Глава 7
Проснувшись, Зина занялась стиркой, уборкой, огородом и прочим хозяйством, а я был послан в магазин. Карман оттопыривал огромный список "самого нужного". Я бы вычеркнул две трети, но занудствовать не стал. Купил все, глядя на стремительно худеющие "свои кровные" с тихой грустью, вернулся на такси, загруженном пакетами со свертками и засел в инет. После Эгнора, где я в реальности навоевался вдоволь, до одури, играть в виртуальные стрелялки — догонялки с примесью магии резко расхотелось. С родителями, до разрешения нашей с Зиной проблемы, решил не общаться. Незачем их втягивать еще и в эту проблему. Выбрал рыбалку. Спокойное умиротворяющее занятие.
Подсекая щуку за щукой, неторопливо ломал голову над проблемой Славика с Паровозиком и Толяна с Седым, и ничего толкового придумать не мог. Кроме убийства — никаких вариантов. И это было очень плохо — найдут обязательно. Я-то домой смотаюсь, а Зина? Отомстят, и Сергей не поможет. Да и душа не лежала. Одно дело на войне, в горячке боя, но чтобы хладнокровно? Это только Зина считала меня киллером…
— А я думаю, переживаю, почему это Славика давно не видно? — услышал я довольный возглас.
Легка на помине. Зина стояла в дверях моей спальни.
— Его, оказывается, собаки покусали!
— Откуда знаешь? — я напрягся.
— Сережка только что позвонил. А я ему давно говорила: "Не доведут твои питбули до добра", а он: "Я собачник, психологию своих псов насквозь вижу!". Вот и досмотрелся. Так ему и надо! — спародировала голос Славика довольно точно.
— М-да, питбуль и загрызть мог.
— Хоть бы загрыз! Нисколечко не пожалею.
"А что, мысль! — сразу мелькнуло в голове. — Надо обдумать. Противно, конечно, но как еще один вариант… посадить бы все же…".
— Так Сергей за ним следит что ли?
— Если бы! Следить не следит, но присматривает. Думаешь, он мне докладывает? Ага, дождешься от него. Так что неделю нам можно не переживать! — девушка лучилась счастьем.
— Что ж, я тоже рад.
— А ты чем занят?
— Да так…
— Поможешь в огороде?
— Конечно! — предложение не радовало, но потрудиться придется. Семейственность складывается, однако.
В понедельник резко похолодало. Низкое серое небо давило физически, огромной студеной дланью. Застигнутые врасплох люди, в куцых летних одежонках смотрящихся совершенно нелепо, спешили спрятаться в теплых домах. Временами, налетал мелкий дождик. Порывы ветра и зябкие брызги подгоняли нерасторопных: "Вы сдурели?! Быстро по норам!".
Я был из сдуревших. Стоял на автобусной остановке вместе с немногочисленными дачниками пенсионного возраста, в основном женского пола. Здесь загородные сады-огороды именовались солидно — дачами. Люди не выпендривались: все были одеты в осенние куртки, держали зонты, поэтому от непогоды особо не страдали. В отличие от меня. Я откровенно мерз в своей легкой ветровке. Тратить на тупой обогрев драгоценную ману было жалко — все равно не простыну.
Стихии Жизни не доступен обогрев воздуха вокруг тела, она греет само тело, ускоряя обменные процессы, причем, без дополнительных затрат питательных веществ. Физический механизм этого явления совершенно непонятен. Говорят, этим эффектом для пыток пользуются друиды: человек чувствует себя как в котле с кипящим маслом, оставаясь при этом совершенно здоровым. Очень выгодно.
Звонок мобильника застал меня в душе. Зина час назад уехала на работу, а я мылся после тренировки. Подумал, Зина что-то забыла, но посмотрев на пропущенный вызов, удивился — Верес.
"И черт меня дернул сказать ему "в любое время"! Поди, место для тренировок подыскал. Что ж, забудем о прошлом и будем считать, что он заново родился. Тем более, что других людей с магической аурой я пока не встретил и, какой-никакой, но выход на Седого. Если скажет в районе трех подойти — откажусь, мне к четырем к психологу в диспансер. Психоневрологический, блин", — с этими мыслями я и перезвонил.
