иметь детей. Поэтому он очень привязан к моим. Арни помешан на лошадях и приучил детей любить их. Вот и все.
– Арни ревнует, Гиа. Ему не понравились наши фотографии, сделанные во Франции, и он это не скрыл, словно ему наплевать на то, что он может обидеть тебя или меня. В особенности меня.
– Нет-нет! Арни мной не интересуется. Я для него пустое место. У него полно женщин по всей стране – это поп-певицы, киноактрисы, восходящие звезды и так далее. Только не я.
– Сомневаюсь. Мужчины разбираются в этом лучше, чем женщины. Арни хочет тебя, Гиацинта, и, будь он в твоем вкусе, у меня появились бы причины для ревности. Но поскольку Арни, очевидно, не в твоем вкусе, Бог ему судья, хотя он и лишил нас удовольствия накануне.
– Он действительно хороший человек.
– Ну ладно. А как насчет того, чтобы обсудить главный вопрос? Мы можем сделать это сегодня вечером?
Гиацинта не была к этому готова. Ей нужно подумать и решить, как рассказать Уиллу обо всем – о разводе, о детях, о пожаре.
– Ты забыл, что я собираюсь к матери на несколько дней и уезжаю сегодня после обеда.
– Возвращайся поскорее, хорошо?
– Конечно, я скоро вернусь, ты же знаешь.
– А пока ты будешь в отъезде, я начну поиски квартиры. Готов побиться об заклад, что найду шикарное место через неделю. Желаю хорошо провести время. Передай привет от меня твоей матери, а также Эмме и Джерри. Буду ждать встречи с ними.
Не прошло и пяти минут, как позвонил Арни. Он был лаконичен.
– Я хочу видеть тебя сегодня вечером, Гиа.
Гиацинта попыталась отказаться, но Арни настаивал:
– Сегодня вечером, Гиа. Это очень важно. В ресторане моего отеля в девять.
– Арни, ты пугаешь меня. Произошло что-то неприятное?
– И да и нет. Тем не менее мы должны поговорить.
Хорошо, что с детьми, которые находятся у Францины, все в порядке. Очевидно, разговор пойдет об Уилле.
Гиацинта пришла, решив попенять ему за прошлый вечер, но, взглянув на него, поняла, что Арни очень взволнован, и не стала этого делать. Его густые серебристые волосы, всегда столь аккуратно уложенные, на сей раз были всклокочены, а красивый галстук сбит набок.
– Я не спал эту ночь. – Арни сел напротив Гиацинты. – Это была одна из худших ночей в моей жизни. – Он отмахнулся от предложенного ему меню. – Закажи что-нибудь, Гиа. Я съем, что ты закажешь. Мне вообще не хочется есть, хотя во рту у меня за весь день не было ничего, кроме кофе.
– Я тоже чувствовала себя не лучшим образом, Арни. Прежде чем мы поговорим о чем-то другом, скажи, зачем ты стал вчера распространяться на ту тему? Тебе следовало догадаться, что ты бередишь мне душу. Когда ты сказал об уголовном преступлении, я не поверила своим ушам.
– А знаешь, что чувствовал я, когда твой дружок показывал те фото? Мной овладела ярость. Я едва сдержался. Мне очень жаль, Гиа. – Арни подошел к ней, и его всегда добрые глаза сверлили Гиацинту, как иголки. – Он твой любовник? Признайся.
– Мы любим друг друга.
Откинувшись на стуле, Арни тихо присвистнул.
– Прямо у меня под носом! Я ведь ждал тебя, Гиацинта. Разве ты не догадывалась? Я думал, что у нас… взаимопонимание.
Лоб его покрылся испариной. Считая Арни человеком легкомысленным, Гиа поразилась тому, что он испытывает столь глубокие чувства. Устыдившись того, что так поверхностно судила о нем, Гиацинта смущенно сказала:
– Я тоже очень-очень сожалею. Мне казалось, что мы просто добрые друзья. Поверь, я не собиралась обманывать тебя.
– Ты знала, что мы больше чем добрые друзья. Ты не можешь сказать, что ты этого не знала.
– Ты никогда не говорил мне об этом.
– Я видел, в каком ты смятении, и давал тебе время справиться с невзгодами. У тебя были дети, работа и другие дела.
Другие дела…
В противоположном конце зала, стоя у пианино, молодой человек пел песню тридцатых годов, которая, похоже, никогда не выйдет из моды. Кто-то за соседним столом негромко подпевал. Хлопнула пробка. Гиацинта заставила себя вернуться к действительности и повторила:
– Я очень сожалею. Я никогда не собиралась обманывать тебя. Поверь мне.
Когда подали обед, Арни едва прикоснулся к нему и отложил вилку.
– После того как твой приятель затронул вчера этот вопрос, я стал развивать его сознательно. Хотел узнать, как он будет вести себя с тобой, если, упаси Бог, узнает об этом деле.
– Упаси Бог? Но я должна рассказать ему. Беда в том, что я не знаю, как это сделать, или же у меня просто не хватает мужества.
– Ты хочешь выйти за него замуж, Гиа?
– О да!
– Проклятие! Не понимаю этого. Я был так близко, а у тебя дети. Конечно, я не такой, как он, Гиа. Он интересный мужчина и ближе тебе по возрасту, по духу – любит хорошую музыку, книги и все такое. Но я сделал бы все, чтобы тебе понравиться. И потом, от меня у тебя нет секретов. Видишь, ты боишься рассказать ему, и в том есть резон. Поверь мне, Гиа!
Эмоциональность, с которой Арни произнес последние слова, встревожила Гиацинту.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что ему это не понравится. Ты слышала, что он говорил о том случае, который касался их? Это точно такой же случай. Возможно, у него появятся сомнения, он не сразу придет к решению. Но у него есть семья. Он переговорит с кем-то, кому доверяет. Поверь, я знаю людей. Меня не обманешь.
Это, пожалуй, верно.
