Глава 11
На столе лежал букет роз. Букет был большой, а розы крупные. Лара подошла, взяла цветы в руки и поднесла к лицу. Вдохнула аромат, зажмурилась. Сняла оберточный пакет, оглянулась вокруг, желая обнаружить, что можно использовать в качестве вазы, и только тогда заметила лежащий на поверхности стола сверточек из яркой бумаги, перетянутый розовой ленточкой, а рядом поздравительную открытку из плотного картона. Раскрыла ее – зазвучала электронная мелодия, механический голос запищал:
– Happy birthday to you, happy birthday to you…
Внутри открытки имелось пожелание, сделанное фиолетовым фломастером: «Счастья и любви!»
Лара вернула букет на стол, взяла сверток, развязала ленточку и увидела прямоугольную бархатную коробочку. В ней лежала светлая цепочка с овальным кулоном из того же металла. По окружности овал был усыпан алмазной крошкой, а внутри находился ограненный василькового цвета камень. Лара взяла украшение в руки, камень стал переливаться оттенками голубого. Понятно, что это подарок от руководства банка, но вряд ли сапфир: Лара слышала, что теперь бывают искусственные драгоценности, которые зачастую смотрятся не хуже настоящих.
Раздался звонок телефона.
Лара сняла трубку и услышала голос секретарши Ломидзе:
– Петр Иванович ждет вас прямо сейчас у себя в кабинете.
Ломидзе был не один. За столом для заседаний расположились и другие члены правления: Крошин, Оборкина, Чашкин. Все улыбались. А когда хозяин кабинета поднялся, все тоже встали. Петр Иванович поздравил Лару с двадцатисемилетием, уточнив, что это возраст, который всякая женщина еще не боится называть вслух, а такой девушке, как Лара, вообще лет сто еще не надо будет ничего бояться. Он вручил цветы, сообщил, что им подписан приказ, в котором именинницу премировали суммой в размере ее должностного оклада, а кроме того, банк сделал еще один подарок – оплатил праздничный вечер, который состоится в уютном ресторанчике, выбранном ею. Лара ничего не выбирала, но сообразила: скорее всего, место проведения торжества указала Ада Семеновна, а начальству главбух доложила несколько иначе. Потом Ломидзе сказал, что все остальные подарки каждый уже вручит от себя лично, но только вечером. Все пожали имениннице руку, а Оборкина расцеловала свою заместительницу в обе щеки. На сем поздравления закончились.
И только когда женщины возвращались к своим кабинетам, Лара вдруг вспомнила о кулоне. Тут же рассказала о нем Аде Семеновне и поинтересовалась, кто мог положить букет с коробочкой на ее стол. Оборкина пожала плечами и захотела немедленно увидеть украшение. Потом долго рассматривала подарок, красота кулона ее восхитила, и Ада Семеновна усомнилась, что держит в руках бижутерию. Затем сказала, что в кредитном отделе есть сотрудница, работавшая в свое время в ювелирной фирме, следовательно, разбирающаяся в таких вещах, связалась с ней по телефону и попросила срочно явиться в кабинет заместителя главного бухгалтера.
Ждать пришлось недолго, не более пяти минут. Все это время Ада Семеновна рассматривала украшение, поднося его к глазам, разглядывая грани камня, и наконец заявила:
– Вещь явно дорогая.
В кабинет вошла подчиненная Артема Чашкина. Услышав просьбу Оборкиной – оценить вещицу, – женщина взяла в руки коробочку, и глаза у нее округлились. Потом она опустилась за стол, включила настольную лампу и стала вглядываться.
– Как ты думаешь, – поторопила ее Ада Семеновна, – сколько этот кулончик может стоить?
– Не кулончик, а колье, – поправила сотрудница. – Работа уникальная, и сделана вещь не в России. Белое золото, бриллианты, сапфир. Причем сапфир – чудо как хорош. Сначала я подумала, что драгоценность от «Булгари» или «Тиффани», но теперь склоняюсь к тому, что изделие «Ван Клиф». Хотя… – Женщина бросила взгляд на коробочку. – Упаковка явно не отсюда, не от этого украшения. А вообще, вещица из Европы. У бриллиантов традиционная огранка по пятьдесят семь граней, их общий вес около пяти каратов. По сравнению с камнем – мелочь. Потому что сапфир на вид около пятнадцати каратов и без изъянов, без вкраплений, помутнений… Редкий камень!
