Глава 13
Напрасные слёзы
Ближе к концу вторых суток своего заточения баронета Фойтинэ плакать перестала. Не потому, что успокоилась, а потому что слёзы кончились. Да и откуда они возьмутся, если ни пить, ни есть не давали? На крики тюремщики не реагировали. Сколько ни звала, сколько ни умоляла, никто из них так и не появился. Из-за холода и жёсткой каменной скамьи в виде выступа уснуть удалось только сидя, всего несколько часов. Потом приходилось двигаться, чтобы согреться, да стоять возле решётки, выглядывая с надеждой в коридор. Освещённый тусклыми плафонами, тот выглядел навечно заброшенным, да и в камерах по соседству никого не было. Похоже, что на данном уровне оказалась всего одна пленница. Поэтому о ней и забыли. Навсегда.
Оставалось только размышлять о том, что же случилось и почему она оказалась здесь. Но ничего толкового в голову не приходило. Потому что помнила Галлиарда лишь момент уничтожения пробравшегося в дом вора. Вроде и нечестно убивать в спину, но баронета до сих пор считала, что поступила верно. Потому что пролезший через форточку лазутчик начал открывать входную дверь. В тот момент показалось, что если дверь не откроется, то и остальные подельники в дом не проникнут. Да и в баронском замке родители её с самого детства приучили к решительным и ответственным действиям.
Убитый в сердце вор завалился без стона на пол, а девушка бросилась к окну закрыть форточку. Вот тут её магическим тараном и оглушило. Чудо ещё, что, когда очнулась в этой камере, обнаружила на себе всего лишь несколько мелких порезов. А ведь видела в последнее мгновение, как окно вздувается пузырём в её сторону.
Хорошо хоть ночную сорочку не сняли и нижнее бельё не сорвали. Ну и вязаные толстые носки на ногах так и остались. Во время большого сна, да и в одиночку на большой кровати спать было холодно, вот и пришлось одеться потеплей. Не будь этого, уже загнулась бы от холода и сырости.
«Но если пить не дадут, завтра всё равно умру, – пришла печальная мысль. – В крайнем случае послезавтра… И что это за тюрьма такая? В любом узилище, даже на каторге, дают и пить, и есть, а здесь что за странные порядки?.. О! А что это за шум?..»
Уже в очередной раз она попыталась протиснуть лицо между толстенными прутьями решётки, чтобы увидеть пространство дальше по коридору. Тщетно! Зато и странный шум нарастал. Грохнула стальная дверь, послышался топот, словно бежало сразу несколько воинов. На этом фоне стал громче некий рёв. Потом стало понятно: какой-то мужчина страшно ругается.
А там и тип показался в поле зрения. На взгляд, типичный тюремщик: мятая форма, расхлябанные сапоги, сонная рожа. Разве что сон с неё почти исчез, сменившись страхом и раболепием. Но смешней всего, что тип примчался со складной лестницей, установил её под лампой и, взобравшись, стал протирать плафон. Затем спрыгнул и перенёс лестницу к следующему плафону. Как ни странно, после его усердий в самом деле становилось светлей.
Но пленнице было плевать на освещение. Когда до тюремщика оставалось метров пять, она взмолилась пересохшими напрочь губами:
– Принесите мне пить! Я умираю! И по какому праву меня похитили?!
Тюремщик поступил более чем чудовищно. Подскочил к решётке и просто резко ткнул женщину в лицо всей пятернёй. А когда она упала, больно ударившись, зашипел со злостью:
– Забейся в угол и не шевелись! Если хоть слово пикнешь, на ремни порежем!
После чего протёр два оставшихся плафона, задвинул лестницу сквозь решётку в крайнюю камеру и ринулся назад, к выходу. Но шум и рёв приближался как раз ему навстречу. А там и командный голос стал разборчивым и вполне внятным:
– Кто на этом уровне находится?
– Никого! Почти никого! – тут же поправился иной, униженный голос. – Спортсменка, теннисистка, группа Белого Барина недавно привезла.
– Отлично! Она-то мне и нужна! Веди к этой преступнице!