— Я нашел место, Егор Ронович, — орал он в трубку. Мне пришлось отставить её от уха. Надо же, отчество правильно записал. — На даче у дядьки. В будни там никого из соседей и дача крайняя возле леса, легко медитировать.
— Ты чего орешь, я тебя прекрасно и без телефона слышу. Когда.
— К одиннадцати сможете приехать? — сказал уже нормальным, нет, слегка дрожащим от волнения голосом. Вот что значит страсть! Я немного позавидовал его фанатизму.
— Говори адрес, — ответил я со вздохом. Погода была, мягко говоря, не комфортная.
— Общество "Сибирский ранет", Грибная два. Если с остановки идти, то первый поворот налево и до конца, к самому лесу. А если на тачке, то таксисты дорогу знают. Я могу вас встретить, — добавил после паузы. Почему-то упавшим голосом.
— Я на такси, не переживай, подъеду прямо к дому. На крайний случай созвонимся. Пока.
Неохота ему встречать, оно и понятно. Возможно, с деньгами туго; может, мерзнуть не хочет. Середина августа, а вон как похолодало с сыростью в придачу. Сибирь — матушка, ничего не поделаешь. Я сам в Сибири вырос, правда, гораздо западней, не меньше двух тысяч километров отсюда. Природа немного другая, ночи теплее, не тайга, а лесостепи, но один черт и у нас погода была непредсказуемой.
"На машине за мной заехать Верес наверняка испугался, ему все мафия мерещится. Проследят, мол, гестаповцы. В Штирлица играется", — с кислой усмешкой закончил я рассуждения и принялся собираться.
Узнав по телефону расценки такси, я вспомнил свое изрядно пошатнувшееся финансовое положение, плюнул и поехал на автобусе.
"Ехать меньше часа, — сообщили две сердобольные старушки на соседних сиденьях. Ничего себе! — "Сибирский ранет" последняя остановка, а перед этим автобус в три садоводческих товарищества заезжает, а так — недалеко. Молодые были — пешком ходили, верст двадцать всего". — Похвастались те же словоохотливые пенсионерки. "Пешком" — ради красного словца, не иначе.
Я — ничей, к другу приехал, фамилию не скажу, отстаньте.
До дачи добежал трусцой минут за десять. Заодно и согрелся. "Сигналку", вспоминая жиденький ручеек Силы, текший ко мне из соснового бора, не раскидывал. С такой "подзарядкой" маны не напасешься.
Идеальная стихия для охранных плетений любых видов, конечно же, Земля. Есть в ней некое сродство со средой, на которое оно накладывается. Будь то открытое пространство, либо стены — окна. "Сигналка" из стихии Жизни возможна, но особой популярностью не пользуется, за исключением, конечно, "чистых", то есть инициированных лишь к одной Стихии, магов Жизни, у которых попросту нет выбора. Она так же, как и аналогичные заклинания из других Стихий, выглядит как лежащая на земле сеть, окружающая создателя. Только реагирует подобная "сторожка" (иное название "сигналки") исключительно на живое и без учета массы: на комара запищит, как сам кровосос. Амулеты не видит. Работать с ней тяжело, требуется опыт быстрой фильтрации множества помех. Зато держится долго, "питаясь" эманациями маны жизни.
Это в Эгноре, а на Земле вряд ли. Но зарекаться не буду, не проверял. Мне проще — Синя сигналы легко отфильтрует, однако, все упирается в скудность маны. Потратиться на охранку, значит, ослабить защиту. Ничего, об опасности "девочки" предупредят сразу и давно заготовленные щиты сработают.
"Девочки" подсчитали энергию винтовочной пули и сравнили с арбалетным болтом. Заклинание первого уровня прямое попадание должно выдержать, но лучше не рисковать. А если поднять уровень "щита жизни" (защитное плетение связанное из "нитей" стихии Жизни) до второго — уйдет половина моего нынешнего запаса маны. Стойкость магической структуры нарастает не линейно, а исключительно дискретно. Невозможно закачать в заклинание Силу, допустим, на полтора уровня. Нет, залить-то можно, но работать оно станет точно так же, как если бы было заполнено маной до первого уровня. А лишняя Сила при активации впустую рассеется. Уйдет в никуда.
