Глава 21
Разбудил меня Шерхан — оказывается, уже стукнуло восемь часов вечера, и пора было собираться. Выход у нас был запланирован в десять часов ночи. Перекусив принесённым борщом, одевшись в свою походную амуницию, захватив оружие, я вышел из теплушки. Здесь, прямо на улице, мы ещё раз обговорили с командирами взводов порядок нашего движения и роль каждого из них в предстоящей операции. Потом загрузили в мою теплушку боеприпасы, динамитные шашки и автоматы. Красноармейцы, изображающие пленных, должны будут в неё впрячься. Якут, с его азиатской физиономией, был среди них. Его ружьё со снайперским прицелом нёс красноармеец, изображающий конвойного. Свой автомат он положил в теплушку.
Я был уверен, что наличие этой будки увеличит достоверность принадлежности нас к финской спецгруппе. Ведь захваченная нами, диверсионная егерская группа под командованием капрала Урхо Кайконена не один раз протаскивала эту будку через проход в укрепрайоне. Лица людей могли и не запомнить, а такое нелепое сооружение запомнил бы любой часовой. По-моему, эта будка была лучше, чем любой пропуск. Поэтому я жертвовал скоростью передвижения, ради достоверности образа финской спецгруппы, возвращающейся с задания с пленными и добычей. Сопровождающие эту группу солдаты, были из подразделений, разбитых в деревне Суомиссалми.
Именно такая была у меня легенда для проникновения в нутро финской обороны. Ну, а потом, когда мы минуем минные поля и проволочные заграждения, можно будет от души повеселиться, как говориться, потаскать удачу за бороду. Финны наверняка, спят как суслики в своих тёплых убежищах, вот пускай, и спят дальше, но уже вечным сном. И, вообще, пусть разбегаются на хрен — русские идут! Для них же лучше — сидеть в своих тёплых домах, пить свою прекрасную водку, заедая её не менее прекрасным салями, и парится в своих замечательных финских банях. Какой чёрт их дёрнул, залезать в разборки больших дядек? Вот же, чудики, и что им спокойно не жилось?
Выступили мы в 22–10. Шли двумя цепочками, в середине этой своеобразной колонны наши бурлаки тащили теплушку. Для придания большей скорости движения, эту будку на санях подталкивали ещё и с боков. Скорость движения колонны была не очень велика. К тому же, движению постоянно мешали последствия финского артиллерийского обстрела. Как я узнал у Шапиро, в 16–00, в сторону стреляющих батарей проследовало девять наших самолётов, и буквально через пять минут финский обстрел прекратился.
К дереву, в дупле которого был установлен телефон, я с Шерханом подъехал в 0-10. Прибыли мы туда раньше, чем основная группа. Движение колонны, отягощённой транспортировкой теплушки, происходило очень медленно. Я посчитал, что если финны и признают меня за своего, и я договорюсь на проход через укрепления, то, всё равно, пройдёт довольно много времени, пока появится проводник. А если даже, к моменту появления проводника колонна и не подойдёт, то, ничего страшного — подождут. Всегда можно объяснить задержку людей во вражеском тылу. Может быть, это обстоятельство даже придаст большую достоверность моей легенде. А если финны догадаются, что мы советский диверсионный отряд, то от артиллерийского огня по этой площадке вдвоём будет гораздо проще спрятаться в укрытии, чем такой большой группой.
С некоторым трепетом я достал из дупла полевой телефон, покрутил вертушку и снял трубку. На том конце провода, практически сразу же, ответили. Я, представившись капралом Урхо Кайконеном, сказал, что моя группа возвращается после выполнения спецзадания. Не дожидаясь вопросов из трубки, я произнёс пароль:
— Кондопога.
Потом добавил:
— С моей группой выходят семнадцать военнослужащих из разгромленного русскими гарнизона Суомиссалми. Там есть и немцы из состава танковой роты. Эти боши практически ничего не понимают по-фински. Приходится с ними объясняться на пальцах. Старший у них — оберлейтенант Ганс Миллер. Кроме этого, моя группа захватила шесть пленных русских. Всего со мной выходит двадцать восемь человек.