Тем не менее Гиацинта бодро сказала:
– В таком случае я выйду замуж, ничего не рассказав ему.
Арни нахмурился.
– О нет! Ты не продержишься и двух недель. Люди не могут жить вместе и хранить друг от друга тайны. Это будет мучить тебя. Всякий раз, посмотрев на него или прикоснувшись к нему в постели, ты почувствуешь, что должна все рассказать. И что последует за этим? Может, ты полагаешь, что он будет счастлив, узнав об этом после того, как надел тебе кольцо на палец? Как сложится ваш брак? И сохранится ли он? Или ты хочешь пройти через новый развод? Твоя тайна при этом раскроется. А если она раскроется, тогда прощай все – хорошая работа, доброе имя, дети… Нет, Гиа, тебе лучше отказаться от этого. Поверь мне. Я родился не вчера. И Уилл не был твоим другом. Он сейчас поднимается по служебной лестнице, и ему совсем ни к чему нести груз твоих проблем.
– Зачем ты все это говоришь? Я не знала, что ты так жесток, – раздраженно сказала Гиацинта. Однако когда она достала платок, чтобы вытереть глаза, Арни отвел взгляд.
«Почему я люблю тебя? Почему любишь ты меня?» – пел мужчина за соседним столиком, и люди улыбались.
Гиацинта съела картофельное пюре. Ей хотелось оказаться дома, в постели, в темноте, накрыть лицо одеялом. Ей нужен был Уилл. Однако не сейчас, а позже, когда появится свет в конце тоннеля. В голове проносились бессвязные мысли.
– В любом случае все очень непросто, – промолвил Арни. – Мне не хотелось об этом говорить, но, помимо любви, есть еще одна сторона в этом деле. Дети чувствуют себя несчастными. Произошли перемены.
– Пе… перемены? – шепотом спросила Гиацинта.
– У Джеральда гостила все лето певичка, дива или звезда – называй ее как угодно! Она не поладила с детьми. Все началось с того, что она не пришлась им по душе. Она отнимает все свободное время Джеральда, а это значит, что он гораздо меньше внимания уделяет детям. Например, он играет в теннис с ней, а не с Джерри. Ну и прочее в том же духе. А пару недель назад у них вспыхнула настоящая драка. Все началось с Чарли – их собаки. Певичка ударила ее, а Эмма разъярилась и ударила девицу. После Арвин залепила оплеуху Эмме, и Джерри набросился на обидчицу. Словом, заварилась такая каша. Я слышал это от няни. Сейчас няня ушла от них. Сказала, что с нее хватит.
– Арни, почему ты не рассказал мне об этом раньше?
– А какой толк? Что ты можешь изменить? Это ведь не подведешь под жестокое обращение с детьми. И полицию не привлечешь.
Верно. Джеральд – опекун детей. Она отдала ему свои права и теперь была беспомощна. Ей остается лишь молча наблюдать за его выходками во Флориде.
– Я говорил Джеральду, чтобы он взял другую няню. Первая была аморфна, но добра к детям. Дети хотели, чтобы няня вернулась, но она уже нашла другую работу. Похоже, певичка останется там на какое-то время. Джеральд привязался к ней, как к ювелирной безделушке. – Арни сардонически фыркнул. – Впрочем, когда-то и я был в его возрасте. Сейчас же научился ценить в женщине ее душевные качества, а не внешность.
Мозг Гиацинты лихорадочно работал. Ее гнев на Арни бесследно испарился.
– Арни, ты всегда был так добр, вел себя как отец. Может, обратиться в агентство и найти другую няню? Ты ведь знаешь, какую искать. Не займешься ли этим?
– Дело в том, что дети не хотят другую няню, Гиа. Они хотят тебя. Хотят мать. Они признались мне в этом. Катаясь на лошадях, мы разговариваем. Мне очень неприятно говорить тебе все это, но ты должна знать правду.
– Что мне делать? – простонала Гиацинта с тоской.
– Не знаю. У тебя сейчас много проблем, требующих твоего внимания. Конечно, я мог бы в какой-то степени повлиять на Джеральда, оказать на него давление. Мы с ним хорошо ладим, но я имею в виду не это. Деньги – контракты, движимое и недвижимое имущество, закладные – это ведь у нас все общее, ты же понимаешь.
Гиацинте представилась длинная тропинка, ведущая от нее к Уиллу и к детям. Тропинка была извилистая и темная, с многочисленными препятствиями. И она сидит напротив Арни, не видя, как обойти препятствие, и не зная, что сказать.
Наконец Арни снова заговорил:
– Ты собираешься к Францине на этой неделе?
– Я не планировала ехать до четверга, но теперь отправлюсь пораньше. Я бы поехала и сегодня, но уже слишком поздно.
– Почему ты не признаешься матери? Она могла бы что-нибудь тебе посоветовать.
Гиацинта покачала головой.
– Нет. Она и без того много перенесла, потеряв отца. У нее хватает неприятностей. Я не хочу совсем раздавить ее.
– Я не имею в виду пожар. Надеюсь, ты так не подумала?
– Нет, конечно.
– Я о детях, а также о тебе и Уилле. Спроси ее, что она думает об этом.
Арни явно хотел, чтобы Францина замолвила за него слово. Схватив его руку, Гиацинта горячо сказала:
– Не могу выразить, как я тебе благодарна за все, что ты сделал для меня!
– Ты слишком часто благодаришь меня, Гиа. Только не забывай, что я здесь ради тебя. И если ты упадешь, я подниму тебя.
Арни был прав в отношении детей. Гиацинта поняла это, проведя немного времени в доме Францины. Пес Чарли приехал вместе с ними, дети сразу рассказали матери, как Арвин ударила его.
– Мама, она хотела убить Чарли, – заявила Эмма. – Если Арвин это сделает, я убью ее! Куплю большущее ружье и разнесу ей голову, как делают мальчишки в школе, – это я по телевизору видела.