Услышав такое, Галлиарда в самом деле забилась в дальний угол камеры, уповая на то, что речь идёт не о ней и её не заметят. Видимо, упования несчастной женщины судьба не услышала. Здоровенный мужик, в форме высшего приписного чиновника, шёл прямо к концу коридора. Правда, форма его почему-то не соответствовала приписным шестнадцатого сектора. Вокруг высоченной туши увивалось три фигуры тюремщиков, а сзади, словно сомнамбула, шла какая-то женщина с чёрным мешком на голове. Причём на плече у неё висела внушительная спортивная сумка, очень похожая на теннисную.
Высокий чин остановился у решётки, присматриваясь внутрь камеры и вопрошая:
– Где эта убийца несовершеннолетних? Где эта баронета Галлиарда Фойтинэ?
Дверной проём тут же открыли, а пленницу выволокли пред ясны очи начальства. Тот присмотрелся к ней скептически, а потом резко ухватил за волосы, больно запрокинул голову назад и заорал, словно его резали:
– Признавайся, зачем ты заманила в дом бедного юношу, а потом зарезала его в спину?!
Наконец-то до баронеты дошло, в чём её обвиняют, и она попыталась защищаться:
– Неправда! Это был вор, пролезший в форточку! И он хотел открыть дверь для остальной банды.
– О-о! Как ты запела! Ещё скажи, что это не твой дружок Поль всё это задумал и организовал! А?
– При чём здесь Поль? Он вообще был с дэмом в ином мире…
– Молчи! И не смей сюда приписывать властителей! Тем более что твой дружок Поль уже пойман, во всём сознался и, скорее всего, завтра вас обоих казнят.
– Нет! Он не мог! Он тут вообще ни при чём! – невзирая на чуть ли не вырываемые с корнем волосы, Галлиарда забилась в руках гиганта, словно пойманная в силки птица.
Сама мысль, что Труммера поймали, ввергла её в такую панику, что она почти перестала соображать. И только краешком сознания улавливала смысл того, что кричал ей озверевший чиновник:
– Зря ты его выгораживаешь! Он сразу сознался именно в твоей виновности! Говорил, что ты в его дом забралась обманом, в его отсутствие. Так что убийство лежит полностью на твоей совести!
– Нет!.. Нет…
– Что «нет»?! Чего ты ноешь? Отвечай толком! Если вина его и он сам тебя впустил в свой дом, мы тебя уже завтра отпустим домой. Ну?! – опять встряхнул за волосы так, что в глазах от боли потемнело. Но пересохшие женские губы всё равно твердили в ответ только одно слово «нет!».
Свои угрозы и предложения свалить вину на Поля здоровяк повторил раза три на разный манер. Видя, что ничего не может добиться от пленницы, затолкал её обратно в камеру и переключился к вопросам о её содержании:
– Кто-нибудь прикасался к ней?
– Никак нет! Не положено по правилам двое суток вообще в коридоре появляться.
– То есть вы её и не кормили?
– И не поили, геер дон!
– Хм! И кому она будет такая ослабленная нужна, если не сможет кричать во время сожжения на костре? – задал мужик риторический вроде вопрос и тут же распорядился: – Накормить самым лучшим и напоить, я потом проверю. И одеял ей сюда принесите пяток, почище которые. Часа через два-три сюда один мой хороший знакомый прибудет, большой любитель таких цыпочек. Пусть он немножко с девочкой позабавится. Если ему всё понравится, потом и вам разрешу этой красоткой попользоваться.
– Рады стараться, геер дон! – рявкнул старший смены, уже предвкушающий разрешённые начальством удовольствия. – А эту куда?
И он ткнул рукой в стоящую рядом женщину с мешком на голове. Здоровяк в раздражении фыркнул:
– А эту св… – запнулся почему-то, так и не найдя подходящего определения для арестованной, – …сволакивайте в ту же камеру! Тоже моему другу для разврата сгодится. Так что пусть посидит с этой убийцей. Они друг друга сто… э-э… сторониться не станут! Давай, заходи!..
Вроде как замахнулся влепить жестокую затрещину, но, наверное, понял, что и убить может своей ручищей-то. Поэтому не столько ударил, как деликатно затолкал приведённую женщину внутрь, сам закрыл дверь на замок, а ключ положил себе в карман. И уже топая к выходу, приказал:
– Вторую тоже покормите, и ей силы понадобятся… Ага, и одеяла…
Вскоре стало тихо, и новая подруга по камере, со стоном бросив сумку наземь, уселась на неё сверху. Только потом сняла мешок у себя с головы и стала с недоумением оглядываться:
– Где это мы?
