Глава 12
В ресторане все столы были убраны, а посреди зала расположился один большой, вокруг которого разместились гости. И хотя Лара с Адой Семеновной прибыли точно к назначенному времени, остальные собрались раньше. И, судя по всему, понемногу уже начали отмечать день рождения заместителя главного бухгалтера. Именинница увидела за столом трех незнакомых женщин, но Оборкина успела ей шепнуть, что это жены Ломидзе, Крошина и Макаренко. Последний сидел уже без пиджака, демонстрируя обществу желто-голубые подтяжки с надписью: «Camel».
Возле гардеробной стойки Лара переобулась в новенькие туфельки, слыша из зала раскатистый голос Бориса Абрамовича:
– Нынешняя власть сама загоняет народ в угол. Скоро людям элементарно жрать будет нечего, а эти дураки орут, что жить стало лучше, жить стало веселей.
– Кто кричит? – донесся голос Крошина.
Но Макаренко словно не услышал вопроса.
– На бирже сейчас тишь да гладь, больших сделок нет. Ох, чует мое сердце – не к добру… То ли котировки взлетят, то ли, наоборот, упадут ниже плинтуса. Вот о чем задуматься надо. А все вокруг ничего не хотят видеть. Сейчас не о политике болтать надо, а собственные вопросы решать. Мы с вами люди уже не очень молодые, помним, как в былые времена говорили: «Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это!» Но те, кто хотел жить хорошо, при любой погоде тогда свой гешефт имели.
Лара с Оборкиной направились к входу в зал.
– Выпили уже, а Макаренко много не надо, – шепнула Ада Семеновна.
– Сейчас жить еще страшнее, чем в советские времена… – продолжал разглагольствовать Борис Абрамович.
– Заткнись, Боря, – приказал Ломидзе, заметивший вошедших в зал женщин.
Оборкина подвела своего заместителя к креслу, стоящему во главе стола. Мужчины привстали, и только теперь Лара заметила Чашкина, на котором был серый костюм в полоску с ярко-алым галстуком.
– Какой ты, Артем, сегодня элегантный, – отметила Ада Семеновна. – Особенно галстук твой… Наследство Буховича?
Чашкин вдруг порозовел, хотел ответить, но промолчал, обернулся к Ломидзе, словно ожидая поддержки начальства. Оборкина поняла, что шутка не удалась, но это ее нисколько не смутило. Садясь за стол, она пожала плечами:
– А чего грустное вспоминать, сегодня вроде как торжество.
После этой ее фразы жена Петра Ивановича усмехнулась, чуть повернув голову в сторону.
Ситуацию исправил Макаренко, который приподнялся над столом, держа в руке стакан, в котором льда было больше, чем виски, и объявил:
– Хочу сказать тост.
Тут же подскочил услужливый официант и открыл бутылку шампанского. Пока напиток разливали по бокалам, Борис Абрамович обводил взглядом собравшихся, а потом объяснил:
– Это, скорее, анекдот. Итак, слушайте… Рабинович любил ходить на рыбалку, причем каждый раз ловил золотую рыбку, и у него было все: дом в Малибу, «Феррари», своя нефтяная компания… А вот старуха была та же. Так давайте выпьем за то, чтобы все наши мечты сбывались.
Жена Макаренко хихикнула, но, увидев, что никто не смеется, осуждающе посмотрела на Бориса Абрамовича.
Выпил он в одиночестве.
Ломидзе дождался, когда начальник отдела ценных бумаг сядет, и только после этого негромко заговорил:
– Не прошло и года, как в банке появился… появилась новая сотрудница, которая быстро завоевала уважение и доверие всех членов нашего коллектива. Сотрудница энергична и молода, но, невзирая на возраст…
Петр Иванович смотрел на Лару внимательно, а она отвела взгляд и заметила, как жена Ломидзе разглядывает колье на ее груди. Захотелось даже прикрыть сапфир ладонью, но девушка сдержалась. И дослушала до конца здравицу в свою честь, пригубила шампанское. Сидящий рядом с ней Чашкин поднял бокал, поднес ко рту, сразу тихонько объяснив, что вообще не пьет. Те же слова молодой человек несколько раз говорил ей на новогоднем корпоративе, где они тоже оказались за столом соседями.
Ломидзе вручил Ларе конверт. Вслед за ним остальные поспешили к имениннице, чтобы преподнести ей свои подарки: Крошин – новый телефон, Чашкин – планшетник, жена Ломидзе приготовила косметический набор. А Борис Абрамович объявил, что хочет презентовать ценному сотруднику… Париж. После чего достал из-под стола цветную гравюру в рамке и объяснил, что на ней изображен собор Сакре-Кер, то есть Собор Святого сердца. В заключение выступления Макаренко сообщил, что данное произведение искусства лично приобрел на Монмартре.
– Полчаса торговался, – добавила его жена.