Искаженное гневом лицо Эммы показалось Гиацинте чужим. «Всякий раз, когда я вижу ее, – подумала Гиа, – она кажется мне незнакомой, и вовсе не потому, что девочка повзрослела на несколько недель или месяцев. Опыт и эмоции откладывают свой отпечаток. Сейчас Эмма выглядит так, словно к ее возрасту добавилось четыре или пять лет: мстительная, с плотно сжатыми губами и прищуренными глазами. К тому же она сжимает кулачки».
Пытаясь успокоить дочь, Гиацинта объяснила:
– Уверена, она не хотела причинить Чарли боль. Вероятно, Арвин сожалеет, что ударила его. Иногда люди теряют контроль над собой, а потом понимают, что были не правы.
– Она ничуть не сожалела. Ты ведь не знаешь ее, так почему же думаешь, что Арвин сожалеет?
– Она сука, – бросил Джерри.
– Что?! – воскликнула Францина. – Я уже десятки раз говорила, чтобы ты не употреблял это слово!
– Все его употребляют. Ты слишком старомодна. У всех бабушки старомодны, тем не менее все говорят «сука».
И Джерри захихикал, настолько довольный собственным остроумием, что запрыгал в кресле и нарушил сложенную из кусочков головоломку.
– Черт возьми! – воскликнул он. – Сукин сын, я работал над этой проклятой задачей с того момента, как мы сюда приехали, и вот теперь гляди!
Гиацинта спросила Джерри, слышал ли его отец, что он употребляет такие слова.
Джерри засмеялся.
– Он не сможет нас остановить. Арвин употребляет слова и похуже, но отец и ее не может остановить. Арвин – хозяйка. – Завладев вниманием аудитории, Джерри совсем разошелся. – А знаешь почему? Потому что у нее аппетитная фигура.
– Аппетитная фигура?
– Ну да, – ухмыльнулся Джерри. И жестами изобразил округлости.
Что-то явно разладилось, что-то сломалось. Францина и Гиацинта обменялись взглядами, словно спрашивая, что же им делать.
Может, вообще ничего не делать и пока не обращать внимания? Нельзя же держать мальчика его возраста в детской комнате. Выйдя из нее, он вступает в мир, где видит и слышит то, что вам не нравится. Этого следовало ожидать, тем более в последние недели. С другой стороны, должен ли мир подминать дом под себя? «Арвин не должна стать образцом для моих детей»,– подумала Гиацинта.
Собака поднялась, отряхнулась, подошла к Эмме и легла у ее ног. Эдакое мягкое пушистое создание, с шелковистой шерстью. Гиацинта почувствовала жалость к животному. Ведь оно так уязвимо, так беззащитно, не может противостоять жестокости. Как и Эмма.
– Чарли сегодня не был на прогулке. Сейчас самое время вывести его, – предложила Францина.
«Если дети вели себя таким образом всю неделю, мать, должно быть, здорово утомилась, – подумала Гиацинта, – но никогда в этом мне не признается». На Гиа нахлынули воспоминания, связанные с этим домом, где она выросла: бодрый голос Францины, призывающий к порядку расшалившихся мальчишек – трех своих сыновей да еще соседского; приятный запах жаркого, долетающий с кухни; а из большой комнаты доносятся звуки музыки Джима. Как легко ей было расти в любви и благополучии! Но тогда она, конечно, не знала, насколько это легко.
– Пошли. Бери Чарли за поводок, и отправимся в лес. Там сейчас прелестно. – Нужно, чтобы голос ее звучал бодро и весело. – Там есть пруд, где я любила наблюдать за лягушками.
Дети с энтузиазмом побежали впереди. В лесу и в самом деле было приятно, спокойно и сумрачно, лишь кое-где пробивались лучи солнца сквозь кроны деревьев. А вот и обширное зеркало пруда, возле которого Гиацинта любила сидеть на пеньке.
– Садитесь и не шумите. Может, мы сейчас их увидим.
Через пару минут, поскольку лягушки так и не появились, Гиацинта поняла, что должна завладеть вниманием детей. Они уже проявляли нетерпение. А ей так нужно побыть сейчас наедине с ними, ощутить близость.
– А вы знаете, откуда появляются лягушки? – начала Гиацинта. Когда ответа не последовало, она объяснила: – Из икры, как рыбы.
Голос ее звучал нервно и слишком бодро. Пусть дети радуются что они с ней, пусть у них сохранятся воспоминания об этом дне, чтобы когда-нибудь они сказали: «Мы отправились как-то с мамой в лес, и она рассказывала нам про лягушек».
– Да, как рыбы, – продолжила Гиацинта, – но у лягушек мелкая икра, и они откладывают ее весной.
Поскольку никакой реакции не последовало, Гиа спросила:
– А вы знаете, что некоторые лягушки могут лазать по деревьям?
– Это неправда, – возразил Джерри.
– Правда. Их даже называют древесными лягушками, потому что они живут на деревьях и на кустах. Весной они начинают громко квакать, и это означает, что зима закончилась.
– Ну и что?
– А тебя не удивляет, что лягушки ползают по деревьям? Тебе не интересно, как они это делают? У них есть крохотные подушечки на лапках, благодаря которым они держатся. У других лягушек таких подушечек нет.
Эмма заявила, что ей надоело сидеть, поэтому Гиацинта встала и повела детей назад. Они шли по шуршащим прошлогодним листьям.
– Посмотрите! – воскликнула Эмма. – Посмотрите, что нашел Чарли! Он от этого заболеет!
– Это желудь, дорогая, и Чарли не станет его есть. Их едят белки, а не собаки. Пусть он с желудем поиграет. Кстати, если посадить желудь в землю, то через какое-то время вырастет дуб – такой, как вон тот, вдвое выше нашего дома.
Джерри что-то пробормотал, какую-то грубость. Он и в самом деле зашел слишком далеко, и Гиацинта пришла в отчаяние. Вероятно, сам Джерри тоже был в отчаянии. И хотя он сопротивлялся, Гиа притянула его к себе.
