Энсин Джонни Ледлоу. Линкор "Ривендж". Нарвик, 15 октября 1943.
Мы должны были победить. Потому что очень хотели победить. Наш боевой дух был силен, как никогда. Окажись среди нас провидец, рассказавший, что будет, и предложивший отступить - мы заклеймили бы его навеки, как труса.
Сорок третий был для Британии годом страшных испытаний. Казалось, что Империя рушится, как Рим. Японцы в Индии, итальянцы в Африке, немцы на Мальте, в Суэце и Гибралтаре. Мы отступали, неся огромные потери, казалось, что удача отвернулась от нас. Но мы твердо знали, что Империя жива, пока есть солдаты, готовые за нее сражаться и умирать. И мы хотели драться - чтобы Империя поднялась снова.
Говорят, что Адмирал не отступил, потому что это было запрещено ему лично сэром Уинстоном? Про то не знаю - но могу заверить, что сама мысль об отступлении не могла прийти в голову никому из нас. Мы шли, чтобы победить - отомстив за все досадные поражения. И у нас было для того достаточно сил!
Американцы начали первыми. В этих широтах в октябре темнеет рано - на мостике "Ривенджа" кто-то высказал мысль, что янки наверное, боятся во мраке сесть на мель, не найдя гавань Нарвика. Впрочем у них всегда было принято, заменять отсутствующие традиции военного искусства натиском грубой силы. И наверняка нарвутся на неприятности - победят конечно, но слишком грязно, с лишней кровью и потерями кораблей.
Сегодня, оглядываясь назад, могу сказать, что мы сделали единственную ошибку. Так как операция готовилась в ужасной спешке, доразведка целей, сил противника и участков высадки проходила по разряду "прочее". И условия были совершенно неподходящие для парашютистов. Подлодка с группой коммандос погибла на минном заграждении, не дойдя до цели. А группы УСО из Швеции банально не успели. Если бы не эта недопустимая торопливость! Но история не знает сослагательного наклонения. Однако же Адмирал в этой ошибке был виноват меньше всех.
Мы подошли к Вогс-фиорду, когда уже было темно. Но корабли с радарами проблем не испытывали, на десантных транспортах же горели незаметные издали огни. Вдали было видно зарево, это горел Нарвик после бомбежки. Немецкая авиация в темноте мало опасна, надводных кораблей после ухода эскадры Тиле не осталось, ну один два миноносца, и всякая мелочь. Сухопутных войск у немцев было, про разведданным, одна резервная дивизия неполного состава. Реальную опасность представляли мины (предположительно на них три дня назад погибла подлодка "Апрайт" с группой спецназа СОРР на борту), немецкие субмарины (по донесениям разведки и аэрофотоснимкам, в базе не больше трех-четырех), и береговые батареи (именно так, на третьем месте по значимости). Считалось, что эти батареи, калибром восемь и шесть дюймов, легко будут приведены к молчанию корабельной артиллерией, для чего в состав эскадры и включили целых два старых линкора, очень хороши также, как артиллерийские корабли, были крейсера, "Белфаст" и "Шеффилд",с очень опытными и отлично подготовленными командами, по двенадцать шестидюймовых орудий.
Да, мы знали, что немцы строят где-то вблизи Нарвика одну или даже две тяжелые батареи - но не имели никаких данных о том, что они уже находятся в боеготовности. В конце концов, не надо требовать от разведки всеведения - уж если эти "всезнающие", как выяснилось позже, у себя под носом, на островах Джерси, проглядели постройку немцами двенадцатидюймовой башенной батареи? Могу засвидетельствовать, что штаб Адмирала при планировании операции допускал, что немцы успели ввести в строй одну батарею 305мм пушек, предположительно трофейных русских, или же образца прошлой войны, какие были на дредноутах типа "Кайзер" - были также сведения, что одну из пушек утопили при перевозке, и оттого батарея стала трехорудийной. Однако было решено, что огневой мощи двух линейных кораблей должно хватить, чтобы устранить эту угрозу.
Зато минной и подводной опасности придавалось чрезвычайно большое значение. Тральщиков было целых тридцать единиц ("элджерины", могли исполнять обязанности и противолодочных кораблей), кроме того, девять шлюпов (тоже при необходимости способных тралить). И двенадцать фрегатов (эти, чистые противолодочники) - итого, считая еще восемь эсминцев, пятьдесят девять единиц, для борьбы с субмаринами! В целом можно было считать, что эскадра была хорошо сбалансирована, даже несмотря на то, что в ее составе не было ни одного авианосца - включение в состав "Аттакера" отменили в последний момент, посчитав что его реальная ценность, с учетом малого светового дня, отвратительной погоды и состава авиагруппы невелика - да и аварийность "сифайров" при полетах в этих условиях с короткой палубы была бы недопустимо высокой. Решено было поверить американцам, гарантировавшим, что двух больших авианосцев с полноценными авиагруппами будет достаточно на всех.
Эскадра полностью втянулась в Аннфьорд. Впереди шли тральщики, в два эшелона (также обеспечивая с того направления и ПЛО). За ними "Ривендж" (головной) и "Роял Соверен", строем пеленга влево. По флангам, левее и правее, крейсера, и завесы из эсминцев, на случай атаки субмарин. В миле позади уже были головные суда транспортного отряда, в охранении фрегатов. Генеральный курс 170, скорость 10 узлов, больше не позволяла работа с тралами. Слева острова, справа темнеет большой остров Сенье. Прямо по курсу маленький остров Бьяркея, за ним побольше и выше, Грютейя, за ними Хиннейя, там порт и поселок Харстад, если идти мимо него, оставляя по правому борту, будет вход в Вогс-фиорд, а за ним уже Нарвик.
И вдруг залп, причем сразу накрытие, снаряды легли между кораблями ордера. Что по-вашему должен был решить Адмирал? Сразу и немедленно повернуть назад? От батареи, которую мы считали 305мм пушками прошлой войны? По всплескам трудно оценить реальную огневую мощь, неприятным открытием лишь было, что их не три а четыре. И мы не видели откуда стреляют - вспышки выстрелов были закрыты от нас скалами Грютейи, снаряды шли по навесной, по наводке от радара. Но противник казался вполне нам по силам. Вот только подойти чуть ближе - повышенная дальнобойность немецких пушек в сравнении с главным калибром дредноутов той войны легко объяснялась, береговые установки обычно имеют больший угол возвышения, да и ставятся не на уровне моря, а выше, что тоже дает прибавку к дальности. Но все же у них четыре ствола, а у нас шестнадцать, для подавления должно хватить!
