Книга: Тайна президентского дворца
Назад: 1
Дальше: Вместо эпилога

2

Героев определили, наградили. Партия в игре состоялась, поиски закончились. Страницу истории перелистнули, а с ней ушли тридцать метров крепдешина, часы фирмы «Мозер», два бидона с самогоном и трусы фирмы «Адидас» на теле убитого Амина, о которых кто только не писал из участников штурма и полуучастников налета. Поупражнялись в приметливости как самые ленивые бойцы-мусульмане, так и самые ненаблюдательные из числа офицеров-чекистов. На чистом листе летописи история с географией, не испачканной революционными переустройствами, выглядели светло и безмятежно. Все прошлое, не всегда приятное, кануло в Лету, и на возникшем чистом поле безукоризненной безгрешности от вчерашнего дня не осталось даже следа, невинной пометины. Было — и быльем поросло. Годы прошли, и все переменилось, и те начальники, которые призывали к молчанию, начали писать на афганскую тему мемуары, выступать на телевидении, давать интервью. Причем в авангарде рассказчиков о событиях в Афганистане почему-то оказались именно бывшие сотрудники КГБ, а отнюдь не армейские генералы. Может быть, чекисты устали от своей прежней тотальной секретности и им захотелось выйти из зоны молчания или в армии присяга оказалась покрепче? Не знаю. Говаривали много и обо всем, но места не стало для вопроса из пережитого: а кто тот, награжденный самой высокой наградой, генерал, который…
Когда руководитель операции полковник Василий Колесник, выполняя установку военврача батальона, капитана Абдурасула Артыкова, задал членам малого кабульского военного совета «насущный и неудобный вопрос», что делать с ранеными, воцарилось гробовое молчание. Грохнуло молнией с неба — словно разверзлись хляби небесные. Главный военный советник — генерал-полковник Магометов утер платком внезапно взопревший лоб, прокашлялся в кулак, уставился себе под ноги и что-то там, в далеком далеке, пробормотал себе под нос. Главный представитель КГБ генерал-лейтенант Иванов стал пунцовым. Главный ответственный за уничтожение президента Афганистана генерал-майор Дроздов себя не помнит в той деликатной тишине — отшибло что-то у генерала. Представитель посольства — не главный, не посол Пузанов — как-то криво, словно бочком протискивался сквозь плотную толпу и выдавил в пространство, не обращаясь ни к кому: «Вообще-то задачу надо выполнять». Никто не сказал, что не надо помогать, но никто и не ответил конкретно и просто, хотя бы показушно демонстрируя видимость заботы о солдатах.
— Мы поняли, мы все, конечно, поняли; существенное заключалось только в одном — в уничтожении Амина. Это было главным, а все остальное — второстепенное, как придаток, как приложение. Только вот как мне эти слова солдату донести, я себе не представлял, — рассказывал Василий Васильевич.
Медбратьев в бою не было, и бойцы истекали кровью в прерванной для них атаке, пытаясь извлечь индивидуальные медицинские пакеты. Из их товарищей мало кто освоил, как наложить самую простую повязку. А если б даже и мог — не смел он выходить из боя. Я знаю такую похвальбу: его ударило при мне, и он упал, я обошел его и на отброшенную руку не наступил. Вот так. А еще знаю вот эти слова старшего лейтенанта Намозова (уж лучше было их не слышать и не ведать): «Во дворец моя группа вошла вместе с руководителями операции, когда стрельба практически прекратилась. Рядом с центральным входом я увидел тяжело раненного связиста отряда (рядового Шокиржона Сулайманова. — Прим. авт.). Парня можно было спасти, но он умер от потери крови».
Окончание есть всему, и бою тоже. К полуночи в основном все было закончено, стрельба утихла, дело сделано. Ранение — еще не есть конец. Свезли покалеченных и безутешных в казарму отряда. Принимали их и утоляли боль капитан Артыков и медбрат — прапорщик Асроров Карим. После первой медпомощи, у кого была худая рана, эвакуировали в посольство. А там ужаснулись — поток нескончаемый. Здесь и проявился явный просчет в долго готовившейся операции. Не было развернуто в должной мере медицинское обеспечение, не было у военврачей, застигнутых врасплох таким количеством раненых, подобающих сил и средств. Поэтому и вынуждены были объезжать дома, где жили семьи советников, мобилизовать их жен, которые имели хоть какое отношение к медицине. Собрали всех в поликлинике. Туда свозили убитых и раненых. Сотни их было — окутанных простынями, шторами, подносимых на запачканных куртках, неумело перевязанных бинтами, а чаще — каким-то тряпьем, пропитанным кровью. Но не припомнили, чтобы кого-то доставили на носилках, их попросту не было или катастрофически не хватало.