Галлиарда, болезненно морщась, ощупывала кожу головы и торчащие волосы. Даже удивиться не было сил, что волосы остались на месте. Настолько болезненным оказалось издевательство озверевшего начальника. Но на вопрос сокамерницы попыталась ответить:
– Сама понятия не имею… наверное, двое суток уже здесь сижу. Ни пить не дают, ни есть… И даже не знаю, как я здесь оказалась и за что…
– Ну да, не знаешь! Я же слышала: ты убила какого-то несовершеннолетнего отрока. Да ещё и с кем-то в сговоре…
– Ну да, убила… Но не отрока, а члена разбойничьей банды, который проскользнул в форточку дома.
– Твоего дома?
– Нет, моего друга…
– Ага, значит, ты и в самом деле забралась к нему без спроса? – При этом женщина настороженно сжалась, как бы показывая, что ей страшно находиться в одном помещении с убийцей. Баронету подобное отношение сильно обидело:
– Да что ты понимаешь! Услышала возведённую на меня напраслину и этому веришь! Сама-то здесь как оказалась? Желая попасть в лапы развратного извращенца?
Видимо, подруга по несчастью только сейчас вспомнила о своей горькой участи. Свесила голову, и плечи её затряслись от рыданий. Сквозь стоны и всхлипы только и прослушивалось:
– Не знаю… Я просто шла с тренировки, а тут какие-то сволочи на меня налетели. Сбили с ног… Заволокли в машину… И надели мешок на голову… Потом долго куда-то везли, часто пинали ногами… Если начинала кричать, били в живот… А я ведь не преступница! Ничего плохого не сделала!.. Потом эти крики на тебя… И вот я здесь…
Она продолжала всхлипывать, и движимая состраданием Фойтинэ присела возле неё на корточки, обняла за плечи и стала утешать:
– Не плачь! Уверена, у нас всё образуется. Наверняка и тебя схватили по ошибке, разберутся и выпустят…
Как ни странно, после проявленного сочувствия, с первым прикосновением, тело женщины словно окаменело. Даже проскочило невольное предвидение, что она готова ударить в ответ. Даже голос стал ледяной и злой:
– Ага! Ещё скажи, что и тебя выпустят!
– Не знаю, – тяжело вздохнула Галли. И тут же стала рассуждать: – Кажется, меня и моего друга подставили. Жестоко, преднамеренно… И если за нас никто не заступится, то даже не представляю, что с нами будет…
– Как это что? Тебе же ясно объяснили: скажи, что ты не виновата, и заяви, что это он тебя заставил быть дома. И тебя завтра же отпустят!
– Ты не понимаешь…
– Ещё как понимаю! Он ведь заявил, что ты прокралась в его дом без спроса, то есть себя выгородил и всю вину свалил на тебя.
Баронета грустно улыбнулась, так и продолжая обнимать сокамерницу за плечи и успокаивающе поглаживать. И начала с повтора:
– Ты не понимаешь, что всё это ложь. Всё это подстроено. Мой друг не такой, и он никогда подобного не сделает. Скорее всю вину на себя возьмёт, но меня выгородит.
– Ха! Ты в такие глупости веришь?! – воскликнула незнакомка.
– Нет, не верю. Просто знаю. Он совсем другой…
– А какой? Расскажи!
От такого напора Фойтинэ непроизвольно рассмеялась:
– Какая ты странная и любопытная! А ведь мы ещё даже не познакомились. Давай вначале пересядем на скамью, там удобнее… И главное – не плачь.
Женщина недовольно фыркнула, словно это не она недавно рыдала. Но на каменный выступ пересела, с каким-то остервенением забросив сумку в изголовье. Обратив на спортинвентарь внимание, Галли поинтересовалась:
– О! Похожа на мою! Что у тебя в ней?
– Ракетки и мячики, – раздалось ответное ворчание. – Я теннисом занимаюсь!