После секундного замешательства из трубки донеслось:
— Да, капрал, и дёрнул же вас чёрт, так задержаться. Появились бы вчера, вообще, никаких бы проблем не было. А сейчас, мы уже все проходы в минных полях закрыли. Так что, придётся вам там ждать, пока разминируют проход. То, что зависит от меня, я постараюсь сделать побыстрей. Сейчас соединю вас с дежурным в штабе укрепрайона. Да, не знаете, как там себя русские чувствуют?
— Здесь у них был сущий ад! Мои разведчики докладывают, что рюсся, гонят целые караваны с санями, заваленными трупами. Наша артиллерия поработала по этим Иванам очень хорошо — здесь всё ещё полный бедлам. Это и дало нам возможность, незаметно пробраться через их порядки.
— Ладно, Урхо, расскажете потом о вашей эпопее, а сейчас, будьте на телефоне — сейчас трубку возьмёт капитан Лархинен.
Через очень непродолжительное время, уже другой голос начал задавать мне вопросы. Я первоначально представился, а потом начал подробно отвечать на вопросы. Затем, минут через десять, меня соединили ещё с одним человеком и попросили пригласить к телефону оберлейтенанта. Пришлось изменить голос и говорить уже по-немецки. После этого разговора меня опять соединили с первым финном. Тот, уже более деловым голосом, сказал:
— Минёров я выслал, теперь ждите, когда они появятся, и организуйте дополнительную охрану прохода.
В ответ я коротко произнёс:
— Будет сделано!
А потом спросил:
— Тут у меня ещё теплушка на лыжах. Как, пройдёт она по этому проходу?
— А-а-а! Помню я эту собачью будку. Нет, капрал, придётся оставить свою конуру.
— Как, оставить? Это же моя личная собственность.
— Хватит, капрал, мне полоскать мозги. Подумаешь, собственность! Да этой будке в базарный день цена — одна крона. Ничего, не обеднеешь! Тут страна несёт такие потери, а ты о своём дерьме беспокоишься. Ты хоть знаешь, что русские с Хяюхя сделали?
— Что, неужели Симо убили?
— Убили, не убили, но ранили очень серьёзно. Когда увозили его в Хельсинки, он был всё ещё в коме. Понял! А ты о своей сраной собственности беспокоишься.
— Да я, за Симо Хяюхя, этим красножопым… Сейчас свисну своим ребятам, чтобы перерезали им горло. Если мою теплушку здесь оставим, то зачем эти рюсся? Только лишние рты для нашей родины.
— Успокойся, Урхо! Если бы ты сам не доложил капитану Лархинену, что у тебя шесть пленных русских, то тогда бы мог их прирезать. А так, это уже попало в сводку, и в штабе их ждут на допрос. И, кстати, не вздумай жечь свою будку, пусть она, напоследок, послужит Финляндии. Используем её, как приманку для красножопых. Я тут нацелю парочку снайперов, чтобы они опекали твою будку. Наверняка, рюсся обрадуются, что получили такой трофей и постараются её утащить, тут-то наши ребята и поквитаются с ними за Симо. Поэтому поставь свою теплушку на открытом месте, дверью в нашу сторону. Всё, Урхо, жди проводников. Надеюсь, что встретимся с тобой после этой войны и посидим в каком-нибудь кабачке, за бутылочкой доброй финской водки. Кстати, зовут меня, Кари Бухатинен.
После этих слов телефонную трубку на другом конце провода повесили. Я тоже положил трубку и засунул телефон обратно в дупло. Потом посмотрел на часы — все эти телефонные переговоры заняли, без малого, сорок минут. Ещё через сорок минут появились и наши ребята. Я их сразу заставил установить теплушку так, как приказал по телефону этот Бухатинен. Мне было жалко оставлять оружие, взрывчатку и боеприпасы, но, делать было нечего, пока нужно было подчиняться всем требованиям финнов. На невидимой со стороны укрепрайона стене теплушки я распорядился выцарапать надпись — осторожно, это приманка фин. снайперов.
Проводник появился только в 2-10, когда мы уже порядком намёрзлись и все издёргались от ожидания. Вернее, это был не один человек, а целых пятеро финнов. Один из них подошёл к нам, а остальные, настороженно приготовив оружие, стояли в сторонке. Подошедший, даже не здороваясь, спросил:
— Кто тут — Урхо Кайконен?