Кто тот генерал, который спланировал бессмысленную акцию с отравлением, не имевшую никакого значения и смысла? Кто настоял на ее проведении, подставив тем самым под огонь своих и чужих подчиненных? В Баграм команда от начальника штаба Якуба прошла. Летчики заняли места в кабинах и запустили двигатели. Дело счастливого случая и обстоятельств, что они не сорвались в небо и не перемолотили всех — и «мусульманский» батальон, и группы захвата КГБ, и десантную роту. Почему не взлетели? Не хочется повторять выдумки задним числом: у нас на такой случай были припасены зенитные орудия в конце взлетно-посадочной полосы, потом прибудут наши БТР и БМД и плотным, организованным огнем перед носом «ястребков» уймут пыл афганских летчиков…
Кто тот генерал, который плохо учился в училище и академии и проигнорировал прописные истины: наипервейшее, что способствует успеху в атаке, — внезапность действия наступающей стороны? Это классика военного искусства. А что происходит в нашем случае? Засылается тайный агент с ядом, который должен отравить или притравить Амина. Хорошо, допустим, получилось. Тогда что? Мы ожидаем, будто акт этот побудит окружение Хафизуллы поднять руки вверх и сдаться на милость… неизвестно кого. Выйдут они стройными колоннами и с горы прокричат: «Спасибо за сокрушенье тирана, мы столько ждали сего часа. Кто власть готов перенять — подходи, бери, властвуй!»
Какая, в конце концов, внезапность, если Джандад, понимая, для чего повально завалились гости, не паникуя и не мечась понапрасну, исполнил то, что ему и надлежало сделать? Он, согласно расчетам на случай экстренных ситуаций, организовал усиление охраны и обороны дворца. Гвардейцы вооружатся до зубов — увешают себя автоматами Калашникова, «шмайсерами», «стечкиными», «береттами», гранатами и прочей необходимой славной дрянью — и встретят! И — как надо, как учили в рязанской школе! Собираючись на рать, надобно изучать фольклор повергаемого народа: былины, сказки, песни, частушки, пословицы, поговорки, загадки… Вот англичане повоевали в Афганистане, и родилась пословица как результат обретенного боевого опыта: «Warned is armed». Предупрежден — значит вооружен.
Кто тот генерал, который предложил провести скудоумную акцию, наполненную зловещим смыслом и бесчеловечным содержанием: не усыпить людей, а убить их всех, в том числе детей и женщин?
Если бы отравили одного Амина — это можно понять. Но, судя по тому, что много человек было в жалостном состоянии, травили всех, кто был на этом торжестве. Травили скопом, как скот, зараженный опасной неизлечимой инфекцией. Аргумент-оправдание потом цинично изыщут: это-де было сделано для того, чтобы взять дворец без кровопролития. Обман чистейшей воды и невообразимая ложь. Охрана дворца питалась отдельно. Если бы кто-то травил охрану, понятно — крови поубавилось бы. А какое сопротивление могли оказать чиновники, их жены и малые детишки? Согласно укладу и традиции, обед у мужской части приглашенных проходил в одном зале, у женщин с детьми — в соседнем. Тогда возникает вполне логичный вопрос: зачем этим гнусным варварам, организаторам преступной акции, надо было подливать отравленный супец детям и их мамам? Или впопыхах и в страхе набадяжили все в одном котле да и разлили по тарелкам: нежной маме и розовому дитяте? И хрен с ними, не жалко: не свои же — чужие…
Так бесчеловечно спланировать и осуществить операцию могло означать только следующее. Первое: так как применение ядов — это исключительно оружие КГБ, то в победной реляции (донесения об отдельных происшествиях во время афганской войны) факт отравления чекисты подали бы членам Политбюро как то самое главное, что решило успех всей операции. Без глотка отравы, дескать, не поиметь бы нам триумфа, и все, в атаку поднятые, увенчаны лаврами благодаря только лишь смекалке КГБ, его затее, умной и хитросплетенной, высчитанной и выверенной до мелкого глоточка кока-колы. Десантники и «мусульмане», конечно, шумно построчили из автоматов, употели, ползая по горушке, проявили отвагу, но полегли бы они костьми, не будь накрыты столы для трапезы вместе с нашим «эликсиром». Реабилитировали бы себя чекисты за все предыдущие промашки, снискали бы славу и репутацию, весьма подмоченную, обсушили. И второе: могли желать преподнести в последующем «акт возмездия» как дело рук сформировавшейся оппозиции. Добротной. Крепкой. Безжалостной. И тогда советские, что до уничтожения Амина и его соратников, — ни при чем…