Постепенно обстановка разрядилась. О проблемах, возникающих в банковской сфере, не говорили, не вспоминали больше о смерти Буховича и Симагина. Произносили тосты, рассказывали забавные истории, которые случались в жизни каждого из присутствующих. Самая веселая жизнь оказалась, разумеется, у Макаренко. Но даже суровый с виду Крошин поведал, как четверть века назад в пригородном парке утонул заместитель начальника райотдела по следствию, а тогдашний начальник ГУВД издал приказ: все милиционеры, находящиеся на отдыхе, должны купаться только в составе группы.
Лара смотрела на коллег и вдруг поймала себя на мысли, что пытается понять, кто из этих людей сделал ей дорогой подарок, а теперь, придя сюда, преподнес какую-то вещицу, не выдав себя ни словом, ни взглядом. Шумный Макаренко? Вряд ли. Серьезный Крошин тоже не стал бы. Ломидзе? Колье по карману только ему. Но зачем? У него симпатичная, даже эффектная жена, которой немногим больше тридцати. Чашкин? Неужели он настолько богат? А вдруг Артем собрал все, что у него есть, или взял кредит? В таком случае следует вернуть ему украшение. Только как это сделать? Для начала надо, чтобы молодой человек признался в том, что подарок принес в ее кабинет именно он.
Сидя рядом с именинницей, Чашкин иногда едва-едва улыбался. При этом украдкой бросал взгляды на Лару и тут же отворачивался. Макаренко что-то шептал на ухо Крошину, а тот кивал в ответ. Жена Макаренко прислушивалась к их беседе, хотя, судя по напряженному лицу, мало что могла разобрать. Ей под пятьдесят, столько же, вероятно, и Крошиной, но супруга Анатолия Михайловича выглядит моложе, спокойнее. А вот жена председателя правления явно чувствует себя здесь лишней. Вероятно, она редко видится с женами других членов правления, если дамы вообще встречаются когда-либо, кроме корпоративов. Женщина молчит, и к ней никто не обращается. Выгладит даже моложе своих лет, ухожена, платье на ней с открытыми плечами, и эти ее прямые плечи выдают бывшую спортсменку. Она скучала бы сейчас, если бы не колье на груди именинницы. Скорее всего, вторая супруга Петра Ивановича разбирается в стоимости драгоценных камней и теперь пытается определить, откуда у новой сотрудницы столь дорогая вещь.
К Ломидзе подошел официант, безошибочно определив в нем главного в компании, а может, зная это наверняка, наклонился к его уху и что-то шепнул. Петр Иванович сразу оглянулся на вход, никого там не увидел, после чего кивнул. Официант удалился, а через минуту в зал вошел Гущин. Владимир помахал Ларе букетиком. Остановившись в дверях, он явно почувствовал себя неловко. Ломидзе, повернувшись к нему всем телом, крикнул:
– Ну, что застыл? Заходи, прокуратура!
Гущин – в новом костюме, вероятно специально для этого вечера купленном, – приблизился к столу и объяснил всем, что собирался еще днем заехать в банк, чтобы поздравить свою школьную подругу, но дела не позволили. А завтра утром ему придется отбыть в командировку, которая может затянуться, потому он набрался наглости и заскочил на минутку сюда, в ресторан. Затем Владимир вручил имениннице цветы и пакетик, попросив Лару развернуть его дома.
– Присаживайтесь, – произнес Ломидзе, указав на принесенный официантом стул.
Следователь не стал отказываться. Только посадили его возле Ады Семеновны, которая тут же потребовала от него произнести тост. Перед новым гостем ставили приборы.
Крошин наполнил рюмку водкой и спросил:
– Как продвигается следствие? Обвинение уже предъявлено?
Мотнув головой, Гущин ответил, что пока обвинять в убийстве Буховича некого: человек, которого подозревали с самого начала, представил доказательства своей непричастности к преступлению. Что же касается смерти начальника АХО, то дело возбуждено по факту бытового отравления, им занимается полиция. После чего Владимир предложил выпить за самую красивую девушку в мире. Выпили все, даже Чашкин почти полностью осушил свой бокал. Лишь жена Ломидзе, подняв фужер, едва пригубила и вернула его на стол.
Лара была удивлена неожиданным появлением Гущина, которое вряд ли можно было объяснить простым желанием поздравить ее. Скорее всего, у него имелся какой-то иной интерес. Вероятно, он захотел увидеть руководство банка вместе. Только зачем? И позволяют ли ему служебные инструкции участвовать в таких неформальных встречах?
– А давайте потанцуем! – предложила Оборкина. – В жизни так мало праздников…
Зазвучала музыка. Гущин поднялся, чтобы пригласить именинницу, но его опередил Чашкин. Ада Семеновна тут же ухватила Владимира за локоть. Крошин повел танцевать жену Макаренко, а Борис Абрамович вытащил из-за стола супругу Ломидзе, которая пошла с ним с явной неохотой.
