Глава 9
Рассказ Поля Труммера
Попал я в столицу ДОМА, а точнее говоря, в Параис пятнадцатого сектора, примерно в шестилетнем возрасте. Как я в него проник, откуда и с кем, помню очень смутно. Основное: дальняя и утомительная дорога, поступь каравана и специфический запах тягловых старанов. То есть если судить по этим скороходным животным, то мы двигались сравнительно быстро. Кто ко мне обращался или чему учили – всё кануло в Лету, точнее говоря, утонуло в однотонных и скучных играх деревянными солдатиками в одной из повозок. Кто из родственников находился со мной в пути или я сразу там оказался в роли приблудного сироты – тоже никаких чётких воспоминаний. Но своё имя и свою фамилию я запомнил навечно. И никогда, ни при каких обстоятельствах не сомневался, что зовут меня Поль Труммер.
Затем, уже в самом городе, врезались в память крики умирающих рядом людей, звон мечей, грохот выстрелов, рёв пожара и оглушающий сознание страх, который заставил меня бежать куда глаза глядят. То ли я заблудился во время этого бега, то ли меня никто не искал впоследствии, то ли все мои попутчики погибли, но больше знакомых людей из каравана я так и не повстречал.
Но с момента той трагедии начались страшные, полные опасности месяцы моего становления. Только и помню главные задачи в жизни. Первая: выжить. Вторая: научиться чему угодно! Лишь бы выбраться с самого дна. Ну и, наверное, всегда надо мной простиралась длань удачи. Никто меня не убил, не продал в рабство, не сделал инвалидом с неизлечимыми уродствами. Сколько помню, в критические моменты кто-то, да помогал, кто-то, да выручал. То один мне подсказывал, то другой учил читать, то третий наставлял правилам поведения в любой ситуации и в любом обществе. Хотя ни с кем меня судьба не сводила более чем на месяц-два.
Поэтому поразительно даже, как я сумел не путаться в месяцах и отсчитывать годы. Наверное, благодаря тому, что слишком быстро научился считать, читать и даже усвоил таблицу умножения. Но свой день рождения отсчитываю с момента побега с места гибели или отчаянной драки караванщиков. И твёрдо верил, что мне в тот момент было именно шесть лет.
Вот так и выживал. Мне исполнилось восемь лет, и я уже два года как беспризорничал в Параисе пятнадцатого сектора. Но всё больше старался не к уголовникам скатываться, а простую, незатейливую работу выполнять. Посыльным подвизался, потому как бегал быстро. Подметать и убирать мусор не брезговал. Помогать бросался всем людям – пожилым или инвалидам. Меня, конечно, чаще прогоняли, потому что внешний вид не вызывал даже жалости, только презрительные гримасы. Насмешек, подкрепленных пинками, тоже хватало. Но я не сдавался, с фанатичным упорством отказываясь от предложений старших ребят заняться воровством или ещё чем похуже. Увы, я значительно подрос и, по мнению уголовных авторитетов, как раз вошёл в возраст пацанов, которые обязаны были проходить селекцию на пригодность к уголовным ремеслам. Отмазываться от настойчивых предложений становилось всё труднее и труднее. И для этого часто, чуть ли не ежедневно, требовалось менять места своего временного пристанища.
И вот в один из таких дней, когда я забрался в совершенно незнакомый мне прежде район, я и наткнулся на двух девочек примерно двенадцатилетнего-тринадцатилетнего возраста, которые волокли на себе довольно много личных вещей. Помимо солидных рюкзаков, каждая имела в руках по сумке, судя по всему, весьма тяжёлой. А так как одеты они были в спортивную форму, то я сразу бесстрашно бросился к ним с предложением:
– Могу помочь с сумками! Недорого!
– Свалил с дороги, мелкий! – прикрикнула на меня одна из них. – Сами справимся.
Зато вторая, шатаясь от усталости, попыталась улыбнуться:
– Да у нас и денег нет, иначе мы бы извозчика взяли. – Наверное, у меня на лице читалось такое разочарование и так блестели от голода глаза, что она сразу догадалась, в чём я больше всего нуждаюсь: – Но у меня есть большая булка. Согласишься взять её в оплату?
