И понеслось…

Команда «Любовницы ветра» высыпала на палубу и обрушила на приближающиеся шлюпки град стрел.

Наши носовые катапульты, стоило им только показаться из-за края скальной гряды, послали зажигательные стрелы в борт ближайшего галеаса.

Мы с дядей Вовой тоже не стали мешкать и, как только в прицел «Браунинга» попал румпель неприятельского руля, раскрошили его меткой очередью.

Причем, поскольку лента была снаряжена через один зажигательными, мы заодно подожгли и кормовую надстройку.

Конечно, мы застали противника врасплох.

Но, с другой стороны, против нас действовали знаменитые «медные руки», а не всякая там провинциальная шелупонь или малоразвитые циклопы. Поэтому на галеасах быстро оправились от неожиданности и для начала открыли по нам огонь из станковых арбалетов.

Но тяжеленные арбалетные болты толщиной в два пальца, которые влет пробивали любую кирасу и наносили страшные увечья, были еще цветочками! Самым страшным оружием врага оказались солнечные пушки.

В тот момент мы с дядей Вовой, конечно, не знали таких мудреных слов. Поэтому наше знакомство с этим вредоносным агрегатом состоялось безо всяких церемоний.

Прямо скажем, агрегат по нам выстрелил. Но, к счастью, не попал. В противном случае самое малое, что нас с дядей Вовой ждало, – тяжелейшие ожоги всего тела. И никакой броник, никакая каска не помогли бы…

Столб лимонно-желтого света рухнул карающим ангельским мечом на ахтеркастль «Голодного кракена». Планширь с фальшбортом тотчас полетели врассыпную жаркими угольями, а палубный настил загорелся будто сухая солома.

– Да там у них солнечная пушка, разрази меня гром! – взвизгнул одноглазый матрос.

Тут надо отдать должное Лоду.

Старый пират побелел как мел, но сохранил самообладание. И, мгновенно сориентировавшись, отдал единственно верный приказ. Он обернулся к нам и сказал, указывая своим мечом в сторону вражеского галеаса:

– Видите у них на баке стеклянный куб? В нем линзы и зеркала из золота алхимиков… Если вам удастся разбить всё это, мы спасены.

– Разбивать – наша работа, – сказал дядя Вова задорно и, тщательно прицелившись, послал в приметный куб, близ которого колдовали три фигуры в балахонах боевых магов, длинную очередь.

Поначалу мне показалось: никакого эффекта нет.

Но тут же я сообразил: никакого эффекта и не было! Хрупкое с виду сооружение, внутри которого проворачивался механический гибрид радиолокатора и гирокомпаса из полупрозрачного материала, выдержало попадание двенадцатимиллиметровых пуль «Браунинга»! То есть эта зараза, чтоб вы понимали, демонстрировала свойства сорокамиллиметровой цементированной брони!

– Стреляйте еще! Защита у них крепкая, но не вечная! Однажды мне удалось ее пробить из двухпудового стреломета! – крикнул Лод страстно.

Мы с дядей Вовой переглянулись.

– Знаешь что, – сказал я старшине, – попробуй поджечь основание этого куба. А я метнусь к «Утесу», у него баллистика лучше.

Дядя Вова рассеянно кивнул. Хотя мне показалось, он не сильно верил в мой план.

Так мы и поступили.

Дядя Вова разворотил пулями фальшборт галеаса и всадил несколько зажигательных в массивную тумбу солнечной пушки.

Очень вовремя!

Поворотный механизм пушки сразу же заклинило, и следующий световой импульс этого гиперболоида инженера Гарина снова прошел мимо нас.

При этом разлетелась на раскаленные куски любимая подзорная труба Лода, превратилась в пепел целая бухта каната и раскололся надвое корабельный колокол.

«Если это был промах, то каким же должно быть прямое попадание!» – промелькнуло в моей голове.

Но я в тот миг был уже далеко, на форкастле.

Развернув «Утес», я опорожнил пол-ленты в надежде все же разбить центральный куб солнечной пушки.

И, что характерно, полвека эволюции автоматического оружия все-таки не прошли даром!

«НСВ-12,7 Утес» – это вам не «Браунинг M2» (ровесник разборок гангстеров-бутлегеров в Чикаго и Нью-Йорке, всех этих психов: Аль Капоне, Голландца Шульца, Джона Диллинджера).

Стеклянный куб лопнул!

Его содержимое водоворотом сияющих брызг разлетелось по окрестностям, поджигая все на своем пути!

На галеасе занялся второй пожар.

Я обернулся, выискивая взглядом дядю Вову. Цел ли?

У старшины всё было, что называется, «норм». В мою сторону он даже не посмотрел.

А вот Лод – Лод глядел на меня глазами, исполненными такой пылкой благодарности и такого уважения, что… мне на минуту показалось, будто я его любимый сын, закадычный друг и самый верный компаньон в одном флаконе.