Потому, мы не изменили курс. Придется потерпеть, неприятно, но не смертельно. К тому же ночь, немцы стреляют вслепую. Мы не знали тогда, что на батарее "Троденес" уже стоял радар артиллерийской наводки. Всего три года назад радиолокаторы были мачтами стометровой высоты, пригодными лишь для грубого обнаружения высоко летящих самолетов. А артиллерийские радары, сопряженные с СУО, в сорок третьем еще были большой редкостью, обычно же локатором лишь засекали цель, а стреляли по оптике, дающей большую точность. Но немцы сумели нас опередить, и оттого их снаряды ложились убийственно метко. И мы не могли прибавить ход, всего десять узлов, казалось очевидным, что впереди, в проходе между Бьяркеей и Сенье, поставлены мины, и не в один ряд.
Затем в небе повисли "люстры" осветительных снарядов. И ударили еще батареи, восьми и шестидюймовые, с соседних островов. Эскадра шла как сквозь палочный строй, или как в сорок первом у Крита, по "бомбовой аллее" - когда наш сэр Уинстон призвал флот "терпеть и вынести". Мы сражались, мы стреляли в ответ, и кажется успешно - но до той проклятой батареи нам никак было не достать! Помню, что первые попадания были в "Соверен", огромная вспышка на надстройке, позади трубы, затем в самую середину, рухнули обе мачты и труба, линкор горел, но еще стрелял, а затем вдруг покатился вправо, нам казалось, что он нас сейчас протаранит, но "Соверену" все же удалось выправиться. Но нам казалось, что бой не безнадежен, мы принимали удары и отдавали в ответ, корабли глубоко уже вошли во вражеские воды, шанс на победу еще не был упущен! И мы продолжали идти вперед.
И тут с тральщиков просигналили, обнаружены мины. В проливе, где мы и ожидали. И мы еще сбавили ход, чтобы не поймать бортом всплывшую, подрезанную тралом мину - теперь мы ползли под немецким огнем со скоростью едва восемь узлов, быстрее было никак, можно было отойти назад, хотя бы из зоны досягаемости шестидюймовых - но сзади напирали транспорта, и идти под расстрелом тяжелой батареи даже лишние кабельтовы казалось выше наших сил.
Мы уже начинали догадываться, что калибр у немецких пушек не двенадцать дюймов, а больше. Но что мы могли сделать? Шансы еще не казались призрачными. Пока не погиб "Роял Соверен". Сначала он поднял сигнал "не могу управляться", ему было совсем плохо, каждый залп немцев давал как минимум одно попадание. "Соверен" уже не стрелял и горел весь от носа до кормы, и наверное, немцы могли уже не тратить на него снаряды? Помню, как кто-то из флаг-офицеров обратился к Адмиралу с предложением послать тральщики, снять команду с гибнущего корабля. На что Адмирал усмехнулся, и ответил:
-Мы следующие, когда "Соверен" перестанет отвлекать огонь на себя. Пусть тральщики расчищают мины. Передадите десантному отряду, пункт высадки - Харстад. Если мы не сумеем подавить эту чертову батарею, это должны сделать они.
Горел "Белфаст", получив восьмидюймовый снаряд, и пару попаданий другими калибрами. Подорвался на мине эсминец "Эрроу", то ли отнесло подсеченную тралами, то ли выкатился слишком влево и угодил на заграждение. И тральщиков стало меньше - но видно было плохо, а в эфире стоял кавардак. Но нам казалось, еще немного, еще чуть-чуть, страха не было, было упоение, ожесточение боем. Знаете, это как в футболе, бежать за "безнадежным мячом"?
Мы наконец входили в пролив, радуясь что кажется, достанем теперь эту батарею. Сейчас говорят, можно было послать вперед крейсер, или даже дивизион эсминцев, у немцев на орудиях были лишь легкие противоосколочные щиты, мы могли засыпать батарею градом шести- и даже пятидюймовых снарядов, и она не смогла бы стрелять. Спрашиваю умников, откуда мы могли знать, какая у немцев защита? Если бы там были башни корабельного типа, мы просто послали бы легкие корабли на убой без всякой пользы. И при номинальном равенстве в дальности стрельбы, меньшие калибры имеют на предельной дистанции намного большее рассеивание, а значит, худшую меткость. Наконец, на выходе из пролива еще следовало пройти две-три мили, чтобы уверенно достать до дальнего острова - целых две мили, это очень много, если идти по минным полям!
И тут немцы обратили внимание на нас. Первое попадание было с правого борта, выше каземата, в надстройку, под острым углом, снаряд прошел к трубе, пробил всего лишь двухдюймовую броневую палубу, и разорвался в котельном отделении. Наверх вырвалось облако пара, но мы еще не потеряли ход. И немцы начали молотить нас, как до того "Соверен", каждые две минуты залп, и почти всегда одно попадание. И это было уже страшно - но даже тогда не было ощущения безысходности, нам все же казалось, есть возможность дотянуться до горла врага. И Адмирал сказал:
-Сигнал десантному отряду: ваша цель, тот остров впереди. И в машину, выжмите сколько можете. Побольше этих восьми узлов.
И мы пошли вперед, догоняя тральщики. Горели, садились носом, но шли. Поняв замысел Адмирала - что мы все, уже мертвецы. Но "к черту мины", как сказал Фаррагут на Миссисипи, восемьдесят лет назад, только вперед - у нас булевые наделки по бортам, как хорошее ПТЗ, сразу утонуть мы не должны. А значит успеем, и сократить дистанцию, на которой достанем наконец до этой проклятой батареи, теперь мы ясно видели вспышки выстрелов на северо-восточном берегу острова Харстаг. И расчистим своим корпусом дорогу от мин десантному отряду. А кто из нас после останется живым, видит бог!