И весело рассмеялась, глядя, как я часто киваю головой. А уже через пару минут её две сумки, связанные имеющимся у меня ремнём, висели у меня на груди и на спине. Сама же девица не шла только с одним рюкзаком, а помогала подруге нести её наиболее тяжёлую сумку. Так мы и прошли пару кварталов, попутно познакомившись и укрепив контакт. Как звали временную подругу Галлиарды, я вскоре забыл, да и встречался-то с ней потом раза два, не больше. А вот с юной спортсменкой, баронетой Фойтинэ, двенадцати лет от роду, мы сразу стали дружны. Подозревали даже вначале, что у нас нечто родственное имеется, но потом родственники моей новой подруги заверили, что пропавших ребятишек моего возраста у них в роду не было.
Сама же Галли оказалась фанатом спорта, конкретно говоря – большого тенниса. И ради спортивной карьеры, верхом которой в ДОМЕ считались победы в ежегодных Играх, она покинула своё родное королевство на Вольных землях. Там она завоевала на детских первенствах все возможные медали. И как только возраст у неё стал юниорский, выгрызла у родителей разрешение и средства на поездку в Параис.
К слову сказать, родители юного спортивного дарования оказались людьми не бедными в своём окружении. Да иначе и не получилось бы отправить ребёнка в престижный спортивный интернат за Большой стеной. Отец кичился наследственным баронством, а мать могла похвастаться, причём по праву, своим умением вести в этом баронстве хозяйство. Если бы не она, создавшая великолепные мастерские по производству глиняной посуды, её единственная дочь так и осталась бы в захолустном королевстве до конца своей жизни. А так матушка не только сумела обеспечить Галлиарде проживание в отдельной комнате общежития, но и регулярно, с попутными караванами продуктов передавала в Параис огромные сумки со съестным. Что являлось делом желанным и весьма важным. Ибо если сравнивать цены на продукты в столице всего ДОМА, то они разнились от цен на Вольных землях десятикратно, а порой были и в двадцать раз дороже. Юная баронета не только сама жила сытно, но и постоянно подкармливала своих подруг по команде. А с момента знакомства со мной и меня взяла под своё попечительство. В итоге моё тощее тельце стало быстро прирастать мускулами благодаря усиленному питанию.
Но самое главное, что новая подруга сделала для меня, – это помогла определиться в жизни. Назначить себе ту самую цель, к которой и я пошёл. И началось это с простого, незатейливого вопроса:
– Что ты ещё умеешь делать?
Я стоял у двери маленькой комнатки и непроизвольно отщипывал куски булки, заработанной нелёгким трудом. Хотелось отдышаться, но ещё больше – кушать. Да и когда увидел внутренности первой раскрытой сумки, мои ноги попросту приросли к полу.
Но на вопрос ответил твёрдо и уверенно:
– Всё! Всё, что угодно!
Девочки взрослеют рано, и в свои двенадцать баронета не являлась исключением. У них там, в захудалом королевстве, девушек уже после двенадцати лет частенько замуж отдавали. Так что учить начинали рано, воспитывая не только хозяйку, но и умелую любовницу. Благодаря этому мадемуазель Фойтинэ знала такую массу всякого «эдакого», о чём я, похоже, до сих пор представления не имею. Так что на мой ответ она весело рассмеялась, точнее, расхохоталась. А когда чуть успокоилась, посоветовала:
– Поль! Не говори так больше никому. Не то могут плохие дядьки, ачи или клаучи твоей наивностью воспользоваться. Да и женщины разные бывают.
И в нескольких словах передала сценки разных сексуальных извращений и последствия сексуального рабства.
Любого беспризорника улица многому учит, но, услышав такие грязные подробности, у меня челюсть надолго отвисла. И кусок булки выпал изо рта. После чего такое омерзение накрыло с головой, что целых восемь лет с того момента меня при самой мысли о «чём-то таком» трясло и лихорадило. Может, это и плохо с какой-то стороны, ибо лишился ранних, легко доступных удовольствий. А может, наоборот – счастье, что я не скатился в яму оголтелого разврата в раннем детстве. Моя новая подруга всего за несколько минут привила мне стойкое отвращение к самому понятию «секс». И до шестнадцатилетнего возраста моя отстранённость меня самого порой поражала. А я к тому времени уже на что только не насмотрелся и кому только не помогал снимать усталость! Не скажу, что оргии видел, но многие постельные сцены у меня до сих пор перед глазами стоят.