– Скажи мне, – мягко спросила она, – почему ты сегодня выглядишь таким несчастным?
Джерри помотал головой, и Гиацинта сказала:
– Ты сердишься, потому что несчастлив. Это ведь так?
– Я тоже несчастлива! – воскликнула Эмма и засопела.
Все почувствовали важность и значительность момента. Ощутили что-то настоящее, глубокое, такое, что трудно выразить словами.
– Это из-за Арвин и Чарли? – спросила Гиацинта, понимая, что причина гораздо глубже.
– Мы больше не хотим там жить! – выпалила Эмма. – Тэсси говорит, что ты плохая мать, и так оно и есть. Ты не позволяешь нам остаться в нашем собственном доме, а я так люблю свою комнату и шкаф с игрушками.
Как объяснить ей все это? Объяснять нужно слишком много: и то, что шкаф с игрушками встроенный и его нельзя передвинуть, и что Тэсси не следует верить. Все было дьявольски сложно, и Гиацинта не знала, с чего начать.
Джерри поправил сестру:
– У мамы больше нет того дома. Разве ты не знаешь, что она живет сейчас в Нью-Йорке, в квартире, где мы с тобой были? Помнишь, мама водила нас смотреть динозавра и еще мы ели обед из омаров.
– Ну, тогда я хочу жить все время там, – сказала Эмма. – Я хочу туда.
– А разве тебе не нравится твоя школа? – спросила Гиацинта.
– Это новая школа, – ответил Джерри. – Мы там еще даже не были. Мы должны оставаться в школе весь день до обеденного времени, а потом Тэсси будет укладывать Эмму в постель, потому что у нас нет няни. Я ложусь сам, и мне не нужна няня. Я уже большой.
«Прошло почти четыре года. Время летит, только я стою на месте».
– А вам возьмут другую няню?
– Папа кого-то собирается пригласить, чтобы он занимался нами по субботам и воскресеньям – катал нас и все такое. Пока папа все время занят.
– С Арвин?
– Да. И еще с другими людьми. Он ездит на вечера с девушками, катается на лодках. Так говорит Брюс.
– Кто такой Брюс?
– Это мой друг. Ты никогда не помнишь имен моих друзей. Их двор рядом с нашим. Но он живет с матерью, не так, как мы. Отец у него плохой. Он ненавидит отца.
– Это очень печально. Детям нужны папа и мама. Ты не должен ненавидеть отца. Надеюсь, это не так.
– Нет, но мы больше не развлекаемся вместе. И мне не нравится, что я единственный, кто не живет с мамой. Правда, есть еще Донни, но это совсем другое дело, потому что его мама умерла.
– Но почему мы не живем с тобой? – спросила Эмма. – Ты могла бы жить в нашем доме. В нем много-премного комнат.
– Она не может, глупышка, – возразил Джерри. – У папы уже есть женщина. Или ты думаешь, что он хочет иметь двух женщин? Может, конечно, папа и хочет, но мама не из таких. – Джерри засмеялся. – Ты не смотришь кабельное телевидение, иначе знала бы.
Гиацинта поинтересовалась, когда он смотрит кабельное телевидение.
– Ночью, когда папы нет, а Тэсси находится в своей комнате. Я иногда встаю и смотрю. Ну потеха!
Она должна не выдать себя. Это то, о чем должен позаботиться Арни. Наверняка он сделает это. И Гиацинта спокойно сказала:
– Это нехорошо с твоей стороны. Я не хотела бы, чтобы ты это делал впредь.
– Я живу не с тобой и не должен тебе подчиняться.
– Гадко говорить мне такие вещи, Джерри.
– Вовсе нет. Это ты ведешь себя гадко. Ты должна разрешить нам жить в той квартире, где мы останавливаемся. Мы могли бы видеть динозавра, кататься с горки и все такое.
Гиацинта почувствовала себя в ловушке.
– Я должна работать, – возразила она, – по крайней мере сейчас.
Лицо Эммы выразило недовольство.
– Тебе незачем шить эти платья. Ты даже не ездишь кататься с нами.
– Я не умею, – промолвила Гиацинта.
– Дядя Арни тебя научит. Он всегда говорит, что хочет научить.
– Ладно. В следующий раз я приду посмотреть и возьму первые уроки.
– Обещаешь?
– Да.
– А ты обещаешь переехать жить в наш дом во Флориде?
– Я тебе уже говорил, что мама не может! – выкрикнул Джерри.
– Довольно обещаний на сегодня, – оборвала сына Гиацинта. – Я поеду с вами кататься и…
Из глаз Эммы брызнули слезы.
– Ты не любишь меня! – проговорила она сквозь рыдания. – Не любишь! Не любишь!
Они вернулись к пруду. Гиацинта села на пень и раскрыла объятия.
– Посидите со мной – Джерри с одной, ты с другой стороны. Я расскажу вам, как сильно вас люблю. И тогда нам всем станет легче.
– Ты тоже плачешь? – насторожился Джерри. – Похоже, что так.
– Ну, самую малость.
– Я не плачу. Мальчики не плачут. – Голос Джерри дрогнул.
– Кто так говорит?
– Папа.
Это так похоже на Джеральда – сделать из Джерри совершенство, как он это понимает! И Гиацинта твердо заявила:
– Папа не прав. Мальчики иногда плачут.
– Я бы не плакал, если бы ты согласилась жить с нами.
– Я постараюсь. А теперь отправимся домой и испечем на ужин торт?
Дотошная Эмма возразила:
– Ты не пообещала, а только сказала, что постараешься.
– Я сделаю все возможное.
Это была уловка, но никто не поймал ее на этом, и они пошли домой.
– Да, это была тяжелая неделя, – заключила Францина, когда они беседовали за чашкой кофе, после того как Джерри и Эмма отправились спать.
– Жаль, что я не смогла провести с ними больше времени, но неожиданно навалилось много работы.
