Сплав мягкого «сеньор» и рубленого «Хенрик ван дер…» слух не резал, однако между собой и простоватой внешностью нового знакомого сочетался, как коза с гармонью. Но совсем не это беспокоило Веклемишева. При всем добродушии и улыбчивости ван дер Холста его глаза жили словно сами по себе. Может, Вадим был не прав, но он ощущал подсознанием – холод, если не жестокость, застывшие в глубине зрачков «фермера». Не так уж прост был этот человек, и расслабляться с ним не стоило.

Его, похоже, не удивили скупые, но впечатляющие в этой глуши сведения о Вадиме и Софии. Можно подумать, что раз семь на дню ван дер Холсту встречаются на дороге в Матувельо крутой предприниматель из Парагвая и сотрудник российского торгпредства. Как ни кинь, а этот человек прекрасно понимал, что они именно те самые беглецы из приземлившегося на старом аэродроме «Боинга», на которых местные жители устраивают облаву. И менее всего верилось в альтруизм «цивилизованного» человека. Однако из двух зол выбирают меньшее, и это меньшее на данный момент олицетворял Хенрик ван дер Холст.

Еще стоя на дороге, Веклемишев пробежался наметанным взглядом по мешковатой одежде «фермера» и признаков скрытого под ней оружия не обнаружил. В кабине автомобиля его также не было. По крайней мере на виду ничего огнестрельного хозяин «Доджа» не держал.

София, едва они уселись в машину, поинтересовалась у ван дер Холста, нет ли у него с собой мобильного телефона. Увы, но подобной роскоши в здешних местах не водилось. Вопрос о возможности позвонить из владений сеньора Хенрика повис в воздухе. Он смущенно признался, что телефонный кабель к его дому из Матувельо протянут еще покойным отцом лет примерно сорок назад, поэтому связь неустойчивая. А если точнее, то уже недели две, как ее нет. Вот и извещение о грузе, за которым он ездил в городок, доставил посыльный. Только вчера ван дер Холст дал заявку на телефонную станцию, чтобы неисправность кабеля устранили, но когда это будет сделано, одному богу известно.

Не отрывая взгляда от дороги, сеньор Хенрик нахмурил лоб и после раздумья сказал, что у него имеется коротковолновая радиостанция, по которой он в случае необходимости может связаться с Матувельо. Начальник телефонной станции однажды сказал ван дер Холсту, что в принципе есть возможность скоммутировать станцию с междугородной телефонной сетью. Правда, он этого никогда не делал, потому что на то не было этой самой необходимости.

Дорога, по которой они ехали, была не в пример разбитому проселку к аэродрому. Укатанный ровный асфальт стелился под колеса автомашины. После того, как «Додж» свернул с основной трассы, двигались совсем недолго, не больше пятнадцати минут. Пикап катился по узкой дороге – где две машины с большим трудом смогли бы разъехаться – между ухоженными полями и виноградниками. Веклемишева так и тянуло спросить, чьи же это угодья. И ответ на его вопрос напрашивался из классики: маркиза Карабаса, то бишь Хенрика ван дер Холста. Похоже, это так и было в реальности. Вадим краем глаза ловил внимательные хозяйские взгляды потомка голландских переселенцев на свои владения.

Неожиданно на очередном повороте Веклемишев периферийным зрением поймал в зеркале заднего вида движение. Он потянулся к шнуркам на туфлях, чтобы покрепче их затянуть, и заодно скосил глаза на зеркало. За «Доджем» метрах в пятидесяти ехала машина. Вадим точно не смог разглядеть марку, но то, что это был джип, сомневаться не приходилось. Неужели им на хвост сели ребята Дона?

Как он ни старался скрыть интерес к тому, что творилось за кормой «Доджа», ван дер Холст разглядел его маневры.

– Это мой племянник, Виллем, – успокоил его «фермер». – Он мне помогает вести хозяйство. Вчера вечером в Матувельо парень повеселился от души. Сегодня я его дожидаться не стал, только растолкал перед отъездом. Но все-таки догнал он нас. Ничего, дело молодое. А так он молодчина, умеет работать.

За очередным поворотом, укрытым высокими густыми акациями, показались металлические ворота на каменных столбах.

– Вот и приехали, – добродушно сказал ван дер Холст и нажал на клаксон.

Сигнала можно было не подавать. Молодой индеец в холщовых штанах и такой же рубахе, заслышав рокот двигателя, выбежал откуда-то сбоку и потянул в стороны створки ворот. Асфальт закончился. «Додж» покатился по дорожке, усыпанной мелкой розовой крошкой. Аккуратно подстриженные в английской манере в форме пирамид высотой в человеческий рост кусты внезапно оборвались, явив взорам Вадима и Софии сложенный из белого известняка двухэтажный старинный особняк в викторианском колониальном стиле. Колонны и решетчатые окна, густо увитые виноградом, подчеркивали изысканную строгость архитектуры позапрошлого века.