Как ни странно, Чашкин двигался в танце вполне уверенно, и рука молодого человека, лежащая на талии Лары, была спокойной и твердой.
– Вы всегда хотели работать в банке? – спросила его девушка.
Артем дернул плечом:
– Совсем не думал. Выбор финансового института был для меня случайным. Я даже думал бросить учебу, потому что понял: все это не мое.
– А о чем вы мечтали?
Чашкин ответил не сразу. Лара даже повторила вопрос, решив, что он не расслышал.
– Я хотел заниматься литературой. И мне казалось, что у меня получится. Но потом один умный человек справедливо раскритиковал мои стихи.
– Стихи? – удивилась Покровская. – Вот не думала никогда… представить не могла… А помните что-нибудь из своего творчества?
– Вам в самом деле хочется послушать?
Лара кивнула.
– Ну, ладно, – согласился Артем. – Только не взыщите, я же в семнадцать лет сочинял, в двадцать уже перестал. А в молодости в голову лезли всякие глупости. Вот, например… Весь стишок не вспомню, но там были такие строки.
Артем наклонился к ее уху и негромко, несколько монотонно начал декламировать:
Но эта музыка сведет меня с ума.
В вечернем солнце, в тихом беге лодий.
Она во всем, но только ты сама
Прекраснейшая из мелодий.
Тебя, как флейту, поднесу к губам,
Дыханьем разбужу чарующие звуки.
Я буду выше всех и аз воздам
За годы тишины, за счастье и за муки.
Последние слова Чашкин произнес совсем тихо, потому что музыка в зале прекратилась и пары начали расходиться. Все же Лара успела шепнуть:
– Мне кажется, у вас талант. Только «аз воздам», по-моему, слишком угрожающе звучит.
Они проходили мимо Оборкиной, которая не хотела отпускать Гущина. А тот осторожно, но безуспешно пытался освободиться от ее железного захвата.
– Кто тебе угрожает, моя радость? – звонко поинтересовалась Ада Семеновна, услышавшая конец фразы. – Лара, ты только мне скажи, порву на кусочки.
Тут снова загремела музыка, и Оборкина снова потащила за собой следователя. Чашкин помялся на месте, явно не желая расставаться, и все же выпустил руку Лары. А к ним уже подходил Ломидзе. Артем опустился за стол. Макаренко положил на его плечо руку и произнес, пожалуй, слишком громко для того, чтобы его слова услышал один лишь Чашкин:
– Рабинович любил ходить на рыбалку. Каждый раз на удочку попадалась золотая рыбка, и каждый раз он сдавал ее в ломбард.
Лара приготовилась танцевать, а Ломидзе повел ее к выходу. И там, где музыка уже не так гремела, заговорил:
– Хотел сказать сегодня, но настроение у народа слишком веселое, чтобы понять правильно. Дело в том, что я решил поставить во главе коммерческого отдела именно вас. То есть коммерческий отдел будет восстановлен, и вы его возглавите. Так что Макаренко будет в вашем подчинении.
– А есть ли смысл делать структурные изменения? – удивилась Лара. – К тому же правление рекомендовало и проголосовало за Артема.
– Плевать я хотел на их решение! Кроме того, мы внесем изменения в устав предприятия: теперь высшим органом в перерыве между собраниями акционеров будет не правление, а наблюдательный совет. Состав правления мы расширим, включим в него вас и Макаренко.
– Наблюдательный совет? – удивилась Лара. – Так у нас будет открытое акционерное общество?
Петр Иванович кивнул.
– В скором времени у нас появится еще один учредитель – крупная корпорация. Уставной капитал вырастет в несколько раз. Нынешние акционеры вряд ли смогут поддержать эмиссию, так что они останутся в числе миноритарных, не имеющих никакого влияния на политику банка. Только учтите: эта информация не для посторонних ушей. То есть вообще не для чьих-либо ушей, я вам первой говорю. Крошину сообщил только, что грядут изменения, но без подробностей.
Они стояли у выхода в вестибюль ресторана. Лара видела гардеробную стойку, а невдалеке заметила мужскую фигуру, в которой узнала… Николая, друга Гущина. И поразилась, не понимая, как тот мог здесь оказаться. Ломидзе перехватил ее взгляд, обернулся и удивился:
– А это еще кто? Я же запретил пускать посторонних!
– Это мой знакомый, – поспешила успокоить начальника Покровская, – он просто пообещал забрать меня отсюда.
– Пусть уезжает, я вам свой автомобиль предоставлю.
Лара направилась к Николаю. Тот сделал несколько шагов навстречу, поздоровался и улыбнулся, словно давно ожидал ее.
– Каким ветром вас занесло сюда? – спросила девушка.
Николай объяснил, что привез Гущина, который пообещал вернуться через пару минут и застрял.
– Его наш главный бухгалтер в плен захватила, – объяснила Лара, – ждать придется, возможно, долго.