Немцы стреляли. Когда мы поравнялись с тральщиками, один из маленьких корабликов просто разнесло в клочья снарядом, предназначенным для нас. Прямое попадание в крышу первой башни, броню пробило, в башне полегли все, хорошо, не взорвался погреб. Но за нами шли десантные суда, наш приказ был принят и понят! Я и сейчас считаю, что нам не хватило чуть-чуть. Мы отвернули вправо, чтобы ввести в дело кормовые башни, чтобы было шесть стволов в залпе вместо двух, и тут под бортом взорвалась мина. Взрыв был необычно сильным, или немцы ставят мины в связке, или у нас сдетонировал погреб шестидюймовых? И "Ривендж" стал валиться на борт. Но Адмирал был спокоен, как подобает британскому джентльмену, его последний приказ был, "всем оставить корабль". Лишь благодаря этому, многие из экипажа спаслись. И я тоже - а Адмирала никто не видел из выживших, неизвестно, что с ним стало, и как он погиб. Может быть, он так и не покинул мостик.
Болтаясь на плотиках, мы видели, как немцы расстреливали идущие за нами транспорта. Было уже совсем темно - но костры на воде хорошо различались. Затем мимо нас прошли десантные боты, набитые солдатами, нас не взяли, потому что были гружены до предела - транспортов, с которых их сбросили, больше не было. Мы погребли к Бьяркее, этот остров был ближе, там оказались немцы, кого-то взяли в плен, но я и еще несколько матросов сумели спрятаться, в темноте нас не нашли. А затем на юго-западе вспыхнула стрельба, взлетали ракеты, светили лучи прожекторов - там еще не стихло, когда стрельбы и крики начались уже рядом. И мы встретили наших солдат, высадившихся уже на этот остров, они рассказали, у Харстага была бойня, их осветили прожекторами и ракетами, и расстреливали на воде из пулеметов и мелких пушек, спаслись лишь те, кто повернул, и высадился здесь.
Немцев на этом острове было мало, и они отступили в его южную часть, а затем на катере ушли на Грютейю. И мы нашли нескольких наших, с"Ривенджа", расстрелянными - их сначала взяли в плен, а когда пришлось отступать, убили. Нас оказалось почти пятьсот, целый батальон, правда, вооружены были едва половина, все кто не десант, что-то сумели у дохлых немцев взять, вот только патронов и еды было мало.
Наши рассказали, "Белфаст" тоже погиб. Когда пытался прикрыть десант огнем. А "Шеффилд" уходил, горя и кренясь, но вроде ушел. Из эсминцев, фрегатов, тральщиков тоже многие потонули, там батареи оказались с трех сторон, как в мешке, ну а транспорта точно погибли все. Но вроде многие успели спустить боты, и мелкие группы, пользуясь темнотой, разбежались кто куда, по островам - как это у русских называлось бы, "ушли в партизаны"? Вот только с едой плохо, с патронами, с медикаментами - короче, будем сидеть, пока всего этого хватит, ну а после придется сдаваться. Или попробовать, через пролив вплавь? Боты спрятать некуда, днем их все у берегов расстреляют. А вода холодная, не доплыть.
Решили не сдаваться - помня, как немцы относятся к пленным. Днем на соседних островах Сенье и Грютейе, слышалась стрельба, но до нас у немцев руки не дошли - наверное, много таких спасшихся "партизан" было. Сидели так неделю, господи, адские мучения впроголодь, хорошо хоть источник воды нашли. Если бы немцы высадили десант, нам всем был бы конец, потому что мы сильно ослабели - но у них, так мне показалось, не так много было людей. Меньше, чем снарядов - иначе с чего бы это им по нашему острову, когда мы сдаться в очередной раз отказались, стрелять не меньше чем шестидюймовым калибром? Или они своих солдат в прочесывании не хотели гробить, выжидали, пока мы сами сдадимся, вконец оголодав?
А затем пришли русские, сняли с острова и привезли в Нарвик. И после транспортом до Англии, домой.
Еще одни документ из "нарвикской" папки Додсона. Несколько листков, написанных от руки. Автор не указан. (предположительно, черновик отчета офицера связи УСО при штабе высадки десанта, адресованный генерал-майору К.Габбинсу, оперативному директору УСО)
Крайняя поспешность в подготовке операции отразилась и на действиях сил специального назначения. Кроме того проявились межсоюзнические противоречия, совершенно неуместные в борьбе против общего врага.
Обстановка изначально благоприятствовала самому тщательному ведению разведки. Так как рыба составляла значительную долю в продуктовом рационе как норвежского населения так и оккупационных войск, в течение всей войны плавания большого количества рыболовных судов было обычным делом, не только вблизи норвежского побережья но и по морю вплоть до принадлежащих Англии Шетландских островов (визиты к родственникам, контрабанда). Пресечь и проконтролировать это со стороны немцев было чрезвычайно трудно - и как результат, только в течение весны-лета 1943 года и только силы УСО успешно провели свыше сотни забросок агентов и групп на норвежскую территорию. При этом ужесточение оккупационного режима имело следствием рост симпатии местного населения к Англии и США.
Факт строительства немцами новых мощных береговых батарей у Харстада и на острове Энгелой был заблаговременно установлен. Однако при определении их боевых характеристик были совершенно неоправданно приняты на веру разговоры немецких солдат, что якобы одна батарея, это 280мм или 305мм немецкие пушки, образца прошлой Великой Войны, снятые с кораблей, списываемых на слом (первое предположение казалось даже более верным, так как было известно о переводе в береговую оборону артиллерии старых броненосцев типа "Шлезиен"), вторая же батарея, это 305мм русские пушки с дредноутов типа "Петропавловск", захваченные в 1941 году на береговых батареях в Прибалтике. Следует также отметить, что о самом существовании германских 406мм пушек новейшей конструкции, предназначенных для так и не построенных линкоров "супер-Тирпиц", у союзного командования не было достоверных данных (их считали таким же блефом, как указанный в пропаганде для этих же кораблей 508мм калибр). Потому, нейтрализации этих батарей совершенно не было уделено должного внимания, какие-то меры были включены в план, но считалось, что в принципе, атакующие корабли могут справится и сами.