Я вышел вперёд и протянул ему руку. Он пожал её и представился: — Сержант Матти Простофилинен. Потом оглядел нашу группу и сказал:
— Капрал, расставьте людей в цепочку по одному и предупредите, чтобы шли точно по лыжне. Шаг в сторону, и можете готовиться к встрече с создателем. И пускай особо присмотрят за пленными, от этих красных фанатиков можно ожидать чего угодно.
— Да ладно, Матти, не волнуйтесь, мои пленные, как паиньки, и шага в сторону без спроса не сделают. Те, которые были непослушные и упёртые, уже давно кормят ворон да волков своими морожеными телами.
— Ну, смотри, капрал, моё дело — предупредить. Расставляй, давай, людей и — пойдём. А то рюсся могут очухаться от артналёта и устроить нам пробежку по минному полю.
Я отошёл к стоящему невдалеке комвзвода-2 Климову и, по-немецки, а Серёга понимал этот язык, довольно громко произнёс:
— Господин обер лейтенант, проводник требует двигаться друг за другом по одной лыжне. Мы будем проходить минное поле, поэтому нужно строго выполнять это распоряжение. Пожалуйста, предупредите своих подчинённых об этом требовании.
Потом вернулся к ожидавшему меня финну и сказал:
— Ну, что Матти Простофилинен, мы готовы, давайте, показывайте дорогу.
Сержант повернулся, к ожидавшим приказа, другим финнам и прокричал:
— Как только мы пройдём вперёд, сразу же закрывайте проход в минном поле.
После этой команды, уже ничего не говоря, финн, в довольно быстром темпе, покатил в сторону прохода через минное поле. За финном двигался я, в след за мной Шерхан. Замыкал нашу длинную цепочку Петров с ручным пулемётом, который висел у него на спине.
Так мы двигались минут двадцать. Я с напряжённым вниманием пытался разглядеть проплывающие мимо нас финские укрепления. Но пока, ничего стоящего для нашего нападения не видел. Все эти дзоты были маловаты для всё возрастающих моих амбиций. Хотя, всего лишь час назад я был готов захватить хоть самый занюханный дзот, лишь бы он был за минными полями и проволочными заграждениями. Для небольших сил нашего батальона даже это было бы грандиозным успехом, и сразу прославило бы моё имя на всю нашу седьмую армию.
Когда мы остановились, я сразу же почувствовал сильный запах гари. Пахло точно так же, как и от сожженных нами в Суомиссалми танков. Я злорадствовал:
— Ну что, чухонцы! Получили подарочки от наших красных соколов! А то, совсем обнаглели за своими минными полями. Думали, на их артиллерию, мы не найдём управу? Сосунки, мля!
За этими мыслями я чуть не прозевал появление ещё одного финна. Я то, быть может, и прозевал бы, но наш проводник, Матти Простофилинен, перед появлением этого человека, сказал:
— Всё, капрал, на этом мои функции проводника заканчиваются. Передаю вас лейтенанту Армасу Лохинену, уже он и отведёт вас к штабу нашего укрепрайона. Там с вами и с вашими пленными желает побеседовать командование укрепрайона. Так что, капрал, готовься к встрече с большими чинами.
Подошедший финн услышал последние слова сержанта и добавил:
— Да, да, капрал, вы там не теряйтесь. Покажите, какой вы герой, и, как знать, может быть, оттуда выйдете с достойной наградой. Наш генерал — человек щедрый, кто ему понравится, для того он на награды не скупится.
Я, уже обращаясь к подошедшему финну, спросил:
— Господин лейтенант, а неужели генерал не спит в столь поздний час? Неужели всё работает?
— Вот, вот, капрал, именно работает. Это только в окопах думают, что в штабах отсиживаются в тепле. А на самом деле, там кипит работа и днём, и ночью. Ладно, капрал, пойдёмте, нельзя заставлять начальство долго ждать. И ещё, когда подъедем к штабу, вы всей толпой туда не лезьте. В дот пройдёте только вы, оберлейтенант, и пленные с двумя конвоирами. Остальные, чтобы не замёрзли, переждут вашу аудиенцию в соседнем дзоте — дежурный там уже предупреждён.
Сказав это, лейтенант повернулся и покатился по хорошо наезженной лыжне, вглубь укрепрайона. Я только успел ему в след крикнуть:
— Господин лейтенант, сейчас мы вас нагоним. Я только передам ваши распоряжения своим людям, и мы сразу тронемся.