– Я понял, мероприятие у вас закрытое, посторонних здесь видеть не хотят. Ломидзе приказал вам меня выставить?
– Не приказал, а попросил. Мне очень жаль. Но в другой раз, если у вас будет время и желание…
Лара замолчала, потому что Николай мог подумать, что она набивается на встречу. А вообще, ей бы очень этого хотелось – встретиться с ним, но так, чтобы никто никуда не спешил. И рядом тоже чтобы никого не было.
– Я подожду Володю в машине, – ответил друг Гущина. – Раз обещал, значит, обязан его забрать.
Мужчина распрощался, развернулся и зашагал к выходу.
Лара смотрела ему вслед, словно пыталась сохранить в памяти каждое движение этого человека. Двигался Николай неспешно и уверенно, при ходьбе почти не размахивал руками. «Как Печорин», – подумала она и поразилась пришедшему в голову сравнению. Печорин был ее любимым литературным героем.
Бесшумно прикрылась входная дверь, а Ларе вдруг очень захотелось, чтобы сегодняшний вечер поскорее закончился. Но в зале звучали голоса, и пришлось возвращаться туда.
Петр Иванович уже сидел за столом и о чем-то беседовал с Крошиным. Гущину удалось вырваться, и теперь он пытался втиснуться между креслами Лары и Чашкина. Артем делал вид, будто вообще не замечает следователя.
– На пару слов, – обратился Владимир к девушке. А потом посмотрел на Чашкина. – В самом деле, два слова только, мне все равно ехать надо.
Они отошли на несколько шагов. Лара посмотрела на Ломидзе и увидела, что и тот, и Крошин перестали разговаривать и наблюдают за ней. Впрочем, едва заметив ее взгляд, оба разом, как по команде, отвернулись.
– Мое расследование зашло в тупик, – тихо заговорил Гущин, – но у меня крепнет уверенность, что вашего Буховича не случайно убили. То есть там не грабитель, не наркоман какой-нибудь действовал. И очень грамотно при этом подставили мужа секретарши. Тому повезло, что у него алиби, вот если бы поехал домой, а не в спортзал, то выкрутиться было бы практически невозможно.
Крошин поднялся и подошел к ним. Владимир замолчал. А глава охраны банка, словно подслушав, о чем вел речь следователь, поинтересовался:
– Ну что, ничего не нарыли? Обидно даже как-то. Леня Бухович был моим близким другом, и очень бы хотелось, чтобы убийца понес заслуженное наказание.
– Работаем, – с оптимизмом в голосе произнес Гущин.
– Неужели никаких свидетелей, кто мог бы увидеть в подъезде или около дома незнакомого человека? Вы всех соседей опросили? Может, кто-то в окно выглядывал, кто-то мимо проходил, кто-то подъехал на автомобиле с включенным регистратором…
– Работаем, – повторил Владимир.
Начальник безопасности хотел что-то добавить, но промолчал, почесал бровь и кивнул:
– Желаю успехов в расследовании.
Крошин вернулся за стол, снова опустился рядом с Ломидзе, причем как-то даже немного отвернувшись от него, что выглядело довольно подозрительно. Если он подходил к сыщику, желая узнать необходимые не только ему известия, то сразу бы сказал несколько слов председателю правления. Но ведь молча сел, словно прерывал разговор с начальником просто так, по минутной прихоти.
А Гущин вдруг заметил отодвинутый к дальней стене рояль. И, поскольку в зале стояла тишина, спросил Лару:
– Ты позволишь сыграть для тебя?
Она кивнула.
Когда Владимир расположился у рояля, все взоры обратились к нему. Макаренко открыл рот, явно собираясь бросить что-нибудь едкое насчет музицирующего мента, но, когда раздались первые звуки, промолчал и оглянулся на Петра Ивановича. Тот выпрямился, судя по всему, также не ожидая подобного исполнительского мастерства от следователя. Гущин исполнял «Караван» Эллингтона и на сей раз играл гораздо увереннее. Возможно, подготовился к этому выступлению заранее. И тут Лара, которая уже не испытывала неловкости, как в кинотеатре, поняла: на самом деле он весьма посредственный пианист. Когда-то с ним наверняка занимались, но особых результатов не было, и юный музыкант перестал подходить к инструменту. А теперь Владимир решил, что если не будет выделяться чем-то среди других представителей своей профессии, то так и останется рядовым сотрудником, без особых перспектив на быстрое продвижение, несмотря на связи и возможности отца, занимающего высокий пост в городской прокуратуре. Наверное, следователь постоянно тренирует себя, выбрав два-три произведения, чтобы довести их исполнение до совершенства, по крайней мере на взгляд неспециалистов. Он потому и остановился на популярных джазовых композициях, зная, что многие люди, добившиеся чего-то в жизни, чаще всего заявляют о своей любви именно к этому музыкальному направлению. Вполне вероятно, на Гущина уже обратили внимание, потому и послали руководить следственной группой, работающей в банке, чтобы проверить его, так сказать, в настоящем деле. Если молодой сотрудник раскроет убийство Буховича, то начальство и в будущем будет ждать от него результатов, поручая расследование столь же резонансных преступлений.