Согласно плану наступления на британском участке, предполагалось после Харстада не прорываться к Нарвику через узкий и извилистый проход, а высадить десанты на северной стороне полуострова, от Тенневолля до Гратангена, и пройти по суше до Уфут-фиорда. Это решение напрашивалось при ускоренной подготовке десанта, но это же и могло бы стать камнем преткновения. Так как резком осложнении обстановки, десанту оставалось лишь идти вперед, на прорыв. Но в реально сложившейся ситуации фатальным оказалось то, что и коммандос и боевые группы УСО, успешно заброшенные в район Нарвика, не выдвигались к Харстаду. Их задачей по плану должно было стать обеспечение беспрепятственного выхода высадившихся моторизованных колонн по дорогам от Тенневолля и Гратангена на шоссе, ведущее и к Нарвику, и в Швецию. с последующим соединением английских сил с американцами восточнее нарвика и в Швеции - и, соответственно, к полной изоляции немцев во всей зоне Нарвика. Результатом же было, что в "час Х" весь английский спецназ оказался более чем в тридцати милях к востоку от места сражения, при затрудненной радиосвязи.
Также, со стороны американского командования была допущена легкомысленная, если не сказать преступная, недооценка противника и сложности ситуации. Не только среди солдат, но и в штабе, среди командиров, господствовало настроение, "только покажите нам, где гунны, и мы их всем перебьем" - поскольку американцам, в отличие от англичан, за последний год не довелось испытать на суше тяжелых поражений, значительность же выделенных сил, их отличная подготовка, вооружение, снабжение, вызывали мысль, что "мы не можем проиграть". В то же время имело место высокомерие, и даже презрение американцев к своим британским союзникам, после Гибралтара, Мальты, Египта, Ирака, Индии, в разговорах опять же не одних рядовых, но и офицеров звучало, что "Британская Империя уходит со сцены, как когда-то Испания", что не могло не обижать любого, помнившего о судьбе Кубы и Филиппин. Результатом же было глупое состязание, более уместное в споре футбольных клубов, "посмотрим, кто скорее возьмет Нарвик, мы с запада, или вы с севера" - и это взаимодействие, вернее его почти полное отсутствие, было забито в утвержденный план!
Что самым фатальным образом отразилось прежде всего на действиях спецподразделений. Поскольку американцы, при всем их апломбе, не имели в Норвегии ни агентуры, ни налаженных каналов ее заброски, они милостливо уступили эту честь тем, кого презирали, англичанам! И естественно, что УСО для действий на американском участке (прежде всего, против батареи на Энгелое) выделило силы и средства, по остаточному принципу. Так, для разведки "полосы прибоя" на предмет мин и противодесантных заграждений выделили всего одну группу, которая погибла на подлодке "Апрайт", не выполнив поставленной задачи. Информация, иногда полученная из сомнительных источников, как правило, не перепроверялась, а принималась на веру. Наконец, в американских частях, все командиры до уровня батальона имели подробные карты лишь своего участка высадки - вынужденные же в ходе боя выбрасываться на первый оказавшийся вблизи берег, десантируемые войска оказывались на совершенно незнакомой местности (как выяснилось уже позже, очень многие американцы считали Лофотенский архипелаг полуостровом, по которому можно выйти к Нарвику по суше!).
Совершенно не поддающейся объяснению может быть названа попытка американцев 13 октября сбросить собственные группы спецназначения (если не считать за причину недоверие к британцам). Причем при ее осуществлении не было сделано различия между джунглями Бирмы и северной Норвегией. Во-первых, десант был слишком велик для "группы коммандос", более 140 человек, целая рота с тяжелым вооружением (минометы). Что повлекло, во-вторых, резкое усложнение высадки - двенадцать транспортных самолетов были разбиты на три группы, идущих к цели самостоятельно - считалось, что десант, сброшенный с первой из них, должен был после сбора быстро обследовать местность, найти наиболее удобную точку для сбора и зажечь там зеленый маркер, на который будут высаживаться все последующие группы. В третьих, объем и вес снаряжения превышал все разумные пределы - на каждого человека приходилось больше ста килограмм переносимого груза (предполагалось, что часть будет спрятана как аварийный запас на случай отхода, а часть контейнеров не найдут). План был может и хорош на бумаге - но никто отчего-то не подумал, что сильным ветром парашютистов и груз разбросает по большой территории. Что приземляться придется ночью, на скалы, поросшие лесом - и большое количество десантников получат травмы и переломы, без всякого воздействия врага. Что полмили по ровной местности, это совсем не то, что те же полмили, разделенные горным хребтом. Что "быстро обследовать территорию", за короткий срок до подлета второй и третьей волны решительно невозможно, как впрочем и найти контейнер с маркером. Что просто собраться вместе, а тем более собрать все сброшенные парашюты, включая грузовые, и найти все грузы, это непосильная задача, даже останься весь десант на ногах и каким-то волшебным образом установив немедленную связь друг с другом на земле. Что управлять таким отрядом после приземления в первые часы абсолютно нереально.
Немцы же, получив сообщения от своих постов и отдельных лояльных норвежцев, действовали на удивление быстро и четко. Из-за большого разброса, десант был принят за гораздо более крупный. Но утром 14 октября, он представлял собой не организованную и боеспособную часть, а толпу одиночек, раскиданных по незнакомой местности, без руководства, без снабжения, зачастую с переломанными ногами. И что страшнее всего, немцы, знакомые с этим театром, подобные трудности хорошо представляли. В итоге, вместо тайного выдвижения на исходный рубеж и внезапной атаки, американским десантникам пришлось играть в "кошки-мышки" со спешно переброшенным батальоном горных егерей. Самой страшной была судьба раненых и покалеченных, превратившихся в обузу для товарищей (четверо здоровых едва могли нести одного по той местности, а ведь был еще груз!), однако и немцы по тем же причинам, увечных не брали в плен, а добивали на месте. Лишь 18 октября последние из уцелевших американцев сумели перейти шведскую границу, успев подвергнуться краткосрочному интернированию, до того как воспользоваться русским гостеприимством.
Стратегическим результатом могло бы быть отвлечение у немцев одного батальона, причем наиболее подготовленного для боя на той местности. Однако гораздо больше сказалось на исходе сражения, что под удар чрезвычайных мер, принятых при отражении американского десанта, попали группы УСО на южном направлении (одна уничтожена, две отошли с потерями).
