26
Минула неделя, как роты ушли на Панджшер.
…Корытов проснулся в своей кровати, куда после буйных похождений вновь уложил его сердобольный Чепига, с трудом заставил себя разомкнуть тяжелые, опухшие веки и вдруг закричал — хрипло и страшно.
Каждое такое утро он ненавидел весь белый свет.
Но в это утро Рокфеллер не увидел его.
Была тьма. Такая, какая она бывает, когда наступает навсегда.
Он понял это сразу и поэтому, издав один-единственный крик, который, подобно раненому зверю, был не в силах сдержать, не стал в отчаянье кидаться на стены, тереть до крови глаза и звать на помощь.
Он лежал, вытянув руки по швам, ровно и тихо.
Через час его хватились в штабе. В модуль прибежал хмурый и озабоченный Чепига. Он быстро уяснил, в чем дело, и бросился звать полкового врача.
После беглого осмотра врач сказал, что начфина нужно немедленно отправлять в госпиталь.
Он ушел искать машину, а Корытов и Чепига остались вдвоем. Начальник строевой части сидел на табурете, подавленный и ошеломленный. Совершенно не зная, что полагается в таких случаях говорить, старший лейтенант сопел и грыз ногти.
— Помоги, — сказал вдруг начфин. Резко сбросив ноги с постели, он поднялся, выставил руки перед собой и сделал неуверенный шаг к столу. Чепига сорвался с места, подскочил к Корытову и, бережно поддерживая его, помог сесть на табурет.
— Плохи мои дела, Витя, — заговорил Рокфеллер, качая головой. — Дружил я с водочкой, а она вот взяла да и ударила по глазам. С моим батей покойным, царствие ему небесное, такая же беда в свое время приключилась…
Корытов пошарил по столу руками, нащупал пачку сигарет, достал одну и принялся так же, на ощупь, искать спички. Чепига, спохватившись, подал ему коробок.
Прикурив, Рокфеллер тихо произнес:
— Знаешь, а я ведь уже никогда больше не буду видеть.
— Надо в Ташкент, Евгений Иванович, в окружной госпиталь, — торопливо отозвался Чепига. — А то и в Москву. Там врачи чудеса делают.
— Врешь ты все.
— Надо, — упрямо повторил старлей.
— Конечно, надо, — покорно согласился Корытов. — Инвалидность оформить, пенсию…
— Есть ведь надежда, Евгений Иванович…
Начфин вскинул нечесаную голову.
— Не на что надеяться… К маме поеду, в Подмосковье. Соловьев по утрам буду слушать. Хоть этого у меня никто не отнимет, а, Витек? — Рокфеллер помедлил. — Об одном жалею: мужиков с «боевых» не дождусь, Фому…
— Вы еще вернетесь в полк, Евгений Иванович.
— Эх, Витя… Скоро будет у вас другой Рокфеллер.
Визг тормозов подъехавшей машины они услышали одновременно. Чепига подошел к окну.
— За мной? — упавшим голосом спросил Корытов.
— За вами.
— Раз карета подана — едем… Стой! — шлепнул он себя по лбу ладонью. — Фоменко же не знает адреса мамы! У тебя есть на чем записать?
Чепига схватил первое, что попалось под руку, — спичечный коробок — и достал из нагрудного кармана ручку.
— Диктуйте.
— Московская область, город Шатура, Чкалова, три… Записал?
— Чкалова, три, — повторил, торопливо покрывая коробок кривыми буквами, Чепига.
— Квартира двенадцать.
— Готово.
— Передай ему, когда вернется: пусть сразу напишет. Слышишь? Сразу!
Старший лейтенант спрятал коробок в карман.
— Обязательно передам.
Начальник строевой части подошел к начфину и осторожно взял его под локоть.
— Пора, Евгений Иванович.