– Так сколько? – настаивала главный бухгалтер.
Сотрудница пожала плечами, продолжая разглядывать колье.
– Ну, думаю, где-нибудь в районе ста – ста пятидесяти тысяч евро. Но в Европе, в фирменном салоне, украшение могло выставляться за куда большую сумму. В Японии предпочитают более темные сапфиры…
– Нас не Япония интересует, – не дала ей договорить Оборкина, – а то, как вещь сюда попала.
Вопрос был обращен уж точно не по адресу.
Сотрудница вскоре удалилась, с видимым усилием буквально заставив себя встать и уйти: выпускать из рук красивую и дорогую вещь ей явно не хотелось. После ее ухода Ада Семеновна заявила, что колье могли подарить лишь два человека – либо Чашкин, либо Ломидзе.
– Я склоняюсь к тому, что это Петр Иванович на тебе завис. Потому что откуда бы у Чашкина быть таким деньгам? – сказала главбух и задумалась. – Хотя, кто знает, может, провернул какую-нибудь аферу или взял у кого-то в залог, не зная настоящую цену.
– Мне кажется, Артем, если в чем-то не уверен, пригласил бы специалиста. К тому же дама, что сейчас здесь была, находится в его подчинении, и он мог проконсультироваться у нее.
– Тогда Ломидзе! Да, только он. Но сто пятьдесят тысяч евро, по-моему, и для него слишком.
Оборкина посмотрела внимательно на Лару:
– Под цвет твоих глаз подбирал камень. Значит, присматривался давно. Неужели ты не помнишь, как мужчина тебе в глаза заглядывал?
– Не помню, – призналась Покровская.
– Сегодня вечером обязательно надень этот кулон… то есть колье, – посоветовала Оборкина, перед тем как удалиться.
Оставшись одна, Лара еще раз осмотрела неожиданный подарок, потом начала разглядывать открытку. Почерк, каким написано пожелание, был не крупный, аккуратный, не женский, с наклоном влево, словно автор левша. Цвет букв довольно редкий, фиолетовый. Причем, приглядевшись, Лара решила, что, скорее всего, использован не фломастер, а гелевая ручка, тем более цвет редкий. Во всяком случае, банк таких ручек не закупал. Значит, открытку даритель подписал в другом месте. Ну и от кого же этот странный презент? И вдруг девушка сообразила: проверить, кто заходил в ее кабинет, проще простого, достаточно лишь посмотреть запись с камеры видеонаблюдения.
Она спустилась в комнату охраны, но там выяснилось, что камеры второго этажа с утра были отключены на пару часов для профилактики. Тогда Лара спросила, приходил ли кто-нибудь в банк с большим букетом роз. А в ответ услышала, что с букетом явилась только секретарша Ломидзе, а цветы были среднего размера и разные. Именно такой и вручил ей Петр Иванович.
Конечно, букет можно было провезти на машине через ворота, вряд ли охранники проверяют каждую, тем более если авто принадлежит кому-нибудь из руководства. И Лара решила поговорить с Алексеем, который наверняка участвовал в профилактических работах. Нашла его и спросила, видел ли он сегодня кого-нибудь с цветами. Собеседник опять же упомянул секретаршу председателя правления. Но добавил, что в коридоре постоянно не находился, а к тому времени, когда на службу начал прибывать персонал, работы были завершены, то есть заменили старую камеру на этаже руководства, после чего началась проверка сигнализации депозитария.
– У меня сегодня день рождения, – зачем-то сообщила Лара мужчине.
– Поздравляю, – растерялся тот, – тогда за мной подарок.
Она попыталась отговориться, мол, сказала об этом без всякого намека, но рабочий покачал головой:
– Я уже пообещал.