Владимир закончил играть. Раздались аплодисменты. Петр Иванович даже крикнул: «Браво!» – а его жена как-то оценивающе оглядела Гущина с головы до ног.
– Не ожидал такого мастерства от полицейского, – громко произнес Ломидзе и показал рукой на стол: – Давайте теперь по рюмочке не за именинницу, а за успехи в расследовании.
– Да за это уже вроде пили, – напомнил Макаренко.
– А ты против? – не дал ему договорить председатель правления.
Снова все расселись за столом, еще раз выпили, и Чашкин снова пропустил. Он сидел тихо, смотрел прямо перед собой, а потом и вовсе откинулся на спинку кресла.
– Артем Степанович! – позвала его Оборкина. А поскольку Чашкин не обратил на ее призыв никакого внимания, то помахала рукой.
Сосед Лары заметил ее жест, но не мог понять, чего от него хотят.
– Не скучай, – посоветовала Ада Семеновна, – поактивнее, пожалуйста.
И тут же опять начались танцы. Владимир протянул руку Ларе.
– Всего один танец, – попросил он.
– Николай тебя ждет, – напомнила девушка, поднимаясь из-за стола.
– Это он тебя дожидается.
– Меня? – еле сдерживая радостную улыбку, переспросила Лара и чуть смущенно не закашлялась, потому что притворяться равнодушной явно не получалось.
– Он тебе что-то рассказать хочет. Ему почему-то кажется, будто тебе угрожает опасность.
– Что мне может здесь угрожать?
– Да не здесь, а вообще.
Танцы продолжались еще какое-то время. Потом все гости снова стали рассаживаться за столом, но Крошин и супруги Ломидзе остались стоять.
– Лара Константиновна, – заговорил председатель правления, – Анатолий Михайлович отвезет нас на своем авто, а моя машина будет ждать вас.
– Именинницу могу отвезти я, – встрял Гущин. – Зачем вам водителя мучить?
Ломидзе ничего не сказал, подхватил под руку жену и не спеша направился вслед за Крошиным.
Макаренко проследил взглядом, как председатель правления скрылся в вестибюле, потом ослабил узел галстука, посмотрел на стол, взял бутылку виски и, наполняя стакан, стоящий перед ним, провозгласил:
– Рабинович любил ходить на рыбалку. Однажды он поймал золотую рыбку. «Отпусти меня, Рабинович! – взмолилась рыбка. – Я выполню любые три твоих желания». – «О’кей, – сказал Рабинович, – слушай сюда. Значит, так: дом на Рублевке, квартира на Манхэттене, бунгало на Гавайях – это раз…»
– Достал уже своими анекдотами, – скривилась жена Бориса Абрамовича. – И потом, хватит уже пить!
Макаренко выдохнул, поднес стакан к губам и поинтересовался у присутствующих:
– А где, кстати, Чашкин?
За столом стало совсем просторно. Пользуясь возможностью, Гущин подсел к Ларе и наполнил ее бокал шампанским, но девушка покачала головой: ей не хотелось больше пить. Оборкина посмотрела на маленькие золотые часики, украшающие ее полное запястье, и удивилась:
– Начало двенадцатого? Как время-то летит! Не успели посидеть как следует, а дело уже к полночи.
– Пожалуй, я пойду, – произнесла Лара. – Я привыкла ложиться рано.
Владимир тут же поднялся, словно давно ждал этих слов.
– Я тебя подвезу. Мне тоже надо выспаться, у меня самолет в девять утра.
Ада Семеновна оглядела стол.
– Сколько всего осталось! Тут и осетрина, и семга. Шампанское, опять же. Ларочка, сейчас прикажу, чтобы тебе упаковали.
Покровская не успела возразить, потому что главный бухгалтер продолжала говорить, высматривая что-то на столе:
– Зря ты отказалась от машины Петра Ивановича: она такая просторная и уютная! Не машина, а удовольствие на колесах. Там даже телевизор есть.
И все-таки гости выпили еще по бокалу. Потом все вместе направились в вестибюль. Владимир помог надеть пиджак Макаренко, который никак не мог попасть в рукава. Двое официантов принесли пакеты с контейнерами. Ада Семеновна два раза роняла сумочку, в которой испуганно звякала бутылка шампанского. А когда уже подошли к выходу, из зала вышел немного бледный Чашкин.
– О, – удивился Макаренко, – явление Христа народу! Ты где пропадал столько времени? Неужели живот прихватило?
– С животом все нормально, – объяснил Артем, – просто выпил лишнего.
– А по-моему, всего ничего, – возразил наблюдательный Борис Абрамович, – пропускал каждый раз.