– Я не ропщу, Гиацинта. Я о том, что все это трудно для них. Они изменились, и это очень меня тревожит. Я пыталась что-то узнать, но мне мало что удалось.
Незачем было сообщать Францине дополнительную информацию. Это лишь разбудит в ней дремлющего дракона. После впечатляющего дебюта в магазине на Пятой авеню Францина перестала говорить о позорных условиях развода дочери. Казалось, она даже благоговеет перед Гиацинтой, став свидетельницей ее неожиданного триумфа.
Однако в этот вечер Францина не собиралась щадить дочь, поскольку сама находилась в состоянии нервного возбуждения.
– С детьми дела обстоят плохо. Они скрытны, хандрят, порой ведут себя дерзко. Короче говоря, с ними надо что-то делать.
– Не сомневайся, я займусь этим.
– Я ни в чем не уверена, – возразила Францина. – Ты мне ничего не говоришь. Четыре года держишь в неведении. Это возмутительно! Ты мне не доверяешь? Мне? Или ты не знаешь, что я готова биться за тебя, за моих сыновей, за внуков? Я буду биться до последнего дыхания, Гиацинта!
– Я это знаю.
– Ну так в чем же дело? В Джеральде есть что-то порочное, гадкое, о чем я не догадывалась, хотя он был неприятен мне с первого взгляда. Ради Бога, расскажи мне, в чем дело, и я найму лучшего адвоката в Соединенных Штатах! Я говорила тебе об этом сотню раз. Ты сама не сделаешь этого. Ты слишком робка. Ты такой родилась, и это не твоя вина.
– Пожалуйста! – Гиацинта подняла руки.
Однако Францину было не так-то просто остановить.
– Я так горда тобой, горда твоими успехами. Но меня сбивает с толку другая сторона твоего «я»…
В соседней комнате зазвонил телефон. Когда Францина вернулась и сообщила, что звонит Уилл, Гиацинта пришла в ужас. Слишком много навалилось на нее одновременно. Она взяла трубку, Уилл счастливым голосом рассказывал ей, что совершил нечто удивительное и почти невозможное – нашел великолепную квартиру в Нью-Йорке. Правда, жилье дорогое, но это будет городской дом на всю жизнь и вдвоем они смогут выкупить закладную. Конечно, она должна посмотреть и одобрить квартиру, но он уверен, ей понравится, поскольку это всего в двух кварталах от парка, что очень удобно для детей. И кстати, что Гиацинта решила со школой? Уже давно пора это сделать, хотя он и надеется, что еще не поздно.
Слушая этот поток информации, Гиацинта лихорадочно спрашивала себя: что делать?
– Кто такой Уилл? – спросила чуть позже Францина. – Я очень удивилась. Похоже, он удивился не меньше моего. «Неужели Гиацинта не рассказала вам обо мне?» И когда я ответила отрицательно, он заявил: «Ну, тогда спросите ее сейчас, и она поведает вам, какой я хороший».
Если бы этот вопрос был задан тогда, когда Гиацинта вела идиллическую жизнь в Нормандии, ее ответ прозвучал бы как радостная песня. Сейчас же она и сама не знала, какие чувства владеют ею. Подавив вздох, Гиацинта рассказала о первой встрече с Уиллом, об их одинаковом отношении к любви, о том, что, находясь во Франции, они окончательно поняли, что любят друг друга. Она описала его внешность, сказав, что его нельзя назвать писаным красавцем, но он привлекателен и силен; перечислив вкусы и склонности Уильяма, заметила, что он прямой и благородный, с хорошими манерами, добавив при этом, что иногда он бывает слегка самоуверен.
Францина выслушала ее очень внимательно и спросила:
– Так он будет твоим мужем или всего лишь «приятным дополнением»?
– Мне не нравится это дурацкий термин, хотя я не против самой идеи. А вот Уилл хочет брака, даже настаивает на этом.
– А ты не соглашаешься?
– Дело не в этом. Все сложно. Мне не хватает времени.
– Ты умалчиваешь об этом, но наверняка обеспокоена тем, как Эмма и Джерри впишутся в твои планы.
– Это не проблема. Уилл любит детей.
– А Уилл знает, что ты не имеешь права опеки над ними?
– Нет. – Гиацинта встретила пронзительный взгляд Францины.
– Значит, ты не сказала ему об этом? Да когда же, черт побери, ты расскажешь ему? И что именно?
– Не знаю. Я думаю.
– Да о чем тут думать? Как можно собираться замуж, утаивая что-то от будущего мужа? Господи, ты же сама утверждаешь, что он благородный. О чем же ты думаешь?
Именно так говорил и Арни…
Гиацинта встала.
– Я иду спать. Слишком многое произошло сегодня. Поговорим завтра или послезавтра, если я буду в состоянии.
На следующий день такой возможности не представилось, поскольку перед полуднем позвонила Лина. Солидная западная фирма распродала последнюю партию одежды, весьма важные клиенты очень спешили и трое сотрудников из штата Либретти заболели, поэтому Лина просила Гиацинту немедленно вернуться.
– Мне придется сесть на ближайший поезд, – сказала матери Гиацинта. – Это SOS, крик о срочной помощи, и я не могу взять с собой Джерри и Эмму. Что мне делать с ними во время работы? Разве что ты ко мне приедешь.
– Я не могу этого сделать, пока кровельщики не закончат работу. А закончат ее они в пятницу.
– Мне жаль оставлять детей с тобой сейчас, поскольку они в таком скверном настроении.
– Дети просто сильно озадачены. – Францина вздохнула. – И видит Бог, у них есть причины для этого.
Ответить на это, не возобновляя вчерашнего разговора, было невозможно, поэтому Гиацинта расцеловала всех и уехала.
В поезде, а также последующие два дня и две ночи Гиацинта предавалась тягостным размышлениям. Наконец она решила признаться Уиллу, что не имеет права опеки над детьми.