Кто тот генерал, который не взял на себя ответственность за ведение огня из зенитных установок и гранатометов по своим? Еще не вошли во дворец, а больше половины (!) атакующих были ранены и четверо убиты: Зудин, Бояринов, Суворов (все из КГБ) и Сулайманов (из ГРУ). Василий Праута, командир над «Шилками», представил расчеты, из которых следовало: быть беде, а его не слышали, и требовали не паниковать, и твердили только одно — долбить изо всех стволов. Чтобы небу было жарко. Потому и не обошлось, увы, без стрельбы по своим. «Шилка» пробила борт одной из БМП, снарядом оторвало голень взводному Абдуллаеву. Накрыли спецназовцев КГБ у входа и на подходе — у них были убитые. Думается, и Григорий Бояринов попал под наш огонь.
Кто умышленно и заданно направил своих на своих?
Шарипов: «Нас, раненых, повезли в посольство. Вдруг стрельба впереди. Оказалось, наши родные, с неба свалившиеся, страху набравшиеся — десантура белорусская. Решили, что мы — афганцы, и давай нас в плен брать. Спрашиваем мы их, очень так вежливо, понимая — впервой мужики за границу попали, не умеют себя еще вести и в руках держать, на людях носы кулаком утирают, стреляют, не посоветовавшись с жертвами: „Вы куда направляетесь?“ А они в ответ: „Едем дворец Амина брать!“ Ни о спецназе Главного управления Генштаба, ни о группах Комитета они ничего не знали. Так родилась легенда: десантники захватили дворец и Амина».
Ведь не по ошибке направили десантников «брать дворец Амина», не предупредив командиров, что там находятся наши солдаты в афганской форме. И командиров штурмующих подразделений не поставили в известность «о помощи извне, которая на подходе». Потом пояснили: дескать, десантники вошли в Кабул и, ничего не зная об операции «Шторм», по собственной инициативе взяли машины с ранеными на ура! Афганская форма, видите ли, виновата — обознались, случайно за врага приняли. Были потери, раненые с обеих сторон. В одном месте они из БМД влупили по нашему БТР. Пока разбирались, кто свои, кто чужие, медпомощь потребовалась…
Словом, бред: воинское подразделение, как пионерский отряд на прогулке, заблудилось в темном лесу, на огни и на шумы не реагировало, а вышли — ударили, чтобы неповадно другим было. Повторяю, бред. Шастают по городу без приказа солдаты с берданками, и не в поисках развлечений, а где бы дзот подходящий найти и подвиг совершить. На самом же деле им приказали идти и все крушить на своем пути, невзирая на лица и госпринадлежность.
Если бы хотели все сделать по уму и совести, то организовали бы, прежде всего, четкое взаимодействие. Без этого ни один командир не начнет бой. А это же — пропасть работы. Наши генералы вместе с кагэбистами сутками утрясали эти самые вопросы взаимодействия. А тут — с места в карьер. Так можно атаковать грудастую соседку, но никак не обороняемый объект. Всех бы посвятили в свои тайные планы. А то ведь как-то дурно выходит: тех, которые во дворце, хотят убить, — и не оповещают их об этом. Нехорошо получается…
А кто здесь в ответе? При взятии дворца в отряде ГРУ в том бою, я имею ввиду дворец Амина, раненых было тридцать шесть и один убитый — Шокиржон Султанович Сулайманов. В роте Шарипова во время штурма потерь не было, но 28 декабря погибли его подчиненные: младший сержант Миркасым Абдрашимович Шербеков, рядовой Сабирджон Камилович Хусанов (механик-водитель БМП 041, которая в ночь штурма попала в переделку, но благодаря именно Хусанову все обошлось, но не назавтра — в трагический для него день) и рядовой Ходжанепес Курбанов. Во 2-й роте старшего лейтенанта Амангельдыева — ефрейтор Абдунаби Гайджанович Мамаджанов, рядовые Абдумумин Абдунабиевич Богодиров, Курмантай Мурадович Расульметов. 6 января в результате небрежного обращения с оружием (с «Мухой» возился) погибнет «медбрат» рядовой Зиябиддин Гиясиддинович Мадияров.