Магия — наука естественная, если не сказать "точная", и увеличение мощности одного и того же заклинания происходит в строгих градациях, именуемых "уровнями". Они рассчитываются, исходя из количества маны, необходимой для заполнения определенного числа "рун-ключей". Воображаемых, конечно, а не реально в плетение встроенных. А оный "ключ", который-таки в готовой колдовской структуре быть обязан, но только в одном экземпляре, может впитать в себя строго определенное количество маны, который и принято считать за единицу. Первый уровень — тысяча единиц, второй — пять тысяч, третий — десять тысяч, четвертый — двадцать и так далее.
Возле дачи, небольшого шлакоблочного домика на участке, тронутом легким небрежением со стороны хозяев, потерявшими интерес к выращиванию огурцов-помидоров, стояла праворукая белая тонированная тойота-королла.
"Эх, надо было позвонить, чтоб подъехал, — само собой пришло в голову. — Да нет, я хотел пробежаться. Согрелся, и жить стало веселей! А вот "свободным сознанием" окрестности прошерстить все же стоило, не нравится мне тонировка".
Соседние участки были безлюдными, да и было их всего три. Место было действительно удобным — почти в лесу, в стороне от глаз.
Заходя в калитку, я сразу наткнулся на затравленный взгляд бледного Вереса: "Или засаду устроить…", — с горечью понял я и во все стороны мгновенно раскинулась "сигналка". Синя сработала сама, без напоминания. Чувство опасности пока молчало.
Верес, выглядевший не краше, чем в мертвец в гробу, сидел на детских качелях. Увидев меня, чуточку оживился. На его физиономии нарисовалась досада, а губы беззвучно прошептали: "Беги…".
Сзади меня хлопнула дверь машины. Я не оглянулся. И так видел знакомую ауру "маленького" братка. Еще "сигналка" показывала ауры Толяна за углом веранды и Мокрого в туалете типа "сортир", дверь которого была приоткрыта. Расстояние до всех пять — десять метров и я у всех на прицеле. Заклинание не показывало оружие, но тут и гадать не нужно. Чувство опасности по-прежнему молчало.
Я заговорил первым, медленно приближаясь к Вересу:
— Что, Саша, сдал меня?
— Вы не понимаете, — вымученно произнес он. Его голос, шедший из пересохшего горла, хрипел.
— Ну почему же, отлично понимаю!
— Стой, где стоишь! — крикнул вышедший из-за стены Толян. — Или ты думаешь, что самый крутой? От пули убежишь? Ма-зи-ла, — процедил презрительно, каждый слог как бы сплевывая. Причем, догадаться, что последнее слово означает "художник", а не "плохой стрелок" было довольно сложно. Но я — умный, я — догадался.
Я остановился и медленно поднял руки. Но мысль все же закончил:
— Мафия. Ноги в цемент и все такое. Кино смотрел, Саша.
— Ты мне пошути еще! — взвизгнул Толик, — Бандерос! — это мелкому. А точно, похож! Только с короткой стрижкой. — Аккуратно обыщи его. Пушку отложи подальше, на предохранитель поставь, а то он, пидор, верткий! А ты даже не дыши, я быстро стреляю, поверь на слово. — Он все еще оставался взвинченным. Однако, почувствовав себя хозяином положения, постепенно обретал уверенность.
Толян стоял, расставив ноги. Глаза, мутные, лихорадочно блестящие, были прищурены. Правая рука в гипсе висела на перевязи, в левой, согнутой и прижатой локтем к туловищу — пистолет неизвестной мне марки. Дуло смотрит мне в грудь. Классическая поза стрельбы "от бедра", с пяти метров и слепой не промажет. Сзади щелкнул предохранитель, Бандерос сделал первый медленный шаг.
— Клешня не болит? — посочувствовал я Толяну, старясь говорить не очень глумливо. Пусть обозлится, но не до пальбы.
— У-у, падла! — прошипел он. Лицо перекосило, ствол дрогнул, меняя направление от центра моей груди к… стало неважным куда:
"А он точно псих", — заключил я, входя в ускорение. В нормальное, усиленное магией.