Но это составляло лишь часть проблемы. А как ответить на вопрос почему? В худшем случае Уилл не поверит ей, а в лучшем – усомнится в ней. Она сразу же предстанет перед его глазами в ином свете. Ведь Джеральд – ответственный человек, уважаемый врач. Повел бы себя подобным образом такой человек, не имея веских оснований для этого?
На третий день, когда позвонил Уилл, Гиацинту все еще мучили сомнения. Он удивился, что Гиацинта, вернувшись в город, не сообщила ему об этом.
Уилл попросил Гиацинту впредь не заставлять его волноваться. Сказав, что любит ее и тоскует, он обещал приехать к ней вечером и обсудить планы и сроки переезда на новую квартиру.
Во вторник Гиацинта ушла с работы рано. Она надеялась, что, поскольку они любят и понимают друг друга, все проблемы должны разрешиться.
С этими мыслями она открыла дверь и увидела в гостиной Эмму, Джерри и Францину.
– Мама! Мама! – воскликнула Эмма. – Мы приехали на машине, потому что нас не пустили с Чарли в поезд!
– Но ты говорила… что приедешь в пятницу, – обратилась к матери удивленная Гиацинта.
– Кровельщики закончили работу раньше, поэтому не было причин задерживаться. Джерри и Эмма мечтают развлечься в городе.
Гиацинта растерялась. Джерри что-то говорил о морской прогулке вокруг Нью-Йорка завтра, но через два часа должен появиться Уилл. Обсуждения проблем не получится. Гиацинта чуть не разрыдалась.
Францина нахмурилась.
– Что-то случилось? – спросила она.
– Просто у меня были планы на этот вечер, и теперь я пытаюсь сообразить, как их изменить.
– У нас много еды для обеда, – заявил Джерри. – Мы накупили много вкусного возле твоего дома. Цыплят, креветки и булочки с изюмом. Я очень люблю булочки с изюмом. А ты, мама? Когда мы будем здесь жить, я смогу ходить в этот магазин, правда?
Не ответив на вопрос Джерри, Гиацинта направилась к телефону в спальне.
– Я должна позвонить.
Секретарша Уилла сказала, что он только что ушел. Гиацинта позвонила домой и оставила сообщение на автоответчике: «Позвони, как только придешь. Чувствую себя неважно. Простудилась, у меня температура».
Она чувствовала себя загнанной в угол. Решение надо принимать немедленно. Ну как ей общаться с Уиллом в присутствии Францины и детей?
Францина стояла в дверях, вопросительно глядя на дочь.
– Я жду Уилла, – объяснила Гиацинта. – Ничего хуже не могло произойти. Я собиралась поговорить с ним, но как это сделать при вас?
– Успокойся. Он ведь знает о существовании детей? Не впадай в истерику. А я готова уйти, если хочешь.
– Нет-нет, дело не в тебе. Все так осложнилось! Я оставила ему сообщение. Если он только получит его…
– Давай поедим и уложим детей спать пораньше. Завтра мы собираемся рано утром на морскую прогулку. Скажи им, что у тебя гости, и попроси их оставаться в своей комнате.
Францина уже накрыла на стол, положила еду на тарелки. Кофейник стоял на плите.
К счастью, дети были в хорошем настроении. Ожидая телефонного звонка, Гиацинта почти не прислушивалась к разговору. Оставался час, а звонка все не было.
– Я уберу на кухне, а ты пообщайся с детьми, – предложила Францина и сочувственно добавила: – Не терзай себя. Все пройдет отлично, вот увидишь. Скажи детям, чтобы вежливо поздоровались с Уиллом, а потом пошли читать или смотреть телевизор в своей комнате. К тому же Уилл может и не прийти.
Однако он все-таки пришел и крайне удивился, увидев Францину и детей.
– Неожиданный визит, – объяснила Гиацинта, представляя их друг другу. – Они только что приехали. – Надеясь, что Уилл не задержится, она добавила: – Нам редко удается видеться, поэтому даже один день, проведенный вместе, для нас праздник.
Однако Уилл не понял намека и завел дружескую беседу.
– Я уверен, что вы обо мне слышали, потому что я знаю о вас и очень хотел с вами познакомиться, – обратился он к детям. – Знаете, как я встретил вашу маму? Она несла красивое платье, которое сшила для тебя, Эмма. Надеюсь, оно тебе понравилось.
– Очень понравилось, но сейчас я выросла из него.
– Ну ничего, если ты попросишь маму, она сошьет для тебя новое платье.
– Представьте, Гиацинта до этого не сшила ни одного платья, – вставила Францина. – А теперь ее имя известно всем.
– Я очень горжусь этим, – отозвался Уилл. – Мне только жаль, что она так занята.
– Да нет, – возразила Гиацинта. – В последние несколько дней действительно было много работы, это порой случается.
– По-моему, ты переутомилась.
– Нет-нет, я чувствую себя хорошо. – И вдруг Гиацинта вспомнила о сообщении, оставленном на автоответчике Уилла. – Правда, слегка простудилась. Возможно, грипп.
– Тогда тебе нужно лечь, – сказал Уилл. – Нельзя переносить грипп на ногах.
Францина засмеялась.
– Вы еще мало ее знаете. Она неугомонная рабочая лошадка.
Оказавшись в центре внимания, Гиацинта почувствовала себя неуютно. Ее преследовали тревожные мысли. После отъезда детей необходимо рассказать Уиллу всю правду. Он должен знать, что дети живут с отцом.
– В семье постоянно смеялись надо мной, – рассказывала Францина, – из-за того, что я всегда обожала все французское. Буквально все. По-моему, французы знают, как надо жить, не правда ли? Так что я вполне понимаю вас.
Очевидно, Уилл говорил до этого об их поездке во Францию. Гиацинта включилась в разговор, признавшись, что ей тоже понравилась Бретань.
– Но мы говорили о юге, о диких лошадях в Камарге, – заметил Уилл.
– Конечно, они великолепны, но больше всего мне нравится Бретань.