В результате, во время сражения, немецкие тылы остались совершенно без воздействия сил спецназначения. По причине ошибочного плана (британский участок) и совершенно неуместной американской инициативы с парашютистами (американский участок).
Из "нарвикской" папки Додсона. Капрал Тони Боумен. 28я Пенсильванская дивизия.
Мы верили, что мы - лучшие. Так твердили нам наши командиры. "Скажите нам, что - и мы сделаем это!". Символ нашей дивизии - красный кирпич, как символ стойкости, "краеугольный камень". И стойкость наша в сражении должна быть такой же!
За что мы сражались? Оттого что Гитлер, которого назначили "очень плохим парнем" с чего-то решил, что лишь немцы должны быть как белые, а все прочие как ниггеры. А русские считают, что все люди белые, а ниггеров не должно быть вообще. Что на мой взгляд, не меньший бред: скажи мне, что я равен ниггеру, по уму и способностям, сразу в морду дам! Так что мы, по крайней мере в Европе (с желтомордыми и так все ясно, а кто сказал, что ниггеры лишь черными могут быть?), должны всего лишь сказать дерущимся "брэк", и взять с них плату за услуги. В первую очередь, конечно, с Гитлера - поскольку он успел очень сильно обидеть наших британских кузенов. Ну а русским может быть довольно будет и по-хорошему, показать глубину их заблуждений - слышал, что не водятся ниггеры в России, вот русские и привыкли всех белыми считать. Но ведь зачем-то Бог создал людей разными? Белые должны командовать, и деньги считать, ну а ниггеры работать на белых. Что есть справедливость? Это когда все довольны - белые, что они богаты, а ниггеры, что на белых работают.
Спрашиваете, сэр, как это я с такими убеждениями, да в 28й Пенсильванской? Так я вообще-то родом из Алабамы, и родители мои оттуда, а меня жизнью помотало по десятку штатов, как это у нас бывает, чемодан, поезд, автобус, сел и погнал туда, где заработок есть! А сейчас вообще, в этой африканской дыре, в пятьдесят втором осел, как воевать уже староват, и пораненный, повезло вот бизнес ухватить. Одни черные рожи вокруг, беседе с белыми людьми всегда рад - так что крутите свой диктофон, сэр, мне не жалко. Ведь секреты моего бизнеса здесь вам неинтересны - ну а то, что было когда-то в Норвегии, никому не интересно, кроме вас.
Начало драки пропущу, поскольку ни черта не видел. Где-то стреляли, вроде даже потопили кого-то - мы в это время в коробке сидели, как сельди в бочке. Десантный транспорт, это вам не "Куин Мэри", цель здесь запихнуть максимальное число личного состава, и чтоб кое-как перетерпели до высадки. Так что когда нам скомандовали, все наверх и в "калоши" грузись - только рады были. Что такое "калоша" - ну вы же, как моряк, видели наверное, на что малый пехотно-десантный катер похож? Нос широкий и плоский, там аппарель, рубка сильно к корме сдвинута - на взгляд со стороны, все здорово на громадный башмак или калошу смахивает. А палубы нет - так что хоть воздухом подышим, и небо видать.
И тут, бабах! Прямо в куче, высоченный столб, оказывается, немцы до нас пушками доставали. Что тут началось, страху натерпелся - вот вы, сэр, можете представить, как пешеходу перейти даже не улицу, а перекресток, с очень оживленным движением, когда ни светофора, ни регулировщика нет, все едут как хотят - и знают, что если тебя задавят, то ничего им за это не будет? Калоша рядом с нами, прямо под нос кораблю, и не выплыл никто! Отчего не выплыл - так на каждом из парней, как на мне сейчас, кроме винтовки Гаранд, еще ранец, подсумки, противогаз, каска, лопатка, с таким грузом в воду, так сразу на дно, будь ты хоть сам Джонни Вейсмюллер! А на мне еще рация, поскольку я был ротным связистом. Но рулевой у нас был мастер, как он уворачивался, это надо было видеть! А снаряды летят - не знаю, сэр, в кого попадало, я больше боялся, чтобы не попало в нас!
Куда плыть? Левее, милях в двух-трех наверное, не знаю, не умею на море расстояния определять, виден берег. Но - виден, и вроде, недалеко. А впереди море, вдоль этого берега, и кажется, оттуда еще и стреляют! Ну, лейтенант, кто старший у нас оказался, и велел, правь к берегу! Не по воде, так по суше к месту выйдем, это вернее.
Мы не одни такие - за нами сразу несколько "калош" свернуло. Ну а как большие корабли стали уходить куда-то назад, так и те, кто вначале было направился вдоль берега, повернули влево. Дошли без особых проблем - уже после я узнал, что оказывается в тех самых местах водоворот Мальмстрем, про который Эдгар По ужасы писал - но нам повезло, хотя качало! На берег выползли, половина от морской болезни на ногах не стоит, однако оклемались кое-как, вот повезло, что немцы нас минометами в эти минуты не накрыли! Собрались, снаряжение проверили, пошли долг взыскивать, за наши страдания - где тут немцы, кого убивать?
Господи, помилуй! Там черт ноги переломает, сплошные скалы, высотой как Эмпайр Стейт в Нью-Йорке, и никаких дорог, только тропки какие-то, и так вверх-вниз! И все на себе тащить, и вниз как бы не труднее, чем вверх, чтобы не сверзиться, ладно я тридцатилетний, старичок уже, так у молодых парней языки на плечах были, как у загнанных лошадок. Мне правда повезло, что оказался в арьегарде, как-то незаметно, а впереди несколько раз слышалась стрельба, и даже гранаты рвались, говорили что немцы за нами следят, выстрелят, и отступят, хотя и наши тоже стреляли во что попало, жить-то хочется? Шли долго, с моря тоже стрельба, а мы все топаем по эти чертовым горам, наверное, по миле в час. И вдруг, очередной обрыв вниз, за ним вода. Мы на острове, что ли?!
Лейтенант скомандовал, по берегу в стороны, искать, может не остров все же? Мне повезло - не ноги бить, а связь устанавливать, лейтенант доложил, плацдарм захвачен, противник отступает, продолжаем продвижение вперед. Тут справа стрельба, мы туда потянулись. Не остров оказался, слава господу - перешеек впереди, за ним земля. Вот только перешеек низкий и совершенно открытый, а за ним где-то в скалах, немецкий дот. И уже десяток наших мертвыми валяются, а все прочие залегли и куда-то стреляют.