– Я вообще не употребляю алкоголь.
Молодой человек старался не смотреть на Лару, которую поддерживал за локоть следователь.
– Мы тебя подвезем, – пообещал Чашкину Макаренко, вырываясь из цепких рук своей жены. – Можешь, кстати, у нас переночевать. Жаль, конечно, что ты не пьешь.
– Хватит тебе пить, – не выдержала супруга, – тебе же самому плохо каждый раз.
– М-да… – вздохнул Борис Абрамович, – вот так и живем. Рабинович любил ходить на рыбалку. Каждый раз ловил золотую рыбку, и та исполняла любое его желание. У него было все, а счастья как не было, так и нет. – Мужчина положил руку на плечо Чашкина. – Поедешь к нам?
Но Артем покачал головой.
Когда вышли на улицу, Ада Семеновна посмотрела на Лару.
– Неудобно просить в такой день, но, может, подскочишь завтра в банк? Всего на часок или на два. Там кое-что посмотреть надо, а то сегодня не до работы было.
Покровская кивнула, а главбух улыбнулась ей с пьяным блеском в глазах:
– Какая ты все-таки красивая…
Ада Семеновна опустила глаза и взглянула на колье, потом прикоснулась рукой к сапфиру:
– Будь осторожнее. На улице и вообще везде. Поняла меня?
Сумочка опять выскользнула из ее руки, но на этот раз Гущин успел поймать.
– Спасибо, – поблагодарила Оборкина. А потом шепнула девушке: – Следователь не твой вариант. Учти, птичка.
Ее, как и Макаренко, поджидала машина банка. «Мерседеса» Ломидзе перед входом не было.
Николай дожидался в своей машине. Когда Лара опустилась на сиденье, друг Гущина разговаривал по телефону. Вернее, уже заканчивал разговор, она успела услышать последние несколько слов:
– Спасибо за помощь. Ты мне здорово помогла. До связи.
Времени было уже почти полночь, и то, что Николай так поздно разговаривал с какой-то женщиной, немного огорчило Лару. Потом девушка подумала: в конце концов, у него своя личная жизнь, к которой она не имеет никакого отношения. Но все-таки попыталась представить себе ту, которой Николай звонил… И тут же разозлилась на себя: какие глупые мысли лезут в голову.
Гущин водрузил пакеты с контейнерами и подарками, сверху положил цветы – на заднее сиденье, рядом с именинницей, а сам сел на переднее. Николай завел двигатель.
Когда машина тронулась, Владимир спросил, чуть улыбнувшись:
– Почему главбух предупредила тебя о необходимости быть осторожной?
Лара показала на колье и объяснила: Оборкина имела в виду, что не следует носить открыто эту вещь, поскольку она дорогая.
– Мы с Николаем тоже хотели предупредить тебя об осторожности. Лично мне уже понятно, что смерти Буховича и Симагина связаны. То есть не смерти, а убийства. В гибели начальника вашего АХО криминальный след прослеживается очень явно – его отравили. И Буховича убили весьма профессионально. Я, конечно, опросил соседей, всех, кто мог находиться во дворе его дома. Сначала выявил одну наблюдательную старушку, которая вспомнила, что видела человека в спортивной куртке с капюшоном. Потом некий гражданин заявил, что находился в интересующее меня время в своем автомобиле, ожидая жену, чтобы отвезти ее на дачу, и не заметил ничего необычного. Но когда я спросил про человека в куртке с капюшоном, мужчина подтвердил: да, кто-то похожий проходил мимо машины. Проверили запись его регистратора, который, к счастью, был включен, и нашли того, кого и хотели увидеть. Молодой человек направлялся к подъезду, куда потом зашел Бухович. На куртке парня крупная надпись: «Nike». Кстати, наблюдательная бабка сообщила, что это слово было не отпечатано по трафарету, а вышито нитками. Между прочим, точно такая же одежка есть и у мужа секретарши из банка. Вроде стопроцентная улика? Вот только в момент убийства куртка боксера находилась в Петрозаводске. В комнате Влада на спортивной базе провели обыск и нашли ее. Можно, конечно, приобрести две одинаковые, чтобы потом опровергнуть улику, но уж слишком сложно. Скорее всего, тот, кто убил, заранее купил подобную, чтобы подставить невиновного человека. А это говорит о заранее подготовленном преступлении, спланированном опытным и очень расчетливым человеком. Не мужем секретарши, разумеется. К тому же попавший в поле видимости регистратора немного ниже ростом мужа Илоны.