Думая, заметили ли они ее промах, Гиацинта украдкой взглянула на Уилла. Похоже, он был вполне удовлетворен, поскольку Францина не скрывала оживления и выказывала явный интерес к предмету разговора. Ей, несомненно, нравился Уилл. «Не будь я в таком смятении, – размышляла Гиацинта, – мне было бы очень приятно наблюдать за ними».
Джерри и Эмма, видимо, тоже произвели благоприятное впечатление на Уилла. Если раньше он не знал, как эти дети повлияют на его жизнь, теперь сомнения улетучились. Тронутый их вниманием, Уилл подмигнул им и улыбнулся.
– Может, мистер Миллер хочет конфет? – сказала Эмма. – Я принесу их, мама?
Францина рассмеялась.
– Очень мило с твоей стороны. Но признайся, ты тоже хочешь конфет?
– Да, – кивнула Эмма. – Сливочную помадку. Это мои любимые конфеты.
– Поразительно! – воскликнул Уилл. – Это и мои любимые конфеты.
– А вы любите булочки с изюмом? – спросил Джерри. – Мы могли бы угостить вас, мистер Миллер.
– Очень любезно с твоей стороны, Джерри.
Францина предложила подать кофе.
– Кстати, не позволите ли мне называть вас «Уилл»?
– Конечно. И кофе с булочками я тоже хочу. Кажется у тебя хороший аппетит, Джерри. Ты занимаешься спортом?
– Я хорошо играю в теннис, как все – в футбол и бейсбол, но больше всего люблю верховую езду. У меня есть новая лошадь. Это большой жеребец, и зовут его Король Чарли, как и нашу собаку.
Пес Чарли, до этого спавший в углу, поднялся и последовал за всеми в столовую, где улегся под столом.
Дети поставили перед Уиллом тарелку с булочками и серебряную конфетницу. Он весело взглянул на Гиацинту. Казалось, его глаза говорили: «Видишь? Я уже завоевал расположение детей».
И пока все они сидели вместе, Гиацинте стало тепло и уютно. Она надеялась, что все ее проблемы успешно разрешатся.
«Как же все просто, – подумала Гиацинта. – Я должна сказать, что этого хотят дети; они любят дом во Флориде, пляжи и свободу». Поскольку она была очень занята на работе, это имело определенный резон, хотя и причиняло ей немалые страдания. Тем не менее идти против их желания было бы неправильно. К тому же она не единственная женщина, которая ради карьеры поручила детей своему бывшему мужу.
– Мы должны что-то дать Чарли, – сказала Эмма.
Гиацинта напомнила ей, что он уже пообедал, однако девочка настаивала:
– Чарли хочет угоститься. Ну хоть чуть-чуть. Ведь он так просит! Посмотри, какие у него глаза.
Уилл взглянул на Гиацинту.
– Может, самую малость?
Вероятно, его растрогали слова Эммы. И Гиацинта с радостью согласилась. Уилл отломил кусочек от своей булочки, вынул из него изюминки и дал Чарли. О, все должно быть очень хорошо! Да, все будет хорошо!
– Значит, вы оба любите верховую езду, – заметил Уилл. – Ваша мама показывала фотографии, на которых вы верхом на лошадях. Их надо бы увеличить и вставить в рамку, Гиацинта.
– Это дядя Арни сфотографировал нас, – пояснил Джерри. – Иногда он ездит вместе с нами, но делает это лучше нас.
– Пожалуй, мне тоже нужно научиться ездить верхом, чтобы сопровождать вас, – улыбнулся Уилл. – И тебе тоже, Гиацинта.
– Дядя Арни все время говорит маме об этом, – серьезно вставил Джерри. – Он даже предлагал купить ей покладистую кобылу на день рождения.
– Это прекрасный подарок.
Разговор незаметно перешел на другие темы, и Гиацинте стало не по себе. Она боялась, как бы Джерри что-нибудь не ляпнул. Сказав, что уже поздно, Гиацинта попросила сына и дочь попрощаться, поскольку завтра им предстоит прогулка вокруг Манхэттена. Дети поднялись.
– Вам надо привыкать просыпаться рано, чтобы не опаздывать в школу, – сказал Уилл.
– Не так рано, как в прошлом году, – возразил Джерри. – Теперь мы пойдем в новую школу.
Гиацинту охватило отчаяние.
– Пора спать. Немедленно, – распорядилась она.
Однако, подойдя к двери, Эмма обернулась.
– Мы не хотим идти в новую школу. Все мои друзья ходят в старую, но папа не позволяет нам. Нам придется оставаться там каждый день до пяти часов, а мне это не нравится. Я уже в третьем классе, поэтому могу ходить, куда хочу. И вообще, я хочу жить здесь, а не во Флориде. Я хочу остаться с мамой, но она нам не позволяет.
– Довольно, Эмма! Идите спать! Сейчас же! – оборвала дочь Гиацинта.
Последовав за детьми, Францина оставила Гиацинту наедине с Уиллом. Они стояли и смотрели друг на друга. У Гиацинты лицо полыхало. Уилл был поражен. Она не знала, что сказать. Уилл заговорил первым:
– Ты не вполне здорова. Не буду тебя задерживать. Иди к детям. Я был рад познакомиться с ними.
Провожая его до двери, а затем до лифта, Гиацинта промолвила:
– Ты не понимаешь. Все очень запутано. Я хотела объяснить тебе ситуацию сегодня, но тут приехали дети, а это долгая история. Когда мы поговорим, ты увидишь, что я…
– Да, – тихо отозвался Уилл, – мы поговорим.
Когда подошел лифт, он попрощался и поехал вниз.
Францина озабоченно спросила:
– Что он сказал?
– Ничего. Господи, ну зачем ты привезла их, не сообщив об этом предварительно мне?
– Я страшно сожалею, но мне и в голову не приходило, что такое может случиться. Ведь нет ничего экстраординарного в том, что детей привозят в дом матери, не правда ли?
