Песнь двадцати шестая
Как меня начальник вызвал,
каюсь, я струхнул: "Ну вот
наступил и мой черед!"
Был хоть парнем я рисковым
и в карман не лез за словом,
тут воды набрал я в рот.
Глянув в список, комендант
объяснил мне деловито,
что игрок я, волокита,
всей округи стыд и срам,
что пошел я по стопам
своего отца - бандита.
Верно, был я не безгрешным,
что от вас и не таю,
но зачем он жизнь мою
разукрасил так превратно?
Тут мне Куроцап, понятно,
подложить успел свинью.
Он меня бандитским сыном
так уверенно назвал...
Значит, ябедник-капрал
кое-что пронюхал? Я же
и по имени-то даже
своего отца не знал.
Дал обет я Иисусу,
чтобы снял с души он груз.
И помог мне Иисус:
я узнал: не вор бесчестный
был отец мой, но известный
всем своей отвагой Крус.
Слышал о сержанте Крусе
смолоду и я не раз,
часто старшие при нас
поминали для примера,
как помог он в трудный час
храброму Мартину Фьерро.
Память о делах отцовских
сыновьям живит сердца.
Вспомнил своего птенца
мой отец перед кончиной.
Как молился он за сына,
так молюсь я за отца.
И тогда я устыдился
всех своих былых грехов.
Я, узнавши, кто таков
был родитель мой покойный,
новый путь, отца достойный,
твердо выбрать был готов.
Добрый отпрыск должен множить
честь отцовских добрых дел.
Если ж сын не захотел
по тропе шагать отцовой,
будет суд над ним суровый,
вечный стыд - его удел.
Переламывать себя
было трудно лишь сначала,
после ж так легко мне стало,-
пятна смыл с души и с рук.
Только эта кличка - "Жук"
намертво ко мне пристала.
В добром имени своем
носишь ты добра частичку,
с ним и честь тебе в привычку.
Безыскусный мой рассказ
пусть остерегает вас:
не стереть дурную кличку.
