Книга: Божественная комедия
Назад: ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Дальше: ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Круг седьмой — Третий пояс — Насильники над божеством
1. Объят печалью о местах, мне милых,
Я подобрал опавшие листы
И обессиленному возвратил их.

4. Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,
Где третий пояс лег внутри второго
И гневный суд вершится с высоты.

7. Дабы явить, что взору было ново,
Скажу, что нам, огромной пеленой,
Открылась степь, где нет ростка живого.

10. Злосчастный лес ее обвил каймой, 
Как он и сам обвит рекой горючей;
Мы стали с краю, я и спутник мой.

13. Вся даль была сплошной песок сыпучий,
Как тот, который попирал Катон, 
Из края в край пройдя равниной жгучей.

16. О божья месть, как тяжко устрашен
Быть должен тот, кто прочитает ныне,
На что мой взгляд был въяве устремлен!

19. Я видел толпы голых душ в пустыне:
Все плакали, в терзанье вековом,
Но разной обреченные судьбине.

22. Кто был повержен навзничь, вверх лицом, 
Кто, съежившись, сидел на почве пыльной,
А кто сновал без устали кругом.

25. Разряд шагавших самый был обильный;
Лежавших я всех меньше насчитал,
Но вопль их скорбных уст был самый сильный.

28. А над пустыней медленно спадал
Дождь пламени, широкими платками,
Как снег в безветрии нагорных скал.

31. Как Александр  , под знойными лучами
Сквозь Индию ведя свои полки,
Настигнут был падучими огнями

34. И приказал, чтобы его стрелки
Усерднее топтали землю, зная,
Что порознь легче гаснут языки, —

37. Так опускалась вьюга огневая;
И прах пылал, как под огнивом трут,
Мучения казнимых удвояя.

40. И я смотрел, как вечный пляс ведут
Худые руки, стряхивая с тела
То здесь, то там огнепалящий зуд.

43. Я начал: "Ты, чья сила одолела
Все, кроме бесов, коими закрыт
Нам доступ был у грозного предела, 

46. Кто это, рослый, хмуро так лежит, 
Презрев пожар, палящий отовсюду?
Его и дождь, я вижу, не мягчит".

49. А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,
Его гордыне, отвечал, крича:
"Каким я жил, таким и в смерти буду!

52. Пускай Зевес замучит ковача, 
Из чьей руки он взял перун железный,
Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,

55. Или пускай работой бесполезной
Всех в Монджибельской кузне  надорвет,
Вопя: "Спасай, спасай. Вулкан любезный!",

58. Как он над Флегрой  возглашал с высот,
И пусть меня громит грозой всечасной, —
Веселой мести он не обретет!"

61. Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,
Какой я в нем не слышал никогда:
"О Капаней, в гордыне неугасной —

64. Твоя наитягчайшая беда:
Ты сам себя, в неистовстве великом,
Казнишь жесточе всякого суда".

67. И молвил мне, с уже спокойным ликом:
"Он был один из тех семи царей,
Что осаждали Фивы; в буйстве диком,

70. Гнушался богом — и не стал смирней;
Как я ему сказал, он по заслугам
Украшен славой дерзостных речей.

73. Теперь идем, как прежде, друг за другом;
Но не касайся жгучего песка,
А обходи, держась опушки, кругом".

76. В безмолвье мы дошли до ручейка,
Спешащего из леса быстрым током,
Чья алость мне и до сих пор жутка.

79. Как Буликаме  убегает стоком,
В котором воду грешницы берут,
Так нистекал и он в песке глубоком.

82. Закраины, что по бокам идут,
И дно его, и склоны — камнем стали;
Я понял, что дорога наша — тут.

85. "Среди всего, что мы с тобой видали
С тех самых пор, как перешли порог,
Открытый всем входящим, ты едва ли

88. Чудеснее что-либо встретить мог,
Чем эта речка, силой испаренья
Смиряющая всякий огонек".

91. Так молвил вождь; взыскуя поученья,
Я попросил, чтоб, голоду вослед,
Он мне и пищу дал для утоленья.

94. "В средине моря, — молвил он в ответ, —
Есть ветхий край, носящий имя Крита,
Под чьим владыкой был безгрешен свет. 

97. Меж прочих гор там Ида знаменита;
Когда-то влагой и листвой блестя,
Теперь она пустынна и забыта.

100. Ей Рея вверила свое дитя,
Ища ему приюта и опеки
И плачущего шумом защитя. 

103. В горе стоит великий старец некий; 
Он к Дамиате обращен спиной
И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.

106. Он золотой сияет головой,
А грудь и руки — серебро литое,
И дальше — медь, дотуда, где раздвои;

109. Затем — железо донизу простое,
Но глиняная правая плюсна,
И он на ней почил, как на устое.

112. Вся плоть, от шеи вниз, рассечена, 
И капли слез сквозь трещины струятся,
И дно пещеры гложет их волна.

115. В подземной глубине из них родятся
И Ахерон, и Стикс, и Флегетон;
Потом они сквозь этот сток стремятся,

118. Чтоб там, внизу, последний минув склон,
Создать Коцит; но умолчу про это;
Ты вскоре сам увидишь тот затон".

121. Я молвил: "Если из земного света
Досюда эта речка дотекла,
Зачем она от нас таилась где-то?"

124. И он: "Вся эта впадина кругла; 
Хотя и шел ты многими тропами
Все влево, опускаясь в глубь жерла,

127. Но полный круг еще не пройден нами;
И если случай новое принес,
То не дивись смущенными очами".

130. "А Лета где? — вновь задал я вопрос. —
Где Флегетон? Ее ты не отметил,
А тот, ты говоришь, возник из слез".

133. "Ты правильно спросил, — мой вождь ответил.
Но в клокотаньи этих алых вод
Одну разгадку ты воочью встретил. 

136. Придешь и к Лете, но она течет
Там, где душа восходит к омовенью,
Когда вина избытая спадет".

139. Потом сказал: "Теперь мы с этой сенью 
Простимся; следуй мне и след храни:
Тропа идет вдоль русла, по теченью,

142. Где влажный воздух гасит все огни".

Назад: ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Дальше: ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