Не прошло и часа, как Алексей постучал в дверь ее кабинета и принес коробочку с брелоком. Извинился, что дарит, может быть, безделушку, но вообще-то именно такая штучка бывает иногда необходима. Связка ключей порой где-то валяется, а чтобы долго не искать ее, достаточно свистнуть, и потеря отзовется.
– Вот попробуйте, – предложил он.
– Я не умею свистеть.
– Да что тут уметь?
Алексей коротко негромко присвистнул, и брелок и в самом деле запиликал мелодию из какого-то старого американского фильма.
– Спасибо, – произнесла Лара.
– Не стоит, – помялся Алексей. И остался на месте.
– Ну все-таки… – улыбнулась Лара и чмокнула его в щеку. – Мне приятно ваше внимание.
Обычная фраза, не более чем вежливость, но лицо Алексея немного порозовело. Хотя, может быть, ей показалось.
Когда рабочий ушел, Лара подумала, что, вероятно, нравится мужчине. Конечно, он не влюблен, но ее общества ищет. А приятно ей это или нет, понять Лара не успела, потому что продолжила размышлять о драгоценном колье, фактически подброшенном ей неизвестно кем. Дорогую вещь следовало бы вернуть. Вот только кому?
Время тянулось медленно. Работать не то чтобы не хотелось, просто в голову пробирались мысли совсем не о работе. Хоть бы позвонил кто-нибудь, чтобы можно было оправдать свое безделье… Наконец телефон ожил – ее спешил поздравить Гущин. Еще Владимир сказал, что приготовил имениннице подарок, и пообещал до конца дня заскочить в банк. Потом позвонила мама и тоже поздравила, но с какой-то грустью в голосе. Интересовалась, не досаждает ли бывший муж, не приглядела ли дочь кого-нибудь более достойного, как собирается отмечать свой праздник. Лара отвечала механически. И только в конце разговора сообщила, что у нее есть в банке ухажеры: начальник кредитного отдела, рабочий из АХО и еще некто, не желающий пока открывать свое инкогнито.
– Значит, никого, – расстроилась мама, – не может быть, чтобы сразу трое.
– Вообще-то я забыла упомянуть еще молодого холостяка из Следственного комитета. Пожалуй, самый настойчивый именно следователь.
– Ты бы лучше, вместо того чтобы шутить, свою жизнь устраивала. А то шутки шутками, глядишь – тебе уже тридцать.
– Сколько тебе было, когда ты Федора Кузьмича встретила?
– Так ты хочешь еще пятнадцать лет ждать?
Про странный дорогой подарок Лара решила маме не говорить. Собственно, как раз из-за колье с сапфиром день перестал ее радовать, появилась непонятная тревога. Хотя нет, тревога присутствовала все последние дни. Просто сегодня она ощущалась особенно, мешала чем-либо заниматься и заставляла постоянно оборачиваться на дверь, словно в служебный кабинет вот-вот ворвется смертельная опасность.
В обеденный перерыв Покровская никуда не уходила – к ней явилась Ада Семеновна во главе небольшой группы бухгалтеров и кассиров. Женщины заискивающе заглядывали Ларе в глаза, понимая, что та рано или поздно станет их начальницей, дарили скромные подарки и желали одного и того же – успехов в работе и в личной жизни.
Пили чай с тортом. Пиршеством распоряжалась Оборкина, которая обращалась ко всем сразу, называя присутствующих дам девками.
– Девки, что вы тихо так сидите, словно на похоронах?
При упоминании похорон все зажались еще больше. Тогда Лара воспользовалась ситуацией и спросила, вроде как ни к кому не обращаясь:
– Как Марина отреагировала на смерть Симагина?
– Испугалась, естественно, – ответила одна из женщин. – Она кому-то из наших жаловалась, что симагинская супружница месяц назад опять подкараулила ее на улице. Бить не стала, но обещала закопать их обоих. Так и сказала: «Я вас, голубков, урою». Симагин ведь отравился алкоголем? А кто знает, не его ли благоверная муженьку эту бутылку подсунула.
И снова все примолкли. Только Ада Семеновна вздохнула:
– Не повезло мужику с женой.