Немцев там было, судя по стрельбе, до взвода. Два пулемета, и винтовки. И еще миномет был, как наши стали накапливаться в лощине, их накрыло. Убитых еще десятка полтора, раненых вдвое больше, а что мы с ранеными будем делать, у нас же только ротный санитар! Перевязали, положили в укромном месте, и все - эвакуировать не на чем и некуда! Стреляем, немцы в ответ. У нас еще троих зацепило, надеюсь что у немцев больше, у нас же наверное, полторы сотни стволов работало, и десяток пулеметов. А на перешеек полезли, снова пулемет, и опять потери. Я ж говорю, там дот был, амбразура лишь в узком секторе видна, но как раз в том, в котором перешеек, а с боков не подавишь никак. Да еще проволока была там, в самом узком месте, и сказали, мины-противопехотки. Как пройти?
Лейтенант снова к рации. Чудо первое - связь все еще есть. Чудо второе - с тем, кем надо. Чудо третье - обещали помочь авиацией. Чудо четвертое - прилетели, и нас нашли. Лучше б не находили! Шесть "донтлессов", несмотря на условленные наши сигналы ракетами, положили бомбы не только по немцам, но и в воду, и по нашему берегу тоже! Еще десяток убитых и раненых - а немцы все стреляют. Правда, бьет у них теперь лишь один пулемет, но как раз тот, самый опасный. Наших на перешейке уже с полсотни трупов лежат! После последней атаки прибавилось - когда сзади еще наши подтянулись, так что теперь нас почти что целый батальон, и капитан какой-то за старшего - на нашего лейтенанта орет, отчего встали? С кучкой немцев справиться не можете, трусы? Попробовали, откатились, опять кровью умывшись. И наш лейтенант погиб, со всеми шел, пуля ему в голову, не мучился хоть, и то хорошо.
Стемнело уже. Мы еще раз попробовали, в надежде что не увидят. Тихо к проволоке подползли, стали резать. Так у немцев, оказывается, там рыболовные крючки на стальных поводках подвешены, и пустые консервные банки, все загремело, снова ракеты в воздух и пулемет ударил. Мы все назад, что делать?
А холодно! И огонь не развести, и не согреться, и не приготовить - про немецкие минометы все помнят. Кое-как подкрепились, сухими пайками, и спать. Злые, невыспавшиеся, голодные, замерзшие, под утро снова пошли - капитан зверь, но сообразил, у кого-то из саперов дымовая шашка оказалась. Снова подползли, зажгли, стали проволоку резать (и кажется, еще елового лапника собрали, чтобы горело, и дым был). И хорошо, сэр, что я, как радист, со всеми не пошел! Потому что пулемет в дым бил вслепую, но места там мало, в кого-то все равно попадал. А наши парни бежали, и ползли через перешеек, и лезли вверх - когда закончилось, у проволоки все было телами завалено. А наверху, действительно немецкая позиция в скалах была, и там всего один немец у пулемета, его в спину убили, он так и стрелял до последнего. И еще двенадцать мертвых мы нашли, пятерых прямо в окопах, а семерых аккуратно уложенных в лощине, вроде трое еще живыми были, раненые, их наши парни штыками добили, обозленные за потери. Еще был миномет без мин, и второй пулемет поврежденный. А тот, кто у пулемета был, жаль, что подох, ну мы его и мертвого привязали, чтобы "алабамский театр" устроить, наше американское национальное развлечение. Этот немец уже старый был, седой, с нашивками, наверное сержант, на мундире какие-то значки и кресты - Железный сначала Вильямс из моего взвода хотел взять, но после разглядел, что на нем W.1914 выбито, и интерес потерял, значит с той еще войны, у нас такие побрякушки в антикварных лавках продавались. Кстати, вот он, сэр, не желаете купить, сувенир на память, сто долларов всего?
Что за алабамский театр? Так это, сэр, у нас на Юге было, дед рассказывал, ему самому там бывать и участвовать еще доводилось. Зал, билеты, все как подобает, на сцене преступника-ниггера привязывают, который например, посмел на хозяина руку поднять - и те, кто в партере, по сигналу имеют право в живую мишень всю обойму винчествера или барабан кольта разрядить, а галерка может лишь по одному выстрелу. Да, жаль что тот проклятый гунн уже был дохлый, от страха не корчился, не визжал, как наши ниггеры, видя стволы. Ну, мы в него все равно, патронов не жалея, в лицо старались целиться - за то, что столько наших положил.
Нет, сэр, он прикован к пулемету не был. Не знаю, отчего не ушел - мог бы вполне, ночью, деру дать, если он тут все тропинки знает, хрен бы мы его поймали. Дурак, что поделать - я бы на его месте точно, сказал бы себе, погеройствовал в меру, долг исполнил, на медаль заслужил, ну а теперь ноги в руки и бегом, мертвому слава и почести не нужны, а деньги тем более. Сэр, я не трус, но всегда по-честному: если кто-то хочет, чтобы лично я под пули лез, так пусть платит наличными, а не словами. И конечно, обеспечит, чтобы я вернулся - а если мне выпишут билет в один конец, так и я от всех обязательств свободен.
Так вот я и воевал, почти десять лет, сначала там, в Европе, а после, до пятьдесят второго, здесь промышлял, охотой на черномазых. Юмор был в том, что платили мне иногда за это другие черные, против которых я тоже воевал, годом раньше или парой лет позже. И еще кое-кого из своих сослуживцев я здесь встречал - мы были лучшими солдатами в мире, сэр! Тысяча врагов, убитых мной лично - какой солдат какой армии мира может этим похвастать? Мне приходилось видеть, как взвод белых разгоняет и разоружает батальон черномазых, а рота за один день меняет правительство в не самой маленькой африканской стране. И это была правильная война - когда есть и легкая победа, и хорошая оплата. А не та мясорубка, бессмысленная и безжалостная, где рекой лилась кровь белых американских парней.