Повернувшись к сгрудившимся позади меня ребятам, я не очень громко сказал:
— Ну, мужики, кажется, нам обалденно везёт. Сейчас нас проводят до самого главного финского штаба. Со мной туда пойдут — Шерхан, наши псевдопленные и, под видом конвойных, Кузя и Шило. Климов, ты, с остальными ребятами двигаешь в соседний дзот — около него особо не шумите, финны сами откроют перед вами свои бронированные люки. А там уже, не теряйтесь, мочите всех, кого увидите — пленные вам ни к чему. Я думаю, что моя группа только штабных чинов наберёт в плен целую кучу. Ряба, когда лейтенант с тремя-четырмя ребятами уже обоснуется в дзоте. Ты, с остальными бойцами по-тихому зачищаешь близлежащую территорию и забираешься к нам в дот. Шерхан, а ты, где-нибудь поближе держи своё любимое холодное оружие. Скоро оно понадобится, встреченных внутри штаба финнов, кончаем бесшумно, ну а потом уже, как получится. Самое главное, чтобы вход в дот был открыт. Пока мы не попадём в него, шуметь ни в коем случае нельзя. Ну, всё, больше базаров не будет, поехали, мужики, лейтенант ждёт.
Лохинен, действительно, ожидал нас метрах в двадцати. Увидев нашу цепочку, он, ничего не говоря, повернулся и заскользил на лыжах дальше. Пока мы ехали, я просто упивался радостью от такого развития ситуации. Ещё бы, о такой удаче я даже и не помышлял. Максимум, на что надеялся — это, захватить какой-нибудь дот или большой дзот, а потом, засев там, ожидать подхода основных сил нашего полка. Об этом у меня была договорённость с Сиповичем. А тут, такое! Можно сказать, прямо нам в руки прыгает финский штаб, находящийся в самом мощном доте Хотиненского укрепрайона. Да, в довесок, ещё дарят близлежащий дзот — наверное, тоже большой, коли там имеется дежурный. Как тут не радоваться и не благодарить бога за такую воинскую удачу. В прошлой жизни, за возможность уничтожить вражеский крупный штаб — сто процентов бойцов нашего Эскадрона с радостью отдали бы свои жизни. За возможность исполнения этой мечты, и попадание, так сказать, в самую сердцевину этого сладкого пирога, я был готов выполнить любые распоряжения лейтенанта Лохинена.
К штабу укрепрайона мы добрались только в 4-05. Он находился внутри громадного, мощно укреплённого дота. Недалеко от бронированного входа нас встретил часовой. Лейтенант, предварительно сняв лыжи, подошёл к часовому и о чём-то тихо с ним переговорил. Потом, повернулся ко мне и крикнул:
— Капрал, вы пока со своими людьми подождите здесь, а я пойду, выясню, когда офицеры штаба смогут вас принять.
Сказав это, он подошёл к бронированной двери, нажал звонок, и целых минут пять ждал, пока ему откроют. Из них, минуты три его разглядывали и задавали вопросы из бойницы этой мощной бронированной двери. Потом эта бронеплита отворилась, и Лохинен прошёл внутрь дота.
Я, сразу после его ухода, стал мучительно вспоминать всё, что только мог об этом доте. Всё то, что сообщили мне на допросе самые первые пленные егеря. Знали они не очень много, и все эти сведения базировались только на слухах, ходивших среди финских солдат. Во-первых, что стены у этого монстра толщиной больше одного метра. Во-вторых, что в нём установлены несколько, шестидюймовых крупповских пушек, и под землёй прокопаны тоннели к отдельно стоящим, бронированным башням. В этих, вращающихся стальных башенках, были установлены крупнокалиберные пулемёты. Которые, кроме защиты наземных подходов, осуществляли функции зенитных установок. И, третье, чему можно было верить, или нет, это то, что в этом доте было несколько подземных уровней. Один пленный говорил, что три уровня, двое других твердили, что подземных уровней пять. А последний пленный, так тот, вообще, утверждал, что на этом месте вырыта шахта, глубиной в сто метров, и там имеется подземная железная дорога, аж до самого Выборга. И у всех пленных было глубочайшее убеждение, что эта, совершенно неприступная твердыня Финского государства, никогда не будет занята русской армией.