– А мне показывали заявление одной дамочки, – вспомнила одна из кассиров, – которая требовала, чтобы приостановили обслуживание дебетовой карты ее бывшего мужа. То есть на тот момент он еще не был бывшим, а просто ушел из дома. Так тетка просила до решения суда не давать ему карточкой пользоваться, поскольку деньги на ней по закону являются совместно нажитым имуществом.
– Помню такое письмо, – подтвердила Оборкина, – его автор жена одного писателя. Ему пятьдесят девять, а ей сорок один. Он действительно просто ушел из дома, в смысле в пустоту, не к любовнице. У него на карте было меньше ста тысяч рублей, а у его жены здесь тоже счет, и на нем в двадцать раз больше.
– Хороший дядечка, – закивала кассир, – приходит и снимает по пятьсот рублей или по тысяче. Не в банкомате, чтобы комиссию не платить, а в кассе. Ботиночки стоптанные, а сам такой вежливый…
– Так чего же ты теряешься? – не выдержала Ада Семеновна. – Ему пятьдесят девять всего, а тебе сорок три уже. И мужа нет. Хватай его немедленно!
Кассир задумалась. Задумались и некоторые другие женщины.
В этот момент немного приотворилась и так же тихо прикрылась дверь. Ларе показалось, что на мгновение в щелке мелькнуло лицо Илоны. Покровская вскочила, выглянула в коридор: и в самом деле, секретарша Буховича стояла в стороне, собираясь, как видно, удалиться.
– Заходи!
Но девушка покачала головой.
Лара взяла ее под руку и потащила к своему кабинету, из приотворенной двери которого доносился голос Оборкиной, продолжавшей «обрабатывать» подчиненную:
– С голода писатель не умирает, уже хорошо. А если и так, ты не прокормишь его, что ли? В пятьдесят девять мужики еще вполне пригодные для жизни. Мой Оборкин и в шестьдесят два чего-то мог…
Тут все увидели вошедшую девушку, и разговор оборвался. Первой пришла в себя, разумеется, Ада Семеновна.
– Кого мы видим! Садись за стол, торт остался. Чаю налейте Илоне!
Но все остальные явно чувствовали себя крайне неуютно.
Перед вошедшей поставили чашку и тарелочку с куском торта, но Илона смотрела в сторону. Потом обернулась к окну и произнесла негромко:
– Вы меня осуждаете? Что ж, ваше дело. Но что касается моего мужа, то Влад здесь ни при чем. Он был в Петрозаводске на сборах. Кто-то позвонил ему с моего телефона, наговорил про меня гадостей и назвал адрес, где я буду до утра…
– Как с твоего? – перебив, удивилась Оборкина. – Кто же звонил?
– Голос был мужской. А телефон свой я в тот вечер на работе оставила, на столе в приемной Буховича.
– Может, Леня сам позвонил? – предположила Ада Семеновна.
Илона покачала головой:
– Его в то время не было в банке. И вообще, рабочий день уже закончился. Значит, кто-то из сотрудников.
– Неужели полиция не смогла установить? – спросила одна из кассиров.
При этом все посмотрели на Лару.
– Полиция по журналу проверила, кто из сотрудников мужчин присутствовал тогда в банке. Выяснили, что девять человек. Ну, охранники и дежурные водители не в счет. А так Петр Иванович, Артем Чашкин и…
– Симагин! – почти выкрикнула Ада Семеновна.
Илона кивнула.
В кабинете повисла гробовая тишина.
– Теперь кое-что становится ясно, – прошептала в раздумье Оборкина. И повторила громче: – Теперь все складывается. – Главбух посмотрела на Лару, которая ничего не понимала, и объяснила: – Выходит, Симагин что-то видел, и его убрали. Как свидетеля.
– Уж не думаете ли вы, что его убрали Ломидзе с Чашкиным?
Лара задала вопрос и сама испугалась своих слов. Конечно, такого не может быть.
– Еще Макаренко был в банке, – вспомнила секретарь Буховича.
И снова присутствующие промолчали.
– Этот на все способен, – предварительно оглянувшись на дверь, шепнула Оборкина. – Строит из себя какого-то оппозиционера, власть ругает, за народ вроде как беспокоится, а сам на место Буховича метил. Разве Леня уступил бы ему свой кабинет? С какого перепуга? Надо с ним быть поосторожнее.