Ведь именно после того сражения в Норвегии, герб нашей 28й Пенсильванской стали называть "ведром с кровью"? Из-за идиотского упрямства немцев, не желающих понимать, что раз они проиграли, то надо сдаваться, не создавая лишних проблем ни себе, ни победителю. Впрочем я слышал, что русские еще более упрямы - нет, в бою с ними мне встречаться не доводилось. Здесь, в Африке, надо быть сумасшедшим, чтоб взять контракт против них - нет, сэр, это не трусость, а благоразумие, все знают, что даже если твоя команда победит, не факт что лично ты доживешь до дивидендов, кровью умоются все. И если тебе повезет остаться живым, русские ничего не забудут и не простят, и после достанут тебя хоть из-под земли. Но это же русские, бешеные все, с такими разве воюют?
Так не желаете купить Железный Крест, той еще войны? Эх, сэр, вы не поверите, сколько я уже пытаюсь его продать - один раз это даже получилось, но он вернулся ко мне, когда... скажем так, я стал наследником вещей того парня. А ведь я, когда бедствовал, продал все свои медали, полученные от американского правительства, и деньги те давно уже ушли. А этот крест от того старого немца так и болтается в моем кармане, и никто его не берет. Иногда мне хочется просто бросить его в реку - останавливает меня лишь мысль, что если есть господь на небе, то он явно этого не хочет, а в мои года поневоле станешь верующим, сэр!
А там, в Норвегии, что дальше было? Да ничего хорошего, сэр! Пару миль прошли, вымотались все, ну про пейзаж и дороги там я вам сказал - и снова перешеек впереди. С проволокой, и пулеметами за ней. И не атаковать в лоб, даже у нашего капитана ума хватило, вроде бы, эта позиция была посерьезнее той, немцев явно больше сидело. Заняли оборону, ждали, лениво перестреливались, те гунны тоже не атаковали, жить всем хотелось. Ребят лишь жалко, кто раненые были, очень многие умерли, так и не эвакуированные. Нас ведь с острова лишь на седьмой день сняли, или десятый, не помню уже. Да, сэр, оказалось все-таки, что это остров был!
Кто снял - русские конечно. Пришли, и разобрались, немцев в плен, нас до Нарвика, там уже английские транспорты стояли. Еще через три дня, мы все в Британии.
Из "нарвикской" папки Додсона. Зигфрид Штрель. В октябре 1943 - корветтен-капитан, командир U-1506
Мы были честными солдатами фюрера! И как подобает германским воинам, блюли дисциплину, исполняя приказы.
В тот день мы стояли в базе Нарвик. После того, как наша лодка в прошлом выходе чуть не погибла, встретив русскую сверхсубмарину, мы не выходили в море. Теперь я знаю, что это был всего лишь подводный крейсер К-25, с фторовой турбиной, но это стало достоверно известно лишь после заключения мира. А тогда весь Арктический флот Рейха знал про "русский подводный Ужас", то ли еще одно воплощение "летучего голландца", то ли демон из преисподней, призванный русскими священниками - ведь известно, что он появился в океане как раз тогда, когда их Вождь Сталин вдруг стал другом русской Церкви? В общем, говорили всякое - но все сходились, что в море этому неизвестно чему лучше не попадаться.
Это было так. Еще год назад мы могли проникать глубоко в русские воды до Карского моря. Теперь же экипажи субмарин считали величайшей удачей и подвигом, очень осторожно подойти к границе русской зоны ответственности, чуть углубиться в нее, и боясь каждого шороха, отбыть там какой-то срок, по истечении которого спешить в базу, с рапортом, "поход завершен, противника не встретил". Ну а атаковать русские конвои считалось заведомым самоубийством, ясно было, что этот "ужас" ждет нас там, и уже не выпустит.
Согласитесь, что для солдата очень страшно, выйти против заведомо сильнейшего противника, с негодным оружием? Знать, что он быстрее, незаметнее, лучше видит и много лучше вооружен? Чувствовать себя в положении, пусть даже волка - в лесу, где охотится голодный тигр? После того, как мы все чудом остались живы, в экипаже были двое сумасшедших, а пятерых пришлось списать из-за нервного срыва. Да и я сам был близок к этому, проводя все время на берегу в кабаке и напиваясь до одури, чтобы лишь не вспоминать! И не думать о том, что завтра, возможно придется снова в море.
Слава богу, командование флотилии, и что еще лучше, штаб в Берлине, также пришли к выводу о нецелесообразности использования наших субмарин в русских водах. Адмиралам тоже нужны ордена и доклады о победах - и все чаще нас посылали не на Север, а в Атлантику, воевать всего лишь с англичанами. Там тоже конечно, были потери - но все происходящее укладывалось в рамки "обычная война", без всякой чертовщины. И был очень хороший шанс вернуться живым.
В тот день в базе стояла наша U-1506, и две лодки старого проекта, "тип VII", U-473 и U-476. Лодка U-1505, однотипная с нашей, вечером 14 октября вышла в Атлантику. И налет вашей авиации был полностью внезапным - но поначалу, совершенно не метким, были разрушения в городе, но насколько мне известно, ни один из военных объектов серьезно не пострадал. И штаб 11й флотилии тоже, мне тогда казалось, на нашу беду. Потому что на U-1506 поступил однозначный приказ, немедленно выйти в море! За невыполнение, арест, концлагерь или казнь - причем наказание полагалось не только нам, но и семьям "изменников". Мы вышли из базы, скажу открыто, с настроением, как на убой. Если англо-американскую эскадру сопровождает русское нечто, мы все покойники.
Да, мы могли наверное, атаковать американские корабли еще днем 15 октября. Но не решались выходить из-за линии минных заграждений, это давало нам хоть какую-то уверенность. Однако же, чтобы не подвергнуться репрессиям, следовало хоть как-то проявить активность. В шесть вечера мы очень осторожно выдвинулись вперед, затем провидению угодно было, чтобы U-1506 повернула на север, и очень скоро акустик доложил, что слышит много шумов транспортных судов и боевых кораблей, на малом ходу (это был третий, транспортный эшелон американской группы десанта).
Так же осторожно мы двигались вперед, шестиузловым ходом подкрадывания. Нас не обнаружили, хотя судя по акустике, два или три эскортных корабля несли дозор, но их присутствие не составило для нас никаких проблем. В 20.45 мы были на позиции атаки, подняв на короткое время перископ, я увидел прямо перед собой, в шести-семи кабельтовых, буквально стену из транспортов, цели створились друг с другом, промах был даже теоретически невозможен!