После десяти минут нашего ожидания, немного в стороне от финского часового, дверь в дот открылась, и оттуда вышли два человека. Одним из них был наш проводник, а второго лейтенант Лохинен представил, как капрала Дуракинена. Он то и был тем проводником, который должен был отвести моих бойцов в соседний дзот.
Еще не отошли от дота, последние бойцы из группы Рябы, когда бронированная дверь этого колосса снова открылась, и я, следом за Лохиненном, прошёл внутрь. За мной следовал Шерхан, за ним наши псевдопленные, замыкал эту процессию Кузя. Таким образом, внутрь этого, своего самого охраняемого объекта, финны собственноручно запустили десять свирепых волков. Правда, всё это время вели мы себя как невинные ягнята.
В громадном орудийном зале этой цитадели отдельный человек мог и затеряться, хотя зал был хорошо освещён электрическим светом. Может быть поэтому, я и не сразу заметил человека, сидящего за столом. Этот стол, даже можно было сказать, пульт стоял у глухой стены, между двух длинных бойниц. Около каждой из этих бойниц стоял противотанковая 37 мм. пушка «Бофорс» на специальном, казематном лафете. Этот лафет мог двигаться по рельсовому пути, объезжая полукругом этот зал, к бойницам в торце и у противоположной стены. Таким образом, обеспечивался круговой огонь противотанковыми 37 мм. пушками. В данный момент стволы "Бофорсов" были направлены в тыл финской обороны. Но не эти артиллерийские системы в первую очередь бросались в глаза. Всё внимание приковывали два громадных орудия с длиннющими, теряющимися в провалах бойниц, стволами. Они тоже были установлены на здоровенных казематных лафетах. Вот стволы этих 150 мм Крупповских пушек, как раз и смотрели в сторону расположения Советской армии. Они были готовы беспощадно сеять смерть в рядах моих братьев.
В памяти, обогащённой знаниями моего деда, сразу всплыли технические данные этого артиллерийского орудия. Вернее, характеристики, очень похожей по рисункам на Германскую 150 мм осадную пушку системы Круппа, образца 1916 года. Масса снаряда 52,5 килограмма, дальность стрельбы почти 23 километра, масса орудия больше 10 тонн. То есть, получалось, что в зоне действия огня этих орудий, находилось и предполье, на глубину почти в семь километров. По моим ощущениям и расчётам, мы проехали вглубь финской обороны километров пятнадцать-шестнадцать.
Все эти мысли промелькнули в моём сознании, пока, следуя указаниям Лохинена, мы устраивались у ближайшей к входу в этот бункер, свободной от орудий бойницы. Пока я решил не предпринимать никаких активных действий. Нужно было сначала осмотреться, а уже потом, начинать давить финнов. Пока наше нахождение здесь не вызвало ни у одного чухонца никакого опасения. Даже присутствие русских пленных не заставило финнов вызвать дополнительную вооружённую охрану. Минут через пять этого бессмысленного стояния, появилась причина похвалить себя за сдержанность. Со стороны лестничного проёма, ведущего в нижний уровень, появилось два финских офицера. К ним сразу же подошёл Лохинен, и они, изредка поглядывая на нашу группу, о чем-то начали тихо переговариваться.
Я понял, что вот и пришёл наш звёздный час, пора начинать нашу операцию. Повернувшись к Кузе, я кивнул ему в направлении часового, стоящего у бронированной двери. Потом, подтолкнув Шерхана локтём, сделал шаг к группе беседующих офицеров. При этом я довольно громко спросил:
— Господин лейтенант, разрешите обратиться?
Лохинен повернулся и недовольным голосом, задал вопрос:
— Ну, что там ещё у вас, капрал?
Я, немного виноватым тоном, сказал:
— Виноват, господин лейтенант! Но сил терпеть, дальше уже нет! Вы не скажете, где здесь можно облегчиться?
В группе офицеров раздался громкий гогот, смеялись все. Краем глаза я видел, что не удержался даже финн, сидящий у стола. Один из офицеров сквозь смех пошутил:
— Бедный капрал! Наверное, ты от страха перед встречей с генералом сильно обосрался?