Шаг влево и прыжок вперед сквозь привычно плотный воздух. Своей правой рукой отвожу пистолет вниз, а локтем левой бью снизу под челюсть. Голова Толяна дергается назад, тело расслабляется. Вспышка из ствола, затвор отходит назад, отдача дергает руку. Звуки, как это всегда бывает в состоянии "ускорения", не слышны. Пуля летит быстро, но я её замечаю, вспарывает землю. Я увидел пулю! Боковым зрением отмечаю другую, пролетевшую из туалета точно в то место, где я стоял мгновенье назад. Сразу вторая, ближе ко мне, третья… в Вереса! Он колыхается всем телом и начинает медленно сползать с качелей. Следующая пуля летит в меня!
"Автомат?!" — догадываюсь я, падая, но полностью уйти с траектории не успеваю: пуля все же задевает "щит жизни", рикошетит и впивается в почти упавшее тело Толяна, точно в голову. В туалет летит "ловчая сеть" — оглушающее плетение, — и я чувствую, как пустеет аура. В два прыжка подлетаю к Бандеросу, который только — только сообразил, что происходят какие-то "непонятки": шагнул назад, развернулся и нагнулся за пистолетом. Пинаю его, метя кроссовкой в челюсть, но… попадаю в горло, ломая гортань и все, что там есть. Не жилец. В груди как будто когтем скребанули, душу царапая: не хотел убивать, видит бог! Тело отвыкло от причуд "нормальной" скорости, где надо внимательней следить за инерцией, ошиблось… Звуки хлопнули по ушам — я вышел из "ускорения".
Хрипит и булькает кровью Верес, сучит ногами и ногтями царапает землю Бандерос. Его лицо наливается красно-синим, глаза выпучены. Спасти и того и другого возможно, но маны мало, надо выбирать кого-то одного.
"Боливар, к сожаленью, не вынесет двоих… — тоскливо думаю я и шагаю к Вересу, почти не задумываясь. — Почему же моя аура, черт побери, так быстро опустела? Не должно так быть всего лишь с одной "ловчей сети"…", — недоумеваю я, по пути к Александру. Этот факт расстраивает меня едва ли не больше, чем невозможность создать два сильных исцеляющих плетения.
— Глаза разуй, — в голове раздался голос Сини. — Ручками посмотри! У тебя маны Жизни еще выше крыши. Хотя согласна, расход непропорциональный, надо изучить это явление внимательней. А зачем "ловчую сеть" третьего уровня вызвал? Там и первого за глаза бы хватило. Но это полностью лишний расход не объясняет… Не мечись! На обоих Силы все равно не хватит.
— Помолчи, знаю. — Прервал я её рассуждения и потратился на "реанимацию" и мощное "исцеление" для Вереса. Теперь аура на самом деле опустела практически полностью.
Надо же! В Эгноре, помню, одного парня: простолюдина, жителя моего баронства, за измену приказал повесить на площади, а Вереса лечу. Конечно, тот предал осознанно, к тому же шла война, а здесь… не знаю. Интересно, а сам бы я заложил малознакомого человека, которому в верности не клялся, если бы мне пистолет к виску приставили? Бр-р! И думать не хочу! Друзей и родных бы точно не предал, а остальных… скорей всего нет, но боюсь зарекаться. Избави нас боже от таких ситуаций!.. А ведь я полагал, что окончательно очерствел на той войне с чернокнижниками, а смотри-ка, о Бандеросе, о насильнике, кстати, сожалею… Мутит, будто мочи кошачьей напился. Противно. Словно впервые человека жизни лишил… Здесь, на Земле, вообще как-то странно себя ощущаю: как нашкодивший хулиган перед учительницей. Самого себя стыжусь! Нельзя так. И Бандерос, и Толян, мафиози недоделанные, свою судьбу заслужили…
Кое-что вспомнив, я отвлекся от переживаний и внимательно вгляделся в ауру Толяна. Пока живая. Начинает тускнеть и медленно гаснет. "Душа" не отлетела. Земля ему пухом. Перевел взгляд на Бандероса. Повезло, момент смерти уловить успел. Отделения от тела бледно-сероватой субстанции тоже не заметил. Полегчало: "души", конечно, ушли, но я их не увидел! Эти подонки, слава богу, никому себя не посвящали; суть свою не продали.