Именно так — один погибший. Цифры, кочующие из вскриков в крики в разных источниках, преднамеренно искажены. Мне рассказывал полковник Владимир Турбуланов, заместитель комбрига по тылу, что реальные потери отряда затушевывали по требованию вышестоящих начальников: «Их отношение к событиям той ночи Кабула вполне понятно. Позорное столкновение с десантниками Витебской дивизии на следующий день, в результате которого у нас погибло пять солдат, завуалировали под бой во дворце, и на него же, вражину, „списали“ грех десантников. Злокозненно и неправо „умертвив наших солдат на пороге дворца“, мы таким дрянным образом, во-первых, утекли от позора всесветного и, во-вторых, „огероичили“ своих ребят, придав их гибели благородный оттенок боевых заправских действий. Никто не был против. Кому-то это было на руку».
А погибнут ребята-«мусульмане» действительно несправедливо и глупо. В упоении триумфа, что все закончилось благополучно: Амину — аминь, он уничтожен, и задача выполнена, не станут кумекать генералы и полковники дальше снятия дьявольского напряжения спиртным и атаки на тела своих женщин, у кого те оказались в то утро под рукой. При полном отсутствии взаимодействия, связи, должного общего руководства прибывшими войсками, при успокоенности командиров на местах — они свою задачу вроде бы выполнили, а там хоть трава не расти. Еще не отдышавшись после ночного штурма, не накурившись всласть, не постигнув счастья, что остались живы, измученные и безалаберные, солдаты батальона попадут под огонь артиллерии 103-й дивизии. Их примут за взбунтовавшихся пленных гвардейцев, и воины-пушкари ударят по ним. И не одним залпом, а будут гвоздить более часа. И нагвоздят — им это удастся: положат пятерых убитыми, два десятка ранеными, сожгут три БМП. Настолько очевидно, что не было связи и взаимодействия, а еще генералов на своих командных высотах, что били по своим целый час.
Кто тот генерал-мудрец, додумавшийся до белых нарукавных повязок и ворсистой афганской формы? Сегодня не секрет, что в бою наши поранили и, к беде, перестреляли друг друга. Опознавательные повязки скрутились в тонкий жгут. Стрельбу приходилось вести с приличного расстояния. Попробуй уследить ночью, в темноте, в такой неразберихе, у кого на рукаве есть повязка, а у кого ее нет! И потому — косили своих.
В связи с белыми тряпочками приходит вот какая мысль. Пятисотенная вооруженная орда наваливается на дом. Делать они это будут открыто, не таясь. И им будет глубоко наплевать, что о них в час атаки, а тем паче после боя, подумают уцелевшие враги. Тогда напрашивается вопрос: насколько правильным было решение, принятое «наверху», идти на штурм нашим бойцам в форме солдат афганской армии? На кой черт она их обременяла, если через час-другой плененным обороняющимся станет доподлинно ясно, кто пришел их убивать? Какой дурень придумал эту легенду — дескать, ежели мы под них замаскируемся, то обеспечим себе внезапность проникновения и сведем к минимуму боевые потери?