– Будем надеяться, что на должность главного бухгалтера Макаренко не рассчитывает, – пошутила Лара.
Но ее шутку никто не оценил.
– Да нет, – опомнилась Ада Семеновна, – не может быть, чтобы Боря Макаренко убийцей оказался. – Оборкина посмотрела на Илону: – Зря ты на него наговариваешь.
– Я никого не обвиняю, – ответила та. – Вообще думаю, что никто из банковских к убийству Леонида Исаевича никаким боком. Мне кажется… Только вы не смейтесь! Мне кажется, тут потусторонние силы действуют.
– Глупости говоришь! – махнула рукой главный бухгалтер. – Какие еще силы?
Секретарь Буховича посмотрела на всех.
– Кто-нибудь из вас задерживался на работе часа на два или на три? Неужели никто ничего не замечал? Я, например, по вечерам всегда шаги в коридоре слышала. Словно кто-то медленно ходит и останавливается у каждой двери. В первый раз подумала, что охранник обход совершает. Вышла посмотреть – никого. В другой раз такое, в третий… А однажды у меня со стола бумаги вдруг сдуло, и листы по всему кабинету разлетелись. Хотя ни сквозняков, ни открытых окон не было.
Присутствующие молчали. Наконец одна из женщин тихо призналась:
– Я тоже шаги слышала. Как будто кто-то, крупный такой, ходит медленно и вздыхает.
– Про вздохи ты не ври! – возмутилась Оборкина. – Шаги, может, и слышатся иногда… То есть некоторым дурам слышатся, но вздохов точно не было.
– А меня однажды вечером кто-то запер в туалете на третьем этаже, – призналась одна из кассиров. – Больше часа там проторчала, пока охранники не вызволили. Кто-то это сделал. Не могла же ручка сама застопориться?
– Пошутил кто-то, – высказала версию главный бухгалтер. – Зачем нечистой силе тебя в уборной держать?
– Я думаю, что бывший хозяин банка стал сюда наведываться, – тихо произнесла Илона. – Говорила Буховичу об этом, так он помчался в церковь свечку ставить. А потом мне сказал, что свеча все время гасла.
Ада Семеновна побледнела и быстро перекрестилась. Потом взглянула на свои часики:
– Все, девки, хватит! Обед закончился.
Женщины поднялись, Оборкина тоже направилась к выходу. Лара посмотрела на собственные часы – до конца перерыва оставалось двенадцать минут. Илона по-прежнему сидела у стола.
– Распугала ты всех, – попыталась улыбнуться Лара, которой стало не по себе от темы разговора.
– Я не нарочно, – ответила девушка. – Вообще-то я пришла тебя поздравить, поблагодарить. И вот…
Секретарь достала из сумочки подарочную упаковку, в которой обычно преподносят духи.
– Хотела подарочек тебе сделать. Потому что ты единственный здесь нормальный человек.
Лара развернула упаковку и увидела флакончик «Шанель».
– Спасибо, хороший презент. Но только ты ошибаешься насчет меня: я такая, как и все. Не лучше и не хуже. Чем тебе не нравится Ада Семеновна?
Вопрос был, конечно, слишком прямым и провокационным, но Илона ответила:
– Она самый опасный в банке человек. Ты знаешь, например, что у нее был роман с Петром Ивановичем? Только давно, еще при прежнем владельце. Мне Бухович рассказывал. Как специалист, Оборкина была никакая, за нее муж делал балансовые отчеты и вообще контролировал всю работу. Она не старая была, а хотела казаться еще моложе – ходила на каблучищах и в короткой юбке. И постоянно говорила, что является вторым человеком в банке, повторяла это часто и всем подряд. Но тогда Ломидзе, Бухович, Крошин и в самом деле были никто. Например, Крошин всего лишь разруливал ситуации, когда бандиты пытались наехать на банк. Он же из ментов пришел.
– Мне трудно поверить, что у Ломидзе с Адой Семеновной что-то было. Он что, женат не был?
– Жена у Петра Ивановича имелась, только не нынешняя, сейчас вторая. От той у него Чашкин остался.