"Что ж, как говорится, Бог им судья. Мне, кстати, тоже. Творец, в смысле, загадочный ты наш, неведомо где зарытый… А тот грабитель-скинхед, значит, действительно сатанистом оказался, теперь уже вне всяких сомнений… А был бы другой, неизвестно как бы все повернулось. Эх, "провидение"! И к горю ты, и к счастью… Все! Разгребусь здесь и сразу домой, немедля!", — так, рассуждая о вещах отвлеченных, я аккуратно обшаривал карманы пострадавших, ища предметы, которые могут вывести на меня. "Сигналка", как сказали бы вышеназванные "пострадавшие", "стояла на шухере".
Сотовый Вереса оказался у Толяна. Я удалил себя из книжки, стер исходящий ко мне и входящий от меня вызова. Протер от отпечатков, вложил трубу в его руку и сунул ему же в карман. Занялся Мокрым.
Он всей задницей провалился в очко и продолжал держать в руках укороченный "калаш" с откинутым прикладом (такие еще в милиции используют, маркой никогда не интересовался). Прицельно бил, гад. Далеко Мокрого не поволок, прислонил на улице к двери туалета. Воняло терпимо.
— Фиона, ты, случайно, не научилась память читать, как Лиона умела.
— Во-первых, не сама Лиона, а Богиня с неизвестным именем, которая решила спрятаться в её душе, да в плен попала. Во время вашей общей схватки с Вартарааром, как ты уже знаешь, Богиня освободилась, забрав с собой и нашу графиню. Человеческая душа — потемки, даже для богов, возможно всякое. Во-вторых, я-то научилась снимать недавние воспоминания, но опять-таки через интерфейс — тебя. Слияния случиться не должно, но боюсь рисковать.
— Ты мне зубы не заговаривай, сможешь посмотреть его недавнюю память?
— Да. Но ты можешь сойти с ума. А можешь и не сойти. Рискнем? — усмехнулась стихия.
— Ну, уж нет! — я содрогнулся, — Ладно, так допрошу, по старинке. Синя, приводи его в чувство.
— Не торопись, торопыга, — снова усмехнулась Фиона, — помнишь, как Лиона внушением работала? Я также умею. Устраивает? — она говорила быстро, но и такая скорость всем "девочкам" давалось тяжело: им приходилось сильно замедляться для общения со мной вне астрала.
— Спрашиваешь! Буди, Синя. — Меня это более чем устраивало!
Мокрого окутала синяя сеть и как только он очнулся, глаза обрели осмысленность, к нему протянулась тонкая фиолетовая нить. Взгляд мгновенно стал преданным.
— Рассказывай все, что случилось после нашей первой встречи, — скомандовал я и Мокрый, в миру Макрицкий Виталий Александрович, с радостью запел соловьем.
Студеная водная крошка ударила в лицо. Пошел холодный, практически осенний дождь. Я не обратил на него внимания.
Краткое изложение рассказа Мокрого:
После избиения очухались они быстро. Верес убедил воющего Толяна позвонить отцу. Седой примчался с телохранителями и врачом из травмпункта. При нем не ругался. Загрузили всех в джипы охраны и увезли к Седому домой. С заездом в больницу, где всех еще раз внимательно осмотрели и Толику загипсовали руку. Врач убедил Седого, что ничего страшного нет, класть в больницу никого не нужно, кроме Анатолия, но тогда взбрыкнул Толян. Прилюдно наорал на отца и тот махнул рукой. Зато дома оторвался отец. Как он вопил! Аж слюной брызгал. Самое мягкое слово было козлы, сына иначе, чем "придурком" не называл. Зинку с хахалем трогать запретил, мол, сам выяснит, кто таков и накажет по-своему. Уж больно ловким оказался и по описанию мутным. Опасался, что как бы это не ему, Седому, предупреждение. Потом всех развезли по домам. Толян, который напросился "пацанов проводить", в машине шепнул Мокрому, чтобы тот с утра потерся возле Зинкиного дома. Напомнил, что она у отца живет. Её отец в городе личность известная, одно время Главным инженером на фабрике работал.