«Додж» обогнул огромную клумбу и подкатился к ступенькам, поднимающимся между колоннами к парадному подъезду. Их уже ждали двое: пожилой метис в светлых отглаженных брюках и белой рубашке навыпуск и средних лет индеец, одетый попроще, в холстину, как и человек, открывший им ворота. Первый шагнул к машине и с поклоном открыл дверцу со стороны, где сидели Вадим и София. Второй обежал и помог выйти из «Доджа» ван дер Холсту.

– Прошу, господа! Мой дом и мои люди к вашим услугам, – провозгласил сеньор Хенрик и отдал приказания слугам: – Машину разгрузить, сеньора с сеньорой разместить в гостевых комнатах. Приготовьте им сменную одежду, а их костюмы приведите в порядок. Завтрак на четверых через сорок пять минут накройте в южной гостиной.

– Все будет сделано, сеньор Хенрик, – в очередной раз поклонился метис.

Второй слуга уселся за руль и плавно тронул «Додж» с места, освобождая подъезд подкатившему следом джипу «Шевроле». Из него вылез почти двухметрового роста мужчина лет примерно тридцати. Надо полагать, это и был племянник хозяина Виллем. Плечи в косую сажень, пудовые кулачищи, суточная щетина и густой запах перегара с первых минут знакомства Веклемишева к этому громиле не расположили.

– Дядя Хенрик, ну почему вы меня не обождали? – хриплым густым басом вопросил племянник, не проявив ни малейшей заинтересованности к Вадиму и Софии, стоящим рядом с ван дер Холстом. – Только Шошо пристрелили, а вы без охраны…

– Я не Шошо, – строго возразил дядя, – и не сую свой нос в чужие дела. А еще, мне кажется, ты позабыл поздороваться с нашими гостями.

– Здравствуйте, – перевел угрюмый взгляд с дяди на Вадима и Софию детина.

Неожиданно его нижняя челюсть заметно отвисла, и он мгновенно скосил глаза на свой джип. Разгадать мимику племянничка для Веклемишева труда не составило. Парень понял, кто они такие, и в машине, без сомнения, лежало оружие.

– А это не… – недоуменно пробасил Виллем.

– Я сказал, это наши гости, – властно перебил его дядя. – Тебе, Виллем, также надо привести себя в порядок перед завтраком.

На физиономии племянника проступили черты, говорящие о нехарактерной для парня активизации тяжелого мыслительного процесса. Наморщенный лоб и прищуренные глаза выдавали, что громила не очень-то любил шевелить мозгами. Оставив его в задумчивости на ступеньках парадного входа, Вадим и София, повинуясь почтительному жесту руки метиса, надо полагать, исполнявшего должность мажордома у Хенрика ван дер Холста, проследовали за ним в особняк.

Тяжелые шторы и лепнина на потолке и по углам, старинная мебель с потемневшими позолотой и лаком, литые чугунные решетки лестницы, ведущей на второй этаж, похоже, были неизменны со времен прадедушки нынешнего хозяина. Гостевая комната на втором этаже, куда метис привел Вадима, также была не тронута современностью. Огромная кровать, закрытая балдахином на витых деревянных столбах, тяжелое кресло у окна, шкаф с резным орнаментом, деревянная конторка с витиеватым вензелем на дверках вызывали искреннее уважение своим антикварным обликом. Особняк больше походил на музей древностей, чем на жилой дом.

А вот ванная комната, напротив, отличалась всеми благами цивилизации. Сверкающая хромом современная сантехника без проблем выдавала горячую и холодную воду и даже пузырила воду в джакузи. Настенный фен регулировал температуру потока воздуха, в секунды суша волосы и тело. В шампунях и гелях также недостатка не было.

Памятуя о завтраке, Вадим не больше десяти минут нежился в ванной. Встав под сильные струи душа, он смыл с себя грязь и пот прошедших суток. Высушившись под феном, Веклемишев завернулся в полотенце и вышел в спальню. Там он застал мажордома, принесшего ему, как приказал хозяин, одежду на смену.

– Разрешите забрать ваш костюм, сеньор, – повернулся к нему метис, и его глаза, расширившись, удивленно скользнули по груди Веклемишева, на которой были хорошо видны четыре безобразные пулевые отметины, перечеркивающие ее справа налево, от плеча к пояснице.

– Заберите, – кивнул Вадим и отвернулся к окну.

Бумажник и документы, перед тем как идти в ванную, он вынул из внутреннего кармана пиджака и спрятал под подушку. Туда же отправился и «кольт».

– Через восемнадцать минут вас ждут к завтраку, сеньор, – напомнил ему мажордом и вышел из комнаты.

Веклемишев кинул взгляд на наручные часы, которые он, сняв, уложил на инкрустированную прикроватную тумбочку, и стал одеваться в принесенную одежду. Светлые брюки и такая же рубашка оказались чуточку свободными. Пока Вадим плескался в ванной, его туфли успели привести в порядок. Не забыли и про носки, новехонькие, еще с биркой, они лежали на стуле, под которым стояли туфли. Правда, об этом можно было и не беспокоиться. Свои носки и трусы Веклемишев, припомнив анекдот о проститутке, дорвавшейся до горячей воды в «Интуристе», простирнул в ванной и высушил под феном.