– В каком смысле? – не поняла Лара. – Артем – сын Ломидзе?
– Нет, сын его первой жены, которая не то умерла, не то погибла. Ему тогда лет десять было, он жил у родителей матери. Петр Иванович про него и думать забыл. А потом Чашкин объявился уже с образованием, с опытом работы. И его приняли на работу с испытательным сроком в помощь Макаренко. Ломидзе никогда бы пасынка не взял, но Борис Абрамович упросил.
– Артем богатый? – спросила Лара, подходя к столу. Выдвинула ящик и достала коробочку с колье.
– Про состояние Чашкина ничего сказать не могу, – начала объяснять Илона, – понятно, что не беден, не как мы с тобой. А вот Макаренко наверняка человек очень состоятельный, хотя прикидывается нищим. Дом на Кипре, между прочим, именно он Буховичу продал… – Тут девица увидела лежащее перед ней украшение и ахнула: – Красота какая! Откуда?
– Сама не знаю. Подкинули. Пытаюсь выяснить кто. Говорят, не меньше ста тысяч евро стоит.
Илона протянула было руку, чтобы взять колье, но, услышав цену, отдернула ее. И сказала:
– Тут дело не в богатстве, а в щедрости. Я книжку одну читала, там служащий, влюбленный в чужую жену, подарил ей дорогой браслет. А потом выяснилось, что он служебные деньги растратил. Если ты пытаешься узнать, кто тебе такой подарок сделал, не ищи богатого, а попытайся понять, кто тебя так любить может. Давай рассуждать логически. Ломидзе мог подарить. Но ему это зачем? Мужчина женат, разводиться не собирается… Во всяком случае, до сих пор не собирался. И потом, он из таких, которые сначала условия выставят, а потом уже одаривать начнут. Так что его кандидатура отпадает. А Макаренко жадный. Даже не просто жадный, а жуткий скряга. Дом на Кипре купил, чтобы встретить там старость, а пока сдавал его потихоньку. Но когда Бухович согласился отдать за недвижимость двести пятьдесят тысяч, не раздумывал ни секунды. Значит, он тоже вне игры. Остается Чашкин, потому что других «женихов» вроде нет… А может, и он в банке деньги, чтобы драгоценный подарок купить, украл? Ну, как герой той книги.
– Нет, невозможно, – покачала головой Лара.
– Понимаешь, мы все Артема в расчет не берем. Чашкин да Чашкин. А он строит свои планы на жизнь, хочет чего-то добиться. А вдруг парень хочет отомстить Ломидзе за то, что Петр Иванович его за человека не считает? Или любит безответно и страдает?
– Кого любит? – не поняла Лара.
– Тебя, разумеется. Не мне же он кулончик за сто тысяч подарил.
Покровская хотела возразить, напомнить, что причастность Артема к появлению дорогого подарка еще не доказана, но промолчала.
Илона поднялась и начала прощаться.
– На самом деле я приходила не только тебя поздравить, но и сказать: расчет хочу получить, буду искать другую работу. Может, в фитнес-центр вернусь.
– С мужем как?
– Обвинение с него сняли. Потому что в момент убийства Влад был в спортивном зале, два десятка человек подтвердили. К тому же есть запись наружного видеонаблюдения, как он входил в здание спорткомплекса. Я дома одна, муж в общежитии института. Но вчера не выдержал и позвонил, спросил, что я делаю. Сказала, что плачу. Влад вроде немного успокоился.
И вдруг Лару осенило:
– Слушай, у меня идея. Я договорюсь со следователем, чтобы тот вызвал твоего мужа будто бы на допрос. Гущин спросит его о чем-нибудь, а потом скажет, что у тебя связи с Буховичем не было, а ту квартиру банк снимал для своих гостей, которые по каким-либо причинам в гостинице не могли жить.
– А это возможно? – обрадовалась секретарша. – Думаешь, следователь согласится?
– Надеюсь, не откажет, – пообещала Лара. – Он собирался сегодня заскочить сюда, чтобы меня поздравить.
Но Гущин до конца дня не приехал и даже не позвонил.