За два года службы опером, следить Мокрый научился. Засек товарища неподалеку от дома Зины, заинтересовался, прогулялся за ним, срисовал нашу с Вересом встречу, доложил Толяну. В итоге, Александру Сергеевичу устроили допрос с пристрастием.
План Толяна был прост: заманить, захватить и поднести отцу на блюдечке, предварительно "конкретно опустив". Буду брыкаться — завалить. Все возражения отвергал и пригрозил, что сам грохнет Мокрого и Бандероса не посмотрит, что с юности дружили. А он может, ему отец все равно ничего не сделает, а сам Седой за ослушание не обязательно смертью наказывал — чаще деньгами; тем более, Толян обещал все взять на себя. Ну не мог он простить унижения, никак не мог!
А я же чувствовал, что в вызове на "тренировку" не все чисто, но отмел сомнения. Единственному потенциальному магу хотелось верить.
— Ты его заранее простил, добренький ты наш, — прокомментировала Синя.
Я оставил это высказывание без ответа.
— Значит так, Виталик, это твоя дача?
— Родителей, — ответил он, не моргнув глазом.
— Слушай меня внимательно. Вы приехали пострелять в лесу по бутылочкам. Здесь вы с Бандеросом неожиданно повздорили и ты… ты боксер? По тебе сразу видно, молодец. Так вот, в пылу ссоры ты его завалил. Он начал подниматься, но ты со злости пинаешь его и случайно попадаешь в горло. Увидел, что друг умирает, и у тебя в мозгах помутилось. Так ведь было?
— Да… — Его взор помутнел. Фиолетовая ниточка, входившая в его ауру, стала плотнее и толще, напомнив мне прочный надежный якорный трос, способный удержать океанский лайнер, не то, что какого-то Мокрого.
— Я рад, что у тебя хорошая память. Потом к тебе подбегает Толян и ты локтем, случайно, попадаешь ему под челюсть, он падает. Тебе кажется, что вокруг враги, ты прячешься в сортир и начинаешь от них отстреливаться. Не со зла, от страха. Потом вспоминаешь себя и обалдеваешь от содеянного. Плачешь и вызываешь скорую. Скорую вызовешь через полчаса после моего ухода. Все понял? Повтори.
Он повторил слово в слово.
— Обо мне забудь. Пойдем, поможешь.
Мы подняли Бандероса и переложили тело ближе к Толяну. Так, Верес его бьет… падает, второй подбегает… а, сойдет. Не должно быть все гладко. Вон, и Толян стрелял, а Мокрый об этом не скажет, потому как больной человек.
В конце, перед тем как я посчитал, что столь гостеприимное место пора покидать, Фиона стерла память Вереса за последние трое суток. Стирать — не смотреть, это то же самое, что "ломать — не строить": похожую операцию она и в Эгноре проводила. Процедура растянулась на целый час. Я промок насквозь, хоть выжимай, но оно того стоило. Не наболтает лишнего. Вдобавок, за это время дождь смыл почти все следы, а примятую травку в нужных местах я поднял, потратив последние крохи маны.
— Фиона, а Мокрый не очухается? В смысле, не вспомнит?
— Конечно, очухается, но не скоро, не раньше месяца. — Заверила она самым убедительным тоном. У меня гора с плеч свалилась. За это время от меня и след простынет.
К остановке направился в обход, через лес. Мало ли что. Надеюсь, опрашивать пассажиров автобуса не станут.
"У меня же свидание с психологом!", — вспомнил я в автобусе, уже на полпути к городу. Я, кстати, был не один такой мокрый — внезапный ливень многих застал врасплох.
"Должен успеть, до него целых два часа. О, вот и скорая, и милиция. Сияют, мигают, гудят, аж сердце радуется. Интересно, о чем подумают, когда увидят почти остывшие труппы? Хм, что-то они не поспешили. Мокрый, я уверен, позвонил ровно через полчаса после моего ухода. А тебе, Верес, новой жизни. Надеюсь на тебя. Прошептал же ты мне "беги"…".