Одевшись, Вадим, секунду поразмыслив, достал из-под подушки бумажник и документы и рассовал по карманам. Так, на всякий случай. Свой карман куда надежнее чужого сейфа. Пистолет он оставил на прежнем месте. Появление за завтраком с «кольтом» за поясом вряд ли можно было считать признаком хорошего тона. Ровно без двух минут до назначенного времени Вадим стоял в коридоре. Почти одновременно с его выходом дверь напротив распахнулась и в дверном проеме появилась София. Новый наряд спутницы не слишком отличался от его собственной экипировки. Такие же светлые брюки и блузка, даже, кажется, из того же материала, только в женском исполнении. Кроссовки Амаранты были заменены на легкие полотняные туфельки.

Метис-мажордом с традиционным поклоном пригласил гостей следовать за ним. Южная гостиная, в которой Хенрик ван дер Холст собирался потчевать Веклемишева и Софию завтраком, представляла собой небольшой зальчик с окнами, выходящими в сад. Она была уставлена резной мебелью из светлого дерева. Прекрасно освещенная гостиная радовала глаз уютом и какой-то легкой домашностью, особенно заметной после величественного викторианского холода холла, средневекового балдахина над кроватью и таинственных вензелей на потемневших от времени боках конторки.

Ван дер Холст уже ждал своих гостей. Он также переоделся во все белое. От внешности пьющего «фермера» средней руки в нем осталась одутловатость лица, которая в новой обстановке уже не смотрелась следствием чрезмерного употребления спиртного, а навевала грустные мысли о естественных возрастных недугах. Племянник к завтраку запаздывал.

Хозяин величественным жестом пригласил гостей к столу, на котором стояли четыре прибора. Хотел ли ван дер Холст удивить Вадима и Софию или так в этом доме было заведено, но приборы были укомплектованы в полном сответствии с правилами столового этикета – во всем своем множестве и разнообразии ложек и ложечек, вилок и вилочек, ножей и щипчиков. Похоже, впечатление первых минут знакомства с потомком голландских переселенцев несколько обманывало. Не так уж прост был сеньор Хенрик ван дер Холст, каким казался поначалу.

Однако и Вадим, при всем своем пролетарском происхождении, хотя, стоило предположить, возможных в отдаленном прошлом родословных «голубых кровях», имел-таки представление, как пользоваться всем этим многообразием. Извините, сеньоры землевладельцы и капиталисты, учили-с нас в свое время правилам хорошего тона. И преподаватели были из тех, кто за королевскими столами в Европах сиживал. Так что в грязь лицом ударять он не собирался.

Веклемишев глянул на Софию, усевшуюся напротив него. И на его спутницу накрытый по всем канонам столового этикета стол особого впечатления не произвел.

За дверью послышались тяжелые шаги, и в гостиной появился Виллем. Племянник хозяина, в отличие от гостей и дяди, был одет во все темное. Он привел себя в порядок, побрился и выглядел уже не так отвратно, как при знакомстве, однако по-прежнему к себе не располагал. Виллем угрюмо огляделся, остановив взгляд на каждом из присутствующих, и коротко кивнул. Веклемишеву, правда, показалось, что этот кивок предназначен не всем, а конкретно дяде.

– Виллем, ты опаздываешь, – наставительно произнес ван дер Холст. – Ты знаешь, я привык к порядку…

– Прошу прощения, сеньор, – пробасил племянник, усаживаясь за стол напротив дяди. Веклемишеву показалось, что он это произнес с неким скрытым сарказмом. Заняв место, громила уткнулся носом в тарелку и до окончания завтрака так и не поднял глаз на присутствующих и не вымолвил ни слова, а лишь активно поглощал пищу.

Веклемишев мало участвовал в разговоре. Во-первых, он просто был голоден, а во-вторых, тема, которую нашли София и хозяин дома, его не то чтобы не волновала, он от нее был так же далек, как декабристы от народа. Экспортные оптовые цены на сельскохозяйственную продукцию, поставляемую из стран Южной Америки в Европу, Вадима волновали не более чем погода на Алеутских островах.

Его в настоящее время заботило другое. Веклемишев случайно поймал взгляд Виллема, брошенный в окно, и проследил за ним. И там он разглядел кое-что занимательное, а точнее, человека с ружьем, вернее, – с помповой винтовкой, стоявшего за деревом в непосредственной близости от окон так называемой южной гостиной. Это удивило и насторожило одновременно. До сего момента Вадим не замечал вооруженной охраны вокруг особняка Хенрика ван дер Холста. Ему показалось, что появление часовых под окнами и короткий кивок, обращенный к дяде племянником, могли быть взаимосвязаны.