– Сантиметров на десять, – уточнил сидевший за рулем Николай. – Да и комплекция у предполагаемого убийцы более худосочная. Хотя он и пытался изобразить походку боксера – чуть сутулился, подбородок опущен…
– Короче, пролетели мы с подозреваемым, – подвел черту Гущин. – А в случае с начальником АХО у нас с ходу было двое претендентов на роль отравителя. Точнее, две претендентки – его любовница и жена. Любовница заявила, что Симагин собирался развестись и уйти к ней. Правда, намеревался это сделать давно и только сейчас решился. Жена, конечно, узнав об этом, могла и отомстить: дескать, не доставайся же ты никому. Но как сие доказать? Бутылку, в которую добавили отраву, не видели ни жена, ни любовница. Однако мы выяснили, что виски той же марки было на столах во время поминок Буховича. Вероятно, Симагин там и прихватил одну емкость. Теперь встает вопрос: кто и когда всыпал яд? Если мужик возил бутылку с собой в машине, то кто-то мог добраться до нее на стоянке возле дома, в гараже банка или просто на улице, когда владелец выходил куда-то. Записи камер наблюдения в гараже я просмотрел, но ничего такого не увидел. А теперь о главном – о мотиве обоих убийств.
– Ты забыл о ноже, обнаруженном в теле Буховича, – напомнил Николай.
– Если можно, без подробностей, – попросила Лара.
– Конечно, конечно, – быстро согласился Гущин. – Однако нож весьма примечательный. Изготовлен, как утверждают наши эксперты, не в России. Скорее всего, в Испании – узкое лезвие длиной пятнадцать сантиметров, ручка из рога оленя. Такие ножи там называют «наваха», и чаще всего они кустарного производства. Их делают испанские зэки на своих зонах или потом, после отсидки. Возможно, этот нож нам подбросили специально, чтобы мы клюнули на испанский след, стали бы проверять, кто из сотрудников побывал в последнее время в Испании.
– Ну и как? – спросила Лара.
– За два последних года в Испанию ездили двадцать восемь работников банка. Если не брать в расчет операционисток, кассирш и вообще слабых женщин, то под подозрение могут попасть пять человек: Макаренко, Чашкин, водитель Буховича, Петр Иванович Ломидзе, Крошин. Причем Крошин и Ломидзе вместе с женами в прошлом году посетили Ибицу. С ножом мы работаем, но пока…
– Погодите! – воскликнула Лара, вспомнив кое-что. – Ручка ножа такая серенькая, бугристая?
– Скорее, коричневая…
– Палевая, – подсказал Николай.
– Однажды при мне Крошин затачивал карандаш довольно большим ножом. Потом согнул его пополам и положил на стол. Он тогда со мной собеседование проводил, я как раз на работу устраивалась…
– Вот это да! – обрадовался Гущин. – Нож и в самом деле складной, с фиксатором лезвия. Сможешь его опознать?
– Крошин – не дурак, – напомнил приятелю Николай. – К тому же бывший мент не стал бы убивать кого-то ножом, который доказуемо может быть опознан как его личная вещь. Тем более оставлять его на месте преступления.
– И на старуху бывает проруха, – возразил Владимир. – Хотя тот человек в куртке с капюшоном ростом пониже Крошина будет. Короче, теперь мы уже можем не сомневаться, что к убийству Буховича имеет отношение кто-то из сотрудников. Надо еще водителя проверить. Кстати, а как вам такой вариант: Крошин забыл нож в машине, шофер взял его с собой, чтобы вернуть, а потом оставил в комнате отдыха, где уже неизвестное пока нам лицо прихватизировало ножичек, или кто-то специально взял наваху, чтобы пустить следствие по ложному следу.
Гущин замолчал и посмотрел на Лару. Затем добавил:
– В общем, у вас опасное место работы, девушка.
– А мне-то что может угрожать?
Владимир пожал плечами.
– Не знаю. Но вот Коля утверждает, что начинается битва за ваш банк. Передел собственности, и все такое прочее.
– Должна его разочаровать. Для того чтобы захватить банк, его сначала разоряют и потом берут за гроши. Но у меня есть информация, что наше предприятие в ближайшее время только укрепится, причем весьма значительно. Возможно, будут другие владельцы.
– Нельзя ли поподробнее? – попросил Николай.
– Нельзя. Это закрытая информация, которой владеет только председатель правления. Мне он почему-то сообщил, а больше никто не знает. Разве что Крошин, но не в полном объеме.
– Нельзя так нельзя, – не стал настаивать друг Гущина.
Вскоре автомобиль подъехал к дому, в котором жила Лара. Владимир, разочарованный такой короткой дорогой, глубоко вздохнул. И тут же предложил свою помощь в подъеме на этаж пакетов с провизией и подарками. Лара отказалась было, но потом сказала, что готова пригласить обоих друзей к себе ненадолго, а то ей очень неприятно сознавать, что Николай, пока она веселилась, сидел в машине голодный.
– Да я не… – заговорил друг Гущина. И опомнился: – Если честно, кушать и правда хочется. А дома у меня, как назло, хоть шаром покати.
Втроем поднялись, возле двери квартиры Лара стала искать в сумочке связку ключей, но их там не было.