Знал же тот дурень, что ударят «Шилки», лупанут АГСы (автоматические гранатометы), бойцы попрут «на арапа», в полный рост, в полную силу, в полный голос. Думаю, что знал, и думаю, что не дурень он был, и не другие дурни утвердили его решение. Тогда для чего запустили в бой в одежках с чужого плеча? Думается, на случай провала. Такой вариант не исключался и детально прорабатывался, обретя зловещую преднамеренность. Тому подтверждение — «отход на север», подразделения десантников 103-й воздушно-десантной дивизии, направленные «брать дворец Амина», минометы «Васильки», нацеленные по резиденцию, и вслед им «тяжелая артиллерия». Все это должно было ударить по дому всей мощью, сметая со сглаженной вершины и правого, и неправого. И одно дело — охране подбирать поутру тела убитых заговорщиков, явно афганцев, и форма тому подтверждение (у мертвого не допытаешься, откуда он и кто его послал — с него уже никакого спроса). И совсем иное, когда двор усыпан телами советских бойцов, и «доказательная база» на виду — вот тебе и форма, и остекленелый незрячий голубой глаз. Вот заснять их таких, уже неопасных русских мусульман, и фото французам и американцам передать. Ясно, что будет! Потому и отправили на жертвенный холм наших бойцов в чужом одеянии заведомо отрекшись от нашего солдата и прикрывшись, не дай бог, его безымянным телом.
Кто тот, который додумался до применения минометов против атакующих — своих офицеров и солдат?
Факт с применением «Васильков» в случае неудачи никто и не оспаривал никогда. Сорвись, не дай-то Бог, штурм, и наших «мусульман», и нашу элиту вместе с афганцами, с их детьми и женами, со всем их ЦК, остывшим ужином смешали бы с землей без всякого сожаления. И сказали бы, что «так оно и было». В 1982 году участники штурма собрались в банкетном зале ресторана гостиницы «Пионер», что на Ленинских горах, — отмечали трехлетие операции «Шторм». Во время застолья Алексей Баев выразил сердечное спасибо ротному Володе Шарипову за то, что он немедленно доложил о смерти Амина. И пояснил: если бы доклад опоздал на семь минут, то с кабульского аэродрома по дворцу ударили бы реактивные системы. А что это — поясню. Одна установка, если вмолотит из шестнадцати направляющих стволов, накроет почти три гектара площади — это сплошь густо прореженная пахота, по которой словно циклоп прошелся гигантским лемехом. Земле обеспечен долгий неурожай. Снежный покров превратится в пар, и что-то с чем-то смешивать не потребуется. Ибо после залпового удара смешивать будет нечего. Гукнет. Бухнет. Вздыбит. И вместе с паром земли взовьются на небеса души людские, солдатские. Трепетные и смущенные — ведь даже не успеют испугаться постигшему их Армагеддону.
В какой сволочной башке зародилось это изуверство? Вычислить можно, доказать будет невозможно. Когда надо соблюсти реноме могучей державы, то почему не похоронить еще одну, маленькую, пустяшную тайну, которую и в жизнь не разгадать, и хлопот она излишних не задаст? При условии, что самолеты исчезнут в горах Гиндукуша, где в вечных ледниках не ступала нога человека и куда добраться было бы невозможно — ни завтра, ни через девять лет после войны, ни сейчас. Никогда. Я не случайно рассказал о печальной «эпопее» тридцати четырех десантников, останки которых нашли только через четверть века, но оставили их догнивать до сего дня. На уровне интуиции, на уровне инстинкта опасались солдаты. И горло надсадил замполит, убеждая их, что Родина не забудет своих сыновей, а сам-то на все сто не был уверен — произнесет ли: «Здравствуй, Родина!»
Олег Балашов, отслуживший все годы в КГБ, совсем грустно скажет по этому поводу: «Нет, не напрасно мы были охвачены беспокойством: взорвут нас над горами в самолете, и — концы в воду. Не мерещилось нам такое. Мы знали, с кем дело имеем, как оно запросто может обернуться против нас всех, узнавших государственную тайну. Лучше всех хранят секреты мертвые. Так что неизвестно еще, где страху больше набрались: когда дом Амина штурмовали или когда над Гиндукушем летели, возвращаясь в свой дом…»
Кто тот генерал, который?..
Летописец Бармин приоткрывает нам историю в лицах, повествует: «План операции был утвержден представителями КГБ и минобороны (Иванов, Магометов), завизирован Н.Н. Гуськовым, В.А. Кирпиченко, Е.С. Кузьминым, Л.П. Богдановым и В.И. Осадчим (резидент КГБ). Первыми скрипками, несомненно, были представители Лубянки: советник председателя — генерал Борис Семенович Иванов, заместитель начальника Первого главного управления — генерал Вадим Алексеевич Кирпиченко, руководитель представительства Комитета — полковник Леонид Павлович Богданов, резидент КГБ полковник Осадчий. Чуть позже к ним присоединится шеф Управления нелегальной разведки и спецопераций генерал Юрий Иванович Дроздов. От Минобороны операцию готовили новый главный военный советник Султан Кекезович (так у Бармина), заместитель командующего Военно-десантных войск (по Бармину) Николай Никитович Гуськов и представитель Генштаба Евгений Семенович Кузьмин». Заметьте, воинские звания армейских руководителей даже не указаны, в отличие от своих генералов КГБ.