После этих слов веселье усилилось. Через пару минут лейтенант Лохинен, указав рукой в нужном направлении, проговорил:
— Вон, видишь, тот первый снарядный подъёмник? За ним и находится нужное тебе место. Только смотри, не забрызгай дерьмом кафель. Тут тебе не отхожая яма в общественной уборной твоей деревни, а настоящий ватерклозет.
Я вытянулся и произнёс:
— Так точно, разрешите выполнять!
Потом, продолжая из себя строить тупого служаку, спросил:
— Господин лейтенант, тут у моего бойца есть подарок для генерала. Но, наверное, сначала нужно, чтобы его осмотрели офицеры штаба? Вдруг эта вещь не понравится господину генералу?
— Ну, давай, пусть твой парень подойдет и покажет нашему экспертному совету ваш подарок. Однако, ты, хитрюга, капрал, знаешь, как понравиться начальству.
Я, повернувшись к Шерхану, глазами показал на рюкзак, стоящий у его ног, а потом кивнул головой в сторону офицеров. Я увидел, что Наиль всё понял, так как он, наклонившись, открыл рюкзак и вытащил оттуда свой топор, завёрнутый в материю. Затем я, уже больше ни на кого не оглядываясь, молча, под смешки финнов направился в сторону снарядного подъёмника.
Расположен ватерклозет был в очень удачном месте, за первым снарядным лифтом, это было просто здорово — ведь всего метрах в трёх от этого лифта стоял стол, за которым сидел дежурный финн. Я, после того как увидел этого финна, всё время мучительно размышлял, как же до него добраться, чтобы не использовать огнестрельное оружие. Пока шуметь совершенно не хотелось, было неизвестно, что у финнов приготовлено для нас в нижних ярусах. Вдруг, там находится взвод егерей в полной боевой готовности. А это означало, что придётся применять гранаты. Но здесь, всё-таки, было не чистое поле, а бункер, у которого нижние ярусы были под завязку набиты снарядами для орудий.
Дойдя до подъёмника, я приостановился и сделал шаг в сторону сидевшего за столом дежурного. Моя рука, засунутая в карман, крепко сжала ручку ножа. Финн несколько недоумённо посмотрел на меня. В этот момент я увидел, как зрачки его расширились, рот приоткрылся, а рука потянулась к установленной на краю стола, большой красной кнопке. И тогда я прыгнул. Весом своего тела я опрокинул его вместе со стулом на пол, и воткнул свой нож прямо под подбородок этого финна. Потом, уже не обращая внимания на еще дёргающееся тело чухонца, оставив нож в этой страшной ране, моментально подскочил, выхватил свой револьвер и обернулся в сторону оставшихся финнов. Но там уже было всё кончено, четверо финнов лежали безжизненными трупами. Три тела лежали вокруг Шерхана, а четвёртое в этот момент Кузя оттаскивал от бронированной двери.
Якут и Парфёнов, до этого момента изображавшие пленных, схватили наши с Шерханом автоматы, которые мы оставили прислонёнными к стене, и изготовились отражать угрозу, исходившую из проёма, который вёл на другие уровни этого дота.
Оценив положение дел, я, не опуская свой револьвер, прислушался. Всё было тихо, никаких последствий от произведённого нами шума при захвате этого уровня дота не было слышно. Снаружи тоже было всё спокойно. Тогда я, убрав наган в кабуру, нагнулся, выдернул свой нож из уже неподвижного тела финна, вытер лезвие об одежду трупа и положил его обратно в карман. После этого с интересом оглядел рабочее место финского дежурного. Особенно моё внимание привлекли две трубы. Одна из них обрывалась и заканчивалась окулярами.
— Перископ, — сразу же осенила меня мысль, — а вторая труба, это ещё один, предназначенный, наверное, для самого генерала, командира всего Хотиненского укрепрайона.
Этот вывод я сделал интуитивно. На самом деле, я ни разу в жизни не был на подводной лодке и не видел ни одного перископа. Чтобы убедиться в правильности своей догадки, взялся за ручки этой трубы и прильнул к окулярам. Да, это был именно перископ, и оптика его давала очень неплохое увеличение рассматриваемых объектов. Даже не смотря на то, что на улице было ещё темно, я при лунном освещении смог неплохо рассмотреть окружающую местность. Теперь я ещё и визуально убедился, что на просматриваемой территории укрепрайона всё спокойно. Значит, финны ещё пока не обнаружили, группу Рябы, хотя ребята уже должны были начинать действовать.