– Может, в машине вывалились? – предположил Гущин. – Я могу спуститься.
– Не спеши, – остановила его девушка, – можно просто свистнуть.
Лара попыталась сама, но у нее не получилось. Тогда Николай негромко присвистнул. Брелок отозвался писклявой мелодией из пакета с подарками.
Оказавшись в квартире, оба приятеля начали снимать обувь, но хозяйка попросила их этого не делать, потому что мужских тапочек у нее в доме нет. Тогда оба стали старательно вытирать подошвы о придверный коврик. Потом Лара погнала гостей мыть руки, а сама быстренько накрыла на стол. Выставляла все привезенное и думала: как хорошо все сложилось, ведь иначе она не смогла бы пригласить Николая к себе – не нашла бы повода. И даже если бы решилась, придумала повод, вряд ли бы он принял предложение. Кто она ему?
Вернувшись из ванной, мужчины замерли от увиденного изобилия. Николай даже присвистнул. И опять противным писком отозвался брелок.
– Нежели все это было на столе в ресторане? – не поверил своим глазам Владимир, присаживаясь за стол. – Осетрина, балык, икра… А что за грибы вон там?
– Белые грузди, – догадался Николай.
– И такая вкуснотища прошла мимо меня, – сокрушался Гущин. – Очевидно, я на стол даже не смотрел. А вообще, мне чаще всего приходится закусывать чем придется. В прошлом году, например, мы с Колей выбрались за грибами на его дачу. Ничего не нашли, потому что уже холодно было, а грибников в лесу точно больше, чем грибов. Так мы вернулись, затащили столик в парник, пили водочку и срывали с плетей огурцы.
– У вас и парник имеется? – оживилась Лара.
– У тебя, – поправил Николай. – Мы ведь можем перейти на «ты»?
Девушка в ответ кивнула.
– Конечно, есть. Мать в нем огурцы выращивает. Летом их там особенно много, а мы тогда с Володей приехали в самом конце сентября.
– Огурцов все равно было видимо-невидимо, я с собой большой пакет прихватил, – вспомнил Гущин, выкладывая в свою тарелку ломтики осетрины и семги.
– Вы давно дружите? – поинтересовалась Лара.
– С детства. Точнее, знакомы с детства: наши отцы были большими приятелями. Так что все праздники вместе за столом проводили, – начал Николай.
И Гущин тут же подхватил:
– Потом как-то пути разошлись, а после того, как я развелся, встретились случайно, договорились, что делить нам больше нечего…
– В каком смысле?
– Дело в том, что Володя отбил у меня невесту и женился на ней, – объяснил Николай. – Но потом один ухарь увел ее и у него.
– Трудно поверить, – улыбнулась Лара, которая на самом деле поразилась тому, что Гущин смог увести невесту у Николая: она-то сделала бы правильный выбор.
– Самое обидное, что ухарь тот вроде вашего Чашкина – ни рыба ни мясо. Кстати, тоже в банке сидит, на солидной должности. Я Кольку попросил прищучить его на какой-нибудь афере, но он отказался. А еще друг называется!
– Ну и правильно, – согласилась Лара. – Ведь, наверное, не зря говорят: если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло.
Гущин придвинул к себе бутылку водки и посмотрел на друга:
– По чуть-чуть? За хозяйку дома, за ее праздник и красоту.
Николай поколебался, потом махнул рукой.
– Полрюмочки можно.
Открыли и бутылку шампанского. После первого тоста Гущин тянуть не стал, снова плеснул себе водки, наполнил бокал Лары. Подумал немного, налил и другу, обронив:
– В крайнем случае оставишь машину здесь, вызовем такси.
– Я думал, мы ненадолго, – ответил Коля, – полчасика здесь проведем, потом я к себе, а ты к себе – готовиться в вылету.
– А чего мне готовиться? Чемоданчик уже собран, только заскочить…
– Но ведь еще выспаться надо.
– Ничего, в самолете высплюсь.
Они переговаривались, улыбаясь спокойно, а Ларе вдруг показалось, что мужчины бьются за право сидеть с ней рядом или бывать здесь почаще. То есть за право быть ее другом. Причем единственным другом.
– Володя, а как так получилось, что ты невесту у Николая отбил? – спросила Лара, чтобы прервать их добродушную перебранку.
– Да сам этому удивляюсь. Мы летом оба ездили на Черное море, в ведомственный лагерь. Нинка тоже там была, в нашем отряде. Коля тогда сразу на нее запал, а потом они стали встречаться уже в городе. Года четыре это длилось… Как-то Нина позвонила, когда я уже на третьем курсе был, и попросила пригласить ее куда-нибудь. Типа того, что уже свободна…
– Хватит! – перебил друга Николай.
– Да все уже. Я только до сих пор не понимаю, откуда она мой телефон узнала. Я ей не давал, а в справочники домашний номер отца, ответственного работника прокуратуры, не включался.