Книга: Мартин Фьерро
Назад: Песнь двадцать первая
Дальше: Песнь двадцать третья

Песнь двадцать вторая

 

Снова я бедней, чем мышь,
без друзей и без дороги.
Ладно! Ни к чему тревоги,
как-нибудь да буду сыт:
ведь журавль и то стоит,
несмотря что одноногий.

 

Горько вспомнить, до чего
жизнь моя была печальной
в той поре первоначальной.
Ремесло я изучил
после уж, когда служил
в гвардии национальной.

 

Там я до конца проник
в тайны той науки сложной,
что зовут игрой картежной.
И, с трактирщиком одним
заключив союз надежный,
стал работать вместе с ним.

 

Меченную мной колоду
(ставил я искусный крап)
среди новых клал он в шкап.
С ним на пару в той таверне
обирал ежевечерне
я подвыпивших растяп.

 

Ты растяпа, если в картах
доверяешься судьбе.
Побеждает тот в борьбе,
для кого игра - работа,
не оставит он в два счета
и рубашки на тебе.

 

Если у меня вдобавок
за столом есть свой партнер,-
будь ты, словно бес, хитер,
мы вдвоем тебя осилим.
А богатым простофилям
чистый будет тут разор.

 

С ловким игроком нельзя
полагаться на удачу.
Вот возьмем, к примеру, сдачу:
хоть колода на виду,
я глаза вам отведу,
карту сброшу и припрячу.

 

Скажем, видел ты случайно,
по оплошности моей,
что на вскрышке туз червей.
Ставка сделана... Постой-ка,
где твой туз? Открылась тройка!
Кто ж из нас двоих хитрей?

 

В горке главное - сноровка,
цепкость пальцев там нужна.
Днем сесть надо у окна,
вечером - к огню поближе,
да скамейку взять пониже:
снизу вся игра видна.

 

Место выбирайте сразу,-
тут большого нет секрета,-
чтоб противник против света
видел карты хуже вас.
Главный козырь в играх - это
памятливый, острый глаз.

 

Новичок да против света -
все едино что слепой,
где ему играть со мной?
Дам, для пущего азарту,
взять одну-другую карту,
зацеплю, а там он - мой!

 

Каждый гринго мнит себя
знатоком игры картежной.
Поначалу осторожный,
входит он в азарт, и глядь -
уж его за жабры можно
голыми руками брать.

 

Как ни лезет вон из кожи,
не спасется нипочем
тот простак: ведь незнаком
он с набором штук игрецких.
В играх всяких, даже в детских,
выигрыш берут умом.

 

В карты побивал я всех,
будь то горка, будь девятка;
передержка и накладка
мной не раз пускались в ход,
как сдавать был мой черед,
но всегда сходило гладко.

 

В труко для партнеров тертых
был я сущая напасть:
каждый раз, как карты класть,
разбирала их досада,-
у меня туз пик, иль "масть",
или "парочка" что надо.

 

Это ремесло давало
мне порядочный доход.
Если кто игрой живет,
должен рвать с кого попало...
Правда, за обмен колод
и трактирщик драл немало.

 

Карты игрокам подаст
(не бывало тут промашки)
в хрусткой гербовой бумажке,
и приложена печать;
но при том я мог узнать
карту каждую - с рубашки!

 

Да, опасная работа!
Только знал я ремесло:
те, кому не повезло,
проверяют пусть колоду,-
все концы упрятав в воду,
чистым буду, как стекло.

 

Приглашали,- я и в кости
был не против сыгрануть.
К выигрышу верный путь
есть и тут: готовый к бою,
кости я носил с собою,
где свинец был или ртуть.

 

В бабки всех я побеждал
(кость имел с нутром свинцовым),
бильярдистом был толковым,-
друг за дружкой клал шары,
в камушки играл... Ну, словом,
был знаток любой игры.

 

Да, скажу вам, жить игрой -
значит стать на путь обмана,
ждать в засаде, у капкана -
вдруг судьба пошлет глупца.
Грех обворовать слепца,
грех и обыграть болвана.

 

Я занятье это бросил
и беды не вижу в том,
что поведал обо всем
мне по опыту известном.
Выгодней трудом жить честным,
чем вседневным плутовством.
Назад: Песнь двадцать первая
Дальше: Песнь двадцать третья