Мысль о красноармейцах, которые вот именно сейчас зачищают траншеи, ведущие к доту, и вполне могут нашуметь, сразу подстегнула меня к действию. Нельзя было медлить ни секунды. Пока финны находились в полном неведении, нужно было их брать за жабры. А то вдруг, начавшаяся стрельба, или вид из второго перископа заставят финнов поднять тревогу, и тогда идея захвата контроля над этим дотом потерпит полное фиаско. Финнов внизу очень много, и, если они там забаррикадируются, то придётся взрывать этот дот.
Каким образом можно будет это сотворить, я уже себе представлял. Как только я вошёл в помещение этого каземата, почти сразу увидел здоровенные снаряды, лежащие около каждого большого орудия. Конечно, их было не очень много, штук по пять на каждую пушку, но и этого с лихвой бы хватило, чтобы поднять всю эту цитадель на воздух. Стоило только опустить на лифте один 52 килограммовый снаряд вниз и там взорвать, наверняка, сдетонируют все боезапасы, находящиеся в пороховом погребе этого дота. Если бы финны отключили электричество и обесточили оба подъёмника, то снаряд можно было просто скинуть в лифтовую шахту. Кроме этого, был у меня в запасе ещё один метод уничтожения гарнизона дота — скатить по лестнице на низлежащий уровень, снаряд и там взорвать его. Уверен — взрыв такого боеприпаса не сможет выдержать никакая баррикада. Но все эти варианты имели один недостаток. Человек, который занимался бы снарядом — наверняка бы погиб. Хотя, для уничтожения этого дота, я бы не пожалел, ни своей жизни, ни жизней всех бойцов моей роты. Я понимал, что уничтожив этот дот, мы убираем самое сильное звено из линии Маннергейма. Полоса обороны, проходящая через Хотиненский укрепрайон, становится после этого реально проходимой для наших войск.
Размышления о вариантах наших дальнейших планов, не мешали мне действовать здесь и сейчас. Недалеко от стола я заметил, прислонённых к стенке, два ручных пулемёта. Это было весьма кстати, а то шестеро моих бойцов были практически безоружны. У них в наличие было только по пистолету и по две гранаты Ф-1. Я схватил оба эти пулемёта, повесил на плечи две сумки, с уже набитыми патронами коробчатыми магазинами и, сгибаясь от тяжести, подошел к своим ребятам. Там вручил это оружие тем бойцам, которые, как я знал, умели с ним хорошо обращаться. Это были Мамочкин и Хазин, они не раз стреляли из таких же трофейных пулемётов. Вручив им оружие, я отобрал у Якута и Парфёнова наши с Наилем автоматы. Повернувшись к Шерхану, чтобы отдать ему оружие, наконец, смог рассмотреть его вблизи. Вид у мужика был не для слабонервных — весь маскхалат Шерхана был забрызган кровью зарубленных им финских офицеров. Глаза мрачно блестели, а в руках он сжимал, уже обмотанный тряпкой, свой топор.
— Да, в таком виде соваться вниз нельзя, — подумал я, — один только вид этого маскхалата сработает лучше любой тревожной сирены. Нужно снимать этот балахон. Да и другим тоже, уже совсем ни к чему маскхалаты.
Приказав быстро снять маскхалаты, я продолжил отдавать распоряжения:
— Мамочкин, ты, с пулемётом остаёшься на этом уровне. Внимательно контролируй через амбразуру двери и поведение часового у входа. Как только услышишь выстрелы — сразу же давай очередь по нему и жди подхода наших ребят. Когда они появятся, сразу запускай их в дот и передавай Рябе, чтобы он организовывал оборону всего периметра этой цитадели. Вниз пускай пока не лезут. Находящиеся там финны это уже забота нашей группы. Понял, Мамуля?
Дождавшись утвердительного кивка, я продолжил:
— Остальные следуют за мной. На каждом уровне оставляем по два человека охраны. Их задача будет, если начнётся тревога, не дать финнам сориентироваться и объединиться. Одним словом — если начнётся стрельба, глушить чухонцев гранатами. До этого вести себя тихо и незаметно. Зачищать помещения начнём только после того, как я проверю самый нижний уровень. Двигаемся в том же порядке, как заходили в этот дот. Всё, мужики, время пошло, вперёд!