Но вернусь к моей цели в жизни. В первый день я помог Галлиарде разложить продукты, за что был сведён в душ, а потом и накормлен от пуза. Пока моя выстиранная одежда сохла, а баронета с подружками устроила девичник, меня спрятали под кроватью, где я и проспал благополучно до следующего учебного дня.
А вот с его началом сердобольной опекунше следовало определяться. Вначале девушка вытянула из меня всё, что я помнил о своей жизни. В том числе перипетии моих последних, двухгодичных скитаний. Они её явно ввели в состояние сочувственной депрессии. Пару раз она даже всплакнула.
– Что же с тобой делать, мелкий? – задумалась над моей судьбой спортсменка, сама еще будучи практически ребёнком. – Ты вообще хотел бы остаться возле меня и при интернате?
– Разве так можно? – боялся я поверить в подобную возможность.
– Если всё правильно оформить да выписать на тебя надлежащий пропуск, то можно зарегистрировать как моего денщика. Баронете по статусу такое разрешается. Вся беда в том, что придётся тогда помесячно вносить налог за тебя, и он немаленький. Параис всё-таки! А с деньгами у меня полный пролёт. Родители выделяют огромную для себя сумму, но мне не хватает даже на бытовые мелочи.
Она с сочувствием продолжала меня рассматривать, а я еле сдерживался, чтобы слёзы жалости к самому себе не брызнули из глаз. Что-то мне подсказывало, что, если сейчас судьба от меня хотя бы чуточку отвернётся, я долго на улице не выживу. Но какая-то гордость у меня уже и тогда была:
– Ничего страшного. Мне и так неплохо живётся, – после чего, сглотнув ком в горле, всё-таки попросил: – Можно я хоть иногда к тебе приходить буду? Готов любые тяжести таскать, убирать, мыть, стирать…
Она с сомнением рассматривала меня с ног до головы, но неожиданно хмыкнула:
– Вообще-то ты сильный пацан! На удивление… И пальцы у тебя цепкие… Ты бы смог массаж делать?
– Да! – тут же ответил я, готовый на всё, что скажет эта милая и добрейшая девочка. Правда, тут же честно признался: – Только меня научить надо.
– Ничего сложного! – тут же стала строить планы Галлиарда. – Этому и я обучить могу. Вначале запомни самое главное: тебе уже десять лет, и тебя специально прислали ко мне как денщика и моего личного массажиста. Это станет стержнем для всего остального. Уже твои массажи для меня списывают часть средств, которые тратит интернат на меня. А если ещё хотя бы пять девчонок согласятся на твои услуги, то это покроет сумму налога за тебя, и ты сможешь находиться здесь на полном основании. Хи-хи! Правда, здорово я придумала?
Она выглядела страшно довольной, а я стоял, и спазмы сжимали мне горло. Только и смог, что согласно кивать головой.
– Ой! Не смеши меня! И не кивай так, а то твоя тощая шейка сейчас переломается. Ага, и ещё: проживание здесь ещё дороже, чем налог. Поэтому тебе придётся жить у меня под кроватью. Хотя бы первое время, а там что-нибудь придумаем. Согласен?
Я тогда всё-таки расплакался. Слёзы полились у меня ручьями, и моей опекунше пришлось четверть часа успокаивать меня. Потому и опоздала на первое занятие. Зато, когда вернулась в комнату, сразу же постелила одеяло на стол и скомандовала:
– Ложись! Буду срочно обучать тебя массажу. Завтра вечером тебе надо будет продемонстрировать свои умения на нашем тренере. Вначале показываю на тебе…
Потом пришла подруга, и я стал тренироваться на ней под неустанным руководством баронеты. Потом ещё нескольких подруг помассировал. Ну и уже поздно вечером массировал непосредственно Галлиарду. При этом наиболее поучительным оказались её ощущения, о которых она мне подробно рассказывала. Девчонки тоже говорили постоянно: тут сильней, тут прижми, тут нежней, но всё это оказалось поверхностно. А вот с Галли получился совсем иной контакт, на каком-то подсознательном уровне. И когда она мне рассказывала свои ощущения, делала комментарии или давала подсказки, я словно сам лично ощущал собственные руки на собственном теле.