Зная, каким злобным хрычом являлся по натуре Лод Рыжая Борода, можно себе представить, как высоко оценил он наш с «Утесом» успех…

Но вернемся к нашему Ютландскому сражению, динамика которого дала бы сто очков тому, историческому.

Должен сказать, что одна вещь, самая важная в морском сражении, оставалась для меня пока неясной.

Если главным калибром врага служила солнечная пушка, и можно было поверить, что выстрелов за семь-восемь она бы подожгла наш галеас целиком, то совершенно неясным оставалось: каков же главный калибр «Голодного кракена»?

Его четыре стреломета могли, конечно, отрывать головы людям, пробивать насквозь борта и доставлять к цели зажигательные горшки. Но для того чтобы серьезно навредить живучести большого галеаса, этого явно было недостаточно!

Из истории я знал, что до появления пушек «главным калибром» военных кораблей обычно служил таран – здоровенный бивень, смонтированный чуть пониже ватерлинии с таким расчетом, чтобы пробивать вражеский борт под водой.

Но на нашем галеасе тарана вроде не было. Вместо него из носа «Голодного кракена» торчал шпирон – специальный абордажный мостик. С его помощью утопить вражеский корабль у нас вряд ли вышло бы…

«Да и как себе Лод представляет абордаж в нашей ситуации? – мрачно подумал я. – Ведь у нас нет даже численного преимущества над командой вражеского галеаса! Вдобавок с нами нет ни одного боевого мага – после того как Кадама высадили на необитаемом острове из-за нелояльности… А ведь на имперских галеасах боевых магов сразу несколько! Неужели старый циничный Лод всерьез полагается только на наши с дядей Вовой пулеметы?»

При мысли, что сейчас, возможно, ради спасения своей шкуры придется уложить человек двадцать стражей порядка (полицейских, как ни крути!), мне делалось не по себе.

Я вообще не люблю убивать. Даже самых оголтелых сомалийских пиратов, даже самых отпетых преступников! А тут вдобавок получалось, что преступник – это я, а силы правопорядка – это они!

К моему огромному облегчению, работа главного калибра «Голодного кракена» была мне продемонстрирована тут же.

Где-то у меня под ногами, в глубинах носового отсека, заскрипели блоки и поднялись две массивные крышки, закрывавшие те самые загадочные носовые порты, о которых любил поговорить наблюдательный дядя Вова.

Затем раздались два слитных увесистых удара, и из портов в воду выпорхнули две бронзовые трубы. Точнее сказать, то были обрезки труб, снабженные в передней части примитивными коническими обтекателями, а в хвостовой части – хреновиной вроде спирального ножа мясорубки (позднее я вспомнил, что такая называется винтом Архимеда).

Внутри каждой трубы что-то душераздирающе поскрипывало и скрежетало. Винт Архимеда бешено вращался, благодаря чему вся конструкция, представьте себе, достаточно уверенно плыла по воде, то и дело подпрыгивая на гребнях волн летучей рыбой!

Куда же направлялись эти штуки, спросите вы?

Да прямиком в кормовую часть вражеского галеаса!

И тут меня осенило…

Это никакие не «штуки». Это самые настоящие торпеды!

Правда, вместо нормального гребного винта они используют примитивный винт Архимеда. И уж совершенно непонятно, что приводит их винты в движение, ведь явно же тут нет ни аккумуляторов, ни керосина!

Тогда что? Небось какая-нибудь магия?

Но тут мой взгляд упал на два переносных ворота. Которые, если помните, крутили матросы в самом начале этого боя. Я тогда еще слышал щелканье храповика и гадал, к чему бы эти «щелк-щелк-щелк»…

И головоломка собралась!

Да в этих торпедах стояли самые обычные пружины!

Пру-жи-ны!

Как в старых механических часах!

Передо мною была заводная игрушка, только очень большая!

Ну и последним вопросом оставалось, что же у этих торпед в боевой части. Пороха, как я понял, у наших новых друзей отродясь не водилось. Может быть, там такая же химическая бяка, как в солнечной машине?

Однако все оказалось проще.

На полпути к цели торпеды выпустили из носовой части двухметровые щупы.

И вот когда торпеды достигли борта галеаса и щупы эти уткнулись в осклизлые доски, они, где-то в недрах торпед, сбросили с защелок мощные взведенные пружины!

Что же получилось?

Конические головные части торпед, которые оказались всего-то тяжелыми литыми болванками, с изрядным ускорением грохнули в ватерлинию имперского галеаса и… пробили в нем порядочные дыры, в которые тотчас хлынула морская вода!

То есть, если угодно, торпеды эти и были таранами, только «на ножках», действующими отдельно от своего корабля…

– Интересно девки пляшут, – прочувствованно произнес дядя Вова, который тоже во все глаза следил за этой торпедной атакой. Теперь старшина перешел с кормы в нос, чтобы поработать «Печенегом» по новому целеуказанию Лода.