– Но в данных обстоятельствах…
– В каких обстоятельствах? Да, ты измучилась, у меня болит сердце, когда я вижу это, но это все из-за каких-то дурацких секретов. И я не знаю, чем тебе помочь, Гиацинта! Как отреагировал Уилл? Неужели ты думаешь, что сможешь жить и дальше так, как сейчас?
– Нет. Но сейчас незачем обсуждать это. Я хочу порадовать детей перед их отъездом, поэтому сейчас пойду спать.
– Ладно, дорогая. Иди отдыхай.
Прошла еще одна ночь.
– Все уехали? – спросил, войдя, Уилл.
– Да, мать отправилась к себе, а дети…
– К отцу?
– Да, но позволь мне все объяснить, чтобы ты все понял.
– Я уже понял. Я не мог думать ни о чем другом, после того как ушел от тебя. Я понял, что ты лгала мне. Вот только не знаю почему.
– Я не лгала, а избегала говорить тебе правду, Уилл, и…
– Разве ты не солгала, оставив на моем автоответчике сообщение о том, что тебе нездоровится?
– Я сделала это, потому что дети приехали внезапно, а я хотела встретиться с тобой наедине.
– Полагаю, ты опасалась, что дети скажут правду.
– Все не так просто, Уилл. Разводы – не такая простая штука. Ты не представляешь себе этого.
– В таком случае расскажи мне.
– Мы были очень злы. Вернее, я. Я говорила тебе о другой женщине. Поэтому, когда он захотел взять детей и они сказали…
– Нет, погоди, у тебя все шиворот-навыворот. Начни сначала.
– Когда я хотела забрать детей, они выразили желание жить в его доме. Мои родители когда-то брали их во Флориду, дети это помнили, им нравились пляжи, дом… Они ведь только дети, и для них это много значит, поэтому я не хотела им отказывать – насилие к хорошему не приводит.
– Но дети не хотят оставаться там сейчас, – возразил Уилл.
– Да, в этом-то и проблема. Я подписала бумагу, не осознавая до конца, что делаю. Я была в полном смятении в связи со случившимся. Но это подписано, и ничего сделать нельзя.
– Но ведь тебе известно, что документ о разводе, подписанный в состоянии стресса, может быть пересмотрен, если не было судебного решения. Или оно было?
– Нет, соглашение было заключено между Джеральдом и мной.
– Его можно пересмотреть. Ты должна передать дело в суд.
Ну вот они и подошли к самому главному, наткнулись на каменную стену.
– Это не поможет. Я наводила справки. Мне в этом случае придется доказывать, что я была невменяемой, согласившись передать ему опеку. Никто не поверит этому, если речь идет о женщине, работающей так, как я. Кстати, это одна из причин, по которой детям лучше быть с отцом. Я работаю допоздна, как ты знаешь.
– Так не пойдет, Гиацинта. Это нехорошо. По какой причине он так поступил? Чем угрожал тебе?
– Угрожал? Да нет же! Джеральд любит детей, и они хотели быть с ним, только и всего. Думаю, они любят дом на побережье даже больше, чем меня. И как бы меня ни томила тоска, я делаю то, что лучше для них.
– Материнская жертва. Весьма трогательно.
– Не иронизируй, Уилл. Я говорю правду.
– Нет, Гиацинта. Это вовсе не правда. Эмма говорила, что они хотят быть с тобой. Почему ты не заберешь их?
– Ты вынуждаешь меня повторяться. Тебе известно, что я работаю допоздна, мне приходится совершать деловые поездки.
Уилл покачал головой.
– В твоем рассказе много неувязок. Кстати, что за человек Арни? Мне он не нравится. Послушав его, можно подумать, что он отец твоих детей. С какой стати ты постоянно обедаешь с ним и принимаешь подарки – например, лошадь?
– Лошадь я не приняла. В Париже я объясняла тебе, кто он такой. Только не говори, что ревнуешь меня к Арни.
– Ты пытаешься ввести меня в заблуждение. Арни – часть твоей жизни, и пока ты не расскажешь мне всю историю, мы не сможем…
Уилл встал и подошел к окну. Гиацинта последовала за ним. Ее вдруг охватил отчаянный страх.
Положив голову ему на плечо, Гиацинта сказала:
– Я люблю тебя, Уилл. И ты любишь меня. Разве имеет значение что-то другое?
Он не шевельнулся и не обнял ее.
– Помнишь, как я рассказал тебе о своей связи с замужней женщиной? Я хотел, чтобы между нами ничего не стояло, не было никаких секретов. Мы не можем жить в доме, где все шкафы заперты и только у одного из нас есть ключ. – Уилл заглянул ей в глаза. – Теперь я понимаю, почему ты никогда не говорила о детях. Это казалось мне странным, но, услышав твои объяснения, я принял их. Однако остается много недоговоренного. Ты хотела сделать детей счастливыми и позволила мужу содержать их. И ты ждешь, что я этому поверю? Твой бывший муж – врач. Его уважают в обществе. Даже если допустить, что Джеральд – негодяй, он не пошел бы на шантаж. Разве что был уверен, что ты не способна ему помешать. Так что же ты скрываешь от меня, Гиацинта?
– Ничего. Я рассказала тебе все, что могла, но ты этому не веришь.
– «Что могла»? Значит, ты можешь рассказать не все?
– Прошу тебя…
– Неужели ты не видишь, что так жить нельзя? Нет будущего у людей, которые не могут быть честны друг с другом.
Она пошевелила губами, но не издала ни звука.
– Ты скажешь что-нибудь еще? – спросил Уилл.
– Прошу тебя, – повторила Гиацинта.
Она была в полной прострации, когда Уилл уходил. Гиацинта подошла к окну и посмотрела вниз. Зажглись огни, и темнота стала явственнее. Она хотела вздохнуть, открыть окно и оказаться внизу. За сколько секунд она достигнет земли и перестанет чувствовать?
Но вдруг Гиацинта вспомнила о Джерри и Эмме! И, быстро отойдя от окна, легла на диван.