Обращаясь к нации после ударов, нанесенных «Аль-Каидой» 11 сентября 2001 г., президент Джордж У. Буш-младший призвал к глобальной войне с террором. Если бы он призвал к войне с радикальным исламом, он бы вызвал отчуждение остро необходимых США союзников в исламском мире. Призывом к войне с «Аль-Каидой» он заранее исключил бы из числа противников террористов, не входящих в эту группировку. Буш пытался уточнить проблему с помощью семантического трюка, но, как мы только что видели, это привело его к политической и стратегической путанице.
Президент Обама отбросил термин «война с террором». И правильно сделал. Терроризм — это не враг, а способ ведения войны, к которому может прибегать, а может и не прибегать противник. Представьте, что после Перл-Харбора, когда удар по американским кораблям нанесли японские авианосцы, президент Рузвельт объявил бы глобальную войну с авианосной авиацией. Сосредоточившись на терроризме, а не на «Аль-Каиде» или радикальном исламизме, Буш возвел конкретный тип нападения в положение, которое стало определять глобальную стратегию США и вывело Америку из равновесия.
Обама, пожалуй, внес ясность в понятия, но не затронул значительной части дисбаланса, заключающегося в одержимости угрозой террористических атак. При рассмотрении вариантов действий президента в наступающем десятилетии представляется совершенно необходимым установить, насколько значительную угрозу представляет терроризм в действительности и что эта угроза означает для политики США.
По словам великого прусского военного теоретика Карла фон Клаузевица, война — это продолжение политики другими средствами. Победа во Второй мировой войне заключалась не в принуждении Японии к отказу от использования авианосцев. Победа означала сокрушение способности Японии вести войну с последующим подчинением ее воле Америки, что было политической целью. Если президент руководит воюющей страной, он обязан решительно и четко обозначить врага и цель, ради которой идет война. Если после 11 сентября «врагом» стал террор, то врагом должен был стать всякий, кто мог прибегнуть к террористическим действиям, а список таких людей был бы очень и очень длинным. По политическим причинам президент не может четко указать, с кем и почему надо сражаться. Затем президент должен самым тщательным образом изучить вопрос, можно ли одержать победу и стоит ли (или не стоит) ввязываться в войну. Если цена обозначения врага по имени неприемлема по дипломатическим или политическим соображениям, война вряд ли пойдет хорошо.
Несмотря на решение Буша-младшего сосредоточиться на войне с терроризмом, в исламском мире знали, что подлинным противником американцев является радикальный исламизм. Радикальный исламизм был той почвой, на которой произросла «Аль-Каида», и Буш не собирался никого вводить в заблуждение. Но когда он не смог, правдиво и не впадая в противоречия, объяснить причины, по которым он решил осуществить вторжение в Ирак, американская стратегия стала рассыпаться.
Затеянная Бушем семантическая и стратегическая путаница усугубилась, когда начатая им война с террором претерпела расширение и стала включать усилия, направленные на свержение иракского правительства. Ставший главной целью этих усилий Саддам Хусейн был скорее светским милитаристом, нежели исламистом, и не поддерживал дружеских отношений с «Аль-Каидой». До вторжения американцев в Ирак он не был вовлечен в террористическую деятельность «Аль-Каиды», но у него и у «Аль-Каиды» был общий враг — США. По этой причине Буш считал, что нельзя сбрасывать со счетов опасность заключения союза между Ираком, государством-изгоем, и не имеющими государственности радикалами из «Аль-Каиды». Буш решил нанести упреждающий удар. Буш и его советники полагали, что уничтожение режима Саддама Хусейна и оккупация Ирака лишат «Аль-Каиду» потенциальной базы, одновременно обеспечив стратегической базой США.
Тем не менее, поскольку большая стратегия была обозначена как война с террором, и поскольку Саддам в последнее время не был причастен к террористическим атакам, вторжение в Ирак казалось неоправданным. Будь война более четко сосредоточена на «Аль-Каиде» как на враге, вторжение выглядело бы более оправданным и разумным, ибо война с какой-то определенной группой предполагает вооруженную борьбу с реальными и потенциальными союзниками этой группы. А Саддам определенно был таким союзником.
В условиях демократии основой общественной поддержки служит четкое представление о враге, угрозе, которую он представляет, и о целях самой демократии, вступающей в борьбу с обозначенной угрозой. Подобная ясность не только мобилизует общественность, но и укладывает общение с этой общественностью в четкие логические рамки. Президент Трумэн так никогда и не оправился от использования понятия «полицейская операция» по отношению к войне в Корее, в которой погибло более 30 тыс. американцев. С другой стороны, несмотря на бесконечные словесные уловки, удары по невинным людям и союзы с воплощениями зла, война, которую Рузвельт вел с Германией, Японией и Италией, сохранила популярность, потому что Рузвельт со всей определенностью обозначил врага и объяснил, почему Америка должна вступить в войну и разгромить его.