А целеуказание было таким: «Бить по веслам!»

Нам повезло – на втором галеасе «медноруких» солнечной пушки не было.

Вместо нее в центре композиции находился многоствольный автоматический стреломет. При помощи этой дьявольской машинки галеас сеял смерть и разрушение на палубе «Любовницы ветра».

Напомню, что в первые минуты боя «Любовница ветра» перебила экипажи обеих шлюпок, направлявшихся к ней с галеаса стражников, а затем продолжала отвлекать внимание от атаки «Голодного кракена» чем могла.

Но могла она, увы, немногое.

Под градом двухметровых стрел, сыплющихся на нее с имперского галеаса, «Любовница ветра» чувствовала себя больной и нелюбимой.

И снова нас с дядей Вовой использовали в качестве инструмента контрбатарейной борьбы, как непременно выразился бы мой командир капитан Баранов…

Мы дали по вредному стреломету несколько очередей – из него посыпались бронзовые шестеренки и штырьки, щепки и медяшки.

Ну а потом наш «Кракен», не сбавляя хода, дал право руля, и мы с дядей Вовой едва не вылетели за борт – естественно, из-за крена!

Тут же форштевень корабля обрушился на весла по правому борту второго галеаса. И мы начали ломать их, одно за другим, как спички!

Обращаю ваше внимание: Лод шел на огромный риск, направляя свой галеас между двумя вражескими.

Конечно, один из них тонул и уже практически не управлялся – его неумолимо натягивало течением на скалы Морского Царя.

Но ведь второй корабль, несмотря на утрату главного калибра, был еще достаточно боеспособен!

Мы немедля изведали его ярость на своей шкуре… По «Кракену» били одновременно две уцелевшие катапульты «медноруких», шесть штук станковых арбалетов с вертлюг на планшире и штук тридцать луков!

При всем драматизме предшествующих минут боя, эта, пожалуй, стала самой страшной.

Трещали весла.

Летела щепа с бортов.

Падали замертво лучшие люди Лода.

И я вдруг со всей отчетливостью подумал о том, что ведь скорей всего мы больше никогда не вернемся не то что домой, в Севастополь, не то что на «Ретивый», но даже и в свою каюту на «Голодном кракене»…

В довершение всех бед с борта галеаса к нам полетели абордажные крючья. Отважные слуги императора явно собирались схватиться с нами в рукопашной и выпустить всем кишки!

И тут настоящий подвиг совершил боцман Камель.

Размахивая двумя топорами, он бросился к фальшборту и начал в бешеном темпе рубить абордажные крючья, изрыгая проклятия словно кипящий чайник горячие брызги.

Филигранное мастерство показали и гребцы. Дело в том, что, спасая весла с левого борта, им поначалу пришлось втянуть их на полдлины в порты. Так мы ломали весла вражеского галеаса, сохраняя свои. Но из-за того, что они больше не гребли, а корабль двигался через мешанину переломанных бревен, мы почти потеряли ход. А единственное, что могло нас спасти – это хороший рывок вперед. И вот, осознавая это, гребцы смогли, встав на скамьи в полный рост, начать грести по левому борту веслами, опущенными под острым углом так, чтобы они проходили под килем вражеского галеаса!

Толчок.

Еще один мощный толчок.

Порвались канаты на абордажных крючьях, до которых еще не добрался Камель, объятый по самые брови боевым безумием.

И «Голодный кракен» прыгнул вперед – вперед, туда, где кипели волны на рифах!

Я весь сжался, ожидая удара.

Но, бешено вращая рулевое колесо, Лод собственноручно швырнул корабль влево.

Мы навалились скулой на шпирон галеаса «медноруких».

Мы вырвали якорь из их клюза.

Мы наконец-то потеряли треть весел с левого борта раздробленными об их киль.

Но, подхваченные попутным водоворотом, мы все-таки проскользнули вперед и вырвались на чистую глубокую воду. А потерявший управление галеас врага, имя которого я так никогда и не узнал, пошел лагом и с маху ударился о камни, о черную корону зловещего Морского Царя…

Вот и все. Таким был итог всех наших геройств.

Оба великолепных имперских галеаса остались на рифе. Один – полузатопленный. Другой – на плаву, но все равно обездвиженный.

Теперь им стало совсем не до нас, не до нашего золота.

Они боролись за живучесть.

Они бегали и кричали.

Кое-кто еще постреливал нам в спину – чисто из врожденной злобности. Но это было, конечно, уже не то.

Мне вспомнилось, что картежники, которых на «Ретивом» было полным-полно, любили приговаривать, мол, «новичкам всегда везет». Теперь я доподлинно знал: больше всех везет негодяям…