– Ой! Как здорово! – И баронета в порыве радости придвинулась к новенькой вплотную и обняла так крепко, словно та её родная сестра или дочь. – И я теннисом занимаюсь! – зачастила она скороговоркой. – В сборной шестнадцатого сектора индивидуально занимаю второе место. Уже в семи Играх участвовала! В последних из них мы завоевали в командном первенстве первое место, и в личном зачёте у меня второе. Ну а зовут меня…
– Знаю! – не совсем вежливо перебила немного расслабившаяся женщина. – Слышала, как этот здоровенный ишак на тебя орал.
– А тебя как зовут?
– Ре… – словно запнулась та. – …йна. Рейна. И по титулам нашего рода я могу называть себя маркизой. Маркиза Аза Рейна. Правда, мы давно уже обеднели…
– Ерунда! Не в деньгах счастье! Зато какое редкое и красивое у тебя имя! Давно спортом занимаешься и где?
– Несколько месяцев…
– Ой, какая ты «поздняя»! И где?
– Четырнадцатый сектор. Но дальше дублирующего состава малой сборной так и не продвинулась. Не пускают…
– Ой, как жаль! – Галли бесцеремонно ощупывала плечи и спину новой знакомой. – У тебя ведь такие мускулы чувствуются! Наверняка, Аза, у тебя удар сильнейший. И подача «пушечная», неберущаяся. Такими, говорят, и убивают иногда.
– Хм! Это точно, – улыбнулась маркиза. – Как ударю, так ударю…
– Но как же это ты из четырнадцатого сектора в шестнадцатом оказалась? – распереживалась Фойтинэ. – Это тебя тоже, получается, похитили?
– Похоже… Мне ещё показалось странным, что везли так долго…
После этого обе замерли, прислушиваясь к донёсшемуся грохоту дверей и топоту сапог. Но теперь уже напряглась баронета:
– Ох!.. Неужели насильник идёт?..
В то, что принесут пить и есть, она как-то слабо поверила. А вот в угрозе предстоящего насилия не сомневалась.
– Не бойся, – неожиданно для себя заявила Аза, исковеркавшая, а точнее говоря, сократившая своё имя. – С нами двумя он не справится. Ты его, главное, отвлеки вначале на себя, а там уже я как ударю!..
Галли даже оглянулась на неё с недоумением и призвала к благоразумию:
– Ты что?! После такого только хуже будет!..
Опасения её оказались напрасными. Примчались тюремщики, чем только не гружённые. Похоже, они личными припасами для заключённых девушек поделились. Стопка совершенно новых одеял, две огромные корзины с едой и питьём и две здоровенные подушки. Последнее поразило узниц особенно. Зато и объяснение по этому поводу было дано мерзкое:
– Подушки не для вас, сучки! Это спешащий к вам гость любит на мягком восседать, когда его ласкают. Так что готовьтесь!
И гнусно гогоча, троица удалилась. Тем не менее подушки остались возле решётки в пределах досягаемости. Пленницы живо перетаскали всё внутрь, и баронета набросилась на питьё и еду. А вот маркиза вначале организовала пышное ложе, а потом ещё и уселась сверху на подушку. Вторую подвинула сокамернице:
– Садись, получай удовольствие. Пока такое… И вообще, ты так аппетитно лопаешь, что и мне захотелось.
– Ещё бы! Тебя сколько часов везли? – последовал вопрос и напоминание из набитого пищей рта.
– Точно! Совсем из головы вылетело!
Совместное пиршество ещё более сблизило соратниц по заточению. Правда, Аза много не ела, а всё приставала и приставала с расспросами о том о сём. Но наиболее настойчиво допытывалась о Поле. Мол, в самом ли деле он такой, что готов ради своей подруги на всё. По мере возможности и в меру своей стыдливости Фойтинэ постепенно и сама увлеклась собственным рассказом. А после того как наелась, поведала с особым удовольствием несколько историй, которые имели место в их длительной, полной приключений дружбе.
Но сама в какой-то момент заметила, что язык у неё заплетается, а веки склеивает усталость. Сказались последние двое суток лишения, издевательства, а напоследок обильный приём пищи. Да вдобавок мягкая подушка под попой и согревающее блаженство одеял повлияли. И в сон потянуло невероятно.