За этим густым частоколом себялюбцев и усердием подлобызников, «огласивших список полностью», что-то и не разглядеть непосредственного руководителя операции — полковника Василия Колесника. Понятно, чекист о чекисте вещает, тумана нагоняет, тужится в придумывании героического содержания, крепит авторитет КГБ. А сколько подобострастного уважения проявлено в перечислении всех титулов, и все — по имени да по отцу-батюшке. Осадчему, заметьте, не повезло — не величали его наряду с другими, как надо и достойно, по имени-отчеству. Не потому ли, что на день написания воспоминаний он, полковник Осадчий, долгие годы опекавший Бабрака Кармаля, дивным образом скоропостижно скончался? Его одного Кармаль уважал. И о генерале Дроздове Федор как-то так, походя, вскользь сказал, вроде даже мимоходом. А за словами «чуть позже присоединился» — так и вообще видится скверный образ: сбоку припека. Не затронула ли болезненно эта «недооценка» генерала от «нелегальной разведки и спецопераций», что он, поднатужась, сам о себе хорошо рассказал и как надо подправил и Федора бестолкового, а заодно и толково историю наших спецслужб.
В интервью журналисту газеты «Подмосковные известия» (№ 29, 1996 г.) на вопрос: «Когда перед вами была поставлена задача на штурм?..» — генерал ответствовал очень бойко: «Андропов 27 декабря, где-то в три по кабульскому времени, в разговоре по телефону сказал мне: „Не хотелось бы, но — придется“. А затем: „Это не я тебя посылаю“, — и всех до единого членов Политбюро перечислил, кто был в комнате рядом с ним…»
Нам, читателям, предложено, видимо, воспринимать сокровенные и криво выверенные слова чекиста образом следующим. А именно: мол, почесал затылок председатель КГБ СССР, сокрушенно вздохнул по поводу того, что «не хотелось, но… надо, Юра», и, набравшись духу, будучи принужденным обстоятельствами, благословил на дело, освященное их высокопреосвященствами-владыками из языческого храма: Политбюро ЦК КПСС. Для которых, между прочим, Юрий Дроздов был просто-напросто «какой-то там генерал».
Вот такая расчудесная история получается, исходя из версии — нелепой придумки Дроздова. Не в пику генералу, а по ходу пьесы да будет сказано: за семнадцать лет можно же было придумать что-то более весомое, убедительное, толковое. А то ведь брякнул мемуарист, как клинописью в пещере первобытный человек написал.
Цитата: «Многие годы скрывалось, что эта идеально спланированная, блестяще выполненная операция, не имеющая аналогов в мире, родилась в недрах КГБ». Так нескупо расшаркался в похвальбе Геннадий Петрович Кузьмичев, бывший в 1985–1986 годах советником-посланником в правительстве ДРА. Десятки авторов по вполне понятным причинам воспевали хвалу чекистам, уповая вначале на их высокое «военное искусство» и только потом на их отвагу (с чем нельзя не согласиться!). Обратился же я к книге Кузьмичева по той причине, что она — «вчерашняя». Прямо с пылу, с жару выскочила она на книжные развалы и застолбила в очередной раз расхожее вранье…
И нет ответа — кто тот генерал, и остаются только трупы да покалеченные парни на всю оставшуюся жизнь. Человеческий разум цепенеет от подобных преступных решений. Что ж ты, товарищ генерал, молчишь и в правде своей остаешься немым и глухим? Сколько должно еще минуть лет и десятилетий, чтобы авторы решились наконец вымолвить правду? Или дело здесь не во времени? Категории нравственности не подправляются веками. Нравственность — суть незыблемого, и дело только и исключительно в самой сущности человека…
Как бы не забыть! Генерал-полковник Магометов Салтан Кеккезович будет награжден орденом Ленина. И генерал Борис Семенович Иванов — тоже. И орденом. И Лениным…
Назад: 1
Дальше: Вместо эпилога