В 20.50 U-1506 дала полный шеститорпедный залп. Такую цель упускать было нельзя - казалось, вернулись благословенные "жирные годы"! Американцам очень помешало, что конвой шел самым малым ходом, по сути крутясь в зоне ожидания, и эскорт ожидал атаки по привычной "атлантической" схеме - когда субмарина ночью подходит к цели в надводном положении, погружаясь непосредственно перед атакой. Эта их тактика тоже оказалась успешной - именно так, парой часов спустя, была потоплена U-476, вышедшая на этот же конвой по пламени горящих, торпедированных нами судов, но обнаруженная радарами эсминцев. Но мы не ушли, и не всплывали - дальность подводного хода нашей "двадцать первой", составляла триста сорок миль, а база была рядом, и мы могли позволить себе роскошь не экономить батареи!
Меня после упрекали, что я не рискнул пройти всего двадцать миль на север, тогда я имел бы шансы потопить линкор "Алабама"? А почему тогда не двести миль к западу, где были американские авианосцы? Я имел перед собой реальную цель, здесь и сейчас! А запас торпед на лодке не бесконечен. Кто может винить меня за то, что победе вероятной я предпочел победу верную? А груженный военный транспорт в десантной операции для противника столь же важен, как линкор.
В 21.40 мы выпустили последние торпеды. Все двадцать три "рыбки" боезапаса ушли меньше чем за час. А мы теперь могли идти в базу с чувством выполненного долга. Эти торгаши сбивались в кучу, может быть они решили, что голова конвоя попала на мины? На наш счет после того боя записали четырнадцать побед, этого не бывало даже в "жирные годы" в Атлантике, у таких мастеров, как Кречмер или Прин! Ну, может стоило бы отдать один на долю U-476, если она все-таки успела, как сообщают... Или на долю U-473, которая в ту же ночь пропала без вести? Но ведь эти сведения так достоверно и не подтверждены, а у нас выходило бы несчастливое число?
После было - фанфары, Берлин, Дубовые Листья к моему Рыцарскому Кресту. А тогда мы удирали домой, молясь о том, чтобы скорее оказаться в базе, пока нас не заметило русское нечто. И только пришвартовавшись к пирсу, почувствовали себя победителями. И первое, что я сделал, сойдя на берег после официальных процедур, это пошел в кабак и напился в стельку. Наплевать, что город в осаде, его бомбили и завтра, возможно, будут штурмовать!
И хотя мы были первой лодкой нового типа, добившейся столь впечатляющей победы, могу сказать вам, сэр, с чистой совестью, что на мне нет обильной крови американцев. Ведь те транспорта, которые нам попались были, как я сказал, третьим эшелоном, должным разгружаться уже в захваченном Нарвикском порту - там были в основном грузы, запасы и техника. Ну и несколько тыловых подразделений - но ведь войны без потерь не бывает, сэр?
Слышал, моя U-1506, которой повезло пережить войну, стоит сейчас в Киле как музей? Мне же не повезло, командуя уже другой лодкой, попасть в плен к англичанам. Ну а английский плен для германских подводников, поверьте, намного более ужасен, чем Дахау. А русские лагеря для военнопленных, по рассказам моих знакомых, это вообще был курорт, "здоровая работа на свежем воздухе" - хотя мой давний приятель Генрих Брода, которого я встретил в Гамбурге в пятьдесят седьмом, при вопросе о его пребывании в русском плену, начинал бледнеть и заикаться. А поскольку нам обоим тогда заняться было решительно нечем, в военно-морской флот ГДР нас категорически не брали, как и на офицерскую должность во флоте торговом, то я с охотой принял предложение Генриха ехать в Уругвай, которому русские среди прочего оружия продали несколько подводных лодок "тип VII".
Адмиралиссимус Брода... А ведь мы начинали с ним в одном чине - там наши прежние звания и награды не имели никакого значения. Нам удалось поднять службу на лодках на должную высоту, насколько это было реально для Уругвая - но Брода оказался шустрее, во время одной из их смут вовремя приняв верную сторону претендента на престол. И вот - Адмиралиссимус, командующий флотом Уругвая, и даже когда его покровителя через пять лет скинули, и пришлось спешно уносить ноги, это звание осталось при нем. А ведь я по праву, был больше достоин - фрегаттен-капитан, кавалер Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями и Мечами, тридцать потопленных кораблей и транспортов - а что у Броды, тьфу! Но у Генриха всегда было чутье, перед кем и когда склонить голову, чью задницу лизать, и хоть бы меня тогда прихватил, удирая, сволочь! Он снова стал Адмиралиссимусом какой-то центральноамериканской республики, где весь флот, это пара патрульных катеров, командовать которыми достаточно обер-лейтенанту - а я отсидел год в уругвайской тюрьме, пока эту "гориллу"-диктатора не сверг следующий. После чего болтался по миру - кому нужен офицер-подводник с боевым опытом? Имел ли я отношение к тем "потаенным транспортам" дона Эскомбедо? Вы же понимаете, что я не отвечу, хоть я и старый человек, но мне еще не надоело жить. Могу лишь дать подсказку, вы не задумывались, откуда у колумбийской наркомафии взялись подводные лодки? И не "семерки" и "девятки", которые после войны русские продавали всяким там уругваям, а "тип XXIII", в отличном техническом состоянии, и это через столько-то лет, как прямо с консервации? А в окружении Эскомбедо и других "донов" были достоверно замечены некие господа "арийского типа" - а теперь выяснилось, что "Рагнарек", "общество за возрождение нацизма" на деле оказалось грандиозной аферой русского КГБ?
Так что я не отвечу вам, сэр. Я прожил свою жизнь, хорошо или плохо, но я ею доволен. Здесь, на Барбадосе, просто рай земной, если у тебя есть деньги - ну а я все же кое-что скопил. Достаточно, чтобы прожить самому остаток своих лет, не отказывая в удовольствиях.
Ну а что будет после меня, атомная война, или коммунистическая революция, мне абсолютно все равно. У меня нет семьи и детей, нет отечества, нет веры в святую идею. Все мое - уйдет вместе со мной. И потому я легко могу сказать, как тот французский король - после нас, хоть потоп.