Это я уже гораздо позже узнал, что подобная магическая метода обучения стоит невероятно дорого и проводится лишь редкими, даже для Параиса, и’третами. Да и длится несколько дней. А мы уложились всего в два урока. Первый – вечером, второй – утром. И уже к концу следующего дня я предстал перед взором дородной тётеньки. Естественно, что своим внешним видом никак не впечатлил.
– Этому задохлику десять лет? – вполне справедливо засомневалась она.
– Главное – что умелец! – уверенно заявляла стоящая рядом баронета.
– Он же свалится с ног после пятой минуты!
– Так пусть попробует и докажет свои навыки, – упорствовала девчонка.
Тренер ехидно захихикала и со словами «ну-ну!» сбросила с себя трико и улеглась животом на тахту. А я приступил к своему первому, но самому важному жизненному испытанию. Причём испытанию тяжкому, в прямом, физическом смысле слова. Ведь одно дело – мять девичьи мускулы и растирать нежную кожу, а другое – корячиться над сильной, рослой женщиной, с грудой мышц и солидной жировой прослойкой.
Но я старался. И если судить по молчанию дородной клиентки, ей мой массаж вполне нравился. Да так нравился, что к концу тридцатой минуты она впала в блаженную дрёму и стала посапывать. Я даже испугался вначале, и хорошо, что Галли шёпотом дала нужную подсказку:
– Переходи к пощипываниям и пошлёпываниям!
Так что разбудил тренера я вполне деликатно. И чувствовала она себя после массажа великолепно. Правда, уже усевшись на тахте и скептически оглядев меня, раскрасневшегося и вспотевшего, она заявила:
– Жидковат всё-таки! Но… Если подкормить да поставить мять косточки первогодкам до второго года обучения… То сойдёт! Даю своё согласие. Если наберётся у него помимо тебя, Фойтинэ, семь желающих, мы его оформим по стоимости налога.
Стоило видеть, как при этом обрадовалась Галлиарда. Расцеловала тётку в обе щёки так, словно это её судьба только что решилась. Хотя по правилам интерната я окупался при обслуживании всего лишь шести спортсменок. А мне нагрузили целых восемь! Я хотел было напомнить об этом, но подруга меня вытолкала из комнаты тренера взашей, не дав сказать и слова. А потом уже в «нашей» комнате с восторгом мне раскрыла свои планы на будущее:
– Ты знаешь, кто такие поощеры?.. Ну да, откуда ты мог узнать! Так вот, это такие люди, которые простым касанием могут снять с любого иного человека усталость.
– Дать ему дополнительные силы? – не мог сообразить я.
– Нет, именно снять усталость. То есть убрать накопившиеся в крови частицы, которые мешают её правильной циркуляции. Нам уже давали вводную лекцию по этой теме, но я не запомнила название этих частиц. Ну и бытует мнение, что поощеры своим прикосновением повышают уровень эндорфина в крови…
– А это что такое? – не сдержал я своего любопытства.
– Эндорфин, – стала с гордостью за свои знания пояснять баронета, – это «гормон счастья», или «природный наркотик», который нас бодрит и сразу убирает усталость. Но к чему я это всё веду… Большинство людей, ставших впоследствии поощерами, начинали свою трудовую деятельность массажистами. Улавливаешь связь? К тому же они при получении статуса сразу переходят в категорию а’первов. И мне кажется, что даже ты в своём возрасте понимаешь, кто такие а’первы и как им в ДОМЕ живётся.
Это – да! Это я понимал! Потому что успел насмотреться на этих баловней, как мне тогда казалось, жизни. Все а‘первы одевались с иголочки, катались на каретах и питались в лучших харчевнях и ресторанах. Ну и главное – они выглядели независимыми и свободными. Для беспризорника такая жизнь – это вершина жизненных устремлений. Про е’второв и тем более и’третов я вообще не упоминаю. Мне они тогда казались небожителями, наподобие самих дэмов.
Ну и самое главное, я осознал из слов своей новой подруги, что у меня появилась уникальная возможность выбиться в люди. За эту возможность я ухватился руками и ногами и примерно к тринадцати годам совершил невозможное: научился частично снимать усталость. Вначале только с самой Галлиарды, потом и с других людей. А к четырнадцатилетнему возрасту я уже полностью сформировался как настоящий поощер. Хотя бытует мнение, что раньше шестнадцати подобную паранормальную способность получить нельзя.
А я вот получил… И добился очень многого.
И всё это – благодаря баронете Фойтинэ.
